Текст книги ""Фантастика - 2024". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) (ЛП)"

Автор книги: Михаил Атаманов

Соавторы: Михаил Медведев,Надежда Сакаева,Кайла Стоун
сообщить о нарушении

Текущая страница: 228 (всего у книги 359 страниц)

Глава 11

Джулиан

День двадцать первый

Джулиан и Розамонд стояли в ее просторной кухне, с белыми глянцевыми шкафами, гладким мрамором и блестящей высококлассной техникой. Они стояли лицом друг к другу по разные стороны острова.

– Что, черт возьми, только что произошло? – спросила Розамонд у Джулиана. – Почему у меня на руках два трупа?

Джулиан все еще был в куртке, шапке и перчатках. Снег осыпался с его ботинок на полированный деревянный пол. Он вдыхал восхитительный аромат готовящейся пиццы, доносящийся из духовки.

Тепло омывало его лицо. Электрические лампы излучали мягкое теплое свечение. Розамонд постоянно держала генераторы включенными, чтобы подпитывать солнечную энергию.

Наступил вечер. Окна были темными. Снаружи таились холод, ветер и снег.

Ничто не могло проникнуть в этот дом, где все казалось нетронутым хаосом, как муха, пойманная в янтарь. Мебель чистая, полки вытерты, все безупречно, как и его мать.

Здесь по-прежнему включался и выключался свет, а вода лилась из крана по команде. Прошло всего три недели, а горячий душ уже казался чудесным, драгоценным даром.

Свежий гнев вспыхнул в нем, когда он рассказал о нападении на Дэррила Виггинса и попытке горожан захватить дом в «Винтер Хейвене».

– Они думают, что заслуживают «Винтер Хейвен». Они хотят его для себя.

Розамонд сцепила пальцы на столе. Ее отполированные алые ногти сверкнули на свету.

– Понятно.

– Они его не заслуживают. Они могли бы купить один из этих домов много лет назад. Но не купили. Это их выбор. Теперь им придется с этим жить. Все остальные здесь заслужили это. Именно мы находимся на передовой, чтобы сохранить город в безопасности. Самое меньшее, что мы можем сделать, это дать людям из совета и ополченцам крышу над головой.

– Не все это понимают.

Джулиан снял перчатки и засунул их в карман.

– Мы должны просто дать им умереть с голоду. Зачем мы так стараемся, чтобы их прокормить, если они отвечают нам подобным образом?

– Это наш город, – тихо сказала Розамонд. – Наши люди. Это наша работа – моя работа – обеспечивать их. Пока я в состоянии, я буду это делать. – Выражение ее лица ожесточилось. – Но при этом я не буду стоять в стороне и позволять им вредить друг другу и вести себя как избалованные дети.

– Что ты собираешься делать?

Таймер духовки пискнул. Розамонд достала из ящика кухонные рукавицы. Открыв духовку, она вытащила противень с пиццей и поставила его на плиту остывать.

Сыр аппетитно пузырился. Уловив дразнящий запах, желудок Джулиана заурчал.

Она стянула рукавицы и вернула их в ящик.

– Знаешь, по чему я скучаю больше всего? По салату. Чего бы я сейчас не отдала за миску смешанной зелени, политой бальзамическим уксусом.

Он всегда ненавидел салат.

– Что будет дальше?

Его мать подошла к большому холодильнику из нержавеющей стали и открыла морозильную камеру. Морозилка была забита продуктами – фруктами, овощами, мясом и мороженым. Джулиан знал, что в гараже у нее есть еще две морозильные камеры, и обе они ломятся от продуктов. Не говоря уже о ящиках в подвале.

Она достала пакет замороженной клубники и буханку чесночного хлеба и поставила их на мраморный остров.

– Передай людям Саттера, чтобы они прекратили кормить всех, кто участвовал в нападении. И их семьи.

– Это сработает. Вот только есть одна проблема. Эти конкретные семьи не пойдут в общественный распределительный центр в средней школе.

– В каком смысле?

– Они получают всю бесплатную еду, которую хотят, от Аттикуса Бишопа.

Рот его матери дернулся. Кожа вокруг глаз натянулась.

– Это проблема только из-за тебя.

Джулиан ничего не мог с собой поделать; он вздрогнул.

– Ты должен был остановить Бишопа несколько недель назад.

Негодование вскипело в нем.

– Я остановил! Я пытался! Откуда мне было знать...

– В этом-то и проблема? Ты никогда не знаешь. Ты никогда не планируешь. Ты никогда не продумываешь все до конца. Ты просто действуешь – необдуманно и опрометчиво, не обращая внимания на последствия. У всех действий есть последствия, Джулиан. Они как домино, одно падает за другим. Если ты не знаешь, куда именно упадет последняя костяшка, значит, ты действуешь вслепую. Самые сильные лидеры – те, которые остаются в живых, те, которые оставляют настоящее наследие – они никогда не действуют необдуманно. Они никогда не действуют вслепую. Они точно знают, что они делают и почему, на каждом шагу. Понимаешь?

– Да! – защищаясь, воскликнул Джулиан, гнев пронзил его насквозь. – Конечно.

Долгое мгновение она молчала. Открыла упаковку чесночного хлеба, вытащила его и поставила в духовку. Она достала большую миску из шкафа рядом с раковиной и высыпала в нее ягоды.

Джулиан ждал с едва сдерживаемым нетерпением. Он переминался с ноги на ногу, сжимая руки в кулаки. Он хотел защититься, объяснить свои действия, возложить вину на кого-то – на кого угодно, только не на себя.

Он старался сдержать свой гнев, прикусив язык так сильно, что почувствовал вкус крови. Он знал, что лучше не отвлекать мать, когда она в таком состоянии – использует свое молчание как оружие, чтобы подавить его.

Сработало, как обычно. Его лицо горело от унижения. Джулиан чувствовал себя маленьким и бессильным, как букашка, корчащаяся под ее большим пальцем.

Наконец, она остановила свой взгляд на нем. Мать поджала губы и опустила брови, ее глаза сделались острыми, как лед. Взгляд выражал сильное недовольство, глубокое отвращение.

Он ненавидел этот слишком знакомый взгляд. Презирал его. На секунду он представил, как стирает это выражение с ее самоуверенного лица. Как это должно быть приятно. Как придаст сил.

Его мать многозначительно вздохнула.

– Гэвин разобрался бы с этой проблемой. Он умел пользоваться скальпелем, а не молотком. Он всегда знал, что делать.

Ревность глубоко засела в его душе. Джулиан вспыхнул.

– Я знаю, что делать!

Она уставилась на него жесткими глазами, оценивая и находя его достойным внимания.

– Правда?

– Я не дурак, – буркнул Джулиан. – Я понимаю, что ты пытаешься сделать. Тот, кто контролирует еду, контролирует и людей.

– Дело не только в этом. Мы не можем позволить себе инакомыслие. Если будем разделены, мы не сможем противостоять внешним атакам, которые обязательно последуют. – Она устало покачала головой. – Вот чего никто не понимает. Люди не хотят понимать. Они хотят безопасности, но не хотят платить за это. Когда поймут правду, будет уже слишком поздно. Они недалеки умом и упрямы, как дети. Они не знают, что для них лучше. Но мы знаем. Я знаю. Я вынуждена принимать трудные решения за них. Вот почему я отвечаю за них. Именно так я должна руководить.

– Если единственное место, где они смогут получать припасы, – это мы, тогда им придется подчиняться, – сказал Джулиан, пытаясь угодить своей матери. – Таким образом мы заставим их делать то, что хотим. Если кто-нибудь снова нападет на «Винтер Хейвен», мы заберем еду. Пусть эти упрямые отцы и матери смотрят, как их дети голодают. Посмотрим, как это понравится людям.

Розамунд разрезала дымящуюся пиццу ножом и выложила два куска на фарфоровую тарелку. К ним она добавила кусок чесночного хлеба, на который намазала масло, и миску с клубникой. Она села на табурет у острова, развернула тканевую салфетку и разгладила ее на коленях.

Так и не откусив ни кусочка, она уставилась на свою еду.

– Я не понимаю, почему некоторые люди настаивают на том, чтобы действовать вопреки собственным интересам. Я бы хотела, чтобы существовал другой путь.

Желудок Джулиана урчал от голода. Он работал весь день. Прошли те дни, когда он мог свободно забежать в «Макдоналдс» или «Тако Белл».

Мать не поставила перед ним тарелку и не предложила ему кусочек. Он знал, что лучше не просить.

– Другого пути нет, – заявил он.

– Ты прав, сынок. – Она выпрямила свою и без того идеальную осанку. – У нас нет выбора.

– Бишоп отправился на твою спасательную операцию. Пара добровольцев сейчас заведует продовольственной кладовой Кроссвей. Я знаю их. Они не такие, как Бишоп. С ними не будет проблем.

– А когда Бишоп вернется?

– Я с ним разберусь. И с Ноа тоже.

– Ноа позаботится о Бишопе.

Обида пронзила Джулиана.

– Ноа? Почему именно Ноа? Я могу сделать это...

– Я буду решать, что ты можешь или не можешь сделать! – Она бросила на него еще один недовольный взгляд. – Ноа на нашей стороне.

Волна ревности прокатилась по нему. Горечь смешалась с отвращением. Он должен был стать начальником полиции. Он должен управлять этим городом.

А не Ноа Шеридан, его бывший лучший друг.

– Он? Ты в этом уверена?

– Позволь мне самой разобраться с новым шефом полиции. С Ноа нужно больше тонкости. Но он лоялен. Я доверяю ему делать то, что должно быть сделано.

Слова, которые она не произнесла, эхом разнеслись по комнате. Джулиан напрягся.

– Мне ты тоже можешь доверять.

– Посмотрим. – Она нахмурила брови в своей снисходительной, насмешливой манере. – Могу ли я доверить тебе заботу о продовольственной кладовой, или мне нужно привлечь Маттиаса? Как думаешь, на этот раз ты справишься? Сможешь разобраться с этой задачей?

Он проглотил горькую желчь.

– Безусловно.

Его мать проткнула вилкой маленькую замороженную клубнику и поднесла ее к губам.

– Ничто не сравнится со свежесобранной клубникой, но эта все еще имеет сладкую терпкость.

Розамонд медленно, задумчиво жевала. Усмешка исчезла с ее лица. На мгновение она выглядела задумчивой, почти одержимой.

– Во времена великого кризиса мы вынуждены делать то, что должны, чтобы защитить всю общину. Я думала, что того, что произошло, будет достаточно. Что все уже достаточно пострадали.

Она отложила вилку, выражение ее лица смягчилось, и она посмотрела на него теплым, материнским взглядом.

– Ты не единственный, кто совершил ошибку, сын. Я тоже. Мы должны исправить ее сейчас, любыми средствами.

Он вытянулся во весь рост.

– Я готов.

Она кивнула.

– Тогда закончи с этим.

Джулиан уже направлялся к двери, мрачная улыбка скривила его лицо.

Глава 12

Ноа

День двадцать первый

– Еще одну главу? – взмолился Майло.

Ноа Шеридан закрыл книгу.

– Мы уже прочитали четыре главы. Мне нужен перерыв, приятель.

– Перерыв от чего?

– К слову, у меня начинает болеть горло. К тому же, если честно, я немного устал думать о конце света.

Майло выхватил книгу из его рук, любовно погладил обложку и положил ее под подушку.

Квинн разрешила ему взять эту книгу из своей личной коллекции. Книга называлась «Жизнь, какой мы ее знали» и рассказывала о том, как Луна сошла со своей орбиты и, по сути, уничтожила жизнь на Земле.

Как будто кому-то нужен еще один сценарий конца света, чтобы лишний раз переживать.

Ноа и Майло уютно устроились в кровати Майло в их новом доме в «Винтер Хейвене», полдюжины одеял лежали на них.

Солнечные батареи не получали много солнечной энергии уже несколько дней, поэтому они использовали портативные пропановые обогреватели для тепла, а ночью – лампы и фонари. Во многих домах стояли резервные генераторы, которые ополченцы держали с запасом топлива. В этом конкретном доме его не было.

Снаружи бушевала очередная снежная буря. Ветер и снег били по дому. Стены скрипели и стонали. Видимость составляла менее шести футов. Выйти куда-либо – даже в соседний дом – означало обречь себя на смерть.

Весь город притаился, прижавшись друг к другу, решив переждать непогоду.

В кои-то веки Ноа тоже застрял дома. Он не возражал против того, чтобы пообщаться с Майло, но знал, что, как только буря стихнет, объем работы увеличится втрое.

Как и во время других ураганов за последние недели, людей придется откапывать из их домов. Необходимо пополнить запасы еды, туалетных принадлежностей и дров.

У некоторых – пожилых, больных – во время урагана не останется ничего, что можно съесть, выпить или согреться. Они не выживут.

Ноа придется послать команду, чтобы пройти от дома к дому и убрать трупы.

Мрачная мысль, но теперь это часть их жизни. За последние восемь дней они потеряли еще одиннадцать жителей от переохлаждения.

Наступила только середина января. Им предстоял долгий путь, прежде чем зима окончательно отступит.

Ноа перевернулся лицом к Майло. Он дважды сложил подушку под мышкой.

– Эй, сынок. Прежде чем ты погрузишься в мир снов, я просто хотел узнать, как у тебя дела.

– Я в порядке, папа.

– Квинн заставляет тебя принимать лекарства дважды в день, как по часам, верно?

– Да. Каждый день.

Саттер и ополченцы приносили Ноа все больше таблеток гидрокортизона с каждой вылазкой, хотя из-за метелей, бушевавших на юге Мичигана, они не могли выходить на улицу, как обычно.

Ноа больше не волновался. У него имелся запас на несколько лет вперед, спрятанный в вещевом мешке в шкафу в главной спальне. Постоянная тревога, преследовавшая его в первые недели после ЭМИ, рассеялась.

Но не беспокойство за сына. Это не прошло.

– Ты знаешь, я должен убедиться.

– Квинн говорит, что ты слишком опекаешь.

Ноа поднял брови.

– И сейчас тоже говорит?

– Она утверждает, что я должен иметь возможность забраться на самое высокое дерево, если захочу. Она говорит, что я могу выпрыгивать из самолетов, если захочу. – Он пожевал нижнюю губу. – Как только снова появятся самолеты.

– Я уверен, что для этого тебе должно быть, как минимум восемнадцать.

– Ладно, неважно. Можем мы внести это в мой список?

Ноа улыбнулся.

– Ты имеешь в виду твой список желаний?

– Список того, что ты хочешь успеть сделать до смерти.

– Ну да, этот. – Грудь Ноа сжалась. Он засомневался. – Зачем ты составляешь такой список?

– Квинн говорит, что все умирают.

– Ну, технически, но...

– Все умирают, но не все действительно живут. Я сказал, что мы должны составить список всего того, что мы хотим сделать, пока еще живы. Потому что неизвестно, как долго это продлится.

Ноа сглотнул внезапный ком в горле. Ему было всего восемь лет, но Майло уже видел чудовищные вещи и пережил целую серию ужасов.

Сначала трупы на кресельном подъемнике в день ЭМИ. Затем резня в Кроссвей. И вот вчерашняя перестрелка у Дэррила Виггинса.

Томас Блэр и его друг, Тед Никлсон, мертвы. Блэры, Никлсоны и еще несколько человек вбили себе в голову, что смогут силой захватить дом в «Винтер Хейвене».

Ополченцы быстро разуверили их в этом. Тактика Десото оказалась жестокой, но эффективной. Любой, кто думал попробовать что-то подобное, теперь задумался. Ноа не разделял такую позицию, но что сделано, то сделано.

Розамонд пошла еще дальше. Никто из членов семьи, связанных с виновными, не получит никаких поставок из городского распределительного центра. Ничего. Ни банки бобов, ни рулона туалетной бумаги.

Миссис Блэр овдовела. Ее дочь Уитни оплакивала своего отца.

Ноа ничего не мог с собой поделать. Он их жалел.

Как только метель утихнет, Ноа навестит Розамонд. Он попытается поговорить с ней, попросит ее смягчить позицию, отменить приказы.

Все будет хорошо. Он позаботится об этом. В конце концов, теперь он начальник полиции.

– Ты знаешь, что я устанавливаю правила и проверяю тебя, потому что забочусь о тебе, – сказал Ноа. – Я просто пытаюсь обеспечить твою безопасность.

Майло закатил глаза.

– Я знаю, папа.

Ноа протянул руку и откинул кудрявые волосы Майло с лица. Они слишком отросли и свисали ему на глаза. Придется разыскать ножницы и сделать ему домашнюю стрижку.

Еще один момент краха общества, о котором он никогда не задумывался.

Хотя Ноа был наполовину латиноамериканцем, он внешне походил на своего ирландско-американского отца: у него были темно-каштановые волосы, но светлый цвет лица. Майло унаследовал оливковый оттенок кожи венесуэльской матери Ноа, его непокорные черные кудри и большие темные глаза.

Его круглое мальчишеское лицо истончалось, и с каждым днем он все больше походил на Ханну. Сердце Ноа раздувалось от любви к этому милому, серьезному ребенку.

– Я серьезно. Мы должны быть осторожны. Мир небезопасен. Все может случиться. Майло, вчера ты видел, как погибли два человека.

– Квинн впечатала мое лицо в свой живот. Было больно. Я ничего не видел, только слышал громкие хлопки. Я хотел помочь. Она не позволила мне.

Ноа выдохнул. Квинн спешит на помощь. Опять. Она уже говорила ему об этом, но услышать это из уст Майло стало утешением.

– Я рад, что она это сделала, сынок. Мир – он не такой, как мне хотелось бы. Я не могу защитить тебя от всего, как бы отчаянно не желал этого.

– То же самое говорит Квинн.

Иногда он слушал версии «квиннизмов» и «моллизмов» от Майло целыми днями. Бывали вещи и похуже.

– Что еще говорит Квинн?

– Что нельзя оставаться в безопасности от всего. Что попытки сделать это в конечном итоге приводят к худшему. Что жить своей жизнью – значит рисковать. Что нужно быть умным, а не глупым, как большинство людей. Это как батут. А нет, балансирование. Как в цирке.

В нем вспыхнуло раздражение. Ноа сел на матрас. Он провел рукой по волосам.

– Это мнение Квинн. Ей шестнадцать лет.

– Она на много старше меня.

– Не на столько старше. Не достаточно, – огрызнулся Ноа. – Когда вам обоим будет столько же лет, сколько мне, тогда, возможно, вы сможете начать принимать решения. А до тех пор я здесь главный. И именно я принимаю решения о безопасности. Ясно?

Лицо Майло поникло.

Чувство вины укололо его. Ноа высказался слишком резко. Он не хотел этого.

Он заботился о Квинн, но она все еще оставалась ребенком, наивной идеалисткой. У нее еще детские представления о том, каким должен быть мир. Должен быть, а не такой, какой он есть.

В реальном мире приходится идти на уступки и компромиссы. Иногда даже приходилось делать то, что вызывало неприязнь к себе.

Он сжал плечо Майло.

– Эй. Это было не круто. У меня стресс, но это не оправдание. Мне жаль. Простишь меня?

Майло кивнул, почувствовав облегчение. Он приподнялся на локтях и прижался головой к груди Ноа. Ноа обхватил сына руками. Такой маленький, такой худенький. Все сердце Ноа вместилось в тело этого маленького мальчика. Его любовь к сыну билась сильно и яростно, отдаваясь в каждой клеточке.

– Я люблю тебя, сынок. Нет ничего, что я не сделал бы для тебя.

– Я знаю, папа, – сказал Майло, его голос звучал приглушенно. – Я тоже тебя люблю.

Глава 13

Ханна

День двадцать первый

Ханна ждала.

Призрак скулил у входной двери.

Ханна хотела поддаться ему, распахнуть дверь и отправить пса в ночь на помощь Лиаму. Но она этого не сделала.

Слова Лиама звучали у нее в ушах. «Не открывай дверь никому, кроме меня. Держи Призрака здесь, чтобы он защищал тебя и Шарлотту».

Он ушел больше часа назад. Если бы речь шла только о ней, она бы выпустила Призрака несмотря на приказ Лиама.

Но ей нужно думать о Шарлотте. Шарлотте, которую нужно уберечь.

– Мне жаль, мальчик, – произнесла она. – Мы должны ждать, пока Лиам вернется. Мы должны ждать.

Призрак зарычал от досады. Он оглянулся на нее, навострил уши, его карие глаза смотрели на нее умоляюще.

– Я тоже это ненавижу.

Она сидела посреди гостиной лицом к входной двери. Сидела с прямой спиной на кухонном стуле, который принесла из столовой.

Ее «Ругер» 45 калибра лежал у нее на коленях. Предохранитель был снят.

Шарлотта спала в своем ящике у камина. Она спала уже час. Скоро малышка проснется и снова захочет есть. Новорожденные ели гораздо больше, чем она помнила.

В камине тлело и трещало полено, оседая на углях. Маленькие языки пламени устремились в дымоход и исчезли в воздухе.

Снаружи метель хлестала по дому. Деревья скрипели. Ветка ударилась о крышу.

Сердце Ханны бешено колотилось в груди. Она вскакивала при каждом шуме, при каждом скрипе и стуке. Каждая секунда отсутствия Лиама все сильнее и сильнее нервировала ее.

Ханна боролась со страхом, с ужасом. Восемь дней она верила, что Пайк мертв. А теперь, словно какой-то демон, он вернулся из могилы. Человек без души. Человек, олицетворяющий зло в чистом виде.

Она верила в Бога. Возможно, вера в существование бога требует веры в его противоположность – сверхъестественную силу, движимую злом. Возможно, эта сила поддерживала Пайка, наделив потусторонними силами, которыми не может обладать простой смертный.

Она выкинула эти мысли из головы. Глупости. Это говорил ее страх.

Пайк был мужчиной. Просто человеком. Его могли убить. Он будет убит.

На этот раз Лиам сделает это. Она должна верить. Других вариантов быть не могло.

Ее пальцы сжались на рукоятке «Ругера».

Из ящика комода донесся тоненький плач. Шарлотта проснулась.

Ханна поднялась и взяла с собой пистолет. Она положила его на пол у своих ног, присела на корточки и взяла малышку на руки. Нежно, с любовью укачивая ее, она шептала ей в мягкую, пушистую кожу головы.

Вязаная шапочка, которую подарил Лиам, свалилась, пока она спала. Ее нижняя половина тела была влажной.

Ханна переодела дочку на диване: сняла испачканный подгузник и положила его в небольшое мусорное ведро, которое они специально выделили для этой цели, вымыла ей попу тряпочками, которые опустила в кухонную миску, наполовину наполненную теплой водой, и снова запеленала ее в свежие полоски, закрепленные булавками.

В одном из углов гостиной стояло не кресло-качалка, а мягкое кресло для чтения. Она сидела и укачивала Шарлотту на руках. Маленькие глазки Шарлотты закрывались, на ее крошечном личике появилось довольное выражение.

Она полностью доверяла своей сиделке. Дочь не представляла, что творится вокруг. Какое зло существует в мире. О том, что за ними охотятся.

Любовь к младенцу на ее руках сжимала грудь Ханны. Она так боялась, что не сможет полюбить ее, что будет испытывать к ребенку ту же ненависть и отвращение, что и к монстру, ответственному за ее создание и разделяющему ее гены.

Что, если она будет похожа на Пайка? Что, если бы в ней жила его тьма, его зло? Что, если каждый раз, когда Ханна смотрела на нее, она бы видела своего похитителя, отражающегося в глазах ее ребенка?

Но этого не случилось. Она выглядела как Ханна. Она выглядела как ребенок: невинная и непорочная. Пайк не имел к ней никакого отношения. Ее дочь была ее и только ее.

Все, что Ханна пережила и переживет, не входило в это бремя. Она любила свою дочь целиком, полностью и безоговорочно.

Ханна обняла Шарлотту. Она тихонько напевала, но не пела. Слова, ноты – они не приходили к ней. У нее болели глаза, но сон не шел.

Метель на улице создавала тяжелые, колеблющиеся тени. День клонился к позднему вечеру. Она слушала, как ветки скребут по стене дома, как стонет ветер, и боролась с подкрадывающимся страхом.

Ханна чувствовала, как снег окружает дом, давит на крышу, медленно ползет по стенам, сползает под окна.

Она сосчитала книги в книжном шкафу – сто тридцать три, жалюзи на окнах – пятьдесят шесть, полоски на пледе – сорок две.

Маленькая и теплая, Шарлотта прижалась к ее груди. Якорь, поддерживающий Ханну, сохраняющий ее настоящее.

Она держала ребенка здоровой рукой; плохой рукой она покопалась в переднем кармане толстовки и вытащила перочинный нож с четырехдюймовым лезвием.

Ей с трудом удавалось ухватиться за него своими неровными пальцами. Их ломали, они заживали криво, а потом снова ломали. Кости, как и все остальное, прочны – пока не сломаны.

Пальцы были искалеченными и уродливыми. Бесполезными. Ну, почти бесполезными.

Всю последнюю неделю она тренировалась, как могла. Училась приспосабливать свою искалеченную руку, чтобы она могла держать вещи. Разрабатывала больные суставы и добивалась движения от жестких, артритных пальцев.

Сросшиеся кости скрежетали друг о друга. Каждое движение причиняло боль. Она не останавливалась, пока ее переломанные пальцы не сомкнулись над ручкой.

Ханна на мгновение закрыла глаза, почувствовав облегчение.

Это совсем не то, чего она когда-нибудь хотела – держать нож, владеть оружием.

Это стало необходимостью. Она сделает то, что должна сделать.

Призрак напрягся. Его загривок поднялся. Хвост вытянулся.

Он дико и грозно залаял. Взрывной звук раздался у нее в ушах. Призрак вскочил и поцарапался во входную дверь.

Каждый волосок на ее шее встал дыбом. Она крепко обняла Шарлотту. Ребенок ерзал, но не просыпался.

Ханна затихла, напрягая слух.

Призрак продолжал лаять. Скребя когтями по деревянному полу, он пронесся от входной двери в гостиную до кухни.

Она услышала грохот, когда он ударился телом о дверь, ведущую в гараж, в коридоре между кухней и гостиной.

Он лаял без устали, свирепо и устрашающе. Она слышала подобное лаянье лишь однажды.

Ужас всколыхнулся в ее груди. Ханна сложила нож, сунула его обратно в карман толстовки и быстро поднялась на ноги с ребенком на руках. Пересекла гостиную, нагнулась и положила спящего младенца в ящик комода.

Лай Призрака усилился. Он стал угрожающим, свирепым.

Что-то находилось снаружи. Что-то, что пыталось проникнуть внутрь.

Не что-то. Она знала, что это было. Кто это был.

Она должна спрятать ребенка. Подняв с пола пистолет, Ханна поставила его на предохранитель и сунула в карман спортивных штанов. Она не могла носить с собой пистолет и ящик. Ей нужно действовать быстро.

Сердце бешено застучало, она присела на корточки и подняла ящик с мирно спящей внутри Шарлоттой, переместив его так, чтобы больная рука помогала уравновесить вес, хотя Ханна не могла ухватиться пальцами за край

Быстрым шагом она направилась из гостиной к лестнице, где повернулась боком, чтобы прижаться спиной к перилам и лучше видеть, осторожно поднимаясь по ступенькам, руки уже напряглись от неподъемного веса.

На вершине лестницы она направилась в фиолетовую спальню маленькой девочки, расположенную справа, прямо перед гостевой ванной. Хозяйская спальня находилась в конце коридора. Серый свет из окон наверху падал тускло и слабо, но его хватало, чтобы видеть.

Здесь было холодно. Намного холоднее, чем в гостиной с камином. Оставалось надеяться, что Шарлотта укутана в достаточное количество одеял, чтобы не замерзнуть.

Ханна снова присела на корточки и поставила ящик перед комодом в гостевой комнате. Затем встала на колени, снова взяла ящик и попыталась вставить его в пустую щель.

Ее руки дрожали, и она пошатнулась, чуть не выронив ящик. В животе забурчало. Она не могла допустить, чтобы Шарлотта проснулась сейчас. Ей нужна тишина и уединение.

Она попробовала еще раз, и на этот раз боковины защелкнулись, и Ханна дрожащими пальцами задвинула ящик. Она оставила несколько дюймов свободного пространства, чтобы ребенок мог дышать.

Если бы кто-нибудь заглянул в затемненную комнату, он не увидел бы ничего необычного. Ничего лишнего. Даже не заметил бы драгоценного младенца, спрятанного в комоде.

По крайней мере, именно об этом она молилась с отчаянием, пронизывавшим все ее существо.

Лиам не вернулся. Она знала это в глубине души.

Если бы там был Лиам, Призрак не вел бы себя так, словно хотел разнести весь дом, чтобы добраться до того, кто скрывается за этими стенами.

Она не могла думать о том, что могло случиться с Лиамом. Не сейчас.

Ханна должна защитить себя и своего ребенка. Ханна и Призрак.

Она достала пистолет из кармана и в последний раз посмотрела на свою малышку.

– Я люблю тебя, милая девочка, – прошептала она. – Спи, и не просыпайся, пока не будет безопасно. Что бы ни случилось, не просыпайся.