Текст книги ""Фантастика 2024-14". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

– Я разве спорю, – примиряюще поднимаю руки, – С твоей любовью к доминированию мало кто может ужиться. Вон ты опять на меня сверху залезла.

Светочка действительно уселась, скажем так, мне на бёдра и начала потихоньку елозить. Услышав мой пассаж, девушка искренне рассмеялась, запрокинув голову. При этом её крепкая грудь тряслась в такт смеха. Зрелище было весьма приятно, и я потянулся к двум полушариям. Вдруг Капитонова переместилась ко мне под бочок, крепко обняла рукой и зашептала в ухо. Надо сказать, что этот шёпот ещё и с покусыванием мочки уха, возбуждал похлеще недавнего вида на грудь.

– Плевать на всех этих девок. Ты всё равно мой! Только расскажи о конечной цели. Я уже почти год работаю над твоими проектами, и кто-то обещал мне объяснение. Тебе не кажется, что уже пора?

Светочка не только красивая, но и умная. Когда мы начинали работу на радио и ТВ, она припёрла меня к стенке, потребовав объяснить мою цель. Чего она могла тогда понять – не знаю. Раз обещал, значит, расскажу.

– Ты никогда не обращала внимания на пиетет, который наш народ испытывает перед Западом? Это касается не какой-то отдельной группы граждан, а всего общества в целом. Высшее руководство следит за западной прессой и болезненно реагирует на критику. Интеллигенция чуть ли не молится на мнимую свободу и подобный бред. Молодёжь подсела на музыку и модные заморочки. Любая домохозяйка, даже с самой задрипанной окраины, с придыханием произносит слово «импорт». Мальчишки и девчонки готовы поубивать друг друга за жевательную резинку.

– А причём здесь жвачка? – недоумённо спрашивает девушка.

Ну не рассказывать же ей, что наше полоумное правительство хочет как лучше, а получается, как всегда. Эстонцы именно в шестидесятые начали производить жевательную резинку, но лавочку быстро прикрыли. Мол, вредно для здоровья. На самом деле подтекст был наверняка политический. Только после ужасной давки в Сокольниках, когда погиб двадцать один человек и десятки получили травмы, в голове товарищей чего-то переключилось. Жвачка вдруг перестала вредить здоровью советского человека. Идиотизм в чистом виде!

– Запретный плод всегда сладок. К сожалению, наши власти совершенно этого не понимают. Что ты думаешь о джинсах? – я резко меняю тему.

– Обычные штаны, которые больше носят американские работяги. Мне понятен ажиотаж, который творится в нашем обществе из-за этих штанов. Кстати, у меня есть самые настоящие американские джинсы, ещё и с ковбойскими сапогами. Давай в следующий раз поиграем в укрощение одного подмосковного мустанга. Я даже аркан постараюсь найти.

Поворачиваюсь и вижу, что эта провокаторша с трудом сдерживает смех. Облапил её и сжал сильнее. Но меня сразу отодвинули, перевернули, и подбородок Капитоновой перекочевал на мою грудь. Таким образом, мне дали команду продолжать.

– Если кратко, то из-за нежелания наших властей замечать тенденции, появившиеся в обществе, всё это может привести к огромным проблемам. Грубо говоря, изголодавшийся по дефициту народ, лет через двадцать за жвачку и джинсы будет готов продать страну. Я утрирую – проблема гораздо глубже. На фоне нарастающего товарного дефицита в обществе, особенно среди молодёжи, складывается собственное восприятие ситуации. И пресловутые джинсы скоро станут, чуть ли не символом свободы. Там будет целый винегрет, но именно эти рабочие штаны будут формой протеста. Вместо того чтобы завести в страну пару сотен тысяч штанов или наладить какое-то совместное производство с известными компаниями, мы сначала всё запретим. Потом всё разрешим, когда ситуация станет критической. Только будет поздно.

– Ты не объяснил, какое отношение это имеет к твоим радио и ТВ проектам.

– Наша власть сознательно или по глупости загнала ситуацию в тупик. Если вы открыли страну, разрешили людям ездить за рубеж, показываете иностранные фильмы, и «Мелодия» выпускает пластинки с песнями Тома Джонса, то будьте готовы к следующему этапу. Человек такая скотина – которой всегда мало. Идеологический отдел ЦК сколько угодно может вещать о превосходстве нашего строя. Но гражданин приходит в магазин и не может купить себе нормальную одежду или обувь. При этом всё есть, но либо из-под полы, переплачивая продавцам или у спекулянтов. А какой-то знакомый недавно был в Европе и привёз кучу шикарного шмотья. По его словам этого добра, включая десятки видов радиол, магнитофонов, холодильников, качественную мебель и даже автомобили, можно спокойно приобрести в любом магазине или салоне. Гражданам не надо получать талончики, чтобы купить югославскую стенку весьма среднего класса или годами ждать очереди на сундук с болтами, под названием «Москвич». Всё это постепенно наслаивается. У человека автоматически с годами вырабатывается условный рефлекс, что на Западе всё лучше. И это пока у нас нет проблем с продовольствием. Как только обычный гражданин не сможет купить в магазине нормальные продукты, ситуация станет необратимой. Ведь он прекрасно знает, что ответственные товарищи закупаются в специализированных магазинах, одеваются в двухсотой секции ГУМа и у них всё замечательно.

– Я жила в Англии и перед приездом думала похожим образом. Но так как с детства привыкла верить только своим глазам, то постаралась изучить ситуацию изнутри. Не всё там у них замечательно. Да, товарное насыщение не чета советскому. Только мало кто знает, что западный обыватель живёт в кредит. И радиолу с мебелью, я уж молчу про машину, может позволить купить себе не всякая семья. Они закредитованы на много лет вперёд. Про такую вещь, как бесплатное жильё там никогда не слышали и считают это коммунистической пропагандой. Стоимость бензина, газа и электричества на Западе несопоставима с нашей. Да и продукты в несколько раз дороже. Опять-таки безработица, точно не придумки советского телевидения.

– Только наши агитаторы работают по конспектам тридцатых годов, совершенно забыв, что жизнь не стоит на месте. Можно сколько угодно грузить народ лозунгами, но если вы не решите проблему товарного дефицита, то всё бесполезно. И начать решать проблему можно уже сейчас. Дать возможность эстонцам производить жвачку, а каким-нибудь армянам поручить пошив джинсов, организовав совместное предприятие. Они их и так шьют, только подпольно. Наверняка в Европе удивятся, узнав, какое количество джинсов «Монтана» производится на самом деле. Но здесь я могу только дать совет и свести наши министерства с западными производителями. А вот оказывать влияние на вкусы советского населения, мы начнём уже в следующем году.

Я никогда не видел Капитонову такой серьёзной. Она действительно очень умная дама и наверняка сама понимает, что страна идёт куда-то не туда. Выдаю ей свой спонтанный и где-то наивный план.

– Моя задача – познакомить жителей СССР с западной культурой. Не навязывать ей и заменять нашей, а именно решить проблему дефицита. Все эти подпольные звукозаписывающие студии скоро взвоют. Зачем покупать за двадцать пять рублей несколько песен The Beatles, The Rolling Stones, The Animals или Элвиса, если они каждый день звучат по радио? Какой смысл выдумывать чего-то про личную жизнь Алена Делона или Мирей Матьё, если об этом напишут в нашем журнале? Более того, одна из моих задач насытить качественными зарубежными фильмами советский кинопрокат. Следующий этап – я буду привозить в Союз самые популярные западные группы. Если с кем-то не получится договориться, то запустим в прокат целый фильм с их клипами и концертами. Это в моих силах и одна из главных задач.

– Но зачем?

– Нужно сломать складывающуюся тенденцию. Мы не можем запретить людям преклоняться перед западными вещами и культурой. Так что мешает насытить собственный рынок? Чтобы сердце советского студента не выдавало двести ударов в секунду при виде пары джинсов у фарцовщика. А при упоминании Битлов, в каком-нибудь Урюпинске местные девки, сплюнув огрызки семечек, выдали следующее: «Дык выдали мы этих кривляк намедни. Цельное кино привозили. Так себе музыка, да и парни страшноваты. А вот Гена Ясный – это самый настоящий принц! И песни у него про народ, а не какую-то Мишель. А Зинка Буханкина, в Москве даже на ихний концерт ходила. Говорит громко, ничего не понятно, все орут, девки визжат и ну его на хер такую музыку!»

После моих последних слов Капитонова начала биться в самой настоящей истерике. Уж больно долго она смеялась, а потом из ванной ещё раздавались истерически всхлипы. Наконец она привела себя в порядок, и я уже более детально рассказал про свой план. Наша задача – заразить советский народ здоровым цинизмом. Чтобы на корню задушить массовое преклонение перед западной массовой культурой. Дабы Битлы воспринимались как какие-то клоуны, перед которым преклоняются зажравшиеся москвичи и гнилые интеллигентишки. А если в СССР появится «Рабыня Изаура» и подобное дерьмо, народ будет радостно ухахатываться, потому что собственная индустрия телесериалов в несколько раз лучше иностранной мути.

Тем более что сейчас, в шестидесятые, у нас самый расцвет собственного искусства. Это касается кино, музыки и живописи. Есть проблемы с литературой, но товарищ Пузик проторила целую дорогу, по которой должны пойти её последователи. И я им буду всячески помогать, устраивая разнообразные конкурсы. Мы ещё и современную западную фантастику в СССР начнём издавать. Пусть местные графоманы шевелят булками и пишут качественные вещи. Ещё бы подкинуть Фурцевой идею о реальной конкуренции в литературе. Ведь половину авторов просто не читают, хотя они выходят миллионными тиражами. А за какой-нибудь «Графиней де Монсоро» стоят в очереди, предварительно сдав двадцать килограмм макулатуры и получив талончик.

Не нужно закрываться от чужой культуры. Надо её принять, переварить и сделать её частью своей жизни. И тогда не будут люди пускаться во все тяжкие, чтобы прочитать самиздатовского Хайнлайна, отдавать последнее ради пары говноштанов или молиться на кусок винила с отвратительными записями западных кумиров. Просто надо сделать так, чтобы всё это не могло удивить мой народ. И когда родная партия всё-таки развалит страну, мы будем к этому готовы и не дадим запудрить нам мозги западным демагогам с их проплаченными шкурами.

Последнего я Светочке говорить не стал. Она и так впечатлилась, да так, что ей потребовалась срочная помощь. В итоге мы поиграли в ковгёрл с мустангом, в Красную Шапочку и Серого Волка и много в кого ещё. Фантазия у меня бурная, а партнёрша вообще без тормозов.

В итоге на следующий день я опять был похож на тень вампира. Бледный, с красными глазами, не выспавшийся и весь потрёпанный. Но работать должны и вампиры, поэтому пахал я в прежнем режиме, вызывая раздражение коллектива.

Глава 18

Интересно, такая представительная комиссия – это признак уважения моих многочисленных заслуг или товарищи первыми хотят насладиться обещанным зрелищем? Я так иронизирую, глядя, как в просмотровом зале киностудии, собирался ответственный народ. Непроницаемые лица больших начальников во главе самим Павлом Романовым, который сейчас руководил «Главлитом» и являлся начальником Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совмине СССР. С учётом наличия в комиссии моего «доброжелателя» Алексея Романова, который возглавлял «Госкино», то денёк обещал быть сложным. Про товарищей рангом поменьше – вроде руководителя ГУ кинопроката или председателя Союза кинематографистов Кулиджанова, я уже молчу. Были и мои союзники, тот же Месяцев, Сурин, Данелия и Чухрай, последнее время не скрывающий расположения к одному молодому дарованию. Естественно, в зале находился и Бритиков, только от него мало что зависело. Больше всего меня смущал один элегантный дяденька весьма цветущего вида с неким налётом благородства. Даже и не скажешь, что внешне похожий на аристократа товарищ – представляет контору Суслова. Судя по тому, что главный Романов поздоровался с ним весьма почтительно, то от работника идеологического отдела ЦК зависит очень многое.

Недолго думая, решаю изменить формат подачи фильма. Мы хотели сначала провести небольшую вводную часть, показать смешные моменты съёмок, рассказанные актёрами, и представить трейлер. Только меня не покидает мысль, что вся эта мишура лишняя. Пусть смотрят, а затем объявят вердикт. Хотя в том, что фильм будут рубить, я уже не сомневаюсь. Хорошо бы сначала показать картину «дорогому Ильичу». Только на дворе середина августа, и генсеку сейчас точно не до походов в кинотеатр. Странно, что на показ не смогла прибыть Фурцева, хотя она знала о времени и дате. Может, министр в отъезде? По стране она ездит много и, надо заметить, продуктивно.

Думаю, что желание прервать показ и начать разнос, посетило Романова не один раз. По крайней мере, я никогда не видел у человека такого одновременно злого и возмущённого выражения лица. Там вообще полыхал целый спектр негативных эмоций, не суливший мне ничего хорошего. Судя по кислому виду вмиг приунывшего Зельцера, он был того же мнения. К перепадам настроения своего соратника я давно привык, поэтому особо не переживал. За свой фильм Лёша Мещерский будет драться даже с двумя Романовыми одновременно.

Прежде чем проследовать в специально приготовленное помещение, высоких гостей необходимо накормить и дать им отдохнуть. Они же устали, посвятив целых три часа просмотру. Им выделили под это специальный кабинет. Я тоже решил, что пора заморить червячка, и двинул в сторону столовой.

– Алексей? Но как? Ведь комиссия может вызвать нас в любой момент? – Моисеич смешно семенил вслед за мной и пытался доказать, что нам нельзя покидать приёмную.

То есть эти охамевшие товарищи, которые даже в столовую с простым народом ходить брезгуют, будут сейчас жрать, а я должен сидеть и смирно ждать? Не бывать такому! Поэтому я спокойно добрёл до нужного помещения, взял поднос и заставил его едой. Зельцер вынужден был последовать моему примеру, только решил ограничиться супчиком. Я же с удовольствием навернул две порции окрошки, при этом отмахнулся от начавшего что-то уточнять Моисеича. Чего сейчас можно изменить, кроме как дополнительно накрутить самих себя? А вот аппетит точно испортится. Поэтому мы кушали молча, хотя окружающий народ активно звенел посудой и чего-то обсуждал.

Когда я приступил к отбивной, в зал вбежал полноватый молодой человек в строгом костюме, огляделся и быстро оказался у нашего стола.

– Кто дал вам право на подобное самоуправство? Павел Константинович заканчивает обед и уже скоро начнётся работа комиссии! Встать! Вы обязаны немедленно проследовать в зал заседаний, – под конец своего монолога помощник Романова чуть ли не верещал противным фальцетом.

Разговоры в столовой постепенно затихли, и вокруг воцарилась тишина. Зельцев вообще побледнел и начал судорожно крутить чайную ложку. Кто – бы знал, чего мне стоило не отправить наглеца в нокаут хорошим таком хуком. Дожёвываю кусочек замечательной свинины и поворачиваю голову к нервному типу.

– Скажите, товарищ. А ваша комиссия имеет полномочия на отмену параграфов трудового законодательства СССР? В пункте двадцать девять чёрным по белому написано: «Рабочим и служащим предоставляется перерыв для отдыха и питания продолжительностью не более двух часов в день. Перерыв не включается в рабочее время.» Мы с коллегой сейчас осуществляем своё конституционное право на отдых. Более того, из-за задержки приезда комиссии, мы были вынуждены уйти на обеденный перерыв гораздо позже, – не удержался и стукнул пальцами по циферблату «Ролекса».

Это я специально подготовился, дабы никто не мог обвинить меня в отсутствии дисциплины или неподчинении. Я и другие параграфы трудового законодательства, где государство гарантирует права труженика, выучил назубок.

– То есть вы хотите сказать, что комиссия Главлита во главе с товарищем Романовы может отменить постановление Верховного Совета СССР? Или это ваша частная инициатива? Я же могу отправить соответствующий запрос для получения разъяснений, – продолжаю глумиться над впавшим в оторопь халдеем, – Члены комиссии спокойно пообедали в отдельном кабинете. Ведь поесть в обычной столовой, вместе с простыми гражданами, им не по чину. А мы должны сидеть в приёмной, как низшие существа, и ждать, пока товарищи изволят откушать? Вы не стесняйтесь, объясните нам, тёмным, чего ещё изволите?

Смотрю, а зал-то на моей стороне. В это время ещё нет такого колоссального разрыва между партийной верхушкой и народом. И люди, особенно фронтовики, могут весьма нервно отреагировать на новых бар, которыми вскоре станут номенклатурщики. Товарищ понял, что перегнул палку и сразу раскис.

– Я… Вы меня неверно поняли. Просто вас ждут. Товарищ Романов скоро закончит обед и должно начаться заседание, – проблеял молодой человек.

– У нас тоже обед, – делаю глоток отличного морса, – Через десять минут мы его закончим и будем на комиссии. Вы же в следующий раз просто вспомните, что в СССР нет слуг и господ, у нас бесклассовое общество. Никто не имеет права нарушать мои права, прописанные в трудовом договоре.

Аплодировать нам никто не стал, но толика уважения в глазах простых работников киностудии, появилась. Зельцер нервно выдохнул и попытался опять начать своё нытьё, но я его сразу прервал.

– Они были настроены негативно ещё до просмотра, мой друг. Их хамский поступок – мол, пусть эти крепостные посидят в приёмной, пока мы изволим кушать – один из элементов отношения к нам с вами. А вот такого я никому спускать не намерен. Будут говорить лишнего, то напишу в народный контроль, ЦК или Верховный Совет, своему депутату, наконец. Мы в своём праве, которое гарантирует Конституция СССР. Если кто-то об этом забыл, то давно пора напомнить. Мне с большинством этой шоблы детей не крестить. И ты сам прекрасно знаешь, что вся эта комиссия – просто формальность. Фильм должен посмотреть главный зритель и вынести свой вердикт.

– А что если ему не понравится картина? Ты же сделал на неё основную ставку. Что будет со всеми нами?

– Значит, я проиграл. Понятно, что в проигрыше будет и коллектив. Только вы знали, на что шли. Но поверь, они бы сожрали нас и так. Уж слишком мы выбиваемся из общего формата. Даже «ЭТО» Чухрая работает совершено по иным принципам, хотя и похожим. Кстати, надо будет позже обсудить с ним некоторые моменты. Есть у меня кое-какие вопросы по порядку отчислений с проката. Знаю, что Григорий Наумович уже поднимал этот вопрос. Но это будет позже. И не надо так переживать за коллектив «Прогресса», практически все мои проекты разбиты на ячейки. В случае совсем негативного хода событий, общее дело не пострадает. Даже полные придурки не станут закрывать все наши начинания, особенно на телевидении. Только перед этим мы будем драться и не позволим этим обнаглевшим каплунам разрушить наш фильм. А теперь – вперёд, на баррикады!

* * *

– Поэтому по совокупности приведённых причин, я считаю, что данную кинокартину нельзя допускать к прокату.

Один из замов старшего Романова, чуть ли не двадцать минут надрывался и переливал из пустого в порожнее. Чувствуется партийная закалка и талант истинного демагога. Именно такие кадры, скользкие как угорь, не владеющими никакими навыками кроме болтологии и абсолютно безответственные, вскоре станут определять политику страны. Пусть на низовом и среднем уровне. Но, как показывает практика, некоторым товарищам с родимым пятном на голове, удастся пробиться гораздо выше. Решаю прервать этот нескончаемый поток и поднимаю руку. Докладчик как-то сразу сбился и посмотрел на своего начальника. Бонза вяло кивнул и мне дали слово.

– Товарищ, а можно по существу. Дело в том, что в фильм были вложены большие средства, в том числе иностранного партнёра. Какие конкретно моменты вас смутили и вызвали столь негативную реакцию, что вы предлагаете запретить нашу работу?

– Но как же? Я уже привёл огромное количество просто невероятных нарушений, идущих вразрез с генеральной линией партии и морали нашего общества. Ещё никто так планомерно не издевался над памятью о войне. Более того, ваша интерпретация некоторых событий, особенно развратная любовная сцена, может заинтересовать прокуратуру. Это если не обращать внимания на просто чудовищную реалистичность сцен ранений и убийств. Получился какой-то апологет насилия!

Сдаваться я не собираюсь. Тем более, что докладчик явно плохо разбирается в советском кинематографе.

– Могу привести вам пример десятка фильмов, с не менее жестокими сценами насилия. В той же «Войне и Мире», батальные сцены носят эпический характер. Что касается разврата, то давайте разбираться. Присутствующий здесь товарищ Чухрай ещё двенадцать лет назад снял эпизод с практически обнажёнными Извицкой и Стриженовым. Тот фильм уважаемого Георгия Наумовича стал одним из лидеров советского проката, и получил специальный приз в Каннах. Прошу простить, что начал приводить подобные сравнения, – обращаюсь к маститому коллеге, который незаметно улыбался, явно наслаждаясь ситуацией, – А после этого в нашем кинематографе произошёл просто невероятный прорыв. Товарищ Фетин показал самую настоящую обнажённую натуру. Но вы меня, конечно, извините, только спина Нонны Терентьевой мне нравится гораздо больше, чем, скажем так, тоже спина Евгения Леонова.

Здесь часть присутствующих не выдержала, и начала откровенно смеяться.

– Да вы издеваетесь! – докладчик попытался перекричать веселящийся народ.

– Ничуть, – отвечаю, когда в зале стало потише, – Просто в нашей сцене нет ничего особенного, кроме намёков и полунамёков. Мы и обнажённую натуру показываем условно, со специальными эффектами, дабы разного рода моралисты не обвиняли съёмочную группу во всяких непотребствах.

– Это самая настоящая порнография! Все эти пупырышки на спине и грудь. Вы показываете обнажённую женскую грудь!

– У нас с вами совершенно разные понятия о порнографии. Может, вам стоит посмотреть несколько подобных фильмов, дабы не смешить народ? Да и грудь показана частично, большую часть её мы затёрли, наложив спецэффект.

Дальнейшую склоку прервал председатель комиссии. Романов сделал какой-то жест своему подчинённому, и тот занял своё место. Далее он посмотрел на идеолога. Товарищ Козловский, так звали одного из ближайших помощников Суслова, курирующего вопросы культуры, наконец, себя проявил.

Со своего стула идеолог не вставал и начал вещать сидя.

– Мне очень приятно осознавать, что у товарища Мещерского хорошее чувство юмора. Но, посмеялись и хватит. С большинством предъявленных претензий и замечаний я согласен. Это не фильм о войне, а балаган в лучших традициях какого-нибудь глупого американского вестерна самого низкого пошиба. Только творение Алексея Анатольевича более жестокое, кровавое и бессмысленное. Вам правильно заметили, что советские фильмы не снимаются в подобном стиле. Если это работа исключительно на западного зрителя, то я преисполнен искреннего возмущения. Советский человек не должен видеть подобное издевательство. Ещё живы фронтовики, которые спросят с нас, на каком основании мы позорим их воспоминания!

Козловскому хватило трёх минут, чтобы полностью размазать наш фильм. Он тоже ограничился общими фразами, но сразу чувствовался совершенно иной уровень навыков играть словами. Ещё и грамотный этот самый настоящий аристократ на службе пролетариев. Вон даже про вестерны знает. В последних фразах идеолог начал напирать на отношение фронтовиков к моему фильму. Что же, мы тоже не лыком шиты. Надо только грамотно поймать товарища.

– А почему молчит товарищ Зельцер? Он ведь сорежиссёр и нам хотелось бы услышать его мнение, как вообще стали возможны съёмки подобного, – для пущего эффекта Козловский как-то странно тряхнул руками.

Ну, держись! А Моисеич потом получит слово, чего-то он совсем скуксился.

– Мне бы тоже хотелось услышать мнение настоящих фронтовиков, от имени которых вы говорите, – злобный взгляд идеолога сильно контрастировал с улыбкой превосходства, которая ещё не сползла с его породистого лица, – Илья Моисеевич Зельцер воевал, был ранен и имеет награды. Он принимал такое же участие в съёмочном процессе, как и я. Думаю, что присутствующее здесь товарищи Бритиков, Данелия и Чухрай – простите, если кого забыл – могут дать оценку реальности показанных нами событий. Мы снимали фильм о войне, которая является частью жизни, пусть это звучит ужасно. Для меня это не героические атаки и красивые пафосные речи, а просто жизнь людей, которые готовы умереть в любой момент. И они так же любят, мечтают, радуются, страдают или ненавидят. Но я с удовольствием послушаю мнение заслуженных коллег, ещё и фронтовиков.

Как я и ожидал, первым слово взял Чухрай, что является хорошим фактором. Его мнение точно может повлиять на решение комиссии. Кроме того, что он один из самых авторитетных киношников страны – Григорий Наумович зам парторга «Мосфильма». А ещё режиссёр является секретарём Союза кинематографистов СССР, членом коллегии «Госкино», входит в худсовет главной киностудии страны, возглавляет свою мастерскую во ВГИКЕ и преподаёт на Высших курсах режиссёров и сценаристов. Не человек, а какой-то былинный герой, которому надо поставить памятник ещё при жизни. С какой стороны ни подкопайся, а авторитет у Чухрая просто сумасшедший. Ведь надо ещё учитывать, что он фронтовик, был неоднократно ранен, имеет боевые награды.

– Мне фильм понравился. Это, если брать в целом, – уточнил режиссёр, среагировав на гримасу недовольства на лице Романова, – Чувствуется, что снимал его человек знающий, что такое война. Вы вспомните кадры из госпиталя, эти крики раненых и ощущение полной безнадёги парня, потерявшего ноги. А обожжённый пилот, показанный так достоверно, что мне стало жутко. Да – это ужасная сторона войны. И мне кажется, что зритель должен всё это видеть. В последнее время у меня складывается впечатление, что подрастающее поколение не совсем верно понимает, через что прошла страна. Само празднование Дня Победы для многих начало превращаться в формальность. Так пусть люди почувствуют, что такое настоящие ужасы войны. Может, где-то есть перебор с излишней реалистичностью, здесь спорить не буду. Фильм достаточно длинный и в любом случае подлежит сокращению. Что касается любовной сцены, так сильно задевшей некоторых товарищей, то не вижу в ней ничего отвратительного и криминального. Мы же смотрим на картины великих художников, изображавших обнажённую натуру, и не видим так никакой пошлости.

– Вы считаете, что Мещерский по уровню мастерства близок к классикам живописи? – не сдержал ехидной улыбки Козловский.

– Награды, которыми награждается каждая работа Алексея, говорят сами за себя. Я уже и не помню, кто из наших режиссёров брал одновременно призы в Каннах и Венеции, при этом ещё получал гран-при за рекламный фильм. Для отечественных деятелей кино последнее вообще – «терра инкогнита». А наш молодой коллега умудрился обойти западных конкурентов. Поверьте, просто так там награды не дают. Значит, люди увидели, что-то уникальное в работе Алексея.

Говорят, что в киноиндустрии человек человеку волк. Есть в этом некая доля правды, которую сейчас опроверг Чухрай. А ведь я для него самый настоящий конкурент. И дело не в фильмах, на которых «ЭТО» зарабатывает неплохие деньги. Человек такой ширины взглядов прекрасно понимает, что года через три – четыре им придётся перестраиваться. Ведь я снял откровенный неформат, это касается даже музыки. Хотя великие комедии типа «Белого солнца пустыни», «Иван Васильевич меняет профессию» и «12 стульев» станут классикой нашего кино, но другим жанрам придётся перестраиваться.

Ведь Григорий Наумович наверняка слышал, что мы сейчас проводим отбор молодых режиссёров. Ещё на стадии обучения наше ТО начало привлекать талантливых студентов пока для второстепенных проектов, телевидения и в качестве ассистентов. Но через положенное время самые лучшие получат свой шанс. А значит, разного рода бездари и приспособленцы, штампующие десятки откровенно слабых фильмов, окажутся на обочине киноиндустрии. Более сильным кадрам придётся почувствовать настоящую конкуренцию. Если лет через пять «Прогресс» выйдет на десять художественных и двадцать документальных фильмов в год, подмяв под себя рынок музыкальных клипов и часть телесетки, то с нами придётся считаться. Главное – именно мы будем задавать стандарт, по которому будут судить о кино, в первую очередь приключенческому и драматическому. В общем, посмотрим. Пока это мечты, которые могут пойти прахом в ближайшие две недели.

Далее слово взял Бритиков. Я, честно говоря, не ожидал от обычно дипломатичного главы «Горького» открытой поддержки.

– Для меня в картине просто с какой-то документальной достоверностью изображён солдатский быт. Пусть я служил не в авиации, но имею представление об этом аспекте. Война – это не только боевые действия. И показать мирную часть солдатской жизни на фронте, как бы странно это ни звучало, является признаком большого мастерства. За это надо благодарить второго режиссёра – Илью Зельцера, который пропустил всё это через себя. Про уникальные и новаторские сцены боёв мне даже нечего сказать. Вот товарищ критиковал их за излишнюю реалистичность, а я вижу просто верх мастерства советского кинематографического искусства. На Западе такого никто ещё не снимал, а это колоссальное достижение! Думаю, даже американцы ещё долго не смогут показать такой высокий уровень. Больше мне добавить нечего, товарищи.

Данелия и ещё один фронтовик из комиссии, тоже поддержали фильм, но нашли кое-какие огрехи. В итоге закончили мы уже под вечер, и было решено, что предварительные итоги заседания будут подведены завтра. Я не стал ни с кем разговаривать и просто уехал домой. Нервное напряжение, которое удавалось сдерживать целый день, дало о себе знать ночью. Сначала меня начала бить дрожь, затем кинуло в жар. Естественно, на этом фоне выспаться было просто нереально. Была мысль принять грамм триста коньяка, но я быстро её отверг. Не хватало ещё завтра дышать на людей перегаром.

Следующий день принёс достаточно интересные новости. Это я быстро сбежал домой. А вот члены комиссии, рядовые, конечно, неплохо поработали. После того как все собрались, прений особых не было. Мне просто сунули список из тридцати девяти эпизодов, которые, по мнению комиссии, противоречили духу и морали советского человека. Все мои недоумённые реплики, просто игнорировалась. Оставалось только подписать протокол заседания, который сейчас печатался. Чухрай отвёл меня в сторонку и сказал, что часть людей на моей стороне. Это добавило немного оптимизма, а то что-то я приуныл.