Текст книги ""Фантастика 2024-14". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

Глава 19

Капитонова позвонила через два дня. Про интервью сказала, что редакторы будут думать и советоваться, так как слишком много получилось острых вещей. Но в целом народу понравилось, так как беседа свежая и непохожая на большинство советских интервью. И еще она обозначила дату и адрес, где меня вроде как ждет хозяйка местного литературного салона. Далее потрепались о всяких мелочах, Светлана обещала держать в курсе дела, и на этом разговор закончился.

Долго размышлять не было времени. Сходить на сборище представителей разных направлений советского искусства не помешает. Хотя бы для того, чтобы понимать, чем дышит интеллигенция этого времени. Все-таки мой круг общения ранее ограничивался шапочным знакомством с актерами одного театра и по мелочам. Значимые фигуры молодого помощника режиссера всерьез не воспринимали и с откровениями не лезли. А с учетом венецианского приза и успеха плакатов с календарем, я теперь сам по себе фигура, пусть пока и мелкая. Поэтому схожу – себя покажу и пообщаюсь.

Но сейчас нет времени думать о подобных глупостях, надо работать. Мы наконец-то закончили просмотр всего отснятого материала. Долго спорили и даже сильно поругались с Моисеичем. Здесь еще и Пузик влезла на правах соавтора, с ней тоже поорали друг на друга. Надо сказать, что наша бобруйская царевна пообтесалась и начала показывать характер с коготками. Я лично это полностью приветствую, потому что надо уметь отстаивать свое мнение.

Самое интересное, что разногласия между тремя сторонами конфликта были совершенно разные. Зельцер напирал на то, что надо оставить наиболее гладкие моменты, убрав всю остроту, дабы пройти приемные комиссии. У нашего старшего товарища все еще присутствует суеверный страх перед разного рода начальниками, которые хорошенько били в молодости его по рукам. Пузик же больше напирала на романтическую линию, грозя превратить социальную драму в любовный елей. Я был примерно посередине, еще и пытался продвинуть наиболее эпатажные моменты. Не секс, его у нас в картине не было. Просто отсняли несколько достаточно резких кадров на предмет одиночества и мыслей сорокалетней женщины. Сейчас это еще не очень принято. В итоге попаданец и белорусский комсомол победили старого ретрограда!

Далее начался самый настоящий ад. Сидеть по двенадцать часов в небольшой и душной комнате перед маленьким экраном – то еще занятие. Хорошо, что мужики сдержали слово и пахали наравне с нами, только курили как сумасшедшие. На одном из перекуров я задал вопрос Андрею.

– Это не мое дело, конечно, – произношу тихо, чтобы не услышали остальные. – Только буду откровенен. Не понравился мне ваш Михаил, который по свету.

– Ну, ты прям глаз-алмаз, Анатолич, – хохотнул монтажер. – Мишаня – известный стукачок, только меру знает. Если ты там чего криминального или особо политически неправильного скажешь, то сдаст. А так – бухает с нами и нормально общается, хотя держит народ в тонусе. Подобных типов лучше держать поближе, ибо всем спокойнее. Трудовую дисциплину нарушали вместе, так что не переживай.

М-да. Странные у них здесь обычаи. Хотя вспоминаю работу в стройкорпорации. Будучи начальником отдела, сам удивлялся, откуда в людях столько дерьма. Было такое впечатление, что почти весь коллектив стучит друг на друга. Утрирую, конечно, но в людях я тогда сильно разочаровался. Времена меняются, а народ остается прежним.

* * *

В мое время этого дома на пересечении Каретного Ряда и Садово-Каретной уже нет. Поднимаясь по ступенькам обшарпанной лестницы на третий этаж, я начинаю вспоминать про саму хозяйку квартиры и сообщество, которое здесь обитало. Я все-таки не такой знаток советской богемы (или как правильно называются эти люди?), но многое вспомнил.

Хозяйка – действительно милая девушка. Не знаю, почему современники считали ее безумно красивой. Я бы сказал, что Алена умеет себя подать. И есть в ее облике что-то такое готическое, но без излишней мрачности.

– Алексей? – собственно, Басилова и открыла дверь. – Заходите. Можете не разуваться, только протрите ботинки.

Здороваюсь, вручаю Алене пакет с вином и выполняю необходимые процедуры. На кухне, откуда несло запахом табака, раздался мужской смех. Хозяйка приветливо улыбнулась и повела меня за собой. В весьма необычной комнате с черными стенами сидело человек семь. Поздоровался со всеми и был представлен звонким голосом Басиловой. Из присутствующих узнал только Губермана и Окуджаву. Первого, потому что читал его в свое время и видел фото. Второго можно узнать и в этом достаточно молодом возрасте.

Чуть позже в комнату ввалилась компания из четырех человек, с которыми я тоже вежливо поздоровался. Солировал среди них совсем молодой чернявый парень. Судя по тем взглядам, которые он бросал на хозяйку квартиры, товарищ здесь не просто гость. Ну, дело молодое, тем более что Алена тоже смотрела на брюнета влюбленными глазами.

В общем, я потихоньку начал вписываться в новую компанию. Разговоры велись самые разные, больше о поэзии, оно и немудрено. Несколько присутствующих входили в достаточно известное, даже гремевшее в прошлом году, объединение поэтов СМОГ. Прежнему Алексею подобное направление было не особо интересно, мне нынешнему – подавно. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Один из парней громко возмущался, что их группировку прикрыли. И вообще, кругом козлы, а они одни хорошие. Но наконец-то накал немного спал, и народ начал обсуждать последние новости искусства. Я как-то за всеми делами совсем отстал от мира. А Москва бурлила во всех направлениях. Выставки, новые театральные постановки и многое другое.

– Молодой человек, – вдруг обратился ко мне лысоватый мужчина в очечках, – каково это – быть обласканным властью?

Он, Окуджава и еще один неряшливый бородач были гораздо старше присутствующей здесь публики. Заметив мое недоумение, лысый продолжил:

– Разрешите представиться, Оскар Рабин, – видя, что я никак не реагирую на объявленное имя, товарищ сморщил свое лицо и продолжил: – Я был в Историческом, на вашей выставке. Что я могу сказать? Плагиат в чистом виде, еще и под советским соусом. И знаете, ваши плакаты никогда не купят на Западе.

Что за наезд, я так и не понял. Кто такой Рабин тоже вспомнить не удалось, хотя что-то крутилось в голове.

– Я не совсем понял, при чем здесь мои работы совместно с Сергеем Самсоновым и власть? Что касается плагиата, то я не скрываю заимствования из пин-апа. Недавно мы давали большое интервью и там честно рассказали, откуда растут ноги наших работ.

– Да, – вдруг воскликнула Басилова, я обратил внимание, что все присутствующие слушают только нас. – Алексей с соавтором недавно дали интервью нашей Светочке. Она рассказывала, что это нечто! И мальчики действительно ничего не скрывали.

– О, Светочка! – притворно закатил глаза один из молодых людей. – Когда же она посетит сию скромную обитель?

– Ты же знаешь, Володя, что наша принцесса ходит только в сопровождении жуткого чудища по имени Николя, – под смех мужчин и осуждающий взгляд Алены произнес ее молодой человек.

Я бы тоже не отпустил Зою в эту специфическую компанию. Так что Николая понимаю и полностью поддерживаю. Хотя сомневаюсь, что кто-то из присутствующих способен охмурить товарища Капитонову. Это скорее она всех здесь заставит ходить строем и выполнять любую ее команду. Когда смех прекратился, Рабин продолжил:

– Здесь присутствует Толя Зверев, – Оскар кивнул на неряшливого мужичка, который жадно поглощал принесенное мною вино. – Его работы выставляются в Париже, Лондоне, Нью-Йорке и многих городах мира, где пользуются большим спросом. А в своей стране ему разрешили принять участие лишь в студенческой выставке почти десять лет назад. Потому и спрашиваю, как вам удалось пробиться в главный зал Москвы?

– Вы никогда не задумывались, что искусство может носить просветительский характер? – отвечаю собеседнику. – Не радовать глаз кучки якобы ценителей, которые стараются создать мнение, какие картины сейчас наиболее популярны, а быть понятным для всех. Пикассо и прочих Кандинских могут покупать на аукционах за миллионы. Но простой народ будет наслаждаться Боттичелли, Микеланджело, Рубенсом или Саврасовым. Потому что они им понятны. И людей сложно заставить поверить, что вот эта хрен поймешь какая мазня – искусство.

Делаю глоток вина и понимаю, что народ слушает, но настроен резко против моих слов. Только Алена загадочно улыбается. Я тем временем продолжаю:

– Основной посыл наших работ – это социальная тематика. Агитационные плакаты для того и нужны. Мы подняли вопрос борьбы с пьянством и некоторыми нездоровыми явлениями советского общества. Наверное, поэтому и государство быстро отреагировало на наш посыл, так как это важно для советского социума. Не для группы лиц, пытающихся доказать, что их творчество необходимо публике, нужно той это или нет. А для простых людей, часть которых наши работы могут спасти от разного рода глупостей. Что касается успеха на Западе, – поднимаю руку, не дав Рабину возразить, – то мои оригинальные календари сейчас с успехом продаются в Европе. Не в двух-трех галереях для зажравшихся буржуев и прочей декадентствующей сволочи. Их массово покупают простые люди, которым нравится посыл, изображенный на фотографиях. И это успех, который я собираюсь развивать, так как идей у меня хватает.

Народ зашумел после того, как я закончил свою речь. И не сказать, что особо полыхал негативом. А вот товарищ Оскар ожег меня неприятным взглядом.

– То есть, по-вашему, остальные области живописи не имеют права на существование? – не сдавался настырный Рабин.

– Кто я такой, чтобы рассуждать о таких глобальных вопросах? Если речь идет о нашей стране, то могу дать вам совет, – увидев кивок собеседника, продолжаю: – Никто не мешает художникам иметь свои студии. Как вариант, несколько единомышленников могут объединиться в артель, я просто незнаком с законами в этой сфере. Вместо того, чтобы устраивать подпольные выставки и продавать картины иностранцам, вы можете стать их официальным администратором.

Вспомнил я про этого кренделя. Типа непризнанного гения и светоча авангардизма, или чего он там писал. Товарищ как раз меня перебил:

– И какой в этом смысл?

– Выйдете на Минкульт, Внешторг или иные организации, – а вот теперь Рабин был точно растерян. – И продавайте свои работы за границу. Если вы говорите, что художника хорошо встречает западная публика, так почему на этом не заработать? Стране очень необходимая валюта. Вам – почет, награды и прочие плюшки. Только нужно жопой шевелить, а не жаловаться на весь мир и заниматься эпатажем. Или, может, вопрос в том, что на Западе интересен только тот художник, который якобы притесняется властью?

Упомянутый Зверев всхлипнул и чуть не подавился очередным бокалом вина, которое он уничтожал с завидной скоростью. Остальной народ загудел явно неодобрительно. Понятно, что многие считают себя этакими неформалами. Рабина это точно не касается, у него есть явный коммерческий интерес.

– А я вот не хочу, чтобы мои стихи печатали в советских изданиях! Мы сами распространяем их для публики! – пафосно воскликнул Губанов, тот самый возлюбленный Басиловой.

– Очень зря, Леонид, – отвечаю поэту. – Писать и декларировать стихи для небольшой кучки восторженных почитателей – это путь в никуда.

Как вы можете быть уверенными, что пишете что-то действительно стоящее, если о вас знают пара сотен человек? Да и зачем лишний раз связываться с самиздатом?

Здесь разгорелся самый настоящий спор. Местный народ, чье объединение недавно закрыли, неслабо так лез в политику. Вплоть до того, что устраивал акции протеста и небольшие демонстрации. Я, честно говоря, малость выпал в осадок. Раньше думал, что первые массовые акции начались после экскурсионной поездки советской армии в Прагу. Ан нет. Какие здесь, оказывается, гуманные власти. Думаю, в Москве моего времени подобные демонстранты штрафом бы не отделались.

У прежнего Лехи в этом плане особой информации не было. Человек жил как обычный гражданин, стараясь не лезть во всякие неприятности.

– Какой у вас интересный гость, Алена, – произнес новый персонаж.

Я так понял, не все гости вернулись с кухни, и парочка заседала там, пропустив нашу эмоциональную беседу. Молодого плечистого парня я не знал, а вот стоящего за ним невысокого лысоватого мужчину недавно видел в кино. В прошлой жизни я тоже видел много фильмов с его участием. Евстигнеев оттеснил молодого и задал вопрос:

– Вы считаете, что искусство должно быть именно массовым? А как быть с разного рода параллельными течениями? Тот же нуар или неореализм, в стиле которого снят ваш фильм. Я его смотрел и должен сказать, что был впечатлен.

Сам не заметил, как кровь бросилась в голову. Похвала такого человека дорогого стоит. Надеюсь, народ подумает, что это от выпитого вина. Мэтр же продолжил:

– Есть высокое искусство в театре или поэзии, но должны существовать и другие дороги. Вдруг мы идем неверной дорогой?

– Единственным критерием оценки творчества является публика. У нуара она своя, так же, как у разного рода авангардистов. Меня привлекает работа на массового зрителя. Думаю, в итоге получается определенный баланс. Главное – не шарахаться в совсем уж экстремальные вещи.

Смотрю, вроде народ начал воспринимать меня более благожелательно. Наконец внимание переключилось с моей персоны, и люди начали обсуждать свои темы. Я особо не лез, но внимательно слушал. Не скажу, что получал искреннее наслаждение, но было интересно. Особенно когда Окуджаву уговорили спеть. Хорош все-таки Булат! Знаете, я ранее не слышал его «Песенку о Лёньке Королёве» и «Не бродяги, не пропойцы». В исполнении автора это просто чудо! Какой же диссонанс с песнями моего времени. Просто обидно, что «поющие трусы» заменили нам настоящую музыку.

Глянул на часы. Думаю, пора собираться домой, о чем сообщил гостеприимной хозяйке. Я все-таки человек женатый, а время уже ближе к одиннадцати. Стишки Губермана я слышал в прошлой жизни, думаю, проживу и без них. Поэтому тихо сообщил хозяйке, что мне пора.

– Надеюсь, увидеть вас у себя еще раз, – Алена протягивает на прощание руку и мило улыбается.

Рядом стоит уже слегка поддатый Губанов, который далек от добродушия его супруги. Они, оказывается, в браке, чего я не знал. Целую руку хозяйки салона, жму граблю недовольного Леонида и выхожу на лестничную площадку.

На улице вдыхаю морозный воздух и направляюсь в сторону «Маяковки», до которой отсюда идти меньше десяти минут. По дороге размышляю, но так не прихожу к выводу, стоило ли посещать это заведение. Было достаточно душевно, если не касаться политики. Все равно нужен определенный круг знакомых вне актерской среды, для дальнейшей работы. Не искать же на стороне тех же художников. С другой стороны, многие разговоры мне откровенно не понравились. Не сказать, что в квартире собрались откровенные антисоветчики, но неприятный осадочек остался. Только если я влез во все эти расклады, то надо гнуть свою линию. Я от нее отступать и не собираюсь. Не нужны мне всякие обвинения в поддержке диссидентов и прочей нечисти.

Хотел пообщаться с Окуджавой, но тот как-то особо не шел на контакт. Евстигнеев тоже ограничился парой вопросов и переключился на своих знакомых. Остальные мне не интересны. Разве что хозяйка салона. Но с ней тоже особо не пообщаешься, там есть ревнивый муж. Хотя я к ней и не думал приставать. Не мой типаж – да и вообще, это будет выглядеть пошло. В итоге у меня осталось весьма двойственное впечатление. Нужно мне все это или нет?

Домой приехал ближе к двенадцати. Тихо разделся и нырнул в ванную. Вроде пятница, Зоя обычно смотрит до упора телек, а потом читает. На дачу завтра не надо, поэтому можно отоспаться. Хотя двое мелких рыжих метеоров имеют на это свое мнение. Но меня встретила тишина и покой.

Ложусь в кровать и прислушиваюсь. Судя по всему, супруга усиленно делает вид, что давно уснула. Только меня не обманешь, слышу по дыханию, что не спит и ждала моего прихода. При этом я честно звал ее с собой, на что получил отказ. Дело житейское. Но завтра, скорее всего, будет очередная порция упреков.

* * *

– Значит, призывал продавать картины иностранцам? – подполковник Иванов мерил шагами кабинет, поглядывая на корпящего над докладной Антипова.

– Он выразился немного иначе, тащ полковник, – ответил капитан. – Предложил художникам создать артель и зарабатывать для страны валюту.

Маленькие глазки начальника опасно сузились и вперились в подчиненного. Последний явно растерялся и не знал, как реагировать на поведение босса.

– Дима, ты хочешь стать майором? – задал риторический вопрос Иванов. – Наш объект посетил самое настоящее гнездо богемы с антисоветским уклоном. Там он предложил ранее задерживаемому за незаконную торговлю Рабину создать целый канал по переправке предметов искусства за рубеж. Еще и поддерживал этих смоговцев, за которых так любят заступаться на Западе. Сам думай, что написать в отчете. Но это очень перспективное дело. Поверь моему опыту.

Глава 20

Чего-то у меня с самого утра нет настроения. Дома вроде все хорошо, а что-то гложет. Отвел близняшек в школу и сразу погрузился в самокопание. Уже на подходе к киностудии у меня сложился пазл из совершенных ошибок.

На ловца и зверь бежит. Пузик с Самсоном сидели в нашем кабинете и гоняли чаи. Дело в принципе нужное, так как на улице холодновато. Здороваюсь, раздеваюсь, переобуваюсь из теплых ботинок в туфли и смотрю на соратников. Хорошие они ребята, но немного инфантильные. Хотя Оксана, когда надо, показывает характер и уже давно не та провинциальная простушка.

– Серег, покажи мне свой альбом.

– Ну, ты понимаешь… – начал мяться друг.

Но мне сегодня не до его тонкой душевной организации. Беру альбом и начинаю листать. Кто бы сомневался? Из двадцати рисунков штук пятнадцать посвящены одной рыжей особе, настороженно смотрящей в мою сторону. Нарисовано хорошо, кто спорит. Вот только одно меня смущает, что я сейчас буду доносить до друга.

– Ты знаешь, что наши плакаты запущены в печать? Думаю, их ждет успех и дополнительный тираж. Календари расходятся, как пирожки в базарный день, с агиткой должно быть ненамного хуже. Более того, нашу работу оценил западный покупатель и пришлось срочно делать новый заказ у финских полиграфистов.

– Я знаю, все говорят. Мне ребята многие звонили, ну с кем учился. Оценили и говорят, что отлично получилось! – восторженно воскликнул Самсон, но слегка увял под моим строгим взглядом.

– Сергей, как думаешь, сколько времени потребуется ребятам, вроде тех, кто тебе звонил, чтобы сплагиатить нашу идею?

– Наши парни такого делать не будут, – уверенно заявил Самсон.

– А кто помешает это сделать сотням других художников со всего СССР? Что я просил тебя набросать еще месяц назад?

Не дав ответить, продолжаю наезд:

– Ты должен был нарисовать черновики новых плакатов на несколько тем. В том числе рассчитанных на женскую аудиторию и одновременно высмеивающих наших дам. Где они? Неужели ты не понимаешь, что нельзя терять темп? Если мы взялись развивать это направление, то должны опережать конкурентов на десять корпусов. У меня вот есть идея будущего календаря уже на 1968 и даже 1969 год.

– Почему ты так грубо разговариваешь с Сережей? – вдруг влез в разговор рыжий адвокат.

– Молчи! – тыкаю пальцем в Пузик, пресекая всякую оппозицию на корню.

– Ты тоже! – перевожу злой взгляд на Самсона. – Мы потеряли месяц. Значит, теперь кто-то будет наверстывать упущенное в течение недели, позабыв о сне и личной жизни. Не разочаруй меня, братан. Теперь с тобой.

Смотрю на пылающие негодованием глаза Оксаны. Понятно, что в этом случае ошибку допустил я. Но почему не переложить часть вины на другого?

– Мы сидим с тобой на золотой жиле. Ее нужно разрабатывать здесь и сейчас. А ты не проявляешь никакой инициативы, пользуясь тем, что я полностью погрузился в фильм.

Васильковые глаза Пузик реально полезли на лоб, никогда такого не видел. Она ожидала от меня чего угодно, но не такого.

– Чем я сейчас занимаюсь? – задаю наводящий вопрос.

– Снимаешь кино.

– Правильно. Более того, ты мне сама говорила, что многие дамы отозвались об идее фильма в восторженных тонах. И что сейчас делаешь ты?

– Пишу третий рассказ о похождениях Ивана Терешко и еще кое-что для белорусских читателей, – недоуменно отвечает рыжая.

– Оксана, у нас с тобой на руках готовый сценарий. Сюжет и сам фильм обещают стать очень популярными, – чую, что мои слова не нашли понимания. – Так какого лешего ты не начала писать рассказ, а лучше роман по мотивам фильма?

Сериал мы начнем снимать в лучшем случае через год. Историй для твоего Терешко нароем в старых детективных романах, про того же Ната Пинкертона. Только переделаем их под послевоенную Белоруссию. Все равно девяносто девять процентов зрителей этого не поймет.

– Это подлог и цинизм, который ты уже перестал скрывать, – белорусский комсомол негодует. – И почему опять я виновата?

Эх, тяжело с ними. Не сказать, что лентяи, наоборот. Вот только люди привыкли жить в ином ритме и парадигме.

– Я дал вам обоим направление, куда можно развиваться, – отвечаю максимально спокойно. – Но кто-то же решил, что так будет всегда. Но дядя Леша не должен двигать вас в нужную сторону до самой пенсии. Где инициатива? Вы ведь оба люди искусства, а не какие-то халтурщики. Наши плакаты, если их будет ждать успех в следующем году, это собственная мастерская для Самсона. Роман, который у нас фактически готов, так как процентов семьдесят уже есть в сценарии, сделает подающую надежды Оксану Пузик полноценной писательницей. А может, через «Брак по расчету» ты станешь членом Союза писателей Белоруссии, если не сразу заслуженным литератором республики. Чего здесь непонятного? Потому меня удивляет и раздражает ваша инфантильность.

– Ты все меришь материальными ценностями, – завопила Пузик. – Это уже начинает принимать нездоровые формы.

Бац! Бью со всей силы по столу. Самсон аж подпрыгнул от неожиданности. А я начинаю самым натуральным образом шипеть на этих балбесов:

– При чем здесь деньги? Они нужны, но это не главное. Заслуженный писатель и художник республики – это свобода! Вы сможете творить, не оглядываясь на разного рода мелких тварей. Для них главное – запретить любое творчество, выбивающееся из их узколобого понимания искусства. Таких паразитов хватает. Они сами ни хрена не умеют, но всегда готовы подрезать крылья талантливому человеку. Творить – не значит заниматься дурью или пошлятиной. Это возможность продвигать свое творчество, без оглядки на всякие комиссии. Потому что за заслуженной писательницей БССР будет стоять вся республика, начиная с ее главы и заканчивая сотнями тысяч обычных читателей. То же самое касается художника, который смог своим творчеством повлиять на нездоровую ситуацию в обществе. И всего этого надо добиваться здесь и сейчас, перестав витать в облаках.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я вообще затеял этот разговор, чтобы обезопасить близких людей в будущем. Может, завтра я растворюсь и на мое место вернется прежний Леха. Только за несколько месяцев мне удалось затронуть целые пласты советского искусства и втянуть друзей в эти расклады. Ведь уведут у обоих перспективные темы, если меня не будет. Потому и злюсь.

– Вы не хотите понять, что судьба дала нам шанс. Его нельзя упускать. Самсон, – обращаюсь к другу, – общий тираж наших плакатов с календарями уже более полумиллиона, и это не предел. Я уж молчу про Европу. В январе у нас должна быть готова новая серия, которую ты должен был начать рисовать месяц назад. Будет это выставка или мы сразу запустим их в печать, не знаю. Но все должно быть нарисовано и согласовано с Минкультом. А может, мы переведем нашу агитку и через Франческо, устроим выставку в Италии или Франции. Там есть ощутимый интерес к советскому искусству. То же самое касается Оксаны. У нас собран отличный материал для романа, по мотивам которого на экраны выйдет фильм. Так его надо уже завтра нести в «Молодую гвардию» или «Роман-газету». Моя вина очевидна, излишне увлекся съемками. Только вы должны думать на пару шагов вперед, не надеясь на меня. Где ваши собственные работы? Успокоились?

Что-то получилось излишне эмоционально, но мне просто обидно за двух весьма талантливых людей. Мне прежнему до них, как до Китая раком.

– Сейчас вы оба садитесь и делаете мое задание, – поднимаю руку, пресекая возражения. – Самсон рисует три плаката, а Пузик печатает полноценную главу. В субботу мы с Оксаной и Моисеичем едем к нашим музыкантам, так что времени реально мало. Спрашивать буду со всей строгостью. А в январе мы втроем, может, еще кого захватим, едем в Минск.

– Зачем в Минск? – воскликнули друзья одновременно.

– Потому что кое-кто неблагодарный, не будем называть фамилий, – показываю пальцем на Оксану, – сам никогда не додумается позвонить товарищу Жабицкому, сказав ему спасибо, и спросить, чем мы можем помочь. А у него пара мероприятий под вопросом. Мы как раз в тему. Молодые, интересные и перспективные люди из разных областей культуры, еще из Москвы. Для встречи со студентами БГУ самое оно. Как раз скоро выходит первый рассказ про нашего детектива, к тому времени он уже будет безумно популярным.

– Нельзя быть настолько самоуверенным. Вдруг будет провал, и читатель встретит историю про Терешко холодно?

– Все просчитано, и нас ждет небывалый успех, – пресекаю панику на корню. – И еще. Если вы в ближайшее время не подадите заявление в загс, то кое-кто поедет в Минск на следующей неделе. А то ваш лямур слишком сильно мешает рабочему процессу. Или вообще увольняйтесь оба и катитесь на все четыре стороны.

Захлопываю дверь, в которую с той стороны врезается явно что-то тяжелое, скорее всего дырокол. Оксана девушка эмоциональная. Ох, наплачется еще Самсон с Пузик, пока она его полностью не придавит своим каблуком. Улыбаюсь, как после хорошо выполненной работы или сделанной гадости, и двигаю к монтажерам. Дел еще вагон.

А эти балбесы перебесятся и поймут мою правоту. В следующем году вполне реально обеспечить свое будущее на десятилетия вперед. Ну просто никто не рисует таких плакатов. Да и с литературой в Союзе большие проблемы. Народ оттого так ненасытно читает всяких Дюма и прочих Буссенаров, потому что нет им качественной альтернативы. Мы же с Пузик предложим полноценный детективный боевик, что ценилось во все времена.

Наш роман, да еще на фоне фильма, просто обязан стать бестселлером. Это реально мое упущение. Те же америкосы выжимают из любой популярной темы максимум. Фильм, музыка, книга, комиксы и прочий мерч. Буду идти этим путем, хотя сложностей хватает. Здесь элементарной бумаги не хватает, хотя народ читает как сумасшедший. Для меня это просто бред. Но при правильных знакомствах все решаемо. Заодно обеспечу будущее друзей, чтобы их ни одна сука не могла тронуть.

* * *

Ну хоть на одной из первых электричек народу мало. Или дело в том, что на дворе декабрь? А то в мае или июне дачники бы оккупировали все места. Без шипов я по местным дорогам, тем более подмосковным, ездить побаиваюсь. Поэтому мы воспользовались универсальным транспортом жителей Подмосковья.

Кроме Зельцера, с нами решил ехать Солодовников, который отвечает за звук. Удивил он меня, честно говоря. Сорваться в выходной и поехать за сто километров, чтобы послушать людей, которых ему скоро писать. Что-то я сомневаюсь, чтобы на такое пошли люди из моего времени. А здешних я вообще перестал понимать. То они работают со скоростью улитки – и вдруг проявляют такой энтузиазм.

Полтора часа, и мы в моем родном городке. Благо здесь нам устроили нормальную встречу – Гена постарался. Мы все спокойно разместились в «Победе» и быстро доехали до ДК.

А музыканты молодцы! Мало того что придумали к базовой мелодии фильма неплохой текст, так еще три новые песни выдали. Пусть пока сыровато и им надо еще репетировать, но все равно удивили. Честолюбие и правильная мотивация творят самые настоящие чудеса. Гена очень хочет стать знаменитым, поэтому тянет всю группу вперед. Еще и Сима Иосифовна помогла в плане музыки и вокала.

– Что за чудесная мелодия? Я такой ранее и не слышал, – удивленно воскликнул Солодовников, услышав «Королька».

Илья тоже закончил музыкалку, но по классу баяна. Со слухом и вкусом у него был полный порядок. Его спецификация натолкнула меня на одну мысль. Надо будет ее обдумать и пообщаться с ребятами.

– Ребята нащупали черновой вариант мелодии, – отвечаю звукорежиссеру. – Сима Иосифовна помогла им довести ее до ума. Слова же скорее кого-то из местных поэтов. Наша земля полна талантов, главное – помогать им раскрыться.

Думаю, зарегистрирую-ка я свою учительницу как автора мелодии. Одному Гене слишком жирно будет. А старушка хоть какие-то деньги начнет получать. Ее сын Григорий фактически инвалид, вот будет ей помощь от благодарного ученика. Понятно, что начнет отказываться. Но я включу все свое обаяние и уговорю директрису. Хотя не уверен, что сейчас авторам музыки идут какие-то выплаты. Надо будет прозондировать этот вопрос.

Три песни собственного сочинения мне тоже понравились. Не шедевры, но для нынешнего времени вполне себе удобоваримая музыка. Чувствую, что Гена нашел какого-то поэта, может, нескольких. И в музыкальном плане они прогрессируют. Сплав молодости и опыта творит чудеса.

– Как тебе песни? – спрашивает Сима Иосифовна, неожиданно появившаяся в зале ДК.

А ведь она волнуется. Видно, что пожилая учительница вкладывает в ВИА свою душу.

– Вокал стал лучше, про технику игры вообще молчу. Чувствуется чья-то рука. Не подскажете, как зовут эту достойную даму?

Радостная улыбка была для меня как бальзам на душу. Прежний Леха очень любил свою учительницу, которая периодически вытаскивала его из разных ситуаций и вообще стояла за молодого балбеса горой. Мать уже начала сдавать в начале пятидесятых, но при этом пахала как проклятая. Вот его и воспитывали две соседки.

– Алечка хорошо поработала над одним ершистым мальчиком, – Сима намекнула на Алевтину Казимировну, которая из бывших. – Кто бы мог подумать, что из мелкого хулигана вырастет такой талантливый и культурный человек.

Приятно, черт возьми. Хотя моих заслуг в этом нет. Леха при всей его безалаберности всегда хорошо учился и вообще абсолютно положительный персонаж.

Разговор насчет авторства вышел весьма тяжелым. Но мне все-таки удалось уговорить директрису, напирая на заботу о сыне.

– Я не могу быть везде, – привожу последний аргумент. – Если моя фамилия будет мелькать в книгах, музыке и фильмах, то у людей начнут возникать закономерные вопросы. Вам же я буду просто передавать сырые напевы, которые нужно доводить до ума. Гриша денег со стороны не возьмет, слишком гордый. Но если их заработала мама, то никуда не денется. А ему нужен хороший специалист и реабилитация. Он же еще молодой – сорок один год. Может, поставите его на ноги в ближайшее время.