Текст книги ""Фантастика 2024-14". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

Глава 22

– Садись и не перебивай.

Сегодня Фурцева опять была в образе строгого начальника, а не доброй тетушки. После приветствия и пары слов она начала сверлить меня взглядом. Мне в принципе все равно. Сижу и рассматриваю новые занавески в ее кабинете. Со мной разного рода психологические уловки не пройдут. Я здесь сам могу читать лекции на эту тему.

– Внешторговцы обещали в феврале доставить новую камеру и оборудование для монтажа, – министр сделала глоток чая, снова строго на меня посмотрела и продолжила: – На большее пока не рассчитывай. Оборудование по звуку дорогое и его закупать не будут. Нужен твой новый проект, уже с него пойдут другие закупки.

Крохоборы хреновы. Зачем мелочиться из-за пары тысяч долларов или марок? Но на безрыбье и рак рыба.

– Камера должна использоваться исключительно оператором Акмурзиным. Это моя принципиальная позиция. Что касается монтажа, то пусть Бритиков сам решает. Но в очередь я становиться не собираюсь, и для моих проектов оборудование должно предоставляться по первому запросу.

– Не много ли на себя берешь?

– Кто-то из советских деятелей культуры зарабатывает для страны валюту на регулярной основе? – отвечаю вопросом на вопрос. – А я планирую делать это дальше. Но следующей вопрос по оборудованию и использованию моих денег буду обговаривать напрямую с Внешторгом или с тем, кто принимает решение. Мне деньги нужны не для личных благ, а на дело. Откажутся – переживу.

– Не слишком ли много на себя берешь? – снова усмехнулась министр.

Раз советская номенклатура ведет себя подобным образом, фактически обворовав человека, то и я не собираюсь церемониться. Они же не просто так вцепились в валюту, да и Фурцева наверняка тему продумала.

– У меня есть несколько интересных идей, в том числе для полиграфической продукции. Думаю, что при правильном подходе государство может на этом заработать. Я не тяну одеяло в свою сторону, а пытаюсь договориться. И хочу, чтобы люди держали свое слово. Все эти лозунги, что стране необходима валюта и прочее, не моя проблема. Если вам необходимы доллары, то начинайте их зарабатывать, оставив словоблудие в сторонке. Не умеете – освободите уютные кабинеты другим товарищам, кто сможет выполнять поставленную задачу. Оборудование мне нужно для съемки качественного кино, а не какой-то блажи. Работать буду только на таких условиях. С нашим итальянцем или с кем-то другим, это вопрос вторичный. Только обманывать себя я более не позволю.

Лицо Фурцевой не изменилось, но судя по глазам, она была жутко зла. Пришел, понимаешь, какой-то щегол и начинает ей условия выдвигать. А ведь он должен по первому приказу бежать и выполнять поставленную задачу, радостно ожидая какой-нибудь премии и медальки. Я же привык работать в ином формате и менять его не собираюсь. Наконец министр нарушила молчание:

– Тяжело с тобой, Алексей. Понимаешь, что завтра ты можешь начать крутить гайки на каком-нибудь заводе? И никакие хорошие отношения с белорусскими товарищами тебя не спасут?

– На завод я не пойду. У нас вроде нет принудительного труда. Я могу писать и рисовать, чем спокойно займусь. Не будете печатать – значит, подумаю о другой профессии. Только бегать как собачонка, подбирая объедки, я не стану.

На этот раз молчание длилось еще больше.

– Хорошо, – вдруг улыбнулась Фурцева. – Предлагай свои варианты, а я донесу их до Внешторга. Далее сам будешь с ними договариваться. И показывай, чего принес.

Я еще не успел переварить, что фактически одержал победу. Передаю министру новые эскизы Самсона, а сам чувствую, что не готов сосредоточиться. Понимаю – этот раунд выигран. Другой вопрос, что общая победа останется за моими противниками, здесь у меня нет никаких иллюзий. Но пока надо продвигать новые плакаты.

– Неплохо, – резюмирует Екатерина Алексеевна, улыбнувшись. – Выдерживаете свой стиль и добавили много остросоциального. Только вот про женщин не перебор?

Мы с Серегой затронули некоторые вещи насчет дамочек, озабоченных финансовой составляющей. Зоя хорошо так меня завела, что я подкинул Самсону идею про подобных алчных девушек. На плакатах все было более целомудренно, но мотив понятен. Также мы хорошо прошлись по несунам, назвав их откровенными ворами и предателями. Странное вообще явление, которое уже цвело в Союзе махровым цветом. Воровали же не только гайки, но и стройматериалы с продовольствием. В общем, махинаторы резвились на славу. Власти делали вид, что это почти нормально, критикуя ворье в «Крокодиле». Я считаю, что несунов надо сажать и перестать делать попытки их перевоспитывать. Но гуманная советская власть считает иначе. А этих воришек фактически не наказывают, разбирая дела в товарищеских судах. Просто какой-то сюр.

Фурцевой плакаты явно понравились, она еще несколько раз их пересмотрела. И вообще, она как-то сразу подобрела. Это навело меня на мысль, что победы над системой не было. Просто если бы я дал слабину, то пахал на некоторых товарищей бесплатно.

– Что во второй папке? – спрашивает министр, все еще разглядывая плакаты.

– Мои мысли по некоторым вещам нашей культуры. Про всяких неформалов, запрещаемых писателей и художников.

– Зачем тебе это? – от былого благодушия Екатерины Алексеевны не осталось и следа.

– Мне кажется, что государство совершает огромную ошибку. Народ все равно читает запрещенную литературу, в квартирах устраиваются выставки и даже концерты. Какой смысл загонять все это в подполье? Ведь на этом можно заработать неплохие деньги, грамотно возглавив сам процесс.

– Алексей, ты меня иногда пугаешь своей меркантильностью. Не знаю, откуда это взялось у подмосковного мальчишки, но для советского человека такой подход ненормален. Ты пытаешься все перевести в финансовую плоскость. Но продолжай про неформалов, как ты их обозвал.

Собираюсь с мыслями. Уж очень специфический вопрос я поднял. Но мне действительно хочется помочь своей стране избежать детских ошибок, на которых ее ловила иностранная разведка. Когда я читал про ситуацию с некоторыми товарищами, которым запрещали работать или выдавливали за рубеж, то диву давался. Складывалось впечатление, что всем процессом руководил какой-то вредитель, предатель и идиот в одном лице.

– Начну с художников. По их собственным словам, картины покупают иностранцы и в разных городах Европы устраиваются выставки. Как можно допустить подобное? Пусть это авангардисты или прочие кубисты, но картины имеют хороший спрос. При этом государство бьется за каждый цент, – я чуть не сказал «давится». – А сотни тысяч или миллионы в валюте уходят непонятно куда. Если сейчас советская школа авангардизма в моде и имеет большой спрос в Европе, то его нужно продавать. Тот же Зверев очень интересно пишет, хотя я не любитель подобного стиля. Таких непризнанных талантов в стране немало. У этой ситуации есть и обратная сторона. Заодно проверим – это действительно оценка творчества наших людей западным зрителем или специально провоцируемая ситуация. Мол, проклятые коммунисты гнобят очередного «гения». И гений сразу поймет, что он из себя представляет в плане творчества. Мне кажется, что больше половины этих товарищей бездари и даром никому не нужны. Но из-за жесткой реакции властей и запретов из них искусственно лепят героев.

Выдыхаю и откидываюсь на спинку стула. Делаю глоток уже остывшего чая и смотрю на Фурцеву. Та сидит с непроницаемым лицом. Ведь я сейчас хорошенько критикую и ее епархию. Но надо продолжать.

– Почему не организовать для этих неформалов свою студию или мастерскую, пусть хоть кружок. Заодно всерьез взяться за продажу их работ. Обратите внимание на Оскара Рабина. Как художник он весьма спорен, но это готовый импресарио. Вот пусть и продает работы своих коллег иностранцам, если у него это получается. То же самое касается поэтов из недавно запрещенного СМОГа и прочих оригиналов. Народ тянется к их творчеству, и нецелесообразно запрещать таких популярных деятелей. Наоборот, надо печатать их стихи, в той же «Литгазете». Пусть массовый читатель ознакомится с Губановым и решит для себя, является ли тот новым Есениным. Я считаю, что ему до Сергея Александровича, как до Луны. Вот и наш народ должен сам в этом убедиться. Как вариант – дать всем площадку в Политехе, если не решитесь на издание стихов.

– Может, еще Солженицына напечатать? – опять усмехнулась министр.

– Именно так, – этим меня точно не смутить. – Не просто напечатать, а устроить полемику в обществе, в том числе с участием реально пострадавших людей. Мы же развенчали культ личности и вынесли Сталина из мавзолея.

В 1956 году были реабилитированы тысячи казненных и сотни тысяч выживших. Так чего это замалчивать? Никто же не заставляет виновных каяться или оправдываться. Это определенный этап нашей истории, не самый позорный, кстати. Если враг по фамилии Солженицын хочет об этом написать, так флаг ему в руки. И пусть Варлаам Шаламов или подобный ему товарищ напишет правдивую рецензию на лживые писульки человека, далекого от реалий ГУЛАГа. Тогда не будет более такого ажиотажа вокруг этого графомана и афериста. Только придется самого Шаламова напечатать и еще много кого. Здесь могут возникнуть проблемы. Солженицын просто паяц, а вот реально отсидевшие люди могут сильно повлиять на сознание людей.

Фурцева вздохнула, встала и начала медленно ходить по кабинету. Наконец она пришла к какому-то знаменателю и села напротив.

– Ты не представляешь, сколько раз я пожалела, что связалась с тобой. Куда ты лезешь?

– Запретами вы ничего не добьетесь, – продолжаю гнуть свою линию. – Я же не предлагаю разрешить тиражировать фашизм, что-то человеконенавистническое, порнографию или какие-то извращения. Но человек должен иметь право писать про историю своей страны, декларировать странные стихи и даже рисовать идиотские картины. Когда он поймет, что неинтересен широкой публике, то просто канет в Лету. И самое главное – спадет искусственно созданный ажиотаж. Не удивлюсь, что он сознательно подогревается с Запада. Мы выбьем у них мощный рычаг влияния на нашу молодежь. Запретный плод всегда сладок, этим и пользуются буржуи. Так давайте разрешим неформалам творить, печататься и выставлять свои картины. А разного рода шероховатости должны регулироваться Уголовным кодексом. Если в стране запрещена порнография, то распространитель этого непотребства должен ответить по закону. Но подходить ко всему с точки зрения нынешнего поветрия, запрещая все непонятное – крайне опрометчиво. Мы можем создать целое поколение равнодушных людей, держащих фигу в кармане. Ведь люди понимают, что им искусственно не дают возможность узнать правду. Вопрос это глобальный, я вам набросал общие тезисы только про литераторов и художников. Мое предложение – возглавить процесс, но аккуратно, и зарабатывать на этом деньги для страны. Заодно снять напряжение в некоторой части общества, которое в будущем выльется в более сложные проблемы.

Пользуясь очередным затянувшимся молчанием, продолжаю:

– То же самое касается музыки. Зачем притеснять Высоцкого, если его слушает вся страна? Или тот же Окуджава не может выпустить пластинку со своими песнями. Вот и будут такие авторы уходить в подполье, записываться на непонятных аппаратах, а пластинки пойдут через левых распространителей. А государство при этом станет терять деньги за непроданные записи. Но самое главное – это потеря умов людей, которые должны верить своей стране. Взять тех же «Битлз» и прочих «Ролинг Стоунзов». Насколько я знаю, СССР не подписывал никаких документов по защите авторских прав. Так завалите вы магазины пластинками и катушками с песнями западных групп. Зато вы сразу выбьете почву из-под ног всяких спекулянтов и особенно иностранных манипуляторов. Понятно, что человек – скотина неблагодарная и ему всегда будет мало. Ну, так и над этим надо работать. Не стесняться и обсуждать животрепещущие темы. Я вот съездил в Минск и был просто очарован нашей молодежью. Из них можно лепить кого угодно, лишь бы не испортить. Только если вы упустите момент, то и они через несколько лет будут держать фигу за спиной. Говорить будут то, что кому-то надо, а думать совершенно иное. Равнодушие общества – это страшный диагноз. Его надо лечить, как вариант через культурные мероприятия. Одно дело – вещать о самом прогрессивном обществе, и совсем другое – доказать собственным гражданам на деле, что мы им являемся.

Фурцева далеко не дура. Назвать ее какой-то уж жутко прогрессивной неверно, но мадам реально работала. Она сама пыталась в свое время брать под мягкий контроль разного рода молодежные движения, вроде битников. И подходила к этому отнюдь не формально, давая поручения помощникам. Сама вникала в ситуацию, разговаривала с людьми и по итогам этого принимала решение. Я же полез со своими советами, потому что больно смотреть на весь этот идиотизм. Никто же не требует завтра свободы слова, которой в реальности не существует. Но зачем самим давать повод всяким вражинам раскачивать лодку и перехватывать влияние над собственной молодежью?

– Ты понимаешь, что сейчас наговорил на полноценную статью? Еще и меня под монастырь подведешь.

– Могу произнести свою речь хоть генсеку, но сомневаюсь, что он поймет. У нас же все хорошо и скоро наступит коммунизм.

Поняв, что я глумлюсь, Фурцева изменилась в лице. М-да, чего-то товарищ Мещерский перегнул.

– Вон! – прошипела Екатерина Алексеевна.

Товарищи в серых костюмах на выходе из министерства меня не встречали, поэтому я поехал на киностудию. Захожу в кабинет, а там сидит совершенно разобранная Пузик. Надо сказать, что если касается работы, то Оксана реально сильна. Это у нее, видать, от белорусских предков. Работает как робот и никогда не жалуется. Сам иногда от нее в шоке. Трудолюбивый народ наши белорусы.

– Ну и чего сидим? По кому скучаем? – начинаю издалека.

– Сергей сегодня сделал мне предложение, – как-то вяло ответила рыжая.

– Так совет вам и любовь! – произношу совершенно искренне.

Надо кого-то за пузырем послать или самому сбегать. Событие же знаковое. Не каждый день лучший друг женится. Но белорусский комсомол обломал мои порывы.

– Я взяла время на раздумье. Сережа обиделся и ушел. Но самое главное – мне стало понятно, что я его не люблю. А люблю я одного хамоватого и наглого подлеца, который плевать хотел на чувства других людей, еще и издевается постоянно.

Взгляд васильковых глаз, устремленных в сторону этого самого подлеца, не предполагал иных кандидатур. Как же все сложно. А ведь это только начало.

– Ты для меня как сестренка, она умерла в 1951 году от коклюша, – отвечаю Пузик, у которой глаза полезли на лоб. – Машка была такой же рыжей, непосредственной и глупой. Я просто не могу воспринимать тебя иначе, даже забыв о жене и детях. А Самсон для меня важнее родного брата. Тот предал меня ради нескольких квадратных метров, пусть в этом виновата его жена. Вот такая у нас проблема, Оксана Ивановна. Я и фильм снимал частично в память о сестренке. Только об этом никому не говорил.

– И как же быть?

– Это надо решать вам самим, – начинаю злиться на эту детскую непосредственность. – Я вас просто познакомил и жениться не заставлял, хотя к этому подталкивал. Но вы люди взрослые и должны думать своим умом. Объясни ему честно ситуацию, другого выхода я не вижу. Сергей взрослый человек, хотя немного витает в облаках. Но он поймет, хотя это станет для него ударом. Главное – не приплетай меня к вашей ситуации. А то ведь рассоришь нас всех навечно.

– Ты бесчувственный, самовлюбленный и черствый человек! – бобруйская принцесса не думала сдаваться и бросилась к вешалке.

– А ну стоять! – ору так, аж штукатурка полетела. – Ты напечатала обещанную главу? Если нет, то марш за машинку и работать! Это я могу себе позволить спокойно пойти домой. Но некоторым товарищам еще работать.

– Чурбан! Ты не человек, а какой-то механизм, который не замечает чувств других людей! – глотающая слезы Оксана плюхнулась на свой стул.

Одеваюсь и выхожу из кабинета под треск клавиш. Похоже, наша валькирия сегодня выдаст не одну, а несколько глав. На самом деле все не так смешно. Я даже близко подобного не ожидал. Тем более после поездки в Минск, где Пузик познакомила Самсона с отцом. И вдруг такой коленкор. Даже беседа с Фурцевой не стала для меня таким потрясением. Это я сейчас иду, под ногами хрустит снег и есть возможность спокойно поразмышлять. А ведь я не знаю, что делать. Для меня нынешнего Самсон гораздо важнее кино и прочих приблуд. Он друг детства, которых более не будет. Про разговор с министром я вообще стараюсь не думать, так как можно довести себя до нервного срыва. Наговорил я там немало.

Знать бы, что неожиданные сюрпризы этого дня еще не закончились.

Дом встречал меня просто умопомрачительными ароматами, доносящимися с кухни. Сначала я подумал, что это теща расстаралась. Но оказалось, что это Зоя Андреевна решила проявить свои кулинарные таланты.

Раздеваюсь, чмокаю супругу в подставленную щечку, и меня сразу атакуют два рыжика. Пришлось полчаса помогать Даше и Маше с уроками, пока нас не позвали к столу.

Благоверная как-то хитро запекла мясо с картошкой в духовке, еще и сделала пару салатов. Будто у нас сегодня не середина января, а какой-то праздник. Наелся просто от души. Не то чтобы Зоя плохо готовит. Просто мы оба работаем, и обычно за кухню отвечает ее мама. Особенно после того, как близняшки пошли в школу. В общем, я наелся от души и слегка разомлел. Девочкам еда тоже понравилась, о чем они сообщили довольной маме. Далее мелочь убежала заниматься своими делами, а я принял немного вина, в чем меня неожиданно поддержала вторая половинка. Мои мысли сразу перешли в немного горизонтальную плоскость, особенно с учетом короткого халатика Зои.

После просмотра очередной ужасной серии «Спокойной ночи, малыши» девчонки побежали чистить зубы и готовиться ко сну. Прочитал им на ночь небольшой отрезок «Волшебника Изумрудного города» и вернулся на кухню. Окидываю взглядом прелести супруги и понимаю, что вечер должен стать компенсацией моих сегодняшних волнений.

– Кто ты? – вдруг произносит Зоя совершенно серьезным тоном.

– Не понял, – отвечаю и пытаюсь понять, где я прокололся.

– Ты не мой Алеша, за которого я выходила замуж и прожила с ним семь лет. Да, фигура и походка с некоторыми ухватками прежние, но все остальное чужое. Ты иначе говоришь, а самое главное – совсем по-другому мыслишь и действуешь. Я для тебя теперь просто кухарка и ночная грелка. И все эти наши безумства, – здесь Зоя мило покраснела. – Раньше подобного не было. Но я точно знаю, что ты не мой муж.

– Зой, – пытаюсь успокоить ситуацию. – Мы все прогрессируем и меняемся. Ты вот на какие-то курсы повышения квалификации ходишь. Я тоже на месте не стою и пытаюсь расти в своей профессии.

– Значит, не хочешь разойтись по-человечески? Будешь пудрить мне мозги, хотя я наблюдаю за тобой уже девять месяцев и не перестаю удивляться. Я больше не могу тебя терпеть как мужчину. Просто не могу. А когда ты ездил в Минск, я сделала аборт. Не переживай – это был ребенок от другого мужчины.

Кровь прилила мне в голову, и я чуть не взорвался от переполнявших меня чувств. Еще и эта гнусноватая улыбка, которая совершенно несвойственна Зое. Что с ней произошло?

Сука!

Глава 23

– Сделаем пробные образцы в кружках всяких авиамоделистов и прочих клубах. Это дешевле и быстрее. А далее уже дело техники. Будут небольшие шероховатости, но зритель в массе своей ничего не заметит. Но я все равно сомневаюсь, что вам одобрят столь масштабный проект.

Я здесь намедни напросился на разговор с Клушанцевым. Мне его посоветовал Зельцер, представив главным человеком по спецэффектам советского кино. Павел Владимирович был проездом в Москве, и я перехватил его для беседы. Вот сидим и обсуждаем мою задумку. Оказывается, советский кинематограф в плане комбинированных съемок не так уж плох, как я думал. Если не сказать, что впереди планеты всей. Только есть проблемы с технической базой. Клушанцев сам изобретает и создает механизмы для съемок без всякой помощи государства. Просто какой-то сюр.

Мне удалось убедить этих товарищей, обозначив свои хотелки для будущего фильма. Сценарий я начал потихоньку писать. Многое из моих предложений вообще ввело местных в полный ступор. Но народ быстро сориентировался и начал рассматривать мои предложения на предмет реализации.

В итоге нас всех обрубил Клушанцев.

– Невозможно все это создать на нынешней технической базе, Алексей. Задумка действительно хороша и подобное никто не снимал. А самое главное – не дадут тебе денег. Думаешь, ты первый, кто предлагал интересные идеи?

Смотрю на лысину этого сухощавого мужчины, являющегося местным гением комбинированных съемок, и поражаюсь. Почему ему не предоставили самое современное оборудование? Он мои новации сразу понял, рассмотрел и решил, что все выполнимо. Только трудноосуществимо из-за внешних факторов.

А я уже давно обдумываю новый фильм, который должен стать знаковым в Союзе и Европе. На америкосов не замахиваюсь, ибо понимаю, что это пока не мой уровень. Но при нынешних реалиях, уровне оборудования и прочих советских прелестях, может, получится какая-нибудь хрень. Кроме того, Великая Отечественная война тема специфическая и разрешение на съемку дают не каждому режиссеру. Мне нынешнему эту тему точно не одобрят, учитывая размах и объем расходов. Но есть у меня кое-какие задумки, которые могут перевернуть ситуацию. И я пока не спешу. Дождусь выхода в прокат «Брака по расчету» и итогов фестиваля. Тогда можно будет чего-то просить у начальства.

– Хорошо, представим, что мне одобрили бюджет, – заговорщически понижаю голос. – Как можно снять карту с бомбардировками и встречные бои самолетов?

Я здесь подумал, что очень интересно будет предложить зрителю вариант показа бомбардировок, как в мое время делают Генштабы РФ и прочих НАТО. Здесь я подобного пока не видел.

– Так элементарно, – отвечает Павел Владимирович. – Сделаем макет, поставим там деревца и прочие домики, а взрывы будут идти от небольших петард. Да и для воздушных боев используем модели. Кто же тебе позволит запускать в небо самые настоящие самолеты, да еще в таком количестве? Ведь для этого целая авиационная армия потребуется.

Народ начал смеяться над молодым и наивным коллегой. Я же их оптимизма не разделял.

– Нужны будут натурные съемки в воздухе, еще разного рода маневры. Как думаете, реально это сделать в нынешних условиях и наличном оборудовании?

Слово сразу взял Ринат, как оператор, что логично.

– На своей стандартной камере я тебе такого не сниму. Нужна более компактная модель. Ты же неугомонный, потребуешь разного рода петли Нестерова и прочие бочки изображать. Значит, придется работать с другого самолета. Даже не представляю, как это сделать.

Опять все упирается в технику, которой в Союзе просто нет. Но это меня волнует меньше всего. Вопрос, где найти самолеты времен войны в рабочем состоянии? У киностудий достаточно ресурсов, но нюансов очень много и не факт, что самолеты будут в рабочем состоянии.

– Хорошо, – заканчиваю затянувшийся на несколько часов разговор. – Можем ли мы сделать пробники боев и бомбардировок?

– Это не проблема. Я и с камерой для съемок в воздухе помогу. Нет здесь ничего сложного, даже с нынешним оборудованием, – обнадежил Клушанцев. – Надо только получить добро начальства на пробы.

Акмурзин сразу полез в детализацию, и мы минут пятнадцать выслушивали лекцию от мэтра советских комбинированных съемок. Мне мало что понятно, но решаю, что этот товарищ от меня никуда не денется. Насколько я помню, «Планета бурь», где он ставил спецэффекты, считалась прорывом в мировом кинематографе. Американцы много чего заимствовали из работ нашего оператора. Еще и сам фильм был достаточно популярен за рубежом, что весьма редко по нынешним временам. Мои предложения он схватывал на лету и сразу предлагал варианты реализации. Трудно представить, как это можно выполнить без компьютерной графики, но местный народ ничем не удивить.

Далее разговор перешел на общие темы. Ну и накатили мы слегка. Старшее поколение пило водку, неодобрительно косясь на мою бутылку вина. Обсудили последние новинки советского кино. Зельцер рассказал пару анекдотов и свежих сплетен, кто с кем, когда и почему. И вдруг начал обсуждать еще одну мою задумку.

– Алексей, так почему документалка? Не слишком ли ты много на себя берешь? Кино, литература, музыка и еще плакаты.

– Моисеич, – отвечаю под внимательным и абсолютно трезвым взглядом Клушанцева. – Мы смонтируем фильм через пару недель, останется только сделать титры на французском и английском. Далее делать просто нечего. Если, конечно, комиссия утвердит наше кино. Но все равно, надо чем-то заниматься. Так почему не снять пару серий? Если наш проект победит, то просто передадим идею другим товарищам. Или сами сделаем целый цикл фильмов об истории Руси нашей матушки. Думаю, Минкульт точно одобрит нашу новацию.

Сначала у меня возникла идея монументального проекта, который в свое время сделал канал ТВЦ. «История государства Российского» по спорному труду Карамзина получилась очень интересной. Но потом понял, что создать подобный сериал в это время практически нереально. Поэтому остановился на фильме «Рюриковичи», который был более простым в исполнении, хотя информативно мало чем отличался от первого варианта.

– Можно подробнее, – произнес Клушанцев. – Я, знаете ли, тоже снимаю документальные фильмы и немного пишу.

Начинаю объяснять свою задумку. Ведь кроме панорамных съемок и пары десятков актеров для массовки нам ничего не понадобится. Главное – грамотный закадровый текст. А здесь уже вопрос спорный. Не уверен, что нам разрешат снимать фильм про династию, веками правившую Русью. Это я и выдал собеседникам в более облегченном и немного сумбурном варианте.

– А ведь может получиться. Согласен насчет Рюриковичей, но про историю Киевской Руси должен получиться хороший фильм. Дело это нужное. Минкульт с Гостелерадио должны идею одобрить, – Клушанцев поддержал Зельцера.

– Не было никакой Киевской Руси, – я вдруг завелся. – А мать с отцом городов русских – это Ладога и Новгород. Киев же был занюханной деревней, платящей дань хазарам. Именно с севера на Днепр пришла русская цивилизация. Вот потому я и не хотел снимать фильм по методичкам Карамзина. Нужен более объективный взгляд на историю нашей страны.

После этого захода напрягшийся народ начал смеяться, не знаю почему. Я же выпил остатки вина и продолжил:

– Еще можно осветить наиболее спорные моменты истории. Или снимать про Рюриковичей до их прихода в Новгород. Рассмотрим полабскую и норманнскую теорию появления варягов. Как вариант, пригласить в качестве консультанта Гумилева и изобразить чего-то про Хазарию или Великую Степь. Тоже тема интересная.

– Так он ведь того… – недоуменно вымолвил наш гость.

– Я про его сына Льва, вашего земляка, – отвечаю растерянному Клушанцеву, который подумал, что речь идет о расстрелянном русском поэте. – Вот вам и карты в руки. Пообщайтесь со Львом Николаевичем и предложите мою идею. Со своей стороны буду пробивать проект в высших инстанциях. Думаю, что все у нас получится. Наша страна много времени уделяет воспитанию и образованию граждан. Значит, цикл фильмов по истории должен стать весьма популярным и нужным. Сами съемки не такие уж сложные. Можно клепать по паре серий в месяц.

Заодно можно создать задел и подвинуть National Geographic, вернее, опередить пиндосов. Тем более что в Союзе на подобные вещи денег не жалеют. Вот это будет моей взяткой одному товарищу министру, если дело совсем уж плохо. Это ведь какая мощная тема!

– Все у тебя легко, Алексей, – начал свой извечный спор Зельцер. – А ты понимаешь, что Рюриковичи – это монархи? Кто тебе позволит трогать эту тему? Да и остальные твои идеи выглядят радикально. Снимать кино про хазар? Ты вообще о чем? Может, еще снимем фильм про печенегов и половцев?

– Для справки – Александр Невский, Дмитрий Донской и Иван Грозный тоже Рюриковичи. Про двух из них сняты отличные и популярные фильмы, я бы сказал культовые. Да и в учебниках я не видел, чтобы там ругали князя Олега или Святослава. Это история моей страны и донести ее до массового зрителя – дело достойное. А с Гумилевым можно создать отдельный проект по загадкам истории. Тема весьма интересная, так как мы до сих пор не знаем, правда ли написана в Ипатьевской летописи или «Повести временных лет». Вот нашему ученому и карты в руки. Это же бездонная тема. Я уж молчу, что начнется в научных кругах. И народ к обсуждению подтянется. А если мы затронем загадки иных цивилизаций, то там вообще поле непаханое.

– Тебе бы все провоцировать и болота взбаламучивать, – опять проворчал Зельцер. – Но про историю Рюриковичей дело неплохое.

– Главное – найти нормального чтеца текста. – Чего-то меня сегодня несет, или это от алкоголя. – А то просто страшно слушать восторженных дуралеев, коверкающих русский язык. Бесят все эти недоумки, которые произносят слово «маленькай» и прочие идиотизмы. Засорили половину мультиков подобной озвучкой. Надо, чтобы был товарищ вроде Левитана. Четко, грамотно и по делу.

– У меня иногда складывается впечатление, что ты американский шпион. Все эти спецэффекты, профиты, проекты, озвучка и прочие странные выражения, – пьяно улыбнулся Зельцер. – Еще и речь в мультфильмах тебе не нравится. Кто ты, Алексей?

– Я с планеты Альфа Центавра, прислан помочь советским товарищам тамошними коммунистами, – ухмыляюсь в ответ на ржание всей компании. – Что касается терминов, то согласен. Иногда перебарщиваю. А вот по озвучиванию мультиков ничуть. Просто какая-то дикость. Вся страна старается говорить на нормальном литературном русском языке, а какие-то ретрограды сознательно коверкают произношение. Так пусть не мелочатся и возвращаются к старорежимному «с».

Немного поспорили со старшим поколением, которое не понимало моей нетерпимости. А чего здесь такого? Меня бесит буквально всё. Я последние дни с трудом сдерживаюсь, дабы не сорваться по пустякам. Выбила меня из колеи одна коварная особа.

Пока народ спорил, промелькнула мысль, что Фурцева молчит очень долго. Я здесь планы строю, а может, моя судьба уже решена. Но надо же думать о будущих проектах. Поэтому не буду дергаться и дождусь решения министра.

Клушанцев с Зельцером поехали в ресторан продолжать застолье, Акмурзин их решительно поддержал. Я же двинул домой, погрузившись в невеселые мысли. Постепенно возвращаюсь к событиям недельной давности, которые серьезно выбили у меня почву из-под ног.