Текст книги "Синтез (СИ)"

Автор книги: Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 114 (всего у книги 158 страниц)

– Sata… – прошептал Хольгер, мягко спрыгивая с крыши в двух шагах от него. Глаза сармата горели красным огнём.

– Tiitzki, – отозвался Гедимин, останавливаясь у двери. Этот ключ он ещё не проверял в деле, и кодов сигнализации ему, по большому счёту, знать не полагалось, – но все клавиши и полагающиеся писки и щелчки он помнил твёрдо. Не прошло и пяти секунд, как массивные створки тихо разошлись, и сармат придержал их, пропуская Хольгера внутрь.

– Интересно, насколько это законно? – подумал вслух химик десять минут спустя, выходя из лаборатории со стеклянной чашкой в руке. На дне ёмкости поблескивала тёмно-синяя лужица.

– Никогда не понимал мартышечьих законов, – отозвался Гедимин. Он стоял посреди хранилища, рядом с защитным полем; дверь оставил открытой – сигма-излучение, так или иначе, просачивалось сквозь неё, остальное задерживал купол непосредственно над образцом. «А взрываться тут нечему,» – подумал сармат и тут же осёкся – с таким веществом, как ирренций, ничего нельзя было сказать наверняка.

– Со своим образцом такие опыты будут проводиться каждый день, по одному в час, – сказал Хольгер, проталкивая закрытую ёмкость с тёмно-синей жижей в жёлоб, ведущий внутрь защитного поля. Она прошла, но впритык. «Сделать нормальный доступ,» – отметил для себя Гедимин.

– Фонить будет? – запоздало спохватился Хольгер. Гедимин пожал плечами.

– Проверим.

Гамма-излучение под куполом было пренебрежимо мало, о серьёзном потоке электронов тоже речи не шло, – порция жидкого сивертсенита была вброшена под практически чистое сигма-излучение и, как и следовало ожидать, на него не отреагировала. Гедимин смотрел на жидкость, она лежала в стеклянной коробке, красноватые кольцевые разводы вокруг манипулятора стали ярче, но и только, – больше ничего не происходило.

– Сигма не годится, – заключил Хольгер, перенося ёмкость под небольшую щель в урановой сфере. Проём был оставлен, чтобы стравливать лишний газ, и напротив него на защитном куполе всегда светился зелёный блик. Хольгер остановил манипулятор напротив щели и указал Гедимину на светящееся пятно. Что он хотел сказать, ремонтник так и не узнал, – синяя жидкость, до сих пор неподвижная, всколыхнулась и растеклась по стенкам коробки, быстро меняя очертания. Зелёное пятно погасло, закрытое новым пузырём защитного поля – он сформировался вокруг сивертсенитовой лужицы и быстро уплотнился до полной непрозрачности. Хольгер перевёл взгляд на Гедимина и изумлённо мигнул.

– Ты это видишь?

– Активация, – пожал плечами ремонтник, перехватывая манипулятор и отводя от проёма. Бесполезно – защитное поле, сформированное до конца, так и висело на стальной «клешне» и таять не спешило.

– Да, активация так активация, – пробормотал Хольгер, недоверчиво хмыкая в респиратор. – Никогда такого не видел. Считанные доли секунды… Вот это был бы генератор, хоть против ядерного взрыва…

«И как теперь его оттуда забрать?» – Гедимин привёл манипулятор в движение и попытался затолкать коробку с сивертсенитом в жёлоб, но защитное поле застряло в отверстии. Сармат посмотрел на «пальцы» подвижного устройства и тут же вспомнил, что они не электризуются, – одно из требований техники безопасности. «Уран и торий…» – сармат досадливо вздохнул и сунул руку в карман. «Надо что-нибудь придумать…»

– Что случилось? – Хольгер удивлённо посмотрел на него. – Что-то не так?

– Сивертсенит застрял, – буркнул сармат, перебирая нужные и ненужные обломки в карманах. Ничего подходящего под руку не попадалось.

– Что?.. – химик взялся за манипулятор и растерянно хмыкнул. – Да, действительно. Константин завтра удивится. Никак нельзя расширить жёлоб?

– Можно, но не настолько, – отозвался Гедимин, оглядываясь на дверь. «Ещё Константина тут не хватало…»

– Я достану, – хмуро сказал он, направляя на себя генератор защитного поля. – Выйди и сделай себе купол. Придётся лезть внутрь.

– Heta! – Хольгер схватил его за руку – уже поверх защитной оболочки. – Не надо, Гедимин. Ничего хорошего не выйдет. Ты и так переоблучился за этот месяц.

– Я в поле, – отозвался сармат. – Выйди и прикройся. Работы на секунду, болтовни на два часа…

Отодвинув Хольгера к двери, он повернулся к урановой сфере. О том, что внутри лежит образец ирренция, напоминали только странные свечения на защитной оболочке. Гедимин представил, как зелёные блики растекаются по его рукам, и задумчиво сощурился. «Если приподнять не только купол, но и сферу, всего на секунду…»

Он выглянул в коридор. Хольгер, завёрнутый в защитное поле с ног до головы, молча вскинул руку. Гедимин шагнул обратно, закрывая за собой двери. Купол над урановой сферой растворялся долго, неохотно, слой за слоем, сармату показалось, что прошло полчаса, – и он, не тратя времени на возню с манипулятором, выдернул стеклянную коробку из его «клешни» и швырнул в угол. Шар плотного, непрозрачного защитного поля покатился по гладкому фрилу и остановился у стены. Сармат оглянулся на него и снова перевёл взгляд на сферу. Глубоко вдохнув, он осторожно развёл её сегменты в стороны и просунул руку внутрь.

Сквозь оболочку он ничего не почувствовал – только видел, как зелёные отсветы бегут вверх по предплечью. Рука наткнулась на что-то твёрдое, и сармат неловко провёл пальцем по невидимой поверхности. «Сквозь защитное поле ничего не поймёшь,» – с досадой думал он, вынимая ладонь из урановой сферы и тщательно подгоняя друг к другу сегменты. «Но я его всё-таки потрогал. Странные ощущения.»

Защитное поле уже смыкалось над образцом, когда Гедимин вспомнил о камерах по периметру хранилища и сердито сощурился. Закрывать их было поздно.

– Живой? – спросил, заглядывая в хранилище, Хольгер. Ремонтник кивнул и показал ему коробку с сивертсенитом. Поднесённый к ней дозиметр Конара показывал остаточное, угасающее омикрон-излучение, – лёгкий стеклоподобный сивертсенит, как и стекло, из которого была сделана ёмкость, был почти неуязвим для наведённой радиации.

– Всё надо мыть, – сказал Хольгер. – И эту вещь, и тебя. Идём в душевую. Тут нужна дезактивация.

Гедимин мигнул.

– Я был в поле, – напомнил он. – Ни один атом не мог просочиться.

– Ты трогал ирренций, – сузил глаза химик. – Я вообще не знаю, доживёшь ли ты до завтра. Гедимин, ты псих – хуже Линкена, честное слово!

…Солнце уже садилось, когда ремонтник выбрался из озера и выловил комбинезон, плавающий у берега.

– Воняет, – буркнул он, обнюхав одежду. Запах дезактивационного раствора за несколько часов слегка ослаб, но отлично чувствовался – как казалось Гедимину, за пять метров независимо от направления ветра.

– А по-моему, отмылось, – сказал Хольгер. – А ты сам как? Руку не жжёт, голова не кружится?

Гедимин сердито сощурился.

– Я был в поле!

– Если что-то пойдёт не так, тебя надо будет срочно тащить к медикам, – покачал головой химик. – Одевайся, пойдём на крышу, пока ещё есть места.

– Линкен нас подождёт, – отмахнулся Гедимин, тщательно стряхивая с комбинезона воду. Со скирлина она скатывалась быстро, но одежда всё равно оставалась слегка влажной, и на холодном осеннем ветру сармат ёжился и покрывался бледной синевой.

– Болтать не будешь? – спросил Гедимин, выбравшись из кустов и повернувшись к Хольгеру.

– Пока ты здоров, от меня никто ничего не узнает, – отозвался тот. – Но Константин всё же был прав. Ты очень неосторожен.

…Линкен стоял на краю крыши, глядя на подсвеченную фонарями северную дорогу. За его спиной валялись выложенные в неровную линию петарды, соединённые запутанными проводами. Сарматы, занявшие крышу в ожидании фейерверка, держались поодаль от «заграждения». Гедимин подошёл ближе и заметил, что провода никуда не ведут – если вся эта конструкция и могла взорваться по сигналу, то передавался он предельно неочевидным образом, а все разноцветные проводки, наваленные в два слоя, были сложены «для красоты». Сармат осторожно перешагнул через них и остановился у гребня крыши.

– Ложись! – крикнул, не оборачиваясь, Линкен. Гедимин распластался на крыше раньше, чем успел осмыслить команду, – долгое общение со взрывником не прошло даром. Линкен подошёл и потянул его за шиворот.

– Сразу сказал бы, что это ты, – буркнул он, дожидаясь, пока сармат поднимется на ноги. Из-за ската крыши осторожно выглянул Хольгер, и Линкен жестом позвал его к себе.

– Мы не хотели мешать, – сказал химик.

– Чушь, – фыркнул Линкен. – Как вы можете мешать? Иди сюда, атомщик. Отсюда лучше видно.

Он опустился на корточки, раскладывая на краю крыши кнопочные устройства. Никаких проводов у них не было. Увидев одно из них, Гедимин изумлённо мигнул, – это была Большая красная кнопка с атомной электростанции.

– Нравится? – спросил Линкен. – Самое то для таких дел. На маленьких пультах – небольшие запуски, а на этой – каскады. Но если задумаешь что-нибудь серьёзное, я тебе её одолжу. Не насовсем – мне она тоже нравится.

…Красные, белые и золотые огненные шары взлетали над лесом и почти достроенными корпусами новых заводов, и небо, не успев потемнеть, снова вспыхивало от края до края. В разноцветных отсветах Гедимин видел очертания градирен, главного корпуса с вентиляционными трубами и – если приглядывался – цепочки ремонтных ангаров. Научный центр сливался с ними, и отличить его от похожих строений было невозможно.

01 октября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– Если так и дальше пойдёт, мне придётся сменить замки, – сказал Константин, сердито щурясь на Гедимина и Хольгера. Сарматы переглянулись и одновременно пожали плечами.

– Мы работаем, – буркнул ремонтник. – Что не так?

– Я просмотрел записи от двадцать восьмого сентября, – Константин навис над ним, и Гедимину захотелось подняться во весь рост. – Вот эту попытку самоубийства ты называешь работой?

Гедимин сузил глаза. «Всё-таки докопался… Интересно, он все записи просматривает?»

– Я поправлял сегменты сферы, – отозвался он. – И был при этом в защитном поле. Это на записях видно?

Константин тяжело вздохнул и ткнул пальцем в старый шрам на груди Гедимина.

– Иногда я не понимаю, почему ты до сих пор жив. Теперь ты, Хольгер… Объясни мне причину твоего молчания. Ты не пытался остановить своего… друга, и ты ничего не сказал мне ни тогда, ни на следующий день. Почему?

– Эй-эй, тише! – к Константину подошёл Линкен и остановился почти вплотную, потирая шрам на затылке. – Мы не на Марсе, ты не в экзоскелете. Хватит допросов.

Константин с присвистом выдохнул и хотел что-то ответить, но тут на стене загорелся красный светодиод, и под потолком негромко задребезжало. Кто-то спускался по лестнице, и Гедимин машинально сдвинул «Ириду» вниз по предплечью и развернулся к двери, на ходу вдевая свободную руку в ремонтную перчатку. «Здесь, внизу, – как в ловушке,» – промелькнуло в голове.

– Tza atesqa! – дверь ещё не успела открыться, а в проём уже просунулась рука, поднятая к потолку в приветственном жесте. Сармат, одетый в униформу Ведомства развития, вошёл первым, за ним – двое патрульных со станнерами, подозрительно похожими на бластеры.

– Нгылек, – Гедимин вернул генератор защитного поля в исходное положение и покосился на Константина – «Почему не предупредил?» Командир «научной банды» выглядел не менее растерянным, чем остальные.

– Как продвигается работа с образцом? – спросил Нгылек, выкладывая на стол Гедимина запечатанную коробку.

– Ирренций синтезируется, – ответил Константин. – Механики изготовили устройство для отделения ирренция от урана.

– У Ведомства есть плутоний? – спросил Гедимин. – А ещё лучше – нептуний.

Нгылек посмотрел на него задумчиво и едва заметно качнул головой.

– Сейчас я ничем не могу вам помочь. Доступ к таким материалам нам откроют очень нескоро. Но раньше вы как-то решали подобные задачи… Пока у Ведомства для вас поручение, не связанное с радиоактивными веществами. Вот интересный образец строительного материала, произведённого в Австралии…

Он достал из коробки прямоугольную пластину, тщательно завёрнутую в полупрозрачный ячеистый скирлин. Сквозь обёртку Гедимину показалось, что внутри стекло или стеклянистый фрил. Пластина, выложенная на стол, действительно напоминала стекло с нанесённым на него рисунком – озёрным пейзажем, включающим в себя несколько прибрежных кустов и скалы в отдалении. Приглядевшись, Гедимин удивлённо мигнул, – ему не померещилось, и объекты действительно двигались. По воде шла рябь – маленькие волны бежали к берегу, под кустами расходились круги, листья мелко дрожали на ветру, ветки раскачивались. Полминуты спустя «ветер» начал «стихать» – дрожь прекратилась, и кусты замерли. Вода всколыхнулась – что-то небольшое плыло по ней, и волны расходились в разные стороны. Сармат заглянул под пластину, подозревая, что где-то спрятан небольшой проектор, но ничего не нашёл – если что-то и было, оно представляло из себя тонкий слой внутри прозрачного стекла.

– Никакой электроники, только химия, – сказал Нгылек, переворачивая пластину тыльной стороной вверх. Там не было никаких изображений, ни движущихся, ни статичных, – только зеленоватая матовая поверхность. Хольгер протянул руку и провёл ногтем по торцу пластины.

– Что это?

– Фирменное название «фэнрил», – ответил Нгылек, протягивая пластину Хольгеру и доставая из коробки ещё одну. Она была меньше, и её повредили при транспортировке, – поверхность потрескалась, но ещё можно было разглядеть плавно движущееся изображение морского дна и различных представителей фауны. Гедимин не вспомнил, как они называются, но счёл их довольно достоверно изображёнными – нечто подобное он видел в случайно подвернувшемся фильме.

– Патент хранится надёжнее ядерного арсенала, – продолжал Нгылек. – Даже Северу не удалось его раздобыть. Австралийцы запустили это в производство и продают на Луну и Венеру. Уже есть заказы от Мацоды для амальтейских колоний.

Линкен подошёл, повертел кусок стекла в руках и недоумённо хмыкнул.

– Это просто цветной фрил. Ни прочности, ни термостойкости. Зачем он нужен?

– Его вставляют в иллюминаторы. Считается, что видеть земные пейзажи полезно для человеческой психики, – пояснил Нгылек. – Hasulesh – довольно хрупкие существа. Два-три месяца разглядывания Луны в иллюминаторе – и можно везти к медикам. Говорят, некоторые даже выходили наружу без скафандров.

Линкен мигнул.

– Макаки болеют из-за того, что несколько недель не видят… вот этого? – он ткнул пальцем в потрескавшийся фэнрил. – Им даже на Амальтее надо глазеть на деревья и рыб? Ядро Юпитера… Как эти комки слизи вообще где-то выживают?!

– Всячески облегчая свою жизнь, eateske, – едва заметно усмехнулся Нгылек. – Вот одно из приспособлений, которые они придумали. Как я уже сказал, патент у австралийцев. Но в Ведомстве считают, что нам пригодилось бы такое производство на территориях. Где-нибудь в отдалении от Ураниума, чтобы не возникало подозрений. Я полагаюсь на вашу группу. До сих пор вы меня не подводили. Оба образца можете разобрать на атомы, если это поможет в исследованиях, но больше фэнрила у меня нет. Официальный срок отчёта – через месяц. Самостоятельно на меня не выходите – вся наша связь слишком легко прослушивается. Tza atesqa!

Сарматы вышли. Снова замигал красный светодиод – агенты Ведомства прошли по верхнему этажу, входная дверь открылась и закрылась. Хольгер разглядывал неровно срезанный торец осколка и задумчиво щурился, Константин взял расколотый кусок, чтобы посмотреть на просвет, и лаборант принёс для него три дополнительных фонаря, Гедимин думал о лунных и амальтейских пейзажах – чем они так разительно отличаются от земных? – и немного о «Кассини» – Нгылек ни разу не упомянул Энцелад, видимо, там обходились без фэнрила…

Линкен вышел из затянувшегося оцепенения и презрительно фыркнул.

– Видеть земные пейзажи… полезно для психики… – передразнил он Нгылека и сморщил губы, как будто собирался плюнуть, но не нашёл урны. – Мы на Марсе радовались жидкой воде и брезенту, если удавалось постелить его на пол. Забота о психике… Хрупкие существа… Я загнал бы их в шахту без респираторов, как они делали с нами. Цветные стёкла в иллюминаторах… Tzaat hasulesh!

Гедимин дотянулся до него и крепко сжал его локоть. Взрывник благодарно покосился на него и отошёл к верстаку.

– Думаю, дело в смещающихся точках поляризации, – Константин задумчиво потёр подбородок. – И в слоистости… Хольгер, у нас есть чем рассмотреть тонкий срез?

– Тут счёт идёт на микроны. Мой микроскоп должен справиться, – химик повернулся к Гедимину. – Можешь отрезать тонкий кусок толщиной в десять-двадцать микрон? Только без оплавления, все слои должны остаться нетронутыми.

Сармат перевёл взгляд на ремонтную перчатку и занялся настройками режущего луча, попутно вспоминая, при какой температуре плавятся стеклянистые фрилы.

– И ещё одна просьба, – Хольгер, дождавшись, когда он закончит с резаком, тронул его за плечо. – Мне тут очень сильно не хватает фрилоплавильной печи. И если речь о плоском слоистом материале, то понадобится прокатный стан. Не слишком большой, двадцати сантиметров в ширину хватит, в крайнем случае можно обойтись десятью.

– Сделаю, – пообещал Гедимин, задумавшись на пару секунд. – Будет готово через неделю.

– Постарайся сделать стан для очень тонких листов, – Хольгер снова прикоснулся к его плечу. – И они должны быть максимально ровными. При толщине в десять микрон любая пылинка может всё испортить.

– Понятно, – кивнул Гедимин. – Две недели.

– Спасибо, – улыбнулся химик, сжимая его ладонь. – Не знаю, как бы мы без тебя обходились…

– Прокатный стан? – из-за плеча Гедимина выглянул Айрон, и ремонтник сердито сощурился – он как раз примерялся к листу фэнрила, и филк под руку полез совсем некстати. – Мы что, будем строить тут завод?

Хольгер взял его за плечо и осторожно отодвинул от верстака.

– Привыкай, мой малорослый друг, – ровным голосом сказал он. – Нам часто приходится строить заводы.

…Хольгер и Константин уже склонились над микроскопом, поочерёдно разглядывая срез фэнрила и оживлённо переговариваясь (Гедимин не вслушивался – он думал о плавильной печи и время от времени добавлял к списку деталей на листке из ежедневника ещё пару наименований), когда Линкен отвернулся от стены, которую до сих пор разглядывал, провёл пальцем по шраму на лице и криво ухмыльнулся.

– Эй, тески! А что, на этих стёклах можно нарисовать любые картинки?

– Да, и нам как раз нужен образец, – оторвался от микроскопа Константин. – У тебя есть разумные предложения?

Линкен выразительно хмыкнул и достал из кармана смарт. Потратив полминуты на щёлканье по клавишам, он показал сарматам кадр из небольшого видеоролика – пылевой «гриб» на длинной вытянутой «ноге». Присмотревшись, Гедимин понял, что крошечные фигурки у его подножия – одноэтажные постройки.

– Старое видео – ядерные испытания, – пояснил Линкен. – Могу разложить по кадрам. Сделаете такую стекляшку? Так бы смотрел и смотрел…

Сарматы переглянулись. Гедимин с трудом скрыл ухмылку.

– Слишком много слоёв для пробной заготовки, – покачал головой Константин. – Мы начнём с более простого видео, в три-четыре кадра. Когда разберёмся, как это работает… посмотрим.

«Надо будет сделать ему пластину со взрывом,» – подумал Гедимин. «Константин не будет делать. Прикинется, что забыл. Придётся мне.»

08 октября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– Гедимин, у нас уточнённые данные! – Хольгер похлопал ладонью по защитному полю, и ремонтник, недовольно щурясь под тёмной маской, оторвался от остывающего фрилового полотна и повернулся к силуэту по ту сторону купола. Бросать нагретую протяжную ленту не хотелось – надо было закончить с ней до того, как температура упадёт, и фрил начнёт твердеть.

– Толщина полотна – пять микрон, – сказал Хольгер. – Ровно пять.

Гедимин поморщился.

– Обязательно менять требования на ходу?

– Извини, – развёл руками химик. – Мы сами не всё понимаем.

«Пять микрон…» – сармат сощурился и присел так, чтобы верхний край ленты оказался на уровне его глаз. Так лучше были видны микроскопические дефекты. Над лентой с увеличительным стеклом склонился Линкен, но сквозь поднимающиеся испарения ничего было не разглядеть, и взрывник вертелся, пытаясь пристроиться не в потоке пара.

– И ещё вон там! – Айрон куском стальной проволоки указал на небольшой дефект у дальнего края ленты. Гедимин молча перебрался туда и поднёс к полотну лучевой резак. «Не люблю работать с такой мелочью. Глаза потом болят.»

…Ленты и прокатные валки остывали в потоке холодного воздуха, и серый пар поднимался над ними, уходя в вытяжку. Гедимин выбрался из-под защитного поля, сдёрнул маску и перчатки и провёл ладонью по лбу, уже не заботясь о чистоте. Надбровные дуги отводили пот от глаз, и он стекал ко рту; соль хрустела на зубах.

– Пять микрон, – выдохнул ремонтник, поворачиваясь к Хольгеру. Тот, виновато щурясь, протянул ему мокрую ветошь.

– Гедимин, ты бы поел.

У порога стоял робот-уборщик с прикреплённой к спине корзиной. В ней лежали пустые контейнеры из-под воды и Би-плазмы. Порцию Гедимина кто-то переложил на его верстак, и сармат перебрался на привычное место и вскрыл упаковку. Ёмкость с водой опустела мгновенно; кто-то из сарматов молча поставил на верстак большую чашку с жидкостью – что-то из лабораторной посуды Хольгера.

– Вода и соль, – пояснил химик. – Осторожнее с перегревом! Можно было разделить эту работу на две части.

– Нет, – буркнул Гедимин, не вдаваясь в разъяснения. Ему хотелось только пить. Готовые детали остывали, – с утра можно было приступать к сборке станка. Печь уже была готова, и Хольгер с Константином уточняли последние детали состава. Иджес сидел с ними, изредка тоскливо поглядывая в сторону Гедимина и почти готового механизма. Увидев, что ремонтник доел Би-плазму и молча смотрит на коробку с ненужными деталями, он выбрался из-за стола и подошёл к верстаку.

– Совсем как в нашей лаборатории, куда приходилось вползать на четвереньках, – усмехнулся Иджес, трогая пальцем одну из запчастей. – А это что?

Гедимин сфокусировал взгляд на «детали» и сам ухмыльнулся – механик заметил среди металлических, фриловых и стеклянных обломков очищенный череп змеи и несколько её рёбер. Биологическая очистка не подвела – Гедимин, правда, не знал, в какой муравейник Кенен засунул эти останки в начале октября, но вернул он целые кости без следов мышечной ткани.

– Змеиный череп, – ответил сармат. – Сделаю из него что-нибудь.

– Кости – хрупкая штука, – покачал головой Иджес. – Чуть что, трескаются. Их бы залить в прозрачный фрил… Я видел такие вещички.

– Надо подумать, – отозвался Гедимин. – Хочешь костяную цацку?

– Нет, я собираю железные, – Иджес повертел череп в пальцах и положил обратно в коробку. – Сделай для Айрона. Я не видел у него ни одной цацки. Ты делал ему что-нибудь?

Гедимин мигнул.

– Он филк. Никогда не видел филков с цацками.

– Значит, будет первым, – пожал плечами Иджес. – Сделай. Он не откажется.

Гедимин оглянулся на Айрона – лаборант стоял у защитного купола, глядя на температурные датчики. Отстёгнутый шлем болтался за спиной вместе с респиратором. Ремонтник досадливо сощурился и оперся рукой на стол, собираясь встать.

– Да там поле, пусть стоит, – удержал его Иджес. – Ты сам везде лезешь без респиратора.

– Что?! – вскинулся ремонтник, и сармат проворно отступил на два шага, за угол верстака.

– Сделай ему какую-нибудь цацку. Так я их хоть различать начну, – сказал он оттуда. – Их тут трое, и они путаются. Ты сам его отличаешь?

17 октября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

«И опять нет писем от Герберта,» – думал Гедимин, разглядывая почти готовую подвеску с черепом змеи, залитым в прозрачный фрил. В таком виде кости ещё сильнее походили на детали какого-то странного несимметричного механизма, вполне рабочего в собранном виде и совершенно бесполезного и очень хрупкого в разобранном. В дальнем углу лаборатории за почти непрозрачным защитным полем виднелись силуэты – там стояли Иджес и Линкен. Хольгер следил за подачей сырья снаружи, Константин не отходил от телекомпа, изредка давая короткие указания. Сквозь гул прокатного стана до Гедимина доносились слова «матрица», «точка поляризации» и «цветовой слой».

– Какая странная вещь, – тихо сказал Айрон, выглянув из-за плеча ремонтника. Гедимин успел забыть о присутствии лаборанта и невольно вздрогнул.

– Почти готово, – буркнул он, отодвигая филка в сторону. Тот уже привык к этому жесту и «отодвигался» сам, не дожидаясь, когда сармат толкнёт его. «От него, в общем-то, есть польза,» – подумал Гедимин; хотя он ни разу не толкал Айрона всерьёз, ему отчего-то стало не по себе. «Он хотя бы молчит, когда его не спрашивают.»

Он взял обломок металла и приложил к почти готовому изделию. Бесформенных кусков оставалось ещё много, но этот уже был лишним – и Гедимин сразу это увидел. Он убрал ненужную деталь, посмотрел на украшение долгим задумчивым взглядом и забрал его со стола.

– Это твоё, – сармат протянул цацку Айрону. – Делай с ним что хочешь.

Филк растерянно мигнул.

– Моё?

– Я делаю цацки для всех, с кем работаю, – пояснил Гедимин. – Эта – для тебя.

Айрон протянул руку и долго рассматривал костяную подвеску на ладони. «Выкинет?» – на секунду озадачился Гедимин. Опомнившись, он преувеличенно шумно развернулся к верстаку и вынул из кармана смарт. «Давно не было писем от Герберта. Что с ним?»

Маленькая рука легла на его плечо и неловко сжала его – точнее, скомкала часть комбинезона, для настоящего пожатия у филка были слишком короткие пальцы.

– Спасибо, Гедимин. Это красивая вещь.

Ремонтник кивнул, не оборачиваясь. На экране мигала новая ссылка – на почту пришло письмо из Лос-Аламоса, и о филке Гедимин временно забыл.

«Гедимин, друг мой, похоже, я уже перешёл все рамки приличий, и вы будете более чем правы, если откажетесь со мной общаться. Но выйти с вами на связь не было никакой возможности. Меня держали в кампусе безвыездно две недели, и я с большим трудом вырвался на несколько часов в Спрингер, пока семья не объявила меня в розыск. Здесь произошло нечто более чем странное, коллега, и я очень надеюсь, что информация до вас дойдёт.»

Сармат удивлённо мигнул и перечитал начало. «Кто мог удерживать человека-учёного против его воли? Что у них там происходит?»

«Теперь, когда у нас пятьдесят граммов собственного ирренция, и синтез идёт полным ходом, лаборатория радиохимии наконец получила в своё распоряжение небольшую часть изначального образца с орбиты Сатурна. Они давно мечтали разложить его на составляющие, и две недели назад был проведён спектральный анализ, показавший очень странную вещь. Мы ожидали найти там ирренций, уран и продукты его распада, возможно, кремниевый субстрат. Но мы никак не предполагали обнаружить два незнакомых нам цвета в спектре. Анализатор Рохаса тоже выявил эти примеси в составе – заметьте, не одну, а сразу две. Я прилагаю копии сигмаграмм; новые линии отмечены цифрами 1 и 2. Можете убедиться, что ничего подобного раньше под сканер не попадало. Это два новых элемента, и им уже присвоены атомные номера. Сейчас радиохимики выясняют массы основных изотопов и число вариаций в составе, но уже достоверно известно, что у нас на руках два совершенно новых химических элемента. Три таких открытия за один год! Даже для нашей лаборатории это в новинку…»

Гедимин довольно усмехнулся – любые открытия в лабораториях Лос-Аламоса его радовали, даже если речь шла о сверхтяжёлом трансурановом элементе с периодом полураспада в одну микросекунду. «Наверное, продукты распада ирренция,» – подумал он, заглядывая в приложения к письму; линии новых цветов действительно были на месте, и сармат точно знал, что раньше их не видел. «Теперь узнают, как он распадается. Жаль, мы с Хольгером не сообразили сделать сканер.»

Внеся ещё один пункт в список «Опыты, которые будут поставлены с собственным ирренцием», сармат продолжил чтение, но через секунду прервал его и долго мигал, изумлённо глядя на экран. «Что?! Нет, они где-то просчитались…»

«Речь о двух сверхтяжёлых элементах, чья масса не менее 350; им присвоены атомные номера 135 и 138. Сейчас радиохимики пытаются выделить хотя бы десяток атомов, чтобы изучить химические свойства, но количества обоих веществ очень малы. Одно из них равномерно рассеяно по всей толще кристалла, второе сконцентрировано у поверхности. Элемент 135 образовал химически стабильную окись, элемент 138 ведёт себя как инертное вкрапление. Мы две недели отслеживали их, чтобы определить период полураспада. Это очень странно звучит, коллега, и в лаборатории этому до сих пор не верят, но факт остаётся фактом – до сих пор ни один распад ядер 135-го и 138-го не был обнаружен. Они выглядят абсолютно стабильными.»

«Это невозможно,» – качнул головой Гедимин. «Им надо продолжать наблюдения. Даже если это остров стабильности, таких элементов быть не может. Слишком большие ядра…»

«Наблюдения будут продолжены; очень хотелось бы поработать с чистым образцом каждого из новых элементов. Если всё подтвердится, это будет самым странным открытием за время существования Лос-Аламоса. Сейчас тут обсуждают, как назвать 135-й и 138-й, и все сходятся на том, что коллега Ричард Кейзи, новый руководитель радиохимиков, заслужил, чтобы один из элементов получил его имя. Какой именно, ещё не решили, ждут результатов экстракции. Я, к сожалению, непричастен к их открытию, и моё имя никуда не войдёт – но в любом случае мне будет о чём писать воспоминания, когда мой разум ослабнет, и работу придётся оставить. Если будет малейшая возможность, обязательно попробуйте выделить эти элементы и понаблюдать за ними. Это стоит всех затраченных средств и усилий. А я постараюсь больше не пропадать с радаров – происходящее у вас очень меня занимает. С надеждой на ответ, ваш коллега Г. Конар».

Гедимин перечитал письмо ещё раз и растерянно мигнул. «Открытие ещё двух элементов… Даже если они нестабильны – у них должен быть невероятно большой период полураспада. Жаль, что у нас синтезированный образец, не часть первичного кристалла. Наверное, в нём таких вкраплений нет. Но…» – сармат покосился на Константина – тот, не обращая внимания на ремонтника, наблюдал за работой прокатного стана. «Нужно будет сделать сигма-сканер. Много ирренция для этого не нужно. Хватит и миллиграмма.»

– Что там пишут? – спросил Айрон, и Гедимин вздрогнул от неожиданности – он успел забыть, что лаборант стоит у верстака. – У тебя сейчас глаза светятся. Новости из Лос-Аламоса?

Ремонтник хотел отогнать его, но осёкся и только выключил смарт.

– Открыли два новых элемента, – сказал он. – Продукты распада ирренция. Надо будет попробовать получить их тут. Это будет интересно.