Текст книги "Синтез (СИ)"

Автор книги: Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 104 (всего у книги 158 страниц)

Гедимин стиснул зубы. «Разумеется, они не могли указать, что я сармат. Иначе меня никто не пустил бы туда. А если я выдам их… мне это не поможет, а им – повредит. Ладно, мартышка. Пусть будет по-твоему…»

Невеш махнул в его сторону бластером и презрительно фыркнул.

– С тем же успехом можно было поручить строительство реактора роботу-уборщику! Непонятно одно – как это существо с интеллектом мусорного контейнера могло обвести вас, профессионала, вокруг пальца? Выпускник Лос-Аламоса, Боже ты мой!

Сармат резко шевельнул плечом, сбрасывая «лапу» экзоскелета, и смерил Невеша презрительным взглядом. «Тихо, не нарывайся!» – промелькнуло в голове, и он не стал шагать вперёд, только перенёс вес на другую ногу.

– Я закончил Лос-Аламос. А ты – нет.

Разряд станнера ударил ему под ноги; он легко отскочил назад и в сторону, но всё же почувствовал неприятное покалывание и онемение в пальцах. Опомнившийся охранник дёрнул его за комбинезон на плече, одновременно ткнув ему в спину соплом ракетомёта (Гедимин опознал вид оружия по ширине упёршегося между лопаток ствола). Один из «Рузвельтов» резко развернулся на месте.

– В карцер!.. Мистер Мартинес, проследите, чтобы этот кусок слизи не заходил на станцию дальше своей ремонтной мастерской. В противном случае мне самому придётся принять меры.

До карцера Гедимина не дотащили – охранник, едва зайдя за вспомогательный корпус, отпустил его и толкнул к стене.

– Вали отсюда!

В недостроенном ремонтном ангаре Гедимина ждали. Сарматы – бригада Константина – сгрудились в центре зала и встревоженно переговаривались. Бьорк выбрался из кабины крана и сидел на стене, сузившимися потемневшими глазами глядя на рабочих.

– Живой?! – Константин сгрёб Гедимина в охапку и толкнул к стене. – Отсюда ничего не слышно. Что с тобой делали?

– Макака стреляла в него, – угрюмо проворчал Бьорк, разглядывая Гедимина. – Я сам видел.

– Не в меня, под ноги, – отмахнулся сармат. – Невеш заявил, что я не учился в Лос-Аламосе. Что я подделал сертификат. Теперь я больше не инженер.

Константин и Бьорк переглянулись и облегчённо вздохнули.

– Расстреливать не будут? – спросил инженер. – Это уже хорошо. Куда тебя теперь?

Гедимин пожал плечами.

– Мне всё равно. Сборщики уже здесь. Без нас соберут активные зоны, всё проверят, запустят. А мне надоело с ними возиться.

Бьорк положил руку ему на плечо.

– Что с ним? Что теперь делать? – он растерянно посмотрел на Константина. Тот пожал плечами.

– Не трогай его, Бьорк. Его серьёзно задели. Пусть отсидится в тишине.

Посидеть в тишине Гедимину не дали – вскоре он обнаружил перед собой полусобранный электрощит, немного позднее – два насоса высокого давления с незначительными неисправностями… «Везде металлолом,» – вздыхал он, приводя механизмы в рабочее состояние; он давно научился делать это машинально, параллельно думая о чём-нибудь более интересном. «Всего два древних реактора, и вокруг них столько воплей. У мартышек, наверное, всегда так.»

«Рузвельт» вошёл в ремонтный ангар тихо – так тихо, как только мог передвигаться массивный тяжёлый экзоскелет с полным боекомплектом. Гедимин обнаружил его только по изумлённому возгласу Константина.

– Мсьё Гедимин? – Фюльбер вывел своё изображение на внешний монитор экзоскелета. Сармат повернулся в его сторону, но вставать не стал.

– Да, вы просто снайпер, мсьё Гедимин… – изображение укоризненно покачало головой. Сармат удивлённо мигнул.

– Вы попали в точку. Теперь Невеш скорее забудет своё имя, чем обиду, нанесённую вами, – Фюльбер едва заметно усмехнулся. – К счастью, он нас уже покинул.

– Он учился в Лос-Аламосе? – Гедимин мигнул ещё раз.

– Да, до первых тестов, – Фюльбер улыбнулся чуть шире. – Снайперский выстрел, мсьё инженер. Вот только теперь у нас с вами возникла небольшая проблема. Ближайшие два месяца охрана будет к вам… довольно сурова. Не советую приближаться к главному корпусу, если только вы не идёте по делам со своей бригадой. Сборка активной зоны первого энергоблока начнётся завтра. В начале апреля всё будет готово. Начнутся испытания… И вот пока они не закончатся, а оба реактора не начнут выдавать энергию, – я рассчитываю видеть вас в реакторном зале каждый день. Увы, придётся оставить вам форму и официальную должность бригадира ремонтников, но все выплаты останутся прежними. Я думаю даже, что вы заслужили премию, – на моей памяти ещё ни разу проверка реактора не проходила так гладко.

Гедимин хмыкнул, недоверчиво глядя на человека.

– Невеш велел прогнать меня со станции. Ты нарушишь приказ?

– Мсьё Невеш мне не командир, – едва заметно улыбнулся Фюльбер. – Особенно в его отсутствие. Я буду поступать так, как требует целесообразность. Вы остаётесь на станции, мсьё Гедимин. Я сделаю всё возможное, чтобы вы вошли в её постоянный персонал. Нам всегда нужны профессионалы, мсьё Гедимин. А в вас я не сомневаюсь.

Гедимин пожал плечами.

– Я готов работать.

28 января 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

«Хорошего дня, коллега Гедимин! Итак, у вас возникли новые вопросы? Как я вижу, эта история с новооткрытым элементом полностью захватила вас. Вы давно не рассказываете о своей жизни. Всё ли у вас в порядке? По моим расчётам, на «Полярной Звезде» уже должны были начать сборку активных зон; трудно поверить, что вы остались в стороне от таких важных действий.»

Гедимин сердито сощурился. Он злился не на удивляющегося Герберта – здесь-то не было ничего неприятного или даже неожиданного, учёный из Лос-Аламоса хорошо знал сармата… Но вспоминать лишний раз, как его выкинули из инженеров, всё равно было неприятно.

«Он мог бы подтвердить, что я закончил Лос-Аламос,» – подумал сармат и тут же сердито отогнал непрошеную мысль. «Не хватало ещё подставить его или Майкла. Напишу про бригаду с материка. Про Невеша рассказывать не буду.»

«Уже две недели время посещения хранилища с образцом ирренция и работа с ним расписаны поминутно,» – Гедимин, на время забыв о Невеше, вернулся к чтению. «Разделять его на части и выносить за пределы хранилища строжайше запрещено. Из-за этого у Майкла вышло неприятное столкновение с Робертом Штибером, радиобиологом (да, именно его сотрудники накормили крыс гидрокарбонатом ирренция; кстати, три крысы ещё живы, и Роберт утверждает, что они выглядят и ведут себя как полностью здоровые существа). И Майкл, и Роберт сейчас работают с омикрон-излучением (кажется, я ещё не успел упомянуть об этом, – это временное наименование «зелёных лучей»; первое их название в отчётности выглядело слишком странно). А мы определяем границы его проницаемости. Это очень странное излучение, Гедимин, – я даже склонен предположить, что это не поток частиц, а разновидность сверхкоротких волн. Экран защитного поля реагирует на сфокусированные омикрон-пучки за полмили от их источника, на рассеянные омикрон-лучи – в пределах полутора тысяч футов, при том, что сам источник очень слаб, а опыты проводятся не в вакууме, а в довольно плотной атмосфере, не считая многочисленных преград из фрила, металла и бетона. Я не отказался бы посмотреть на пучок в вакууме – вполне вероятно, что он достигнет Луны без посторонней помощи и при этом сохранит плотность. Я думаю, вы правы в том, что касается бластеров на омикрон-излучении, – это выглядит жизнеспособным.»

Гедимин довольно хмыкнул. «Значит, высокая проницаемость… А что там делают Майкл и радиобиологи?»

«Роберт всегда готов показать своих крыс проверенным коллегам – особенно если их не приходится заставлять соблюдать технику безопасности. Хотя опыты с омикрон-лучами только начаты, я уже вынужден отказываться от его предложений, – можете поверить на слово, первая партия крыс ещё очень легко отделалась. Омикрон-лучи очень агрессивно влияют на живые клетки; глубокое обугливание, провоцирование злокачественных образований, разрушение костного мозга и слизистых оболочек, – это самый краткий список, и к каждому пункту у Роберта уже найдётся не менее тысячи иллюстраций. Он планирует проверить мутагенность; я уверен в результатах, но сомневаюсь, что ему удастся получить следующее поколение крыс – они просто не успеют размножиться. Временами я даже рад, что вы сейчас в безопасном Ураниум-Сити. С вашим живым любопытством и склонностью к риску вы могли бы серьёзно покалечиться или даже погибнуть. Я трогал руками разные соединения урана и плутония (что глупо, но в молодости редкий человек не совершал опасных глупостей), но прикасаться к ирренцию не стал бы даже в свинцовом экзоскелете!»

«Но ты с ним всё-таки работаешь,» – усмехнулся про себя Гедимин. Он вспомнил Герберта Конара – маленького человека с семейной фотографии – и представил, как он влезает в свинцовый экзоскелет. «Интересно, это была шутка, или у них есть такое оборудование? Тонкий слой свинца не всегда эффективен, хотя при правильной расстановке защитных полей… Хм, это могла бы быть полезная вещь. Надо будет спросить.»

«Майклу тоже есть чем похвастаться, и он очень жалеет, что не может найти времени и написать вам хотя бы пару фраз. Его группа выясняет, как омикрон-излучение действует на различные материалы. Программа экспериментов расписана на год вперёд, но результаты уже впечатляют. Если когда-нибудь появятся бластеры на омикрон-излучении, это будет настоящий «грязный луч», по действию превосходящий нейтронное излучение в разы. Уже на третьи сутки воздействия пластины из стали проявляют гамма-активность (и омикрон-активность, впрочем, очень быстро затухающую). Более подвержены заражению тяжёлые металлы, но даже литиевый сплав показал крайнюю уязвимость, – достаточно пяти суток, чтобы пластина покрылась мелкими кавернами и даже сквозными отверстиями и начала рассыпаться от лёгкого прикосновения. Обычно Майкл не любит посторонних, но опыт с титановой пластиной он показал мне и очень настаивал, чтобы я на это взглянул. Титан, раскрашивающийся в пыль от лёгкого тычка… Крайне зрелищный и показательный эксперимент. Мне кажется, вы бы не отказались на это взглянуть.»

Гедимин заинтересованно хмыкнул и перечитал абзац снова, впечатывая его в память, но успел дойти только до середины, – его отвлёк настойчивый стук в дверь. Кто-то хотел осторожно постучаться, но тонкая створка трещала и отчётливо прогибалась внутрь. Сармат дотянулся до задвижки и недовольно посмотрел на шагнувшего через порог Кенена. Тот был в расстёгнутой шубе, с воротника стекал растаявший снег.

– Чего тебе?

Учётчик широко улыбнулся и выкатил из коридора поставленный на ребро миниглайд.

– Нужен небольшой ремонт.

– Что с ним? – Гедимин нехотя поднялся с матраса. – Опять доломал? Месяца не прошло…

Кенен развёл руками.

– Уже не летает. Перекашивается на старте и становится на ребро, – он потёр оцарапанную надбровную дугу. – Никак не уравновесить.

Гедимин кивнул, поворачивая миниглайд соплами к себе и нащупывая пальцами технические отверстия. Два были на своих местах, одно уменьшилось, ещё одного сармат не нашёл, – патрубок вывернулся внутрь. Приподняв миниглайд над полом и сняв пару креплений, он встряхнул механизм. Закапала грязная вода.

– Опять нырял в снег? – Гедимин сердито сощурился на Кенена. Тот криво улыбнулся.

– Никаких ныряний, Джед. Просто заходил на посадку.

– Поле включай, – фыркнул сармат, заглядывая внутрь миниглайда. «Да, точно, нырял. Всё залито, сопла перекошены. Видимо, под снегом был лёд. Вот мартышка…»

– Поле пружинит, – отозвался учётчик. – Ну что скажешь, Джед? Можешь починить?

– Здесь не выйдет. Надо в цех нести, – сармат вернул часть обшивки на место и вытер руки. Кенен обрадованно закивал.

– Как знаешь, Джед. Главное, чтобы заработало. Сейчас пойдёшь в цех?

Гедимин уже прикидывал про себя, что именно придётся заменить, и какие запчасти есть у него в «кабинете», но, услышав слова Кенена, остановился и пристально посмотрел на него.

– Срочная работа? Тогда горчицей не отделаешься.

Учётчик мигнул и потянулся к карману.

– Как хочешь, Джед. Васаби? Красный перец?

Сармат качнул головой.

– Обсидиан. Примерно такого размера, – он показал на пальцах величину небольшого обломка. Кенен удивлённо замигал и положил тюбик васаби обратно в карман.

– Обсидиан? Минерал? Странная просьба, Джед. Это просто тёмная стекляшка природного происхождения.

– Без тебя знаю, – сармат недобро сощурился, и учётчик замолчал и подался к двери. – Принесёшь – отдам миниглайд. Но в следующий раз чинить не буду. Надоело предупреждать.

Кенен натянуто улыбнулся и похлопал себя по карманам.

– Никаких вопросов, Джед. Принесу завтра же. Завтра будет готово?

Гедимин кивнул. «Камень будет. Какой толщины может быть палец человека?» – он задумчиво сощурился, вспоминая руки людей, с которыми встречался. В основном ему попадались «макаки» в экзоскелетах, а у тех, кто был без брони, длина и толщина пальцев заметно отличались. «Неудобно им жить,» – в очередной раз подумал сармат. «Возьму максимум, сделаю сужающимся. Будет нужно – подгонит. От его перстня была польза для науки. Надо компенсировать.»

Глава 48

14 февраля 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

С крыши азотной станции был очень хорошо виден главный корпус, практически весь, – кроме того, что интересовало Гедимина. Специалисты «Вестингауза» работали внутри, под крышей реактора, наружу не проникало ни звука – сарматы постарались с изоляцией. Гедимин, в третий раз за день выбравшийся на крышу азотной станции посмотреть на главный корпус, чувствовал себя очень глупо, но удержаться не мог. Он с тоской посмотрел на закрытые ворота и двоих охранников в тяжёлых экзоскелетах. Нечего было и думать пройти внутрь – охрана заранее взяла чертежи главного корпуса и разместила посты везде, где мог пробраться посторонний, а там, где можно было пройти ползком, были поставлены заглушки. Даже вентиляционные трубы находились под постоянным присмотром дронов-наблюдателей.

– Эй, атомщик! – Константин, тихо поднявшись на крышу, тронул сармата за плечо. – Хватит сюда лазить. Третий раз за сегодня. Про вчера и позавчера вообще молчу.

– Сейчас, – буркнул Гедимин, пересчитывая дроны над крышей. «Это наша станция. Почему там всё время лазят макаки?!» – он сердито сощурился и, отвернувшись от закрытого здания, спустился в люк. «Я хочу построить свою станцию. Без мартышек. Чтобы никто не лез под руку.»

…Над озером разносились разочарованные вздохи, сердитое фырканье и приглушённые ругательства. Гедимин остановился на краю аэродрома. Солнце уже садилось, над взлётными полосами загорались фонари, и в их свете было видно, как потемнел, вздулся и покрылся трещинами озёрный лёд. С закатом похолодало, но растаявший снег на крыше клонария ещё не успел стечь; с неё капало. Одна из самок на берегу подобрала кусок льда и бросила в одно из тёмных пятен. Поверхность с громким треском просела, узкие трещины стали шире.

– Ничего не выйдет, – сказала она, подбирая с земли что-то продолговатое, завёрнутое в ветошь. – Гребучая оттепель!

«Странная погода,» – Гедимин спустился к кромке льда и слегка надавил на неё. Ему под ноги выплеснулась вода.

…«Ну что я могу вам сказать, коллега? Пожалуй, ничего. Энтони Рохас получил ваше кольцо. Вашу приписку я показывать ему не стал. Постарайтесь впредь не дарить на Валентинов день никаких подарков тем, с кем вы… хм… не собираетесь спариваться. Ваше незнание традиций вполне понятно и простительно, но Рохас до сих пор озадачен и сердит… и это ещё посылка пришла на два дня раньше! Я тронут такой заботой о нашем коллеге, но выглядело это очень странно (вы не в обиде?).»

Гедимин озадаченно мигнул, перевёл взгляд со смарта на дверь, но вспомнил, что в комнате Кенена ещё не зажёгся свет, и искать его придётся по всему городу. «Ничего не понимаю. Я хотел помочь. У него теперь есть кольцо. При чём тут спаривание?!» – он недоумённо пожал плечами и продолжил чтение.

«Если бы я взялся за это письмо два дня назад, оно было бы посвящено коллеге Роберту и его крысам более чем полностью. Хотя опыты над различными материалами не прекращаются, основной поставщик новостей сейчас он. У него уже почти готова статья о влиянии омикрон-лучей на нервную систему млекопитающих (вкратце – сильнейшее галлюциногенное действие, возбуждение коры мозга и периферийных нервов вплоть до судорог и впадения в кому). Крыс, выживших после кормёжки ирренцием, всё-таки умертвили и вскрыли – и предположения Роберта подтвердились полностью. Вещество действительно не повредило им – органы лишены патологий, никаких новообразований не найдено, единственное, что изменилось, – состав костной ткани. Как мы с Майклом и предполагали, ирренций отложился в костях – что неудивительно: химически он очень схож с кальцием. То, что он так легко включается в обмен веществ, – ещё одна причина для предельной осторожности с этим образцом – а также с теми, которые будут обнаружены в дальнейшем. Я слышал, что всех военных космолётчиков предупредили о возможной опасности на орбите Сатурна; вот только я не уверен, что дело здесь в Сатурне. Его спутники очень бедны тяжёлыми металлами.»

Гедимин перечитал первые фразы и хмыкнул. «Ещё и нервная система… Помесь бластера и станнера… с летальным воздействием? А вообще, очень странно, что раньше этот металл не находили. Он, кажется, приметный…»

«Но на этом разговор о крысах я заканчиваю. Случилось кое-что более интересное – и, я бы сказал, тревожащее. Я уже рассказывал, что Майкл с самого дня обнаружения ирренция (и особенно с тех пор, как выяснилось, что он соответствует «сто сороковому» элементу его погибшего родственника) был очень взволнован и не находил себе места. В последнюю неделю он был очень малословен, угрюм, но обсуждать ничего не хотел. Всё вскрылось два дня назад на внеплановом совещании нашей лаборатории (собрали только нас, но присутствовал и Майкл, как представитель радиохимиков). Он официально потребовал признания приоритета Брайана Вольта в открытии ирренция. Патентное ведомство уже связалось с нами; он вышел даже на Совет безопасности, и там к нему прислушались. Майкл намерен вскрыть не только архивы довоенного Лос-Аламоса, но и могильник, в котором были захоронены остатки оборудования Брайана. Это признали нецелесообразным, но, к моему крайнему удивлению, Майклу разрешили воспроизвести опыты погибшего и доказать, что синтез ирренция мог быть проведён, на деле. Я бы предпочёл вскрыть могильник (особенно помня, чем закончились опыты уважаемого Брайана); но один из наших реакторов уже дорабатывается для экспериментов Вольта. Я не могу разглашать подробности, но буду держать вас в курсе. Если у него получится, у нас будет больше ирренция для опытов, и толкотня в хранилище наконец-то прекратится.»

Гедимин понял, что последние пять минут не дышит, и глубоко вдохнул. Его глаза горели жёлтым огнём. «Хотел бы я сейчас быть там, с ними всеми!» – он отклонился к стене и прервал чтение, чтобы немного успокоиться. «Как Майкл добился от мартышек содействия? Да ещё так быстро…»

«Возможно, ирренций будет назван повторно, в честь первооткрывателя, хотя у нас многие с этим несогласны. С другой стороны – уже есть предложение назвать именем Брайана Вольта омикрон-излучение. Я против – при всём уважении к погибшему коллеге, ассоциации с вольтовой дугой будут неизбежными и совершенно излишними. Я хотел поговорить с Майклом о возможной опасности его экспериментов, но он ответил очень резко и с тех пор меня избегает. Видимо, я был неосторожен в словах; но отчёты о той катастрофе уже выведены в частичный доступ, и я с ними знаком, и менее всего хочу, чтобы подобное случилось в Лос-Аламосе завтра или послезавтра. Конечно, вы навряд ли одобрите меня, с вашей тягой к риску и равнодушием к собственной жизни. Но я бы хотел отговорить Майкла от этой самоубийственной глупости. Мы можем отвечать только за реактор – раньше с ним не было проблем – но никак не за методы работы его достойного предка. А они, как уже доказано, небезопасны…»

Гедимин удивлённо мигнул и перечитал абзац. «Герберт против? Опасность? Если бы он рассказал больше, можно было бы прикинуть настоящие последствия,» – сармат задумчиво сощурился, вспоминая, что ему известно о синтезе сверхтяжёлых ядер. «Но обычно такие эксперименты не приводят к взрывам. Если никуда не подложен динамит. Вот бы почитать те отчёты…»

Он открыл поисковик и набрал в строке поиска «Тёплый Север». «Северяне могли найти и перекинуть к себе. Они обычно быстро работают. Если дело Вольта рассекретили, надо узнать о нём побольше. Возможно, это важно…»

28 февраля 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– Есть! Вот оно, – Кенен довольно ухмыльнулся и, отвернувшись от экрана, жестом поманил сарматов к себе. – Свежайшая статья. Повторяется в семи источниках с незначительными изменениями. А вот её перепечатка на сайте Севера, только сокращённая. Комментариев немного – видимо, новости науки мало кому интересны.

– А что в статье? – спросил Гедимин, нависая над монитором. Кенен быстро свернул страницу с фотографиями людей в странной одежде и открыл небольшую заметку на новостном портале.

– «Суперрадий и лучи смерти – страшная загадка погибшего корабля. Вещество, за считанные дни убившее двух человек и десять тысяч подопытных крыс, – будущее оружие или источник неисчерпаемой энергии?» – вслух прочитал учётчик. – Что скажешь, Джед? Твоё?

– Там, где факты, всё правильно, – буркнул сармат, дочитывая заметку. – Там, где мартышечья болтовня, одна чушь. А нового ничего нет.

Кенен ухмыльнулся.

– А чего ты хотел, Джед? У тебя эксклюзивный источник информации. Чего не сообщит твой учёный, того ни на одном сайте не прочитаешь.

– Лучи смерти… – Константин хмыкнул. – Мартышки всегда преувеличивают. Меня вот больше интересует, откуда этот образец вообще взялся. Планет не так много, никакого Иррьена среди них нет. Предположить, что «Циклоп» за годы войны добрался до экзопланеты… полный бред.

– Ну вот, теперь и ты туда же, – вздохнул Иджес. – Гедимин уже второй месяц говорит только об этом металле. Даже на соревнования не вытащить. Хватит странных веществ! Пойдём лучше в купальню, пока не остыла.

Удовольствие от горячей купальни и последующего ныряния в холодное озеро портил плавающий по поверхности лёд – оттепель продолжалась третью неделю, льдины никак не смерзались в единую поверхность, и многие при всплытии оцарапали себе пальцы, плечо или макушку. Гедимин полежал немного под водой, не всплывая; к вечеру наверху немного похолодало, и в верхних слоях, по краям уцелевших обломков льда, можно было наблюдать кристаллизацию, но шла она вяло, и сармату скоро надоело.

– Две недели нет писем, – сказал он, проверив сообщения в смарте. Хольгер, скучающий в предбаннике, пожал плечами.

– Может, не было новостей. Или кто-то узнал о вашей переписке. Не думаю, что руководство Конара одобряет слив информации.

Гедимин фыркнул.

– Эту информацию даже в сети не обсуждают. От кого её скрывать?!

…Сообщение из Лос-Аламоса пришло уже после отбоя, когда Гедимин завернулся в одеяло и закрыл глаза. Гудок был очень тихим – сармат поставил его сам, когда устал постоянно проверять почту, и выбирал сигнал, заметный только ему – но ремонтник сразу проснулся и потянулся за смартом.

«Доброй ночи, коллега. Я снова выхожу на связь и прошу прощения за долгое отсутствие. Не знаю, что из моего письма пропустит наша доблестная сатурнианская цензура – насколько знаю, в новостях о происшествии предпочли умолчать. Их можно понять – пронаблюдав панику в Спрингере и Альбукерке, я совсем не хотел бы повторения того же самого в Чикаго.

Кажется, Брайан Вольт всё-таки наткнулся на «сто сороковой» – или, что вероятнее, Майкл Вольт в точности воспроизвёл условия того эксперимента. Не далее как позавчера мы лишились одного из наших реакторов. Под словом «лишились» я подразумеваю не простую аварийную остановку на неделю или месяц, и даже не расплавление с неизбежной консервацией, а полноценный взрыв. Если бы не защитные поля по всем направлениям, даже не хочется думать, чем это могло бы кончиться. Сейчас планируется подогнать барк и на антиграве вытащить обломки, запакованные в десятислойное поле, прямо в могильник.»

«Уран и торий!» – Гедимин почувствовал боль в пальцах и услышал хруст корпуса смарта – и только тогда догадался ослабить хватку. Смарт, едва не раздавленный от волнения, слегка рябил, пальцы, сведённые судорогой, неприятно ныли. «Раздолбать целый реактор?! По старому сценарию? Их что, до сих пор строят так же, как полтора века назад… а, да, действительно строят. Вот мартышки!»

«Меня эта новость застала в Спрингере – точнее, сначала это была тревожная сирена, саму новость я узнал уже в убежище. За меня не беспокойтесь – до Спрингера ничего не долетело, но пробежка в убежище – это давняя традиция местных жителей. Редкая авария в Лос-Аламосе обходится без неё. Нас выпустили через два часа, и я сразу поехал в лабораторию. Не считая реактора, там всё цело, множество солдат и техники (большей частью ничем не занятых и отогнанных ликвидаторами за все периметры). Практически всё цело, все ходят вокруг развалин и ждут барка из Альбукерке. Двое лаборантов застряли под защитными полями, но их быстро вытащили. Если всё сработало правильно, через два-три дня их выпустят из госпиталя; надеюсь, между полями не было проницаемых щелей. Майкл ходит вокруг развалин в первых рядах, крайне расстроенный, и добивается вскрытия «саркофага» и тщательного исследования остатков реактора. Не думаю, что ему пойдут навстречу, – слишком большой риск. Один из ликвидаторов рассказывал, что на внутреннем слое поля видел зелёные разводы характерного цвета, но пятна были небольшие и быстро пропали. Пока не знаю, говорить об этом Майклу или нет. Не хотелось бы, чтобы он полез под поле. Даже в снаряжении наших ликвидаторов это очень опасно.»

Гедимин стиснул зубы. «Что за бред?! Потерять результаты такого опыта… Почему я не там?! Мы более защищены от радиации. Я вернулся бы оттуда живым. Если были вспышки, значит, ирренций был получен. Только пробраться туда и зафиксировать их, в свинцовой броне, в защитном поле… Тьфу!»

Он встал и прошёлся по комнате, ненадолго прижался грудью к дверной створке – она была холоднее, чем прогреваемые изнутри стены, и немного охлаждалась сквозняком из коридора. Холод слегка успокоил сармата, и он подобрал смарт и вернулся к недочитанному письму.

«Наша лаборатория тоже кое-чего достигла за эти недели (хотя не взорвала ни одного реактора). Всё это пока на уровне расчётов – слишком мало материала для проверки – но я думаю, что вам стоит это запомнить. Ирренций способен на самоподдерживающуюся цепную реакцию, и его критическая масса – не более семи килограммов. Уверен, что вы понимаете, о чём речь…»

На этом письмо обрывалось – дальше не было ничего, кроме ритуальных слов прощания и обычной для Конара подписи. Гедимин отключил устройство и сел, прислонившись к стене и задумчиво щурясь в темноту. «Значит, не только бластер и «грязный луч», но и… бомба? Реактор?» – сармат хмыкнул. «Тебе уже везде мерещатся реакторы. Когда же макаки из «Вестингауза» уйдут и дадут нам достроить станцию?! Может, тогда в голове прояснится…»

02 марта 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

– Эй, Джед! – Кенен, привстав на пальцах, помахал сармату сложенным вчетверо тросом. – Мы летим в лес! Ты с нами?

Гедимин покачал головой и повернулся к жилому коридору первого этажа. Иджес, дожидающийся сарматов у лестницы, громко фыркнул.

– Гедимин больше не летает в лес. Он думает, как построить реактор. Макаки подвели его, не дали допуска. Придётся снова всё делать самому, так?

Сармат недовольно покосился на него и шагнул к двери.

– Да, верно, – поддержал Иджеса Линкен. – Макаки ещё и обошли его. Они уже взорвали целый реактор!

Сарматы засмеялись. Гедимин не обернулся.

«Я достаточно времени потратил на полёты в лес,» – сердито щурясь, он сел на матрас и достал смарт. Едва включившись, устройство испустило негромкий гудок, – в почте были обновления, и не только от Крониона, хвастающегося удачной работой в Мацоде. Герберт снова вышел на связь.

«Он всё-таки туда забрался. В госпитале говорят, что ничего плохого с ним не случилось, но я считаю это чистейшей случайностью. Зато теперь у него есть снимки зелёных вспышек на защитном поле. И разрешение на ещё одну серию экспериментов. Мне иногда кажется, что Майкл не в себе – он стал очень странным с тех пор, как подтвердилось обнаружение «сто сорокового». Я всецело за восстановление справедливости и доброго имени Брайана Вольта, но так рисковать своей жизнью? Это кажется мне помешательством,» – так, практически без вступлений, начиналось новое письмо. Гедимин с трудом сдержал смешок. «Техника безопасности, да? Значит, вы, Майкл Вольт, её соблюдаете…» – он широко ухмыльнулся и, оглянувшись на дверь, с силой ударил кулаком в пол. «Zaa ateske! Наконец-то кто-то сделал что-то разумное. Если бы я был там – или хотя бы имел полную информацию – я помог бы доработать реактор, и в этот раз всё сработало бы как надо. Надо попросить Герберта, пусть даст больше сведений. Эта их секретность до добра не доведёт…»

«Хотя методы Брайана Вольта пока себя не оправдали, у нас всё-таки есть надежда на пополнение запасов ирренция. Уже три недели продолжается эксперимент по «заражению». Мы накрыли образец экраном из обеднённого урана. Он поглощает омикрон-лучи и под их действием превращается в ирренций – это уже подтверждено, хотя процесс небыстрый. Но в таких делах даже один грамм в год – уже достижение. Возможно, я не самый опытный специалист, но я не возьмусь объяснять, как именно омикрон-лучи, не имеющие массы, делают из урана ирренций, и откуда берётся недостающая масса. Если мы решим эту задачу, может быть, удастся ускорить процесс, и счёт пойдёт на сотни граммов или даже килограммы. Пока же экран установлен, защитное поле убрано, а я веду свои маленькие разработки. Думаю, вам они понравятся. Если когда-нибудь мне разрешат въезд на канадские территории, нам будет о чём поговорить. А на сегодня это всё. Буду ждать новых вопросов и соображений, а также новостей с вашей станции. Наверное, активные зоны уже собраны?»

«Самопроизвольный синтез…» – Гедимин недоверчиво покачал головой. «Я бы на это посмотрел. А вот защитное поле убирать не стоило. Зная, что это за вещество, – я бы оставил. И так все руки в ожогах.»

Он посмотрел на загрубевшую ладонь, покрытую мелкими, едва заметными шрамами. Получать лучевые ожоги ему не доводилось очень давно, от механических воздействий в основном защищали перчатки, но кожа так и не стала чисто-белой – светло-серый цвет впечатался в неё навсегда.