сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 185 страниц)
Черноволосый парень резко оттолкнул мальчика от себя, от чего Эмбер вновь приземлился на пол. В лице ворлока мелькнула какая-то тень.
— Провали с глаз моих! Пока я не начал вспоминать уроки с ножом, которые любит Марлоу!
Эм моргнул. Он помнил тот случай, его рука иногда все еще дергалась конвульсивной болью после того, как Мэл всадил в его ладонь кинжал. От напряженного и звенящего тона Данте в ушах роилась целая какофония звуков. Из носа на разбитую губу капала кровь, заливая подбородок и криво застегнутую рубашку, она же наполнила рот, побежала по шее. От вкуса Эмбера замутило, однако он заставил себя проглотить ее вместе со слюной. Ребра ныли так, будто их переломали.
На негнущихся ногах мальчишка поднялся. Его взгляд периодически терял фокус. Когда он обернулся, уходя к лестнице, в его лице читались печаль и сожаление, при виде которых Данте обнажил клыки. Его трясло от злости на своего апрентиса, но пока он смог убедить самого себя в том, что надо успокоиться. Если бы этот ребенок знал, если бы он хотя бы догадывался, каких сил его создателю стоило прожить те жалкие сорок минут, что вся команда добровольцев отсутствовала в деревне, он бы, наверное, уже поседел от страха. Мало было того, что Марлоу подверг себя опасности!
К большому сожалению, Дан не чувствовал в себе сил на дальнейшие лекции и объяснения.
Ворлок сделал шаг назад. Под пронзительным взглядом Эма он терял всякий контроль и всю свою злость. Потому он развернулся и пошел в другую комнату, а Эмбер так и остался стоять, бессмысленно сверля остекленевшим взглядом дверной проем...
========== продолжение 1 ==========
***
В стену полетело что-то тяжелое, а затем раздался звук разбитого стекла. Следом за этим в щепки разлетелся стол, сокрушенный ударом мощной руки Мэла, бешенство которого бурлило через край, как лава огромного беспокойного вулкана.
Сейчас Марлоу утратил все, включая большую часть человеческого подобия. Он ощущал жуткую слабость, смятение, головокружение, а вспышки темной магии полыхали в его венах, превращая их в сеть сухих и горячих проводов и обращая самого колдуна в человекообразное чудовище.
Подпитываемый неистовой яростью темноволосый ворлок метался по дому молнией, бросал на пол то, что попадалось под руку, проклинал всех вокруг: себя, всю эту тесную ворлочью Деревню. Но больше всего он проклинал Скайлер, а вместе с ней и всплывшие со дна души воспоминания о том, с чего это началось много сотен лет назад. Ненависть переполнила душу Мэла, и, казалось, прежняя неприязнь к охотникам была лишь капелькой воды в этом бурном, пенящемся океане. Множество раз за прошедшие столетия Мэл сожалел о том, что он не находил времени убить их всех, вырвать их глаза и сердца и втоптать в грязь. Он сожалел, что вместо этого он ускользал. Он ускользал от них, считая себя слишком свободным и гордым, чтобы обращать внимания на эту мразь. И вот к чему это привело!
Запах гари и запустения витал по всему дому теперь, когда Мэл сжигал все, что было дорого ему. Запах гари, запустения и тьмы. Как и пятьсот лет назад. Тот самый день — день, который оставил его тело в постоянной раздвоенности, — застыл в памяти Мэла мертвым пятном. Уже и не человек, еще и не покойник. Долгие пятьсот лет Скайлер ждала, чтобы сказать то, что держала за своей поганой, насквозь прогнившей душой: «У нас твой отец». От мысли о том, что они делали с ним все эти столетия, Марлоу начинало трясти.
Кошачий ворлок стиснул зубы, едва не искрошив их. Он знал, что тварь не могла врать. На отрубленном пальце, который Торквемада швырнула на лужайку, Мэл рассмотрел перстень, точно такой же, как у него, — с фамильным гербом рода Марлоу. Он изо всех сил хотел избавиться от образа лежащего на траве кусочка плоти, но кошмар преследовал его, как заноза под кожей, мешая размышлять трезво. Марлоу не думал, что на самом деле когда-нибудь сможет выкинуть эту картину из головы. С диким ревом ворлок опрокинул стол и несколько стульев и метнулся в соседнюю комнату, которой еще не коснулась его непримиримая ярость.
Он вспоминал годы боли и злости, что он пережил благодаря Торквемаде. Сколько зла она причинила его семье. Сколько зла она причинила лично ему. А ведь у Скайлер действительно было достаточно времени, чтобы спланировать все до самого конца, Мэл осознал это сейчас. Что она сделала? В день сожжения сняла все превратившиеся в обгорелую плоть тела до того, как очнулся ее враг? Навечно заточила их в клетки, чтобы глумиться над ними и держать за душой мысль, что у нее в рукаве навсегда останется старший козырь? Мэл мог только гадать, возвращаясь в памяти к событиям тех дней. Когда он впервые попытался приоткрыть свои обожженные и полопавшиеся глаза, сквозь пелену тумана он слабо различил три кучки, сложенные для костров. И три пустых палки, с которых сняли его родных. Он ведь так и не увидел их останков…
Он всю жизнь полагал, что его семья мертва, но никогда не подозревал, что может настолько глубоко заблуждаться.
В голове ворлока с ужасающей четкостью складывались недостающие частицы головоломки. Вот почему иногда он чувствовал, что его создатель все еще жив. Когда колдун разлучался со своим наставником или апрентисом, жизнь обоих начинала напоминать сущий ад. Мэл знал, что не должен был есть и спать, не должен был жить, должен был потерять всякий вкус к существованию, если бы его создатель умер. Но вспоминая себя, даже самые худшие периоды своей бессмертной жизни, он осознавал, что никогда не чувствовал себя как мертвое тело или растение, лишенное влаги. Нет, он никогда не умирал до самого конца… Его отец был жив. И в этом была причина.
Почему охотники выбрали именно семью Марлоу, чтобы продолжать преследовать их через столетия? Чертовы твари. Мэл искал их так долго, но мысль о таком обороте событий ни разу не посетила его голову. Выживать, питаясь кровью своего врага. Было ли на этом свете что-то более циничное?
Марлоу снова вынырнул из черных воспоминаний о тех далеких днях. Он сосредоточился и дыхнул огнем на ближайший к нему портрет ведьмы, который таращился на него из темноты масляными глазками. Огонь. Вечный огонь, который стал его сущностью, лизал краску, заставляя ее источать противный, едкий запах. Портрет съеживался, покрываясь сеточкой глубоких морщин.
Если бы только это помогало снять боль и раздражение.
Обманутый. Истлевший. Вечный и никому не нужный. Скитающийся по задворкам мира в поисках того, чего никогда не отыскать. Вот каким ощущал себя Мэл.
Огромный каменный камин разлетелся на куски под воздействием мощнейшего заклинания. Марлоу упал на колени, обессиленный после сегодняшней вылазки и от собственных безумных мыслей. Он опустил лицо в ладони. Тихий всхлип нарушил тишину комнаты. Один, за ним другой. Марлоу едва дышал. Как бы он желал именно сейчас вернуть того человека, который так легко снимал его боль. Почему это было невозможно? Мэл жалел. Обо всем, что он сделал. О своей вечности, лишенной права на окончание. О том, что он никогда не рассказывал Данте все до самого конца. И о том, что все это обернулось так…
Плечи ворлока содрогнулись несколько раз. Камни развороченной каминной кладки под его пальцами покраснели, как недра готового рвануть вулкана. Марлоу отшвырнул их от себя, и те, попав в стол, подожгли предмет мебели, словно тот состоял из бумаги. Пламя моментально охватывало помещение. Все это место напоминало центр ада, в котором остался всего один грешник. Мэл некоторое время не двигался, сгорбившись, как старая, побитая временем статуя.
Он уже принял решение. По правде, оно созревало давным-давно, но в свете последних событий Мэл понял, что у него попросту нет иного пути. Он был достаточно сильным, чтобы принять вызов, который бросила ему Скайлер. Торквемада так хотела этой войны? Она должна получить то, чего просила…
========== продолжение 2 ==========
***
Эмбер едва мог говорить. Удар Данте оказался настолько сильным, что парень с трудом смог доползти до второго этажа. Доковыляв до ванной, Эм выплюнул кровь в раковину, посмотрел в зеркало на заплывшую скулу и постарался внушить себе: он это заслужил.
Молодой человек промыл раны. Наколдовав несколько кубиков льда, он приложил их к скуле. Мысли, одна за другой, вновь влетали в его голову, как осы в свой родной улей. Не сказать, что после сегодняшней вылазки сильно полегчало; мерзкие кошки все равно скреблись на душе, да еще и Данте метался по нижнему этажу, громыхая чем-то тяжелым. По этому бешенству Эм знал, что на это раз сильно перегнул палку. Наверное, стоило сказать спасибо, что он огреб всего лишь подачу в челюсть, а не получил целый набор переломанных ребер.
Волчье ворчание внизу смолкло только через пару часов. Звуки старого дома перестали выдавать настроение хозяина, даже скрип шагов больше не доносился снизу. Тогда Эм аккуратно зажал безумно болящие скулы рукой и на цыпочках вышел на лестницу, чтобы посмотреть, что делал Дан.
Ворлок сидел в кресле, отвернувшись к окну, и потреблял спиртное. Его суставы побелели от напряжения. Эм опасался даже предполагать, какие сумасбродные мысли метались в черной голове, потому, постояв немного, он вздохнул и снова поднялся в комнату, которую Данте разрешил ему занять. Там Эм улегся на кровать и отвернулся к стене.
Как же больно. Кулаки ворлока были будто каменные. Эмбер перевернулся на другой бок. Он хотел бы прогнать звезды перед глазами, но беспокойные размышления не давали ему заснуть. Стоило ему ненадолго погрузиться в себя, как в воображении вспыхивала картина: поляна, устланная телами, и кровь, везде и всюду, разбрызганная будто из баллончика. Парень с трудом сглотнул и крепче прижал лед к щеке.
Понимая, что заснуть не получится, Эм повертелся еще немного, а затем принялся размышлять о том, что станет со всеми ними в этом осажденном озлобленными охотниками месте. Что будет с Мики? Как хантеры поступят теперь, когда они нашли деревню? Они ведь не уйдут просто так и найдут способ, как пробраться внутрь. Это займет у них немного времени. А когда это случится — что дальше? Новая война? Силы будут совершенно не равны. Ворлоки будут на своей территории, а охотники могут рассчитывать только на антимагические амулеты. Разве что их фанатичная вера в свои силы могла сойти за бонус...
Эм промаялся довольно долго перед тем, как на короткое время провалиться в забытье; он очнулся оттого, что его кровать немного просела. Парень резко открыл глаза и посмотрел на фигуру, очертания которой виднелись в сумерках. Данте сидел молчаливый, как мыслитель Родена, и созерцал собственные сцепленные на коленях руки.
Начиналось.
— Так какого Аримана ты создаешь мне столько проблем? Просто скажи мне, Эм, и закончим на этом, — устало произнес ворлок и протер рукой лицо.
Эмбер не мог говорить, потому что его челюсть, кажется, начала распухать. Он пошевелил ее рукой, ощущая, что его создатель напряжен, как стальной прут.
«Я уже тебе объяснял, — произнес парень, не открывая рта. — Я не отступаю от своих друзей, когда они в опасности…»
«Ты идиот. Маленький упертый идиот, который нихрена не знает о жизни».
Эмбер отпрянул, увидев, что Данте поворачивается. Разные глаза ворлока блеснули в полумраке спальни. Мальчишка испугался, что тот снова захочет ударить, но этого не произошло. Вместо этого колдун перегнулся и заглянул ему прямо в лицо.
«Хочешь я тебе покажу, что чувствовал я, думая, что могу потерять своего ученика и своего создателя одновременно? Ты должен это понять».
Эмбер хотел отползти, но Дантаниэл поймал его за подбородок двумя пальцами, заставляя посмотреть на себя. Раздробленные кости челюсти мигом отозвались на это прикосновение, но еще больнее Эму стало, когда знакомый кровавый омут оказался близко. Кривая усмешка Данте была всем, что Эм успел рассмотреть перед путешествием. Алый зрачок ворлока казался темнее граната, а в лице его отражались несвойственное спокойствие и ледяная твердость. А затем Эм поплыл в бездну его памяти. Он увидел воспоминания своего создателя, увидел, как тот мечется вдоль невидимого ограждения и пытается найти хоть что-нибудь, хоть кого-нибудь, кто мог ему помочь. Данте задыхался от бессилия, гнева и обреченного беспокойства за тех, кто покинул деревню. За своего создателя и своего ученика…
Ворлок подождал, пока эмоции захлестнут Эмбера с новой силой и разобьют его ледяную уверенность в том, что у бессмертных каменные нервы, на струнах которых можно отыграть целый рок-концерт. Эм брыкался, дергаясь в поймавших его руках, но ворлочья сила Данте оказалась намного мощнее его рывков. Бывший преподобный был исполнен суровой решимости не отпускать мальчишку. Губы его чуть приоткрылись от усердия. Эм задрожал, охваченный агонией, удесятеренной силой мысли телепатического колдуна. Он терял. Сотни, десятки раз в своих мыслях Эмбер понимал, чтó такое боль от отсутствия того, с кем ты связан кровью и особым видом магии. С кем ты связан душой и телом.
Он ощутил то же, что ощущал и Данте. Немыслимое беспокойство кололо разум, словно момент опасности не проходил.
Данте помогал сознанию мальчишки удержать в себе все образы до единого. Пусть Эмбер выпьет тоску и боль до последней капли. Иногда нужно было его встряхивать, чтобы он не забывал свое место. Он до сих пор был всего лишь маленьким несмышленым ребенком, даже отдаленно не напоминающим взрослого человека.
Разум Эма бурлил и сопротивлялся, но Данте не отпускал, пока мальчик не начал конвульсивно дергаться. Затем Эм тихо всхлипнул, и с его влажных искусанных губ сорвалось:
— Отпусти меня…
Тогда очень медленно Данте убрал свое влияние. Он притянул взмокшее лицо парня к себе и прошептал:
— Это то, что чувствуем все мы, когда наша кровь в опасности.
Эмбер дрожал. Он вытер тыльной стороной руки слезу, бегущую по его виску. Данте чуть сильнее сжал плечи парня, наклоняясь к нему еще ближе.
— Я волновался за тебя. Неужели это так сложно, просто хотя бы во что-то ставить мое мнение?
Дан изучал поставленный собственным кулаком синяк, немного придавливая это место пальцем, а светловолосый парень терялся в собственных страхах и в догадках о том, что станет делать его ворлок. Дан обнял мальчишку за шею, крепко сжимая ее. Эм хотел что-то сказать, но Дан не дал ему сделать этого. Все же сменив гнев на некое подобие милости, он пододвинул Эмбера к себе, так что парню ничего не оставалось, кроме как уткнуться в воротник ворлока и вдохнуть такой привычный запах с примесью человеческого тепла и волчьей шерсти. Пальцы колдуна закопались в светлые волосы. Эм с удивлением обнаружил, что Данте тоже немного трясется.
Непредсказуемость этого парня вселяла в душу страх. Эмбер старался сейчас думать не о том, что разделяло их с Данте, когда они кусались, как два диких животных, ведь даже в его суровых жестах, во всей его злобе Эм больше не видел угрозы. Сейчас ему было проще думать о Данте, который заботился о нем, который старался защитить и предостеречь его, горячо обнимал его в моменты близости; о том Данте, который появлялся все чаще в последнее время. Подумав о нем так, Эмбер несмело отодвинулся и взглянул на него. Ровно с секунду они с ворлоком хмуро поедали друг друга взглядом, все еще оставаясь каждый на своей территории. А затем Дан сдвинулся на миллиметр… Дыхание светловолосого парня, теплое и близкое, обдало его губы.
— Я не хочу остаться без тебя. Может быть, я теряю Мэла… Но меня доводит до сумасшествия мысль, что я могу бродить совершенно один в темноте. Пожалуйста, Эм. Не делай больше так, как ты сделал сегодня. — Твердо попросил ворлок.
От его слов молодой человек тяжело выдохнул.
— Я же не нарочно, Дан. Я поступаю так, как велит мне сердце.
— Может, иногда тебе послушать свой разум?
— Я слушаю его сейчас.
Дантаниэл отвел со лба светлую прядь волос парня.
— И что он говорит?
— Чтобы я принял твое прощение...
— Кто сказал тебе, что я собираюсь его просить?
Вместо ответа Эм протянул руку и погладил его по щеке, перешел на его жесткие волосы. Данте замер от его прикосновения. Он проводил пальцы Эмбера взглядом, ощутив усиливающееся умиротворение. Прекратив злиться и немного собрав мысли, он почувствовал себя совершенно изможденным, и единственное его желание сейчас было лишь в том, чтобы его человек просто побыл рядом.
Глаза светловолосого парня окинули острое лицо колдуна — такое близкое. Эм коснулся пальцем щеки ворлока, словно проверяя реакцию хищника. Тот не нападал, и потому Эм осмелел. Приоткрыв рот, он коснулся губ Данте. Темноволосый ворлок сделал ответное движение. Он мягко отвечал на поцелуй.
