сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 185 страниц)
Он же засасывал его губы с одержимостью, ему вполне свойственной, и сжимал до боли мышцы на лопатках, пробираясь прямо под куртку. Эм послушно позволял и отвечал с полной отдачей, раскрывая рот шире; он просто не успевал делать ничего другого. Дантаниэл начал заводиться. Дикое и новое ощущение поднималось снизу живота, как в ту ночь, у клуба, когда им завладело лишь желание взять и причем сделать это, откинув все доводы разума. Влечение, с которым было невозможно бороться, завело его в Реку Ада. Глаза ворлока распахнулись.
Эмбер внезапно очень больно и до крови укусил его нижнюю губу. Мальчишка поспешно слизывал капельки, попавшие ему на язык. Взгляд его начал становиться осмысленным.
— Данте? — Эм очнулся и пришел в себя, как только получил кровь. В его лице было полное непонимание происходящего.
— Ты мне за это ответишь, малыш, — многообещающе покачал головой колдун, зажимая губу тыльной стороной ладони. Он тоже словно очнулся. Состояние было похоже на кислородное голодание, а незнакомая слабость в коленях предательски сотрясала тело.
Эмбер откинулся затылком на ствол дерева. Он мало что помнил из происходящего в последние минуты, но вид встрепанного, дышащего дымом Дантаниэла дал ему понять, что напомнят ему об этом весьма скоро.
Глаза колдуна нехорошо блеснули. Он сделал шаг к обнаглевшему смертному.
— Ну что ж, ты собирался выдать мне аванс? — его дыхание обожгло губы. С этими словами Эмбер снова был прижат к дереву...
Элай и Дагон наблюдали за картиной из окна и едва не вывихнули челюсти от подобного зрелища. За те двести лет, что они знали Дантаниэла, они готовы были поклясться, что тот вообще был не в курсе существования таких видов взаимодействий, как поцелуи и ласки. Он всегда рычал одно: «Поцелуи — для сопляков. Я — убийца. Для меня только крики и мольбы о пощаде…» Мэл внушил ему такую философию.
— Вот тебе и убийца. Элай, тебе не кажется… — Дагон указал в сторону Данте и Эмбера, которые глубоко и довольно грубо засасывались, явно теряя внешний мир. Причем было не понятно, в чьих руках инициатива: Дантаниэл поднял мальчишку чуть выше, удерживая его в одном положении и прижимая к стволу, но и тот вроде бы не отставал. Голова блондина непроизвольно откинулась, а веки были плотно сжаты; губы без конца отвечали на поцелуй, как будто парень был заведенный.
— Мне кажется, что это полный… крах системы. Если до этого я полагал, Данте еще можно спасти, то теперь даже не знаю, что и думать.
— Я знаю, что думать. Как бы Мэл не увидел этого…
— Если ты про этих двоих на лужайке, — раздался за их спинами голос Марлоу, — то мне абсолютно все равно. Пусть делает что хочет, это его жизнь и его мальчишка. Но пусть не лезет на мою территорию.
— Мэл! — братья одновременно обернулись. — Где ты был?
Выглядел Марлоу, как жертва неудачного эксперимента очень жестоких ученых. Он был весь в кровоподтеках и царапинах, совсем как Данте несколько дней назад. К плечу парень прижимал окровавленную тряпку, а из одежды на нем были неведомые безразмерные шмотки. Довершал образ местного бродяги огромный синяк на лбу.
— Я? Очнулся в канаве через пару часов. Поохотился в соседнем городке, чтобы утолить голод и не раздражать нашего волчонка. Вернулся сюда, вспомнив, что у меня есть дом. Жизнь прекрасна!
— Марлоу, у тебя нога сломана? — Элай заметил торчащую через прореху в ткани кость.
Мэл с удивлением посмотрел вниз.
— Хм, действительно, — он сделал одно резкое движение и с противным хрустом вправил ее на место, немного поморщившись. — Неприятности случаются.
— Давай помогу затянуть раны? — так же осторожно предложил младший из братьев.
— Нет надобности. Все это заживет. В отличие от моего мнения о Данте. Я в душ, если не возражаете.
С этими словами он захромал в сторону ванной.
— Великий Веельзевул, — Дагон прочесал пятерней встрепанные волосы. — У меня от его вида аж желудок сжался.
Элай мрачно кивнул. Глянув в окно, он заметил, что разборки Эмбера и его противоречивого наставника уже перешли в горизонтальную плоскость. Кажется, преподобный буквально принялся исполнять свою угрозу, по поводу мытья мальчишкой пола…
***
— Достаточно… — прошептал теряющий сознание Эм. Он уже чувствовал себя лучше, но зато теперь Данте выпивал из него дыхание, оставляя лишь скорлупку, дочиста вылизанную изнутри.
— Нет, почему, ты же хотел поцеловать меня, — рыкнул волк. Он прижимал мальчика к мерзлой земле, согреваясь от теплоты его тела. — Так что же ты? Целуй, пока я позволяю.
Эмбер попытался удержать его. Он слегка оттянул черный хвост, неумышленно играя с отдельными прядями. Волосы Данте были жесткими на ощупь, как волчья шерсть.
— Тебе не обязательно быть грубым со мной, — тихо пробормотал Эм. — Я уже видел, что ты можешь быть и другим.
— Я не люблю, когда я не контролирую ситуацию. Я не люблю, когда за меня решают. Я не люблю поцелуи. И кроме всего прочего, я люблю быть грубым, — Данте зло посмотрел ему прямо в глаза, нависая над парнем на вытянутых руках. — А ты слишком много на себя берешь.
Эмбер кивнул. Эмоции и жизнь плавно наполняли его тело, и оттого уголков его губ коснулась улыбка.
— Да. Я тоже могу быть упрямым. Как ты, — он отвел волосы с лица колдуна. Данте на секунду моргнул, ощутив это касание. Оно показалось ему лишним. Слишком личным, таким, которого не надо было допускать.
— По тормозам, Эмбер, — он убрал его руку. — Не надо делать вид, что ты знаешь меня. Не лезь в мою душу. Этого я тоже не люблю…
С этими словами он все же встал, поправил развороченную рубашку и хмуро зажал тыльной стороной ладони прокушенную губу. Эм приподнялся на локтях, созерцая его с земли.
— И все же… Я должен сказать тебе спасибо, что ты мне не отказал… И… за деньги.
Данте подумал с минуту.
— Пожалуйста, — буркнул он. — Тебе что-нибудь еще? Хочешь немного моих нервов? Или мозг, подать тебе на тарелочке в виде пуддинга?
— Нет. Я… Домой пойду, хорошо?
Дантаниэл мрачно кивнул. Перед глазами его все мутилось.
А Эм поднялся, отряхивая свою одежду и, махнув ворлоку рукой, побрел в сторону своего дома. Он уже не испытывал трудностей с тем, чтобы ходить самостоятельно.
Данте проводил его очень неоднозначным взглядом. Удивительно наглый тип.
Он чувствовал, что полицейский все еще следит за Эмбером, но, просканировав мозг офицера, убедился, что коп немного отвлекся на зрелище и в результате думал о всякой однополой ерунде. На всякий случай скорректировав его разум еще раз, Данте успокоился.
Он возвращался домой, все еще параллельно офигевая от проворности мальчишки. Показать бы ему настоящий физический контакт, чтобы знал свое место. Вот только этот поцелуй совершенно выбил из седла, и вдобавок Данте хотел узнать, что с Мэлом, ведь они не виделись несколько дней. Ему сейчас было не до апрентиса.
За это время у Дантаниэла появился один важный и безотлагательный разговор к Марлоу; в конце концов, нужно было убедиться, что с ним все в порядке.
Данте вообще уже не так уж злился на своего горе-создателя, но вот что надумал Марлоу, оставалось загадкой, которую еще предстояло разрешить.
========== продолжение 2 ==========
Офицер Хаген задумчиво сжимал руль. Щекотание в его голове в один момент выдуло все сомнения и он выкинул из мыслей то, что тревожило его. Собственно, теперь он даже не мог четко вспомнить, что это было; в его голове все комкалось и мялось, как загустевший клей.
Он забыл, зачем приезжал сюда и чего хотел добиться. В этом доме жила пожилая учительница — миссис Парвуд, кажется, он даже видел ее на прошлой неделе. А может, это было немного ранее?
Офицер посмотрел на свой фотоаппарат. Странно. Может, там могло бы найтись минимальное объяснение. Он прощелкал последние снимки. Душа его ушла в пятки на несколько коротких секунд.
Конечно. Эмбер Морриган. Эмили просила проследить за ее сыном, чтобы понять, почему он вел себя так странно. Офицер вгляделся в фигуры на картинке. Они были смазанными, но разобраться, что к чему, было не мудрено. Эмбер, обнимающий какого-то парня. Эмбер, целующий какого-то парня. Эмбер, лежащий на земле с этим же парнем…
Офицер похлопал глазами. Всю жизнь он считал мальчика нормальным, не из этих. Но доказательства говорили сами за себя.
Только что именно это доказывало? И как нужно было предъявить все это Эмили?
Офицер еще раз покосился на дом миссис Парвуд. Кто был второй парень? Ее сын? Внук? Все, что офицер помнил о нем, было одно словосочетание: «Я из этого города». Наверное, он обронил это при встрече? Значит, информация о нем должна была сохраниться в компьютере. Нужно было просто поискать по базе. С этой мыслью офицер отрешенно перебрал пальцами по рулю, повернул ключ в зажигании и отправился в участок.
Все это было очень загадочно…
***
Данте захлопнул за собой дверь. В голове его все еще стоял густой туман, а мысли разбредались в неизвестных направлениях. Он прислонился к твердой поверхности, слегка прикрывая ресницы и успокаивая сбившееся дыхание. Подобный французский спорт не был его сильной стороной. Элай и Дагон сочувственно смотрели на вошедшего, словно прощались с глубоко больным человеком на больничной койке.
— Что, насладились шоу? — Дантаниэл кисло глянул на них. — Порадуйтесь. Это был последний раз. Больше такого не повторится.
— Конечно. Мы ничего не говорим.
— Животное вернулось? — вместо ответа спросил Данте, злобно слизывая языком кровь с губы. Мальчишка не пожалел сил прихватить его побольнее.
Братья указали ему в сторону ванной, откуда доносился шум воды. На момент Дантаниэлу стало жаль, что он не мог подзеркалить мысли Мэла и понять его настроение, потому пришлось дожидаться, когда тот покинет убежище.
Через полчаса Марлоу вылез из санузла в облике пантеры и захромал к себе, вверх по лестнице, уныло волоча хвост. Задняя лапа все еще была в нерабочем состоянии, он сильно переваливался и еле смог дойти до комнаты, чтобы посмотреть, во что она превратилась.
Конечно, Элай и Дагон вынесли все трупы. Мэл недовольно окинул свою заляпанную запекшейся кровью опустевшую обитель, в которой никому не разрешал ковыряться. Его жилище было осквернено. Оглядевшись, он обернулся человеком и тяжело улегся на кровать. Пружины жалобно скрипнули под его весом. Ничего в этом мире не вечно — и дружба, в которой не сомневаешься, могла дать трещину; и даже труп не собирался остаться просто поболтать.
Через пару минут компания для Мэла нашлась. В его святыню, осторожно ступая, закрался Данте. Он опустил глаза, не зная, как подойти к другу и что ему сказать. В этот раз они дрались, как последние животные, павшие ниже, чем свиньи в грязи. Данте припомнил только пару таких серьезных стычек, но причины их уже давно канули в недра памяти. Сейчас же раны были все еще свежи, а Мэл не смотрел на него, хотя приближение врага не было для него сюрпризом.
Данте тихо подкрался к кровати и опустился на одно колено, созерцая страшные раны и шрамы, оставленные его когтями. К старым добавилось несколько новых, более глубоких увечий. Они блестели на свету, обнажая кровавое нутро и напоминая о том, что друзья иногда могут ранить гораздо больнее, чем злейшие враги.
Данте провел время, осмысляя их с Марлоу горячую глупость. Ведь в мире не было никого ближе них, не было никого более тесно связанного. Марлоу был его божеством, самым лучшим человеком, на которого хотелось походить во всем. Данте чувствовал себя провинившимся щенком, видя его изуродованную спину.
Теперь, когда Мэл был в поле зрения, Данте чувствовал колоссальное облегчение и в душе осталось лишь желание помириться с ним, чтобы молчание не висело между ними напряженной нитью.
— Мэл… — Данте осторожно погладил его по боку.
— Пошел вон из моей комнаты!
Данте прищурился. Он знал, что заслужил это.
— Мэл, тебе надо промыть раны...
— Пошел вон. Из. Моей комнаты, — свистящий, как змеиное шипение, голос.
Что ж, Мэл явно не нашел в себе способ примириться с горящей в его сердце обидой.
— Нет. Не пойду, не поговорив. Можешь наподдать мне второй раз. Ты сам-то дрался не хуже голодного леопарда…
Марлоу повернулся к нему с искаженным от бешенства лицом.
— Какая часть словосочетания «отвали от меня» тебе непонятна?
— Вся, — Данте упрямо смотрел на него.
Мэл тоже смотрел на него с нескрываемой злобой. Его известково-белое лицо было твердым.
— Я не хочу тебя видеть. Проваливай. Уходи. Чтоб духом твоим здесь не пахло. Катись к Дьяволу. Выметайся, — однообразно сыпал синонимами Марлоу.
— Перестань, — Данте потянулся и сжал его плечо. — Ну прости меня. Ты тоже не подарок… Я просил тебя не таскать сюда мертвяков… Ты меня не слушал.
— Я не в настроении сейчас говорить, — Мэл резко скинул руку друга, а в воздухе, как дым горьких сигарет, снова повис запах ссоры.
— Нет, ты в настроении... Ну пожалуйста. Я совсем не видел тебя в последние дни.
— Мне же лучше, — темная бровь изогнулась ломаной линией.
— Не лучше. Я не рад, когда ты не рад. — Данте настойчиво оттолкнул его руки и забрался на кровать, обнимая точеные плечи, мощную шею и подаваясь вперед, чтобы ощутить тепло знакомого тела. От Мэла свежо пахло гелем для душа и немного осенними листьями и горечью. — Мне скучно без тебя. Разве это так трудно понять?
— Пошел вон с моей кровати, псина.
Марлоу был серьезен. Он гневно отпихивал его от себя, совсем не в шутку.
— У тебя уже есть массовик-затейник, который ради тебя готов хоть раком встать. Ты даже меня готов уделать из-за злобы на него.
— Нет, мне нужен именно ты, — Данте продолжал гладить непокорную пантеру. — При чем тут все другие? — Дантаниэл навис над ним, ероша темные волосы. Он отодвинулся и заглянул в глубокие изумрудные глаза. — Тебе очень больно?
— Нет, мне щекотно.
— Давай я все поправлю?
— Ты не поправишь. Ты сделаешь хуже. Лучшее, что ты можешь, Данте, просто не трогать меня…
— Ты не думаешь так на самом деле. В одиночку ты не справишься. Ведь мы с тобой как две половины. Я — одна. А ты — вторая…
Это то, что заставляет боль уйти,
Но не смогло удержать тебя.
Мы слишком сломаны,
И нет ни волшебного клея, ни трюков,
Наша связь утеряна.
Глядя на твою улыбку, мне хотелось чихать, -
Тогда мы были неразлучны, как сиамские близнецы.
В тебе столько грации,
Все бы отдал, чтоб быть рядом.
(Placebo — Lay Me down)
— Где ты вычитал эту ересь, придурок? В книжке о Ромео и Джульетте? — Мэл протестующе вертелся в объятиях, желая лишь одного: чтобы его оставили и не трогали то, что болело при каждом касании.
— Нет. Я это вычитал в тебе.
Данте избавил его от необходимости лишних телодвижений. Он встал на колени и медленно освободился от своей футболки, расстегнул джинсы, отбросив в сторону и их. Он примагничивал взгляд своими действиями, а Мэл, ругая себя на чем свет стоит, поддавался и следил за его руками.
— Лежи смирно, — было последнее, что изрек Данте, перед тем, как превратиться в волка; Мэл обреченно отвалился на подушку.
Не было никакого спасения от этой холеры, но ведь выбора никто не предлагал. Никогда.
Огромный волк тихо заскулил, склонившись над ранами, чувствуя боль того, кому он совсем недавно наносил их. Он принялся осторожно зализывать рубцы, чтобы склеить обратно все то, что он сломал, облегчить агонию ободранной души. Пушистая шкура болезненно ласкала кожу, и Мэл невольно улыбнулся. Он медленно провел по его шерсти, погружаясь в транс от прикосновений колючих волосков. Пропуская выдохи, он ощущал теплый бок животного рядом и слишком быстро сдавался.
— Перестань. Так щекотно, — проговорил Мэл, сжимая покрывало, но Данте все равно продолжал. Расстилаясь, как дымок перед рассветом, он вылизывал его теплую, пахнущую морской свежестью кожу, тыкался влажным носом в его живот и грудь, закрадываясь дыханием в душу, ложился сверху, обнимая Мэла лапами и ласково подметая хвостом по его ногам. Все тот же радостный щенок, которого в нем временами было больше, чем вдумчивого, сознательного человека.
— Когда же ты повзрослеешь, — выдохнул Мэл еле слышно. Он не хотел прощать, но зачем-то все равно запускал пальцы в жесткую шкуру, гладил острые, довольно подергивающиеся уши, касался коротеньких усов и растворялся в ядовитых объятиях, которые отравляли его вечность и заставляли пресмыкаться в унижении слишком долго.
Мэл непроизвольно потянул носом, принюхиваясь к черной шкуре. Его запах уже стал иной. Больше не горький и отдающий свободой ночных дорог и безрассудством. Теперь он пах привязанностью и чем-то чужим. Этот острый дух перемен заставлял хотеть чихать.
