Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 147 (всего у книги 166 страниц)

Но, черт возьми, я не готов.

Я попытался оттолкнуть Алека, но он даже не шелохнулся, он прикрывал меня, когда лавина пуль пролетала вокруг нас в ночи. Двое мужчин тут же упали, их тела бились в конвульсиях, когда их нафаршировали свинцом, другие бросились в укрытие. Посреди хаоса я потерялся, кто где находится, тела падали на землю, люди бежали, раздавались крики боли, возгласы ужаса, и все это смешивалось со звуками выстрелов. Пуля пронзила живот отца, и он пошатнулся, его палец тут же слетел с курка, и он расслабил руку. Пауза дала другим достаточно времени, чтобы начать стрелять в ответ, еще одна пуля попала отцу в плечо, другая – в икру. Его рубашка промокла от крови, ноги отказали, и он упал на колени, раскачиваясь, пока пытался удержать равновесие. Он снова нажал на курок, и тут же раздались звуки стрельбы, снова начали падать люди, все пытались укрыться.

Когда закончились патроны, стрельба прекратилось, и отец выбросил оружие. Он сел, его голова склонилась вперед, тело тряслось крупной дрожью, он смотрел в землю. Возле дома кто-то появился, и я запаниковал, потому что отец был не вооружен, но Алек среагировал инстинктивно – он достал собственный пистолет. Он выстрелил и попал мужчине прямо в висок. Тот сразу упал; когда он рефлекторно нажал на курок, случайная пуля улетела в воздух.

Я звал отца, но Алек продолжал держать меня, вжимая мое лицо в бетон в бесплодной попытке заставить замолчать. Я ругался, ощущая, как по носу течет кровь, и напрягся, услышал на расстоянии звук сирен. Кто-то закричал, и я услышал, как люди бросились в бегство, Алек наконец-то отпустил меня. Он поднялся, и я резко оттолкнулся от земли, ежась от сильной боли. Я осмотрел двор и заметил, что отец, пошатываясь, зашел за угол, держась за стену дома. Алек бежал к нему. Отец остановился и присел, беря в руку свой недавно брошенный на землю пистолет.

– Карлайл! – закричал Алек, в его голосе явно звучала паника.

Отец глянул в его направлении, когда я увидел его лицо, у меня перехватило дыхание. Оно было совершенно белым, глаза были пусты и безжизненны. Его рубашка была изодрана и промокла от крови, дыхание было поверхностным.

Отец что-то тихо проговорил, я не смог расслышать, но, что бы это ни было, оно остановило Алека. Сирены стали громче, и Алек покачал головой, а отец кивнул.

– Убирайся отсюда, Эдвард! – заорал Алек.

Я застыл на месте, в панике, а потом побежал к ним, игнорируя приказ. Я чуть не упал от ужаса, когда отец поднял пистолет и приставил его к подбородку.

– Нет! Отец, нет! – умолял я.

Глаза отца закрылись, он снял большим пальцем предохранитель, его указательный палец лег на курок.

Алек быстро опустил голову, и его тихий голос долетел до меня, когда я приблизился: – Perdonami (4), – сказал он, и я застыл, когда он, без тени колебания, поднял свой пистолет и сам нажал на курок.

Хриплый крик вырвался у меня, когда пуля пронзила череп отца, и он откинулся назад, его тело мягко упало на землю. Я рухнул на траву, не в силах пошевелиться, рыдания сотрясали меня.

Я кричал и молился, меня била дрожь, Алек подошел ко мне. Он взял мой пистолет, а потом и свой, и бросил оружие в бассейн, прежде чем вернуться. Он быстро осмотрел территорию, оценивая масштаб резни, на его лице застыла гримаса. Повсюду были разбросаны тела, землю залили лужи крови. Сирены становились все громче, когда они приблизились, нас осветили огни. Я глянул на дядю, а полиция тем временем хлынула в дом и во двор. Алек тут же поднял руки и упал на землю раньше, чем ему приказали, а я по его команде перекатился на живот.

Я был в тумане, ошеломленный и сломленный, происходящее казалось нереальным. Нас заковали в наручники, я лежал на траве, борясь с гребаными слезами, а Алек лежал рядом и тихо бормотал слова на итальянском. Через мгновение я понял, что он молится, его слова ранили меня. Я потерял над собой контроль, и когда увидел, как отца накрывают белой простыней, из груди вырвался громкий вой. Все, о чем я мог думать, как, б…ь, мне объяснить это братьям, как Эсме воспримет эти новости. Как они вообще, на хер, смогут понять, что тут произошло, если я сам не могу все осознать?

Рядом кто-то прочистил горло, и я попытался сдержать рыдания и взять себя в руки, когда Алека подняли с земли и увели.

– Установлено, что семеро мертвы, включая Каллена, – сказал офицер. – Все еще ждем подтверждение личностей остальных шести.

– Шевелитесь, – ответил второй мужчина, его голос казался странно знакомым. – Есть кто-то внутри?

– Только заявленная Калленом жертва, – сказал мужчина. – Остальные, похоже, покинули поле битвы. Мы выставили патруль и обзваниваем наших информаторов, пытаясь добыть какие-то данные. На другие дома сейчас совершаются набеги.

– Хорошо. Вы позвонили в Службу по защите жертв насчет рабыни?

– Да, они сказали, что скоро кого-нибудь пришлют. Она не хочет ни с кем говорить.

– Я не удивлен. Дайте ей время. Я уверен, что она освоится, когда поймет, что она в безопасности.

Шаги приблизились, и знакомый голос назвал мое имя, я узнал его и, подняв голову, увидел агента Ди Фронзо. Он склонился надо мной. Присев рядом, он снял мои наручники и вздохнул, беря меня за руку и осматривая рану.

– Позовите медика, чтобы он осмотрел повреждения мистера Каллена.

– Да, сэр.

Он наблюдал за мной, пока я садился.

– Нам придется забрать вас и задать кое-какие вопросы, но все это утром, – сказал он.

Я кивнул, не удивленный, что они хотят забрать мою чертову задницу, но то, что он освободит меня, шокировало.

– Вы хотите сейчас сделать заявление?

Я вытер лицо, пытаясь убрать слезы, а потом застонал, когда понял, что лишь размазал кровь по щекам. Я задрал рубашку, чтобы вытереться ей, и покачал головой.

– Мэгги, – тихо сказал я, мой голос дрожал.

Горло горело от криков, слова были едва слышны.

– Мэгги?

– Девушка внутри. Ее зовут так. Мэгги.

– Спасибо, – ответил он. – И простите меня за вашу потерю.

– Вы серьезно извиняетесь передо мной? – недоверчиво спросил я.

– Да. Ваш отец… возможно, он забрал несколько жизней, но и многих спас. Девушку наверху. Мэгги, вы говорите?

Я кивнул, быстро оглядываясь. Глаза снова упали на белую простыню, прикрывающую тело.

– Я сожалею.

Я сухо засмеялся про себя, качая головой, и снова заплакал.

– Да, я тоже.

(3) Пистолет-пулемет, оружие имеет два режима ведения огня: одиночными или непрерывной очередью. Посмотреть можно по ссылке http://ru.wikipedia.org/wiki/Мини-Узи

(4) Прости!

ДН. Глава 77. Часть 1:

Глава 77. Хорошее

«Некоторые вещи не живут вечно, но некоторые – да.

Например, хорошая песня, или хорошая книга, или добрые воспоминания,

которые можно извлечь и раскрыть в самые темные времена, расправляя уголки и всматриваясь в них в надежде, что ты по-прежнему в силах узнать человека, живущего в них»

Сара Дессен

Изабелла Свон

От восточного до западного берега Америки около трех тысяч миль, может, меньше, все зависит от того, где ты начал свое путешествие, и где планируешь его завершить. Меня это удивило – всю жизнь мне казалось, что это расстояние намного больше, что между двумя безбрежными океанами простирается целая вселенная. Если путешествовать между штатами и пользоваться трассами, можно осуществить этот путь за сорок восемь часов, но в реальности требуется в два раза больше времени. Но и так неплохо… ты можешь оказаться у другого океана и смотреть в совершенно другом направлении меньше чем за неделю.

Можно было подумать, что я услышала это в один из просмотров «Джеопарди», но нет, я сама открыла эту информацию. Моя поездка длилась намного дольше, чем несколько дней. Если быть точной – три месяца. Три месяца за рулем, три месяца скитаний… три месяца поисков.

Когда тем июньским вечером в Калифорнии Эмили бросила трубку, я тут же в панике набрала Алека. Я боялась, что она вызовет полицию, ведь она переживала, а я никак не могла объяснить ей происходящее. Я вкратце описала ему случившееся, и он приказал мне оставаться на месте и не открывать дверь никому, кроме него. Он говорил, что у полиции не будет оснований врываться в дом, а я не обязана говорить с ними, поэтому, пока я скрываюсь в доме, у меня не будет проблем.

Я затаилась в гостиной, осторожно высматривая посетителей сквозь огромное окно, в доме стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Где-то в три утра появилась маленькая черная машина с затонированными стеклами, с водительского сидения встал Алек, он внимательно осмотрел укрытые сумерками дома по соседству. Тем временем я изучала автомобиль, удивленная, что он сменил машину, а потом заметила, как он вытянул из багажника несколько картонных коробок. Он постучал и бросил коробки около двери, а я впустила его в дом.

– Упаковывай все, что считаешь важным.

Я озадаченно нахмурилась и посмотрела на него, а потом на коробки.

– Упаковывать?

– Да, Изабелла, упаковывать, – нетерпеливо повторил он. – Нужно увезти тебя отсюда как можно скорее.

Он не стал уточнять подробности, вместо этого он достал телефон и набрал какой-то номер, наблюдая, как я выполняю приказ. Я поколебалась, но, поймав раздраженный взгляд, взяла коробку и потащила ее в гостиную. Я включила лампу, чтобы видеть, что делаю, и начала быстро забрасывать в коробку вещи, пока его тихий голос доносился из коридора, эхом отдаваясь от стен. Он говорил быстро и резко, и все время по-итальянски. Каждый раз, когда раздавалось знакомое мне слово, я подпрыгивала, но общий смысл понять не могла. Я испугалась, когда услышала имена Эмили и Сэта, а потом он язвительным тоном разразился тирадой, повторяя имя Эдварда. Когда, наконец, он замолчал, мое сердце бешено забилось, руки тряслись, и я изо всех сил пыталась успокоиться и рассортировать книги.

– Они важные? – спросил позади Алек, застав меня врасплох.

Я быстро обернулась и увидела, что он по-прежнему держит трубку около уха, но смотрит на меня, брови его были приподняты. Я вздохнула, нервно закусывая губу и глядя на книги в коробке.

– Да, сэр, – тихо сказала я, надеясь, что он не будет возражать и не потребует оставить их.

Через миг он кивнул, не споря со мной, а потом вновь резко заговорил, выходя из комнаты.

– Дай трубку моей жене, Карлайл.

Стоило ему заговорить с Эсме, как его голос стал мягче, и снова полились итальянские слова. Понятия не имею, что происходит, что они обсуждали, но судя по тому, что я собиралась, он решал мою ситуацию. Я взяла другую коробку и пошла наверх, за несколько минут собрав вещи, в голове крутились вопросы. Он забирает меня с собой? Он отправится в Чикаго?

Я обыскала стол, доставая оттуда все свои рисунки и бросая их в коробку, потом открыла ящик со школьными принадлежностями. Я схватила самое необходимое, а остальное выбросила в мусорную корзину. Я напряглась, когда в нижнем ящике обнаружила конверт. Я извлекла его, об этой вещи я давно позабыла. Сверху было нацарапано имя адресата – Эдвард Каллен. Это письмо я написала ему в Сиэттле, именно его я держала в руках, когда ко мне подошел федеральный агент.

Позади меня прочистили горло, и я подскочила, ошеломленная. Я развернулась к Алеку, стоящему в дверном проеме и внимательно наблюдающему за мной.

– Что-то важное? – спросил он, глядя на конверт.

– Э-э, нет… это просто письмо, которое я давно написала, – тихо сказала я. – Эдварду.

Он кивнул, не удивляясь моему ответу.

– Ты хочешь, чтобы я отдал его ему, когда вернусь в Чикаго?

Я уставилась на него, удивленная таким предложением, и надежда внутри меня погасла. Он предлагал доставить письмо, а, значит, не собирался брать меня с собой. Я опустила взгляд на конверт и взяла себя в руки, стараясь не обращать внимания на острое чувство разочарования. Я попыталась вспомнить, что было в письме. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я изливала свое сердце на бумагу. Я была другим человеком тогда, и не знаю, смогла бы я узнать себя прежнюю. Даже мой почерк стал другим.

– Нет, – прошептала я через секунду, грудь заныла от тоски, и я бросила конверт в корзину вместе с остальными ненужными бумагами.

Жизнь изменила меня – я больше не хрупкий, отчаявшийся ребенок, который писал те строчки, могу только представить, как изменился и Эдвард. Мы больше не можем вернуться к себе прошлым… можно лишь идти вперед.

– Вы можете отдать кое-что Эмметту и Розали от меня?

– Да.

Я подошла к шкафу и достала с верхней полки маленькую коробку, обернутую в ярко-зеленую бумагу, напоминающую мне о цвете глаз Эдварда. Я купила подарок несколько месяцев назад, мне помогла Эмили, и я серьезно намеревалась ехать на свадьбу, но у жизни оказались другие планы. Алек сказал, что я смогу посетить их, если захочу, но он также добавил, что не может гарантировать, что после этой поездки меня не будет преследовать прошлое.

Я все равно хотела поехать туда, мысль о том, что я пропущу столь важный в их жизни день, была невыносимой, но не время быть эгоисткой. Поездка не только подвергла бы меня опасности, дав возможность федеральным агентам узнать, что я в Чикаго, но и отразилась бы на всех, кто мне дорог. Как бы это повлияло на доктора Каллена и его судебные обязательства? Как бы это повлияло на Эдварда? А если бы я оставила Калифорнию и скрылась где-либо, и никогда больше не вернулась к жизни, которую сама для себя построила, что было бы с детками, которых я учила? Они привыкли, что никому не нужны, что их бросили, и я не могу стать очередным человеком, который исчезнет, будто бы они ничего не значат. Они заслуживают лучшей жизни, и поэтому до последней минуты я колебалась, принимая решение; глубоко внутри я не была готова уехать. Я не могла просто так вернуться в мир Изабеллы Свон, когда столько труда положено на существование Изабеллы Смит.

Но, похожи, мои волнения были пустыми, ведь я все равно уеду.

Я схватила открытку и быстро написала сообщение, не зная, что точно сказать. Я боролась со слезами и пыталась выровнять почерк, когда представляла Розали в свадебном платье, как она будет прекрасна, как улыбка расцветет на ее губах, и как на лице Эмметта появится благоговение в момент, когда он увидит невесту. Закончив, я запечатала конверт и передала подарок Алеку, который засунул его под мышку. Он ничего не говорил, пока я заканчивала сборы, просто стоял у порога и наблюдал за мной. Я закрыла последнюю коробку и повернулась к нему, нервно кусая губу.

– Думаю, это все. На вещах в мусоре есть мое имя. Я не знаю, что должна делать…

– Я сожгу их, – сказал он, когда я запнулась.

Он объяснил мне, что сюда уже следуют люди, которые позаботятся об остальных моих вещах, дом должен быть очищен до рассвета. Я спросила, как он поступит со зданием, и он просто пожал плечами, заявляя, что все это можно заменить, и мне не стоит привязываться к материальным ценностям. Мои нервы были на пределе, когда я спускалась следом за ним по лестнице, я грустно наблюдала, как он загружает коробки в багажник. Когда он закончил, то глянул на меня.

– Я могу взять тебя с собой, чтобы ты лично отдала подарок, но уверен, что они будут наблюдать.

– Кто? – нерешительно уточнила я, уже ни в чем не уверенная. – Агент Ди Фронзо?

Он раздраженно вздохнул.

– Федеральный агент – это последнее, о чем стоит переживать, Изабелла. Я не сомневаюсь, что он не оставил попытки найти тебя, но есть и другие силы, которые рыщут, и они подобрались чересчур близко. То, что твоя подруга в курсе, кто я, не поможет сохранить тебя в безопасности.

– Эмили? – удивленно спросила я. – Вы думаете?.. Я имею в виду, вы же не считаете, что она в этом замешана?

– Нет, я тщательно проверил Эмили, и она не опасна, но это не означает, что она не навлечет на тебя неприятности, – ответил он.

Я уставилась на него, озадаченная, а он просто покачал головой.

– Не бывает случайностей, Изабелла. Ты не случайно встретила Сэта Клируотера, а через несколько часов твой дом обыскали, и Эмили узнала меня, когда я появился. Все это было продумано. После нашего разговора я поймал Сэта Клируотера, и он подтвердил мои подозрения – его наняли следить за тобой. Они заплатили ему половину денег авансом, а вторую половину он должен был получить, когда отошлет информацию о твоем точном месторасположении. Это он вломился сюда, он не случайно ошивался около Дома культуры. Он пытался выяснить, точно ли он нашел ту девушку – ту Изабеллу.

– Почему? – спросила я, испуганная, что за мной следили. – Кто платил ему?

– Он ни разу не видел этого человека лично, они действовали удаленно – но ему дали почтовый адрес Чикаго, по которому он должен был отправить доказательства, – пояснил Алек. – Есть всего несколько людей, которые, по моим подозрениям, могли пойти на такое, чтобы найти тебя, и наиболее логично подозревать мужчину по имени Алистер. Возможно, ты узнаешь его, если увидишь – много лет назад он попал в аварию, и теперь на его лице огромный шрам.

На меня тут же накатила волна тошноты, когда я вспомнила мужчину, стоящего возле меня на складе. Выражение его лица было жестким, глаза – холодными.

– Он был там, – прошептала я. – Когда меня похитили… он был там.

– Был, – ответил Алек, уже зная это.

– Чего он хочет от меня? – со страхом спросила я.

Коленки подгибались, и я обхватила себя руками, пытаясь успокоиться.

– Зависит от того, работает он один или на кого-то, – сказал он. – Возможно, он действует за спиной организации, и делает это потому, что ответственный за похищение приказал ему, но вряд ли. Ты была бы полезным рычагом для контроля Эдварда или Карлайла, но тебя можно использовать и против них, и они это знают. Все зависит от того, получат ли они тебя. Но если я ошибся, и это официальный приказ, мы в смертельной опасности.

Его слова звучали безразлично, но по спине у меня пробежал холодок. Он внимательно глянул на меня, заметив мою реакцию. Я крепче впилась пальцами в плечи, думая о Калленах, о том, что Алек и Эсме из-за меня в опасности.

– А если он работает один? – спросила я, надеясь на лучшую альтернативу. – Чего тогда он хочет от меня?

Он молчал с минуту, обдумывая ответ. Его поведение пугало, потому что Алек всегда был прямым человеком, он не боялся говорить правду, какой бы травмирующей она ни была, но тут он колебался.

– Ты стала свидетелем преступления, Изабелла. Никогда не оставляй в живых тех, кто может опознать тебя, в частности, если ты был там, где не положено. Алистер не должен был быть на том складе. Это факт. И ты –единственный живой человек, который может подтвердить эту информацию. Он не хочет подвергаться риску быть идентифицированным. Или ты, или он.

– Оу, – выдохнула я, испугавшись. – Он хочет моей смерти?

– Это лишь вероятность, не могу быть до конца уверен. Поэтому ты должна уехать отсюда, Изабелла. Сейчас. Сэт признался, что украл твои вещи из мусорного бака и, хотя у него не было возможности отослать добычу, это не значит, что Алистер уже не следует прямо сюда.

– Как они изначально нашли меня? Как они узнали… – начала я, но тут Алек одарил меня многозначительным взглядом, и я запнулась.

Он бросил короткий взгляд на серебристый «Вольво», и у меня скрутило живот. Эта машина… они нашли меня по машине. Он велел мне избавиться от нее, когда я поехала в Калифорнию, но я проигнорировала его, не понимая, что тем самым наплевала на ту работу, которую он делал для моей защиты.

– «Вольво».

ДН. Глава 77. Часть 2:

– Да, «Вольво». Я поменял номера и документы на него, но идентификационный номер не изменился, Изабелла. Эта машина связана с твоей прошлой жизнью.

– Простите меня, – прошептала я, ощущая странное чувство вины за то, что так привязалась к автомобилю.

– Не извиняйся, – ответил он, качая головой и извлекая связку ключей.

Он протянул мне их.

– Нельзя изменить прошлое, но теперь водить «Вольво» тебе нельзя. Я все оформил с «БМВ», бумаги в бардачке, там твои права и новая личность на время. Я сделал все это не так давно, просто на всякий случай.

– Куда мне ехать?

– Куда угодно, но подальше отсюда, – ответил он, пожимая плечами. – Как я уже говорил, я бы мог взять тебя с собой. Но они наблюдают. Алистер сейчас в Чикаго, поэтому тебе лучше быть далеко от него, пока ситуация не разрешится. Держись подальше от знакомых тебе мест, где тебя могут узнать, например, Форкса. Смешайся с толпой. Я ограничу звонки со своего телефона, вдруг за ним следят, но ты должна будешь звонить мне каждые несколько дней и сообщать, что ты в порядке. Сообщения пусть будут короткими и по делу. Говори, где ты, но не называй имени.

Он протянул мне руку, и я нахмурилась, когда он попросил отдать мой мобильный. Я достала его и сконфуженно взяла новый черный телефон, который он мне дал.

– На счету есть деньги, номер чикагский, и никто не знает, что он может быть у тебя. Я заплатил за шесть месяцев вперед, так что не переживай. Используй его только чтобы контактировать со мной. Ни при каких обстоятельствах не звони никому другому, не пытайся связаться с моей женой или кем-то из Калленов, ясно? Я не хочу, чтобы они еще больше в это влезали.

Я кивнула, отправляя телефон в карман, а он продолжил.

– Просто езжай вперед до тех пор, пока не найдешь безопасное место, где можно обустроиться, и давай мне знать. Следуй за своей интуицией.

– Слушаюсь, сэр, – ответила я, борясь со слезами, когда в последний раз смотрела на дом. – Спасибо вам.

– Не нужно благодарить меня. Я делаю то, что должен. Иди. Не трать время.

Он глянул на часы, а я пошла к входной двери, медленно плетясь к подъездной аллее. Я нерешительно замедлилась, когда прошла мимо «Вольво», проводя рукой по гладкому металлическому корпусу. Может, это смешно, но я не смогла сдержать слез, у меня отбирали последний кусочек Эдварда. Я резко отвернулась, когда поняла, что Алек смотрит на меня с порога, я не хотела еще больше раздражать его. Я забралась на водительское место черной машины и завела ее, отъезжая прежде, чем окончательно потеряю над собой контроль. Я помчалась по улице, оставляя за спиной место, которое называла домом весь прошлый год, и даже не глянула в зеркало заднего вида, когда он исчезал вдали.

Я снова убегаю, исчезаю… Это когда-нибудь прекратится?

Спустя несколько миль на светофоре я потянулась к бардачку и достала оттуда желто-коричневый конверт. Я открыла его и увидела внутри наличность, а потом извлекла пачку бумаг. Мне на колени упала пластиковая карточка с моей фотографией. Я подняла ее и прищурилась, разбирая в темноте слова – Изабелла Джонс из Лавлока, штат Невада. Двадцать лет. Теперь это я.

Я не была до конца уверена, что теперь делать, и чем обернется моя жизнь. Я неделями бесцельно колесила по стране, посещая маленькие городки и останавливаясь в отелях. Я видела достопримечательности, изучала исторические здания, ела в маленьких кофейнях. Я посещала местные спектакли, чтобы скрасить время, смотрела фильмы в темных кинотеатрах и бродила по многолюдным рынкам округов. Я ходила в галереи искусств, сидела в студенческих городках, наблюдала, как местные художники создают свои творения. Я завидовала им, глядя, как они вкладывают души в свои работы. С того рокового звонка Алека я не брала в руки кисть, и теперь мне казалось, что жизнь остановилась на том моменте, все стало другим.

Иногда я перебрасывалась парой слов с людьми, если это было необходимо, говорила с ними о погоде или на несущественные темы, но в большинстве случаев я старалась не привлекать к себе внимание. Я была одинока – более одинока, чем когда-либо – и не знала, изменится ли это когда-нибудь. Почти никто не замечал меня в толпе, я была лишь фоном, на котором у остальных протекала жизнь. Я вновь стала невидимкой, как будто меня и не было, и мне отчаянно нужно было что-то, что позволит не потерять себя. Вскоре городки стали смешиваться, все похожи друг на друга, и мне стало все равно, куда я направляюсь. Где я, стало неважно, гораздо важнее, где меня нет.

Оберн… Траки… Ловсток… Озерный Край… Перекресток Кимбэлл… Гора Спрингс… Синклэр… Арлингтон….

Огаллала… Дирборн… Сент-Луис… Гора Джулиет… Карфаген… Маленькая Река…

Каждые несколько дней я набирала Алека, и когда раздавался голос его автоответчика, я просто называла город, где остановилась. Я никогда не задерживалась долго на одном месте, вскоре вновь забираясь в машину и уносясь прочь. Он велел мне обосноваться там, где будет безопасно, прислушаться к своей интуиции, но у меня проснулась паранойя, и я везде казалась себе уязвимой, отрезанной от всех и вся, но, в то же время, на виду. Я больше не была в себе уверена, банальные вопросы заводили меня в тупик, например, как меня зовут и откуда я. Я подозревала всех вокруг, анализировала каждый брошенный на меня взгляд, повсюду искала подвох или затаившуюся опасность. Вернулись ночные кошмары, меня преследовали лица, и я просыпалась в полубредовом состоянии, уверенная, что они рыщут поблизости и наблюдают за мной.

Я стала терять себя, как вдруг мне представился шанс вспомнить, кто я на самом деле.

Июль и август пролетели быстро, а в сентябре моя дорога подошла к концу. Я была в городке под названием Океанический Остров в Северной Каролине, или в Южной Каролине, кто его знает, я остановилась в местном частном отеле на берегу океана. Я была там уже неделю – самое долгое пребывание на одном месте, и почти все время я сидела на балконе в номере и смотрела на Атлантический океан. Я часами не сводила глаз с воды, прислушиваясь к шуму волн и ощущая, как ветер обдувает меня, пока я уношусь в дрему. Это успокаивало и приносило облегчение, мне удавалось на миг забыть обо всем, пока темнота вновь не поглощала меня.

Однажды утром меня разбудил неожиданный шум, я резко села и осмотрелась по сторонам. Сердце забилось от паники, и я изо всех сил пыталась понять, в чем дело. Я по-прежнему была на балконе на белом пластиковом стуле, солнце вставало, пляж был пуст. Так долго не продлится – вскоре сюда хлынет поток отдыхающих, желающих насладиться водой, но пока все спокойно. Я уже задумалась, а не приснился ли мне сон, но тут громкий визг повторился. Я вскрикнула и схватилась за грудь, когда ко мне на перила приземлилась маленькая белая чайка, вновь издавая вопль.

– Господи, – пробормотала я, пытаясь успокоиться, пока вставала.

Я провела рукой по взъерошенным волосам, и у меня сорвалось дыхание, когда сознание заполнили мысли об Эдварде. Он приходил ко мне в грезах, всегда неожиданно, в последнее время все чаще, память о нем преследовала меня. Казалось, что с тех пор, как я остановилась в Океаническом Острове, он постоянно был в моих мыслях, тоска снедала меня, мешала сосредоточиться. Понятия не имею, что происходит в Чикаго, суд над доктором Калленом уже начался, и я переживала, как держится Эдвард и все остальные. Я дошла до того, что посещала библиотеки в маленьких городах по пути и использовала интернет, чтобы узнать новости, но у меня не получалось.

Я надеялась, что когда это закончится – когда мы будем в безопасности – Алек, наконец, ответит на мой звонок.

Я зашла в холодный гостиничный номер и быстро разделась, я вспотела и тело онемело от долгого сна на стуле. Я нырнула под душ, чтобы освежиться и проснуться, а потом обернулась маленьким полотенцем и начала искать одежду. Мне нужна была стирка, но все же удалось найти чистые джинсы и какую-то майку. Я быстро оделась, напрягшись, когда увидела себя в зеркале – на мне была футбольная майка Эдварда. Я застонала, когда заметила под глазами черные мешки – мое истощение так ясно прослеживалось в чертах лица, будто его вырубили стамеской.

Я отвернулась от своего отражения, не желая больше видеть его, и начала собираться. Все мои принадлежности по-прежнему лежали в багажнике, я доставала лишь одежду. Потом я загрузила коробку в машину, бросая ее на заднее сидение, и пошла в главный офис, чтобы вернуть ключи и сдать комнату. Я вновь стала неспокойной, паранойя возросла, и я знала, что мне нужно уехать, пока не стало хуже. Проблема в том, что я не знала, куда податься. У меня заканчивались деньги, и я не была уверена, что решусь воспользоваться своим банковским счетом.

Я поехала вниз по улице, вспоминая, что видела там прачечную в нескольких кварталах от отеля. Я затолкала грязные вещи в машинку, наплевав на все правила сортировки цветов, и купила у управляющего пачку стирального порошка. В прачечной было тихо и пусто, поэтому я взяла с маленького столика старый атлас и села в холодное пластиковое крепло, дожидаясь, пока стирка завершится. Я пролистывала страницы, а сознание дрейфовало, пытаясь решить, куда дальше ехать. Стоит ли мне развернуться и вновь помчаться на восток? Или направиться дальше на юг, может, во Флориду? Как насчет севера? Я была в тумане, пока перебирала штаты, и вскоре в комнате стало совсем тихо – машинка закончила стирку. Я достала вещи и бросила их в сушилку, желудок заурчал от голода. Я вспомнила, что через дорогу есть кафетерий, выглянула и заметила вывеску «открыто».

С минуту я думала, могу ли позволить себе это, но тут желудок снова подвело, и тело решило за меня. Я еще раз глянула на вещи, а потом выскользнула через дверь и вошла в кафетерий, нервно оглядываясь по сторонам. Там было несколько покупателей, пожилая пара и семья в кабинке, а еще возле бара сидело двое мужчин и пили кофе. Все казались безобидными, не стоящими переживаний.

Девушка в белой рубашке, джинсовых шортах и с черным фартуком на бедрах подошла ко мне и положила на столик большое пластиковое меню, приветливо улыбаясь. Я попыталась выдавить улыбку в ответ, но из-за истощения она больше была похожа на гримасу.

– Что принести тебя попить, сладенькая?

Мне потребовалось пара секунд, чтобы понять ее вопрос, южный акцент был невероятно сильным.

– Кофе, – тихо попросила я. – Черный, пожалуйста.

– Конечно, – сказала она, отворачиваясь и подходя к следующему столику.

Я открыла меню и начала исследовать его. Через минуту официантка вернулась и поставила передо мной чашку кофе, а рядом – стакан холодной воды.

– Пожалуйста. Решила, что будешь заказывать?

– Э-э, да. Оладьи, пожалуйста, – сказала я, называя первое, что увидела.

В моем состоянии все казалось вкусным.

– Через миг будет подано, солнышко, – мягко ответила она, забирая у меня меню и уходя.

Я вздохнула и подняла кофе, делая глоток горячей горьковатой жидкости, а потом выглянула в окно. Я услышала, как мужчина попросил официантку включить телевизор и через несколько секунд помещение заполнили звуки новостей. Не помню, когда я в последний раз смотрела что-то, в последних моих отелях даже не было телевизоров.

Сообщения, в основном, были посвящены надвигающимся политическим выборам, скандалам, в которые оказались вовлечены кандидаты. Когда-то в Калифорнии я изучала политические партии, потому что с моей новой личностью я могла голосовать. Отец Эмили вновь баллотировался, и я часто расспрашивала ее о нем, но она привычно уклонялась от ответов, говоря, что это не имеет значения. Что даже если бы работа ее отца зависела от нее, она все равно не голосовала бы, потому что, кто бы ни сидел в офисе, ничего не изменится. Я не пыталась переубедить ее, но и не соглашалась. Авраам Линкольн и Тридцать восьмой конгресс утвердили Тринадцатую поправку, запрещающую рабство, и сделали нелегальным владение человеком. Вудро Вильсон и Шестьдесят шестой конгресс утвердили Девятнадцатую поправку, которая дала женщинам право голосовать. Для меня это имело значение.