Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 115 (всего у книги 166 страниц)

Потребовалась секунда, чтобы до нее дошли мои слова, на ее лице промелькнул ужас, и она инстинктивно сделала несколько шагов назад.

– О Господи, – с тревогой сказала она.

Ее глаза потемнели, и она выглядела так, как будто вот-вот снова сбежит от меня, я быстро покачал головой и подошел, чтобы остановить ее. Я схватил ее за руку, когда она развернулась, и она отскочила от меня, боль в моей груди стала сильнее.

– Б…ь, прекрати, я уже знал, – быстро сказал я. – Я уже знал, что ты была той, кого она пыталась спасти, Белла.

Она шокировано посмотрела на меня.

– Ты… знал? – спросила она.

Я кивнул и отпустил ее руку, нервно пробегаясь по волосам.

– Да, знал. Знал уже несколько месяцев, – ответил я.

– И не сказал мне? – быстро спросила она, голос у нее был расстроенный. – Ты знал, что это была я, и скрывал от меня?

Она смотрела на меня с выражением непонимания и боли, я видел, как ее глаза наполняются слезами.

– Я пытался защитить тебя, – сказал я.

– Ты пытался защитить меня? – спросил она, повышая тон. – А ты не думал, что я должна знать?

– Я не хотел делать тебе больно, я знал, что ты будешь страдать, – сказал я, пытаясь объяснить. – Было неправильно так с тобой поступать, заставлять тебя проходить через это дерьмо. Я не видел смысла…

– Ты не видел смысла? – с недоверием спросила она. – Твоя мать умерла из-за меня, а ты не видел смысла говорить мне? Я уничтожила твою жизнь, Эдвард!

– Иисусе, Белла, тебе было всего четыре гребаных года, когда она сделала свой выбор, – сказал я. – Ты не сделала ничего неправильного.

Она покачала головой, по ее щекам бежали слезы.

– Я забрала у тебя маму, – сказала она, ее голос надломился.

– Нет, не ты, – ответил я. – Ее забрал тот человек, который нажал на курок. Тебя нельзя винить за это дерьмо.

Она неуверенно глянула на меня.

– Ты ошибаешься, – сказала она, стирая с лица слезы, которые продолжали бежать. – Если бы меня не было, ничто из этого не случилось бы. Как ты можешь даже смотреть на меня, Эдвард? Как можешь любить меня после такого?

– А как я могу, черт подери, не любить тебя, Белла? – спросил я. – И тот простой факт, что ты была такой особенной для моей матери, что она рисковала ради тебя своей жизнью, лишь подтверждает это. Я не буду лгать. Было больно, когда я впервые узнал, но это дерьмо лишь подтвердило все, во что я верил в отношении тебя. Я столько раз говорил тебе, что умру за тебя, так как я, б…ь, могу винить тебя за то, что моя мать чувствовала то же самое?

– Это не должно было случиться, – пробормотала она. – Я того не стою.

– Никогда не говори это дерьмо, – с силой сказал я. – Ты, черт подери, стоишь этого, и мое мнение ничто не изменит. Ты не можешь просто, на хер, закрыться и отстраниться от меня из-за такого. Я боролся за тебя, моя мать, б…ь, боролась за тебя, за то, чтобы у тебя была настоящая жизнь, и ты не можешь просто забить на эту хрень и не бороться за себя сама.

– Но ты сказал… – начала она, но я быстро покачал головой, обрывая ее.

– Никаких долбаных «но», Белла. Я знаю, что говорил в прошлом, но мне было просто чертовски больно, и я злился. Мы все говорим и делаем дерьмо, когда расстроены, и часто так не думаем, – сказал я. – Я не сожалею ни об одной гребаной случившейся вещи, и тебе тоже советую. Это охеренно трудно, но мы справимся. Я слишком много потерял, я не хочу потерять и тебя.

Она вытерла слезы и всхлипнула, в ее глазах вспыхивала целая гамма эмоций. Я приблизился и снова взял ее за руку, в этот раз она не отшатнулась. Я притянул ее в объятия. Она крепко вцепилась в меня, ее рыдания стали громче.

– Черт, tesoro, ты же знаешь, я люблю тебя. И я не знаю, что за фигня творится с нами, и как, святые небеса, мы справимся, но мы должны, это дерьмо не может нас уничтожить. Я понимаю, почему ты не говорила мне, что не так – и я ненавижу это, но понимаю – но не закрывайся от меня. Я охеренно жалок без тебя, – сказал я.

– Прости, – прошептала она. – За все. Мне так жаль.

– Не извиняйся, – сказал я. – Я не виню тебя.

– Хотя должен, – тихо сказала она между всхлипами.

Вздохнув, я крепче сжал ее, от боли в ее голосе мое сердце сжалось.

– Что я сказал об этом дерьме? – спросил я. – Я, б…ь, не виню тебя, и ты не должна винить себя. Мы будем над этим работать. И я пока не знаю, как, но мы разберемся. Сколько раз ты говорила мне, что мы выжили? И если нам до сих пор удавалось, то получится снова. Мы выживем в этом дерьме.

Какое-то время я стоял на месте и держал ее, пока она пыталась успокоиться, мне было приятно, что она в моих руках. Я не был наивен, и знал, что предстоит гребаное количество работы, чтобы вернуть вещи на свои места. Простое признание, что мы в курсе правды, не исправит все между нами. Дело зашло слишком далеко и вышло из-под нашего подчинения, сожрало нас обоих, чтобы можно было просто, на хер, забыть о случившемся. Гнев во мне все еще бушевал, и я знал, проклятье, что просто слова, сказанные ей, не будут достаточными. И ее чувство вины не испарится магически ко всем чертям.

Наконец, она оторвалась от меня, на ее щеках застыли слезы, глаза покраснели. Я все еще видел опасение в ее взгляде, она явно переживала, что, б…ь, случится при следующем шаге, но я ощутил облегчение, что хотя бы страх ушел.

Подняв руку, я вытер влагу с ее щек кончиками пальцев, тихо вздыхая.

– Ты знаешь, на этих скалах опасно, – сказал я. – Ты могла, на хер, упасть или еще что-нибудь.

Она мягко улыбнулась.

– Ты когда-то прыгал с этих скал, – сказала она.

Мои глаза расширились от удивления, что она знает.

– Джейкоб сказал? – спросил я.

Она кивнула и я тихо засмеялся.

– Да, я был чертовски безрассудным.

– И все еще остаешься, – ответила она. – Приезжать сюда было безрассудно. Ты мог попасть в серьезные неприятности.

Я пожал плечами.

– Ну, не попал же, – просто ответил я.

После этого последовала минута тишины, между нами оставалось столько недосказанного, что напряжение не уходило.

– Значит, я знаю, почему ты поехала в Ла Пуш, но как ты оказалась на скале с Джейкобом? И как, черт возьми, Элис узнала, что ты тут?

Она вздохнула и повернула голову к воде, нервничая.

– Я поехала сюда наугад, не зная, что буду делать и куда направляюсь. Мне было больно, ты продолжал звонить, но я не знала, как поступать после случившегося. И не знала, с кем можно поговорить, хотя отчаянно нуждалась в собеседнике.

– А ты не могла поговорить с Элис? – прервал я ее. – Я понимаю, почему ты не говорила со мной, но, Иисусе, Элис бы выслушала.

– Я не могла взвалить на Элис такую ношу, – сказала она. – Я бы поставила ее в ужасно неудобное положение, ей бы пришлось хранить секреты от Джаспера, или разбить ему сердце, сказав это, а я так не хотела. Она знала, что я тут, потому что позвонила Джейкобу, узнать, видел ли он меня, а он сказал, что я в порядке и ей не следует переживать. И именно так узнал Джейкоб. Я, э-э… позвонила ему.

Я в шоке уставился на нее, ее слова задели меня за живое.

– Как, черт побери, ты звонила ему? У тебя же нет его… – я замер, прищуриваясь. – У тебя есть его сраный номер, Белла?

Она с осторожностью глянула на меня и кивнула, нервно покусывая губу.

– Он записал свой номер в мой телефон, когда Эммет брал меня на пляж. И, клянусь, никогда прежде я не пользовалась им, и даже не думала, что буду.

– Так почему ты, б…ь, не сказала мне? – спросил я, раздраженный, что она хранила от меня секреты.

– Потому что знала, что ты разозлишься, как сейчас, а я не хотела еще больших проблем, – сказала она. – Я должна была удалить его, но… Я не знаю… Что-то подсказало мне оставить номер.

Я был чертовски зол и боролся с желанием заорать или посмеяться над ее решением, я чувствовал себя обиженным.

– Но он, Белла? – спросил я. – После всего, что я говорил тебе о нем, о его поступках, о том, как он проходился своим грязным ртом по имени моей матери, ты говорила с ним о ней? Я, б…ь, не понимаю.

– Я не говорила с ним о твоей матери, Эдвард. И не могу поверить, что ты так думаешь, – ответила она, мое утверждение ранило ее. – Я бы никогда так не предала тебя, я тебя люблю.

– Тогда о чем вы говорили? – спросил я, не понимая.

Она безразлично пожала плечами.

– Мы говорили о его маме, – сказала она. – Джейкоб ощущает вину за ее смерть. Ему всегда казалось, что это его вина.

– Да, я знаю, – сказал я. – Она погибла в автокатастрофе, дорога была мокрой, шел сильный дождь, а она потеряла контроль над управлением или что-то еще. А ехала она по –единственной причине – он закатил истерику, что хочет чего-то, и она поехала это покупать. Мы говорили когда-то об этом дерьме.

Она кивнула.

– Я понимаю, что он чувствует, – тихо сказала она.

Вздохнув, я взъерошил волосы, совершенно не радуясь повороту диалога.

– Ну да, думаю, я тоже, – пробормотал я.

– Я знаю, что понимаешь, – ответила она. – Но я не чувствовала, что разочарую Джейкоба чувством вины. Я ничего ему не должна.

Я нахмурился.

– Ты и мне ничего не должна, – сконфуженно сказал я, мне было больно, что она так, на хер, думает.

Она глянула на меня и грустно улыбнулась.

– Разве? – спросила она. – После всего случившегося с твоей матерью, после того, через что твоя семья прошла, чтобы спасти меня, разве я не обязана тебе в полной мере своей жизнью? +

ДН. Глава 65. Часть 5:

– Э-э, не знаю, – пробормотал я, не зная, что ответить.

Она кивнула и снова вернулась к созерцанию воды.

– Именно поэтому я чувствую, что не оправдала ожиданий. Иногда я чувствую себя виноватой за то, что вообще родилась, Эдвард, – сказала она.

Я начал было говорить, чтобы опровергнуть ее гребаное заявление, но она меня оборвала. – Я знаю, что ты собираешься сказать. Не говорить такие глупости… я и не хотела, потому что это неправильно после всего, что ты отдал, чтобы дать мне эту жизнь. Но молчание не изменит мои чувства.

Я тихо стоял на месте, глядя на нее несколько секунд, пытаясь понять смысл ее слов.

– Но ты можешь сказать это Джейкобу, и тебе не будет плохо.

– Да, – ответила она. – Я сказала ему, что нечего праздновать в день моего рождения, я не должна существовать, и вместо того, чтобы сказать мне, что это смешно и чтобы я прекратила молоть чепуху, он просто сказал «это больно». В этом нет чего-то глубокого, но мне стало легче, ведь это давало мне право чувствовать все эти эмоции. И рядом с ним я не сожалела о своем чувстве вины, я не ощущала, что разочаровываю его. И я даже не знаю, не все ли ему равно, как я себя ощущаю, но он хотя бы выслушал.

– Ну да, – сказал я, вспоминая, как был моложе и часто говорил о вине и злости по поводу смерти матери, а он ни разу не попытался сказать мне, как, б…ь, себя чувствовать или что думать. – В духе Джейкоба.

Она снова на меня глянула.

– Я знаю, что он поступил с тобой неправильно, и мне жаль, если я ранила тебя, разговаривая с ним. Я не хотела, я никогда не сделала бы что-то специально, чтобы расстроить тебя, Эдвард. Просто… не имеет значения, какие у него были мотивы, но Джейкоб часто делал все, чтобы рассмешить меня. Он был добр ко мне и пытался помешать девушкам из твоей школы обидеть меня, когда тебя не было рядом. И он никогда меня ни о чем не просил и не ждал ничего от меня, он просто предложил меня выслушать, если понадобится. И сегодня… сегодня мне просто нужен был кто-то, кто послушает меня.

Ее голос к концу сорвался, и она нахмурилась. Я почувствовал себя эгоистичным придурком, ей было больно, когда она объясняла мне это дерьмо, а я думал только о себе и собственной злобе. Изабелла спасла меня, она вытащила меня из темноты и вернула к жизни, а я вел себя так, будто лучше пусть она идет, на хер, ко дну, чем говорит с тем, кто мне не нравится. Я совершенно не доверял Джейкобу и серьезно сомневался в его мотивах, но вот теперь, стоя рядом с ней, я понял, что все были, б…ь, правы… Отец повторял, что, если я люблю Беллу, то должен уважать ее право на собственные решения, и даже если я хочу ее защитить, она может делать собственные гребаные ошибки. И Элис… Элис, спрашивала меня, почему я не могу понять… и куда делась вера в мою девочку.

Где была моя чертова вера в нее?

– Ты знаешь, что он, б…ь, ненавидит меня, – сказал я через минуту, не зная, что тут еще добавить.

Она покачала головой.

– Нет, не так. Ему больно, и он зол, но он не ненавидит тебя, Эдвард, – сказала она. – И кстати, он скучает по вашей дружбе.

Я сухо засмеялся.

– Он говорил некое плохое дерьмо обо мне, Белла, – сказал я.

Она повернулась ко мне и подарила улыбку, кивнув.

– Иногда да. Но, как ты сам сказал несколько минут назад, мы всегда говорим не то, что думаем, когда нам больно, мы обижены и расстроены, – ответила она.

– Ты серьезно думаешь, что он не имел в виду все то дерьмо? – с удивлением спросил я. Она кивнула.

– Я думаю, он просто сбит с толку. Он больше не знает тебя, Эдвард. Понимаешь, он говорил мне, что ты был единственным человеком, с которым он разговаривал о смерти своей матери. У него столько друзей в резервации, но он не верил, что кто-то из них его поймет. Раньше вы доверяли друг другу, а теперь у тебя есть я, а кто есть у Джейкоба? Никого. И я не говорю, что жалею его, наверное, это его вина…

– Может, черт его дери, – встрял я.

Она замолчала и вздохнула.

– Хорошо, это его вина. Но факт в том, что он по-настоящему одинок, и я могу понять, почему он ревнует и не может поверить, что ты изменился, ведь он – нет. Он не может поверить, что ты уже не тот хулиган, которым был, потому что это означает, что он теперь один. Теперь, когда у него неприятности, а он потерял единственного друга, ему еще тяжелее, – сказала она.

– С чего ты решила, что у него неприятности? – с любопытством уточнил я.

Она пожала плечами.

– Его выгнали из школы, – сказала она. – У него были постоянные проблемы и, наконец, они устали и исключили его. Он говорил о том, чтобы уехать, просто сбежать и начать все сначала, когда ему исполнится восемнадцать. Это напомнило мне о нас, как мы говорим о том, чтобы начать все с чистого листа. Люди, которые не сломлены, обычно так не поступают, да?

Я пораженно смотрел на нее.

– Наверное, нет, – ответил я. – Люди обычно не оставляют прежние жизни за спиной, если серьезно не влипли в какую-то хрень.

– Да. Раньше я задумывалась, а не общается ли Джейкоб со мной, чтобы добраться до тебя, и по-прежнему рассматриваю этот вариант. Но, думаю, не для того, чтобы обидеть тебя. Думаю, Джейкоб начал добиваться моего общения, потому что я связана с тобой. Может, это тупо, но у меня такое ощущение, будто не одной мне нужен был сегодня собеседник. Он говорил намного больше меня, – мягко сказала я. – Я, э-э… я сказала ему, что ты освободил меня, кстати.

– Я не освобождал тебя, Белла. Это сделал мой отец, – пробормотал я.

Она покачала головой и повернулась ко мне.

– Доктор Каллен сделал бумажную работу, но именно ты дал мне свободу, Эдвард, – сказала она. – Ты дал мне жизнь.

Я мягко улыбнулся и увидел слезы в уголках ее глаз. Она подошла и, секунду поколебавшись, нежно погладила меня по щеке. Я видел в ее глазах стыд, когда она снова заплакала.

– Прости меня, – прошептала она, ее голос надломился, когда она попыталась сдержать слезы. – Я не должна была делать это. Не могу поверить, что я… ударила тебя.

Вздохнув, я накрыл ее ладонь своей.

– Не извиняйся. Меня, определенно, били посильнее – это даже не болит. Зато заставило понервничать, и, кстати, я тобой горжусь. Ты постояла за себя, и я, наверное, тоже дал бы себе по морде. Я заслужил.

– Никто не может это заслужить, Эдвард, – сказала она. – И мне следовало это помнить. Мне… среди всех людей…

– Все ерунда, не грызи себя за это. Иисусе, мы, б…ь, столько говорили о том, что люди делают не то, что хотят, когда им больно и когда они злы, не будем повторять, хорошо? Зачем снова говорить об этом дерьме? – спросил я.

Она нерешительно покачала головой, и я улыбнулся, не разрывая наш зрительный контакт несколько секунд.

– Хочешь поехать домой и вздремнуть? Это была чертовски длинная ночь.

Она согласилась, и я взял ее за руку, переплетая наши пальцы, пока вел ее через деревья к машинам.

– Я буду следовать за тобой до дома, хорошо? – спросил я Изабеллу.

Она кивнула и, выдернув руку, пошла к своей «Ауди». Она глянула на мой «Вольво» и запнулась на ходу, резко выдыхая.

– Что случилось с твоей машиной? – с ужасом спросила она.

Я вздохнул и поднял руку, чтобы она могла увидеть порезы и синяки, а также сбитые костяшки.

– Я думала, это от твоей драки с Джейкобом.

Я покачал головой.

– Лобовое стекло нанесло мне большие повреждения, чем этот урод, – ответил я.

Она уставилась на меня, прежде чем покачать головой и отойти в сторону, бормоча под нос. Я нервно взъерошил волосы и подошел к «Вольво», забираясь внутрь и заводя его. Я следовал за ней через Ла Пуш, а потом назад к Форксу, пытаясь взять себя в руки и не злиться, когда она не превышала лимит скорости. Мы добрались до дома и тихо вошли внутрь, прошедшие события лежали на нас тяжким грузом.

Мы направились сразу наверх, я замер, говоря Изабелле идти в спальню. Я наблюдал, как она исчезает за дверью, а потом пошел в библиотеку и взял дневник с пола. Я пошел на второй этаж и приблизился к отцовскому кабинету. Постучав в дверь, я услышал его приглашение войти, и медленно зашел. Он сидел за столом и раздраженно смотрел на меня.

– Ты превращаешь мою ночь в ад, Эдвард, – сказал он.

– Ну да, хорошо. У меня есть кое-что, что ее улучшит, или наоборот, сделает еще отвратительнее, – сказал я, подходя к его столу и бросая дневник поверх стопок бумаги, в которых он рылся.

Он со злостью посмотрел на меня, мой поведение его, очевидно, достало.

– Что это? – спросил он, поднимая книгу.

Я сухо засмеялся.

– Что, не узнаешь дневник моей матери? – спросил я.

Он застыл и посмотрел на меня, на его лице проступил шок. Он открыл книгу и просмотрел несколько страниц, закрывая глаза и вздыхая, когда увидел ее подчерк.

– Это та книга, которую она читала? – тихо спросил он.

Я кивнул.

– Да. Я не знаю, что там точно было описано, и читала ли она ее всю, но именно из-за нее она такой стала. Она знает правду. И не знаю, как дневник оказался в библиотеке, но она нашла его именно там, – сказал я.

– Я знал, что у твоей матери он был, но думал, что он где-то на чердаке с остальными ее вещами. И я никогда не думал, что он может быть среди обычных книг, я их никогда не касался, так что не видел его, – сказал он.

– Ну, он там был. Так что дерзай. У меня нет желания его читать, и не думаю, что его стоит читать Изабелле, так что решай, что делать. Но именно поэтому я поехал в Ла Пуш, и пусть это тебя бесит, если ты хочешь наорать на меня, вперед. Но я не жалею о своем поступке, я помню, как ты говорил мне, что она должна узнать правду от меня, что я не виню ее, а я не слушал тебя и, б…ь, ни разу не думал, что твой совет стоящий. Знаешь… ты иногда, на хер, знаешь, о чем говоришь, – сказал я.

Он посмотрел на меня и задержал взгляд на долгие несколько секунд, прежде чем снова глянуть на книгу. Он пробежался рукой по кожаной обложке, вздыхая.

– Спасибо, – тихо сказал он.

Я кивнул.

– Да пожалуйста. А теперь я иду в постель, – пробормотал я, разворачиваясь и выходя.

Я услышал вслед «спокойной ночи», но не ответил, направляясь в спальню. Изабелла уже переоделась в пижаму и забралась под одеяло. Я быстро скинул вещи и лег рядом с ней, притягивая к себе. Она уткнулась носом мне в грудь и прикрыла глаза, быстро засыпая от истощения. Я лежал в темноте, держа ее, и был не в силах отключить мозг.

Все развалилось, наши отношения чуть не дали трещину, но теперь, когда у нас есть все кусочки, мы можем собрать их в одно целое. Теперь тайны открыты, и ничто не должно нас больше разлучить.

Разве что, за исключением того, что она principessa della mafia, конечно… но нет причин говорить ей это дерьмо.

ДН. Глава 66. Часть 1:

Глава 66. Похитители

«Многие из нас изводят себя двумя похитителями – сожалением о прошлом и страхом будущего»

Фултон Ауслер

Я стояла около кухонного окна и пристально смотрела на передний двор, не сводя глаз с серебристого «Вольво» на подъездной дорожке. При дневном свете ущерб, причиненный ему, казался еще больше. На пассажирской стороне были вмятины от кулака Эдварда, и даже со своего места я видела следы крови там, где его сбитые костяшки касались металла. В пассажирской двери была большая дыра, о которой я даже не знала. От вида этих разрушений в груди вспыхнули вина и стыд. Он любил свою машину, и бесчисленное количество раз говорил мне, что это было одно из самых дорогих приобретений. Он так дрожал за нее, что никому не доверял руль, даже мне, но я причинила ему такую боль, что он забыл про все. Его боль была причиной того, что он разрушил значимую для него вещь, и я, изучая разбитую машину, осознала, что именно я сделала с Эдвардом.

Я не хотела ранить его, но мои намерения, на самом деле, не имели значения, когда дело касалось этого. Факт, что я причинила ему боль, и я понимала, что, так же как «Вольво» не починился за ночь магическим образом, так и над выздоровлением Эдварда придется поработать. Мы не сможем просто забыть обо всем и двигаться дальше, и не имело значения, насколько сильно мы хотели этого.

– Я проснулся один, – раздался знакомый бархатный голос, вырывая меня из раздумий.

Я повернулась и увидела, что Эдвард стоит на пороге кухни, со встрепанными волосами и в фланелевых штанах, низко сидящих на бедрах. Он был без рубашки и босой, все еще полусонный.

– Ты так мирно спал, что я не хотела тебя будить, – тихо сказала я, пристально рассматривая его.

Взгляд скользнул по его руке, остановившись на потемневших и разбухших костяшках. Я надеялась, что это не будет хроническим повреждением и не помешает ему играть в футбол, потому что шанс, что он сможет играть в колледже, значил для него очень много. Я не смогу пережить, если потенциально разрушила то единственное, чего он, наконец, позволил себе добиваться.

– Моя рука в порядке, – тихо сказал он через секунду, заметив, где сфокусировано мое внимание.

Я грустно улыбнулась, когда он подвигал пальцами и напрягся, сжав челюсть и стараясь спрятать гримасу. Его рука явно не была в порядке, но я не стала спорить, так как он, очевидно, не хотел дальше развивать эту тему.

Мы еще долго молча смотрели друг на друга в неловкой тишине. Нам надо было столько сказать друг другу, но я не имела понятия, как начать. Все это ошеломляло. В голове, пока я стояла, проигрывались события прошлой ночи, и во мне безудержно росло чувство вины. Тупая боль, присутствующая в груди еще с поездки в Финикс, усилилась при мысли о том, как я ударила его, и что он должен был почувствовать после моей поездки в Ла Пуш. Я знала, что он растерялся и почувствовал боль, когда осознал, куда я делась… вид машины, припаркованной снаружи, мог это подтвердить.

Я вспомнила его слова на футбольном стадионе, и еще не скоро смогу забыть страдание в его голосе. Он хотел знать, с какой целью я это делала, пыталась ли я причинить ему боль, потому что было ясно, что именно этим я и занималась. Я так отчаянно скрывала то, что узнала, замкнувшись в собственном несчастье, что даже не осознавала, что делала с ним, пока не стало слишком поздно. Скрывая от него то, что я выяснила, я причинила ему боль худшую, чем если бы он узнал правду. Я отталкивала его, пытаясь спасти от страданий, не понимая, что мои действия еще сильнее влияют на него. Эдвард столько потерял в жизни, и неважно, знал он или нет о событиях, связанных с ее смертью, его мама все равно не вернется назад. Услышать правду было бы для него трудно, но это ничего не изменит.

Однако и отталкивать его было не лучшим решением.

Пока я не поговорила с Джейкобом, стоя на скале в Ла Пуш, я не понимала, насколько зависимым позволил себе стать Эдвард. Мне было тяжело связать безрассудного, бунтующего парня, который причинял боль любому, кто пытался приблизиться к нему, и Эдварда, в которого я влюбилась, но, слушая, как Джейкоб рассказывает об их дружбе, я, наконец, соединила их воедино. Их связь была глубже, чем я первоначально думала, и я поняла, почему Эдвард так жестоко набросился на Джейкоба, когда тот предал его. Он разрешил кому-то зайти за стену, которую он выстроил внутри себя для защиты, разрешил ему увидеть свою подлинную боль, и в ответ это знание обратили против него же. Он открыл себя для дружбы Джейкобу, и только Джейкоб так ответил ему.

Стоя на кухне, наблюдая встрепанное состояние Эдварда, я поняла, что сделала с ним практически то же самое. Я оставила Эдварда открытым и уязвимым после того, как он сломал свою стену, и бросила его, когда он нуждался во мне. И нет ничего странного в том, что он так отреагировал.

– Мне жаль, – неразборчиво пробормотала я, и в моих глазах показались слезы.

– Мне жаль, – одновременно со мной сказал он.

Его голос эхом отразил и мои слова, и мое расстройство.

Он нервно провел рукой по волосам, вздрогнув от боли.

– Почему ты сожалеешь? – с любопытством спросил он.

– Тебе больно, – прошептала я.

Он простонал.

– Я же говорил тебе, Изабелла. Моя рука в полном порядке, – сказал он с легким раздражением в голосе.

Я вздохнула и покачала головой.

– Не твоя рука. Ты сам, – тихо ответила я. – Я думала только о том, что тебе будет больно, если я расскажу, но даже не подумала, что тебе будет больно, если я не сделаю этого. Я на самом деле сделала тебе больно, и клянусь, что не хотела этого, но, тем не менее, сделала.

– Да, это так, – ответил он. – Но я понимаю тебя, Белла, потому что я сделал то же самое. Я узнал это еще раньше, и не сказал, потому что не хотел, чтобы тебе было больно, так что я буду гребаным лицемером, если буду винить тебя за это дерьмо. Никто не виноват в том, что произошло, кроме меня, потому что я, б…ь, должен был рассказать тебе все, когда у меня был шанс, вместо того, чтобы давать тебе выяснить все самой. Я мог остановить все это дерьмо еще до того, как оно началось, но не сделал этого, и вот почему я сожалею.

По моей щеке покатилась слеза, и я быстро смахнула ее, отвернувшись. Его извинения заставили меня чувствовать себя еще хуже. Он взял на себя вину за то, причиной чему была я, пытаясь все сгладить и убедить меня, хотя ему единственному требовалось утешение. Он заслужил, чтобы груз упал с его плеч, и я почувствовала себя эгоисткой, пока молча стояла, не способная найти слов для облегчения его тревоги и боли. Я услышала, как его босые ноги шлепают по холодному твердому полу. Он подошел ко мне сзади и выглянул в окно.

– Боже, – ошеломленно пробормотал он, оценивая ущерб, причиненный машине. – Посмотри на мою долбаную машину.

– Прости, – опять прошептала я, повернувшись к нему.

Меня переполняла вина, и по щекам потекли слезы. Он сердито вздохнул и тряхнул головой.

– Прекрати извиняться, – сказал он.

Я вздрогнула, когда он схватил меня за бедра и с серьезным выражением лица привлек к себе.

– Это уже произошло, это все херня, но на этом мы закончим. Если мы будем копаться в том, кто кому причинил боль, то никогда не отпустим это дерьмо, Белла, ты не можешь держать в себе обиду или по кусочкам отбрасывать ее и ждать, что все станет лучше, потому что не станет. Это просто будет съедать тебя изнутри.

– Это то, что произошло с тобой? – тихо спросила я, стирая слезы.

Он кивнул.

– Это происходило со мной годами, и вот почему моя жизнь была такой дерьмовой. Я пытался обвинить всех подряд в том, что я стал таким мудаком, когда это была моя собственная ошибка. Я устал от этого дерьма, я повторял одни и те же ошибки опять и опять, и все из-за этого. Мой отец продолжал повторять, что пора подрасти, и может, наступило время послушать его и прекратить это дерьмо, – сказал он, отпуская мои бедра и расстроено проводя руками по волосам. – Может, пора принять все то, что случилось, и просто… простить.

Я смотрела на него, потрясенная внезапным взрывом взрослости, ведь не прошло и двенадцати часов, как он действовал так по-ребячески. Похоже, его словно полностью раздавили, уничтожили, в том смысле, что больше он не мог бороться, но в его словах звучало примирение, как если бы он почти расслабился.

– Это означает, что ты простишь и Джейкоба? – с любопытством спросила я.

Его глаза от досады сузились, и я застыла при виде этого выражения, понимая, что задела его нервы этим вопросом.

– Нет, – выплюнул он. – Какого черта он влез сюда?

Я нерешительно пожала плечами.

– Ты сказал, что ничто не станет лучше и не изменится, если будешь держать в себе обиду, так что я просто подумала…

– Ты подумала неправильно, – быстро сказал он, прерывая меня. – Это другое.

– Как? – растерянно спросила я. – То есть, я знаю, что он причинил тебе боль, но ты только что сказал, что если продолжать жить в этой ерунде, то это ничему не поможет. Это произошло, и было плохо, но все закончилось, так что пора двигаться дальше. Правильно?

Он смотрел на меня, обдумывая мои слова, и я нервно жевала нижнюю губу, ожидая его реакции.

– Он – задница, и причиняет боль всем, кого касается, – наконец, безапелляционно заявил он.

Я грустно улыбнулась.

– То же самое он всегда говорит про тебя, – тихо сказала я, покачав головой. – Он ошибается на твой счет, и я сказала ему это, но, может, ты тоже ошибаешься?

– Нет, – прямо сказал он.

Я вздохнула и пожала плечами.

– Хорошо. Я просто говорю, что, может, вы не так отличаетесь, и, может, если бы ты мог все отложить в сторону, то вы, парни, смогли бы…

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сердито прервал он меня. – И тут чертовски много «может», Белла. Этого, б…ь, не произойдет, так что незачем об этом и говорить. Фактически я не хочу говорить об этом ублюдке, потому что он не имеет к нам отношения.

Я замолчала и уставилась на него, уяснив по его тону, что тема закрыта. Напряжение в комнате опять возросло. Мы стояли около окна, и оба молчали. Я боролась с желанием извиниться за то, что вспомнила о Джейкобе, зная, что подобные слова только еще сильнее разозлят его. Хотя я плохо себя чувствовала, потому что предполагалось, что мы попытаемся все исправить, и я, очевидно, взяла неверный тон .

– Il tempo guarisce tutti i mali,– сказал он после долгого молчания и потер грудь в том месте, где были вытатуированы эти слова. – Время излечивает раны. Ты уже давно спрашивала меня, верю ли я в это на самом деле, и я типа оттолкнул тебя, помнишь?

– Да, – ответила я.

– Да, ну, когда я в первый раз услышал это, то нет. Я подумал, что это своего рода дерьмо, которое люди говорят, чтобы другим ублюдкам стало лучше, но сейчас я верю в это. Ты можешь вынести все, что угодно, если будет достаточно времени. Я не уверен, сколько времени должно пройти, чтобы это сработало для дерьма, которое мы пережили, но для тебя у меня есть все время мира. Это все, что я действительно могу предложить в этом смысле, – сказал он. – Я люблю тебя, ты знаешь. И я не сдамся, если не сдашься ты.