Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 166 страниц)

– Prego, – сказал я, отстраняясь. Её брови тотчас взметнулись вверх.

– Prego? Разве это не соус для спагетти? – спросила она в замешательстве. Я начался смеяться, качая головой из-за ее серьёзности. Она выглядела так офигенно мило с этой складкой на лбу, с сосредоточенным видом и замешательством на лице.

– Да, это марка соуса. Но по-итальянски это значит «пожалуйста», – сказал я. Она кивнула и улыбнулась, я же вернул свой взгляд к фотографии. – Этот дом выглядит подозрительно знакомым.

– Правда? – спросила она. Я кивнул.

– Да. Наверное, я уже видел его на фотографии или ещё где, – сказал я, пожимая плечами. – Так или иначе, спасибо, что показала ее мне. Нам нужно будет раздобыть тебе рамку для неё.

Я протянул ей фотографию, и она бережно взяла её, мельком взглянув и улыбнувшись.

– Могу я задать тебе вопрос? – спросила она. Я кивнул. – А почему у тебя нет фотографий с твоей мамой?

Я вздохнул и прошелся рукой по волосам. – У нас есть. Большинство из них на чердаке вместе с вещами мамы, но некоторые есть и здесь. Это просто… просто немного трудно постоянно на них смотреть. После того, как папа вернулся домой спустя год, а Эсме уехала, он прошелся по всему дому и снял каждую фотографию мамы, которые развесила Эсме. Я знаю, что он держит одну в своем столе в кабинете, я как-то раз вошел и застал его за тем, как он смотрит на неё, но остальную часть он запаковал и вывез. У нас, мальчиков, тоже были её фотографии, но мы тоже сняли их. Это, наверное, не имеет для неё никакого значения, но для нас было проще не натыкаться каждый день на её лицо. Думаю, многие бы назвали это бегством или еще как-то, но это было менее болезненно. Я откопаю одну из них, и тогда ты сможешь увидеть её на днях.

Изабелла улыбнулась. – Я бы хотела. Держу пари, что она красивая.

Я хихикнул: – Конечно. Она ведь родила меня, – сказал я игриво. Изабелла слегка толкнула меня, демонстративно закатив глаза, но рассмеялась. – Хорошо, хорошо. Я знаю, что я зазнайка. Но да, она была красива. Однако, я похож на неё. Рыжеватые волосы. Зелёные глаза. В любом случае… хватит об этом.

Мгновение она всматривалась в меня, но кивнула, соглашаясь. Она снова вернулась к фотографии своей матери, а я встал, подошел к шкафу и достал из него рубашку.

– Я должна идти – посмотреть, не нужна ли твоей тёте какая-нибудь помощь, – тихо сказала она. Я натянул рубашку и обернулся, чтобы посмотреть на неё.

– Уверен, ей это понравится, – сказал я. – Хотя ты вовсе не обязана, – Изабелла улыбнулась и поднялась.

– Я знаю, – сказала она, подходя ближе, и остановилась прямо напротив меня. Она улыбнулась шире, от чего моя грудь немного раздулась. Боже, она выглядела настолько дьявольски счастливой, какой я никогда еще ее не видел. Я не могу отрицать, что во мне проснулась грёбаная ревность, потому что это мой отец сделал для неё, но и не могу быть последним мудаком и позволить своим проблемам разрушить её радость. – Увидимся внизу, красавчик.

Она встала на цыпочки и быстро коснулась своими губами моих. Я усмехнулся и покачал головой, когда она развернулась и пошла к двери. Она зашла в свою комнату и положила фотографию на комод, прежде чем выйти и спуститься по лестнице.

Я взял коробку, в которой лежал настоящий подарок для отца, и вышел из комнаты, чтобы спуститься на второй этаж. Я не отдал его ему, когда мы все обменивались подарками, так как знал, что Джасперу будет некомфортно присутствовать при всем этом дерьме, и не хотел омрачать ему Рождество. Остановившись у двери кабинета отца, я кратко постучал, прежде чем открыть ее.

– Ты вообще-то не должен входить в комнату без разрешения, Эдвард, – сразу же сказал отец, закрывая папку, лежавшую перед ним, и посмотрел на меня.

– Почему ты что-то пытаешь скрыть? Не думал, что у нас тут есть секреты, – сказал я, ухмыляясь и подлавливая на его же херне. Он улыбнулся и закатил глаза, явно забавляясь.

– Думаю, у меня не меньше секретов, чем у тебя сын, – сказал он, после того как разглядывал меня с любопытством и по-прежнему с весельем. Как только его слова прозвучали, я снова запаниковал, но совладал с этим дерьмом, не желая, чтобы он заметил. Он, мать его, проверял меня, я знал это. – Ты собираешься сесть? – спросил он спустя минуту, изогнув бровь. Я пожал плечами и подошел к столу, стараясь справиться со своими нервами. Я поставил коробку на стол, наблюдая за ним. Он взирал на нее с опасением, очевидно, не имея никаких грёбаных догадок о том, что в ней.

– Ой, брось. Ты что действительно думал, что я подарю тебе только гребаный медицинский журнал на Рождество? Я думал, ты лучше меня знаешь, – сказал я, шлепнувшись задницей в кресло напротив него. Он улыбнулся и выглядел при этом весьма довольным. Да, он сразу же просёк, что это была грёбаная контрабанда.

– Я знаю тебя сын, и достаточно хорошо, кстати, – сказал он беспечно, хотя я не мог не почувствовать, что это было сказано не без намеков на что-то потаенное. Христос, Эсме была права, я чертов параноик. Он открыл коробку и был потрясен увиденной M1 Garand, вытащил её и, черт возьми, засиял от радости. – Отличная вещь, сын, чем заслужил такую? – спросил он, глядя на меня. У меня был внезапный порыв сказать ему, что он заслужил это, потому что был готов принять мои отношения с Изабеллой, нравилось ему это или нет, но вместо этого смолчал и пожал плечами, потому что шансы, что это дерьмо произойдет, были не очень высоки.

– А никто и не говорит, что ты ее заслужил, – сказал я саркастично. Он засмеялся и спросил у меня, где я это взял, а я, как обычно, отшутился. Не было никаких шансов на то, что я сдам своего поставщика, так как знал, что, скорее всего, он их прикроет. Он поблагодарил меня, и в следующее же мгновение стал серьёзным, когда снова поднялась та ерундовая тема с Джейкобом Блэком. Племя Квилетов всё ещё были огорчены тем дерьмом, которое я сотворил на их земле, поэтому я и не ожидал, что отец этому обрадуется, но я терпеть не мог, когда он бросал это дерьмо мне в лицо. Он озвучил тот факт, что, когда я был далеко, у меня не было никаких девушек, так как это была школа для мальчиков, и я не знал, что ему ответить. Да, в то время это была охрененная пытка, потому что тогда секс был действительно всем, что у меня было. И я не стану отрицать, что скучаю по тому дерьму. Я скучал по своему влажному члену, отдал бы всё за запах женского возбуждения и гладкое чувство теплоты, обволакивающей меня, за то, чтобы слышать шлепки по потной коже, но я не умру без этого. Я нашел кое-что намного лучше, кое-что, что стоит ожиданий.

Поэтому я сказал ему, что выжил, потому что, черт возьми, это так и было. Моя девушка сказала, что я выжил, и я считаю, что она была права. Несмотря ни на что, я, блядь, всегда выживаю. Как и она. Я имел в виду это, когда сказал, что жизнь намного больше, чем выживание. И так оно и есть, мы достигнем этого вместе.

– Я рад, что ты дома, сын, действительно рад, – сказал он. – И надеюсь, что тебе больше не нужно будет уезжать. – Я улыбнулся, потому что его голос звучал чертовски правдиво, и мне приятно было это слышать.

– Да, я тоже. Хорошо быть дома, – сказал я. Я не собираюсь снова никуда уезжать, если не заберу Изабеллу с собой.

Он кивнул и, улыбаясь, пристально смотрел на меня. – Хорошо, спасибо за игрушку, – сказал он, держа винтовку. – Мне придется освободить один из ближайших дней в своем графике, чтобы взять тебя пострелять.

Я усмехнулся: – Ты уверен в этом, пап? – спросил я, изогнув бровь. – И ты отодвинешь свои деловые встречи? Я поверю в это дерьмо только тогда, когда сам увижу.

Он легкомысленно засмеялся: – Да, я думаю, что всё будет в порядке. И уверен, что смогу найти немного времени для своего младшенького.

Я уставился на него в легком замешательстве – казалось, что он серьёзно говорил о том, что хочет провести время со мной. Я, наконец, кивнул. – Тогда хорошо. Просто дай мне знать, когда, и я буду там, – сказал я.

Он улыбнулся, и хотел уж было что-то сказать, когда позади меня вдруг раздался чей-то кашель. Он посмотрел на дверь через мое плечо, а я повернул голову, и мы увидели Изабеллу. Она выглядела взволнованной, теребила пальцы и смотрела на моего отца.

– Да? – сказал папа через минуту, приподнимая брови.

– Эсме попросила меня сообщить вам, что обед готов, сэр, – тихо сказала она. Папа улыбнулся и кивнул.

– Спасибо, Изабелла, – сказал он теплым голосом. Было странно, что он так чертовски хорошо к ней относился все эти дни. Уже без грёбаного потока ударов, нанесенных моей девушке, и приковывания её к чертовой кровати.

– Prego, сэр, – немного улыбаясь, сказала она. Я усмехнулся, так как это я научил её этому дерьму, и посмотрел в лицо отцу, на котором застыло совершенно потрясенное выражение. Он разглядывал её с удивлением.

– Ого, – сказал он через минуту. Я начал смеяться над ним, а Изабелла старалась сдержать смех. Это было редкой удачей – застать моего отца врасплох, но она успешно справилась с этим.

– Она чертовски сообразительна, да? Ты бы слышал все то дерьмо, которое она произносит, почерпнув его из Джеопарди. Она как грёбаная губка, которая поглощает в себя всё, что мы пропускаем через неё, – сказал я. – Удивляюсь, как она ещё не начала ругаться, слушая то дерьмо, что говорю я.

Мой отец послал Изабелле усмешку, и я повернул голову, чтобы взглянуть на неё. Её глаза были широко распахнуты, и она покраснела, смущенно улыбаясь. Я в замешательстве нахмурился при виде её реакции, а она перевела взгляд на меня, выглядев при этом так, будто чего-то стесняется.

– О, она уже научилась у тебя брани, сын, – сказал отец. Я взглянул на него с удивлением и увидел, что он всё ещё ухмыляется. – Однажды утром я слышал, как она сказала нецензурное слово.

– Правда? – удивился я. Никогда прежде я не слышал, чтобы она ругалась, и это было глупо, но я почувствовал небольшой укол сраной ревности, что не присутствовал при этом, чего не скажешь о моем отце. Я с улыбкой повернулся к Изабелле. – Что ты сказала?

Она смотрела на меня в ужасе, но ничего не ответила, очевидно, не желая это повторять. Она взяла в рот свою нижнюю губу и нервно покусывала её, поглядывая между мной и моим папой. Я усмехнулся, качая головой. Она выглядела такой грёбано невинной и наивной, стоя здесь и краснея при одном упоминании о грязных словечках, но это не обмануло меня. Моя девушка может быть чёртовым тигром.

– Ну, давай, ты можешь сказать это. Это было «блядь»? Потому что я всё время говорю «блядь». Ублюдок? Дерьмо, может? Или как насчет «черт»? Грёбаный? Мудак? Шлюха? Сука? – её глаза расширились на последнем сказанном мной слове, её реакция ошарашила меня. – Ух… ладно, определенно не сука. Член? Хер? Моча? Писька? Киска? – Она в шоке смотрела на меня, её глаза расширились, и она ещё больше залилась краской.

– Я думаю, что это уже слишком, Эдвард, – сказал папа с легким весельем в голосе. Я посмотрел на него и увидел, что он пытается побороть улыбку. Я улыбнулся и пожал плечами, а Изабелла продолжала стоять и глазеть на меня. – Слово не имеет значения, но если ты так настаиваешь, то она сказала «дерьмо».

Я усмехнулся и кивнул. – Миленько, – сказал я. Мой отец начал смеяться, а я хихикнул. Она просто стояла и смотрела на меня, нервничая и краснея, черт, и покусывая свою нижнюю губу. Я мог видеть, как её зубы впиваются в плоть, и это было очень сексуально, я почувствовал, как мои штаны начинают оттопыриваться на глазах.

Она выглядела такой дьявольски невинной и готовой, и только Бог знает, как я хочу обладать ею. Тот факт, что с этих губ сорвалось грязное слово, завел меня, и я захотел услышать это дерьмо, хотел, чтобы она говорила пошлые словечки мне.

– Я думаю, что нам нужно спуститься на обед, пока у Эсме не начался припадок, – я оглянулся на папу и увидел, что он смотрит на Изабеллу и меня с любопытством. Я кивнул и встал, запуская руку в волосы. Изабелла развернулась и быстро вышла из комнаты, и я слышал её шаги по ступенькам, она практически бежала вниз.

Я вздохнул и вышел из комнаты, отец следовал за мной. Я спустился по лестнице и направился в гостиную, где все уже сидели и ждали. Папа шел позади меня, он легонько похлопал меня по спине.

– Готовы ли мы к еде, сестра? – спросил он, глядя на Эсме. Эсме улыбнулась и кивнула на стол. Эммет вскочил и практически побежал к столу, так как он всегда был там первым. Остальные следовали за нами, в том числе и Элис с Розали. Они всегда на Рождество ужинали у нас, так как дедушка и бабушка Розали не считали праздники большим событием, а семья Элис всегда устраивает большой ужин в Рождественский вечер.

Я вытащил стул и мотнул на него головой, глядя на Изабеллу. Она легко улыбнулась мне и осторожно села, а я пододвинул его к столу. Обошел стол и сел напротив неё, улыбнувшись ей. Джаспер и Элис сели с ней рядом, Эммет и Розали – возле меня, а Эсме и папа – на разных концах стола. Мы передавали друг другу по ложке всего, но еды было не так много. Белла привыкла есть с нами за столом, но сейчас выглядела взволнованной. Я начал есть свою еду, а она размазывала свою по тарелке, в то время как все остальные практически уплетали все, что было у них на тареклах.

Декларация независимости ИЛИ Чувства без названия. Глава 38. Продолжение

Они начали рассказывать истории о каждом прошлом Рождестве, а Изабелла внимательно слушала, как будто она, черт возьми, впитывала всё это. Её глаза горели, а улыбка играла на губах, когда она слушала рассказы Эсме и Карлайла о том времени, когда мы с братьями были детьми, каким я был долбаным привередой, и как много мы дрались по всякому дерьмовому поводу, вроде того, кому достанется последняя сахарная печенюшка. Она смеялась, когда они рассказали о том, как Эммет упаковал меня в грёбаную праздничную бумагу и ленту, когда мне было шесть лет, и как Джаспер в один год вышел из себя, когда застукал папу за поеданием печенья Санты.

Это было странно, но я окинул взглядом стол, за которым собралась вся моя семья и Изабелла, и впервые за долгое время я, наконец-то, черт возьми, почувствовал себя целостным. Дерьмо, всё это было настолько правильным, будто мы все должны были быть здесь. И она принадлежала этому кругу вместе со мной, вместе со всеми нами, и это какая-то грёбаная ирония судьбы свела нас здесь. И всё было хреново, мы были сломлены, а моя мать мертва, а Изабелла провела свою жизнь в страданиях, когда не должна была, но всё это дерьмо свело сейчас нас вместе. Сейчас, я сижу за столом с людьми, которых я, блядь, люблю больше всего на свете, и слушаю, как счастливо и беззаботно смеется моя девушка. Я знал, что прямо сейчас нахожусь там, где и должен быть, где должны быть все мы. У нас было много дерьма, которое необходимо уладить, куча проблем, с которыми предстоит разобраться. Я должен был выяснить, какого черта мне делать со своей жизнью, и найти способ, чтобы освободить её от невидимых оков, но в тот момент я, черт возьми, знал это. Я знал, что когда-то всё будет хорошо. Так или иначе, мы бы сделали всю ту ерунду, как нам и следовало. Потому что мы, черт возьми, выжили до сих пор, и будем выживать и дальше.

Я не согласен с дерьмом, о котором она говорила: счастье это гораздо больше, чем хорошее здоровье и плохая память. Это было счастье; это были она и я, здесь и сейчас. И трахать Альберта Швейцера, он может поцеловать мою сраную задницу. Счастье было реальным.

Я почувствовал толчок в икроножную мышцу и сморщился, потом взглянул на Изабеллу. Её улыбка стала чуть шире, когда она быстро подняла на меня глаза. Я улыбнулся и очумел от удивления, когда снова почувствовал, что её нога прикасается к моей ноге. Моя девочка, черт возьми, флиртовала со мной под столом.

Изабелла и я сидели в тишине, пока остальные болтали в перерывах между поеданием пищи. Казалось, она прислушивалась к ним, но я видел, как росла её ухмылка, когда она переводила глаза на меня, явно не обращая на них никакого внимания. Я старался выглядеть так, будто очень сосредоточен на себе или на сидящих за столом, но не мог сфокусироваться больше ни на чем, кроме как на ощущении ноги Изабеллы на своей. Она была без обуви и, шевеля пальцами, потирала мою кожу под штаниной, лаская ее. Это было щекотно, так что я должен был бороться с желанием не засмеяться или не испустить грёбаный стон, потому что чувствовал себя хорошо. Мою ногу покалывало, а мой член начал немного пульсировать, требуя к себе долбаного внимания.

Через минуту зазвонил телефон моего отца, и он со стоном разочарования отодвинул кресло и полез в карман. Он вытащил его, посмотрел на экран и, вздохнув, поднёс его к уху:

– Говорит доктор Каллен, – по-деловому твёрдым голосом произнес он. Я знал, чёрт возьми, что его сейчас вызовут на работу. Он вздохнул и дотянулся рукой до переносицы, потирая её. – Вы не можете вызвать кого-нибудь ещё? Прекрасно. Я буду там.

Он захлопнул телефон, после чего посмотрел на Эсме. Она понимающе улыбнулась. Мой отец не должен был работать доктором, он не должен был работать в этой грёбаной больнице, но он делал это, так это была одна из немногих вещей, занимаясь которыми он чувствовал удовлетворение. Я думаю, что он испытывал желание лечить людей, взамен тех, которым он лично нанес вред.

– Ты должен мне завтрашний день, братик. Только ты и я, – сказала Эсме. Спустя минуту папа кивнул, смущенно улыбаясь.

– Я весь твой. Подремлю немного в больнице, так что буду отдохнувшим, – сказал он. – И ты сможешь расположиться в моей комнате сегодня вечером, так как меня не будет дома.

Эсме улыбнулась и поблагодарила моего отца, а я попытался сдержать свою грёбаную ухмылку, потому что был в восторге от того, что мне вернут мою комнату обратно. Да, я хотел быть хорошим и уступил Эсме место для сна, но я любил свою кровать, и, чёрт возьми, знал, что сегодня вечером смогу без особых проблем затащить свою девушку к себе в кровать, так как ни у кого теперь не было причин прийти на третий этаж и проверить.

Мы закончили обед, и папа извинился перед всеми. Он отправился наверх по лестнице, чтобы собраться на работу, а Эммет и Джаспер – провожать своих подруг домой. Элис обняла нас всех, а Розали продемонстрировала присущую ей стервозность, но не вела себя чересчур плохо. Он толкнула меня локтем в бок и сказала что-то Изабелле о том, чтобы та непременно использовала её подарок, что заставило её густо покраснеть. Я подозрительно посмотрел на неё, теряясь в догадках, о чем, черт возьми, шла речь, но она проигнорировала меня и начала собирать тарелки со стола и уносить их на кухню. Эсме пошла в гостиную, чтобы позвонить Алеку, а я стал помогать Изабелле, ну насколько мог. Я был не самым полезным помощником, скорее, я только мешался у неё под ногами.

– Так что тебе подарила Роуз? – тихо спросил я, открывая дверцу посудомоечной машины и вытаскивая стойку. Изабелла принялась кусать свою нижнюю губу, покраснев еще сильнее, но вела себя так, будто она, черт возьми, не слышала моего вопроса. Я вздохнул, гадая, что за хрень она скрывает от меня?

Она резко остановилась, её глаза в шоке распахнулись. Она отчаянно качала головой, а я прищурил глаза. – Что ты скрываешь от меня?

Она пожала плечами. – Я имею в виду, это просто… вещь, ничего такого…

Я в замешательстве нахмурился. – Что ты имеешь в виду? – не понимающе переспросил я. Она вздохнула, пожав плечами.

– Это всего лишь вещь… – повторила она. Я приподнял бровь, и она снова вздохнула. – Я не хочу об этом говорить, – умоляла она. Я вздохнул и провел рукой по своим волосам.

– Хорошо, я просто чертовски любопытный. Не хочешь, не говори. Я не требую этого дерьма, – взорвался я, не имея понятия, что такого важного там было, и меня раздражало, что она скрывает от меня это дерьмо. Она громко вздохнула, будто была раздражена так же, как и я, но продолжила складывать тарелки в посудомоечную машину. Я взглянул на неё и увидел складку, образовавшуюся у неё на лбу, её глаза были прищурены. Аха, я переживал, что мой отец испоганит ей праздник, но сейчас я сделал эту хрень собственными руками.

Я уж было хотел открыть рот и сказать ей что-нибудь, сказать, что я не стараюсь сейчас быть подонком, когда мой отец спустился по лестнице и направился в кухню. Я отступил в сторону, и он прошел мимо меня к холодильнику. Достал бутылку воды и выпил, с любопытством разглядывая нас с Изабеллой. – Доброй ночи, дети, – сказал он, разворачиваясь и выходя из кухни. Он вытащил свои ключи и помахал Эсме, после чего вышел за дверь.

Изабелла продолжала ставить посуду в посудомоечную машину и потянулась за средством для мытья посуды. Я вздохнул и подошел к ней сзади, она замерла, когда столкнулась со мной лицом к лицу. Я забрал бутылек из её рук и слабо улыбнулся, чуть наклоняясь и нежно целуя её. – Прости, – пробормотал я, почти касаясь губами её губ. Она вздохнула и отступила, кивнув.

Она принялась вытирать столешницы, а я влил средство в посудомоечную машину и включил её, чертовски гордясь собой, что запомнил, как она работает. Никаких грёбаных ужасных пузырей на этот раз.

Она всё ещё не говорила со мной, выполняя свою работу молча. Это капало мне на нервы, и я просто отошел и наблюдал за ней, желая, чтобы она, чёрт возьми, сказала хоть что-нибудь. Она закончила всё протирать и направилась в прачечную, чтобы бросить тряпку в корзину. Я подошел к кухонной двери и прислонился к ней, сложив руки на груди, и стал ждать. Я услышал сигнал стиральной машины, так как она начала загружать её. В конце концов, она вышла из прачечной, а я в замешательстве нахмурился, так как она промчалась буквально в паре шагов от меня, так и не обронив ни слова. Она ускорила шаг, и я застонал, дернув себя за волосы. Я оттолкнулся от дверного проёма и направился к лестнице вслед за ней.

Поднявшись на третий этаж, я остановился, так как двери обеих спален были закрыты, и я понятия не имел, в какую из них она вошла. Я поразмышлял, прежде чем отправиться в свою и, когда моя рука дотянулась до ручки, услышал, как в её комнате включился телевизор, по какой-то программе транслировали рождественскую музыку.

Я подумал с минуту. Понимая, что если она ушла к себе в комнату, то я на самом деле её достал, и ей захотелось уйти, но я был слишком эгоистичным мудаком, чтобы позволить ей избегать меня.

Я легонько постучал в дверь, но не стал дожидаться ответа, потому что понимал, что она, скорее всего, мне не ответит. Она больше не была той испуганной и покорной девушкой рядом со мной, она не откроет дверь только потому, что будет думать, что обязана это сделать. Она, скорее всего, оставит мою задницу стоять за дверью в коридоре и продолжит меня игнорировать.

Поэтому я толкнул дверь и был чертовски рад, что она оказалась не запертой. Я не думаю, что смог бы заставить её открыть мне, даже несмотря на то, что был ублюдком. Я зашел в её спальню и тихо запер за собой дверь. Через минуту Изабелла вышла из ванной и посмотрела на меня, но быстро отвела взгляд. Я вздохнул и опять запустил руку в свои волосы, потому что меня нервировало это чертово молчание. Я ненавижу это дерьмо.

– Прости меня… – начал я свое грёбаное извинение, потому что просто хотел, чтобы она со мной разговаривала, и не любил, когда она выглядела расстроенной. Я погорячился, но это было не впервые, я говорил всё это время, не задумываясь над словами, и, казалось, её это не беспокоило. Он протянула свою руку в не-беспокойся-жесте, и я замолчал, потому что она имела надо мной огромную долбаную власть. Моя собственная грёбаная реакция ошеломила меня, и я стоял в замешательстве. Какого черта она так влияет на меня?

– Верхний ящик, – просто сказала она, наконец-то заговорив. В замешательстве я сморщил лоб, не имея понятия, о чем она говорит. Она вздохнула и кивнула головой в сторону своего комода. – Верхний ящик, Эдвард. Ты хочешь знать, что подарила мне Розали на Рождество, ее подарок в верхнем ящике.

В крайнем изумлении я смотрел на неё. – Ящик для белья? – нерешительно спросил я. Она вздохнула и пожала плечами.

– Это проблема? Мое белье пугает тебя? – резко спросила она с раздражением. Мой вспыльчивый характер, естественно, проявил себя, но я попытался бороться с ним, мне не нравился её тон и мое непонимание, в чем, черт возьми, её проблема. Это было глупо, но часть меня чувствовала, что она пытается втолковать мне что-то про свое нижнее белье, как будто я был слишком, чёрт возьми, нежен, чтобы принести его ей. Я знал, что она совсем не это имела в виду, и я лишь защищаю собственную хреновую неуверенность в ней, но ничего не мог с этим поделать.

– Mannaggia , levati dai coglion (Черт! Оставь в покое мои яйца), rompiballe (сленг для того, кто действует на нервы (в буквальном смысле подразумевается тот, кто бьет по яйцам)), – ворчал я себе под нос, направляясь к её гардеробу, пытаясь контролировать свою злость, чтобы не ранить её грёбаные чувства сильнее, чем уже это сделал. Она вздохнула и села на кровать, качая головой. Я с силой открыл ящик комода, практически раскачивая грёбаный гардероб, и вдруг замер, когда посмотрел вниз.

Ящик был полон всякого кружева и прочей сексуальной херни, которую я никогда раньше не видел, и которое хотел увидеть на ней, но, по правде говоря, не оно привлекло мое внимание. А то, что я увидел поверх всего этого дерьма, все еще упакованное в прозрачную пластиковую коробку, торчащее, как долбаный воспаленный палец – это меня и поразило.

Маленький лиловый вибратор.

Розали грёбаная Хейл купила моей девушке сраный вибратор! Я не знал, чего я хотел больше: побить её за это или расцеловать её чертовы ноги, и упасть ничком в знак признательности.

Я медленно повернулся, даже не удосужившись закрыть ящик, и взглянул на Изабеллу. Она смотрела в телевизор, но могу точно сказать, что она не обращала на него ни малейшего внимания. Она нервничала, и, это было нетрудно заметить, она была смущена. И это заставило меня чувствовать себя ещё большим мудаком, так как теперь её реакция была понятной. Конечно, она не хотела говорить об этой херне, но я был настойчив и сорвался, а ей явно было не по себе.

– Белла? – позвал я тихо. Мгновение она сидела неподвижно, но затем всё-таки нехотя взглянула на меня, покусывая губы. – Я – осел.

Она немного улыбнулась. – Нет, – тихо сказала она. Я сухо рассмеялся, покачивая головой.

– Да, я, правда, осел, – сказал я, осторожно подходя к ней и присев на корточки. Я протянул руки, заложил выбившиеся пряди ей за ухо и вздохнул. – Я не должен был срываться на тебе, я просто не хотел, чтобы ты скрывала от меня какое-то дерьмо. Я хочу сказать, что уже осознал это, и сожалею. Это, наверное, охренеть как смущает тебя.

Она пожала плечами, изображая беспечность, но её щеки по-прежнему так и горели от смущения. – Всё нормально. Просто, ты же знаешь, что я ничего не знаю о них, поэтому для меня это странно.

– Хорошо, может, я покажу тебе на днях? – спросил я шутливо, пожав плечами. Её глаза расширились от удивления, а я засмеялся. – Да, Белла, я могу поработать вибратором. Вот дерьмо, это действительно должно быть офигенно. Знаешь, это может быть так долго, пока ты не позволишь мне заменить его, – сказал я игриво, охватив её бедро рукой. Она подпрыгнула и ещё больше покраснела, в шоке уставившись на меня.

– Конечно же, нет, – сказала она, смущенно улыбаясь. Я вопросительно поднял бровь и положил руку на внутреннюю сторону её бедра.

– Конечно же, нет – что? – спросил я.

– Конечно же, это не заменит тебя, ничто никогда не заменит, – мягко сказала она с нотками смущения в голосе. Я усмехнулся и почувствовал, что мое сердце забилось громче от её слов.

– Мммм, это приятно слышать, – сказал я, снова задвигав рукой и слегка дотрагиваясь до её промежности сквозь брюки. Я мог чувствовать теплоту, которая исходила оттуда, чистую теплоту её гениталий. Она немного скорчилась от моих прикосновений, и я снова провел рукой по бедру. – Никто не заменит тебя, tesoro. Никогда. Ты – моя.

Она на мгновение уставилась на меня, прежде чем на её губах появилась улыбка и глаза засияли. – Я люблю тебя, Эдвард, – с легкостью сказала она. Я усмехнулся, балдея, что слышу от неё эти чертовы слова, и от того энтузиазма, с которым она всегда их произносила.

– Я тоже тебя люблю, – сказал я, наклоняясь и нежно целуя её в губы. – И прости меня, что я иногда бываю таким мудаком.

Она пожала плечами. – Ты прощен, – просто сказала она. Я улыбнулся, кивнув.

– Grazie, – сказал я, прижимаясь своими губами и пробегая языком по её нижней губе. Она хихикнула и пробормотала мне в рот «prego». Я усмехнулся и проник своим языком в её рот, она открыла для меня губы и вздохнула. Я углубил поцелуй и сменил положение, уложив её спиной на кровать, нависая над ней.

Она обвила меня руками, зарываясь пальчиками в волосы. Прижала меня к себе в страстном поцелуе. Сначала я сопротивлялся, ничуть не желая придавить её весом своего тела, и потому что мой член был твёрд, как грёбаная сталь, а я не хотел быть неприличным, но она застонала и прижалась ко мне ещё сильнее. Я, наконец, уступил и лег на неё, придавливая её своей пульсирующей эрекцией. Она застонала и её губы неистово двигались в такт с моими, когда она приподнимала свои бедра, крепче прижимаясь ко мне. Я вжимался в нее бедрами, трение об её промежность посылало дрожь по моему телу. Она сделала это снова и я застонал, ногами раздвигая её бедра все шире и расместив себя между ними. Она ахнула, когда мой член прикоснулся к месту прямо между её ног, и схватила меня ещё крепче, целуя меня более грубо.

Я хотел её. Блядь, я хотел её больше, чем кого-либо когда-либо. Я хотел каждую ее частичку. Я хотел лизать, сосать и пробовать на вкус каждый дюйм её плоти, исследовать каждый грёбаный сантиметр этого прекрасного тела. И я хотел трахнуть её, только Бог знает, как я хотел трахнуть эту киску, но я не мог сделать этого. Она не та девушка, которую трахают. Она та, с которой занимаются любовью, и как бы я ни хотел сделать это дерьмо, робкий голосок в глубине моего сознания твердил мне, чтобы я не торопился и подождал, так как это неправильно, пока. И я не знаю, откуда взялся этот грёбаный голос, часть меня хотела придушить его, потому что сознательно у меня никогда раньше не было такого и это раздражало, так как мой член кричал о желании почувствовать её изнутри. Но факт остается фактом, что этот голос есть и он твердит мне не давить на неё, и я не могу просто его проигнорировать. Мы не можем с ней сделать это, пока это не будет правильно, так как она, блядь, особенная для меня, и это должно быть особенным. А мне не нужно соваться в её вишенку, чтобы чувствовать себя хорошо, и, конечно же, у меня нет никакой необходимости вставлять куда-то свой член, чтобы сделать хорошо ей.