Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 166 страниц)

И я обязательно с ним соглашусь.

Он протянул руку и взялся за уголок скотча на моем лице.

– Будет немного больно, я сделаю все очень быстро, – сказал он и резко сорвал скотч.

Я вскрикнула, потому что почувствовала адское жжение. Из моих глаз хлынули слезы. Мои губы пульсировали и горели. От скотча они сильно потрескались и высохли.

Доктор Каллен зашел ко мне за спину и, достав маленький ножик, разрезал скотч, которым были обмотаны мои руки. Затем он забрал платки, зажатые у меня в кулаках. Я попробовала пошевелить пальцами, но вскрикнула от боли. Они отказывались шевелиться от того, что были сжаты всю ночь.

Затем он расстегнул наручники. Я зашипела от боли. Наручники впились в мою кожу до крови, оставив на ней следы. Наконец доктор Каллен, развязав мои лодыжки, встал.

– Пожалуйста, отдохни сегодня. Хорошо? На ужин я что-нибудь куплю, – сказал он, пристально глядя на меня.

– Да, сэр, – спокойно ответила я. Это были мои первые слова, сказанные за все это время.

Мое горло жутко болело. То, что я не пила все это время, сказалось на мне.

Он кивнул. Он стоял и смотрел на меня, казалось, он собирался сказать что-то еще. Я посмотрела на него и увидела его глаза. Они были искрящегося синего цвета, в них снова было сочувствие и сострадание. Я была не в силах смотреть на него и быстро отвела взгляд. Сейчас я не нуждалась в сострадании… Вздохнув, он повернулся и вышел за дверь.

Несколько секунд я сидела, не шевелясь. Потом я попробовала дотронуться до своих ног и снова вскрикнула от боли. Слезы снова потекли из моих глаз. Все мое тело изнывало от боли.

Так я просидела еще некоторое время. Подняв руку, я вытерла рукавом рубашки свой нос. Тут я вспомнила, что рубашка принадлежала Эдварду. Я почувствовала себя ужасно, но у меня не было ничего другого под рукой, чем бы я могла вытереть нос. Я была рада, что на протяжении всего этого времени я не захотела в туалет. Да и с чего мне было хотеть? Я же ничего не пила…

Мое тело нуждалось в воде. Чтобы избавиться от судорог, я стала сгибать и разгибать ноги. Я мысленно ругала себя за то, что надела шорты. Ковер, на котором я сидела, впился в мои ноги. От этого кожа ужасно полыхала…

Спустя несколько минут в дверь моей спальни тихонько постучали. Дверь открылась, и я увидела Эдварда. Он с грустью посмотрел на меня. Я не говорила ему ни слова, а просто пристально смотрела. Честно, я не знала, что сказать.

Я не знала, хочу ли я отблагодарить его за то, что он зашел ко мне вчера или наоборот, накричать на него, за то, что я оказалась в такой ситуации, за то, что я вообще оказалась в ТАКОЙ жизни.

Подойдя ко мне, он присел рядом и протянул мне стакан с водой.

– Вот, попей, – сказал он мягко.

Я взяла стакан и попыталась улыбнуться. Даже улыбка приносила мне боль. Но я была ему очень благодарна за то, что он принес мне попить.

Он снова протянул руку, и я увидела на его ладони маленькую желтую таблетку. Я вопросительно посмотрела на него, а он слегка улыбнулся.

– Это самое сильно обезболивающее, которое ты можешь сейчас выпить. Дети в школе с удовольствием съели бы эту таблетку как леденец, если бы, конечно, могли. Ты почувствуешь себя лучше. Это заглушит боль.

Я кивнула и взяла таблетку. Положив ее в рот, я запила ее глотком воды.

– Спасибо, – ответила я, почувствовав небольшое облегчение от такого необходимого для меня глотка воды.

– Пожалуйста. Как думаешь, ты можешь идти, tesoro? – спросил он. Вставая, он протянул мне руку.

Одной рукой я схватилась за кровать, а другой за его руку и попробовала встать. Эдвард слегка потянул меня. Он все делал с такой нежностью… Встав на ноги, я поблагодарила его и отпустила его руку. Мои ноги подкосились.

Эдвард схватил меня прежде, чем я упала на пол. Его хватка оказалось грубой и сильной. Но я знала, что он не хотел причинить мне боль. Он просто не хотел, чтобы я упала.

Он быстро взял меня на руки и стал покачивать, будто в колыбели. Он выглядел очень расстроенным, и это немного испугало меня. Я не хотела, чтобы он расстраивался из-за меня. После всего, что он сделал, после того, как он ко мне относился…

– Прости, мне так жаль, – мягко сказал он.

Слезы снова потекли из моих глаз, то ли от боли, то ли от его таких нежных слов. Он посмотрел на меня.

Затем он, держа меня на руках, быстро вышел в коридор и открыл дверь своей спальни. Он пронес меня в комнату и положил на свою кровать. Я была смущена его поведением. Но про себя пообещала, что как только я смогу встать и пойти, я непременно сделаю это.

Не могу же я долго лежать на ЕГО постели.

Он зашел в ванную. Но буквально через минуту вернулся. В его руках было множество салфеток, тряпочек и бутыльков.

Для начала он взял какую-то тряпочку.

– Мне нужно немного тебя вымыть. Я не хочу, чтобы у тебя началось какое-нибудь заражение. Хорошо? – мягко спросил он.

Я кивнула, не зная, что ответить. Я была ошеломлена его поведением. Сначала он протер мое лицо от слез. Ткань оказалась холодной, и я почувствовала легкое облегчение. Затем он протер влажной тряпочкой мои губы. Я слегка шикнула от боли – губы были потрескавшиеся и воспаленные.

Затем он, смочив тряпочку, провел ей по моему запястью левой руки, смывая засохшую кровь. Я изо всех сил старалась игнорировать боль и не смотреть на руку. От вида крови мне станет только хуже. Я попыталась сосредоточиться на ЕГО лице… Было видно, что он изо всех сил старается сконцентрироваться на том, что он делал. Его глаза были полны грусти и печали.

Затем он проделал тоже самое с другой рукой. Потом он взял полотенце и промокнул обе руки. Взяв тюбик, он выдавил себе на пальцы немного мази и смазал мои раны. Затем он взял бинт и обмотал им запястья.

Он посмотрел на меня и улыбнулся, когда увидел, что я смотрю на него. Затем он снова ушел в ванную. Вернувшись, он промокнул влажной тряпкой мои колени, и также обработал их мазью. Не остались без внимания и мои лодыжки. Их ждала та же участь – протирание холодной тряпкой, смазывание мазью и перевязка.

Затем он достал бутылочку с синеватой жидкостью и налил ее немного на чистую, сухую ткань.

– Это поможет избавиться от липких следов на твоей коже, которые остались от скотча. Я знаю, это дерьмо сильно раздражает кожу.

Я улыбнулась и слегка кивнула. Давая тем самым понять, что я его внимательно слушаю. Он протер этой жидкостью места на моих руках, на которых был намотан скотч.

– Держи рот закрытым. Эта жидкость на вкус просто ужасна, – предупредил он.

Как только он прикоснулся к моим губам, я зажмурилась. Мои губы горели огнем. А жидкость имела ужасный тошнотворный запах. После всех манипуляций, он собрал все тряпочки и унес их в ванную.

Вернувшись, он зашел с другой стороны кровати и сел рядом. Он открыл ящик прикроватной тумбочки и достал тюбик с вазелином. Я вопросительно посмотрела на него.

Зачем он хранил здесь эту мазь?

Увидев выражение моего лица, он ухмыльнулся.

– Доверься мне. Я не пользовался этой мазью. Не волнуйся.

Я улыбнулась. Иногда я не понимала Эдварда, но, наверное, иногда было лучше не знать о некоторых вещах.

Он нанес немного вазелина себе на палец, а затем прикоснулся им к мои губам. Я закрыла глаза. Вздохнув, я разомкнула губы… Я была довольна. Его прикосновения были такими нежными… Ощущения жжения прошли мгновенно. Он водил пальцем по моим губам, а затем остановился, но палец так и не убрал. Я открыла глаза и увидела, что он удивленно смотрит на меня.

Он моргнул несколько раз, а затем убрал руку. Положив тюбик обратно в ящик, он повернулся ко мне.

– Тебе лучше?

Я кивнула.

– Я думаю, я уже могу идти к себе, – сказала я.

Хотя я не была уверенна в своих словах. Мое тело все еще немного болело. Возможно, мою жизнь облегчила та таблетка. Но вообще до полного излечения мне было очень далеко.

– Ты действительно хочешь уйти? Хочешь вернуться в свою комнату? – спросил он.

Посмотрев на него, я увидела, что он стал еще более грустным. Меня это очень удивило.

– Я не хочу мешать. Я же знаю, что вы не позволяете людям находиться в вашей комнате, – ответила я.

Он вздохнул.

– Ты и не помешаешь, Белла. Черт, это же я ХОТЕЛ, чтобы ты оказалась здесь. Я, слышишь, я принес тебя сюда. Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Его слова снова удивили меня.

– Хорошо, – ответила я. – Спасибо.

Кивнув, он встал.

– Я в душ. Вернусь через несколько минут. А ты, постарайся расслабиться. Хорошо?

Я кивнула. Повернувшись, он пошел в ванную и закрыл за собой дверь.

Я лежала и слушала шум воды, доносящийся из ванной. Шум воды подействовал на меня успокаивающе. Я начала расслабляться. Я чувствовала себя такой легкой, почти счастливой… Это меня поражало. В данной ситуации я не должна была испытывать ничего, кроме боли. Ведь я была рабыней, которая провела всю ночь связанной. Я провела ночь, принимая наказание. Я должна все еще чувствовать боль, чувствовать страх…

Но мне было ХОРОШО…

Вздохнув, я закрыла глаза. Кровать Эдварда была удобнее, чем моя, и это говорило о многом. Положив голову на его подушку, я глубоко вдохнула и улыбнулась.

Подушка пахла Эдвардом…

–

Декларация независимости ИЛИ Чувства без названия. Глава 18.

Глава 18. Тайна печали

Эдвард Каллен

Если оценивать худшие дни моей жизни, то вчерашний день непременно бы вошел в пятерку. Причем, попал бы на второе место. Единственным днем, который был хуже вчерашнего, был день, когда умерла моя мать – Элизабет. Я уверен, что никогда в жизни не забуду того ужасного дня. Да, и не думаю, что может случиться что-то более страшное. Прошло уже девять лет, а мы все еще отмечали годовщину ее смерти. Я по-прежнему сильно страдал, только никто этого не знал. Никто не знал, что я оплакивал маму, никто не видел моих слез, и никто не знал, что я не мог спать из-за всего этого. Никто не знал о моих кошмарах. Они не знали, что я сидел возле фортепиано, смотрел на него и сожалел… Боже, как я сожалел, что она сейчас не здесь, не рядом и не может сыграть вместе со мной. Она превосходно разбиралась в этом. Мне было восемь, я хотел переиграть ее, я был горд за себя. Но она могла играть абсолютно все. Она как-то сказала мне: «Мерцай, мерцай, маленькая звезда»… Никто не знал, что я помнил об этом, потому что никто не подозревал, что у Эдварда Каллена есть чувства. Все считали меня черствым, холодным, грубым… Но все это не означало, что у меня не было чувств. Просто, я не показывал свои истинные чувства всем подряд. Я не мог позволить, чтобы все видели, каков я на самом деле…

В этот день папа всегда был неконтролируемым. Он был раздражительным и злым. Он старался сохранить это в себе. Но он мог не сдержаться и выплеснуть все это дерьмо на любого, кто был рядом. Ты мог просто как-то не так моргнуть, и он набросился бы на тебя. Единственный раз, когда он, не сдержавшись, сорвался на мне, был на четвертую годовщину, мне тогда было двенадцать лет. Я понял, что в этот день его нужно избегать. И вскоре мы все стали поступать именно так… Он знал, что на работе ему лучше не появляться, иначе он мог бы просто схватить скальпель и зарезать любого, если бы тот просто оказался рядом. Он решил в этот день всегда оставаться дома, изолировать себя от людей для их же безопасности.

В этом году все намного сложнее. Теперь у нас в доме живет шестнадцатилетняя девушка, которая понятия не имеет о капризах и «точках срыва» моего отца.

Нонна быстро обо всем узнала и старалась сделать всю свою работу еще до того, как отец вставал с кровати, а потом предпочитала удаляться в свою комнату. Вторая женщина пробыла у нас недолго, она не успела застать папу в таком состоянии.

А Изабелла… Она была так молода и так наивна. Папа был в бешенстве, он так и искал кого-нибудь, на кого можно было спустить весь свой гнев. А сбросить с себя это груз он хотел для того, чтобы отвлечься от мрачных событий, произошедших в Чикаго.

В этот день мы все были не особо разговорчивы. Джаспер и Эммет, несомненно, переживали, они тосковали по маме. Но ни один из них не испытывал тех гребаных чувств, которые терзали меня и папу.

Папа чувствовал себя виноватым, что стал причиной всего этого, а я страдал от того, что стал гребаной жертвой и видел все это.

Я, как и Изабелла, платил за чужие ошибки, а именно за ошибки своего отца. Мои шрамы, физические и моральные, доказывали это.

Вчера я был на грани, впрочем, как всегда в этот день. Но дикое чувство тревоги не давало мне покоя. Я переживал за то, что будет происходить в доме, пока меня не будет. У меня в школе был экзамен. Я не мог остаться дома и подвести класс, да и папа не был бы в восторге. Но вчера, я ХОТЕЛ остаться дома, чтобы удостовериться, что папа не потеряет контроль над собой, но он сказал, чтобы я взял свою задницу и пошел получать образование. Поэтому я пошел в школу, и надеялся, нет, я МОЛИЛСЯ весь день, чтобы Изабелла послушалась меня. Надеялся, что она сделает свою работу и закроется у себя в комнате, не будет попадаться папе на пути.

Когда мы зашли в дом, я понял, что она не послушалась меня. Я так и знал, что он найдет причину, чтобы выплеснуть свой гнев на нее. Он стоял в гостиной и пристально смотрел в окно на задний двор. Когда он повернулся к нам, я увидел абсолютное спокойствие на его лице, и только в его глазах горел огонь. Ну, а увидев на поясе револьвер, я окончательно все понял. Мои худшие опасения подтвердились.

Пожалуйста, черт возьми, только скажи, что ты не убил ее, – подумал я.

– Что она сделала? – спросил Эммет, садясь на кушетку.

Мои братья были в курсе возможных поступков отца. Джаспер смотрел на меня и хмурился. Я встряхнул головой. Я не хотел, чтобы он так смотрел на меня. Ведь я знал, что он знает о моих чувствах, знает, что я люблю ее. Он никогда бы не раскрыл эту тайну, он унес бы ее в могилу. Но я чувствовал себя ужасно, когда он так на меня смотрел. Мне казалось, что он с легкостью читает мои мысли, видит мои чувства, и это сводило меня с ума.

– Она трогала мое оружие, – сказал он.

Мои глаза расширились от удивления. Так же повел себя и Джаспер.

– Она трогала твое оружие? Где она его взяла? – с недоверием спросил Джаспер. Чувствовалось, что он был потрясен не меньше меня.

Я знал, что Джаспер не выносил насилие. И я понимал, как ему сейчас плохо. Но он умело держал все свои эмоции в себе.

– В одном из ящиков моего гардероба, – ответил папа, пожимая плечами.

Меня будто ударило током. Я знал, что она должна была убирать его комнату… Да, и ОН ЭТО ЗНАЛ.

Он оставил оружие в том самом ящике, который она обязательно должна была открыть?

Меня немедленно охватило подозрение, что он сделал это специально. Он сделал это специально, потому что знал, что Изабелла обязательно возьмет его в руки, потому что оно будет мешать ей складывать белье. Мы все знали, что Изабелла ничему и никому не позволит мешать ей делать ее работу.

– Что ты с ней сделал? – спросил я, стараясь сохранить спокойный тон. Но мой голос, так или иначе, сорвался.

Я никогда не повышал голос на отца, когда он наказывал кого-нибудь. Поэтому я знал, что если я сделаю это в случае с Изабеллой, это вызовет у него чертово подозрение. Джаспер был тем, кто в нужный момент мог остановить или предостеречь меня. Только я, как обычно, не обратил на это внимание и показал себя жестким и грубым, явно испытывая чертову удачу.

– Я приставил к ее горлу револьвер и нажал на спусковой крючок. Но револьвер не был заряжен. Она очень испугалась и помочилась прямо в штаны. Я отправил ее в комнату и в качестве наказания намерен оставить ее там на всю ночь.

Я сузил глаза. Он НИКОГДА не оставлял оружие разряженным. Единственное время, когда в нем не было патронов – это, когда он уже использовал всю обойму и собирался перезарядить его снова. Я раздраженно вздохнул, пытаясь сохранить самообладание. Я был взбешен, я готов был кинуться на него и схватить прямо за горло.

– Почему оружие было не заряжено? – жестко спросил я.

Он посмотрел на меня. Его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций.

– Я почистил и убрал его, – ответил он, пожимая плечами.

Я сузил глаза еще больше.

– Ты никогда не оставляешь чертово оружие без патронов. Ты всегда перезаряжаешь его перед тем, как убрать, – сказал я, бросая ему тем самым вызов.

Его брови поднялись вверх. Я видел гнев в его глазах. Он, несомненно, хотел меня ударить. Он был взбешен и хотел борьбы, хотел драки. Он не заботился о том, кого он будет бить. Пусть это будет даже его плоть и кровь, главное – снять свое напряжение, не чувствовать своей вины, которая грузом лежала на его плечах.

– Ты меня в чем-то обвиняешь, сын? – спросил он. Было заметно, что он старается держать эмоции под контролем, но его голос изменился, когда он назвал меня сыном.

Я уставился на него. Меня не заботило, что я источал гнев, и папа, конечно же, видел это. Я был взбешен. Я знал, что в понимании отца означает «изолировать», или, как он сказал, «решил оставить ее в комнате на всю ночь». Он мог назвать это как угодно, но суть не менялась. Он связал ее точно так же, как связывал людей при похищении. Возможно, он мог сделать с Изабеллой вещи и похуже, может быть какое-нибудь из его прошлых и излюбленных наказаний. От него можно было ожидать всего, что угодно. А она страдала… Изабелла страдала из-за того, что отец пытался искупить свои грехи…

– Ничто не вернет ее, – выкрикнул я.

Мои братья уставились на меня с удивлением.

– Что ты сказал?! – провопил он.

– Черт возьми, ты же прекрасно услышал, что я сказал. Ты можешь сколько угодно использовать свою власть и запугивать невинную девочку, но это уже ничего не изменит. Она все равно будет мертва! Ты не в состоянии изменить это!

Спустя мгновение после моих слов, он, не раздумывая, выхватил револьвер и направил его на меня. Он целился мне прямо в голову… Джаспер и Эммет испугались и стали кричать отцу, чтобы он прекратил это и убрал оружие. А я стоял, даже не вздрогнув.

– Ты не выстрелишь в меня. Я слишком на нее похож, – спокойно сказал я.

Папа не убрал оружие, но его рука дрогнула. Все знали, что Карлайл Каллен отличный стрелок, но сейчас… он дрогнул.

Смотря на меня, он как будто бы смотрел на мою мать.

Если бы он выстрелил в меня, это было бы то же самое, что выстрелить в нее. Я, черт возьми, прекрасно знал это. Он никогда не выстрелит в меня…

– Пошел вон с моих глаз, – наконец сказал он и убрал оружие.

– С удовольствием, – ответил я.

Джаспер схватил меня за руку и потянул к лестнице.

– И не вздумайте заходить к ней. Это вас всех касается, – прокричал он и пошел в комнату под лестницей.

Зайдя внутрь, он шумно захлопнул за собой дверь.

Я шел за Джаспером до второго этажа.

– Проклятье, Эдвард, что на тебя нашло?! Я не выношу любые скандалы, но так говорить отцу о маме в этот день… Ты что, смерти своей хочешь? – спросил Джаспер, как только мы подошли к его комнате.

Я пожал плечами и вздохнул.

Зайдя к нему в комнату, мы закурили. Я надеялся, что это немного успокоит меня. Джаспер ни слова не сказал о моих чувствах к Изабелле, но они и так наверняка бросались в глаза, как большой розовый слон.

Еще немного посидев у Джаспера, я решил подняться к себе. Я очень хотел зайти к ней, убедиться, что она жива, и с ней все в порядке. Хотя, о каком порядке может идти речь, если она там одна, связанная. А я больше чем уверен, что так и было.

Папа еще не собирался идти спать, а мне меньше всего хотелось, чтобы он застукал меня в комнате Изабеллы. Поэтому мне пришлось несколько часов проваляться у себя на кровати. Когда я был уверен, что отец уснул, я открыл дверь и тихонько вышел в коридор.

Зайдя внутрь, я остолбенел. Мое сердце пронзила боль, казалось, она разорвет меня на части. Изабелла стояла на коленях, привязанная к кровати, ее рот был заклеен скотчем.

Господи, он никогда не был таким жестоким.

Он доктор, и он знал, какие травмы могут возникнуть в результате долгого пребывания в таком положении. Он всегда пользовался иным способом – последняя женщина сидела на полу с закованными в наручники ногами, а руки были сведены за спину и прикованы к кровати. Этого было вполне достаточно.

Но это? Это было пыткой!

Изабелла спала. Ее голова была наклонена на бок, дыхание было затрудненным. Очевидно, ее нос плохо дышал оттого, что она плакала. Я закрыл за собой дверь, стараясь вести себя как можно тише. Но она проснулась даже от шороха и стала вглядываться в темноту. В ее глазах читались страх и опасение.

Я подошел к ней и попытался успокоить. Я принес ей извинения за то, что ей приходилось испытывать. Я не мог поверить, что я действительно произнес слово «прости». Я никогда и ни перед кем раньше не извинялся. Но она… это было совсем другое. Я хотел освободить ее, я знал, каково это, знал, что она сейчас испытывает. Если бы я только мог ее спасти… Если бы мог. Если бы она оказалась на свободе, папа бы сразу понял, что это не ее рук дело. Боже, она ни в коем случае не должна платить за мои ошибки.

Я стал нежно ее называть, конечно же, на итальянском. Я надеялся, что эти слова хоть немного успокоят ее, несмотря на то, что она не понимала ничего из того, что я говорил. Девушки любили, когда я обращался к ним на итальянском. А я говорил и говорил, поглаживая Изабеллу по щеке. Она не знала, о чем я говорил, и никогда не спрашивала меня об этом. Может, это было и к лучшему, потому что это слегка снимало напряжение, растущее во мне. Я, наконец, заботился о ком-то. Сложно было поверить, что такое возможно.

Я сказал ей, чтобы она была сильной. Клялся ей, что такого больше никогда не повториться. Хотя, я еще сам не знал, как это сделать. Пусть она никогда не будет моей, но я должен постараться обеспечить ее безопасность.

Черт возьми, я любил эту девочку, а с Эдвардом Калленом такого прежде не случалось.

Пусть мне всего семнадцать, но я не наивен. Если вдруг возникнет опасная для нее ситуация, я, не раздумывая, кинусь защищать ее. Я не могу подвергнуть ее жизнь опасности, я не хочу рисковать.

Я решил вернуться к себе в спальню и ждать, пока отец не придет утром и не освободит ее.

Когда он вышел из ее комнаты, я встретил его в коридоре. Ему хватило смелости посмотреть на меня. Он выглядел виноватым. Я знал, что папа никогда не станет просить прощения или как-то по-иному извиняться. Так же поступал и я. Он мог жить с чувством вины, держа все в себе и периодически срываясь. Теперь, когда он проспал ночь, и его мысли пришли в порядок, он прекрасно понимал, что все испортил.

– Кто-то должен посмотреть за ней сегодня, – сказал он.

Я кивнул.

– Я посмотрю, – ответил я, стараясь быть как можно беспечнее.

Он был удивлен моим предложением. Но вроде бы, он ничего не подозревал. Вчера я не мог дать свободу своим эмоциям. А вот сегодня, когда отец был во вменяемом состоянии, я мог позволить себе говорить то, что я говорил.

– В школе я все улажу. Позвоню и отпрошу тебя. Сын, ты, как никто другой, сможешь присмотреть за ней. У нее есть раны, и только ты сможешь правильно их обработать. Тебе же приходилось сталкиваться с этим.

Я ухмыльнулся. Но, не потому что был счастлив, а потому что он говорил проклятую правду. Я был мастером в оказании первой помощи.

Я налил немного воды и захватил из ванной болеутоляющее. Эти таблетки были лучшими из лучших, они заставляли вас забыть обо всем на свете. Я знал, она сейчас нуждается в этом, как никогда.

Зайдя к ней в комнату, я дал ей таблетку. Выпив ее, она попыталась встать на ноги, видимо, чтобы дойти до ванной. Но на ногах она устоять не смогла. Тогда я взял ее на руки и отнес к себе в спальню. Я промыл и перевязал ее раны. От скотча ее губы потрескались и опухли. Я достал из ящика тюбик с вазелином. Она посмотрела на него с удивлением. Я готов был провалиться сквозь землю. Она не знала, что я приобрел его в сексуальных целях, поэтому я сказал ей, чтобы она ничего не спрашивала.

Когда я смазывал вазелином ее губы, она прерывисто задышала и издавала звуки, напоминающие стоны. В моих штанах тут же произошло оживление. В голове возникла картинка того, как она здесь… со мной… на моей кровати… Я тряхнул головой, чтобы отогнать эти бредовые мысли. Сейчас, определенно, не время об этом думать. Ей было плохо, а во мне, как всегда не вовремя заиграли гормоны. Я сказал, что мне нужно принять душ. Лучшего предлога уйти не нашлось.

Приняв прохладный душ, я немного успокоился. Выключив воду, я вытерся. Одеть я решил боксеры и пару фланелевых штанов.

Вернувшись в спальню, я медленно подошел к кровати и остановился. Изабелла лежала с закрытыми глазами, уткнувшись носом в мою подушку и закутавшись в мое одеяло. Похоже, она спала. Она выглядела такой сладкой и симпатичной… Волна желания прошла через меня. Но не было никакого намека на секс. Я просто хотел лечь рядом, я хотел прижаться к ней. Я хотел, чтобы она обняла не мою подушку, а меня. Хотел, чтобы она уткнулась носом в мою шею, нежно прижалась ко мне.

– О, Господи, – пробормотал я.

Мои чувства и желания все больше удивляли меня. Раньше мне никогда не приходили в голову столь милые вещи.

Услышав мой голос, Изабелла открыла глаза. Она улыбнулась. В ее глазах я заметил мерцание, которого я не видел прежде. Это немного удивило меня, и я улыбнулся. Она, определенно, была под действием лекарства.

– Ты хорошо себя чувствуешь, не так ли? – игриво спросил я.

Снова улыбнувшись, она кивнула.

Сев на кровать возле нее, я откинулся назад и облокотился на локти.

– Разве вы не опаздываете в школу? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Нет, – сказал я.

Она удивилась.

– Прости, но ты будешь со мной весь день. Не возражаешь? – сказал я.

Улыбнувшись, она еще сильнее прижалась к подушке.

– Я не возражаю, – мягко сказала она.

Кивнув, я взял пульт стерео и включил музыку. Несколько мгновений было тихо. Я чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Когда я был уже не в силах выносить это, я повернулся к ней, опираясь на локоть, и спросил.

– Ты хочешь поговорить об этом?

Она слегка улыбнулась.

– Нет. Нет причины говорить об этом. Я осталась в живых. Я продолжу выживать и дальше. А пока я больше не выживаю. Да, это что-то сверхъестественное. Я думаю, мне нужно пояснение, – сказала она.

Я рассмеялся, а она хихикнула.

Тут до меня внезапно дошли ее слова. Я посмотрел на нее с любопытством. Препарат действовал на нее. Она могла говорить со мной более открыто. Может она расскажет мне о своих опасениях и страхах? Я знал, что у нее есть тайны, и, конечно, она имела на это право. Но все-таки, мне хотелось знать некоторые вещи. Я не любил быть в неведении.

– Я куплю тебе словарь, если ты обещаешь воспользоваться им, – сказал я.

Она улыбнулась.

– Хорошо, – сказал она мягко. – Только вы должны будете прочитать его для меня, – быстро добавила она.

Я немного сузил глаза.

– Разве ты не можешь прочитать сама? – спросил я.

Она отвела глаза.

– Я думала, доктор Каллен сказал вам. Я неграмотная.

– Возможно, он упоминал об этом. Но ты действительно не умеешь читать?

Она замешкалась. Я заговорил быстрее, чем она снова начала бы лгать.

– Это правда?

– Нет, – нерешительно сказала она. Ее голос дрогнул.

Было заметно, что она нервничает. Она стала покусывать нижнюю губу, но тут же зашипела от боли. Трещины на них дали о себе знать.

– Так как ты научилась читать? – спросил я.

Она вздохнула.

– По субтитрам, – пробормотала она.

Я рассмеялся. Она вопросительно посмотрела на меня. Моя реакция, определенно удивила ее.

Какого черта, она научилась читать, изучая субтитры?!

– Я не хотел смеяться. Просто все это показалось мне забавным.

Она слегка улыбнулась.

Возможно, она ждала чего-то ответного от меня. Может она хотела знать, почему я так отреагировал на то, что она может читать? Почему же это на меня так подействовало?

– Да, я понимаю, это кажется необычным. Мне было нелегко учиться, потому что смотреть телевизор нам запрещалось. Я смотрела его украдкой. А всему остальному меня научили другие рабы. Они учили меня тому, что знали сами.

Я кивнул.

– А почему ты сказала отцу, что умеешь читать? Я подразумеваю, что ничего особо бы это не изменило, но, все же, он не любит, когда ему лгут.

Вздохнув, она слегка нахмурилась.

– Это была не я. Это сделал Чарли. На тот момент он все еще оставался моим владельцем, и для него этот вопрос был чрезвычайно важен. Я не решилась возразить ему, когда он сказал доктору Каллену, что я неграмотная. Я бы потом дорого заплатила за свое непослушание.

Некоторое время она молчала.

– Образованный раб – опасный раб. Именно они пытаются сбежать. Потому что, зная хоть немного о внешнем мире, у них есть шанс выжить. Умея читать и писать, они смогут работать. Безграмотные рабы находятся у вас на иждивении, их легче держать под вашим большим пальцем, хозяин Эдвард.

Я уставился на нее. Меня ошеломило то, как она сменила свой тон. Она снова стала похожа на робота. Ей точно промывали мозги.

– Хорошо, – сказал я, не зная пока, что еще можно произнести в такой ситуации.

Она слегка засмеялась и снова посмотрела на меня. Она выглядела немного удивленной и беззаботной.

– Что же это, «хорошо» – я соглашаюсь с тобой, Изабелла, или, «хорошо» – я просто не знаю, что еще сказать, – игриво сказал она.

Она бросила мне вызов?

В последнем нашем разговоре, когда она ответила мне «хорошо», я сказал ей то же самое. И вот теперь она, так смело и так открыто бросает мне вызов. Обычно, никто не осмеливался сделать это. Я всегда был очень непредсказуемым человеком. Поэтому невозможно было знать, как я на это отреагирую.

– Ты неправильно говоришь, – сказал я, встряхнув головой. – Ты когда-нибудь спорила? Ну, или высказывала свое мнение?

Она засмеялась.

– Нет, я никогда ничего подобного не делала.

Я удивленно поднял вверх бровь.

– Никогда? Почему нет?

Она пожала плечами.

– Это легко может войти в привычку, а потом от этого очень сложно отказаться. Я видела, как многие люди лишались своих зубов, когда пытались высказаться в присутствии хозяина.

– Таким образом, то, что ты никогда не спорила, не возражала, помогло сохранить тебе все твои зубы? – спросил я, стараясь отогнать от себя мысль, что кто-то может прикоснуться к ней и причинить боль.

Боже, я все больше и больше хотел защитить ее, особенно после того, что сделал с ней мой отец. Я чувствовал, что должен защищать ее, хотя она была намного сильнее и выносливее большинства людей.

Если к кровати привязать, например, Джессику Стэнли, привязать так же на полдня. Я не думаю, что спустя пару часов после освобождения, она будет смеяться и шутить.

– Нет, просто мне повезло. Я получала много ударов по лицу. Меня саму до сих пор удивляет, что я сохранила неплохой внешний вид, что я, в общем-то, не сильно изуродована, как некоторые рабы, которых я знала, – сказала она.