Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 161 (всего у книги 166 страниц)

– Ты в порядке, Элизабет? – спросила она. – Ты сама не своя сегодня.

– Да, в порядке, – промямлила я, выдавливая улыбку.

– Тебя волнует какое-то дело? – спросила она.

– Можно сказать и так.

– Могу я помочь? – предложила она. – Если тебе нужна пара ушей, чтобы выслушать…

– Оу, нет. Думаю, я справлюсь, спасибо, – пробормотала я. Она улыбнулась и повторила, что она рядом, если я передумаю, напоминая, что ничто сказанное не уходит за пределы этого офиса. Я пару секунд смотрела на нее, а потом слова вырвались наружу прежде, чем я поняла, что делаю ошибку. Но я больше не знала, к кому обратиться. – Леа, ты слышала о ком-то по имени Стефан Волков?

Она внезапно застыла и удивленно глянула на меня. – Э-э, да, – сказала она. – Его арестовали несколько месяцев назад – он держал бордель в Высокогорном Парке. Несколько девочек оттуда приходили сюда, помнишь?

Я шокировано посмотрела на нее, тут же вспоминая тот случай. Девушки одна за другой исчезли, отказавшись от нашей помощи. – Чем тогда закончилось дело? – спросила я. Она пожала плечами.

– Я слышала, что все девушки отказались давать против него показания, настаивая, что он был непричастен. Думаю, над ними поработали. Ты же знаешь, как там делается дело, на жертв оказывают давление, – сказала она. Я нерешительно кивнула, я знала это по собственному опыту – мой муж жил в этом мире. – В общем, его оправдали, отделался предупреждением. Потом оплатил кое-какие штрафы и ушел восвояси.

– Вау, – пробормотала я.

– Да, даже смешно. За ним тянется километровый криминальный шлейф, тонны арестов, и почти никогда не признавали виновным, – ответила она. – А почему ты спрашиваешь?

– Ой, да ничего. Я услышала где-то его имя и никак не могла понять, почему оно кажется мне знакомым, – быстро сказала я, поднимаясь и надевая пальто. – В любом случае, я спешу. Мне нужно было вернуться еще час назад.

Я вылетела из комнаты прежде, чем она успела задать хоть один вопрос или попросить меня о каком-то одолжении, сегодня я была уже ни на что не способна.

Я прошла несколько кварталов до местной библиотеке и спросила у женщины за столом, где я могу просмотреть их микрофильмы. Остаток дня я обыскивала архивы, пытаясь найти упоминания о нем. Чем глубже я копала, тем сильнее становилось предчувствие в животе, его связи с миром моего мужа казались все глубже. Он сталкивался с людьми, которые, я знала, принадлежали к организации, у него не раз были с ними стычки. Изнасилования, грабеж, подозрения в убийствах и похищениях – все это шло рядом с его именем. Он явно был опасным, нельзя это отрицать, но то, что он связан с Изабеллой не на шутку пугало меня. Не знаю, как он может быть причастен, но теперь мое беспокойство о ее жизни становилось сильнее. Она отнюдь не в безопасности, этот человек может добраться до нее.

Я знала, как появилась на свет Изабелла, но самая большая загадка – откуда появилась ее мать. Я собирала информацию по крупицам долгие годы, похоже, ее купили как рабыню на черном рынке и хотели удочерить. Я знала, что для членов организации большое значение имеют кровные связи, они всегда стремились породниться с могущественными семьями – все это не покидало мои мысли. Они бы никогда не взяли ребенка в дом с желанием сделать ее частью семьи, если бы она не была хотя бы частично итальянкой. Они никогда не воспитывали бы ирландского или русского ребенка, так каким образом россиянин Волков был с ними связан? Как Чарльз Свон может иметь дело с человеком, который считается врагом организации? Какие секреты они хранят? Почему они просто не продали ее?

Я настолько погрузилась в исследования, что даже не заметила, как стемнело. Я быстро собрала вещи и побежала домой, мой муж был уже там, на его лице застыло подозрение. – Где ты была? – спросил он.

– В центре, – решительно ответила я. – Потеряла счет времени. Работала над одним делом.

Он пристально смотрел на меня, взглядом говоря, что не верит, но прежде чем он смог заговорить, зазвонил телефон. Он ответил, а потом сказал, что должен уходить. Он погладил меня по щеке и удалился, задерживаясь в дверях. – Тебе пришло сообщение на автоответчик, – тихо сказал он, а потом ушел.

Я вздохнула, когда он ушел, а потом нажала кнопку, чтобы прослушать. Зазвучавший голос вызвал у меня тошноту. – Элизабет, это Леа. Ты не вернулась после обеда и я переживала. Позвони мне, когда сможешь, чтобы я убедилась, что ты в порядке.

У моего мужа были недостатки, но глупость не из их числа.

Я пустила вещи на самотек, не желая усиливать его подозрения, но я уже себе не принадлежала. В конце концов я вновь начала копаться в библиотеке, изучая статьи о похищениях того времени, когда мать Изабеллы попала к Свонам. Примерно в то же время я оказалась в Финиксе, в подполье бушевали войны, забравшие сотни жизней. Я задумалась, возможно, ее семья была одной из таких, тогда она была бы связана с итальянцами. Я искала сообщения о детях, которые потерялись, или о беременных женщинах, но таких были десятки по всей стране. Я рылась в списках имен, пытаясь разобраться, как связать их со Свонами и Волковым, но не видела отгадки.

Я вновь обратилась к частным детективам, предлагая им любые деньги, лишь бы они обеспечили сохранения информации. Мне так отчаянно были нужны ответы, что я не понимала, что делаю именно то, о чем предупреждала записка – я привлекала внимание и влезала в интересы опасных людей.

Двенадцатого октября я стояла на кухне и смотрела в окно, дергая нить жемчуга у себя на шее. Джаспер с Эмметтом приболели, заразившись в школе, они отдыхали в своих комнатах. В гостиной играло пианино – это Эдвард прогонял мелодии, чтобы успокоиться. Сегодня был особенный день, выступление сына, и мы ждали Карлайла, который присмотрит за мальчиками, и тогда мы уйдем.

Краем глаза я уловила движении и посмотрела на крыльцо, нахмурившись, когда заметила, что Джейме что-то засовывает в почтовый ящик. Я пошла к входной двери и выскользнула на улицу, сконфуженно замечая, что он уже исчез. Я открыла почту и заглянула внутрь, я подумала, что это просто розыгрыш, но тут я пораженно заметила конверт. Я достала его, сердце ускорилось, на бумаге виднелось мое имя, написанное знакомым уже почерком. Я разорвала конверт и достала листок, быстро изучая его.

«Я говорила это не просто так! Ты не знаешь, что делаешь, Элизабет! Это плохо кончится. Пожалуйста, прекрати, я умоляю тебя! Если ты любишь свою семью, ПРЕКРАТИ это дерьмо. Он уже знает, что ты делаешь, брось это, а то станет поздно. Перестань копать, или нас всех убьют!!! (3)»

– Эдвард, – закричала я. – Я приду через минутку. Тренируйся.

– Хорошо, мам, – ответил он.

Я осмотрелась, не замечая нигде Джейме, поэтому я пошла к его дому. Он жил в квартале от нас, напротив Алека и Эсме. Большинство жителей квартала было связано с организацией Карлайла, можно было бы предположить, что такое скопление преступников в одном районе сделает его невероятно опасным, но напротив, тут было очень спокойно. Никто не смел беспокоить нас, все боялись связываться с мафией, и, несмотря на свой стиль жизнь, члены организации были достаточно цивилизованными по отношению друг к другу. Окружающие не смели вмешиваться в наш мирок, а местные обитатели уважали личную жизнь друг друга и держались в пределах собственных границ.

Я подошла к дому и постучала, дверь открыл Джейме. Его глаза распахнулись, когда он увидел меня. – Миссис Каллен, – нервно поздоровался он, его глаза скользили по округе. – Вам что-то нужно?

– Да. Можешь сказать мне, что это? – спросила я, протягивая ему конверт и письмо. Он с шоком уставился на меня, на лице застыл страх. Он покачал головой.

– Не знаю, о чем вы, – промямлил он. – Я никогда это не видел, и я не знаю.

– Не лги мне, Джейме, – серьезно сказала я. – Уверена, твоя мать учила тебя не такому.

– Я, э-э… – начал он. – Я не думаю…

– Я видела, как ты клал это в почтовый ящик. Я знаю, что это был ты, – объяснила я. – Я просто хочу знать, где ты его взял.

– Вы видели меня? – с отчаянием уточнил он. – Черт!

– Все хорошо, – сказала я, – я не злюсь, я просто хочу знать, кто дал тебе его.

– Я не могу сказать, – быстро проговорил он, он выглядел напуганным. – Она приказала мне убедиться, что никто меня не увидит. И черт, она по-настоящему разозлится.

– Кто? – спросила я. – Я не скажу никому ничего; я просто хочу знать, кто написал письмо.

– Правда? – удивленно спросил он. – Вы меня не выдадите? Обещаете?

– Обещаю, – сказала я.

– Дерьмо, ладно. Это мама. Они сказала мне сделать это несколько дней назад, когда я был у вас. Я положил его в задний карман и совсем забыл, а сегодня она спросила, выполнил ли я поручение, – быстро тараторил он. – Но вы же ничего не скажете, да? Она разочаруется во мне.

– Хорошо, – с шоком пообещала я, упоминание о его матери застало меня врасплох, я не понимала, как она связана с этим. Откуда она знает Стефана Волкова? – Не переживай. Я сдержу обещание.

Внезапно раздался голос матери Джейме, на его лице появилось выражение ужаса. Я засунула конверт и лист в карман, она вышла на крыльцо, глядя на меня. Она остановилась, в ее глазах промелькнул страх. – Э-э, Элизабет, – осторожно начала она. – Я могу вам чем-то помочь?

Я нерешительно покачала головой, выдавливая улыбку. – Нет. Я просто хотела задать Джейме вопрос.

– Какой? – в ее голосе слышалась паника. Я застыла, не зная, что говорить, но тут встрял Джейме.

– Она спрашивала, могу ли я дать Эмметту домашнее задание на завтра, – сказал он, – он заболел.

Я кивнула, продолжая улыбаться. – Да, – пробормотала я. – Я не знала, что ему готовить в школу, поэтому надеялась, что Джейме мне поможет.

Она продолжала смотреть на меня со страхом, и я не знала, поверила ли она, но прежде чем я дождалась ответа, меня позвали. Я развернулась и увидела Эсме, идущую по улице. Она холодно поприветствовала Шарлотту, очевидно недолюбливая ее, а потом глянула на меня с заинтересованным выражением лица. – Я шла к тебе, чтобы кое-что отдать брату, и увидела тебя. Можем пройтись вместе.

– Э-э, хорошо, – пробормотала я, оглядываясь на Шарлотту и Джейме. – Спасибо, Джейме.

– Пожалуйста, – сказал он.

– Что это было? – спросила Эсме, когда мы шли к дому.

– Хотела задать Джейме вопрос, – ответила я.

– Серьезно? – удивилась она. – Шарлотта выглядела неспокойной. Иногда я переживаю об этой женщине. Она всегда такая отстраненная и холодная, даже с родным сыном. Может это наркотики.

– Эсме, я совершенно не разбираюсь в наркотиках, – сказала я с легким смешком, качая головой. Я никогда не касалась их лично, и не одобряла. Спасибо, мой муж соглашался со мной, и его организация не занималась торговлей наркотиками. Отец Карлайла всегда запрещал употребление и связь с этими веществами, когда был при власти, и хотя я не знаю наверняка, какие мысли у человека, занявшего его место, но мне казалось, что ничто не изменилось. – Но вопрос хороший, я думаю. Она… э-э… странная.

– Странностью все не объяснишь, – заявила Эсме. Мы подошли к дому как раз в тот момент, когда Карлайл заезжал, Эсме с улыбкой протянула ему конверт, объяснив, что это документы из дома престарелых, где находилась их мать. Он поблагодарил ее и засунул бумаги в карман, а потом пошел внутрь. Я услышала, как он кричит Эдварду собираться; Эсме попрощалась и ушла, пояснив, что ей нужно кое-что сделать для Алека.

Я зашла в дом, Карлайл как раз звонил в службу сопровождения, пояснив, что мы должны ехать на машине, хоть идти всего несколько кварталов. – Удачи, сын, – сказал мой муж, потрепав Эдварда по волосам, когда тот проходил мимо. Эдвард застонал и отшатнулся.

– Обязательно это делать? – проворчал он.

– Обязательно, сын, – ответил Карлайл. – Тебе нужно подстричься.

– Мне нравятся мои волосы, – пробормотал Эдвард.

– И мне, – присоединилась я. – Такие прелестные.

– Прелестные? – переспросил Эдвард, недоверчиво глядя на меня. – Я не прелестный. Дети прелестные, мам. Я не ребенок.

– Ты мой ребенок, – сказала я. – Смирись с этим, детка, потому что так всегда будет. – Он застонал и закатил глаза, а Карлайл рассмеялся.

– Прелестно или нет, ребенок или не ребенок, но мальчикам нужно стричься. Иногда, – заявил он.

– Думаю, отведу его завтра после школы, – сказала я.

– Думаю, я сам его отведу. А после мы сможем заехать в музыкальный магазин, – предложил Карлайл. – Сегодня он наигрывал свою новую мелодию, пора уже подумать о покупке лучшего пианино.

– Правда? Ты купишь? – возбужденно спросил Эдвард, его глаза засветились. Карлайл кивнул и Эдвард бросился к нему, обхватывая своими маленькими ручками отца за талию. Я улыбнулась, увидев, как Карлайл вновь потрепал сына по волосам, но на этот раз Эдвард не жаловался. – Спасибо тебе!

– Не за что, сын, – ответил Карлайл. К дому подъехала машины и раздался гудок.

3. оригинал тут http://4.bp.blogspot.com/_fqPT6OUXEW8/S-hor_22EaI/AAAAAAAAAV4/F0_UprXq8sQ/s1600/notebook_paper22.jpg

ДН. Ауттейк 2. Часть 6:

– Пока, пап! – крикнул Эдвард, вылетая на улицу.

– Хорошего вечера, – ответил он. Я направилась было к двери, но Карлайл схватил меня за руку. – Ты же не уйдешь, не попрощавшись.

– Конечно, нет, – сказала я. Карлайл улыбнулся и притянул меня к себе, наклоняясь, чтобы нежно поцеловать меня.

– Скорее возвращайся домой, – попросил он. – В последнее время мы редко оставались наедине. Я соскучился.

– Я тоже соскучилась, – прошептала я. – Ты был так занят.

– Знаю, – согласился он. – Надеюсь, скоро это изменится, я смогу быть с тобой и меня не будут отвлекать. Прошло так много времени.

– Да, – промурлыкала я ему в рот, когда он вновь поцеловал меня. Его дыхание отдавало мятой, губы были мягкими и посылали по коже электрические разряды. – Слишком много времени.

Он застонал и углубил поцелуй, сильнее прижимая меня к себе. Я ощутила затвердение в его штанах и издала стон, по позвоночнику пробежала искра. Я обвила руками его шею, теряясь в ощущениях, но наш момент внезапно прервали, когда раздался резкий звонок телефона. – Б…ь, – раздраженно выплюнул Карлайл, отпуская меня. Я улыбнулась и в последний раз поцеловала его, на этот раз быстро.

– Мне нужно идти, пока не вернулся Эдвард и не потащил меня на улицу, – сказала я. – Люблю тебя.

– И я люблю тебя, – ответил он, направляясь к телефонному аппарату. – Всегда любил и всегда буду любить.

Поездка в музыкальное училище прошла быстро, мы приехали вовремя. Я села посередине, чтобы был хороший обзор, и тихонько слушала, как детки играют. Выступление Эдварда было последним и я чувствовала, что он нервничает, когда выходил на сцену, ручонкой он постоянно взъерошивал волосы, устраивая торчащий беспорядок на голове. Он повернулся к зрителям, его глаза натолкнулись на меня и его лицо тут же засветилось. Я тепло улыбнулась сыну и он сел перед фортепиано, пару мгновений поколебавшись, прежде чем начать играть.

Похоронный марш. Из всех песен, которые он мог выбрать, мой ребенок подобрал самую серьезную и грустную композицию. Я столько раз слышала ее за последние недели, пока он репетировал перед концертом, что она, будто бы, врезалась мне в мозг. Он играл ее идеально, тревожные звуки поглотили тишину комнаты, мои волосы стали дыбом, а по коже побежали мурашки. В животе разлилось странное чувство, на глаза навернулись слезы, и меня охватил ужас. Это было настоящее проявление таланта моего ребенка – музыка, созданная его руками, ожила, я пыталась бороться с эмоциями, гордясь его достижениями, но мне было неуютно. В воздухе зависла безысходность, мои нервы были на пределе. Я была бы счастлива, если бы мой сын больше никогда не играл эту музыку.

Марш завершился и я смахнула слезы, пытаясь взять себя в руки, пока он спускался со сцены. Он выглядел намного более расслабленным, напряжение ушло. – Как я выступил? – спросил он, приподнимая брови.

– Идеально, – сказала я. – Как всегда, идеально.

– Я не идеален, мама, – пробормотал он, закатывая глаза, но его лицо засветилось от комплимента. Я взяла его за руку и мы вышли, Эдвард замешкался в дверях. – Ты не должна вызвать машину?

– Нет, как насчет прогулки? – предложила я. – Ночь красивая.

– Не знаю, мам, – промямлил он. – Папе это не понравится.

– Не переживай о нем, – с улыбкой сказала я. – Я справлюсь с твоим отцом. Всего несколько кварталов, что такого страшного?

– Ты уверена? – спросил он, все еще не убежденный.

– Абсолютно, – сказала я. – Плюс, мы быстрее доберемся домой пешком, чем на машине.

– Хорошо, – согласился он, пожимая плечами. – Если ты так говоришь.

Мы побрели вниз по улице, наслаждаясь ночной свежестью, Эдвард болтал о музыке. Он говорил о разных видах фортепиано, в которых я ничего не понимала. Его захватила мысль, что завтра с отцом он поедет в музыкальный магазин. Его радость грела мне сердце, приятно было видеть, что он наконец-то расслабился и ведет себя как ребенок. Ему было только восемь, еще рано для любой ответственности и переживаний. Ему не нужно было быть таким серьезным, ему стоило беззаботно веселиться, играть, наслаждаться жизнью и получать новые эмоции.

Все дети должны быть такими.

Он продолжал говорить, а мои мысли направились к Изабелле, чувство ужаса в груди росло. Она была такой юной, невинной, чистой, она заслуживала такую же жизнь, как у моего сына. Жизнь, где она будет просто ребенком. Она не должна познавать жестокость, не должна сталкиваться с ужасающими реалиями мира. Она заслуживает счастье.

И свободу… но не поздно ли давать ей это?

– Мам, ты меня слышала? – позвал Эдвард, в его голосе зазвучало раздражение. Я глянула на него и мягко улыбнулась, мы свернули на аллею.

– Прости, детка, я задумалась на секунду. Что ты сказал? – спросила я.

Он вздохнул, но тут раздался скрип покрышек и он уже не ответил, мы оба всполошились. Я подскочила и развернулась, замечая черный фургон с затонированными стеклами, он перекрыл аллею. Быстро открылась задняя и пассажирская дверь и оттуда выскочило двое мужчин, мое сердце бешено забилось. Меня ударила паника и страх, когда они глянули в нашем направлении, и я все поняла. Тошнотворное чувство в животе, и странные слова в письме, и предупреждения мужа, и все то, что я сама узнала… все это собралось воедино, когда я смотрела на машину и увидела знакомое лицо на том конце улице.

Лицо, которое я видела бесчисленное множество раз за последние недели в газетах и отчетах, лицо, которое я так боялась. Лицо врага… Стефана Волкова.

– Выбирайся отсюда, Эдвард, – быстро сказала я, во мне проснулся первобытный инстинкт защитить ребенка. – Беги домой. – В этот миг я переживала только о нем, я хотела убедиться, что он будет в безопасности, чтобы со мной ни произошло. Это долг матери, если моя жертва поможет ему, я не колеблясь сделаю это.

– Что? – озадаченно переспросил он.

– Беги, Эдвард!! Беги не останавливайся, детка!! – кричала я, испугавшись, когда они начали приближаться к нам. Я начала пятиться назад, но Эдвард застыл на месте, с шоком глядя на меня. Я начала кричать настолько громко, как могла, зовя на помощь, умоляя, но улицы были пусты и никто меня не слышал.

Мужчины тоже закричали, мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание, сердце подскакивало, глаза застилали слезы. Я уже знала, к чему все идет, это конец, я переступила невидимую черту. Поздно было идти на попятную, он наблюдал за мной, как и говорилось в записке, и я без всяких сомнений знала, что он хочет убить.

Мне нужно было прислушаться, нужно было быть аккуратнее, моя беспечность и ошибки – вот что привело нас сюда. Но я ни о чем не сожалела, когда пришел мой час, я сделала то, что было правильным. Я не помню время, когда я была свободной в детстве, я не помню, что такое быть невинной и беззаботной, но я боролась изо всех сил, чтобы дать Изабелле другой мир.

И я проиграла, потому что она по-прежнему раб. Но игра не окончена. Может, это мой конец, но пока мой муж ходит по земле, битва продолжится. Он делал ошибки, и он будет повторять их, но в момент истины видно, что мой муж хороший человек. И он поступит по совести.

Он мог отпустить шаловливого кота, но он не отпустит Изабеллу Свон… чего бы это ему ни стоило.

– Если ты любишь меня, Эдвард, ты побежишь, – жестко сказала я, мне нужно было, чтобы он ушел. Он с ужасом посмотрел на меня и тогда я закричала изо всей мочи, глядя, как приближаются мужчины. – БЕГИ!

Он тут же сделал несколько шагов, боль в его глазах пронзала меня, а потом он развернулся и побежал. Я сделала последнюю попытку спастись, я кричала так громко, как могла, надеясь, что меня услышат, но тут меня схватили.

– Заткните ее! – раздался приказ. Меня грубо развернули и бросили на стену заброшенного кирпичного здания рядом с нами, я со страхом смотрела в пару темных, почти черных глаз. Человек выглядел ужасающе, его загорелое лицо было изуродовано, в чертах – чистый гнев.

Он засунул пистолет мне в рот, и за несколько секунд перед глазами промелькнула вся моя жизнь, все, что было до этого момента.

Мое рабство, боль и пытки, которые я познала в те годы, безнадежность, которая мучила меня изо дня в день. Судьба свела нас с Карлайлом, когда мы меньше всего этого ожидали, и он боролся за меня, он пожертвовал всем, чтобы дать мне свободу. Наш брак и рождение Эдварда с Джаспером, и появление Эммета в наших жизнях. Наша любовь и счастье, которые мы делили эти годы, пока строили семью, и отчаяние, которое закралось в мою жизнь, когда я встретила Изабеллу Свон. Потребность спасти ее, чего бы это ни стоило, потому что она заслуживала иметь то, чего у меня не было – невинность. Все, что я делала, правильное или неправильное, плохое или хорошее, все это привело меня в этот миг. И когда я смотрела в эти ужасные глаза, я ощутила умиротворение и тут появились воспоминания.

Я, наконец, вспомнила.

Маленькая девочка, стоящая в ярко освещенной классной комнате, окруженная десятками других детей. Учитель спрашивает ее, кем она хочет быть, когда вырастет, и я довольно улыбаюсь, с гордостью отвечая.

Я хочу помогать людям, хочу спасать жизни. Хочу быть героем. Хочу быть врачом.

Как мой муж.

ДН. Ауттейк 3. Часть 1:

Ауттейк. Бессмыслица

Мне нравится бессмыслица, она пробуждает мозговые клетки.

Фантазия – необходимый ингредиент для существования.

Это как будто смотреть на жизнь через другой конец телескопа.

Что я и делаю, и это дает возможность посмеяться над реалиями жизни.

Доктор Сьюз

ЭДВАРД КАЛЛЕН

– Ну что, приехали?

Я застонал от отчаяния и потянулся к радио, включая музыку громче, чтобы заглушить гребаный голос, который раздавался с заднего сидения. Белла посмотрела на меня с удивлением во взгляде, но я просто покачал головой, чтобы она, б…ь, даже не беспокоилась из-за этого. Последнее, чего я желал, это набросится на нее, так что наилучшим вариантом для нее было просто сидеть на пассажирском кресле и не обращать на нас внимания.

– Ну что, приехали? – снова заговорил голос.

Я опять застонал и, потянувшись к стерео, еще прибавил звук. Басы звучавшей из Айпода песни Тупака вызвали вибрацию динамиков, от которой Белла поежилась. Она потянулась к стерео, но я посмотрел на нее, прищурившись, и, выставив руку, не позволил убавить громкость.

– Что ты, на хрен, делаешь? – спросил я.

Ее глаза немного расширились, и я тут же почувствовал вину из-за своей ругани, но Христос… я уже и так был в чертовски плохом настроении, а она лезла к моей музыке.

– У меня от этого звука болят уши, – сказала она, осторожно посмотрев на меня.

Я сухо засмеялся.

– Да ну, вон из-за нее болят мои уши, так что если сможешь ее заткнуть, то проблема исчезнет сама собой, – раздраженно произнес я.

Белла вздохнула и, отвернувшись, стала смотреть в окно. Краешком глаза посмотрев на нее, я почувствовал, как мной овладевает чувство вины. Иногда я был сраным мудаком.

Громко вздохнув, я неохотно повернул регулятор громкости на уменьшение. Белла посмотрела на меня и тихо улыбнулась в знак признательности. Закатив глаза, я покачал головой, поражаясь нелепости ситуации – надо же мне быть такой киской – это просто смешно.

Некоторое время мы ехали в относительной тишине, и я почувствовал себя немного расслабленно, напряжение и гнев, сто сковывали меня, понемногу отступали. Мне совершенно не хотелось пребывать в плохом настроении и превратить сегодняшний день в катастрофу, тогда как он должен был стать особенным. А я и так уже, б…ь, вышел из себя.

Когда я уже почти успокоился и убеждал себя, что, в конце концов, день совсем не обречен на провал, с заднего сидения снова послышался визгливый голос.

– Ну что, мы уже приехали?

Я хлопнул руками по рулю и, не выдержав, взорвался: – Проклятье, Элис! Если ты не заткнешься, я остановлю эту гребаную машину и выкину тебя из нее к черту!

Элис рассмеялась, тем самым еще больше раздражая мои и без того расшатанные нервы, так что мне пришлось покрепче ухватиться руками за руль и попытаться утихомирить себя.

– Ты такой нервный, Эдвард. Я лишь хотела узнать, на месте мы или еще нет, – весело сказала она.

Я застонал.

– Оставь меня в покое! Разве, б…ь, похоже на то, что мы уже приехали? – спросил я с раздражением в голосе.

Внезапно кто-то схватил меня за руку и, подпрыгнув от неожиданности, я повернул голову, с твердыми намерениями прихлопнуть того, кто посмел прикоснуться ко мне в такой момент. Но, встретившись с взглядом Беллы и ее сладкой улыбкой, почувствовал, что гнев покидает меня. Она нежно потерла мою руку, скользнув под рукав рубашки. Ее прикосновение послало по моей коже волну искр, а ее тепло заставило меня расслабиться. Я вздохнул и нежно улыбнулся ей – она была такой красивой и была так добра ко мне. Белла определенно стоила всего этого раздражающего дерьма, с которым мне пришлось столкнуться.

– Элис, я реально не понимаю, зачем ты провоцируешь его, – высказался Джаспер, сидевший вместе с ней на заднем сидении. – Ты же знаешь, как легко его выбесить.

Элис пожала плечами. – Это смешно, – заявила она.

Я закатил глаза и уставился в лобовое стекло, стараясь успокоиться. Как героям фильмов удается это дерьмо? Они представляют себе долбаный рай? Практикуют глубокие дыхательные упражнения? Или повторяют про себя фразу «успокойся-на-фиг»?

Сделав пару глубоких вздохов – вдыхая через нос, выдыхая через рот, – я неожиданно ощутил, что напряжение понемногу отпускает меня, и начал думать о всяком доставляющем радость дерьме, вроде Тоблерона, вишневой колы, моего Вольво и фортепиано, травки, водки Грей Гус, но больше всего об Изабелле. Моей девочке. La mia bella ragazza.

Переведя взгляд на пассажирское сидение, я улыбнулся. Она смотрела в окно с довольным выражением на лице и страстью в глазах, а на ее губах поигрывала еле уловимая улыбка. Я протянул руку и, дотронувшись до ее бедра, нежно сжал его. Она взглянула на меня, взяла мою руку и переплела наши пальцы. Она была потрясающей, ее ручки – мягкими, а пальчики идеально ложились в мои. Она была создана для меня – я просто, б…ь, знал это.

Почти на минуту я забыл, что для того чтобы думать о счастливых моментах, мне приходилось напрягаться – когда я посмотрел на Беллу, они, казалось, невольно заполнили мои мысли. Но, конечно же, долго это дерьмо не могло продолжаться – я не был в числе таких счастливчиков. Как только я окончательно успокоился и расслабился, а мое дыхание выровнялось, она, б…ь, начала все это дерьмо сначала.

– Девяносто девять бутылок пива на стене, девяносто девять бутылок пива, бери одну и передавай по кругу, девяносто восемь бутылок пива на стене, – визжала Элис.

Я громко застонал, снова раздражаясь, а Белла захихикала. Я посмотрел на нее и нахмурился, слушая, как Элис продолжала свою серенаду о проклятых бутылках пива на стене. Я не любил пиво, так зачем я должен слушать это дерьмо о чертовых бутылках на стене?

– Что-то смешное, Белла? – спросил я.

Она снова захихикала, пытаясь сдержать смех, потому что знала, что я раздражен, и пожала плечами, а на ее щеках появился румянец.

– Это смешно, Эдвард, – сказала она.

Я сдвинул брови. – Ты считаешь это дерьмо смешным? – спросил я, дернув головой назад, туда, где Элис громко пела про девяносто девять бутылок пива.

Джаспер начал подпевать ей, и я снова застонал, качая головой.

– Да, – подтвердила Изабелла. – В смысле, я слышала, что люди поют во время поездок и все такое, но не думала, что они на самом деле так делают.

Я уставился на нее, сразу ощутив себя чертовски виноватым. Конечно, это дерьмо казалось ей забавным. У Беллы никогда не было шанса просто подурачиться и вести себя по-детски. У нее не было возможности побыть ребенком. Этот день должен был стать именно таким. Предполагалось, что он станет приключением, мы все собрались, чтобы повеселиться и до конца лета совершать всякие безобразия. Для моих братьев это лето – последнее перед колледжем, для нас с Элис – лето перед началом учебного года, когда нас опять начнут пинать под зад. Черт, для Изабеллы это было последнее лето, когда она была вынуждена жить в доме с несколькими ублюдками и делать за них всю эту треклятую работу.

Но мне никогда не приходило в голову, что это было не просто последним летом Изабеллы. Оно было чем-то бoльшим, потому что, по сути, было ее первым летом. Первым шансом на веселье и приключения, на путешествия и на прочее дерьмо вместе с друзьями. Да у нее даже друзей никогда раньше не было. А я порой был таким проклятым ублюдком.

– Безусловно, tesoro, если ты считаешь это дерьмо забавным, то давай, пой, сколько твоей душе угодно, – сказал я, пожав плечами.

Она широко улыбнулась и тут же начала подпевать Элис и Джасперу своим нежным и сладким голоском. Она не была, б…ь, лучшей в мире певицей, но ее голос хорошо вписался в этот микс, улучшая песню. Их пение продолжало трепать мне нервы, но я изо всех сил старался подавить свое раздражение. Счастливые моменты, Каллен… думай, твою мать, о счастливых моментах.

Поездка в Сиэтл, казалось, длилась годы, несмотря на то, что я выжимал всю скорость. Они закончили свою песню, и я вздохнул с облегчением, но это длилось недолго, потому что из Айпода зазвучал проклятый бойбэнд N'sync. Я застонал и протянул руку, чтобы перемотать песню, сожалея о том, что мы взяли с собой айпод Изабеллы, в который Элис понапихала всякого девчачьего дерьма, но голос Беллы быстро меня остановил.

– Ты же говорила, что тебе не нравится Джастин Тимберлейк… – напомнил я, что спрашивал ее об этом дерьме на Хеллоуин, и она дала понять, что меньше всего ее волнует этот ублюдок и песни, которые он поет.

– Кто? – спросила она, нахмурив брови в замешательстве. Я вздохнул, качая головой.