Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 139 (всего у книги 166 страниц)

Я одарил его удивленным взглядом, когда он позвал официантку и приказал ей и дальше приносить алкоголь моей семье, бесплатно, а еще убрать беспорядок, который я учинил. Он извинился перед Эмметтом, и меня тут же захлестнуло чувство вины за эту гребаную сцену, которую я устроил на празднике. Алек объяснил, что нам необходимо ехать. Я повернулся к брату, полный стыда.

– Прости, Эм, – промямлил я. – Я не хотел, на хер, все испортить.

– Ерунда, – сказал он. – Если в нашей семье ничего не произойдет, это будем не мы. Я не знаю, кто был этот мудак, но у меня плохое предчувствие, так что будь осторожен, ладно?

Я кивнул, а отец раздраженно выдохнул.

– За него не стоит переживать, – спокойно сказал он. – Он не будет проблемой.

Я подозрительно прищурился. Минуту назад мне показалось, что он, б…ь, верит мне, но сейчас он снова вел себя так, как будто этот мудак абсолютно безопасен. Но прежде чем я сказал хоть слово, Алек окончательно потерял терпение и потащил меня к двери. Я сбросил его руку и сам пошел за ним на парковку. Я хотел взять свою машину, но он снова остановил меня.

– Забирайся, – приказал он, кивая в сторону пассажирского сидения своего «Мерседеса».

Я раздраженно вздохнул, но подчинился, потому что спорить означало только навлечь на себя еще большие неприятности.

За всю поездку он не сказал ни слова, напряжение в машине было невыносимым. Он так и излучал гнев, а я, казалось, впитывал каждую его каплю, моя собственная злость нарастала, я сжал руки в кулаки. Глядя в окно, я смотрел, как в темноте проносятся мимо здания, и думал о том первом разе, когда Алек взял меня на работу.

(7) Сокращенно от repondez s’il vous plait; просьба ответить (пометка на приглашениях)

ДН. Глава 74. Часть 6:

20 января 2007 года.

– Какого черта мы тут делаем? – сконфуженно уточнил я, уставившись на ветхий дом, к которому мы приближались.

«Сенсационные грешки» гласила люминесцентная вывеска о названии места, и даже по первому впечатлению я мог сказать, что такие места регулярно Алек не посещает.

– Бизнес, – просто ответил дядя.

Я, вздохнув, пожав плечами. Он выдрал мою задницу из постели в три часа ночи и сказал, что нам нужно кое-куда поехать, но ни черта не объяснил по пути. Из всех мест, куда он мог взять меня в подобное время, это точно не был бы дрянной стрип-клуб.

– Это место, что ли, принадлежит тебе? – спросил я.

Он споткнулся и одарил меня раздраженным взглядом, очевидно, он неправильно понял мой вопрос.

– Ты плохо знаешь меня, Эдвард, если считаешь, что я могу владеть чем-то подобным, – ответил он. – Владелец платит Borgata ежемесячный гонорар, и мы позволяем им вести бизнес на нашей территории. Кстати, большинство бизнесменов тут поступают именно так.

– Шантаж и вымогательство, – пробормотал я. – Чудненько.

Он сухо засмеялся, качая головой.

– Исключительно в целях защиты. Пока они платят дань, с ними нет никаких затруднений, а в обмен иногда мы подчищаем за ними хвосты. Это деловые отношения.

– Как скажешь, – сказал я. – Что тебе понадобилось в этом месте, кстати?

– Увидишь.

Он открыл входную дверь, громкая музыка тут же оглушила меня, а Алек кивнул, чтобы я проходил. Я зашел внутрь и скривил нос от жуткой вони, оглядываясь по сторонам. Казалось, тут все пропахло потом и спиртным, а сигаретный дым висел в воздухе плотным облаком, было душно. Стоило мне вдохнуть, как я закашлялся, глядя на сцену, где несколько женщин танцевало на пилонах. На них были только трусики-танга и обувь на высокой платформе, макияж на лицах был чересчур вызывающим, а блеск для тела сиял. Они выглядели, как настоящие дешевки, я не заметил даже чего-то милого, на телах совершенно не было загара, а грудь не стояла. За такое жалкое зрелище я бы не стал платить. Они выглядели так, как будто постоянно бьются о свою трубу, но мужчины, засовывающие доллары им в трусики, выглядели не лучше. Ни один уважающий себя человек не приблизился бы к таким ублюдкам.

– Прекращай смотреть, – сказал Алек, проходя мимо меня. – Я сказал, что мы тут не для удовольствия, а для бизнеса.

– Смешно, – пробормотал я, следуя за ним. – Если ты считаешь, что я свяжусь с такими сучками, ты явно меня не знаешь.

– Touche (8), – ответил он, направляясь к задней комнате.

Там он открыл дверь, ведущую в подвал, и тут же начал спускаться по ступеням, но я застыл наверху, не решаясь, когда вдруг услышал женский крик. Мое сердце тут же бешено забилось от этого звука, а Алек недовольно застонал.

– Заткните ее!

Она снова закричала, но звук тут же оборвался, я начал медленно плестись по лестнице, не желая злить Алека. Я осторожно осмотрел комнату и тут же ощутил настоящий шок и вспышку страха. Я попытался сохранить ум холодным, не понимая, какого хера тут творится. Посреди комнаты на стульях сидели двое человек, молодая женщина и пожилой мужчина. У них обоих во рту были кляпы, а на глазах повязки, к сидениям их крепко привязывали веревки. Кроме Алека в комнате было еще двое мужчин, я узнал их – мафиози. Они стояли поодаль, просто наблюдая, и я тут же понял, кто несет ответственность за происходящее.

– Эдвард, ты в курсе истории, происходящей между итальянской и ирландской мафией в Чикаго? – спросил Алек, с любопытством глядя на меня.

Я нерешительно кивнул и прочистил горло.

– Они ненавидят друг друга, – сказал я.

– Да, и даже больше, – ответил Алек. – До принятия сухого закона мы постоянно конфликтовали, тогда ирландская мафия контролировала северную сторону, а мы – южную. Джон Торрио строил нашу империю и трансформировал деятельность мафии в Чикаго, но ирландцам это не нравилось. Понимаешь ли, Торрио был дипломатом и верил, что, несмотря на незаконную деятельность, мы не должны превращаться в дикарей, а вот ирландцы не соглашались. Багс Моран был тогда заместителем босса, и он делал попытки убить Торрио, но потерпел поражение. Именно Моран первым использовал такой вид убийства, как стрельба из проезжающего мимо автомобиля. Вместо того чтобы быть мужчиной и встретиться с врагом лицом к лицу, ты атакуешь с дистанции. Это трусость. Торрио серьезно ранили во время одного из таких покушений, и из-за этого ему пришлось передать управление организацией Аль Капоне. Капоне продолжил дело Торрио, но Капоне был далеко не таким благородным. Он не чурался равного правосудия.

– Око за око, – пробормотал я.

– Да. Моран пытался убить Капоне, и не раз, но не смог. Дело дошло до такой точки, что созвали собрание по проблемам мира, где Капоне заявил, что ирландцы чересчур легко устраивают перестрелки и не хотят сосуществовать, но в Чикаго достаточно места для всех нас. Он говорил, что город – это большой пирог, и каждая организация должна отвечать за свой кусок, – сказал Алек, не сводя с меня внимательного взгляда.

– В этом есть смысл, – сказал я, чтобы он понял, что я его слушаю, но, б…ь, я понятия не имел, к чему ведет разговор.

– Я тоже так считаю, – ответил он. – Вскоре после этой встречи разразилась настоящая резня. Они никак не могли оставить друг друга в покое, Моран воровал партии товара Капоне, а Капоне сжигал точки, принадлежащие Морану, а еще они постоянно пытались убить друг друга. Долго так продолжаться не могло, и вот, наконец, Моран убрал человека Капоне и убил его друзей. Тогда терпение Капоне лопнуло, Моран раз за разом нарушал условия перемирия. Он решил, что хватит.

– Капоне отправил несколько человек, одетых, как полисмены, на склад Морана, там они выстроили у стены шесть его служащих и расстреляли их. Они прозвали это Резней на день святого Валентина, потому что это случилось именно четырнадцатого февраля. Этот поступок шокировал Морана, и хотя подпольное противостояние продолжилось, они надолго прекратили активные действия друг против друга. Но все закончилось, когда отменили сухой закон, положение дел у Морана резко ухудшилось, и он решил пуститься в бегство из Чикаго. Он совершил немало преступлений, сидел в тюрьме за грабеж, и, наконец, умер с сотней баксов на счету. А что касается Капоне… его тоже рано или поздно посадили за решетку, но, как ты знаешь, прошли десятки лет, а организация все еще жива, – сказал Алек. – Тебе, наверное, интересно, почему я это говорю.

– Да.

– Я просто хотел показать тебе, что осталось от ирландской мафии, – сказал он, подходя ближе и снимая повязку с глаз мужчины.

Он слепо заморгал, пытаясь привыкнуть к свету, а потом посмотрел в нашем направлении. Я увидел в его глазах вспышку гнева, а еще страх, когда он заметил Алека.

– Это Лиам О'Баньон. Долгие годы у нас были мелкие конфликты с ирландцами, но мы изо всех сил держались за мир. Они были как назойливые насекомые, постоянно переступали границы и вставали у нас на пути, но ничего сложного. В конце концов, у всех должен быть свой кусок пирога. К сожалению, наше перемирие было разрушено, и поразительнее всего, кем именно.

Он подал знак одному из мужчин у стены, и тот подошел и снял повязку с девушки. Она безумно закрутила головой и тут застыла, по ее лицу скользнул страх, когда она заметила меня. Она запаниковала, начала мычать что-то в кляп и отчаянно мотать головой, я нахмурился.

– Это Виктория, – сказал Алек. – Она дочь Лиама, а также она была девушкой Джеймса. Хотя, скорее, не девушкой, а его goomah, учитывая, что он держал их отношения в секрете. И он так хорошо хранил эту тайну, что никто из нас не узнал бы о ее причастности к делу, если бы не слова Изабеллы.

– Она? – недоверчиво спросил я, пытаясь справиться с гневом. – Она участвовала в похищении?

– Да, – ответил Алек, а Виктория снова затрясла головой и заплакала. – И это заставило меня призадуматься, а как же поступить, учитывая, что Изабелла утверждала, что Виктория не причинила ей физического вреда, а мне не нравится убивать женщин. Но, в то же время, ее причастие к делу не может остаться ненаказанным. Как это увидят остальные – мы позволили ребенку соперника прийти на нашу территорию и стать участником измены? Я начал думать, а как бы поступил Аль Капоне? Как ты считаешь, Эдвард, что я решил?

Я поколебался.

– Око за око.

– Точно. Так что я пошел на их территорию и украл ее прямо у них из-под носа, а потом держал ее тут две недели. Я все ждал, что он придет за ней, я оставил ему зацепки, чтобы он понял, что это я ее забрал, но он не пришел, – сказал Алек, качая головой. – Он ничего не сделал, он повел себя так, будто ему плевать, что с ней случится. И меня это заинтриговало – она под его ответственностью, а он всецело ее игнорирует, так как он поступает со своими людьми? Наши рядовые сотрудники – они как дети – мы должны присматривать за ними, наказывать за ошибки, и награждать за успехи. Терпеть не могу, когда у человека десятки детей, и они бегают по улицам, совершают преступления во имя его, а он так жалок, что даже не может собраться и вмешаться, если они попадут в неприятности. Так что я снова задал себе вопрос. А что сделал бы Аль Капоне? Ты знаешь ответ, Эдвард?

– Он, э-э… он, наверное, сказал бы, что поиграли и хватит.

Он поднял пистолет и достал из кармана глушитель, медленно прикручивая его, пока смотрел на сидящих на стульях людей.

– Точно. Так что тебе предстоит сделать выбор, О'Баньон, – проговорил Алек, подходя к Виктории.

Она вскрикнула, когда он приставил дуло к ее затылку, ее тело сотрясалось крупной дрожью.

– Ты или девчонка.

Я наблюдал за ним, охеренно перепуганный, а Лиам начал орать, но кляп мешал различить слова. Алек дал знак одному из мужчин вынуть его, и Лиам тут же начал молить о пощаде. Он клялся, что сделает все, что согласится на что угодно, если только Алек оставит их в живых.

– Нет смысла заключать с вами мирные соглашения, когда их недавно сломали, – холодно сказал Алек. – Делай выбор.

Из глаз Виктории брызнули слезы, и я ощутил, как у меня подгибаются колени, происходящее ошеломило меня. Алек потерял терпение, и когда ирландец начал громче молить о пощаде, он приказал одному из мафиози достать болторезный станок.

– Если он не может быть мужчиной, так тому и быть, – выплюнул Алек.

Я напрягся от шока, желудок скрутило, когда я понял, что сейчас будет. Оба мужчины пошли к Лиаму, держа станок, и я отвернулся, не в силах смотреть, а пленник пронзительно завизжал.

– О Господи, Господи! – кричал он. – Нет!! Не надо!! Б…ь, остановитесь!! Пожалуйста, убейте ее!! Мне плевать!! Оставьте меня в покое, убейте ее!!

Тут же раздался еще один леденящий душу крик, я перестал дышать, перед глазами заплясали красные точки, а потом раздался выстрел, а затем громкий удар. Я подскочил и резко развернулся, слыша сдавленные женские крики. Я увидел, что стул Лиама упал, пол под ним заливает кровь, и я тут же глянул на Алека, замечая, что он снова поднимает пистолет. Брызнула кровь, крики Виктории тут же прекратились, когда пуля вошла ей в затылок. Я ощутил резкий приступ тошноты, и не успел я справиться с собой, как меня вырвало. Я услышал, как Алек приказал мужчинам убрать тела, а потом он схватил меня и поднял на ноги, толкая к лестнице.

– Соберись, – резко сказал он, и я поплелся наверх, в панике взъерошивая волосы.

Меня трясло, я ощущал слабость, сейчас я был ни на что не годен.

– Ты просто, на хер, убил их, – прошипел я.

– У меня не было выбора, – сказал он. – Она была на складе, и могла знать, что девочка – principessa, я не мог оставить ее в живых. А если бы я просто убил дочь Лиама, по законам он был бы вынужден ответить; и если ты запомнил историю, рассказанную мной, то поймешь, какие были бы последствия. Кроме того, настоящий мужчина отдал бы все за жизнь ребенка, а Лиам даже не захотел пожертвовать своими яйцами. Настоящий позор, он ничем не лучше Чарльза Свона. Я сделал миру одолжение.

– Ты слушаешь меня? – резко спросил Алек, его голос вырвал меня из воспоминаний.

Я повернулся к нему и заметил его нетерпение. Я вздохнул.

– Нет, – сказал я, не было смысла лгать, потому что он уже знал, что я, б…ь, не слушал.

– Я уже понял, – сказал он. – Я говорил, что на Кларк-стрит высунулись несколько русских, и они беспокоят владельца ломбарда на углу.

– Они сейчас там?

– Да. Играют на автоматах в покер, – ответил он, в его голосе слышало отвращение.

Алек ненавидел азартные игры, это я уже знал, даже несмотря на то, что огромная часть его денег поступала с подпольных казино.

Остаток дороги прошел в тишине, Алек поставил машину у бордюра и вылез без единого слова. Я пошел за ним, мы попали в магазин и тут же услышали шум. Возгласы и смех, грубый акцент резал слух. Алек раздраженно вздохнул, и я наблюдал, как он пошел прямо к ним. Я обошел зал с другой стороны и скользнул в проход, исчезая из поля зрения – я хотел зайти им в тыл. Они дружно повернули головы и увидели Алека, но едва они успели среагировать, как Алек схватил одного из мужчин за волосы и с силой ударил об экран автомата. Он заорал, раздался громкий хруст, его лицо залила кровь, а нос был раздроблен. Он схватился за лицо и начал оседать, а Алек отпустил его, незаметным движением выхватывая у него пистолет, в то время как второй русский вытащил свое оружие. Они одновременно прицелились друг в друга, и тут я вышел из прохода и снял предохранитель с собственного пистолета.

– Брось гребаное оружие, – выплюнул я, прижимая дуло к его затылку.

Он напрягся, его рука затряслась, и в это время Алек выхватил свой пистолет из-под пальто и теперь стоял, вооруженный двумя стволами. Русский поколебался, но все же поднял руки в воздух, убирая палец с курка. Я обезоружил его и сделал шаг назад, ставя пистолет на предохранитель, а потом убирая его в свой карман.

Алек спрятал пистолет первого русского к себе, но его собственное оружие не дрогнуло, пока он рассматривал тело на полу.

– Вам тут не рады, – холодно сказал он, глядя, как по лицу мужчины течет кровь. – Если я узнаю, что вы вернулись, я сломаю не только нос. Ясно?

– Да.

– Хорошо. И передавайте привет Владимиру, – сказал Алек, от его тона у меня мурашки побежали по коже.

Владимир был явно не в курсе планов Стефана, он не знал ни о похищении, ни о попытках завладеть городом, поэтому организация позволила ему продолжить его деятельность.

– Теперь идите.

Они колебались и выглядели ошеломленным, не сводя с Алека глаз. Я застонал.

– Вы слышали, ублюдки, – сказал я, снова наводя пистолет. – Он сказал идите, значит, б…ь, идите, мудаки.

Они одарили меня злобными взглядами, а потом выскочили из магазина, а Алек вздохнул.

– Ты и твой рот, – сказал он, качая головой. – Взрослые люди не верят в сквернословие, ты в курсе. Мы считаемся людьми чести. Мы должны быть джентльменами, как в речи, так и в манере одеваться.

– У тебя какие-то проблемы с тем, как я одет? – спросил я, глядя на себя.

На мне были джинсы и черная рубашка на пуговицах с подкатанными рукавами, ничего выдающегося. Я не выглядел, как какой-то ханыга.

– Костюм предпочтительнее, – заявил он.

– Костюмы надевают на свадьбу и похороны, – пробормотал я.

– Так ты наденешь его в воскресенье?

– Наверное, нет, – сказал я, потому что, если честно, я, б…ь, пока об этом не думал.

Он засмеялся, и хотел было ответить, но его остановил телефонный звонок. Он достал мобильный из кармана и сконфуженно глянул на экран, украдкой бросая на меня взгляд.

– Заставь его заплатить, – бросил он, кивая на мужчину, стоящего возле книги регистрации.

Я кивнул, а он отвернулся от меня и поднес телефон к уху.

– Алло? Все в порядке?

(8) В фехтовании «укол»

ДН. Глава 74. Часть 7:

Я тут же понял, что разговор личный, и сконфуженно наблюдал, как он выходит через дверь – этот мудак никогда не принимал личные звонки на работе. Я пожал плечами, для меня все это не имело гребаного смысла, а потом пошел к мужчине. Он окинул меня опасливым взглядом – он знал, кто я.

– У вас есть для меня деньги? – спросил я.

Он недолго смотрел на меня, а потом закусил нижнюю губу, это зрелище напомнило мне об Изабелле, и я поежился от боли. Не было ни единого гребаного дня, когда я не встречал бы напоминания о ней.

– Что-то есть, – нерешительно ответил он.

– Сколько? – с любопытством уточнил я.

– Э-э, пять сотен? – нервно пролепетал он, фраза прозвучала как вопрос.

Я застонал и закатил глаза.

– Вы, наверное, б…ь, издеваетесь, – сказал я, подходя к кассе.

Он напрягся, когда я взял бейсбольную биту, которая стояла там для защиты. Он тут же поднял руки и задрожал.

– Хорошо, тогда, может, тысяча, – быстро сказал он, пятясь назад. – Да, у меня есть тысяча.

– Вообще-то, вы должны двадцать пять сотен, – безразлично сказал я, выходя из-за стойки.

– Я знаю, но у меня столько нет, – бормотал он. – У меня дети, они в летнем лагере, а жена беременная. Я отдам все на следующей неделе, но сейчас у меня нет.

Я прошелся по магазину, а он начал возиться с сейфом, а потом извлек оттуда пачку стодолларовых купюр и начал их пересчитывать. Его руки тряслись, когда он клал деньги перед собой, и я тут же переборол вспышку вины, которую ощущал каждый раз, когда брал деньги у людей вроде него. Они ничего не могли с этим поделать, это просто невинные люди, пойманные в ловушку того, что называется жизнью. Если не я буду вымогать с них деньги, то будет, б…ь, кто-то еще. Кто-то менее цивилизованный, кто-то, кто потребует намного больше, или будет еще худшая альтернатива. Если бы я, б…ь, не грабил людей, не забирал у них деньги и имущество в пользу Borgata, я бы отнимал их жизни; материальное дерьмо можно заработать заново. Иногда, когда чувство вины было чересчур сильным, я помогал. Я уже не раз клал в конверт собственные деньги, а потом подкидывал их в почтовые ящики, как раз на следующее утро после работы. Но жизнь я вернуть не мог. Я понимал, почему отец нашел утешение в работе в больнице – там он исцелял людей, и я был чертовски благодарен Богу, что до сих пор никого не убил. Я не знаю, как буду справляться с этим дерьмом, когда настанет тот самый день. А он придет. Я уверен. Вопрос только, когда.

– Плохо, – холодно проговорил я, беря бейсбольную биту и замахиваясь изо всех сил.

Я ударил по стеклу перед собой, повсюду полетели осколки. Я быстро отскочил и нанес еще два удара, уничтожая стенды, прежде чем вернуться к мужчине. Я кинул биту за стойку, едва, на хер, не влупив и ему, а потом схватил наличку.

– Я вернусь за остальным на следующей неделе. Лучше тебе поторопиться.

И я вышел, не в силах смотреть на него, а потом сел на пассажирское сидение машины Алека. Он все еще говорил по телефону, слушая невидимого собеседника с крайне серьезным выражением лица.

– Нет, я приеду. Я буду там утром, – сказал он, а потом завел машину и отъехал от бордюра. – Да, уверен. Я рад, что ты позвонила. Я дам знать, когда приземлюсь.

Он нетерпеливо вздохнул, а потом закончил звонок и повернулся ко мне.

– Сколько ты взял?

– Тысячу.

– Это все?

– Это все, что у него было, – сказал я, пожав плечами.

Он покачал головой и забрал у меня деньги. Он пересчитал их, едва глядя на дорогу. Вскоре любопытство взяло верх надо мной, и я спросил его.

– Ты собираешься уехать, или что?

– Или что, – ответил он, вытягивая одну из стодолларовых купюр и протягивая мне остальное.

Банкноту он засунул в центральную консоль.

– Ты слишком податлив. Он должен был заплатить тебе больше.

– Я разворотил несколько его стендов, вышел из себя, – сказал я.

Это была ложь – я прекрасно знал, что делаю, и поступил так нарочно. Но, б…ь, Алеку этого не понять.

– Думаю, он потратит на ремонт больше, чем должен нам, поэтому я дал ему еще неделю.

– Это справедливо, – сказал он, подъезжая на парковку к клубу на Эльм-стрит.

– А тебе нужно научиться контролировать себя. За вечер ты уже дважды сорвался.

– Я работаю над этим, – сказал я, окидывая его подозрительным взглядом.

Казалось, он нервничает, его глаза то и дело прыгали к часам на приборной доске.

– Куда ты едешь?

– Туда, где должен быть, – просто ответил он, избегая объяснений. – Место не имеет значения. Мне нужно уехать прямо сейчас, надеюсь, я вернусь к свадьбе, так что вылезай из машины.

– Как скажешь, – пробормотал я, выходя на улицу и захлопывая дверь.

Я смотрел, как он вдавил педаль газа и умчался, покрышки завизжали. В голове я прокручивал его слова, меня наполнило странное предчувствие. Место не имеет значения… то же самое он сказал, когда упоминал, где она.

Сердце снова забилось, боль в груди стала пронзительнее, а желудок подвело от волнения, пока я провожал взглядом его машину.

Изабелла.

ДН. Глава 75. Часть 1:

Глава 75. Открытие

«Ты должен оставить город своего спокойствия и уехать в пустыню интуиции. Что, если твое открытие будет потрясающим? Что, если ты откроешь себя?»

Алан Алда

Изабелла Свон

20 июня 2008 года

Громкий звук эхом отразился в комнате, я потянулась к тумбочке, стоявшей рядом с кроватью, и хлопнула по будильнику, выключая его. Я была полностью истощена, глаза горели, тело ослабело, и мне было слишком хорошо под одеялом, чтобы даже помышлять о подъеме. Странный тихий зудящий звук достиг моих ушей, но я изо всех сил пыталась заблокировать его, в тот момент даже не стараясь понять, что это такое. В конце концов, он прекратился, и в комнате опять воцарилась тишина, но, как только я, наконец, была готова снова провалиться в бессознательное состояние, шум разбудил меня. Я подпрыгнула и, раскрыв глаза, быстро села на кровати.

Внезапно опять стало тихо, и я задумалась, не показалось ли мне. В голове возникла мысль – не галлюцинации ли у меня? Это не было бы большим шоком, учитывая, как мало я спала всю прошлую неделю. Я опять прилегла, сказав себе, что начала слышать звуки, но, как только моя голова коснулась подушки, я услышала непрерывные громкие стуки. Я раздраженно застонала и вытащила себя из кровати, осознавая, что звук – не просто продукт моего воображения. Зрение затуманилось, когда я встала на ноги, и я немного постояла, делая глубокие вдохи, чтобы обрести равновесие, прежде чем выйти из комнаты.

– Изабелла! – прозвенел знакомый высокий женский голос, приглушенный толстой дверью, за которой стояла его обладательница. – Я знаю, что ты уже не в постели! Ты видишь, сколько времени? Давай, давай, давай, поднимайся!

Я медленно спустилась по ступенькам и сердито взглянула на входную дверь, по которой продолжали нетерпеливо стучать. Я немедленно вознесла благодарность, что дверной звонок сломан, зная, что, если бы это было не так, она держала бы палец на кнопке беспрерывно, пока бы я не появилась, потому что терпение определенно не было ее сильной стороной.

– Успокойся, – крикнула я хриплым голосом. – Я уже иду.

– Тебе лучше уже быть здесь, – крикнула она и еще несколько раз стукнула в дверь, хотя в этом не было смысла – она уже и так знала, что я иду.

Вздохнув, я подошла к двери, открыла ее и распахнула настежь.

– Вот, – немедленно сказала она, протягивая мне чашку из «Старбакса». – Он, наверно, уже замерз, потому что ты очень долго шла.

Я закатила глаза, зная, что она только что купила кофе ниже по улице, и взяла его, пока она проходила мимо меня в дом.

– Спасибо, – сказала я, поднося чашку к губам и делая глоток.

Жидкость была горячей, и слегка обожгла мне язык, но я в любом случае с жадностью пила ее.

– Всегда пожалуйста, – сказала она, изучающе разглядывая меня. – Хотя по твоему виду можно сказать, что тебе нужно как минимум десять таких чашек. Ты вообще спала прошлой ночью, милая?

– Немного, – сказала я, пожимая плечами и продолжая пить кофе.

Он был черным, без сливок и сахара, точно как я предпочитаю. Это была полная противоположность чашке в ее руке, которую она заказывала каждое утро – латте, четыре закачки, без пены, без воды, экстра-горячий. Я абсолютно не понимала, что все это означает. Фактически, я не имела представления, что означает большинство сортов кофе в «Старбаксе». Просто заказать обычную чашку кофе в этом месте было практически невозможно.

– Немного, – повторила она, и ее выражение сказало мне, что она не верит мне.

Через секунду на ее лице появилась улыбка, глаза зловеще сверкнули, когда она посмотрела на меня.

– У тебя прошлой ночью была компания?

– Конечно, нет, – быстро ответила я, недоверчиво глядя на нее.

Она с подозрением продолжала смотреть на меня, и я почувствовала, как щеки залил румянец от сильного внимания.

– Ты знаешь, что я не буду делать… это.

– Жаль, – шутливо сказала она. – Тебе, возможно, не хватает хорошего траха, чтобы уменьшить напряженность.

– Эмили!

Эмили была той, кого большинство людей назвали бы моей лучшей подругой, невзирая на нашу полную противоположность практически во всем. Она выросла в богатой семье, и училась в самых крутых частных школах, получая лучшее образование, которое можно купить за деньги. Она никогда не занималась уборкой, потому что вокруг нее всегда были люди, делающие это для нее. Я была уверена, что она в жизни не надевала один и тот же наряд дважды, так что предполагала, что у нее не было стиральной машины. У нее было такое детство, что, когда она просила пони, то получала его, а когда стала слишком взрослой для пони – отец продавал его. Она любила ходить на многолюдные вечеринки, когда я предпочитала оставаться дома, и я обожала читать книги, в то время как она интересовалась только журналами со сплетнями.

Люди замечали ее не только из-за ее роста, бронзовой кожи и длинных темных волос, которые всегда были великолепны, а из-за ее сияния. Невозможно было скучать или грустить, когда она была рядом, с ее бодрым отношением и заразным оптимизмом. Если машина Эмили ломалась, и она шла две мили на девятидюймовых каблуках, чтобы найти телефон, потому что аккумулятор в ее сотовом разрядился, первое, что вылетало из ее рта – это то, что у нее, наконец, появилась возможность сломать ногу в новых туфлях. Она говорила, что всегда есть серебряная полоска, если вы достаточно умны, чтобы разглядеть ее. Мне очень нравилась эта ее черта, и именно она притягивала меня к ней в первую очередь.

Она напоминала мне Элис своим оживленным поведением, но это было не единственным, что напоминало о других. Эмили была словно средоточием всего, что я оставила позади, и этот факт одновременно и притягивал, и заставлял чувствовать боль. Она шутила, как Эмметт, и была такой же сочувствующей, как Джаспер. Она уважала людей, которые были достаточно сильны, чтобы постоять за себя, и яростно защищала людей, которых любила, как Розали. Она присматривала за мной, напоминая мою маму, и всякий раз, когда она рассказывала глупую шутку, мое сердце сжималось при воспоминаниях о Джейкобе. И у нее определенно была вульгарность Эдварда. Все это так быстро и легко примирило меня с ее присутствием, но в то же время постоянно напоминало о жизни, которой у меня не было – и которую я отчаянно хотела иметь.

Все радикально изменилось с того холодного зимнего утра, когда я проснулась и обнаружила кровать рядом с собой пустой, и только оставленное письмо сообщало об уходе Эдварда. Мне все еще было больно думать об этом, жжение в груди постоянно напоминало о том, что часть моей души оторвана. Этот кусок он забрал с собой, когда уехал, тот, в котором, как я понимала, всегда был он. Я пришла к согласию сама с собой так, как смогла, привыкая и учась жить с пустотой, которую чувствовала, и одни дни были лучше, чем другие.

Чаще всего я думала об Эдварде с любовью и улыбалась, вспоминая то, что мы делали вместе, и все, что он говорил. Все напоминало мне о нем, и не было дня, в который что-нибудь не вытащило бы воспоминание о нем на поверхность. Он был моей первой настоящей любовью, моей единственной любовью, и он дал мне больше, чем я даже могла себе представить, и за это я была благодарна ему.

Хотя не всегда это было так. В самом начале было время, когда я спрашивала себя – смогу ли я улыбаться опять, тревожась, что боль, которую я чувствовала, только усиливается, и вскоре поглотит меня целиком. Я была оцепенелой, когда упаковывала свои вещи в Форксе, в шоке, потому что часть меня просто не могла принять, что Эдвард бросил меня. Это было нереально, и я почти ждала, что он сейчас войдет в дверь, и не хотела верить, что это настоящий конец для нас.

Но, когда мы приехали в Сиэттл, и я наблюдала, как Джаспер заносит мои вещи на шестой этаж, реальность всего происходящего, наконец, затопила меня. Он положил мое барахло в свободную спальню, и я молча смотрела на все это, расплывающееся в тумане, потому что все случилось так быстро. Я даже не могла ступить в комнату, вспышки воспоминаний о прошлом разе, когда мы были здесь, проносились в моей голове. Это был мой день рождения – в тот день Эдвард предложил мне выйти за него замуж.

– Не сегодня, и не завтра. И даже не в этом году, или, б…ь, следующем, если это имеет значение, – сказал тогда он. – Но когда-нибудь, когда ты будешь готова, ты выйдешь за меня замуж? Ты обещаешь, что проведешь всю жизнь со мной?