Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 166 страниц)

– Насколько ты гибкая? – игриво спросил он, снова глядя на рисунок. Я резко выдохнула, и он захохотал, тряся головой. – Я шучу, – сказал он, наклоняясь и поднимая книгу. Он закрыл ее и бросил в ящик стола, вздыхая. – Это Кама Сутра, что-то вроде Библии секса. Если тебя это смущает, перестань рыскать по комнате, иначе найдешь еще и порно записи.

– У тебя есть порно? – спросила я, мои глаза удивленно распахнулись. После фильма «Ночи под ритм музыки» я хорошо знала, что такое порно. Он захихикал и кивнул.

– Да, у меня есть порно, Изабелла. У большинства мужчин есть. Черт, да и у многих сучек оно есть, даже если они не признаются, – сказал он, отворачиваясь и отходя от меня. Потом он резко встал и снова глянул на меня, виновато улыбаясь. – Я имел в виду, девушек, не сучек. Мой промах.

Я улыбнулась, пожимая плечами. – Все в порядке. – Я отвернулась и обвела взглядом комнату. Эдвард завершил сортировку одежды, когда я заканчивала с книгами. Я забрала корзину с белым вниз и загрузила стирку, предварительно отобрав вещи, которые были совсем не белые. Я просто отложила их в сторону, не желая обращать на это внимание, чтобы Эдвард не знал, что ошибся. Эдвард во всем стремился к совершенству, и ему бы не понравилось, что он что-то сделал не так, не справился. На втором этаже я пересеклась с Джаспером. Он рассмеялся, когда узнал, что мы с Эдвардом убираем его спальню и пожелал мне удачи, поскольку Эдвард очень своеобразный человек, со своими причудами.

Я вернулась в комнату с пустой корзиной и застыла в дверном проеме, когда увидела, что он валяется на кровати, с закрытыми глазами. Стоя на месте, я рассматривала его с минуту, восхищаясь красотой его мышц, татуировкой, контрастирующей на фоне белой кожи. Он приподнялся и открыл глаза, глядя на меня и лениво улыбаясь.

– Я выдохся, – пробормотал он. Я фыркнула и качнула головой, намекая, что он просто рассортировал две кучки белья, да еще и довольно плохо, и все. Он тихо засмеялся и сел. – Серьезно, это дерьмо требует много сил.

– Эй, все не так плохо, – пожала я плечами. Он закатил глаза и встал с кровати, пробегаясь рукой по волосам. Я начала заталкивать цветное белье в корзину и вынесла ее в коридор, чтобы не мешала. Выходя из комнаты, я заметила набор простыней, валяющихся в углу. Я подошла и попыталась забрать его, но Эдвард не позволил. Я замерла и оглянулась на него, пока он приближался и сам все собрал. Потом он вышел в коридор и кинул постельное белье на пол. Я удивленно посмотрела не него, не понимая, что он делает. – С этими простынями что-то не так? – нерешительно спросила я. Он застонал, покачивая головой.

– Они испорчены, – просто ответил он. Я не совсем поняла, но через миг до меня дошло, что он не планирует больше ими пользоваться. Эдвард достал несколько дисков и начал складывать свои DVD, а я пошла перестилать постель. Эдвард часто менял простыни и просто бросал их в ящик в прачечной. Я собрала белье и вынесла его в коридор, удостоверившись, что оно не смешается с выброшенным. Потом я направилась на второй этаж и достала из шкафа новый комплект, чтобы перестелить постель. Эдвард в это время закончил с дисками и подбирал музыку, чтобы послушать. Он что-то включил и внезапно заиграл громкий рэп, шум разносился по этажу, а он, похоже, получал от этого удовольствие. За последние недели я заметила, что пристрастия Эдварда в музыке очень разнообразны. Однажды он слушал кантри, а когда я переспросил об этой мелодии позже, он даже не вспомнил.

Потом он сел за стол и достал вчерашний пакет с марихуаной. Я закончила с постелью, а Эдвард закурил и сделал затяжку. Я ходила по комнате, собирая разные мелочи и раскладывая их по местам. Эдвард же откинулся на спинку стула и внимательно за мной наблюдал, что немного нервировало. Я не возражала, что он перестал помогать, я знала, что сама сделаю все лучше, но его взгляд сбивал с толку, я ведь знала его отношение ко многим вещам. Иногда у него на лице проскальзывало раздражение, и я знала, что он пытается сдерживать себя, чтобы не сорваться и не показывать, какой он привередливый. Я ценила, что он держал себя в руках, хотя часть меня ждала, что он вот-вот что-то вырвет у меня из рук, чтобы я не трогала.

Через несколько минут он отбросил окурок и встал. Песня сменилась, и он засмеялся, тряся головой. Я удивленно посмотрела на него, когда он начал негромко подпевать. Продолжив уборку, я тихонько улыбалась, наслаждаясь его голосом. Слова песни были вульгарные, как и большинство текстов в рэпе, который он слушал, но в его исполнении все звучало не так плохо.

Он опять начал помогать мне, подбирая вещи и раскладывая их. После того, как мы убрали все с пола, он снова сделал перерыв. Я решила отнести вещи вниз и начать стирку, вытащив предварительно прошлую партию. Когда я вернулась, Эдвард рассматривал свой встроенный шкаф. Он начал убирать вещи с пола в шкаф, а я, осмотревшись, заметила книгу, выглядывающую из-под кровати. Я подошла и встала на колени, приподняла одеяло, свисающее с постели, и заглянула под кровать. Мои глаза удивленно расширились, когда я заметила коробки. Я достала книги, несколько журналов и пару DVD, но не стала трогать коробки, не зная, что в них. Потом я расправила одеяло и рассмотрела вещи, которые только что нашла. На обложке одного из дисков я увидела полуголую женщину и судорожно вздохнула. Быстренько отложила его, но недостаточно быстро, чтобы Эдвард не заметил. Он захохотал, мотая головой.

– Сказал же я тебе, что ты найдешь порно, – он все еще смеялся. Я схватила DVD и быстро засунула его под кровать, что лишь рассмешило его еще больше. Он подошел ко мне и наклонился, доставая диск. Я покраснела и засмущалась, отворачиваясь. Эдвард протянул руку и взял меня за подбородок, поворачивая голову, чтобы увидеть мои глаза. Я смотрела на него, но видела диск уголком глаза, что заставило меня залиться румянцем еще сильнее.

– Хочешь посмотреть? – мягко спросил он, в глазах играли искорки. Мои глаза распахнулись от шока и я яростно закачала головой. Он захохотал и кивнул, отходя. Подойдя к столу, он положил диск в ящик. – Достаточно честно. Может быть в другой раз, – сказал он. Оглянувшись, он ожидающе приподнял брови. Я нервно покусывала губу.

– Может быть, – тихо ответила я. Он улыбнулся и кивнул, закрывая ящик. Я повернулась назад к вещам и начала разбирать их, раскладывая по местам. Через минуту у Эдварда зазвонил телефон, и он бросился к столу, беря трубку. Он вздохнул и ответил на вызов, поднося телефон к уху.

– Что такое, Бен? – спросил он. Была пауза, а потом Эдвард засмеялся, покачав головой. Эдвард начал говорить о каком-то учителе, а я попыталась отстраниться, чтобы не подслушивать. Не хотела, чтобы он подумал, будто я любопытная или не верю ему. Я достала пакет с фотографиями из-под кровати и подняла их повыше, показывая Эдварду. Он улыбнулся и кивнул в сторону ящика. Я повернулась в том направлении, но тут он прочистил горло и прикрыл телефон рукой. – Можешь посмотреть их, если хочешь, это просто фотографии братьев и Элис с Роуз, – сказал он. Я улыбнулась в ответ, пока он отвечал что-то Бену. Открыв пакет, я достала фотографии и села на край кровати. Быстро перебрала некоторые из них, улыбаясь, когда видела всех пятерых, гуляющих в парке или танцующих, или занимающихся чем-то еще. Там было несколько фотографий с Джейкобом Блэком, сомневаюсь, что Эдвард знал о них, иначе он бы их не хранил. Ребята были такие юные и беззаботные, но только не Эдвард. В его глазах была тоска, огонь, и кое-что, чего теперь не было. Он улыбался, но в улыбке была грусть и одиночество. Все говорили мне, что Эдвард изменился с тех пор, как встретил меня, и вот эти фотографии помогли мне осознать, что все говорили правду. Он явно был замкнутым и несчастным.

Потом я нашла фотографии, где Эдвард один, и застыла. Он был на ней во весь рост, снятый кем-то сбоку. Я заинтересовалась, знал ли он, что его фотографировали, потому что он не позировал для камеры. Он просто стоял на пляже, одетый только в купальные плавки, и смотрел на воду. Он был одинок, а на лице застыло мрачное выражение. Солнце ярко светило, так ярко, что его бледная кожа почти сияла. У меня перехватило дыхание, он был таким ослепительно ярким, и в то же время сломленным. Красивая фотография, с таким эмоциями. Я слышала выражение «картина стоит тысячи слов», но никогда раньше не понимала его, пока не увидела снимок Эдварда на пляже. Изображение безмолвно говорило само за себя.

Я была настолько очарована фотографией, что даже не заметила, когда Эдвард закончил разговор и встал позади меня. – Я был такой бледный, что просто ослеплял людей, – сказал он, глядя мне через плечо. Я подпрыгнула, испуганная его близостью, и повернула к нему голову. Он поднял руку и положил мне на плечо, потирая его пальцами. Я улыбнулась и снова вернула внимание к снимку.

– Ты был удивительный, – мягко сказала я. Он тихо засмеялся.

– Я был удивительный? А больше нет? – игриво спросил он. Приподняв волосы с плеча, он отбросил их за спину и наклонился к моей шее. Он покрывал кожу нежными поцелуями, посылая вспышки молний по моей спине.

– Ну разумеется, ты и сейчас удивительный, – с придыханием сказала я. – Но это по-настоящему красивая фотография.

Он засмеялся про себя и оторвался от моей шеи. – Можешь взять ее, – предложил он, пожимая плечами. Я обернулась и удивленно посмотрела на него.

– Правда? – переспросила я. Он улыбнулся и кивнул.

– Да. Я вижу этого придурка каждый день в зеркале, мне не нужна его фотография, – сказал он. Я расхохоталась, удивленная и пораженная. Может это был небольшой подарок, но для меня он много значил.

– Спасибо, – с энтузиазмом сказала я. Он засмеялся и кивнул, наклоняясь и нежно прижимаясь к моим губам.

– Не за что, tesoro. А теперь прости, у меня есть дела. Бен подъехал, чтобы забрать кое-что, что для него оставил мой отец. Я скоро вернусь, хорошо? – спросил он. Я кивнула, и он чмокнул меня еще раз, выходя из спальни.

Я пошла к себе в комнату и оглянулась по сторонам, раздумывая. Наконец, я положила фотографию в ящик с нижним бельем, зная, что там доктор Каллен будет искать в последнюю очередь. Не думаю, что он обрадуется наличию у меня фотографии с его полуголым сыном и при это не потребует объяснений.

Вернувшись к Эдварду, я закончила разбирать фотографии. Я сложила их обратно в пакет и засунула в ящик стола, неожиданно замерев. В ящичке сверху лежала кукла без лица, сделанная из соломы. Я сразу узнала ее, ведь у меня в детстве были только такие игрушки, их легко было сделать, если не было денег. Я аккуратно достала куклу, не желая сломать ее. Мне стало интересно, откуда у Эдварда такая вещь, он явно хранил ее специально. Я внимательно рассматривала ее, когда услышала сзади покашливание. Развернувшись, я встретилась взглядом с Эдвардом, стоящим на пороге с приподнятой бровью. По выражению его лица трудно было что-то понять, но он не улыбался, поэтому я предположила, что он не очень доволен. Я быстро отвернулась от него и аккуратно положила куклу в ящик, закрывая его. Не зная, что делать, я посмотрела на Эдварда. Он не двигался и просто рассматривал меня все с тем же непонятным выражением лица.

– Прости. Я не имела права трогать твои вещи, – мягко сказала я, не выдержав его молчания. Оно пугало меня, я боялась, что пересекла какую-то невидимую границу. Он ничего не говорил еще с минуту, что еще больше меня нервировала. Начала покусывать нижнюю губу, опасаясь его реакции. Я ведь знала, какой он, глупо было трогать его вещи без разрешения, видимо, он не хотел, чтобы куклу доставали. Тут он резко двинулся ко мне, и я интуитивно отступила, но он не остановился. Эдвард провел пальцами по моему лицу, целуя меня и захватывая мою нижнюю губу зубами.

– Тебе не поздоровится, если не прекратишь это дерьмо, – мягко сказал он. Я подняла на него глаза и заметила, что он смягчился, и стал напоминать самого себя с той фотографии, которую он мне подарил. – Моя мать делала этих кукол для детей, когда она работала волонтером. Все деньги, полученные от спонсоров, шли на саму программу, но ей жалко было детей, вот она и уделяла им свое внимание. Она делала такие куклы для маленьких девочек, просто потому, что они были дешевые и простые. У нас было достаточно денег, она могла купить любую игрушку, но мама всегда повторяла, что простое и сделанное руками самое лучшее.

Я удивленно посмотрела на него, ошеломленная этой историей о кукле. Он посмотрел на меня, и я улыбнулась. – Полностью согласна, простое и сделанное руками – самое лучшее, – нежно сказала я, неуверенная, что еще можно сказать. Он рассмеялся.

– Несколько месяцев назад я бы с тобой не согласился, – ответил он, качая головой.

– А теперь? – нерешительно спросила я, желая знать, о чем он думает. Он вздохнул и пожал плечами.

– А теперь все иначе.

Декларация независимости ИЛИ Чувства без названия. Глава 34.

Глава 34. Мера человека

«Чтобы определить меру человека, загляни в его сердце»

Одри Хэпберн

Изабелла Свон

Я лежала в своей кровати, окруженная кусочками бумаги, зажав в пальцах карандаш. Я немного подправила эскиз вверху листка, замирая на миг и рассматривая его. Потом я подправила еще чуть-чуть, перед тем как застонать и отбросить рисунок в сторону. С раздражением скомкав его, я кинула бумагу на пол и вернула внимание к чистому листу бумаги, коротко вздыхая и начиная заново.

Я занималась этим уже довольно долго; если быть честной – несколько часов, но так ничего и не получилось. Я брала бумагу, рисовала, и была постоянно недовольна получившимся. Это вызывало у меня вспышки гнева, чувство собственной бесполезности и ощущения нехватки таланта, и я начинала снова и снова. Пол уже был усеян скомканной бумагой, думаю, там было не меньше двух десятков листков. Собственно, я не считала, и даже старалась не смотреть туда, чтобы не чувствовать себя плохо от того, что порчу бумагу. Бумагу делали из древесины, и хоть в месте, где жили Каллены, дефицита деревьев не было, не стоило принимать это как должное. Деревья жили и дышали, и хоть они не могли думать, я все равно считала, что они страдают. Они помогают нам, вырабатывая кислород и давая тень. И когда ты вырос в месте, подобном моем, ты поймешь, что дерево – это чудо, красота. Удивительно, что дерево может все выдержать, расти выше, становиться сильнее и больше, не позволяя земным болезням сломить себя. Было ли глупо так возвышенно думать о простой древесине и бумаге? Может быть. Но я думала, и само понимание того, что кто-то может просто срубить, уничтожить дерево, чтобы я могла портить без надобности бумагу, как я сейчас и делала, заставляло меня чувствовать себя плохо.

Я пыталась нарисовать Эдварда, я помнила о своем обещании, что нарисую его, когда он позволит мне убрать его спальню. Он не упоминал об этом, и я не была уверена, что он помнит, но я же обещала. Думаю, его не особо это заботит, но я не могла изменить самой себе и всегда стараюсь держать слово. Мне почти нечего ему предложить, но хотелось, чтобы он всегда верил в мою честность и доверял мне.

Я сделала зарисовку очередного эскиза, издала громкий стон, когда посмотрела на нее на расстоянии, и выбросила. Комок бумаги полетел с силой, ударяясь о стену и падая на пол с небольшим шумом. Я оглянулась на часы и встала с кровати, вздыхая, увидев, что время 2 часа дня.

Прошло несколько недель с того времени, как мы с Эдвардом убрали спальню, и с тех пор в его поведении произошли заметные изменения. Он держал комнату в чистоте, хоть иногда и бросал что-то на пол. Я не трогала вещи день или два, чтобы он не думал, будто я слежу за этим и вмешиваюсь в его порядок, а потом подбирала и раскладывала все по местам. Он не возражал, что теперь я постоянно делала уборку. Все выглядело так, будто его комната становится и моей тоже. Конечно, все вещи я по-прежнему держала у себя из-за доктора Каллена, но Эдвард настоял, чтобы мы каждую ночь спали в его кровати, поэтому свою постель я больше не использовала. Он разрешил мне бывать в его комнате, пока он в школе. Иногда я так и делала, но было неуютно находиться там одной, поэтому я уходила к себе, когда его не было. Но даже в моей спальне все было не так, она стала мне чужой. Я поняла, что все из-за Эдварда, из-за его отсутствия, без него мне нигде не было хорошо.

Наши отношения также немного изменились с тех пор, как он расстроился и кричал, услышав мои слова, что бесполезно меня спасать. До того времени я не понимала, насколько серьезным он был и как сильно его могут ударить мои слова. Эдвард в шутку называл это «первой ссорой», но я говорила ему, что это просто был взрыв эмоций. Эдвард смеялся надо мной, говорил, что это все же была ссора, но я с ним не соглашалась, акцентируя внимание на том, что я ему не перечила, а просто неправильно поняла его слова. Он ответил, что это не имеет значения, что я слишком миролюбивая, чтобы спорить, а поэтому я просто уступаю. Это окончательно вывело меня из себя, и я громко заявила ему, что он абсолютно ошибается. Он моментально принял оборонительную позицию, как он всегда делал, сузил глаза и уже был готов взорваться – было очевидно, что нельзя кричать на Эдварда Каллена. Он сорвался, заявил, что он «черт побери, прав» и добавил еще несколько слов на итальянском, которые явно были ругательствами, перед тем, как сказать мне, что я «слепа как, сраная летучая мышь» и чтобы я никогда «блядь, не кричала на него». А я просто сидела и смотрела на него, пораженная тем, что он фактически наорал на меня, чтобы я никогда не повышала на него голос, потому что мы спорили на тему того, были у нас ссора или нет. Это все было на редкость глупо.

Я смогла сдерживать себя не более 30 секунд, прежде чем расхохотаться от абсурдности всего происходящего. Мой смех еще больше разозлил его, как будто он был более чем нацелен доказать свою правоту и он начал нести еще большую чушь. Он кричал «fuori di testa”, что, по его признанию позже, означало «сумасшедшая», и смотрел на меня, будто я ненормальная. Наверное, мне стоило испугаться его гнева, но в тот момент я совсем не боялась его. Я видела его душу, и она была нежной, и я знала, что он никогда не поднимет на меня руку, поэтому, этот гнев – простое показательное выступление. Он еще больше начал говорить, а я только громче смеялась. Этот заколдованный круг продолжался еще минут пять, прежде чем Эдвард иссяк и, наконец, спросил меня, что смешного.

Я объяснила ему, что он кричит безо всякой на то причины и противоречит самому себе. Эдвард уставился на меня пустым взглядом, а потом взорвался смехом. Я смеялась вместе с ним, так сильно, что слезы брызнули из глаз. Когда мы оба, наконец, успокоились, Эдвард сдался и признал, что был неправ, и спросил, считается ли это теперь нашей первой ссорой, раз уж я не признаю ту. Я улыбнулась и пожала плечами, уступая ему. Он может называть это как угодно, если хочет, это ничего не меняет.

Это была не последняя наша стычка за неделю, если случайно один из нас говорил что-то не то, другой мог злиться, но все не так плохо. Я пыталась найти свое мнение рядом с Эдвардом, научиться выражать его и высказываться, даже когда ему не нравилось то, что я говорю. Я все еще старалась быть терпеливой к его вспышкам, а он был терпеливым со мной – пусть это и не самое легкое занятие в мире. Мы нашли очень тонкое равновесие, между нашими эмоциями и нашими недостатками, и, похоже, очень неплохо справлялись.

Я осмотрелась по сторонам, разглядывая листки бумаги, и вздохнула. Не знаю, как нарисовать то, что он хочет. Нужно спросить его, выяснить, но не хотелось разочаровывать его, если вдруг у меня не выйдет. Все выглядело так, будто выхода нет, и я никогда не смогу создать что-то, достойное его внимания, все, что я выбрасывала до сих пор было неподходящим.

Я отложила карандаш в сторону, когда встала и начала подбирать бумагу, складывая ее в корзину. Я угадала – два десятка. И когда все они были выброшены, я вышла из комнаты и спустилась вниз.

Сегодня пятница, 16 декабря, это последний день Эдварда в школе перед Рождественскими каникулами. Я была на подъеме от мысли, что целых две недели он будет дома, но должна признать, сам праздник меня пугал. В Финиксе у нас не было возможности его праздновать, и грустно было встречать первое Рождество без мамы рядом. Она никогда ничего не говорила об этом, но я видела грусть в ее глазах, когда мы спали в сарае, а она смотрела на дом и хотела разделить празднование. Я знала, что ей хотелось быть частью целого, а мы просто сидели на улице и смотрели. Я хорошо помню это чувство, и не хочу больше его испытывать, поэтому тот факт, что я так далеко и Каллены принимают меня, вызывал ощущение вины. Я смогла стать частью чего-то, как всегда мечтала моя мама, поэтому во мне смешивалась грусть за нее и восторг, что я буду праздновать.

Если честно, я этого не ожидала, пока неделю назад в дом не ворвалась Элис, таща за собой Джаспера, и объявила, что начинает украшать дом для Рождества. Джаспер и Эдвард куда-то незаметно исчезли, а потом вернулись с коробками украшений. Мальчики развешивали гирлянды и лампочки по дому, а мы с Элис – омелу. Розали с Эмметом пришли позже с елью и братья поставили ее в гостиной возле окна. Я никогда раньше не видела елку, у Свонов была искусственная, поэтому я была ей очарована. Ель была огромной и красивой, и удивительно пахла, свежестью и хвоей. Они повесили на нее разноцветные огоньки, а потом различные игрушки, которые мы нашли в доме. Правда потом мне пришлось столкнуться с тем, как много мусора от елей. Всю неделю я убирала иголки, и колоться о них пальцами было довольно неприятно.

Последние недели присутствие доктора Каллена тоже пугало. Не знаю, чем он занимался и где был, но несколько ночей он отсутствовал и приходил на рассвете, чтобы только переодеться и перехватить что-то из еды. Я не задавала вопросы, зная свое место и понимая, что не мне спрашивать, где хозяин проводит свободное время, но меня это удивляло. Я знала, что мальчики поблизости и у меня был чип в спине, поэтому он всегда мог знать о моем местонахождении, но это все равно казалось странным. А мальчики, кажется, не удивлялись его отсутствию, поэтому я подумала, что, возможно, это обычное дело, что ему удобно сначала исчезать из поля зрения, а потом так же неожиданно появляться, когда его не ждали.

Ежедневно в 7 часов я по-прежнему готовила ужин, даже если доктора Каллена не было. И по просьбе Эдварда я начала есть с ними за столом. Он не заставлял меня, конечно, но сказал, что оценит, если я буду с ними. Я не могла ему отказать, только не когда он так мило просит, да еще и без видимой причины. Прошло время и я больше не испытывала дискомфорта за ужином, ребята помогали мне чувствовать себя, будто я из их круга. Конечно, не все было так гладко – в те вечера, когда доктор Каллен ужинал дома, у меня совершенно пропадал аппетит. Он едва обменивался со мной словом за столом, обычно это была просто благодарность, но что-то в его присутствии заставляло меня чувствовать себя простым рабом-ребенком. Иногда я ловила его взгляды на себе, и они причиняли мне дискомфорт, как будто он пытался прочитать меня. Он будто ждал чего-то, ждал, что что-то случится. Я подумала, может он знает про меня с Эдвардом, но будь это правдой, вряд ли он так часто оставлял бы нас наедине. Я не могла понять этого и однажды спросила у Эдварда, но он просто пожал плечами и объяснил, что у отца часто меняется настроение, и лучше не обращать внимание. Он даже проверил, выключены ли камеры, чтобы я перестала паниковать. Он шутил, что я параноик, и мы достаточно хорошо играем, но я все равно была не уверена. Что-то определенно было не так, и я не могла это уловить, было такое чувство, будто доктор Каллен что-то скрывал.

Ладно, я точно знала, что доктор Каллен знал какую-то тайну касательно меня, мы с Эдвардом оба знали это со времени визита тех мужчин из Чикаго, но думаю, было что-то еще.

Я пошла на кухню и открыла холодильник, доставая газировку. Открыв ее, я сделала глоток, когда услышала громкий грохочущий звук. Я нахмурилась и выглянула в окно, замечая огромный коричневый грузовик, который подъезжает к дому. Я уставилась на него с шоком, когда прочитала надпись желтого цвета UPS (Единая служба доставки посылок). Мужчина в коричневой униформе открыл дверь и вылез наружу, обходя грузовик. Через секунду он появился с маленькой коробкой в руке. Он подошел к входной двери, и, выйдя в холл, я заколебалась, когда он начал стучать. Я замерла перед дверью, рука застыла над ручкой, он постучал еще раз. Глубоко вздохнув, я открыла дверь и осторожно выглянула, с опаской глядя на посыльного. Он вежливо мне улыбнулся и протянул портативный компьютер, который выглядел как калькулятор. – Вы должны это подписать, – cказал он. Мои глаза удивленно расширились, и я с опаской глянула на него. Потом перевела взгляд на экран и увидела пустую строку. Я взяла маленькую черную ручку и нажала на линию. Поколебавшись, я подняла глаза на мужчину и увидела сконфуженное выражение его лица, очевидно, он удивлялся, почему я до сих пор не подписала. Я вздохнула и снова посмотрела на экран, медленно выводя свое имя. Меня очень порадовало, что за прошлые недели Элис здорово помогла мне с грамматикой, я пыталась сымитировать ее красивый почерк. Я написала свое имя так хорошо, как смогла, и вернула компьютер мужчине. Он протянул мне коробку, и я аккуратно взяла ее, удивленная ее легким весом. Было такое чувство, будто она пустая.

– Хорошего вам дня, – вежливо сказал мужчина. Я кивнула и улыбнулась.

– Вам тоже, сэр, – промямлила я, отворачиваясь и заходя в дом. Я быстро захлопнула дверь и осмотрела коробку, читая надпись сбоку. Заметив имя Эдварда, я заулыбалась, поняв, что посылка ему. Направившись к лестнице, я поднялась прямо в его комнату и вошла в нее. Положив коробку на стол и убрав некоторые вещи с пола, я спустилась назад, замирая на полпути, когда увидела, что входная дверь открыта. Мои глаза удивленно расширились, когда я услышала голос доктора Каллена. Он зашел в холл, закрывая за собой дверь. Возле уха он держал телефон и говорил с кем-то, его голос звучал раздраженно и жестко. Сбросив пальто, он перекинул его через руку и оглянулся на ступеньки. Когда его взгляд наткнулся на меня, он замер, рассматривая мою одежду. Я не двигалась, неуверенная, как поступить, просто глядя в ответ. Он попрощался с собеседником и нажал кнопку на телефоне, завершая диалог.

– Можешь зайти ко мне в кабинет? Я буду там через минуту, – сказал он. Звучало как вопрос, но поскольку он не стал дожидаться от меня ответа, я знала, что надо послушаться. Он отвернулся и снова начал набирать телефон, нажимая клавишу вызова и поднося его к уху. Я нерешительно постояла на ступеньках, чувствуя легкое волнение по поводу того, зачем ему нужно меня видеть. Кому бы он ни звонил, трубку взяли сразу и доктор Каллен тут же заговорил:

– Да, это я. Думаю сделать это сейчас, поэтому мы можем встретиться через час или около того, – быстро проговорил он, проходя через холл. Я услышала звук открывающейся двери под лестницей, доктор Каллен вошел внутрь и закрыл ее за собой. Неуклюже сделав шаг назад, я развернулась и пошла наверх по лестнице. Подойдя к кабинету доктора Каллена, я скользнула внутрь, осторожно присаживаясь на стул возле его стола. В помещении была полная тишина, за исключением тикающих часов на стене прямо за мной, этот звук играл на нервах, заставляя меня чувствовать еще большее волнение. Казалось, прошла целая вечность, пока я услышала шаги на лестнице. Они приблизились к кабинету, и мое сердце бешено забилось, я не знала, почему я здесь и чего от меня хотят. Он никогда раньше не звал меня к себе в кабинет, и я понятия не имела, что произошло.

За моей спиной приоткрылась дверь, и я инстинктивно задержала дыхание и напряглась. Доктор Каллен зашел, закрыв дверь и довольно громко вздохнув. Я ждала, что он подойдет к столу и сядет за него, но вместо этого он приблизился ко мне и остановился прямо передо мной. Мои глаза расширились, когда я подняла на него взгляд, от его близости меня захлестнул страх. Я не сделала ничего плохого, меня не за что было наказывать. Я нахмурилась, когда увидела в его руке ватный тампон для взятия мазка, пару латексных перчаток и маленький пластиковый контейнер.

Он поставил контейнер на стол и надел перчатки, внимательно меня разглядывая. Потом он взял тампон и присел передо мной. Когда его колени хрустнули, я вздрогнула, но он, казалось, даже не заметил. Я выжидающе смотрела на него и он вежливо улыбнулся, но в выражение его лица была какая-то эмоция. Нет, не что-то дурное, но и не радостное. Намек на волнение, может немного гнева, а так, в основном, грусть, которая удивила меня. Я сконфуженно посмотрела на него, раздумывая, что с ним такое.

– Открой рот, – тихо приказал он. Я немедленно подчинилась, немного нервничая от того, что он будет делать, но понимала, что не могу ослушаться. Он засунул тампон мне в рот и провел по внутренней стороне щеки. Я замерла, не желая испортить то, что он делает. Затем он достал тампон и вздохнул, поднимаясь с коленей. Доктор Каллен открыл контейнер одной рукой и засунул тампон в него. Потом он пошел к своей корзине для мусора и выбросил в нее перчатки. Я, наконец, закрыла рот и с любопытством за ним наблюдала. Через минуту он вздохнул и подошел назад, глядя на меня. Он облокотился на стол и скрестил руки на груди, рассматривая меня. Я смотрела в ответ, сохраняя зрительный контакт, а про себя думая о причине его взгляда и о чем он думает. Он слегка сузил глаза и словно пытался прочитать меня.

Наконец он открыл рот, словно пытаясь заговорить, но также быстро и закрыл его, все еще меня разглядывая. Я нахмурилась и выражение моего лица стало удивленным. Он выдохнул и заговорил: – Ты не похожа.., – начал он, но потом его оборвал телефонный звонок. Он застонал и тряхнул головой. – Можешь идти, – с раздражением сказал он, доставая телефон из кармана. Мне было любопытно, что он хотел сказать, поэтому я не двигалась, но тут доктор Каллен вопросительно глянул на меня, очевидно интересуясь, почему я до сих пор сижу, и я встала.

– Да, сэр, – промямлила я, выходя из офиса. Я задержалась в коридоре, неуверенная, что делать дальше, потом решила пойти вниз и подождать мальчиков, когда они вернутся домой из школы. Я пошла прямо в гостиную и села на диван. Оглянувшись вокруг, я схватила пульт и включила телевизор. Приглушив звук до минимума, чтобы не беспокоить доктора Каллена, я сидела тихо несколько минут. А потом послышался cкрип гравия под колесами подъезжающего автомобиля и я счастливо улыбнулась, поворачиваясь к часам и понимая, что школьное время закончилось. Входная дверь отворилась, и раздались голоса трех братьев, они смеялись и болтали о пустяках. Они сразу прошли в гостиную, я оглянулась, и мои глаза наткнулись на Эдварда. Он мягко улыбнулся мне и подмигнул, проходя мимо и падая в кресло напротив. Он точно видел машину отца снаружи, поэтому вел себя предусмотрительно, стараясь не вызывать подозрений в наш адрес. Джаспер оглянулся на меня и подарил улыбку, кивнув в знак приветствия, и усаживаясь на другом конце дивана. Эммет плюхнулся с другой стороны меня, так близко, что почти прижался ко мне. Он поднял руку и положил на мое плечо, обняв меня и притянув ближе к себе.