Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 133 (всего у книги 166 страниц)

Он протянул ей визитку, и Изабелла робко взяла ее. Мой отец встал, чтобы проводить офицеров до двери, и мы с Изабеллой остались сидеть. Напряжение в комнате нарастало.

– Ты правда так думаешь? – спросил я, когда больше не мог выносить тишину. – Ты серьезно думаешь, что то, что случилось с Джейкобом – твоя вина?

– Конечно, – тихо сказала она. – Если бы я не…

– Не вини себя, – прервал ее я. – Это нелепо, б…ь, Изабелла. Ты – не причина этого.

– Но это я, – сказала она, покачав головой. – Ты что, не видишь, Эдвард? И твоя мама, и Джейкоб потеряли свои жизни, пытаясь помочь мне, и ты отдал свою, пытаясь защитить меня! Сколько еще всего произойдет из-за меня?

– Я не дам тебе тащить этот груз на себе, – рявкнул я. – Ты невинна, Изабелла. Ты не сделала ничего плохого! Сколько раз я должен говорить тебе это, прежде чем ты поймешь? Все, что происходит, происходит по долбаным причинам. Меня злит, что мама умерла, это гребано больно, и я ненавижу то, что Джейкоб умер, но все это не из-за тебя. И не смей брать на себя вину за мою инициацию. Я сделал свой выбор, и сам вошел в эту комнату, принимая на себя обязательства, так что, если тебе надо кого-то обвинить, можешь обвинить меня. Я сделал это потому, что хотел защитить тебя, а не потому, что должен был. Я сделал это, потому что люблю тебя, Изабелла, и ты не заставляла меня любить себя. Я сделал это дерьмо по собственной воле. Я не жалею ни о чем, и не буду жалеть, потому что это стоит твоей свободы!

– А я? – спросила она, и ее глаза наполнились слезами. – Я свободна, Эдвард?

– Конечно, ты свободна, – сказал я, растерянно нахмурясь от ее вопроса. – А почему нет?

– Не знаю, – сказала она, тряхнув головой.

По ее щекам потекли слезы.

– Я даже не знаю, что значит быть свободной.

– Это означает, что ты делаешь то, что хочешь, Изабелла, – сердито сказал я.– Идешь туда, куда хочешь, находишься там, где хочешь быть. У тебя есть выбор, ты можешь идти за своими гребаными мечтами.

– Я могу? – спросила она, и по ее выражению я понял, что она не верит мне.

Я кивнул, и Изабелла горько рассмеялась, стирая слезы.

– А ты можешь?

Я застыл. Ее вопрос застал меня врасплох.

– Нет, – нерешительно сказал я.

– Тогда как я могу? – спросила она голосом, сломавшимся от боли. – Как я могу быть свободной, если ты – нет, Эдвард?

Я смотрел на нее, не представляя, как ответить на этот гребаный вопрос.

– Я… Я думаю… – начал я, но тут в кармане зазвонил сотовый, прервав мои размышления. Я простонал и вытащил его, взглянув на экран. Это был Аро. Я осторожно посмотрел на Изабеллу, и она вздохнула, молча вставая и выходя из комнаты.

– Подожди, Изабелла. Просто подожди, ладно?

Она остановилась около выхода из комнаты и повернулась ко мне. Из ее глаз все еще текли слезы. Мой телефон продолжал звонить, и я простонал, зная, что мне необходимо ответить.

– Да, сэр? – сказал я, делая несколько шагов и садясь на диван.

– Ты не любишь отвечать сразу, так? – нетерпеливо спросил Аро.

– Простите, сэр, – пробормотал я, опуская голову и нервно проводя рукой по волосам.

– Все нормально. Я просто звоню уточнить, все ли этим утром прошло гладко, – сказал он.

– Ну, да. Я сделал это, – сказал я. – Вы хотите, чтобы я выслал вам деньги или положил их на какой-нибудь счет?

– Нет, можешь придержать их на несколько дней, – сказал он. – Отдашь мне их, когда приедешь в Чикаго после Рождества.

– Простите? – сказал я, застигнутый врасплох его словами.

– Я более чем понимаю твою ситуацию, но мы пытаемся перестроиться и заполнить прорехи, оставленные недавними неудачными событиями. Алек восстановился и уже приступил к своим обязанностям, так что я почувствовал, что пора начинать твою адаптацию, – сказал он.

– Так скоро? – колеблясь, сказал я, расстроенно стискивая волосы.

– Прошло уже почти два месяца, Эдвард. В Вашингтоне все потерянные концы уже связаны, больше здесь нечего делать, – сказал он. – Для тебя здесь нет дела.

– Прекрасно, – сказал я, понимая, что спорить бесполезно.

Он принял решение, и теперь его мнение ничто не изменит.

– Хорошо, я рад, что все улажено. Buon Natale, дорогой мальчик. Вскоре увидимся, – ответил он.

– Да, сэр, – пробормотал я, закрывая телефон. – Б…ь.

Я в панике пересек комнату, размышляя, сколько Изабелла слышала и что она поняла из этого, и нахмурился, увидев, что коридор пуст.

Она не дождалась меня.

Я начал подниматься по лестнице, шагая медленно, пытаясь придумать, что, черт возьми, мне делать. Я устал и был сбит с толку, все передо мной распадалось на части, и я не знал, что, б…ь, я должен сделать со всем этим. Нерешительно я направился к офису отца, не зная, куда еще пойти, и тихо постучал в дверь, не уверенный, вернулся ли он туда после ухода полиции, и через минуту толкнул ее, заглядывая внутрь.

Он сидел за столом с телефоном около уха, видимо, не осознавая моего присутствия. Я наблюдал, как он нетерпеливо стучит пальцами по подлокотнику, слушая невидимого собеседника.

– Это для меня неприемлемо, – сказал он. – Я не могу этого сделать.

Наступила пауза, во время которой он слушал, потирая переносицу.

– Я понимаю вашу ситуацию, но и вы должны понять меня. У меня есть семья, о которой я должен помнить, и вы, может, и не заботитесь о них, но я делаю это, – жестко сказал он. – Это о моей жизни мы говорим, так что даже не пытайтесь давать мне это дерьмо! Не смейте указывать мне. Если вы ожидаете уважения и доверия от меня, я жду того же самого, или этот разговор окончен, и ничего не произойдет. Я не нуждаюсь в вас, чтобы справиться с этим, и не признаю ложь.

Я шелохнулся, и движение привлекло внимание отца. Он с паникой в глазах уставился на меня, через секунду кашлянув.

– Я должен идти. Мы поговорим об этом позже.

Он повесил трубку, не дав собеседнику шанса ответить, не отводя от меня глаз.

– Кто это был? – спросил я.

– Адвокат, – быстро сказал он, кладя руки на колени.

– Твой адвокат? – спросил я, удивленно сузив глаза. – И что ты делаешь, ведешь переговоры о соглашении? Пытаешься дать взятку?

– Если бы это было так легко, – сказал он, неловко рассмеявшись. – Больше похоже, что они пытаются собрать все вместе, прежде чем начнут затягивать петлю на моей шее.

– Все так плохо? – нахмурился я.

Я никогда не был близок со своим отцом, но мне не нравилась мысль о его потере. Я уже, б…ь, достаточно потерял.

– Да, все так плохо, – сказал он. – Не так легко избежать этого, как должно было бы быть. Мы могли бы купить себе свободу чем-нибудь, но сила и уважение в организации, похоже, сейчас имеют меньшее влияние, чем даже наши деньги.

Я удивленно посмотрел на него, потрясенный, что у него и у меня больше общего, чем я думал.

– Можно кое-что спросить? – поинтересовался я, захлопывая дверь, проходя внутрь и садясь.

– Конечно, – ответил он, опускаясь на свой стул и с любопытством глядя на меня.

– Ты сожалеешь о своей инициации? – спросил я.

Он поколебался, обдумывая мой вопрос и, возможно, размышляя, что заставило меня спросить.

– Нет, не могу так сказать. За свою жизнь я сделал множество ошибок, но дать клятву ради твоей матери… Я просто не могу сожалеть об этом. Я бы хотел, чтобы все было по-другому, хотел бы, чтобы мне не пришлось делать этого, но факт остается фактом – я это сделал. Это было необходимо, и я сделал бы это еще раз, не задумавшись, – сказал он. – Знаешь, я разозлился, когда Эсме рассказала мне, что ты сделал, и, так же сильно, как я ненавижу это, я принимаю это, сын. Фактически, я не удивился, учитывая, кто твои родители. Это то же самое, что я сделал для твоей мамы, и то же самое, что она сделала для Изабеллы. Это генетическое, я думаю – это в твоей ДНК. Ты, в конце концов, когда-нибудь и каким-нибудь образом пожертвовал бы собой ради нее. Ты сын своей матери.

– Да, и, очевидно, я и твой сын тоже, – пробурчал я. – Человек чести и все такое.

Он улыбнулся, покачав головой.

– Очевидно, – сказал он. – Так, и почему ты меня спросил? Ты сожалеешь…

– Нет, – быстро сказал я. – Я люблю ее, и никогда не буду сожалеть об этом. Я, б…ь, сделаю для нее все. Просто… о Боже… Я знаю, что это было необходимо, и все, но не могу отделаться от чувства, что я облажался.

– Я понимаю, – ответил отец. – По сей день я чувствую, что это путь за грань. Я инициировался, чтобы спасти твою маму из рабства, и все, что я получил в конечном итоге – это затянул петлю еще больше. Я забрал ее из одного опасного мира в другой, и, хотя она стала лучше одеваться и получила другое имя, с прошлым сильного различия не было. Я любил твою маму, и всегда буду любить, но думаю, что самой большой моей ошибкой было не отпустить ее. Она так и не стала свободной по-настоящему, не вышла в мир, где никто не знал, кем она была.

ДН. Глава 72. Часть 6:

Он помолчал минуту, опять постукивая пальцами, и я в шоке глядел на него.

– Не пойми меня неправильно, я не променял бы годы, проведенные с твоей матерью, ни на что, и могу сказать то же самое про вас, мальчики. Вы – единственное, что я сделал в жизни правильного. Но я никогда не прощу себе, что не дал ей шанса жить собственной жизнью. Она никогда не жила несвязанной, и, если честно, я даже не уверен, что она хотела бы этого, но смысл в том, что я не дал ей этого шанса. Я знаю, что она любила меня, и я знаю, что вы, мальчики, делали ее счастливее, чем она представляла себе, но не думаю, чтобы она осознавала, что у нее был другой выбор. Я пожертвовал собой, чтобы дать ей выбор, и никогда не сказал, что он у нее был. Я не могу удержаться и думаю все эти годы, как сложилось бы все, если бы я отпустил ее.

– Она никогда не оставила бы тебя, – сказал я, покачав головой. – Она слишком любила тебя.

– Она не знала ничего лучше, – сказал он. – И это действительно так. Я виню за это себя. Оглядываясь назад, я чувствую, что у нее просто не было выбора, кроме как оставаться со мной.

– Вот поэтому я и чувствую, что облажался,– тихо сказал я. – Изабелла спросила, как может она быть свободной, если не свободен я, и я даже не осознавал до этого времени, что именно сделал. Я принял решение о нашей совместной жизни, и ей просто приходится принять его. Я считал, что смогу разделить эти части своей жизни.

– Да, в твоем возрасте я думал то же самое, – пробормотал он. – И, по собственному опыту, я могу сказать, что трудно жить, разделенным на части.

– Я уже вижу это.

– А вы уже обсуждали свое будущее? – спросил он.

Я покачал головой, нервно пробегая рукой по волосам.

– Нет, но, думаю, это будет в ближайшее время, учитывая, что после Рождества меня ждут в Чикаго, – сказал я. – Очевидно, Аро посчитал, что он был достаточно терпелив.

– Не удивлен, – ответил мой отец. – С тобой все будет в порядке?

Я горько рассмеялся.

– Я в порядке. Я беспокоюсь за нее.

– Я бы не беспокоился так за нее. Она сильная и переживет многое, не имеет значения, что, – ответил отец. – В любом случае, пока ты здесь, я хотел тебе кое-что отдать.

Он открыл ящик стола и поковырялся в нем, прежде чем вытащить связку ключей. Он бросил их мне, и я поймал связку, пока он закрывал ящик.

– Что это? – растерянно спросил я.

– Ключи, – язвительно сказал он, засмеявшись, когда я закатил глаза. – Они – от дома в Чикаго. Полагаю, что тебе нужно где-то жить, пока ты там, а мне, очевидно, они не потребуются.

– Ты уверен? – удивленно спросил я.

– Уверен, – сказал он. – Дом не должен пустовать. Твоей маме понравилось бы, что ты там живешь.

– Спасибо, – сказал я, вставая и потягиваясь. – Ладно, я ухожу и оставляю тебя одного, так что можешь звонить тому мудаку, с которым ты разговаривал. Вряд ли это мистер Риччи, потому что он точно не тот ублюдок, который является засахаренным дерьмом для всех.

Он секунду смотрел на меня, не комментируя мое высказывание. Я уже повернулся уходить, как отец прокашлялся и остановил меня.

– Ascoltare il tuo cuore, – тихо сказал он, вспоминая фразу, которую говорила моя мама все время, пока мы были маленькими. – Помни это, и я уверен, что ты все сделаешь правильно. Как я и говорил, ты сын своей матери.

Я кивнул и вышел в коридор, быстро пытаясь перебрать все, что случилось за один чертов день. Это было гребано странно, но, когда я вернулся к тому, что сказал сегодня Бен, ко мне вернулось чувство решимости. Грудь сдавило, когда я подумал о вопросе Изабеллы и боли, которую она показала своей вспышкой, пока в моей голове не всплыл совет отца.

Ascoltare il tuo cuore. Слушай свое сердце.

В этот момент все, похоже, сошлось вместе, и я, наконец, понял, что должен, б…ь, делать. Я пошел в комнату к брату, засомневавшись на секунду, еще раз обдумывая все, и решительно поднял руку, чтобы постучать.

Я не мог больше быть эгоистом и просто притворяться, что все прекрасно. Мне нужно сделать что-то, чтобы быть уверенным в этом.

– Думаю, что я воспользуюсь твоим предложением, – сказал я, как только он открыл дверь. – Мне нужна твоя помощь.

Он оценивающе посмотрел на меня, изучая мое лицо и, похоже, не удивился этим словам. Я заподозрил, что он знал все это время, что, в конце концов, я признаюсь, б…ь, что не смогу сделать это один. Через минуту он протянул руку и похлопал меня по плечу, кивнув.

– Ты ее получишь.

ДН. Глава 73. Часть 1:

Глава 73 – Первозданный сад

«Но в первозданном саду, где все мы безымянны, я видела в тебе лишь красоту»

Ани ДиФранко

Изабелла Свон

– Счастливого Рождества.

Я подскочила от неожиданности и отвернулась от окна. Эсме зашла ко мне на кухню и тепло улыбнулась, выражение ее лица было мягким, когда она смотрела на меня. Я удивилась, увидев ее так рано, солнце едва встало, а они с Алеком вчера довольно поздно приехали. Они собирались прибыть еще несколько дней назад, но у Алека внезапно возникли проблемы с бизнесом, и они не успели на свой рейс из Чикаго.

– Счастливого Рождества, – тихо ответила я, вежливо улыбнувшись ей.

Я наблюдала, как она подошла к буфету и начала там поиски, разговаривая про себя. На ней было надето красивое длинное платье и подходящие по цвету туфли на высоких каблуках, волосы ниспадали по плечам мягкими волнами, а макияж был свежим. Ухоженная, она выглядела прямой противоположностью мне в эти дни; к ней вернулась ее энергичность, от нее так и веяло добротой и состраданием. В этом было что-то материнское, мне становило легче, когда она была рядом.

– Мы встали ужасно рано, да? – спросила она, закрывая буфет и поворачиваясь ко мне.

– Похоже на то, – сказала я. – Не могла заснуть.

– Ты тоже? – спросила она, вопросительно приподнимая бровь. – Ты выглядишь уставшей.

Я с неохотой пожала плечами.

– У меня сейчас много разных мыслей, – пробормотала я. – А почему вы поднялись так рано? Если не возражаете, я хотела спросить…

– Конечно, я не возражаю. Можешь спрашивать у меня что угодно, Изабелла, – сказала она. – А ответ на твой вопрос таков: я рано встала, потому что сегодня Рождество, а если ты помнишь прошлый год, то я готовлю Рождественский ужин.

– Оу, – удивленно ответила я. – А я решила, что поскольку вы поздно приехали, я его начну.

– Ты ошиблась, – сказала она, снова улыбнувшись мне.

– Лучше расслабься и забудь обо всем хотя бы на один день, позволь себе повеселиться. В конце концов, тебе всего семнадцать, наслаждайся жизнью, пока можешь. А потом ты станешь взрослой и, как я, поседеешь.

– У вас нет седины, – нахмурившись, сказала я.

Освещение было тусклым, из окна пробивался лишь рассеянный свет, но я была уверена, что не вижу седых прядей.

Она засмеялась.

– Это только потому, что у меня хороший стилист, и он удачно это скрывает. Если бы не это, я была бы уже совершенно седой, спасибо работе моего мужа. Тебе не потребуется много времени, чтобы испытать это на себе.

– Это точно, – пробормотала я, теребя край рубашки.

Я не была уверена, что еще сказать, но чувствовала, что она не сводит с меня глаз, ожидая более развернутого ответа.

– Ты в порядке, детка? – спросила она, когда молчание затянулось. – У вас с Эдвардом все хорошо, разве не так?

– Думаю, да, – со вздохом ответила я. – Мы о многом не говорим, так что я на самом деле не знаю, что происходит. Он утверждает, что ничто не изменилось, что я могу осуществлять свои мечты, но я просто не вижу, как могу быть свободной, когда он – нет. Я не знаю, какая теперь будет у него жизнь. Но она не для Эдварда.

– Ты права, не для него, – сказала она. – И такая жизнь была не для Карлайла, веришь или нет. Помню, как Элизабет боялась его посвящения. Она почти в точности повторяла твои слова, у нее были те же переживания. Ты бы многому могла научиться из ее опыта.

– То же самое говорит и доктор Каллен, – пробормотала я. – Он даже дал мне ее дневник, чтобы я прочитала его.

– И ты читала?

– Немного, – пожав плечами, ответила я. – Я не думаю, что Эдварду понравится, что он у меня, поэтому не достаю дневник, когда он поблизости.

– Лично я думаю, что тебе стоит его прочитать, – с улыбкой сказала она. – А Эдвард с этим смирится. Для него вопрос о матери всегда были деликатным. У меня, наверное, единственной хватало храбрости говорить с ним о ней. Все ходили вокруг него на цыпочках, но я всегда верила, что нужен кто-то, кто не побоится залезть ему в душу. Эдварду нужен человек, который будет вытягивать его на поверхность из скорлупы и держать на свету, иначе он навсегда погрузится в черную яму и отстранится ото всех.

– Так он и делает, – тихо сказала я. – Он говорил мне, что у него постоянно было ощущение, будто он тонет.

– А ты пришла и спасла его. Так же и Элизабет показала Карлайлу, что такое любовь, так же и я научила Алека чувствовать, в конце концов. Никогда не надо забывать об этих узах, Изабелла, – проговорила она. – Ты действительно его любишь, ведь так?

– Конечно, – ответила я, кивая.

Мои глаза наполнились слезами от такого вопроса, одна скользнула по щеке. Я быстро стерла ее и прочистила горло, чтобы взять себя в руки.

– Я люблю его больше всего на свете.

– И ты переживаешь насчет того, что с ним сейчас происходит? – спросила она.

Я кивнула, и она с сочувствием мне улыбнулась.

– Тогда я скажу тебе то, что много лет назад сказала Элизабет. Она боялась, что мужчина, которого она любит, исчезнет среди хаоса и жестокости его новой жизни, но правда в том, Изабелла, что люди не меняются, если у них нет для этого причин. Внутри он всегда будет тем же Эдвардом, которого ты любишь. Я не буду тебе лгать и говорить, что ничто не изменится, потому что так не выйдет. У него будут секреты, и, хоть ты будешь их ненавидеть, ты будешь и понимать, что есть вещи, которые лучше не знать. Плюс, для них легче не приносить работу в дом, разделять эти понятия. Это помогает найти прибежище, место, где они могут быть собой и забыть о том, что они мафиози. Я мало знаю о том, что делает мой муж, и когда-то я расспрашивала его о делах, но больше этого не делаю – я ему верю. И я ненавижу его работу, но всегда помню, что он занимается ею только чтобы выжить. Убей или будешь убит; мне тошно от мысли, что мой муж убивает людей, но я эгоистично предпочитаю это тому, что он сам будет убит.

Она замолчала, не сводя с меня внимательного взгляда.

– Могу представить, как ты сейчас напугана, слишком много неизвестного вокруг, но, как я уже сказала, он все тот же Эдвард. Он увидит то, что будет желать забыть, он будет винить себя за вещи, которые не сможет контролировать, но разве так не происходит со всеми нами? Эдварду многое не будет давать покоя, его будут преследовать воспоминания, но ты дашь ему надежду и позволишь чувствовать себя живым. Это никогда не изменится, Изабелла. Твоя любовь всегда будет спасать его, она не позволит ему утонуть.

– Разве? – спросила я, по щекам бежали слезы. – Я… мне кажется иначе.

– Только потому, что он тоже напуган, сладенькая, – сказала она, подходя ко мне.

Она обняла меня и притянула к себе, рукой она поглаживала мои волосы, совсем как мама, когда я была маленькой.

– Ты боишься за него, а он за тебя, но вы оба должны научиться видеть и хорошее. Вы, детки, любите друг друга, но вместо того, чтобы держаться за эту связь, вы отстраняетесь.

Позади нас кто-то прочистил горло, Эсме быстро отпустила меня и развернулась. Я напряглась, когда увидела Алека, прислонившегося к дверной раме, он скрестил руки на груди.

– Я прерываю вас?

– Нет, сэр, – тут же ответила я, уставившись в пол.

– Конечно, прерываешь, – сказала Эсме одновременно со мной, в ее голосе звучал смех. – У нас девчачий разговор.

– Я слышал, – сказал он. – А что насчет того, чтобы не вмешиваться? Я думал, мы пришли к согласию…

– А я думала, что ты лучше меня знаешь, – оборвала его Эсме.

Я быстро глянула на нее, пораженная, – никто не смел говорить с Алеком таким тоном.

– Знаю, – сказал он. – Но я надеялся, что ты хоть раз прислушаешься к голосу здравого ума. Вмешательство в личную жизнь других людей…

–… только принесет им боль, – сказала она, снова его обрывая. – Я знаю, Алек. Ты миллион раз это повторял, но еще хуже для меня – это стоять рядом и ничего не делать, когда людям уже больно. У нас этого в жизни достаточно, да? Они просто дети, ради всего святого.

– Эдвард взрослый, – парировал Алек. – И то, что он выбирает в своей личной жизни – не наше дело. Это часть его жизни, новой жизни. Уважай его и позволь самому решать, что для него лучше.

– Ты уже забыл, как поручился за нее? – прервала его Эсме.

– Cio non significa che io controllo la ragazza (1), – сорвался он в ответ, одаривая меня таким взглядом, от которого по спине побежал холодок.

Его тон был грубым, и Эсме прищурилась, не сводя с него глаз. Я еще никогда не видела, как они ссорятся; меня расстроило происходящее.

– Hanno paura, Alec! E il tuo dovere di aiutarla! (2)

– Il mio unico dovere e quello di guardare (3), – холодно ответил он.

– Как наблюдал за Элизабет, – спросила Эсме, вопросительно приподнимая брови. – Ты снова и снова повторял мне, чтобы я не вмешивалась, чтобы не лезла не в свое дело, чтобы позволила ей самой справляться, но было же очевидно, что она понятия не имела, что делает. В этом много пользы, да? А мы могли помочь!

– Я не отвечал за Элизабет, – заявил он.

– Ты прав, не отвечал, – ответила Эсме, качая головой. – А за Изабеллу отвечаешь.

Алек замолчал и не сводил с нее глаз, выражение его лица невозможно было прочитать. Эсме не отводила взгляд, в ее глазах застыла решительность, напряжение в комнате нарастало с каждой секундой. Мне было некомфортно, я нервничала, голова закружилась, а кровь неслась по венам.

– Я, э-э… мне не стоит тут быть, – прошептала я, продвигаясь к двери.

Я уже дошла до фойе, когда меня окликнул Алек.

– Остановись.

Я замерла.

– Grazie, – тихо сказала Эсме, подходя ко мне.

Я повернулась, Алек направлялся ко мне, он кивнул в сторону гостиной. Я застыла, не зная, что делать; меня поразило, что теперь он прихрамывает, меня мучила вина, что это из-за инцидента на складе. Он нетерпеливо посмотрел на меня, когда увидел, что я стою на месте, и я поняла, что он ждет, чтобы я последовала за ним. В гостиной он сел на кресло, а я нерешительно присела на край дивана. В комнате было полутемно и очень тихо, единственным звуком было тиканье часов на стене. С каждым щелчком мое волнение усиливалось, руки начали трястись.

– Тебе кто-то объяснял, какие последствия для тебя будет иметь процесс поручительства, Изабелла? – наконец спросил он, разрушая напряженную тишину.

– Э-э, Эдвард сказал однажды, что если я пойду в полицию или что-то вроде этого, у вас будут неприятности, – нервно сказала я. – Клянусь, я никогда так не поступлю. Я никогда никому ничего не скажу.

– Знаю, – ответил он. – Я бы не поручился за тебя, если бы думал, что ты можешь; но дело не только в этом, и я прошу прощения, что тебе до сих пор не объяснили. Твоя жизнь теперь принадлежит тебе, ты можешь жить так, как пожелаешь, но для тебя есть несколько ограничений в связи с нашими обстоятельствами. Во-первых, и самое важное, ты не можешь иметь дело с представителями закона, и это навсегда. Ты не можешь дружить с копами, ты не можешь никуда ходить с копами, ты не можешь быть копом. Если один поселится с тобой по соседству, ты должна будешь переехать. Ты не можешь контактировать ни с одним из них никаким способом и приглашать их в дом. И это важно, Изабелла, мой мир не похож на мир вне организации. Ты не невинна, пока не доказано обратное в моем мире. Даже дышать с ними одним воздухом будет достаточно, чтобы получить смертный приговор, если тебя увидят не те люди. Ты поняла?

– Да, сэр.

– У меня нет власти над твоей жизнью, и честно, я и не хотел бы ее иметь, но я должен быть в курсе, что, в конце концов, ты решишься делать. Я буду иногда тебя проверять, и нужно будет найти способ, как поддерживать с тобой связь; если вдруг у тебя будут неприятности, звони мне без задних мыслей. Это противоречит всему, во что я верю, ведь я всегда выбираю оставаться в стороне, но моя жена дружелюбно напомнила мне, что присматривать за тобой – моя обязанность. Я хочу, чтобы ты преуспела в жизни, и я всегда помогу, если тебе понадобится моя помощь. Хорошо?

– Хорошо, – пробормотала я, удивленно глядя на него. – Спасибо вам, сэр.

1. Это не означает, что я контролирую девочку.

2. Они напуганы, Алек! Это твоя обязанность – помочь им!

3. Моя единственная обязанность – наблюдать.

ДН. Глава 73. Часть 2:

– Пожалуйста. Теперь, когда Эдвард в организации, он быстро адаптируется, поэтому переживать за него не стоит. Правда в том, Изабелла, что ни один из нас не является абсолютно хорошим или абсолютно плохим. Иногда хорошие люди совершают плохие поступки, а плохие люди могут делать добро. Эти слова тоже противоречат всем моим принципам, потому что до недавних пор я видел мир в черно-белых тонах, но теперь замечаю и оттенки серого. Скоро и Эдвард это поймет, и как он с этим справится, будет зависеть от того, к какой стороне он примкнет, – сказал он.

– Он хороший человек, – прошептала я.

– Я тоже в это верю. И я верю в добро в Карлайле, несмотря на то, во что он меня втянул, – ответил он. – Что касается меня, то в себе я не уверен.

Как только эти слова слетели с его губ, из холла раздался смешок, мы оба повернулись, и я увидела Эсме.

– Не говори глупости. Конечно, ты хороший человек, – сказала она, подходя и садясь на другую сторону дивана.

– Ты просто ослеплена любовью, – ответил Алек.

– Кто ослеплен любовью? – неожиданно из холла раздался голос.

Я повернулась и увидела доктора Каллена, он только что принял душ и надел рубашку на пуговицах и широкие брюки. На его губах играла улыбка, впервые за долгое время он казался счастливым и не погруженным в заботы.

– Твоя сестра, – ответил Алек.

Доктор Каллен засмеялся и, пройдя по комнате, сел в кресло.

– Не сомневаюсь. Она всегда видит в людях хорошее, даже если кроме нее никто этого не замечает.

– Потому что это вы оба – слепые идиоты, а не я, – парировала Эсме.

– Иисусе, да вы все, на хер, слепые, – раздался голос Эдварда, когда он появился в комнате, он выглядел взъерошенным и все еще сонным.

Его волосы торчали, а фланелевые пижамные штаны сидели низко на бедрах, торс был оголен. Я удивилась, что он так рано встал.

– Кто-нибудь из вас мог посмотреть на гребаные часы? Еще офигенно рано. Какого черта нужно тут торчать на Рождество, разве что вам пять лет и вы ждете Санту. Мне неприятно вас огорчать, но этот мудак больше сюда не приходит. Вас всех занесли в чертов список непослушных детей.

– А это не лицемерие, если учесть, что ты тоже встал рано? – спросил доктор Каллен.

– Я тут только потому, что моя кровать пуста, и я хотел узнать причину, – пробормотал он, падая на диван рядом со мной.

Я покраснела, когда он закинул руку мне на плечо и притянул к себе, он положил подбородок мне на макушку, а я прижалась к нему теснее.

– Buon natale, tesoro.

– И тебе счастливого Рождества, Эдвард, – прошептала я. – Я хотела начать готовить индюшку. Я все равно заношусь в список непослушных детей?

– Нет, пока нет, но у меня есть идеи, как тебя туда записать, – игриво сказал он.

Краска на моем лице стала ярче, а он хихикнул, сжимая меня.

– Ты уже начала?

– Э-э, нет. Эсме сказала, что сама приготовит ее.

– И правильно сделала. Я просто силой выгнала ее из кухни и сказала сегодня расслабиться и повеселиться, – встряла Эсме. – Если честно, я не уверена, что вы оба помните, как это делается. Я имею в виду, что у вас даже нет Рождественского дерева, и я разочарована. Какой же это будет праздник?

– Лично я никогда не понимал смысла Рождественского дерева, – сказал Алек. – Зачем нужно кого-то убивать, чтобы отпраздновать рождение?

– Я думаю, смысл в том, что даже когда ты его срезаешь, оно остается зеленым, оно живет, – сказал доктор Каллен. – Бессмертный предмет, и чтобы человек ни делал, ель не сдается. Это символизирует распятие и воскрешение.

– А я думала, что это языческий символ, – сказала Эсме.

– Тогда почему ты хочешь дерево? – спросил Алек, глядя на жену.

– Потому что это рождественская традиция, – сказала Эсме, пожимая плечами. – Она напоминает о значении вечности в жизни.

– Разве я сказал не то же самое? – спросил доктор Каллен.

– Все равно не вижу смысла. Разве дерево не может быть символом, если вы просто позволите ему расти дальше?

– Иисусе, вы серьезно решили устроить дебаты на тему Рождественского дерева? – спросил Эдвард, громко застонав. – Это дерево, на которое вешаются разноцветные шары и разное блестящее дерьмо, а еще гирлянды и прочее. Вот и все! Оно ничего не символизирует, только тот факт, что нам больше нечем заняться, кроме как украшать гребаные деревья.

Он встал и протер глаза, прежде чем протянуть мне руку. Я взяла ее, и он поднял меня на ноги и потянул из комнаты.

– Куда мы? – спросила я.

– Увидишь, – заворчал он.

Я шла за ним следом наверх, сконфуженно наблюдая, как он задержался на втором этаже. Он быстро глянул на меня и выдавил улыбку, а потом внезапно отпустил руку. Он подошел и потом резко начал громко стучать в двери спальни, сначала Эмметта, а потом Джаспера.

– Проснитесь и пойте, чмошники!

Раздалось недовольное ворчание Эмметта, а потом дверь с силой открылась, на его лице застыло раздраженное выражение, он прищурился.

– Какого черта, братец? Ты видел гребаное время? Ты прервал на середине мой самый лучший сон!

– О чем? – с любопытством спросила я.

– Анна Курникова, – тихо сказал он, когда вышел в коридор и толкнул Эдварда локтем, с намеком задвигав бровями. – Она играла с моими шарами и ракеткой, чувак.

– Что ты только что сказал? – из-за спины Эмметта раздался злой голос Розали.

Он напрягся и быстро затряс головой.

– Ничего, детка, – крикнул он.

Я нахмурилась, а Эдвард прыснул. Дверь Джаспера тоже отворилась.