Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 166 страниц)

Она, наконец, оторвала взгляд от оружия и посмотрела на меня.

– Да, я помню. Что тут… ммм… есть еще? – спросила она, смотря на меня.

Я вздохнул и посмотрел на нее неуверенно.

– Темница, – сказал я спокойно, неуверенный, как она отреагирует на такое смелое заявление, что у нас здесь была фактически комната пыток.

Она посмотрела на меня, а затем кивнула.

– Понятно, – сказала она, очевидно, не желая развивать тему.

Незнание – это счастье, думаю.

– Мы всё?

Я слышал беспокойство в ее голосе, но она старалась сохранять самообладание и не волноваться. Я кивнул, и мы пошли быстро обратно наверх, оставляя подвал. Я открыл дверь ногой, потому что руки были заняты, и мы вышли. Я положил все, что у меня было в руках, на стол. Изабелла следовала за мной и положила ту дребедень, что была в ее руках, на пол, пристально следя за мной, когда я убрал картину со стены. Ее глаза распахнулись, когда она увидела сейф на стене, который раньше был скрыт.

– Ничего себе! Люди, действительно, так делают? Я думала, так бывает только в фильмах, – сказала она с различимым любопытством в голосе.

Я засмеялся, пока она подходила к нему.

– Да, люди так делают. У моего папы тут личный хлам, – сказал я.

– Как это работает? – спросила она, с подозрением смотря на него.

Я улыбнулся ей и достал конверт с деньгами от Бена и ключи. Из связки я выбрал маленький золотой ключик и вставил его в замок.

– Ты хочешь знать, нужен ли ключ или код для того чтобы открыть его? – спросил я, ухмыльнувшись и повернувшись, чтобы посмотреть на нее. – Код такой же, как на входной двери. Помнишь число?

Она посмотрела на меня, задумавшись.

– Шесть-два-три-семь-три? – спросила она нерешительно.

Я кивнул.

– Отличная память, – сказал я, ощущая гордость, потому что она никогда не использовала его, после того как я однажды сказал ей при поездке в магазин.

Она просияла, повторяя мое выражение лица. Я набрал код на сейфе и повернул ключ, за которым последовал щелчок, отпиравший дверь.

Я открыл дверцу, и из сейфа выпала папка с бумагами. Я мельком взглянул на нее и вздохнул, меня раздражало это дерьмо. Я положил конверт с деньгами в сейф и наклонился, чтобы поднять все документы, как вдруг мне в глаза бросилась надпись «Свон И.». Я замер, посмотрев на бумагу, и сердце начало биться быстрее, когда я увидел заголовок – «ДНК», написанный наверху.

– Детка, ты не могла бы захватить мою сумку для этой хрени? – спросил я, складывая бумаги, чтобы она не спросила меня, что я читал.

– Только выкини из нее все книги на кровать.

– О, конечно, – сказала она, подарив мне маленькую улыбку и быстрым шагом выходя из комнаты.

Я облегченно вздохнул и сжал бумаги в руке. Я усердно думал, что мне делать дальше. Я, блядь, хотел прочитать это, но знал, что сейчас на меня направлена камера и мой отец все увидит.

Время шло быстро, и я терял шанс с каждой секундой. В какой-то момент во мне взыграло любопытство, которое отвергало логику. Я схватил бумагу с результатами ДНК и начал быстро просматривать. Единственное имя, которое там было написано – «Свон, И.», но также было перечислено четыре человека, названные просто А, B, C, и D. Это было сравнение ДНК с диаграммой, и задался вопросом, не был ли это проклятый тест на отцовство. Наверное, Чарли не ее отец, и мой отец просто хотел узнать, кто им был. Один из перечисленных претендентов на отцовство был обведен и подписан рукой моего отца «отец», таким образом, я мог сделать вывод, что какой-то отец точно был. Было обведено еще три претендента и около них было написано «отдаленное родство» почерком, которого я не узнал. Под двумя из них было также написано «дедушка», что удивило меня еще больше, ведь был известен только один. Ее мать была рабыней, у нее не было никаких близких родственников. Белла говорила мне, что ее мать была куплена младенцем, потому что ее родителей убили. Так как у нее могло быть два дедушки?

У третьего претендента было написано «дальний родственник», и в скобках подписано «заключено мтДНК’. Я топнул ногой от злости, что не уделял много времени теме ДНК на уроке. Но я знал точно, что мтДНК связан с материнской стороной. Так, если у Беллы был ДНК, совпадающий с мтДНК, так кто был, черт возьми, ее матерью? Она не могла быть просто чертовой рабыней. И с чьим ДНК все это сравнивается? По исследованиям было видно, что у Беллы четыре родственника: один – ее отец, два других – ее дедушки, и последний – родственник по линии матери.

Я услышал приближающиеся шаги и начал нервничать, запихивая бумаги в папку и кидая ее назад в сейф. Я быстро закрыл дверцу, повернув ключ. Затем я положил ключи в карман и повесил картину на стену как раз к тому моменту, когда пришла Изабелла.

Я собрал сумку и сказал Белле надеть удобную обувь, потому что мы пойдем пешком. Она посмотрела на меня скептически и приподняла бровь.

– И куда мы идем? – нерешительно спросила она.

Я ухмыльнулся и пожал плечами.

– На тот луг, про который я рассказывал тебе несколько месяцев назад, я нашел его давным-давно, гуляя в лесу, – сказал я.

Ее глаза засветились с волнением, и большая улыбка расплылась на лице.

Она убежала, чтобы подготовиться, и я тем временем вышел на улицу и подошел к «Вольво», чтобы достать под водительским местом «M1911.45 ACP» (выглядит пистолет Эдварда примерно вот так: http://s43.radikal.ru/i099/0910/af/43f5b871c685.jpg) . Я засунул его за пояс и снова закрыл машину. Я встретил Изабеллу в прихожей, уже обутую и готовую идти. Я засмеялся над ее энтузиазмом, и мы пошли на кухню соорудить бутерброды на случай, если проголодаемся, потому что эта прогулка должна была быть долгой, и последняя вещь, которую я, блядь, хотел испытать – так это по пути сдохнуть от голода.

Я сунул бутерброды и несколько бутылок воды в сумку и закинул ее на плечо.

– Ты готова? – спросил я.

Она кивнула, и я взял ее за руку и повел к входу. Мы закрыли дверь и направились вглубь леса, взявшись за руки и улыбаясь. Держу пари, что со стороны мы выглядели как два влюбленных проклятых болвана, и это было видно невооруженным глазом.

Это было дьявольски длинное путешествие, приблизительно на пять миль, если быть совсем точным, и заняло почти два часа. Но стоило так помучиться, чтобы затем увидеть пораженное лицо Беллы, когда мы вышли на поляну. Это было очень странно, но всегда, когда я приходил сюда, у меня создавалось чувство, что это мир, лишенный проблем и беспокойства. Все, что вы нашли бы в нем, это полное спокойствие. И я знаю, что похож на гребаную девчонку, на проклятую киску, но именно так я чувствовал себя здесь. Это было моим прибежищем в течение многих лет. И по реакции Изабеллы можно было судить, что поляна воздействовала на нее так же.

Я не обратил внимания на сумку, опуская ее на землю, и встал сзади Изабеллы. Я обернул свои руки вокруг нее, и она слегка погладила мои предплечья. Мы продолжали стоять, просто наслаждаясь тишиной и спокойствием. Лучи солнца показались из-за деревьев и упали на нас, согревая.

– Здесь прекрасно, – сказала Изабелла тихим голосом.

Я улыбнулся и поцеловал ее в висок.

– Да, здесь хорошо. Я раньше приезжал сюда, чтобы сбежать от всего, чтобы забыться, – сказал я.

Она вздохнула и откинулась на меня. И мы стояли так в течение нескольких секунд, позволяя моменту полностью поглотить нас.

Затем мы сели на траву и принялись за бутерброды, болтая о всякой фигне. Спустя некоторое время я расстегнул сумку и начал доставать содержимое. Изабелла скептически на меня посмотрела, когда я поставил мишень на противоположную сторону поляны.

Я вернулся назад и с ухмылкой протянул Белле руку. Она посмотрела на меня с волнением, прежде чем схватить мою руку. Я помог ей встать и взял сумку, и мы встали напротив мишени.

Я вытащил из-за пояса пистолет, отдавая его ей и положив свои руки на ее. Я объяснил правила безопасности и сказал, что всего семь патронов и еще один в запасе. Я объяснил, что надо держать пистолет прямо перед собой и фокусировать непосредственно на цели, так, чтобы была видна только мишень, а все остальное уходило на второй план. Я показал, что надо держать основание оружие крепко, но палец на курке держать расслабленным, для того, чтобы можно было спокойно нажать спусковой механизм.

Она вроде бы все поняла, и я передал ей наушники и защитные очки и помог надеть это все. Я лично никогда их не использовал, но не хотел подвергать жизнь Изабеллы опасности, мне надо было быть уверенным, что с ней ничего не случится. Также я не хотел, чтобы она испугалась выстрела. Наконец, я поставил ее и сказал, что она должна сфокусироваться на цели и нажать на курок тогда, когда будет готова.

Я отошел на шаг и наблюдал за ней, пока она целилась. Ее руки слегка дрожали, но я отнесся к этому терпеливо, поскольку знал, что должно пройти определенное время, прежде чем она окончательно расслабится и сможет спокойно держать оружие. Она глубоко вздохнула и нажала на курок. И я вздрогнул, когда раздался треск от первого патрона. Отдача произошла из-за того, что, когда она нажала на спусковой механизм, и звук вылетающего патрона напугал ее, она громко закричала и почти опустила пистолет. Я – гребаный идиот, потому что не объяснил ей все аспекты этого дела. Благо, она все-таки выстояла и не опустила пистолет. После выстрела она посмотрела на меня, выглядя, блядь, напуганной.

Я вздохнул и провел рукой по волосам, посмотрев на мишень. Она промазала на гребаную милю.

Я подошел к ней сзади и снова положил свои руки на ее, выравнивая четко по цели. Я держал пистолет твердо и поместил палец на курок, попросив ее положить туда же свой. Я прицелился и нажал на курок. Выстрел пришелся прямо по мишени. Изабелла вздрогнула, но не была напугана, потому что, думаю, просто, блядь, знала, чего ожидать. Я понял, что чуть не допустил той же ошибки, как и с обучением вождению, – чуть не бросил ее на середине пути.

Мы истратили всю оставшуюся часть патронов, и она совсем расслабилась к этому моменту. На последнем выстреле она даже не дрогнула. После того, как я его перезарядил, я спросил, хочет ли она попробовать самостоятельно. Она колебалась с ответом, но все же кивнула, нервно прикусывая нижнюю губу. Я улыбнулся и дал ей заряженное оружие, полностью готовое к действиям. Она встала в позу и прицелилась. Я отошел, давая ей пространство. Она сделала паузу, глубоко вздохнула и нажала на курок. Пуля почти поразила мишень, но руки ее еще чуть-чуть дрожали. Она посмотрела на меня с волнением, и я, улыбаясь, кивнул ей снова на мишень, тихо прося повторить это. Она улыбнулась и повернулась, прицеливаясь и стреляя еще раз.

В самый последний раз она поразила мишень и почти попала в «яблочко». Я ухмыльнулся, и она посмотрела на меня широко открытыми глазами от удивления, что почти попала в цель. Я засмеялся и перезарядил оружие. Теперь, когда она расслабилась, и ее страх рассеялся, она, фактически, получала наслаждение. Я даже не мог вообразить, как она себя чувствовала, владея кое-чем ужасно опасным и казавшимся недосягаемым после жизни, полной притеснений. Это, должно быть, что вроде сильнейшего гребаного опьянения.

Я отошел на шаг, продолжая наблюдать за ней. Через несколько выстрелов она стала попадать намного лучше. Она попала три раза подряд, а в третий попала в «яблочко». Она возбужденно закричала и повернулась ко мне, при этом забыв опустить гребаный пистолет. Она нацелила его прямо на меня, и я поднял руки в самозащите. Естественно, я бы не остановил пулю таким образом, если бы она случайно выстрелила. Это была обычная реакция на направленный прямо на меня пистолет.

– Господи Иисусе, Белла, что ты творишь, черт возьми! – завопил я.

Я услышал ее судорожный вздох, и посмотрел на нее, видя, как она опускает оружие, и ее глаза расширяются от ужаса.

– Извини, – с испугом поспешно сказала она.

Я вздохнул и опустил руки, качая головой.

– Ладно. Блядь, детка. Ты так ни с кем не делай. Никогда не нацеливай заряженное оружие на кого-нибудь или на что-нибудь, если только не хочешь застрелить негодяя, слышишь меня? – спросил я, пока мое сердце продолжало стучать.

Мой отец был единственным человеком, целившимся в меня, и я был уверен, что он никогда не выстрелит в меня. И я прекрасно понимал, что Изабелла могла случайно нажать на спусковой механизм и пробить мне голову.

Она быстро кивнула.

– Я не хотела этого, – сказала она, звуча все еще на грани истерики.

Я кивнул со вздохом.

– Я знаю, что ты не хотела. Как я и сказал, ты бы не сделала этого дерьма преднамеренно, но ты можешь случайно отвернуться и потерять концентрацию. Это серьезное дерьмо. Господи, наверное, мне следует носить бронежилет, – сказал я.

Она кивнула и покраснела, смущаясь. Я посмотрел на нее, пока она смотрела в пол. Затем она медленно подняла глаза на цель. Я тут же почувствовал себя ужасно, поскольку заметил, что в глазах теперь не было той искры энтузиазма. Я не хотел кричать на нее или читать ей лекции, ведь она опять могла отвлечься и потерять контроль над движением. Я был до смерти напуган ее последней выходкой.

Она снова выстрелила, едва доставая мишень, однако, улыбаясь самой себе. Я думаю, что она была горда собой и пыталась сдерживаться, чтобы вновь не потерять концентрацию. Я вздохнул и подошел к ней сзади. Я положил руки ей на бедра, и она слегка вздрогнула от соприкосновения, но попыталась держать концентрацию. Она сделала еще несколько выстрелов и, опустив пистолет, оглянулась на меня. Я улыбнулся и взял оружие, чтобы еще раз перезарядить его.

Я отдал пистолет ей, и она приняла его с застенчивой улыбкой. Я ухмыльнулся и снял с нее наушники, бросая их на землю.

– Ах, la mia bella ragazza, ты действительно молодец, знаешь ли ты это? – спросил я, желая, чтобы она знала это дерьмо.

Она имела право чувствовать себя хорошо, потому что ее результаты были намного лучше, чем я себе представлял после первого выстрела. Она широко улыбнулась мне, и та искра энтузиазма вернулась. Она выстрелила и вздрогнула, поскольку звук был громче, чем в наушниках, но она справилась со своим самообладанием. Я положил руки снова ей на бедра и встал за ней, наблюдая за ее сосредоточенным лицом. Я мог чувствовать, как она напряглась в ожидании выстрела, и как мускулы всего тела завибрировали после выстрела. В ней чувствовалась сила и власть, которые в тандеме с уверенностью делали ее дьявольски сексуальной. Я почувствовал, как мой член зашевелился в джинсах после того, как она еще раз выстрелила.

– И ты действительно сексуальна, – прошептал я ей на ухо.

Я поцеловал мочку уха, не подумав, и она жалобно застонала, потеряв концентрацию и задрожав всем телом. Она нажала на курок, и громкий звук раздался по всему лесу.

– Ой, – прошептала она.

Птицы на деревьях начали пронзительно кричать. Я засмеялся и снова поцеловал ее в шею.

– Моя вина, tesoro. Я не должен был отвлекать тебя, – сказал я, – но в свою защиту хочу сказать, что ты просто дьявольски привлекательна. Как бы то ни было – лучше птицы, чем я.

Она засмеялась и опустила оружие. Я взял пистолет и расстрелял оставшиеся патроны. Каждый выстрел попал по центру мишени. И Изабелла преувеличенно вздохнула.

– Выпендрежник, – пробормотала она, когда я бросил оружие.

Я засмеялся и обернул вокруг нее руки, захватывая ее в объятия. Она сняла небьющиеся очки и кинула их на землю.

– Просто у меня большая практика, любовь моя, – сказал я.

Она улыбнулась и кивнула.

– Я уже знаю это, – пробормотала она.

Мы стояли и обнимались, прежде чем я наклонился и мягко надавил на ее губы. Она тут же раскрыла ротик и просунула язык мне в рот. Я целовал ее долго, вкус Изабеллы был смесью из сладкого блеска для губ и мятного ротика. Ее губы были настолько мягки и теплы, что я мог почувствовать, как каждый сантиметр ее тела приветствовал меня.

Я прошелся руками вниз по ее спине, легко сжимая задницу. Я притянул ее на себя и вжал в нее свой член. Она застонала, когда почувствовала его, и этот звук пробудил мое возбуждение.

– Ты дашь мне оттрахать свою киску сегодня? – пробормотал я у ее рта и прикусил губу.

Да, я не был проклятым романтиком, и мне было всего лишь семнадцать. Гормоны все еще держали меня под контролем.

Она отодвинулась от меня и застенчиво улыбнулась, пожимая плечами, пока румянец расползался по щекам. Она еще смущалась говорить на эту тему, так нервирующую ее, но, к счастью, не приносящую ей никаких неприятностей. Она, казалось, блядь, даже слушала меня в тот день в гостинице, потому что уже неоднократно отказывала мне, если я хотел пройти весь путь.

– Возможно,– пробормотала она.

Я ухмыльнулся и снова поцеловал ее, потому что «возможно» все же лучше, чем категоричное «нет».

Мы пробыли там еще час или около того, валяясь на траве и разговаривая, прежде чем я начал собирать все дерьмо в сумку. Я надел ее на плечо и взял Беллу за руку. И мы пошли через лес к дому.

Пятимильная прогулка была тяжелее, чем, в принципе, должен быть обратный путь, несмотря на то, что мы смеялись и шутили, чтобы отвлечься от усталости. Это заняло два часа, и мои икры просто горели от такой долгой ходьбы. Я мог бегать часами, но только не со скоростью улитки.

Изабелла, по-моему, тоже мучилась, так как снова и снова наклонялась и терла ноги. Не только я становился мягким. Она привыкла к тому, что всю жизнь с ее телом обращались жестоко, поэтому спокойная жизнь ослабила ее. Не поймите меня превратно, она все еще была, нахер, самой сильной и выносливой девочкой (как физически, так и духовно), которую я знал, но она тоже смягчилась. Это произошло из-за того, что она просто приспособилась к внешнему миру. Не надо быть несгибаемым и жестким как гвоздь, если твои основные задачи заключаются в том, чтобы посещать супермаркет и шутить с незнакомцами.

К тому времени, когда дом показался в поле зрения, солнце как раз уже опускалось, и я, блядь, был без сил, готовый умереть на месте. Мы зашли в дом, и я тут же шлепнулся на диван, скидывая ботинки, и взял в руки пульт. Я включил телевизор и просмотрел каналы, в то время как Белла направилась на кухню. Я слышал, как она копалась в холодильнике и включала микроволновку. Через некоторое время она пришла в комнату с напитками и тарелками с пастой, оставшейся со вчерашнего вечера. Мы поели и прижались друг к другу, смотря телевизор. Дом погружался в темноту, и мои веки становились все тяжелее.

– Ты хочешь пойти наверх? – спросил я тихо.

Она что-то пробормотала и кивнула. Я выключил телевизор, и мы встали, направляясь к лестнице. Я запер дверь, и Белла пошла наверх, чтобы принять душ, а затем скрылась в свой комнате. Я умылся и переоделся в боксеры и пижамные штаны. Я лег на кровать и стал бороться с глазами, которые постепенно закрывались.

Я услышал, что дверь открылась, и посмотрел в ту сторону. Я увидел Беллу в ее любимой одежде, какую она носила только перед сном: моя футболка и короткие черные шорты. И грех было жаловаться на внешний вид, потому что она выглядела отлично. У нее были великолепные молочного цвета ноги, и какому парню не понравилось бы, что его девушка носит такую одежду?

Она закрыла дверь за собой и легла ко мне в кровать. Я притянул ее к себе, чтобы лучше видеть.

– Ты выглядишь усталым, – ласково сказала она, проводя кончиками пальцев по моей щеке.

– Как это было бы… – начал я, но прервался из-за проклятого зевка. Она засмеялась, и я тряхнул головой, – проклятье… Короче, сегодня можем поспать, а завтра я все равно оттрахаю твою киску.

Ее глаза расширились, и она ударила меня в бок.

– Эдвард! Ты уже второй раз говоришь это слово, хотя знаешь, что я ненавижу его, – я засмеялся и пожал плечами.

Я специально говорил это дерьмо, чтобы повеселиться над ее реакцией.

– Я знаю. Мы займемся любовью. Одно и то же. Как бы ты это не называла, – пробормотал я, зевая.

Она улыбнулась и покраснела, посылая мне теплый взгляд. Она была удивительной девушкой. Как ни крути.

Я обнял ее, и она прижалась ко мне, довольно вздыхая. Я любил чувствовать ее тепло, поэтому снял с нее футболку, бросая на пол рядом с кроватью. Я любил спать с ней, когда она была обнажена по пояс, чувствуя ее грудь напротив моей, и наслаждаться теплотой ее кожи. Мы спали так большинство ночей, вне зависимости от того, были мы близки или нет.

Несмотря на усталость, я не мог выкинуть из головы картинку Беллы с оружием в руках. От воспоминаний сон как рукой сняло. Это было необыкновенно, как, блядь, она смотрела перед собой – жестоко, контролируя ситуацию. Она обнаружила в себе силу, которая была всегда внутри нее, и она нашла то чувство свободы, которое заслужила. Она имела право жить полной жизнью и следовать за своими мечтами. Я наблюдал превращение в женщину, которой она и должна была стать.

Также я не мог забыть бумаги из сейфа. Я целый день пытался не думать о них, сосредотачиваясь на Изабелле, но теперь, когда день закончился, я не мог остановиться. Я знал, что у организации был доступ к ДНК. Более того, у них был свой доктор, который мог тайно взять образцы без лишнего шума. Также я слышал, что каждый, вступая в ряды мафии, сдавал анализы ДНК. Таким образом, у них всех был доступ, но они могли залезть в федеральную базу кодов ДНК и оттуда взять на сравнение. Короче говоря, они могли найти ДНК даже мертвого человека. Не было никакого способа для меня узнать, кому принадлежали ДНК.

Я вспомнил телефонный разговор отца несколько месяцев назад. Мы смотрели гребаное кино о Джимми Хоффе, и кто-то позвонил ему насчет каких-то результатов, и мой отец выглядел пораженным, сказав, что это невозможно, и велел проверить снова. Я вспомнил, что эта фигня была для меня неожиданной, так как мой отец никогда не выдавал при нас столько информации. Сейчас я думал, что он говорил о результатах ДНК, но это все равно ничего не давало. Затем он спросил Беллу, знала ли о она что-нибудь о бизнесе Свонов, и я вспомнил, что он не хотел обнародовать результаты, чтобы не начать конфликт. Он волновался, что может начаться война.

Я мельком взглянул на спящую Изабеллу. Кем она была, черт возьми? Она думала, что является обычным ребенком рабыни, но я-то понимал, что она была намного больше, чем простая рабыня. Она была связана с кем-то, и, хоть я и не знал, с кем, уверен, что мой отец не просто так взял ее к нам. Он фактически потребовал от меня, чтобы я не искал ответов на вопросы, типа, блядь, он не хочет потерять меня, как потерял маму, если я не остановлюсь. С кем бы она ни была связана, думаю, отец не хотел, чтобы эта информация стала известна всем.

Тогда возникал следующий вопрос: почему?

Я прокручивал эту фигню в голове довольно долго, до тех пор, пока мой организм не взял верх, заблокировав мой разум и отправляя меня в сон.

Я был разбужен громким шумом. Я быстро сел и огляделся по сторонам. В комнате еще было темно, и я сразу же подумал, что идет перестрелка, так как звуки были характерные, но затем я понял, что звуки издавали открывающиеся и закрывающиеся двери. Я напрягся и почувствовал шевеление, заметив, как Изабелла тоже проснулась и села на кровати. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Что это было? – спросила она в панике.

Я только посмотрел на нее, не зная ответа на этот вопрос. Я перевел взгляд на часы и заметил, что сейчас только три часа утра.

– Я, блядь, без понятия, – ответил я.

Я стянул с себя одеяло, чтобы встать с кровати, когда услышал тяжелые шаги на лестнице. Паника Беллы увеличилась, и она смотрела на меня в ужасе, а мое сердце начало биться быстрее с приближением шагов. Я кинул Изабелле футболку и попросил надеть ее. В темноте я чуть не наступил на сумку с оружием.

Шаги быстро пересекли промежуток от лестницы до моей комнаты и остановились прямо перед дверью. Кто-то громко забарабанил в дверь, так, что я чуть не отбросил коньки от страха.

Дверь медленно открылась, Изабелла закричала, а я быстро накинул на себя футболку. Замерев, я посмотрел на дверь и встретился глазами с отцом. Я мог даже в темноте узнать направленный на меня взгляд, полный ненависти. Он был раздражен и смотрел на меня в упор.

– Иди в свою комнату, Изабелла, – сказал он резко, даже не смотря на нее, а просто зная, что она здесь.

Он не сводил с меня гневного взгляда и я почувствовал страх. Это было плохо. Реально очень плохо.

Я посмотрел на Изабеллу. Она была почти парализована. Я точно знал, что она волновалась за меня и не хотела уходить. Я не был уверен, но думаю, что он пришел сюда из-за того, что видел, как я просматривал документы из сейфа, поэтому не хотел, чтобы она присутствовала при этом. Я кивнул головой на дверь, пытаясь тихо сказать, что лучше ей идти, прежде чем отец разозлится на нее и обвинит в непослушании.

– Я сказал: ИДИ! – он перевел на нее взгляд.

Она взвизгнула и подпрыгнула.

– Да, сэр, – пробормотала она, выходя из комнаты.

Как только она ушла, отец захлопнул дверь с такой силой, что стены завибрировали.

– Что, блядь, с тобой не так, Эдвард? – спросил он. – Ты, нахер, хочешь умереть?

Я только посмотрел на него, зная, что, независимо от моего ответа, он будет на меня злиться. Такие вопросы считались риторическими.

– Я, правда, думал, что ты умнее, сын. Я, действительно, так думал. Но за один проклятый день тебе удалось показать, насколько ты незрелый и глупый. Ты вправду считаешь, что дерьмо, которым ты сегодня занимался, хорошая идея? Серьезно? Как ты можешь быть таким тупоголовым? – он выплевывал слова, качая головой.

Я попытался сдержать свой гнев, но это было безрезультатно, потому что я ненавидел прикидываться.

– Я, блядь, звонил тебе, – сказал я, раздражаясь, – не моя проблема, что ты не ответил на гребаный звонок.

Он сузил глаза, закипая гневом.

– Ты звонил мне? Это все, что ты хочешь сказать? Ты, блядь, мне позвонил? – спросил он. – И что бы ты сделал, если бы я сказал «нет»? Если бы я сказал не водить ее в эту чертову комнату и не допускать к оружию? Ты бы не сделал этого? Нет, ты бы сделал. Потому что, как я уже сказал, ты незрел и неосведомлен. И ты до сих пор не усвоил этого! Но ты должен понять раз и навсегда, Эдвард.

Он замолчал и покачал головой.

– И что с тобой творится? Что за игры? Ты понимаешь, что за последнее время потратил $20 000? Что ты, черт возьми, покупаешь?

Он сузил глаза и посмотрел на меня подозрительно, но я попытался держать лицо, потому что не мог сказать, на что пошли те деньги. Большинство из них обеспечило покупку глушителей в Порте-Анджелесе, но отец не должен знать это.

– Прекрасно, не говори мне. Но я неглуп. Я знаю, что ты что-то делаешь за моей спиной. Я знаю тебя, сын. Знаю, что ты придумал какой-то план и пытаешься его осуществить, несмотря на то, что ничего не получится. Ты должен остановиться. Остановиться прямо в эту проклятую секунду, – сказал он резко.

Я продолжил стоять там, зная, что ответ только раззадорит его, но не мог остановить свой план. Было слишком поздно.

– И отдай мне ключ. Прямо сейчас, – сказал он, протягивая руку.

– Давай мне их, оба. И от сейфа и от комнаты. Не подходи туда ни на фут. Тебе там больше нечего делать.

Я взял связку ключей и кинул ему. Он поймал их и бросил в сумку. Он ткнул меня в грудь, и я потер это место.

– Не могу поверить, что ты даже показал ей проклятый сейф! Я знаю, что ты там видел, и что ты, черт возьми, взял и прочитал! Не представляю себе, как это дерьмо всколыхнуло твой мозг, и какие планы ты начал придумывать, чтобы узнать, кто были те люди. Но я говорю тебе: не смей что-нибудь предпринимать. Я рвал задницу, пытаясь решить ситуацию, не втягивая никого, тем более, своего сына. Эта дрянь серьезна, тебя могут убить, если узнают, что тебе что-то известно об этом, Эдвард! Ты должен думать о себе, – он сжал переносицу и начал ходить взад-вперед, бормоча себе под нос.

– Клянусь Богом, если бы тебе не исполнялось скоро восемнадцать, я бы, чтобы избежать проблем, отправил тебя назад в академию уже завтра, и дело с концом, – сказал он.

Мой гнев только увеличился после этих слов, и ярость беспредельно росла от мысли, что он мог отправить меня.

– Ты с ней ничего не сделаешь, – сказал я, – ты, черт возьми, оставишь ее в покое.

Его глаза сузились, и ярость вспыхнула с новой силой.

– Что ты о себе возомнил, раз указываешь мне, что делать? Я сделаю с ней любую гребаную вещь, какую захочу. Иисусе, Эдвард, ты едва знаешь эту проклятую девчонку! Ты ничего о ней не знаешь, не знаешь, во что, блядь, ты себя втягиваешь, общаясь с ней. Ты что, нахер, совсем меня не слушал? Ты сам себе подписываешь смертный приговор! Ты можешь забить на свою жизнь, но я не позволю тебе, черт возьми, потерять жизнь из-за нее. Я сделаю все, что должен, чтобы этого не произошло, и мне плевать, пострадает она при этом, или нет. Если я захочу, чтобы она исчезла из твоей жизни, я, блядь, заставлю ее исчезнуть, и ты, черт побери, не сможешь меня остановить!

Я был настолько разъярен, что руки затряслись, и я сжал их в кулаки, пытаясь успокоиться, но его слова подвели меня к краю. Какое право он имеет стоять здесь и угрожать мне?

– Клянусь Богом, я, нахер, убью тебя, если ты хоть что-нибудь ей сделаешь, – произнес я.

Я видел, как он еще больше разозлился после моей угрозы. Его ноздри раздувались, а сам он сжимал руки в кулаки. Мы оба пытались контролировать себя, но у обоих ничего не выходило.

– Наверное, ты сделаешь это. Я даже не сомневаюсь. Если я убью ее, ты наверняка убьешь меня. Но, по крайней мере, останется смысл существования твоей матери. Это стоило бы того, чтобы спасти твою глупую задницу, потому что твоя мать никогда не хотела, чтобы ты стал жертвой этого дерьма. Ты значил для нее очень много!

– Не вовлекай сюда маму! И не используй ее как сраное оправдание! Изабелла никогда не делала тебе ничего плохого, она не может быть угрозой для меня, – сказал я. – Я люблю ее, черт возьми, и я буду с ней во что бы то не стало! Ты должен просто принять и довольствоваться этим, несмотря на все проблемы.

– Я не могу! – проворчал он, подходя ко мне, – ты не знаешь, что делаешь, и не знаешь, в какую опасность можешь попасть. Ты – просто проклятый ребенок, Эдвард, которому только семнадцать.

– Может быть, мне и семнадцать, но я не ребенок! – завопил я. – Я знаю, чего хочу, я знаю, что делаю! Я больше не ребенок, с тех пор, как мне исполнилось восемь, и я был подстрелен из-за тебя!

– Ты был подстрелен не из-за меня, а из-за своей проклятой матери! И ты не понимаешь, во что вовлекаешь себя! Ты и понятия не имеешь о том вреде, который принесла Изабелла, вступив в нашу жизнь! Ты только посмотри на нас! – сказал он, взмахивая руками. – Посмотри, что она с нами сделала!