Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"
Автор книги: Kharizzmatik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 91 (всего у книги 166 страниц)
– Клара, – пробормотала она.
– Если ты хочешь жить, Клара, рекомендую пойти в свою комнату и оставаться там, – холодно сказал я.
Я прошел мимо нее, и она резко выдохнула, прежде чем развернуться и убежать. Я направился в офис Чарльза, дернул ручку, но он был заперт. Я выбил ногой дверь, удивляясь, как легко это получилось. Для мужчины с секретами он удивительно мало делал для защиты.
Я быстро обыскал офис, переворачивая все вверх дном, пытаясь найти что-то важное, объясняющее его действия. Какого черта он зашел так далеко и убил мою жену из-за этой маленькой девочки-рабыни? Какого хрена она была для него так важна, что из-за нее он погубил человека? Я не видел смысла.
Чем больше я искал, тем злее становился, что ничего не нахожу. Во мне рос гнев и отвращение. Как они смеют, все они? Моя жена мертва, а люди тут дышат и продолжают свое существование. Никто из них не заслуживал жизни, если она мертва. Они, на хер, убили ее, и это не только вина Чарльза и его жены. Все они виноваты; каждый человек, который был причастен к гибели моей жены.
ДН. Глава 53. Часть 4:
Через некоторое время я сдался, понимая, что поиски бессмысленны. Как разница, б…ь, почему это произошло, это все равно уже случилось. Они сделали это, и из-за этого мертвы. Но до сих пор оставалось чувство, что мне мало. Я все еще хотел, чтобы кто-то заплатил, они должны заплатить.
Я помылся и надел кое-какие вещи Чарльза-старшего, чтобы выглядеть презентабельно. Наконец я вышел на веранду и замер, оглядываясь по сторонам. Истощение снова начало брать верх, мысли разбегались, и тело просто кричало дать ему передохнуть. Я ощущал себя будто в тумане, голова пульсировала, и глаза жгло. Не знаю, сколько я стоял там, сознание будто уплыло от меня и перед глазами мелькали картинки то о жене, то о визитах в этот ужасный дом. Я помнил все разы, когда она умоляла меня приехать сюда, позволить увидеть эту маленькую девочку. И это злило меня еще сильнее, потому что так нечестно. Неправильно. Она мертва, а эта маленькая девочка жива и здравствует, возможно, даже, на хер, спит. Она дышит и мечтает, и завтра она встретит новый день. Новую возможность жить. Это то, чего у моей жены уже никогда не будет. То, что эта маленькая сучка отобрала у моей жены самим своим существованием.
Негодование и горечь снова поглотили меня прежде, чем я даже понял, что делаю. Я взбирался по лестнице к маленькому чердаку над сараем, где, я знал, спала она. Я тихо зашел в комнату, застывая, когда увидел их обоих, ее и ее мать, спящих на изодранном старом матрасе на противоположном конце помещения. В комнате было жарко и душно, из сарая распространялся зловонный запах. Я сделал несколько шагов, случайно задевая книгу около матраса. Я опустил глаза и увидел творение Альберта Швейцера, заинтересовавшись, знал ли ее хозяин, что книга у нее. Сомневаюсь, он никак не мог дать рабыне книгу для чтения. Сомневаюсь, что она вообще должна уметь читать, они не дают рабам образование. Но вообще, откуда, на хер, мне знать? Они никогда раньше не убивали за своих рабов.
Я вздохнул и отвернулся, снова глядя на нее. Она была такой маленькой и худой, и выглядела слабой и беззащитной, но меня не обманешь. Она совсем не слабая. Она могущественная, и она даже не знает, б…ь, какая у нее сила. Она опасна, но не знает, какую опасность несет. Она волк в овечьей шкуре… огромный гребаный волк, которого нужно остановить.
И я ненавидел ее и ощущал, как жажда крови во мне снова поднимает голову. Я безумно хотел обвинить людей, заставить их платить за свою боль. Я не сводил с нее взгляда, испытывая отвращение к каждой ее клеточке. Почему она вообще, черт побери, существует? Во сне она заворчала, переворачиваясь ко мне лицом, и начала бормотать. Я напрягся, когда услышал «простите меня», слетевшее с ее губ, гнев во мне вырос. Простите, б…ь?! Она не знает, что сделала со мной, она не знает, что забрала у моей семьи. Она даже не знает!
Я поднял оружие и направил на нее, целясь в голову и совершенно не колеблясь. Я нажал курок, даже не думая, и нахмурился от удивления, когда ничего не случилось. Ни громкого выстрела, ни раздирающих воплей, ни крови. Я смотрел на нее еще с минуту, пораженный, потому что оружие ни разу за жизнь меня не подводило. И тут только до меня дошло, что я только что, б…ь, сделал. Я нацелил сраное оружие на нее с твердым намерением убить, и не дай пистолет осечку, она бы уже была мертва. Я бы убил ее, даже не понимая, что я это делаю. Я настолько был подчинен своему гневу, что почти убил ребенка. Ребенка, ради которого погибла моя жена, пытаясь сохранить ей жизнь! Она не могла изменить ситуацию; у нее не было власти над тем, что произошло, или еще над чем-то. Она ничего не знает о внешнем мире, и я не уверен, что она когда-либо была за пределами собственности Свона. Я не могу винить ее и убивать. Не могу убить ребенка!
В шоке я несколько раз моргнул, испытывая крайнее отвращение и ненависть. Я был жалок, ничем не лучше самого Чарльза Свона-старшего. Я почти убил невинную девочку, и пусть она всего лишь рабыня, у нее есть мать, и моя жена, б…ь, любила ее! Я резко выдохнул и тут же прикрыл рукой рот, едва не уронив оружие. Я попятился назад от нее, отчаянно желая уйти отсюда. Я снова задел ногой книгу, и Изабелла заворочалась во сне, пробормотав «хозяин».
От звука ее голоса меня снова наполнив гнев, тело напряглось, и я развернулся, прежде чем это взяло надо мной контроль. Я вылетел из комнатки и быстро побежал по ступеням, желая уйти от нее, чтобы не сделать то, о чем я буду потом жалеть. Я не смогу жить, зная, что убил ее, и не имеет значения, что я сейчас этого хочу. Я пообещал Элизабет много лет назад, что никогда не обижу женщину или ребенка, и я только что, на хер, убил женщину там на шоссе. Этого уже достаточно. Убить ребенка, особенно ребенка, которого она любила, будет равноценно очернению ее памяти.
Я отошел от сарая и сделал глубокий вдох, наслаждаясь свежим воздухом. Эмоции, бушевавшие во мне, были невероятно сильными. Я подошел к дому и сел на ступеньки на веранде. Я откинулся спиной назад и выпустил из руки пистолет, который с громким стуком упал. Я сдавил голову, пытаясь взять себя в руки. Но истощение и гнев, и опустошение, и мое отвращение к себе, и агония, и вина просто не отпускали – слишком много для одного человека.
Я сидел там, на этих ступеньках, в Финиксе была жаркая июньская ночь, мои руки тряслись, кожа была покрыта испариной, и вот тогда я, наконец-то, достиг своего нижнего предела. Я сидел там и дрожал, разрываясь между желанием истерически зарыдать и проблеваться, меня жутко тошнило, и не имело значения, от чего. Не знаю, как долго я сидел там, я был словно заколдован, но меня вырвало из забытья приближение света. Я поднял голову, вытирая слезы и прочищая горло, пытаясь взять себя в руки. Потом я поднял пистолет, снова действуя на автопилоте. Туман в голове, казалось, немного прояснился, и я смог проверить оружие, чтобы убедиться, что оно будет стрелять.
Быстро встав, я сделал несколько шагов назад, открывая парадную дверь и проскальзывая внутрь. Я спрятался за угол и украдкой выглянул, когда машина подъехала. Я ощутил себя полным идиотом, зная, что припарковал машину с моим именем в страховке. Кстати, за эту ночь я сделал охеренное множество ошибок, но пока мне везло. Мне настолько везло, что никто не видел на шоссе, как я врезался в машину и убил людей, случайная осечка спасла меня от убийства Изабеллы.
Машина затормозила возле моей. Открылась водительская дверь и оттуда вышел мужчина, в котором я узнал сына Чарльза Свона-старшего. Он захлопнул дверь и пошел напрямую ко мне, даже не замечая моего автомобиля, что-то отчаянно бормоча про себя. Он поднялся за крыльцо, открывая входную дверь. Стоило ему ступить внутрь и увидеть меня, как он застыл. Я направил на него пистолет, в его глазах промелькнул ужас и недопонимание.
– Мистер Каллен? – нерешительно спросил он, поднимая руки вверх. – Что, э-э… Что происходит? Почему, э-э… мои родители, они, э-э… на дороге, я не знаю, что случилось, их машина взорвалась…
Я смотрел на него с мгновение.
– Я знаю, – просто ответил я, не отводя прицел.
– Вы… знаете? – сконфуженно спросил он.
Я кивнул.
– Они… вас послали помочь им? Им кто-то угрожал, есть проблема?
Я кивнул.
– Да, есть проблема. Но никто меня не присылал. Я сам приехал.
Он нахмурился и не отводил от меня взгляда, его руки в воздухе тряслись, пока он говорил.
– Они в порядке? – спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
– Не хочу быть тем, кто скажет тебе это, Чарли, но, боюсь, твоих родителей больше нет с нами, – холодно сказал я.
Его глаза распахнулись и я увидел в них страх, когда он понял, что они мертвы.
– Вы-ы… – с запинкой произнес он.
– Да. Я. И если хочешь уйти отсюда живым, лучше слушай меня и слушай хорошо…
Я проверил, вооружен ли он, чтобы он не мог мне навредить, и провел в гостиную. Какое-то время я нагонял на него страх, и, очевидно, он понятия не имел, что его отец убил мою жену. В конце я сказал, что теперь он живет только на моих условиях. Он мой должник, и когда придет время, я буду ждать расплаты за это одолжение.
На рассвете я вышел на крыльцо дома, наблюдая, как встает солнце. Краем глаза я заметил, как Изабелла вышла из сарая. Я посмотрел на наручные часы и увидел, что сейчас ровно пять тридцать утра.
Чарли Свон вышел следом за мной, нерешительно глядя на меня. Я видел его страх, он хорошо знал, на что я способен. Он посмотрел на Изабеллу, как она встала в саду на колени, готовясь работать.
– Что насчет этой девочки? – спросил я, больше для себя.
Я услышал вздох Чарли и повернулся к нему, приподнимая бровь.
– Некоторые люди делают безумные поступки с теми, кто им родня по крови, независимо от того, беспокоятся ли они о них, – сказал он, пожимая плечами.
Я смотрел на него с мгновение.
– Она твоя дочь, – сказал я, поворачивая голову к Изабелле.
Не знаю, откуда пришла эта мысль, она была новой. Она должна была откуда-то появиться, и раньше я думал, что кто-то их охраны Свона воспользовался ее матерью, но теперь я увидел и другое. Чарльз Свон-старший имел goomahs, а вот его сын – другая история.
Он заворчал в ответ, не говоря ни да, ни нет, но это не было нужно. Мне незачем подтверждение. Я смотрел, как она работает в саду, не замечая ничего, кроме своей работы. И мое чувство вины усилилось в десять раз, гнев и досада отошли на задний план. Было противно, что несчастный ребенок родился в сарае, живет такой жизнью и не может убежать, и единственный человек, попытавшийся спасти ее, мертв. Ее собственная семья сделала с ней такое, сделала ее такой.
– Вы забираете ее? – нерешительно спросил Чарльз через минуту.
Я повернулся к нему и увидел ожидание. Ему было некомфортно со мной, он боялся, но пытался казаться сильным, потому что сейчас от этого зависела его жизнь. Я снова посмотрел на Изабеллу, раздумывая. Я смотрел, как ее мать вышла из сарая, улыбаясь дочери, и села рядом, приглаживая ее волосы.
– Нет, – наконец, ответил я.
Часть меня кричала в возмущении, зная, что это шанс освободить ее, закончить дело жены, но другая часть знала, что сейчас я ей не помогу. Слишком поздно брать ее, сделать своим ребенком, как хотела того жена. Ей уже двенадцать, она необразованна, у нее нет жизненного опыта. Ей лучше быть с матерью, с тем, кто ей близок, кого она любит. Потому что я не могу любить этого ребенка, только не после всего. И кроме этого… она не будет со мной в безопасности. Я пытался убить ее несколько часов назад, и я знаю, как легко это может повториться. У меня едва хватало терпения на собственных детей, и я никогда не смогу найти терпение и понимание, так необходимое этой девочке.
– Хорошо, – удивленно сказал он.
Я вздохнул и пригладил рукой волосы.
– Сохраняй ее в живых, и когда настанет время, когда ты больше не сможешь держать ее тут, позвони мне. Возможно, тогда мой ответ будет другим.
Он кивнул.
– И, думаю, тебе следует держать их взаперти сегодня. Скоро прибудет полиция. И помни… ты никогда меня не видел.
– Да, сэр, – дрожащим голосом сказал он.
Я кивнул и глянул на него, давая взглядом понять, чтобы он не вздумал ослушаться, а потом пошел к машине. Я залез на водительское сидение и положил оружие рядом с собой, делая глубокий вдох. Потом я всунул ключи в замок зажигания, и тут начал трезвонить телефон. Я вздохнул, прикрывая глаза, прежде чем взять его. На экране мелькало имя. Я не мог больше избегать его. Нажав кнопку ответа, я поднес телефон к уху.
– Каллен слушает, – спокойно сказал я.
– В мой офис. Сейчас, – резко сказал Аро.
– Да, сэр, – ответил я. – Буду через двадцать шесть часов.
ДН. Глава 53. Часть 5:
До сих пор не знаю, как я пережил поездку, в памяти остался пробел. Удивительно, что я не заснул за рулем и не попал в аварию, но еще удивительнее, что по приезду в Чикаго меня не убили. Аро, конечно, не был доволен, что я не послушался прямого приказа и убил Свонов, и я знал, что должно было произойти по правилам организации. Я переступил черту, и за этим следует неминуемая смерть. Но Аро дал мне шанс, он позволил мне выйти с собрания живым, потому что часть его понимала. Он использовал кое-какие связи в Финиксе и решил ситуацию, и больше меня это не затрагивало. От моего внимания не ускользнуло, что она даже не попытался позвонить Свонам и предупредить их, поэтому мне иногда были интересны его намерения. Возможно, таков и был его план, он знал, что я поступлю так, и теперь он получил еще больше власти надо мной и моей жизнью. Я не могу ступить и шагу в сторону или в чем-то не согласиться, и все потому, что в любой момент могу лишиться головы. Мне уже был дан огромный шанс, другой попытки не будет.
– Тогда ты в последний раз убивал? – спросил Алек.
Я отрицательно покачал головой.
– Я убил мужчину здесь, в Форксе, вскоре после того, и эту женщину, которую Джеймс пристроил ко мне в дом, – сказал я.
Он внимательно смотрел на меня.
– Не буду даже спрашивать о мужчине. И я едва не забыл про женщину, кстати, – сказал он. – Джеймс определенно что-то задумал.
Я кивнул.
– Я знаю, – сказал я.
– И, скорее всего, тебе снова надо будет убивать, Карлайл, – сказал он.
Я снова кивнул.
– И это я тоже знаю, – подтвердил я.
– Пока ты это знаешь, это не должно стать проблемой, – сказал он, покачивая головой. – Есть еще что-то, что ты должен мне сказать? Я бы хотел присоединиться к жене наверху.
Я покачал головой.
– Это все, – сказал я.
Он вздохнул и встал.
– Хорошо, потому что, если быть честным, я не уверен, что смогу выдержать больше, – сказал он, собираясь уходить.
Я встал и вышел в коридор, пока он направлялся в фойе.
– Алек? – позвал я.
Он остановился и глянул на меня.
– Спасибо тебе.
Он не сводил с меня глаз какое-то время, прежде чем отрицательно качнуть головой.
– Не надо пока благодарить меня, Карлайл. Я еще ничего не сделал.
Я открыл рот, чтобы заговорить, чтобы сказать ему, что я благодарен уже за готовность придти мне на помощь, но прежде чем я выронил хоть слово, открылась парадная дверь и раздались голоса детей. Он замолкли почти сразу, как заметили Алека. Он просто смотрел на них.
– Привет, дядя, – сказал Эмметт, заходя в дом и усмехаясь.
Он подошел и легко хлопнул Алека по спине. Непростой жест с этим человеком. Я всегда удивлялся Эмметту… он храбрый. Большинство людей боялись Алека, но Эмметт один из немногих, кто осмеливался касаться его.
– Ты помнишь мою девушку, Рози, правда?
– Эмметт, – сказал Алек, кивая в знак приветствия. – Розали, – Роуз быстро поздоровалась, отбросив свою обычную заносчивость.
– Дядя Алек, приятно тебя снова видеть, – вежливо сказал Джаспер.
Он никогда не забывал о манерах.
– Думаю, ты помнишь и Элис.
– Джаспер, Элис, – Алек снова приветственно кивнул.
Элис ослепительно улыбнулась.
– Я так рада, что вы смогли приехать на выпускной Джаспера, – с улыбкой сказала она.
Это едва ли затронуло привычную отстраненность Алека. Он еле заметно кивнул, переводя взгляд на Эдварда. Он стоял у дверей с Изабеллой, прижав ее к себе, словно защищая. На его лице застыло серьезное выражение, когда он смотрел на Алека. Я перевел взгляд на Изабеллу и увидел, что она смотрит в пол. Она выглядела испуганной, и даже отсюда я чувствовал ее опасение. Она знала, кто он; она видела его много раз в своей жизни. Она знала, что он родственник женщины, которая мучила ее, она знала, что он оставался в стороне и наблюдал за пытками. И ни разу не вступился. Могу представить, что она о нем думает; часть меня ощущала вину, ведь я знал, как все было на самом деле. Алек делал немало. Он проверял, чтобы Чарльз следовал моим указаниям. Я редко бывал там за последние пять лет, но Алек ездил туда регулярно и продолжал наблюдать, чтобы Чарльз сохранял девочку живой. Это было даже больше, чем я мог ожидать от него. И теперь я чувствовал вину, что не попросил больше.
– Алек, – просто сказал Эдвард.
– Эдвард, – поздоровался Алек, кивая ему, как и всем остальным.
Эдвард не сводил с него глаз еще какое-то время, прежде чем повернуться к Изабелле. Он прижал ее еще ближе и наклонился, шепча что-то ей на ухо. Я нахмурился и внимательно смотрел за ним, интересуясь, что он говорит. Она коротко кивнула, и он сказал что-то еще. Она снова кивнула, все еще глядя в пол. Потом она подняла руки и обняла его. Он поднес другую руку к ее подбородку и подтолкнул ее. Она не противилась и через миг подняла глаза на Алека, встречаясь с ним взглядом.
– Это моя девушка, Изабелла, – сказал Эдвард.
Алек кивнул.
– Конечно, Изабелла, – сказал он.
Она не сводила с него глаз, сохраняя контакт, и комната замерла в тишине. Мы все ждали ее реакции, что она скажет или сделает. Часть меня ждала, что она убежит и испугается, как тогда с Эсме, потому что Алек намного большая опасность, чем моя сестра.
Я даже надеялся на такую реакцию, но, наконец, когда она зашевелилась, мы все удивились.
– Приятно видеть вас, Алек, – сказала она дрожащим голосом.
Она протянула ему руку, и мои глаза расширились от шока. Рука тряслась, все это видели, она была напугана, но это не имело значения. Какая разница? Она не подчинилась страху, не позволила ему поглотить ее.
Алек поколебался, но протянул руку в ответ и пожал ее ладонь.
– Взаимно, – сказал Алек. – Если вы, дети, простите меня, я пойду обустраиваться.
Он отпустил руку Изабеллы и, развернувшись, пошел наверх. На ходу наши глаза встретились, и он кивнул, прежде чем исчезнуть на лестнице.
Я снова глянул на детей, наблюдая, как Эдвард горделиво улыбается. Он наклонился и прошептал ей что-то снова, она залилась румянцем, улыбаясь в ответ на его слова. Он тихо засмеялся и, наклонившись еще ниже, прижался губами к ее шее. Она отклонила голову назад и прикрыла глаза в ответ на поцелуй.
И я улыбнулся. Впервые за долгое время. Я смотрел на них двоих вместе и улыбался.
Потому что она посмотрела в эти пронизывающие темные глаза, глаза, которые наблюдали за ней, пока ее мучили, глаза, которые, как она знала, принадлежали убийце, и она не дрогнула. Она твердо стояла на ногах, держалась, не позволяя никому больше сломить ее. И это, даже больше, чем что-либо другое, вселяло в меня веру, что все может– таки быть в порядке, что для нас всех еще есть надежда.
Потому что это то, что не могла сделать даже моя жена.
ДН. Глава 54. Часть 1:
Глава 54. Трещина в бетоне
«Мне нравится, когда цветок или пучок травинок прорастает
через трещину в бетоне. Это чертовски героично»
Джордж Карлин
Эдвард Каллен
Я увидел его, как только зашел в дом. Он остановился и быстро пробежал по нам глазами, оценивая, как он обычно это делал. Всегда твердо стоит на своих гребаных ногах, всегда точно оценивает окружающее. Изабелла заметила его и сразу же напряглась, всё ее тело окаменело, а голова опустилась вниз, к деревянному полу. Я бессознательно потянулся к ней, крепко обхватывая и притягивая к себе.
Я хотел сказать, чтобы она немедленно прекращала это и расслабилась, потому что это был всего лишь мой дядя Алек, но держал рот на замке. Я постоянно говорил в течение всей недели, практически вдалбливая в нее, что он будет здесь – я хотел подготовить ее. Я удостоверился, что она знает, что не должна ничего бояться, и сказал, что он был полностью безопасен. Она не выглядела так, как будто, на хер, поверила мне, но я не винил ее, потому что даже сам не верил, что он был «полностью безопасен». Но я был уверен в том, что ей не о чем беспокоиться. Ни при каких обстоятельствах он не навредил бы ей. И без разницы, по какой причине: по той, что он – наша семья, или типа он слишком уважаемый человек для подобного дерьма. И я никогда бы такого не позволил. Никто не должен, б…ь, снова причинять боль моей девочке, не тогда, когда я могу не допустить этого.
Я должен был знать, что попытка подготовить ее заранее бесполезна, ведь та же самая хрень случилась, когда впервые приехала Эсме. Она сказала, что всё хорошо, сказала, что была готова, но слова и действительность разительно отличались. Она почти, черт возьми, вернулась в рабское состояние, и было ясно, что она собиралась сделать это снова.
Все начали приветствовать Алека, а я стоял там, поддерживая Изабеллу, не уверенный в том, что, черт возьми, сделать, чтобы уменьшить ее напряжение. Я думал о том, чтобы схватить ее и унести отсюда, подняться наверх и увериться, что с ней всё в порядке, но знал, что это было бы смешно и ничего бы не решило. Черт побери, не может же она постоянно его избегать, а я не могу постоянно ее прятать и ограждать от мира, хотя именно это и я желаю. Я не хочу, чтобы что-либо даже отдаленно беспокоило ее, хочу, чтобы все плохое держалось подальше от нее, насколько это в моих силах, но это было нелогично и невозможно. Я не мог дать ей всю гребанную «радость» в мире; ей предстоит иногда проходить и через бури. Я пытался помочь ей найти независимость, войти в жизнь и отыскать силы, и на, хер, избежать чего-то такого незначительного, как встреча с моим дядей Алеком. То, что не убивает нас – делает сильнее, правильно?
После того, как Алек поприветствовал остальных, его взгляд упал на меня. Я посмотрел на него, про себя молясь, чтобы всё это дерьмо прошло нормально. Я пытался быть сильным и не вести себя, как дикарь, не забросить ее на плечо и не убежать. Но, если она будет волноваться еще больше, это точно поколеблет мою решимость.
– Алек, – просто сказал я, кивая ему.
Он вернул приветствие.
– Эдвард, – ответил он.
Я мельком взглянул на него, прежде чем перевести взгляд на Изабеллу. Она все еще пристально смотрела вниз на долбаный пол, так сосредоточенно, как будто хотела запомнить все линии и узоры на этом дерьме. Я мог почувствовать, как ее тело дрожит, а ее дыхание было шатким, каждый вздох походил на всхлип. Я притянул ее ещё ближе к себе, крепко удерживая. Я не был уверен, что, б…ь, сказать или сделать, чтобы облегчить эту дрянь для нее, но я чувствовал каждый взгляд, направленный на нас, так что знал, что должен что-то сделать. Я вздохнул и наклонился ближе к ней, отчаянно пытаясь найти правильные слова.
Что заставляет вас, черт побери, говорить девушке, что вы ее любите, когда она так боится пострадать от вашей собственной семьи? Какие слова в силах убить страх, созданный муками прошлого, и при этом вызванный человеком, который видел, как эти страдания проходили, не делая ни единой гребаной попытки ей помочь? Есть ли на свете слова, которые могут помочь? Я так не думаю, но я не мог просто стоять там и ничего не сказать. Часть меня – очень нетерпеливая часть – кричала, что это было, черт возьми, смешно, потому что она должна, на хер, доверять мне, я хотел сказать ей заканчивать с этим, но большая моя часть понимала её. Я четко помнил, как в детстве меня пугало присутствие дяди, как отец постоянно повторял мне взять себя, б…ь, в руки и справиться с этим. Как сильно это дерьмо ранило меня, словно отцу было насрать на мои чувства и страх. Я не мог поступить с ней так же, ведь у нее намного больше причин бояться Алека, чем когда-либо было у меня, и она должна знать, что ее чувства ценят.
Я понял, что никогда не найду правильных слов, так что просто сказал первое, что пришло на ум. Кое-что охеренно тупое, типичное для меня. Я просто открыл рот, извергая всякую хрень, которая, я надеялся, будет ей понятна.
–Ты помнишь, как уговорила меня посмотреть эти дурацкие фильмы о волшебниках, tesoro? О Гарри Поттере? Ты помнишь, как он противостоял плохому парню, Волдеморту, а этот негодяй пытаться причинить ему боль, но не мог, потому что тот был защищен любовью или чем бы это ни было? – спросил я, неся всякую чушь, приходящую в голову. Я, вероятно, перепутал детали, но, в любом случае, это была достаточно ясная картина.
Она нерешительно кивнула, возможно, задаваясь вопросом, для чего, черт возьми, я говорил о проклятом кино прямо сейчас.
– В общем, ты – Гарри Поттер, и мы собираемся притвориться, что этот ублюдок, там, – это Волдеморт. Он не может дотронуться до тебя, пока ты веришь в меня. Потому что я люблю тебя, и не позволю, чтобы с тобой что-либо случилось. Моя любовь – лучшая гребаная защита, которую ты получила, и у тебя всегда это будет. Ты не можешь позволить им, на хер, сломить себя, ты должна держать голову высоко и встретиться с этим. Ты понимаешь меня? Понимаешь, о чем я говорю?
Она снова кивнула, берясь за мою руку, обернутую вокруг нее. Другой я приподнял ее голову. Я не собирался вынуждать ее, и был рад, что она не пыталась бороться со мной, но мне не нравился ее взгляд – в нем чувствовалось поражение. В ней было больше сил, чем в любом из нас, и она не могла позволить безрассудному страху сдерживать ее, как это было сейчас.
– Это – моя девушка, Изабелла, – сказал я.
Алек знал о ней, возможно, он знал всю гребаную историю моей матери, умирающей за нее, но все это – не Изабелла. Изабелла была гораздо большим.
– Конечно. Изабелла, – сказал он, пристально глядя на нее.
В ответ она уставилась на него, но ничего не говорила, и неуклюжая тишина заполнила комнату. Я полагал, что высказывание чего-нибудь сломало бы напряженность, которую нагнетали взгляды остальных. Я надеялся, что она сделает первый шаг и заговорит, потому что, я знал, Алек не станет. Основываясь на том, что сказала Эсме, когда посетила нас на Рождество, была долбаная причина, почему Алек не появился – тогда он хотел избежать этой ситуации. Он не хотел заставлять ее чувствовать неудобство. Но к счастью, я не должен был ничего придумывать, чтобы убрать напряженность, потому что она, наконец, пришла в себя.
– Я рада видеть вас, Алек, – сказала она, ее голос был напряженным и шатким.
Она протянула ему руку, и я уставился на нее, немного ошеломленный. Я ожидал, что она найдет силу признать его, но точно не ожидал, что она, на хер, протянет ему руку. Потребовалась бы большая храбрость, чтобы пожать руку человеку, который позволил своей сестре мучить вас, даже не делая замечания. Этот человек, вы знаете, убивал людей. И она, очевидно, все еще была охеренно испугана, но сделала это, потому что была сильной. Она, наконец, начинала верить в себя, и было ясно, что она, черт возьми, верила в меня. Она доверяла мне.
Она протянула руку человеку, который, я знал, даже не рассматривал такой вариант развития событий… еще одна сраная причина, чтобы гордиться моей девочкой.
Он взглянул на ее руку, вид у него был не менее удивленный, чем у остальных. Он колебался с мгновение, и я сразу же подумал, что, если он не сделал бы это дерьмо, если бы он не взял ее руку и не пожал ее, то после всего этого я причинил бы этому уроду боль. Но он не разочаровывал меня. Он взял ее руку и потряс.
– Взаимно, – сказал Алек. – Если вы, дети, простите меня, я пойду обустраиваться.
Он отпустил руку Изабеллы и повернулся, поднимаясь наверх и исчезая из нашего поля зрения. Я ухмыльнулся и притянул Изабеллу еще ближе к себе, а она положила свою руку назад на мою.
– Черт побери, да, это – моя девочка! Христос, разве можно быть такой сексуальной?– пробормотал я.
Я видел, что ее щеки начали вспыхивать.
– Я никогда не гордился так тобой, tesoro.
Она улыбнулась, ее тело немного расслабилось, и я, смеясь, наклонился и поцеловал ее в покрасневшую кожу на шее. Она слегка вздохнула и повернула, ослабляя хватку и начиная мягко потирать мое предплечье.
Я несколько раз поцеловал ее в шею, а потом все заговорили. Элис и Розали сказали, что уходят. Я оторвался от Изабеллы и осмотрелся, тут же наталкиваясь на отцовский взгляд. Он с любопытством уставился на нас, на его лице застыла улыбка. Наши взгляды встретились, и я насторожился, немного сбитый с толку выражением его лица. Он повернулся и пошел к двери под лестницей, отпирая ее и проскальзывая внутрь.
Мы попрощались с Элис и Розали, и мои братья ушли с ними, оставляя Изабеллу и меня одних в холле. Она вздохнула и высвободилась из моих рук, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. В ее глазах было любопытство, на губах играла легкая улыбка, щеки окрасил румянец. Она больше не дрожала, ее рука была твердой, когда она подняла ее и провела кончиками пальцев вдоль линии моей челюсти. Она встала на цыпочки, и я ухмыльнулся, склоняясь и мягко целуя ее в губы.
– Твоя девушка? – спросила она мягко, отрываясь от поцелуя.
Я кивнул, пристально смотря на нее.
– Это – то, кем ты являешься,– сказал я, оборачивая руки вокруг нее и притягивая ее к себе.
Меня смущал тот факт, что ее это удивляло. Я называл ее своей девушкой все гребаное время.
– Это проблема? Я имею в виду, ты не против, чтобы я говорил об этой хрени на людях? – Она обвила меня руками, крепко обнимая.
– О, нет, я люблю слышать это, но только… он знает,– сказала она спокойно. – Он знал, кем я была. Он же не видит меня впервые и не впервые обо мне узнает.
Я вздохнул, качая головой.
– Изабелла, ты, именно, моя девушка. Он знает, кем ты была, но это не ты, – сказал я.
– Но… – начала она, тут я отступил от нее и приподнял ее голову, чтобы она посмотрела на меня и остановилась.
– Никаких «но». Перестань думать это дерьмо о себе. Ты лучше этого, гораздо лучше, – сказал я, качая головой.
Я ненавидел, когда она подавляла себя, и хотя я понял, почему она это делает, я хотел, чтобы она перестала ощущать себя долбаной рабыней.
– Но я – именно это, – сказала она.
Я застонал.
– Разве я не говорил – никаких «но»? – спросил я. – Это только технические особенности, Белла. Названия, которые другие люди дают нам, не делают нас теми, кто мы есть. Если ты – только рабыня, то я – не кто иной, как principe della мафия. Это – все, что я есть, Изабелла? Принц мафии?
