Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 120 (всего у книги 166 страниц)

– Дай ей воды и что-нибудь поесть, – приказал Стефан, глядя на рыжеволосую девушку и Джеймса. – А потом отнесите ее назад, чтобы ее не было видно. Пусть отдохнет.

– Оу, я с этим справлюсь, – с ухмылкой сказал Джеймс.

Мой страх усилился, сердце подскочило, казалось, я слышу, как кровь бежит по венам. Я была словно в тумане, перед глазами мерцали точки.

Стефан прошел мимо Джеймса, но через несколько шагов резко остановился. Мои глаза расширились от шока, когда он схватил Джеймса и грубо повернул к себе, на его лице застыло серьезное выражение.

– Помни, что я сказал, мальчишка, – жестко сказал он.

– Я понял, – ответил Джеймс, в защитном жесте поднимая руки. – Серьезно, я знаю.

Стефан замер на миг, прежде чем отпустить Джеймса и уйти.

Женщина подошла ко мне и начала развязывать веревки, которые привязывали меня к стулу, ослабляя те, которые были на запястьях. Кисти горели, когда руки освободили, запястья были оцарапаны и кровоточили. Она начала развязывать веревки и на ногах и через секунду застонала.

– Джеймс, мне нужна твоя помощь, – сказала она.

Джеймс уставился на нее, прежде чем раздраженно вздохнуть и подойти к нам. Я с опаской наблюдала за ним и напряглась, когда он достал из кармана нож, задержав дыхание, когда он его открывал. Он засунул лезвие между моей кожей и веревками, разрезая их.

– Иди принеси что-нибудь поесть, Вики, – сказал Джеймс, глядя на женщину. – А я присмотрю за ней.

Она ухмыльнулась и согласилась, звук стука ее каблуков по бетону заставил меня запаниковать еще сильнее. Я услышала хлопок двери и Джеймс ухмыльнулся.

– Наконец-то, одни, – прошептал он.

Я неподвижно сидела, пока он медленно разрезал веревки, глаза хаотично бегали по комнате в поисках выхода. Он разрезал последнюю веревку, и его руки начала медленно скользить по моим ногам. Я подавила крик, сердце бешено забилось. Он замер, а потом, глянув на меня, крепко сжал мои бедра, его пальцы впились в плоть. Я съежилась от внезапной боли, а он поднялся, наклоняясь ртом к моему уху.

– Ты заплатишь мне за отметину, – прошептал он. – Я убью твоего бойфренда, как только у меня будет шанс, и я прослежу, чтобы ты видела, как я это делаю.

Меня пронзила вспышка страха, когда он высунул язык и обвел им мочку моего уха, я ощутила резкое отвращение. Инстинктивно закричав от ужаса, я пыталась избавиться от него. Я подняла руки и толкнула его, застав врасплох. Он отшатнулся назад на несколько шагов, и прежде чем он успел отреагировать, я замахнулась ногой и ударила его в промежность со всей силой, на которую была способна. Он заорал, его руки взметнулись в воздух, когда он бросился на меня. Я подскочила и быстро увернулась, зрение на миг затуманилось, но краем глаза я заметила металлическую дверь в нескольких шагах. Я понеслась к ней, но ноги запутались в веревке. Каким-то чудом я удержалась в вертикальном положении и вздохнула с облегчением, когда смогла из нее выпутаться. Я резко дернула ручку двери и уже начала открывать ее, когда меня схватили сзади.

– Мне нравится, когда пытаются бороться, – еле слышно сказал он.

Я дернула плечами и закричала, пытаясь вырваться из его хватки, пока он тянул меня через комнату к другой двери, открывая ее плечом. Он затащил меня внутрь и грубо толкнул к маленькой металлической кровати с одним матрасом. Я развернулась, чтобы видеть его, не зная, что он собирается делать, и напряглась, когда он схватил моток липкой ленты, лежащей на столике возле двери. Он начал приближаться ко мне, и я яростно закачала головой, делая шаг назад.

– Нет, – сказала я.

Он ухмыльнулся.

– Да, – просто ответил он.

ДН. Глава 68. Часть 4:

Я быстро повернулась, замечая, что это просто была кладовая для разных вещей с небольшой ванной на той стороне комнаты. Я попыталась прорваться мимо него к двери, но он схватил меня за запястье, грубо притягивая к себе. Руку обожгла боль, такая сильная, что в глазах потемнело, и я закричала. Он кинул меня на кровать и перешагнул через меня, пока я кричала, от страха и ужаса меня тошнило. Я начала отбиваться от него, но мое правое плечо болело, поэтому рука совсем не слушалась. Я резко выдохнула, когда он завалил меня на спину, пытаясь оттолкнуть его, мои тонкие пальцы впивались в его кожу, царапая его. Я содрала его повязку и вспорола швы под ней, от чего он содрогнулся и отвернул от меня лицо, из раны потекла кровь. Он отстранился от меня и поднял кулак, ударяя меня по лицу. Я громко взвизгнула, слезы заливали глаза, нос жгло.

Он схватил липкую ленту и быстро оторвал кусок, накрывая мой рот и частично ноздри. Я с ужасом уставилась на него, когда он приготовил еще ленту, и, забравшись на меня, перевернул меня на живот. Он грубо схватил меня за руки и скрутил их за спиной, мне было больно. Я стонала в ленту, накрывающую рот, пока он связывал мне руки и лодыжки. Я истерично всхлипывала и пыталась нормализовать дыхание, не в силах дышать через нос. Через секунду он встал и со злостью кинул в меня моток ленты, она врезалась мне в голову. Я вздрогнула, а он вытер щеку, поднося руку к глазам.

– Теперь уже в третий раз, сука, – с ненавистью выплюнул он, разворачиваясь и уходя.

Он хлопнул дверью, внезапно свет в комнате погас, и я очутилась в полнейшей темноте.

Не знаю, как долго я лежала там, стараясь игнорировать боль, хотя каждая минута казалась вечностью. Однажды зашла рыжеволосая девушка по имени Виктория, принесла сумку с едой и бутылку воды. Она оторвала ленту от моих губ, в ее движениях начисто исчезла былая аккуратность. Она со злостью всунула мне еду, накормив меня несколькими кусочками, прежде чем уйти и вновь оставить меня в темноте.

Через какое-то время я отключилась, а когда очнулась, возле кровати стоял силуэт. Несколько раз слепо моргнув в темноте, я пыталась привыкнуть, и, наконец, различила знакомые черты Стефана.

– Я думала, ты собиралась сотрудничать, principessa, – бесстрастно сказал он.

– Я, э-э… я не хотела… он собирался, – бормотала я, но голос ломался, я не могла выговорить.

Я даже не была уверена, что хочу сказать, наверняка этому мужчине наплевать, что собирался со мной делать Джеймс.

– Мне не нужны оправдания, – жестко сказал он. – Мне нужно сотрудничество.

Я было открыла рот, чтобы снова заговорить, как вдруг он вогнал мне в бедро шприц, острая боль добавилась к той, которая уже мучила мое тело. Я содрогнулась.

– Так будет проще, – объяснил он, убирая шприц в сторону и снимая липкую ленту с моих рук и ног.

Я закричала, когда он коснулся моей правой руки, и он вздохнул.

– Вывихнута, – просто сказал он, прежде чем уйти.

Он исчез, закрывая за собой дверь, а я лежала в полной темноте, прежде чем попыталась сесть. Меня мучила жажда, желудок скрутило, мне казалось, соляная кислота разъедает меня изнутри. Не могу вспомнить, когда еще мне так хотелось есть, даже в Финиксе, поэтому я заинтересовалась, сколько уже я тут.

Схватив бутылку воды, которую оставила Виктория, я попыталась открыть ее раненой рукой. Вода была теплой, но я быстро выпила ее, утоляя жажду. Я несколько раз откусила сэндвич, но меня начало тошнить, в голове снова был туман. Я откинулась на кровать и закрыла глаза, желая, чтобы это прекратилось, а потом темнота вновь поглотила меня.

И снова прошло время. Разговоры пробивались сквозь завесу и исчезали так же быстро, как и приходили. Я иногда просыпалась, чтобы найти еду или воду, ела то, что могла, пила, потом вновь погружалась в бессознательность. Иногда появлялась Хейди, ее присутствие удивило меня, она проверяла пульс и быстро осматривала меня, но без единого слова. Вики заходила и дала мне чистую одежду, подняв с пола, куда я упала, возвращаясь из ванной. Я не была уверена, сколько уже нахожусь в этой комнате в полной темноте, сколько времени я провела без сознания. Могли пройти дни или недели, но с каждым разом становилось все хуже. Мне начали сниться кошмары и появились галлюцинации; когда я была на краю бессознательного, я слышала голоса и видела лица, хотя тут их не могло быть. Я была возбуждена и сбита с толку, не в силах отличить, где сон, а где явь.

В краткий миг просветления я услышала разговор, который доносился через дверь, я попыталась сфокусироваться и понять, что происходит.

– Это лучше, чем мы предвкушали, – раздался знакомый голос, он, как я вспомнила, принадлежал мужчине, приставлявшему оружие к моей голове в Форксе.

– Да. Теперь Карлайл и Алек не при делах, осталось ждать, как отреагирует мальчишка Каллен, – еле слышно ответил Стефан.

Я боролась, чтобы открыть глаза и остаться в сознании, ведь мне нужно было знать, что это значит. Что произошло с доктором Калленом и Алеком? Это значило, что Эдвард в порядке, хотя бы сейчас? Его слова напугали и озадачили меня, и не имеет значения, как отчаянно я боролась, надвигалось необратимое. Мужчины снова заговорили на иностранном языке, их голоса слились, и я опять погрузилась в сон.

Ночные кошмары были напряженные, в голове вспыхивали воспоминания. Я видела измученное лицо матери, слышала ее тихий голос. «У тебя великая судьба, Изабелла. Не теряй надежду», – повторяла она. Я видела мать Эдварда, она кружилась и сияла, она выглядела как ангел-хранитель, который пришел спасти меня. «Это судьба», – говорила она с улыбкой. Я не знала, был ли это просто продукт моего больного воображения, или это была моя потерянная память, но я все равно верила. Эдвард тоже иногда приходил, его очаровательная улыбка и мелодичный смех успокаивали. «La mia bella ragazza» шептал он на итальянском, по коже бегали мурашки. Я почти ощущала его дыхание на своей щеке, его тепло и пьянящий аромат. «Ti amo. Non potro mai rinunciare» (1)

Видения уходили, как и приходили, они только становили хуже. Я видела лицо Джеймса, его злобную ухмылку, видела его сосредоточенность, когда он дышал мне в шею и пытался раздвинуть колени. Я страдала от жестокости Чарльза и Джейн, которую они проявляли в Финиксе, я снова переживала все побои, которые получила ребенком от Чарльза Старшего, как будто это было сейчас. Джейкоб проникал в мои мысли, я видела, как он падает от пули и мучается на моих глазах. Это была моя вина, что он был там; моя вина, что его неподвижное тело истекало кровью на земле. Выражение лица Эдварда, когда он говорил мне о смерти своей матери, заполнило сознание, я чувствовала опустошение. Я вспоминала его слова и его рыдания, то разбитое выражение его лица, когда я ударила его на футбольной площадке, а потом он очутился в машине, где я видела его в последний раз. Он молчал и был неподвижен, жизнь едва теплилась в нем. «Убей его», – кричал голос Джеймса в моих мыслях. «Он умрет в любом случае».

Меня преследовали ненавидящие глаза доктора Каллена, тот пронзительный взгляд, который я увидела в один из дней предыдущего октября, когда дотронулась до его оружия. Я почти ощущала, как оно было прижато к моей глотке, а я хватала ртом воздух, как гнев пронзал его. Видение появлялось снова и снова, тело превращалось в пепел, я снова переживала ту ночь, привязанная к кровати. Напряженная, реальная боль, каждая частичка меня горела адским пламенем. Это было невыносимо, я слышала свой крик в темноте, грудь вибрировала от визгов.

Моменты просветления появлялись все реже, и даже когда я просыпалась, я не всегда это осознавала. Возле меня стояли незнакомые люди, они говорили о вещах, которые не имели смысла. Я часто видела одно и то же лицо, страшно выглядевшего мужчину со смуглой кожей и родинкой под правым глазом. Левая половина его лица безумно пугала, оно как будто обгорело в огне. Он выглядел как монстр из моих кошмаров, и я ощущала каждый раз, когда мы был рядом, как мое тело трясется от страха.

Однажды я проснулась и увидела, как Стефан садится на кровать около меня, внимательно вглядываясь в мое лицо.

– Какой код от дома Калленов? – спросил он, его голос был приглушенным, как будто у меня заложило уши.

– Что? – выдавила я, но не раздалось ни единого звука.

Грудь разрывала боль. Я попыталась прочистить горло и содрогнулась.

– Код от дома, – жестко повторил он.

Я не ответила, и он застонал от раздражения.

– Если не хочешь умереть от обезвоживания, просто скажи мне то, что я хочу знать.

Я смотрела на него, размышляя, я отчаянно нуждалась в воде. Поколебавшись, я отвернулась от него, просто желая, чтобы он исчез.

– Уходите, – прошептала я.

Мое неповиновение разозлило его, он быстро встал и, вытянув из-за пояса пистолет, прицелился в меня. Он грубо приставил дуло к моему горлу, прекращая поток воздуха.

– Скажи мне код, – заорал он.

Я хватала ртом кислород, каждый дюйм тела молил об облегчении, но я знала, что не могу сказать ему то, что он хотел знать. Я никогда не предам Калленов таким образом, и не только потому, что доктор Каллен говорил о моей преданности, когда несколько месяцев назад забирал меня из Финикса, но и потому, что они уже достаточно жертвовали ради меня. Я не могу причинить им еще больше вреда, и не имеет значения, какие для меня будут последствия.

Я крепко зажмурилась, и перед глазами промелькнуло лицо доктора Каллена, когда я пыталась вдохнуть, но пистолет делал это невозможным. Я почти видела гнев и ненависть в выражении его лица, но больше я не ощущала страха. Наконец, я поняла, что он чувствовал, осуждение и вина, которые поглотили его в тот момент, и пока я лежала тут в агонии, я желала, чтобы он, наконец, нажал на курок, ведь я тоже это ощущала.

Наконец, давление исчезло, и я сделала глубокий вдох, легкие расправлялись, и я ощутила бешеное облегчение, как вдруг что-то тяжелое ударило меня по голове. Боль снова пронзила меня, и я закричала, ощущая, как туман и темнота вновь поглощают меня, и круг замыкается.

Я не знала, сколько еще смогу продержаться, сколько смогу вынести, но я крепко держалась за надежду, что Эдвард спасет меня. Как-то он сможет меня найти и сможет решить эту ситуацию. И я не знаю, где он и что делает, и как он собирается справиться с этим, но я просто не могла отпустить надежду.

Однажды он пообещал мне, что не сдастся, что бы ни случилось, и пока он не сдается, я тоже никогда не оставлю его.

(1) Я люблю тебя. Я никогда не сдамся

ДН. Глава 69. Часть 1:

Глава 69. Неопределенность

«Я хотел превосходного окончания. Теперь я с большим трудом выучил, что некоторые стихи не имеют рифмы, и некоторые истории не имеют ясного начала, середины и конца. Жизнь – это что-то непознанное, изменяющееся, так что пользуйся моментом и делай лучшее из того, что можешь, не зная, что будет потом. Восхитительная неопределенность»

Гилда Раднер

Эдвард Каллен

Я слышал выражение «напряжение было настолько плотным, что его можно было резать ножом» как минимум сотню раз, но только в этот гребаный момент, когда сидел в безукоризненно чистой машине, борясь с тошнотой от запаха свежей кожи, я, наконец, понял, что оно означает. Мое проклятое тело болело, в висках жестоко стучало, но физическая боль не шла ни в какое сравнение с эмоциональными страданиями, которые я ощущал. Напряжение, б…ь, душило меня. От мужчины, сидевшего рядом со мной, исходила чистая враждебность, еле переносимая.

Он не сказал мне ни единого гребаного слова и за весь вечер едва взглянул на меня. Если бы не очевидная враждебность в воздухе между нами, я задумался бы, помнит ли он, б…ь, вообще, что я здесь. Весь вечер я слышал его шипящий голос, когда он говорил по телефону, но не мог слышать весь разговор, так что не имел представления, что, черт возьми, происходит. Я хотел это знать, но так же дьявольски боялся спросить и услышать ответ. Я был чертовски труслив… и не мог это скрыть.

Он ехал, соблюдая все установленные пределы скорости, словно в мире у него не было забот. Его неторопливость подводила меня к краю и заставляла руки трястись. В машине царила полная тишина, нарушаемая только шумом мотора, и ничто не могло ослабить огромное давление, которое я ощущал. Не было ни чертовой музыки, ни гребаных разговоров… ничего, кроме напряжения.

У меня были сломаны два ребра, нос и в довершение всего растянуто запястье. У меня были порезы, и половину тела покрывали синяки. Мой отец позвонил одному коллеге в Секьюэме и попросил оказать любезность, посмотрев меня без записи и лишних вопросов, несмотря на мое отчаянное сопротивление и нежелание видеть никаких чертовых докторов. Он уже и так оценил, что со мной случилось, и они не могли сделать никакого дерьма, кроме как приложить лед и дать мне тайленол, что я с успехом мог проделать и дома. Но он потребовал, чтобы я подчинился, просто на всякий случай, а когда Карлайл Каллен, б…ь, требует что-то, даже я не могу сказать «нет». Я уже и так достаточно разозлил его, признавшись, что мы поработали с чипом Изабеллы, и я достаточно хорошо знал его, чтобы так быстро начинать новую ссору, настаивая на своем.

Когда приехал Алек, мы вдвоем совершили почти двухчасовую поездку в больницу, оставив отца справляться с опустошением. Врач предложил, чтоб я остался на ночь, чтобы за мной понаблюдали, но тут встрял Алек, отклонив предложение и сказав, что нам надо как можно скорее возвращаться домой.

Я взглянул на часы на приборной доске, пока мы ехали в темноте, заметив, что до полуночи осталось несколько минут. Моя грудь сжалась от осознания того, что вскоре начнется новый день, и последние двадцать четыре часа практически стали частью прошлого. Большинство людей забыли бы об этом, эти часы стали бы лишь пятнышком на радаре карты их жизни, но я эти часы не забуду никогда. Двадцать четыре гребаных часа назад я лежал на кровати с Беллой, держал ее в руках и ощущал ее тепло. Я слышал ее голос, когда она шептала мое имя во сне, просто слово, но произносимое с такой чертовской страстью, что от воспоминания по спине пробежала дрожь. Двадцать четыре часа назад она была со мной – в безопасности и, несмотря на все, счастливая.

А теперь я сидел здесь, со злостью глядя на долбаные часы, и не знал ничего. Я не знал, где она, с кем она, или через что она прошла. Я не имел представления, все ли с ней в порядке или нет, не имел, б…ь, понятия, не испугана ли она или не больно ли ей. Одна эта мысль заставила меня вздрогнуть от ужаса и злости, и я стиснул руки в кулаки, пытаясь вновь обрести над собой контроль.

Двенадцать часов. Она пропала примерно двенадцать часов назад, и эти чертовы часы все еще продолжали тикать, словно секунды были бессмысленны и не имели значения. Однако это было не так, потому что каждая секунда была еще одной гребано длинной секундой. Это была еще одна секунда без нее, еще одна секунда незнания, что случилось.

Мой мир словно остановился, так почему эти проклятые часы все еще идут, словно предполагалось, что я могу двигаться назад без нее?

Я громко вздохнул, и Алек напрягся. Напряжение между нами возросло. Он был разъярен, и это было опасно, б…ь, потому что я точно знал, что происходит, когда он поддается своей ярости. От этой мысли живот свело, сердце забилось так быстро, что боль в груди усилилась, и я хватал ртом воздух.

Мы проехали через участок леса, где произошла авария, и я нерешительно огляделся, увидев, что машины больше нет. Я ждал этого, так как отец вызвал эвакуатор еще до нашего отъезда, но все равно это было странно. Даже в темноте я видел, что на месте нашего столкновения сломаны несколько деревьев, но, если бы я не знал точно, то просто подумал бы, что это произошло естественным путем. Никаких свидетельств события, которое закрутило мою жизнь в сужающуюся спираль, никакого признака, что похитили женщину, которую я любил больше жизни.

Мы продолжали ехать в полнейшей тишине, и я просто смотрел в окно, страдая с каждой гребаной секундой. Я вздохнул с облегчением, когда мы, наконец, доехали до дома, радуясь, что все завершилось, и нас будет разделять небольшое расстояние. Он припарковал машину, и я вылез, тревожно оглядываясь. Дом выглядел пустым – насколько я видел, света в нем не было, но я был уверен, что в нем кто-то есть. Хотя я чувствовал, что чего-то не хватает. Это была идиотская мысль, потому что было совершенно ясно, что именно пропало.

La mia bella ragazza – и, пока она не вернется, ничто не будет ощущаться правильным опять.

Мои глаза начало жечь, пока я смотрел на дом, и я несколько раз моргнул, пытаясь отогнать формирующиеся слезы. Я яростно боролся с ними, мне необходимо было оставаться сильным, потому что я не мог сломаться или потерять надежду. Хотя это было гребано больно. Боль была хуже, чем от любого из моих повреждений, и причиняло большее страдание, чем гребаное напряжение, окружавшее нас.

Я облажался – и это нельзя было исправить. Я сделал это дерьмо, думая, что я лучше знаю, думая, что у меня есть ответы, когда на самом деле я сам был частью этой чертовой проблемы. Все это была моя гребаная ошибка. Она пропала, и, если бы я не был таким гребаным вспыльчивым и всезнающим, она могла бы сейчас быть в безопасности. Если бы я мог держать свой темперамент под контролем, или если бы я слушал, б…ь, про чип, все это дерьмо могло было быть другим.

Я простонал, подумав о долбаном чипе, и потер рукой грудь. Отец ударил меня, когда я признался. Его спокойствие немедленно испарилось, когда я признался в том, что мы сделали. Огонь в его глазах ошеломил меня, и еще никогда в жизни я так гребано не боялся его, как тогда. Я увидел убийцу, которого боялись другие люди, жестокого мужчину, который, не колеблясь, убьет любого, который посмеет угрожать ему. Он выплеснул свою ярость, сжав кулак и ударив меня в грудь с такой силой, что я отлетел к машине и перестал дышать. В этот момент он не был моим отцом, он был мафиозо, и напомнил мне устрашающего мужчину, чей взгляд сейчас сверлил мой затылок.

Я повернулся и взглянул на Алека, поймав его пронизывающий взгляд, который он не сводил с меня. У меня было ощущение, что он не собирается отводить от меня взгляд, он должен быть абсолютно уверен, что я не сделаю чего-нибудь еще такого же хренового.

Я провел рукой по волосам, вздрогнув от боли, пронизавшей тело, и направился к дому. Место, где лежал Джейкоб, когда мы сбегали, выглядело абсолютно нормальным, на гравии не было ни пятнышка крови. У меня кружилась голова, я пошатывался, зрение было затуманено. Меня переполняли страдание и неопределенность. Глубоко внутри я знал, что у него не было возможности выжить, и я знал, что мой отец был профессионалом в уничтожении свидетельств преступления, но маленькая часть внутри меня отчаянно верила, что это означало, что он как-то мог выжить. Я не мог, кроме всего прочего, стать еще и причиной смерти Джейкоба.

Я зашел внутрь и притормозил в фойе, когда отец вышел из комнаты под лестницей, застыв и пристально уставившись на меня. Его глаза быстро просканировали меня, потом сфокусировались на Алеке, который зашел за мной и закрыл дверь.

– Что он сказал? – хладнокровно спросил Алек, и звук его голоса прямо за мной послал дрожь по спине.

Я напрягся, но мой отец покачал головой.

– Ничего, – просто сказал он.

Алек прошел мимо меня и направился в комнату, своеобразно взглянув на моего отца, прежде чем раствориться внутри. Отец со злостью посмотрел на меня и тряхнул головой, что-то пробормотав себе под нос, после чего ушел, хлопнув дверью на втором этаже несколькими секундами позже.

Я немного постоял, не уверенный, что мне, б…ь, делать, и пошел наверх. Я услышал повышенный голос отца, дойдя до второго этажа, он на кого-то орал с потрясающей злостью. Я направился было на третий этаж, но внезапно застыл, услышав имя Эмметта. Меня затопили вина и стыд, когда я осознал, что он ругает моего брата за то, что было моей гребаной ошибкой. У меня подкосились ноги, и я сел на ступеньки, опустив голову, и вцепился в волосы, пытаясь собраться. Я слышал, как отец орет на него из-за долбаного чипа, требуя придумать, как исправить все это, пока мы не потеряли Изабеллу совсем. Его слова обожгли меня, и у меня перехватило дыхание при одном упоминании, что мы можем никогда не найти ее, я не мог принять это.

Мы найдем ее, и я не прекращу поиски, пока мы это не сделаем.

Через секунду дверь офиса открылась, и я обернулся. Вышел отец, засовывая телефон в карман. Он со злостью посмотрел на меня, начиная подниматься на третий этаж, проходя мимо меня. Через минуту он вернулся, остановившись около меня.

– Удивительно, как что-то такое маленькое может быть таким важным, правда? – небрежно сказал он, держа в руках маленький микрочип, который мы спрятали в библиотеке. – Я все знал, Эдвард. Я знал о том сигнальном устройстве, которое ты купил, но пропустил это, потому что хотел доверять вам. Я хотел верить, что ты не будешь таким идиотом, что действительно применишь это, поставив ее под угрозу. Я никогда не думал, что это вступит в игру, потому что никогда не думал, что ты сможешь сбежать. Но даже в самых диких мыслях я не мог представить, что ты проявишь такую ловкость. Я считал, что знаю тебя, Эдвард, но, как оказалось, ошибался. И Эмметт… клянусь, я думал, что он будет умнее. Почему даже он оказался таким идиотом, что влез в одну из ваших схем, я никогда не пойму.

– Не вини в этом Эмметта, – сказал я, разочарование в его голосе причиняло боль.

Все, что он сделал, наконец, б…ь, обрело для меня смысл, и я осознал, что действовал против него все это гребаное время. Каждый шаг, который он делал для ее безопасности, я, б…ь, разрушал. Каким же чертовым придурком я был? Насколько, б…ь, эгоистичным и самонадеянным?

– Это все моя ошибка. Он просто пытался нам помочь. Он просто хотел, чтобы мы были счастливы.

Он горько рассмеялся, тряхнув головой.

– И как? – спросил он, с любопытством поднимая бровь. – Ты теперь счастлив? Надеюсь, что так, сын.

Я покачал головой. Его насмешливый тон разозлил меня. Он мог злиться и разочаровываться, если хотел, но его насмешки – это было уже слишком.

– Ты же не такой гребаный придурок, – выплюнул я. – Очень похоже, что я счастлив? Я люблю ее! Она пропала! Она пропала, б…ь!

Он некоторое время пристально смотрел на меня и кивнул.

– Да, – просто сказал он, уходя в свой офис и захлопывая за собой дверь.

Я сидел там. Мой мозг пытался рассортировать все, что случилось, но не имело значения, насколько сильно я старался, я не мог найти легкого решения. Должен быть, должен быть какой-то способ исправить все случившееся, какой-то способ повернуть назад время и стереть мои ошибки. Все было в хаосе, мы были в опасности, и я не сделал ничего, кроме как ухудшил все своей самонадеянностью.

– Б…ь, – выплюнул я, еще сильнее вцепляясь в свои волосы.

Было больно, но это не шло ни в какое сравнение с другой моей болью. Сидеть и ничего не делать – убивало меня, каждая прошедшая секунда поедала меня живьем, но я не винил в этом никого, кроме себя.

Если бы только я, б…ь, тогда послушал…

Не знаю, сколько я там еще сидел, раскачиваясь вперед и назад, со все возрастающими злостью и нетерпением, но потом встал и принялся ходить по коридору. Вместо того, чтобы держать себя в руках, я начал еще больше сходить с ума. В конце концов, я услышал шаги по лестнице, когда Алек начал подниматься на второй этаж, и одновременно мой отец вышел из своего кабинета. Оба мужчины остановились на полдороге, заметив меня. Я переводил взгляд с одного на другого, и, пока они молча глядели на меня, улетучились и последние крохи моего самообладания.

– Что, б…ь, происходит с вами? Почему вы просто, б…ь, здесь стоите? – заорал я. – Вы не можете хоть что-нибудь сделать? Все, что угодно? О Боже!

Как только с моих губ слетело последнее слово, меня резко дернули за воротник, и моя спина влетела в стену. У меня перехватило дыхание, в теле рикошетом отозвалась боль. Я глотнул воздух, когда Алек жестко приставил что-то к моему боку, осознав через секунду, что это было его гребаное оружие.

– Ты так и не выучил урок? – резко спросил он. – Что должно произойти, чтобы ты понял, Эдвард? Должен умереть один из нас, прежде чем ты поймешь, что это не игра? Ты испортил жизнь нам всем, и я не собираюсь ждать, что ты поставишь меня под угрозу большую, чем ты это уже сделал. Меня не волнует, чей ты ребенок.

Мое сердце усиленно забилось, колени ослабели, пока он прижимал меня к стене. В этот момент из него истекала злость, направленная прямо на меня. Он, б…ь, был уверен в каждом слове, которое сказал, и я знал, что он, не колеблясь, нажмет на курок, если почувствует, что это необходимо.

– Алек, – твердо сказал мой отец. – Отпусти его.

Алек немедленно отпустил меня, и я вздрогнул, когда он убрал пистолет от меня и развернулся, приставляя его прямо к голове моего отца. Я резко выдохнул, боль от сломанных ребер прошила тело, и отец застыл. Он стоял как статуя, даже не моргая, б…ь, и Алек пристально смотрел на него. Я испугался до смерти, не понимая, что, черт возьми, происходит, но в глазах отца не было ни тени ужаса. Он просто стоял, терпеливо ожидая, пока Алек хоть что-нибудь сделает.

– Ты все глубже и глубже втягиваешь меня, Карлайл, – сказал он после минуты напряженной тишины, убирая оружие и засовывая его за ремень, тряхнув головой.

– Я знаю, – тихо ответил мой отец.

Алек со злостью повернулся ко мне.

– Если хочешь выжить, держи рот закрытым, – сказал он. – Меня не волнует, что происходит, или что послужило этому причиной, Эдвард. Твой рот убьет каждого из нас, если ты не прекратишь болтать, и, если ты не сможешь закрыть его сам, я закрою его за тебя. Я отказываюсь оставлять Эсме вдовой только потому, что ты не знаешь, как хранить секреты. Так что я говорю тебе прямо сейчас: если ты продолжишь высказывать то, что ты думаешь, считая, что это как-то продвинет все, я клянусь, что убью тебя прежде, чем они убьют тебя. Может, тебе и не нравятся наши методы, но тебе необходимо признать факт, что любой из нас понимает лучше, чем ты.

ДН. Глава 69. Часть 2:

Он отвернулся от меня и направился прямо в офис, проходя мимо моего отца. Я взглянул на него, заметив, что он нерешительно смотрит на меня, колеблясь, словно хочет что-то добавить.

– Тебе необходимо послушать его, – сказал отец через секунду. – Мы ее найдем, но нам надо правильно разыграть карты. Неважно, что случилось, мы не можем открыть, кто она такая, или поставить наши жизни на кон… включая ее жизнь. Просто расслабься, мы над этим работаем.

Он исчез в своем офисе и закрыл за собой дверь без единого слова, и я, не веря, смотрел на дверь. Расслабиться? Он ждет, что я, б…ь, расслаблюсь?

Время проходило мучительно медленно, каждая секунда приносила страдания, но часы все же шли с постоянной скоростью. Я бродил по дому, пока отец и Алек перемещались между офисом и подвалом, и, хотя я отчаянно хотел знать, что происходит, я не смел открыть рот, чтобы спросить их. На рассвете следующего дня я, наконец, дошел до третьего этажа. У меня сжалась грудь, когда я толкнул дверь спальни. В комнате было совершенно тихо, и я немного постоял, обозревая ее. Без нее все ощущалось совершенно неправильным, из всего ушла искра. Она должна была быть здесь, завернутая в одеяло и тесно сжимающая подушку во сне, и какого хрена, что ей снится, когда она счастлива. Но ее здесь не было.