Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 138 (всего у книги 166 страниц)

Он отвернулся от меня, по его голосу я понял, что свободен. Но стоило мне направиться к двери, как он прочистил горло.

– Еще одно, – сказал он.

Я повернулся, встречаясь с ним глазами, выражение его лица было очень серьезным.

– Где ты доставал наркотики?

– Брал их у парня по имени Фил, – нехотя ответил я, чувствуя себя настоящей крысой. – Я встретил его в твоем клубе.

– В моем клубе? – изумленно спросил он.

Я кивнул, и он покачал головой, тихо говоря:

– Я не хочу больше тебя там видеть, слышишь? Это место для тебя полностью закрыто, разве что я сам разрешу. Ты свободен.

(2) взаимоисключающие условия; пункт 22 устава амер.военной базы в Италии – лётчика можно отстранить от полётов, только если он сам об этом заявит и если при этом его признают сумасшедшим. Однако любой, кто обращается с такой просьбой, уже не сумасшедший, а все, кто продолжают летать, безумцы по определению, но отстранить их нельзя – они не сделали заявления. Таким образом, поправка из пункта 22 – эдакий манёвр, навсегда увязывающий солдата с войной

(3) метилендиоксиметамфетамин, экстази – наркотик, вызывающий чувство эйфории и обладающий допинговым действием; стал популярен в Европе в хаус– и техно– музыкальной культуре с конца 80-х гг. 20 в.

ДН. Глава 74. Часть 4:

Вскоре после этого разговора безжизненное тело Фила нашли в канаве у дороги, ему всадили пулю прямо в правый глаз. Я никогда не говорил об этом с Алеком, я сразу понял, что мафия убила его. Они называли это «передать сообщение», выстрел в глаз значил, что они наблюдают, и если кто-то посмеет сделать то же самое, их ждет та же хренова судьба. Алек бы не потерпел наркотики в своем клубе, я должен был знать это с самого начала. А теперь кого-то убили из-за моей небрежности и эгоизма; они отобрали жизнь у человека, который этого не заслужил, но ему не повезло, и он пересек мою дорогу. Это напомнило мне о словах Изабеллы после ее приезда в Вашингтон. В Финиксе она постоянно боялась, что будет платить за ошибки остальных. Фил заплатил за мою, и это еще раз напомнило мне, что я просто не имел права брать Изабеллу с собой в Чикаго. Одна моя ошибка стоит кому-то жизни, я никогда бы не простил себя, если бы она пострадала.

С того дня я больше никогда не приближался к Молли, и по приказу Алека не посещал клуб, я уединялся дома и изолировался ото всех. В дело даже вступила Эсме, она попыталась направить меня на путь праведный, где по ее мнению я должен был учиться в школе и позволить кому-то о себе заботиться. Со временем стало легче, но боль никогда не отпускала, служа постоянным напоминанием. Я иногда задумывался, будет ли так вечно, будет ли это ноющее ощущение снова и снова мучить меня. Я держался на плаву лишь благодаря знанию, что у нее все хорошо.

Год спустя я все так же влачил свое жалкое существование.

С тех пор я больше не слышал ее голоса, но каждую ночь вызывал его в памяти, качаясь на волнах воспоминаний о нашем времени вместе. Я часто придумывал, где она может сейчас быть, что делает, но стоило мне заснуть, как все хорошее скрывали кошмары. Никто не говорил о ней ни слова, стоило людям упомянуть ее, как разговор прекращался. Меня это бесило, но я знал, что это глупо – я сам сделал все возможное, чтобы порвать с ней. Я переживал за нее, и я хотел, б…ь, найти ее, но не знал, с чего начать и где искать.

Я дошел до такой стадии, что стащил телефон Алека во время визита в их дом и попытался найти там ее номер, но он подловил меня раньше. Он чуть с ума не сошел, когда застал меня за этим делом, он угрожал мне, говоря, что если я попытаюсь разыскать ее, то крепко об этом пожалею. Он сказал, что я сделал свой выбор, и ее жизнь теперь не в моей власти, она сама найдет меня, если захочет заговорить. И от этих слов было чертовски больно, потому что это была самая настоящая херовая правда. Кроме поздравления с днем рождения она больше никак не проявила желание иметь со мной дело. У меня нет права насильно вовлекать ее в свой мир, и нам обоим будет, б…ь, еще больнее, если мы вскроем старые раны.

Я приложился к бутылке «Серого Гуся», а потом сунул ее в холодильник, стараясь отвлечься от мыслей о Белле. Я пошел бродить по дому и, наконец, дошел до задней двери. Я открыл ее и поежился от слепящего солнечного света. Тут же меня ударил резкий запах сигаретного дыма, глаза защипало.

– Иисусе, что, на хер, я тебе говорил об этом? – раздраженно сказал я стройной женщине с оливкового цвета кожей, отмахиваясь от облака дыма.

На ней были надеты джинсы и простая футболка, она обхватила себя руками и нерешительно подняла на меня глаза.

– Вы курите, – защищаясь, сказала она, даже не бросив сигарету.

– Я курю травку, Леа. Между этими гребаными вещами большая разница, – пробормотал я.

Она закатила глаза и полезла в карман за пачкой «Мальборо», достала оттуда сигарету и протянула мне без единого слова. Я взял ее, еле слышно бормоча, что ненавижу эту гадость, но она все равно дала мне зажигалку. Дым обжег легкие, и я закашлялся, стряхивая пепел на землю.

– Какого хера ты тут делаешь, кстати? У тебя, что, нет работы?

– Мне нужен был свежий воздух, – сказала она, пожав плечами.

Я сделал еще одну затяжку и сухо засмеялся.

– Но если куришь, все, б…ь, выходит наоборот, да? – спросил я. – И какого черта ты думала, когда впустила в дом мою тетю без разрешения?

– Она приятная женщина. Плюс, она сказала, что у вас день рождения, – с улыбкой ответила она. – Кстати, сколько вам?

– Достаточно, чтобы уже не быть идиотом, – пробормотал я.

– Но еще слишком мало, чтобы начать переживать? – игриво добавила она, заливаясь смехом.

– Что-то вроде.

– Вы должны были сказать мне про день рождения, – сказала она – Я бы вам что-нибудь приготовила.

– Мне ничего не нужно.

– Ой, да бросьте. Вы еще слишком молоды, чтобы так цинично относиться к дням рождения, мистер Каллен. Плохой опыт?

Я закатил глаза и сделал последнюю затяжку, прежде чем бросить окурок на землю.

– Оставь эту тему.

– Я могу сделать торт, – сказала она, пожав плечами и выбросив свою сигарету. – Какой ваш любимый?

Я напрягся от этих слов, перед глазами тут же встало воспоминание об Изабелле на кухне в Форксе. Она готовила мне итальянский кремовый пирог, и я сказал ей, что теперь это любимое мое лакомство, ведь это, черт возьми, самая вкусная вещь, которую я только пробовал.

– Я не люблю торты, – пробормотал я, злясь, что начал вспоминать. – Если ты на самом деле хочешь что-то для меня сделать, так почему бы хоть раз не закончить свою работу вовремя?

– Как хотите, – сказала она, а я развернулся и пошел в дом.

Я резко хлопнул задней дверью и сам вздрогнул от звука, голова все еще болела. Я поднялся наверх и вернулся в комнату, где был до этого. Упав на кресло, я открыл ноутбук и включил его, располагаясь поудобнее и взъерошивая волосы. Школьные задания сами, на хер, не делаются, и у меня нет иного выбора, кроме как взяться за это дерьмо.

Время еле ползло, один гребаный час показался мне проклятой вечностью. Я слышал, как звонил дверной звонок, но проигнорировал его, зная, что по важным вопросам мне перезвонят. У меня не было настроения для тупой компании, я пытался сконцентрироваться на музыкальных теориях, но вместо этого мысли постоянно дрейфовали к ней.

Несколько минут спустя раздался стук в дверь, и я застонал, от злости дергая себя за волосы.

– Что? – заорал я.

Дверь открылась и на пороге возникла Леа, в руках она держала большую плоскую коричневую упаковку.

– Это только что привезли из службы доставки, – сказала она.

Я вздохнул и прикрыл компьютер, отодвигая его в сторону. Она подошла и положила вещь на стол, я подозрительно осмотрел посылку, думая, что, б…ь, это такое. Я заметил, что на обратном адресе была написана какая-то галерея искусств.

– Как думаете, это подарок на день рождения?

– Почему ты всегда такая любопытная сука?

– А почему вы вечно такой мудак?

Я удивленно глянул на нее и увидел на ее лице насмешку.

– Нужно иметь гребаную храбрость, чтобы сказать мне такое, – ответил я, приподняв бровь. – Тебе еще что-то нужно? Если нет, выметайся отсюда ко всем чертям.

– Нет, это все, – сказала она. – И кстати, я закончила. Все сделано вовремя, спасибо-вам-огромное.

– Не вовремя, – сказал я.

Она закатила глаза и развернулась, но тут я позвал ее по имени. Я открыл верхний ящик стола и вынул оттуда чековую книжку, быстро выписывая ей чек. Я протянул ей его, и она ухмыльнулась, возвращаясь назад и забирая чек у меня из рук.

– Лучше бы он был настоящий, мистер Каллен, – сказала она.

– Мои чеки хоть раз не принимали? – спросил я, наблюдая, как она покачала головой. – Так я и думал. А теперь катись к дьяволу, а то я передумаю и заберу его.

– Не заберете, – с уверенностью сказала она, расплываясь в улыбке.

Повернувшись, она снова пошла к двери и исчезла в коридоре. Я услышал с лестницы ее голос.

– До следующей недели!

– Какое счастье, – пробормотал я.

Весь прошлый год Леа проходила раз в неделю, она убирала и следила за порядком в доме. Я отказался брать в дом раба, это было бы как удар ниже пояса, поэтому Эсме нашла мне подходящего человека. Леа была надежной, и ей можно было верить, она была дочерью друга Эсме, и, несмотря на острый язычок и большой грязный рот, а также то, что ей было насрать на меня и мои приказы, она была хорошим работником. Я немало платил ей, и знал, что она никогда не предаст меня. Сейчас я уже достаточно взял себя в руки и мог обойтись без нее. Но, надо признать, мне нравилось иметь поблизости человека, который говорил со мной, наплевав на то, кем я являюсь.

Я открыл нижний ящик, чтобы достать нож, а потом резким движением надрезал бумагу и сорвал ее, обнажая полотно. Это было абстрактное изображение фортепиано, клавиши казались кривыми и извитыми. Картину орошали брызги красной краски, которые подчеркивали черно-белые тона всего остального. То тут, то там виднелись неровные строчки с нотами, которые сплетались в мелодию. Сероватые тона поверх рисунка казались туманной дымкой. Картина была выразительной, завораживающей с первого взгляда.

Я понес рисунок вниз и приложил его к стене над фортепиано, с минуту любуясь.

– Эсме, – пробормотал я, вспоминая, как она говорила о подарке.

Я улыбнулся и тряхнул головой, прежде чем вернуться наверх. Подарок оказался приличным, в отличие от прошлогоднего, когда она купила мне сраную книгу о самопомощи.

Остаток дня пролетел мгновенно, я заканчивал школьную работу, а после наступления ночи умылся и натянул приличную одежду. Мне наконец-то стало лучше, тело отходило от попойки, и я был готов принять еще не одну дозу спиртного.

Я задержался на кухне, уделив внимание «Серому Гусю», а потом поднял глаза на часы и в расстройстве чувств взъерошил волосы. В темноте комнаты красные светящиеся стрелки сообщали, что скоро десять. Я думал, что делать; мне отчаянно хотелось пойти спать, но слова Эсме всколыхнули во мне чувство вины. Я знал, что отец сейчас в городе, и Джаспер тоже, и все они будут праздновать приближение клятвы Эмметта. Какая-то часть меня чертовски хотела быть там, но оставался и тот я, который обижался на Эмметта за все услышанное от него дерьмо и не хотел видеть его без извинения. Я знал, что не дождусь этих слов, и честно, он, б…ь, думает так же, я уверен. Но Эсме была права, когда говорила, что мы братья, и у него сейчас важное событие в жизни.

Осмотрев кухню, я начал рыться по ящикам в поисках гребаного «Ксанакса», или чего-то еще, что успокоит мою нетерпеливую задницу. Я застыл, когда открыв ящик у раковины, заметил сложенный листочек бумаги. Боль в груди стала невероятно сильной, я перестал дышать, и резко захлопнул дверцу, заливаясь слезами. Это последнее, что мне было сейчас нужно, я купался в гребаной жалости к самому себе, а ведь мне нужно быть сильным, сейчас не время для разбитого сердца. Но боль была столь сильной, что я не мог больше ни о чем думать. Я знал, что написано на этой бумаге, и знал, откуда она, б…ь. Я перечитывал ее чаще, чем мог сосчитать, лист был затертым и помятым от постоянного складывания и развертывания, а слова врезались в мою память, как будто высеченные ножом.

«Эдвард.

В той книге, «Грозовой перевал», которую ты дал мне, в книге твоей матери, есть строчка.

Если все прочее сгинет, а он останется, я еще не исчезну из бытия.

Во всей книге эта фраза моя любимая. Я часть тебя, а ты часть меня, и так будет всегда. Sempre. Я подумала, что ты захочешь знать. Я люблю тебя. Ты же в курсе, да? :)

Белла."(5)

Понятия не имею, когда она это написала, на записке не было ни даты, ни указания, что вдохновило ее на это. Она часто оставляла мне маленькие заметки на зеркалах, покрытых паром, и всякое такое, но эта выскользнула из кармана моего зимнего пальто. Я нашел ее вскоре после приезда в Чикаго, и слова преследовали меня постоянно, я снова и снова прокручивал их в памяти. Она часть меня, это, на хер, ясно – без нее в моей жизни образовалась чертова дыра, и я иногда думал, чувствует ли она то же самое. Ей так же больно, как и мне? Она мучается от ощущения, что ее сердце вырвали из груди, и она уже никогда не будет целой? Она когда-нибудь думала о том, чтобы приехать ко мне и попытаться остановить? Любит ли она меня до сих пор? Смогла бы любить после всего?

Она в порядке; я должен постоянно себе это напоминать. Где бы она ни была, она в порядке, и это, б…ь, важно. Потерять ее – оно того стоило, и как бы я теперь ни страдал, у нее есть настоящая жизнь.

Я сделал последний глоток водки и схватил ключи, а за пояс засунул пистолет, прикрывая его рубашкой. Я потащился к входной двери, прежде чем растеряю остатки решительности, и закрыл дом. Перед крыльцом стоял черный «Мерседес». Я ненавидел эту проклятую машину, но она лишь стала частью всего остального, что я должен был терпеть, и я не хотел менять ее, чтобы не выделяться уже на первых шагах. Последнее, что я хотел – это привлекать к своей заднице еще больше внимания, даже если это просто машина. Мне нужно быть сдержанным, особенно на работе, чтобы никто не ждал от меня ошибки или подвоха. Я должен был стать их частью, одним из них, еще одним фаворитом мафии, кем-то неважным; ублюдком, с которым лучше не связываться, если вам дорога жизнь.

Дорога в клуб заняла несколько минут, нервы были на пределе. Я заметил у входа джип Эмметта, он был припаркован между двумя арендованными машинами по бокам. Автомобиль Алека стоял поблизости от входа, на своем обычном месте, когда он был в клубе, что случалось нечасто. Он был его хозяином, но управление полагал на других; клуб служил прикрытием для его денег, и кроме того, он мог там заниматься бизнесом, подальше от их с Эсме дома. Я припарковался поодаль, закрывая машину и направляясь внутрь. На пороге меня охватила нерешительность, я почти тут же столкнулся с Алеком. Он повернулся ко мне и одарил удивленным взглядом, сердце пустилось вскачь. Он предупреждал меня, чтобы я держался подальше от этого места, и вот я тут. Не знаю, как он отреагирует, и, несмотря на заверения Эсме, что для этой ночи он сделает исключение, я не мог предсказать его гребаные действия.

– Не ожидал увидеть тебя тут, – спокойно сказал он, подходя ближе, от его тона меня попустило.

– Э-э, ну, сам понимаешь, каково это, – мямлил я, взъерошивая волосы и пытаясь успокоиться.

Из-за этого чертового письма я совершенно забыл про «Ксанакс».

– Да, понимаю, – ответил он, кивая мне, чтобы я проходил дальше.

Я поблагодарил его и медленно направился к столику в углу, где все сидели. Первым я заметил Эмметта, он сидел на на диване с отцом и Джаспером по бокам. Я знал, что тут еще должны быть люди из Borgata, которые будут поздравлять его, и его друзья из школы, но пока они были одни.

– Эдвард, – сказал отец, кивая мне, когда я приблизился.

Эмметт с Джаспером быстро развернулись на звук моего имени, они явно напряглись. Я увидел, как гребаный огонек вспыхнул в глазах Эмметта, злость смешивалась с тупой жалостью, которую я так ненавидел.

– Привет, – ответил я, замирая перед ними.

Я перегнулся через стол и протянул Эмметту руку, и он с мгновение думал, брать ее или нет.

– Поздравляю.

– Спасибо, – наконец, ответил он, беря мою руку, его хватка оказалась нарочно жесткой.

Я поморщился и выдернул кисть, сгибая и разгибая пальцы.

– Присаживайся, и присоединяйся к празднованию.

Я скользнул на место рядом с Джаспером, и он сделал вид, что не знает меня, он не отводил взгляда от столешницы и изо всех сил игнорировал меня. Не знаю, в чем, б…ь, его проблема, но ясно, что он сейчас не хочет иметь со мной дело.

Вскоре к нам подошла официантка и поставила две бутылки «Кристалла» (6); заметив меня, она изумленно захлопала ресницами.

– Приятно видеть тебя, Эдвард, – с улыбкой сказала она.

– Да, и мне тоже, – пробормотал я, пытаясь быть вежливым, несмотря на то, что я понятия не имел, кто эта сука.

И это неудивительно, если учесть, что я был постоянно под кайфом или в алкогольном опьянении.

(5) оригинал записки: [http://s59.radikal.ru/i165/1008/d1/e0a5f3080aee.jpg

(6) Шампанское «Кристалл» занимает одно из почетных мест среди представителей наивысшей части оценочной шкалы шампанских вин. Производится в провинции Шампань ограниченными партиями – по 2,5 млн бутылок в год. Выдерживается в подвалах не менее 6,5 лет. Стоимость – около 500$ за бутылку

ДН. Глава 74. Часть 5:

Подошел Алек и сел напротив меня, непринужденным жестом отсылая официантку прочь. Она тут же исчезла, а он усмехнулся, медленно откупоривая бутылку.

– Мужчины в нашей семье с шиком отмечают последние дни свободы, а потом бросаются в омут.

– Спасибо, дядя, – ответил Эмметт, протягивая Алеку бокал, чтобы тот мог наполнить его.

Он по очереди разливал шампанское в наши бокалы, и когда дошел до отца, получил от него недоверчивый взгляд.

– Ты же знаешь, что под залогом я не могу пить, – сказал отец.

Алек весело ухмыльнулся.

– Я в курсе, – ответил он. – А еще, бьюсь об заклад, их больше заинтересовал бы пистолет у тебя за поясом, чем шампанское в бокале, так что можешь немного себя побаловать.

– Оружие они не видят, а вот шампанское вполне, – сказал отец. – Я не могу попасть назад в тюрьму за нарушения условий освобождения. Мне еще многое необходимо закончить до суда на следующей неделе.

– Например? – с любопытством спросил я, думая, что, б…ь, он делает.

Его отстранили от дел Borgata и уволили из госпиталя в Форксе, потому что обвинения против него были слишком серьезны, но он все равно был чем-то занят. В последнее время, черт возьми, с ним вообще было нереально связаться.

– Например… отвести Роуз к алтарю, – сказал он, пожав плечами.

– И это все? – спросил я. – Ты этим был так занят весь прошлый год? Практикуешь походы к алтарю?

– Ты спрашиваешь у меня, как я провожу свободное время? – спросил он, приподнимая брови. – Мы что, будем обмениваться историями? Может, тогда ты расскажешь, чем занимался весь прошлый год?

Я напрягся, и на его губах скользнула небольшая улыбка, он понял, что подловил меня. Я не смогу заговорить о том дерьме, которое вытворял.

– Сейчас для этого не время, – с нажимом оборвал нас Алек, покосившись на меня. – Правда в том, Карлайл, что ты можешь весьма неплохо провести остаток своих лет вдали от нас, а в преддверье этого твой старший сын женится. Тоже своего рода пожизненное заключение. Можешь меня исправить, но это называется выпить напоследок.

Отец нерешительно кивнул и поднял бокал, поднося его к губам. Мы тоже начали пить, «Кристалл» хорошо гармонировал с нашей беседой. В основном, говорил Эмметт, а я сидел молча, слушая, как алкоголь шумит в голове. Вскоре братья опьянели, и чем больше спиртного разливалось за столом, тем быстрее ослабевало напряжение. Они начали шутить и смеяться, а я поймал себя на том, что по-прежнему наслаждаюсь их обществом, я затосковал по былым временам, по жизни в Вашингтоне до начала этой разрухи. Какие мы были беззаботные и счастливые, а потом пузырь лопнул, реальность упала на наш благополучный мир и разбила его на мелкие кусочки.

Думаю, в той банальной фразе говорили правду. Ты не узнаешь, что с тобой будет, пока не настанет время.

Воспоминания атаковали меня, я погрузился в них, но тут краем уха услышал ее имя и встрепенулся. Я быстро повернулся к Джасперу и нахмурился, когда Эмметт захохотал.

– Иззи Биззи, наверное, не знает, что такое RSVP (7), – игриво сказал Эмметт. – Так и вижу, как она сидит где-то и пытается расшифровать это дерьмо.

– Наверное, она составит целый список того, что означают эти буквы, – со смехом сказал Джаспер.

– А что, б…ь, они значат, кстати? – спросил Эмметт.

– Понятия не имею, – пожав плечами, ответил Джаспер. – Это на французском.

– Да уж, ей никогда не разобрать это дерьмо, – снова рассмеялся Эмметт. – Но, бьюсь об заклад, она уловила суть.

– А если и нет, у нее есть друзья, чтобы помочь, – ответил Джаспер.

Я уставился на них, пораженный тем, как они свободно говорят о ней. Не знаю, с чего меня так осенило, но тут я понял, что Белла для них часть семьи, и они наверняка пригласили ее на гребаную свадьбу. Сердце забилось с такой силой, что мне стало плохо, я чуть с ума не сошел от мысли, что смогу видеть ее целых несколько дней, во мне смешались агония и надежда.

– Она приедет? – спросил я, слова сорвались с губ прежде, чем я успел подумать.

Они все повернулись ко мне, вздрогнув, как будто только что заметили мое присутствие.

– Как я сказал минуту назад, не знаю, – ответил Эмметт. – Роуз не получала RSVP.

– И никто не говорил с ней? – недоверчиво уточнил я, поворачиваясь к Джасперу.

Он медленно пожал плечами, а потом уставился в стол. Я не сводил с него глаз, не зная, что, б…ь, это означает – он должен был помогать ей.

– Это же смешно. Кто-то должен был говорить с ней. Этим утром Эсме сказала…

– Что сказала моя жена? – остро переспросил Алек, я запнулся.

– Она сказала, что Изабелла пожелала мне счастливого дня рождения, – ответил я, вопросительно глядя на дядю. – И я подумал, что она говорила с ней, ведь так?

Он отвернулся, его лицо было пустым, и я тут же задумался, а не солгала ли она мне, на хер, чтобы улучшить мое самочувствие. Но тут Алек кивнул и сделал глоток.

– Я говорил с ней этим утром, – сказал он. – Приедет она на свадьбу, или нет, но она о ней знает. Она не озвучила свое решение, но прекрасно поняла значение RSVP. Repondez s'il vous plait. Вы ее недооцениваете. Похоже, она умнее всех вас.

Напряжение тут же вернулось, у меня скрутило живот. Над столом нависла некомфортная тишина, и я встал, уходя от них подальше. Надежда внутри меня так и грозила сжечь мозг, она словно насмехалась надо мной.

Я присел у барной стойки, и попросил бармена принести мне водку. Он принес мне две стопки, я опрокинул их в себя. Он наливал мне третью, когда стул рядом со мной скрипнул, и я напрягся, увидев Эмметта. Он не смотрел на меня, как будто не узнавая, вместо этого он попросил бармена налить и ему порцию. Он быстро опустошил рюмку и скривился, его тело вздрогнуло, когда он застонал.

– Не знаю, как, б…ь, ты пьешь это прямо из бутылки, – сказал он, кивая, чтобы рюмку опять наполнили.

Я быстро выпил свою, и когда подошел бармен, он наполнил обе, поставив перед нами бутылку.

– Тело вскоре привыкает, – сказал я, выпивая еще одну порцию. – Уже почти не чувствую жжения. Идет легче, чем вода.

– Эх, – сказал он, выпивая водку.

Он опять скривился, из груди у него вырвался хрип, и он со стуком поставил рюмку назад на стойку. Я хихикнул и наполнил обе посудины, поднимая свою, но Эмметт не последовал моему примеру. Чуть позднее он просто поднял рюмку и начал ее взбалтывать, внимательно рассматривая содержимое.

– Давай уже, говори, – пробормотал я, наполняя стопку.

Он хихикнул, качая головой.

– Не вижу смысла, – сказал он, прежде чем опрокинуть в себя водку.

Он попытался сдержаться, но все равно вздрогнул.

– Твои страдания убьют любой юмор.

– Я в порядке, – выдавил я, беря бутылку.

Я хотел налить ему, но он остановил меня, качая головой. Я пожал плечам и просто поставил бутылку назад.

– Ты чертовски хороший лгун, но меня ты не обманешь, – ответил он, впервые за время разговора поворачивая ко мне голову. – Я знаю, что тебе плохо. Это легко заметить.

– Ну и отлично, но с этим ничего не поделаешь, так что прекращай это обсуждать, – пробормотал я.

– Она ни с кем из нас больше не общается, – сказал он, снова отворачиваясь.

Он поднял подстаканник и поставил его ребром, пытаясь раскрутить. Он выглядел скучающим, но я видел по выражению его лица, что он просто размышлял, что именно, б…ь, можно мне говорить.

– Раньше мы ее слышали, время от времени получали короткие сообщения, где она передавала приветы, а еще она слала открытки по почте. Б…ь, я даже получил от нее пару электронных писем, когда она освоила компьютер. Но несколько месяцев назад это прекратилось.

Я удивленно уставился на него, пытаясь понять.

– Что-то случилось? – нерешительно спросил я, думая, почему контакт оборвался.

Я пытался справиться с паникой, не желая пугаться заранее, но, б…ь, в голове крутились худшие сценарии.

– Она в порядке, да?

– Да, она в порядке, – сказал он. – Или я думаю, что в порядке. Не скажу точно, я же с ней не разговариваю. Но Алек поддерживает с ней общение.

– А Джаспер? – спросил я. – Разве в школе он ее не видит? Он что, не может по-прежнему присматривать за ней?

Он фальшиво рассмеялся.

– Джаспер тоже от нее ничего не слышит. Он даже не знает, где она. Именно поэтому он избегает с тобой бесед, он чертовски боялся даже сидеть рядом с тобой. Он все ждет, когда ты ему врежешь. Он думает, что потерпел поражение, но я постоянно повторяю ему, что это и должно было случиться. Ты выпустил маленькую птичку из клетки, вытолкнул из ее удобного гнездышка, и она сделала именно то, что должна была.

– И что это? – спросил я, когда он встал.

– Она улетела.

Он ухмыльнулся, и я проводил его взглядом, пока он снова присаживался за стол. В тот момент я понял, что он сделал именно то, что я, упрямый дурак, отказывался делать – он уступил. Возможно, он не соглашался со мной, и часть его, б…ь, никогда не поддержит мои решения; но теперь он видел, что я не окончательно облажался, отпустив ее. Я вздохнул и поднял бутылку, делая из нее глоток. Потом я тоже пошел к столу и нахмурился, когда понял, что Алек ушел. Оглянувшись, я нашел его в углу, он говорил с кем-то. Я застыл, когда он отклонился, и я смог мельком увидеть лицо того мужчины. Меня словно молнией ударило, когда я рассмотрел черты его лица – он смотрел прямо на меня. Гнев захлестнул меня. Невозможно ошибиться, шрам на пол-лица разоблачил его.

Алистер.

Я смотрел на него, руки дрожали, пока я боролся со злостью. Я впервые увидел его воочию, и я тут же подумал, какого хера он тут делает; мне стало страшно, когда он, заметив мой взгляд, ухмыльнулся. Сердце забилось с бешеной силой, я изо всех сил старался не пуститься в бегство от одного его вида. Мне было насрать на доводы отца… ублюдок сделал это. Я знал, каждая клеточка меня знала – он не только бы причастен к гибели моей матери, но и к похищению, и он за это, б…ь, заплатит.

Тут в кармане завибрировал телефон и отвлек меня. Я достал его и выключил звук, когда увидел на экране имя Эсме. Оглянувшись на Алека, я напрягся, когда заметил, что он беседует по телефону, а Алистер идет прямо в нашем направлении. Он остановился посредине между мной и столом, и кивнул отцу.

– Приятно снова тебя видеть, Карлайл, – обыденным тоном сказал он.

– Доктор Каллен, – резко ответил отец, его тон шокировал меня. – Я заработал это звание и заслужил, чтобы ко мне обращались с уважением.

– Доктор Каллен, – прохладным тоном отозвался Алистер, враждебность моего отца немного сбавила ему обороты.

Я заметил в глазах отца вспышку гнева, он выглядел точь-в-точь, как я себя чувствовал. Меня это удивило, ведь это означало, что он мне, на хер, поверил, но прежде чем эта мысль окончательно завладела мной, Алистер повернулся ко мне и снова ухмыльнулся.

– А ты, должно быть, младший Каллен. Эдвард, да? Если мне не изменяет память, ты вылитая копия своей матери. Какая жалость, что с ней так получилось.

– Сукин ты сын, – выплюнул я, гнев во мне был так силен, что подогнулись колени.

Он вздрогнул, пораженный моим тоном, и тут же сделал шаг назад, когда отец вскочил. Он быстро обошел стол и встал между нами, когда я бросился к мужчине, решив отделать его. Я замахнулся водкой и кинул ее, отца окатило жидкостью, но он успел увернуться от бутылки, которая врезалась в стол как раз позади него. Стол покачнулся от силы удара.

– Не смей, б…ь, говорить о моей матери!

– Эдвард! – взревел отец.

Глаза Алистера расширились от шока, когда я снова попытался добраться до него, но отец отшвырнул меня назад, и кто-то скрутил меня. Я попытался раскидать обоих, но прежде чем я смог, Алек схватил меня за шею и бросил на ближайшую стену, его пальцы с такой силой врезались мне в глотку, что я начал задыхаться. Я вцепился в его руку и попытался отодрать ее, но он даже не дрогнул.

– Уважение, – прошипел он, только я услышал это слово.

Его голос кипел от возбуждения.

– Я прошу прощения за поведение моего сына, – услышал я слова отца, казалось, что он с трудом выдавливает их из себя. – Он все еще привыкает.

– Вред не был нанесен, – ответил Алистер, глядя на меня. – Но я тоже заработал свое место и заслуживаю уважения. Сегодня я пущу все на самотек, но в следующий раз у меня не будет иного выбора, кроме как пойти на конфликт.

– Ясно, – ответил отец. – Но я лично заверяю вас, что следующего раза не будет.

– Уверены? – спросил Алистер, когда Алек, наконец, отпустил меня.

Я глубоко дышал, грудь болела, а горло жгло.

– Похоже, мальчик очень импульсивен.

– Он бывает таким, но я могу гарантировать, что больше у вас с ним стычек не будет, – сказал отец.

Я удивленно вытаращился на него, пораженный, что он вступился за меня, хотя он десятки раз повторял в Вашингтоне, что не будет поручаться за мою отчаянную задницу, пока я не научусь нести ответственность за последствия своих поступков. Его лицо было очень серьезным, очевидно, он знал, что говорит.

– Беру с вас слово, – сказал Алистер.

Отец кивнул.

– Хорошо.

Алистер удалился, а я хотел было вернуться к столу, но тут Алек схватил меня за руку.

– Иисусе, я больше ничего не буду делать, – резко сказал я. – Я просто хочу, б…ь, сесть и заткнуться, как вы все и ждете.

– Напротив, сейчас ты кое-чем займешься, – сказал Алек, его голос был серьезным. – Я говорил по телефону с Аро, у нас на том конце города ситуация, которую нужно решить. Так что соберись, потому что мы тратим ценное время на всякую ерунду.