Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 121 (всего у книги 166 страниц)

Я вошел и сел на край кровати, расстроено проведя руками по волосам. Боль в груди была схожа с той, которую я ощущал десять лет назад, когда мою мать вырвали из жизни, и такая же пустота разрывала меня на части. Я потянулся и взял подушку Изабеллы, крепко прижимая ее к груди, и в глазах появились слезы, но на этот раз я их не сдерживал. В нашем пространстве не было фальши, здесь не перед кем было притворяться, что я, б…ь, в порядке, когда было абсолютно ясно, что мне плохо. Я вдохнул так глубоко, как мог, вздрогнув от смеси физической боли и несчастья, которое ударило по мне, когда я ощутил ее сладкий запах, сохранявшийся на ее подушке – клубника и солнечный свет. Она сказала мне много месяцев назад, что я пахну, как солнечный свет, и я тогда рассмеялся над тем, как абсурдно это звучало, но сейчас, когда я вдохнул ее запах с этой долбаной подушки, это обрело смысл. Она пахла теплом и близостью, счастьем и уютом, точно так же, как гребаный солнечный свет.

Я тесно прижал к себе подушку, зарыдав, и последнее хладнокровие, которое у меня было, в этот момент пропало. Мне было плевать, кто меня слышит, я плакал и кричал в муках, и точно так же мне было наплевать, что они подумают. Мне необходимо было, чтобы она была в безопасности, необходимо, чтобы она вышла из всего этого неповрежденной, и мне было похрен, что для этого потребуется, или чем я должен для этого пожертвовать. Она, б…ь, спасла меня, вытащила из темноты и показала, что есть нечто ценное, для чего стоит жить, черт возьми, и я должен сделать все, что в моих силах, чтобы отплатить ей за это. Она заслужила это, и она стоит того.

Была середина дна, когда я услышал, как кто-то нервно прокашлялся на пороге спальни. Я поднял взгляд, увидев отца, осторожно рассматривающего меня.

– Мы должны ехать в Чикаго, сын, – тихо сказал он.

– Хорошо, – сказал я, кашлянув и положив подушку рядом с собой.

Я протер руками глаза, хоты слезы все еще продолжали капать. Осмотрев себя, я поежился, увидев порванную, испачканную кровью одежду, в которой я все еще был.

– Я только переоденусь.

– Я бы предпочел, чтобы ты оставался здесь, просто на всякий случай, – немедленно ответил он.

– Ты ждешь, что я останусь, б…ь, сзади? – недоверчиво спросил я, нахмурившись.

– Просто на случай, если она вернется, – ответил он.

Я горько засмеялся, тряхнув головой и вставая. У меня мгновенно закружилась голова, дала о себе знать пульсирующая боль в ребрах, и застучало в висках.

– Она не гребаная потерянная собака, – резко сказал я, и слезы опять потекли по щекам. – Она не просто удрала с заднего двора и пропала где-то в лесу. Ее, б…ь, похитили, и никто не скажет, где, черт возьми, они ее держат. Он не может просто так вернуться, б…ь, сюда!

– Я понимаю, но, думаю, тебе стоит передумать, – сказал он. – Это опасно и…

– Я уеду, – резко сказал я, прерывая его. – Если ты не хочешь, чтобы я ехал с вами, прекрасно. Но я буду на следующем же чертовом самолете, нравится тебе это или нет. Я просто не могу оставаться здесь.

– Отлично. Но тебе необходимо следить за собой, сын. Ты не можешь просто удрать на свершение самосуда, думая, что ты лучше знаешь, – прямо сказал он. – Я не смогу сконцентрироваться на ее возвращении, если ты будешь разрушать все и противостоять всему, что я делаю.

Я простонал, тряхнув головой.

– Боже, я понимаю. Я не такой долбаный придурок. Я слышал Алека и ни на секунду не сомневаюсь, что он сделает то, что сказал. Я буду держать рот закрытым и дам вам делать то, что вы делаете, но я, б…ь, должен быть там.

– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – начал он, – но мы понятия не имеем, в каком состоянии найдем ее.

– Я сказал, что поеду, – резко ответил я, разозленный, что он вообще попытался заговорить со мной об этом. – Я все понимаю. Я не наивен, мать вашу. Я понимаю, что могло произойти с ней, и я просто должен быть там.

– Хорошо, – произнес он, расстроено потирая переносицу. – Через несколько часов у нас самолет из Сиэттла. Нам надо решить с Джейкобом и Лораном, и потом мы уезжаем.

При упоминании этих двух людей я с любопытством взглянул на него.

– А что с ними? – нерешительно спросил я.

Он посмотрел на меня и вздохнул.

– Лоран – в нашем подвале, и мы пытаемся выбить из него кое-какую информацию. Он в достаточно плохой форме, и, кроме просьб о помощи, многого мы от него не добились, но я несколько минут назад вколол ему тиопентал натрия, – ответил он.

– Чего натрия? – нахмурясь от растерянности, спросил я.

– Тиопентал натрия. Барбитурат. Он подавляет функции коры головного мозга, и, раз уж ложь является сложным процессом, то легче будет… – пробормотал он.

– Боже, – прервал я его, раздраженно тряхнув головой. – Б…ь, говори по-английски, пожалуйста.

– Это сыворотка правды, – со вздохом сказал он, пожав плечами. – Ну, гипотетически.

– Так это дерьмо реально? – удивленно спросил я.

Он кивнул.

– Да, но для всех подряд оно не работает. Некоторые люди прирожденные лжецы, и наркотики на них не действуют, – ответил он. – Так что давай надеяться, что у Лорана нет такого опыта во вранье.

Я кивнул, проведя рукой по волосам. Я понятия не имел, сколько времени займет исправление ее гребаного чипа, так что понимал, что Лоран – наша лучшая возможность быстро найти ее.

– А Джейкоб? – спросил я.

Он некоторое время смотрел на меня, и его взгляд дал единственный ответ, который мне был нужен. Даже через комнату я видел вспышку скорби в его глазах, и немедленно понял, что нет никакой чертовой надежды.

– Я ничего не смог для него сделать, – тихо сказал он. – Он был убит мгновенно. Нас не учат тому, чтобы только ранить или слегка задеть противника.

– Почему он? – спросил я, и слова застряли в комке, образовавшемся в моем горле.

Может, мы и не были друзьями, но он не заслужил такой смерти. Он просто пытался, б…ь, помочь, он рисковал собственной безопасностью ради Изабеллы, и это возвысило его в моих глазах. Он не должен был делать этого дерьма, но сделал, и, б…ь, потерял из-за этого жизнь.

– Я хочу сказать, и она, и я стояли прямо рядом с ним. Почему они подстрелили его? Он был никем, он не имел, б…ь, к этому никакого отношения. И если они, черт возьми, приучены убивать, почему все остальные проклятые пули пролетели мимо нас?

– Потому что они стреляли не в вас, – ответил он. – Джейкоб был невинным свидетелем, Эдвард. Он оказался в неправильном месте в неправильное время. Он был очевидцем, ненужным затруднением, которое можно было с легкостью убрать, но с тобой и Изабеллой – дело совсем другое. Я посмотрел записи камер наблюдения, после того, как приехал домой, и видел, что происходило. Они вспугнули тебя, несколько раз выстрелив, чтобы заставить двигаться, и единственным твоим выходом было уехать, попадая при этом прямо к ним в руки. Если бы они хотели тебя убить, то сделали бы это при первой возможности, но ты все еще жив. Я не точно понимаю, что это означает, или в какой части пьесы ты должен сыграть, но ты остался в живых по какой-то причине.

– Это хреново, – сказал я, пытаясь держать под контролем эмоции, но мне это не удалось.

Мои слезы потекли бесконтрольно, и ничто, б…ь, не могло остановить их, сердце билось так, словно хотело разорваться на миллион кусочков. Я не понимал, что, черт побери, происходит, или почему, б…ь, это случилось с нами. Почему она? Что, б…ь, мы такого сделали, что заслужили это?

– Почему они, б…ь, не забрали меня? Почему они взяли мою Беллу? – мучительным шепотом спросил я.

– Я… гм. Я не понимаю, сын, – тихо сказал он. – Я бы хотел, чтобы у меня были все ответы, которых ты ждешь, но у меня их нет. И я на самом деле не могу сейчас дать тебе никаких обещаний, но сделаю все, что смогу.

Я кивнул, опять протирая лицо руками. Мне нужно оставаться сильным и не сломаться, и смятение сейчас совершенно не поможет сохранить голову здравомыслящей.

– Итак, – нерешительно начал я, приостановившись, потому что не был уверен, хочу ли я на самом деле знать ответ на вопрос, который собираюсь задать.

– Что вы с ним сделали?

– С Джейкобом? – переспросил он, вопросительно подняв брови.

Я кивнул.

– Я не смог позвонить старейшинам племени. Мне бы хотелось это сделать, ведь он был хорошим парнем и заслужил достойные похороны, но это не так-то просто было объяснить. Я не могу так рисковать. Я сделал лучшее, что мог, обеспечив ему подходящие похороны, и я бы предпочел больше об этом не говорить. Не думаю, что потребуется слишком много времени, чтобы связать его отсутствие с нами, и я сделал некоторые вещи, чтобы дать нам времени побольше, но уверен, что в конце концов они придут с вопросами прямо к тебе, учитывая вашу общеизвестную враждебность.

Я напрягся, когда он произнес это, ошеломленный страхом от осознания того, что он не знал всего.

– Б…ь, – сказал я, тряхнув головой. – Они могут придти скорее, чем ты думаешь. Я думаю, что Изабелла была последним человеком, с которым он говорил…

– Я знаю, – сказал он, прерывая меня.– Я же сказал, что купил немного времени.

– И ты купил нам время, учитывая тот факт, что мы вчера ввязались в чертову драку на школьном дворе? – поинтересовался я, покачав головой.

– Черт возьми, Эдвард! Скажи мне, что ты не подрался опять с этим парнем! – разъяренно заорал он.

Я вздохнул и кивнул. Он раздраженно простонал.

– Это кто-нибудь видел?

– Да, и слишком много, черт возьми, народу. Тайлер, Лорен, Джессика, Таня… б…ь, я даже не помню всех. Они все были на стоянке. Я убежал, прыгнул в машину и уехал, но он последовал прямо за мной.

– С тобой всегда одно и то же, сын, – сказал он. – Теперь все стало еще хуже, и, даже со всей скоростью, которая у нас есть, мы не сможем убраться из города до того, как люди начнут подозревать. Ты подрался с парнем, которого перед этим почти убил, и сразу после этого он внезапно исчезает. Просто великолепно.

– Б…ь, я знаю, но он говорил Изабелле, что думает насчет отъезда из дома. Он хотел уехать куда-нибудь, где никто его не знает. Я хочу сказать, что, если он говорил это ей, есть шанс, что он и сказал и кому-нибудь еще. Может, они подумают, что он, наконец, получил достаточно и уехал, – с надеждой сказал я, пытаясь найти какой-нибудь способ избежать этого.

Последнее, в чем я сейчас нуждался – это обвинения в гребаном убийстве или что-нибудь в этом роде, как вершина всего, что здесь происходит. Я чувствовал вину за его смерть и тот факт, что он не получит похорон, которые заслужил, но Белла была для меня самым важным, и я не мог допустить, чтобы что-нибудь мешало мне в ее поисках.

– Возможно, – сказал он, гневно тряхнув головой. – Мне нужно еще кое о чем позаботиться, прежде чем мы уедем. Оставайся, черт возьми, следующие несколько часов в стороне от проблем, чтобы не усложнить все еще больше, и постарайся справиться с этим.

Он повернулся и вылетел из комнаты, ругаясь себе под нос, пока спускался по лестнице. Я встал и медленно стащил с себя одежду, бросая ее в кучу в угол комнаты, мысленно наметив убрать всю эту херню позже, так как она была испачкана кровью. Я долго принимал душ, пытаясь, б…ь, расслабиться и уменьшить боль, но это только слегка успокоило мои нервы. Я отскреб каждый дюйм своего тела и вылез, когда кожа покраснела от горячей воды.

Я оделся в первое, что попалось под руку, в поношенные джинсы и обычную белую футболку, и открыл ключом нижний ящик своего стола. Взяв бутылку Grey Goose, я сел на край кровати и натянул белые кроссовки «Найк», откручивая крышку с бутылки и делая большой глоток. Водка обожгла пищевод, мгновенно согрев меня и немного успокаивая истрепанные нервы. Я еще долго тихо сидел, выпивая и обдумывая то, что сказал мой отец. Джейкоб умер, Изабелла пропала, а все остальные были в опасности. Моя жизнь разлетелась на части, моя семья в хаосе, и если это дерьмо разыграть неправильно, мы все можем, в конце концов, умереть. И, если подумать, то мое огромное чертово беспокойство двадцать четыре часа назад имело некоторое сходство…

Я больше не волновался ни о каком дерьме. Моя футбольная карьера, очевидно, закончена, поскольку повреждения вывели меня из строя на остаток сезона, и будущее повисло в воздухе, но меня это не трогало. Я даже не знал, останусь ли я в живых, и уж тем более, вернусь ли в школу, но мне было похрен все, что случится со мной, пока я не найду ее.

Значение имела только она.

Через несколько секунд после полудня я, наконец, спустился по лестнице, не способный больше оставаться у себя. Я направился в гостиную и встал перед большим окном, глядя на задний двор. Дымка, которая была утром, сгустилась, пошел дождь, и я едва различал деревья в нескольких ярдах от меня. В доме стояла абсолютная тишина, кроме стука дождя по окнам, и это было жутко. Я в каком-то трансе смотрел на мрачный пейзаж перед собой, даже не слыша приближающиеся шаги, и совершенно не осознавая присутствия человека за мной, пока не заметил его отражение в окне.

– Боже, – произнес я, отпрыгивая и удивленно хватаясь за грудь.

Я дернулся и обернулся, увидев, что за мной стоит Алек, замерев, как статуя, с серьезным выражением лица. Он был мокрым, его белая рубашка была испачкана кровью и грязью.

– Ты не слишком наблюдателен, – сказал он, начиная расстегивать рубашку.

– Ты просто так тихо двигаешься, типа гребаного ниндзя или вампира, – нервно пробормотал я.

Он скептически посмотрел на меня и покачал головой.

– Ты слишком много смотришь телевизор, – ответил он. – Признак успешного ассассина – то, что мишень никогда не узнает, кто ее ударил.

Я осторожно смотрел на него. Алек прошел мимо меня и начал ковыряться в камине. Мы никогда им не пользовались, потому что это была чертовски утомительная работа, а мы всегда могли воспользоваться для обогрева электричеством.

– А я не мишень, – пробурчал я.

Он повернул голову и своеобразно взглянул на меня. Я вздохнул.

– По крайней мере, я надеюсь на это.

ДН. Глава 69. Часть 3:

Уголки его губ дернулись в слабой улыбке, и он вернулся к камину, спокойно подготавливая все и поджигая его. Когда огонь разгорелся, он бросил в него рубашку и молча стоял, наблюдая, как она сгорает.

– Я помню день, в который пропали ты и твоя мать, словно это было вчера, – наконец, сказал он, и его слова застали меня врасплох. – В этот вечер я остановился в вашем доме по делам, и, несмотря на то, что твой отец был в ужасе, он сохранял спокойствие и делал то, что, как он знал, был обязан делать. Он отлично научился носить эту маску спокойствия, но я знал твоего отца лучше, чем остальные. Никто по его виду не мог сказать, что случилось что-то плохое, но я чувствовал его тревогу.

Он опять замолчал, поворошив угли в камине. Его рубашка уже почти полностью сгорела. Я понятия не имел, на что он намекает, но не имел смелости спросить, потому что понимал, что нетерпение будет проявлением неуважения к Алеку.

– Я никогда не понимал упорства твоего деда в том, что Карлайл был последним принцем мафии, точно так же, как не понимаю веры Аро в то, что ты им будешь, – через некоторое время продолжил он. – Твой отец и ты сделаны по одному и тому же трафарету. Вы оба эмоциональны, одинаково окружены жизнью снаружи. У вас большое сердце, и это может быть опасно в бизнесе. Люди немедленно воспользуются вашей слабостью, и вы оба, и ты, и твой отец, имеете общую слабость.

– И что это? – спросил я.

Он удивленно посмотрел на меня, словно это был гребано идиотский вопрос, и я понял, что, наверно, это так и было.

– Ваши женщины, – сказал он. – Вы оба слишком чувствительны и с трудом скрываете свою любовь. Раньше твой дед играл на чувствах Карлайла, насколько я помню, и уверен, что Аро будет делать то же самое с тобой. Они воспользовались Элизабет, чтобы манипулировать твоим отцом, точно так же, как я уверен, что они воспользуются Изабеллой, чтобы заставить тебя делать то, что они хотят.

– Ты думаешь, именно поэтому они оставили меня в живых? – спросил я.

– Уверен. Они предчувствуют, что ты будешь делать в точности то, что они хотят, чтобы ты делал, потому что хорошо известно, что ты действуешь, не думая. Они ждут, что ты откроешь рот и выплеснешь все, что знаешь, иррационально думая, что это поможет, хотя на самом деле эта информация будет только причиной краха, – спокойно сказал он.

Я смотрел на него, обрабатывая его слова, пытаясь обнаружить, какой смысл он вкладывал в них.

– Ты говоришь, что они используют Изабеллу, чтобы заполучить меня, потому что думают, что я ключ к тому, чтобы разрушить все? – спросил я.

Он кивнул.

– Точно, – ответил он. – Мы только пешки, Эдвард, и, если ты не будешь осторожен, то сыграешь им на руку. Твоему отцу пришлось рано научиться носить эту маску, чтобы защитить себя и тех, кого он любит. Он научился сохранять спокойствие, даже когда он встревожен, и это то, над чем тебе просто необходимо поработать. Как я и сказал, Эдвард, открытость в нашем мире не приносит ничего хорошего. Ты никогда не должен показывать свои эмоции или выдавать информацию, доверенную тебе, потому что и то, и другое быстро приведет к гибели. Я надеюсь, раз уж ты так похож на Карлайла, что ты научишься носить эту маску точно так же, как и он. Не имеет значения, что ты чувствуешь, ты не должен показывать это. Это единственное, с чем ты должен справиться.

Он помолчал и вздохнул.

– Я уже помог ему похоронить Элизабет. Я не хочу помогать ему хоронить тебя, – тихо добавил он, и повернулся, чтобы уходить. – Собери сумку. Возникнут подозрения, если ты сядешь на самолет без багажа. И освежись, от тебя пахнет алкоголем.

После его ухода я поднялся наверх, собрав некоторую одежду и предметы первой необходимости в сумку. Я собрал свою порванную, окровавленную одежду и вернулся в гостиную, бросив ее во все еще горящий камин. Я стоял и наблюдал, как горит огонь, поджидая моего отца и дядю, и мысли разбегались еще больше.

В конце концов, они появились со своими сумками, и Алек затушил огонь перед нашим уходом. Мы вышли и залезли в арендованную машину Алека, молча направляясь в Сиэттл. Я вздохнул, когда мы проехали мимо места на хайвее, где произошла авария. Боль в моей груди усилилась.

– А куда делась машина? – тихо спросил я.

– На свалку в Порт-Анжелесе. Она не подлежала восстановлению, – ответил отец. – Сейчас она уже кусок железа.

Я кивнул и повернулся к окну. В машине опять воцарилась полная тишина.

Остаток пути прошел в напряжении, никто не произнес ни слова. Мой отец сделал несколько телефонных звонков, пока Алек вел машину, а я просто тихо сидел сзади, не желая вмешиваться. Слова Алека, сказанные в доме, эхом отдавались в голове, и я знал, что мне необходимо быть настороже и смотреть за тем, что я говорю, но внешнее спокойствие не останавливало мои панические мысли. Руки дрожали, глаза жгло от слез, которые угрожали пролиться при одной мысли об Изабелле и том, через что она может пройти.

За десять минут до приезда в Сиэтл отцу позвонили. Он секунду послушал и отключился.

– Сегодня в девять у нас совет, – тихо сказал он.

Алек кивнул и я с любопытством посмотрел на него, размышляя, что, б…ь, они планируют.

На пароме мы оставались в машине, глубоко погруженные в свои мысли, и подъехали к аэропорту как раз вовремя. Четыре часа полета были неловкими, каждая секунда чувствовалась как вечность. Мы сидели раздельно, на тех местах, которые удалось достать в последнюю минуту перед отлетом. Со своего места я видел Алека и отца, они оба выглядели абсолютно спокойными, тогда как я разлетался на гребаные кусочки. Я был на грани, весь встревожен и чертовски близко подошел к приступу паники.

Мы приземлились практически в сумерках и взяли багаж, прежде чем направиться на парковку, где была припаркована машина Алека. Он двадцать пять минут ехал от аэропорта к своему дому, расположенному рядом с Линкольн-парком, и я в шоке смотрел в окно, впитывая окружающее. Я не возвращался сюда несколько лет, но многое выглядело именно так, как я помнил. Я закрыл глаза, когда мы приблизились к месту нашего назначения. Я не мог смотреть на окружающее, когда мы проезжали мимо аллеи, где изменилась моя жизнь много лет назад. Все воспоминания вернулись, когда мы проезжали рядом с домом, где я вырос. Это все еще было гребано больно, точно так же, как и всегда.

Алек припарковал машину на подъездной дорожке у большого каменного дома, который делили он и Эсме, встав прямо за знакомым джипом, который я не видел уже вечность. Я слегка улыбнулся при его виде, но все счастье, которое я чувствовал, исчезло, когда я вылез из машины, и реальность ситуации еще сильнее ударила по мне. Мы направились в дом, и при нашем приближении входная дверь быстро раскрылась. На пороге стояла растрепанная Эсме, плачущая и оглядывающая нас. Алек едва удостоил ее взглядом, проходя мимо нее в дом, и она с сочувствием улыбнулась моему отцу. Он понимающе кивнул. Я пошел к ней, не способный даже посмотреть ей в глаза, потому что боялся, что вид ее слез заставит меня потерять самообладание и я, в конце концов, б…ь, потеряю себя, но она не допустила этого. Она схватила меня и притянула в крепкие объятия. Ее тело дрожало.

– Мне так жаль, малыш, – прошептала она, крепко цепляясь за меня и плача.

Я простонал от боли и оторвался от нее, вздрогнув, и у меня опять потекли слезы.

– Это все моя гребаная ошибка, – пробормотал я, вытирая глаза.

Она покачала головой, обхватывая мой подбородок и поднимая лицо, чтобы я взглянул на нее.

– Ты не причина всего этого, Эдвард. Мы все делаем ошибки, но ты любишь ее, и никогда не сделал бы ничего, что причинило ей боль. Мы все знаем это. Мы все любим ее. Я, твои братья, и даже твой отец, веришь ты в это или нет. Она одна из нас… она член семьи. Твоя мама была уверена в этом, и мы будем сражаться за нее, – твердо сказала она. – Мы найдем ее.

Я кивнул. Слезы потекли с еще большей силой, в ее словах слышалась надежда. Она нежно погладила мою щеку и показала головой в сторону дома, побуждая меня зайти внутрь.

Я втащил свою сумку в дом и направился прямо в гостиную, застыв, когда заметил Эмметта, сидящего на диване с опущенной головой, очевидно, расстроенного, закрыв руками лицо. Рядом с ним тихо сидела Розали. Ее глаза расширились от изумления.

– Эм, – прошептала она едва слышно.

Голова Эмметта поднялась, он растерянно взглянул на нее, и только потом перевел взгляд на меня. На его лице появилось выражение ужаса, когда мы нашли глаза друг друга.

– Б…ь, брат, – надтреснутым голосом сказал он. – Посмотри на себя.

Он встал, но я поднял руку, останавливая его, и покачал головой.

– Это выглядит хуже, чем есть на самом деле, – соврал я, не желая, чтобы кто-нибудь суетился из-за меня, когда есть более важные вещи для беспокойства. – Она – это все, что имеет сейчас значение.

– Я знаю, – тихо сказал он.

Я прошел к дивану и сел. Эмметт сел рядом со мной, расстроено проводя руками по лицу.

– Как ты вообще держишься?

– Как я держусь? – недоверчиво повторил я. – Ну, я здесь, так что полагаю, это что-то да означает. Сейчас я более озабочен тем, как держится она.

– Черт, я понимаю, это был глупый вопрос, – ответил он. – Прости.

– Не извиняйся передо мной, Эмметт, – сказал я.

– Но я буду. Черт, брат, я должен был подумать. Я никогда не должен был трогать этот чип. Я должен был доверять отцу.

– Да. Ну, я должен был, б…ь, сделать многое, – оборвал его я. – Но это все равно не имеет значения, так как что случилось, то случилось. Это сделано и мы не можем изменить дерьмо, но можем попробовать исправить это.

– Я понимаю. Я попытаюсь поработать над кое-чем и… – начал он, но быстро закрыл рот, когда в комнату вошел отец.

Он с серьезным выражением лица подошел к нам и поставил свой лэп-топ на кофейный столик перед Эмметтом.

– У тебя есть сегодняшний вечер, – резко сказал он, и злость в его голосе вызвала у меня тошноту. – Утром я жду новостей о том, что все вернулось в первоначальное положение до того, как ты тронул это. Не разочаруй меня, или пожалеешь.

Он развернулся и вышел из комнаты, не произнеся больше ни слова, оставляя за собой напряженную тишину. Розали встала и громко вздохнула, начиная ходить по комнате и рассеянно подбирать всякую мелочь. Эмметт повернулся к лэп-топу. Он открыл несколько программ, которые уже были в него загружены, и его пальцы неистово забегали по клавиатуре, начиная набирать то, что на первый взгляд казалось произвольным набором символов, не имеющих для меня смысла.

В этот момент вошла Эсме, протягивая мне маленькую белую таблетку и бутылку воды.

– Я знаю, что тебе больно, – тихо сказала она.

Я заколебался, и она вздохнула.

– Если ты сам не примешь ее, я подсуну ее тогда, когда ты не обратишь внимания.

– Хорошо, – сказал я, протягивая руку и беря таблетку.

Я бросил ее в рот и взял воду, запивая.

Я немного тихо понаблюдал за Эмметтом, пытаясь понять, что, б…ь, он делает, но все это было за гранью моего понимания. Это выглядело как тарабарщина, но он, похоже, понимал, так что я заткнулся и не задавал вопросов. Он занимался этим дерьмом в последнее время, и, в конечном итоге, закончил то, что делал, так что я верил, что он сможет, б…ь, сделать это опять и вернуть все к первоначальному состоянию. Ему необходимо было это сделать, потому что чертов чип очень много значил.

Прошло время, и его печатание начало действовать мне на нервы, звук пальцев, стучащих по клавишам, поставил меня на грань. Я почти сорок часов не спал, и это должно было сказаться: на меня наползало истощение. Таблетка уменьшила боль, и мне труднее стало оставаться бодрствующим. Я простонал и провел рукой по волосам, крепко сжимая их, и начал раскачиваться вперед и назад. Мне нужно было движение, чтобы поддерживать себя настороже. Меня тошнило, тело тряслось. У меня было ощущение, что я начинаю ломаться, все спокойствие улетучивалось вместе со стуком пальцев по клавиатуре.

На заднем плане я слышал тикание часов, и, смешиваясь с печатанием Эмметта, этот звук мучил меня. Каждый гребаный стук означал еще одну секунду без нее, еще одну секунду неопределенности. Сколько я еще смогу вынести? Сколько я еще смогу просидеть здесь, прежде чем выйду и, б…ь, начну искать? Я даже не знаю, с чего начинать…

Розали продолжала ходить по комнате, стуча каблуками по деревянному полу. Изредка она хмыкала или вздыхала, и от этого звука я сильнее вцеплялся в волосы, пытаясь заблокировать все происходящее.

В конце концов, вошла Эсме и спросила, не голодны ли мы. Эмметт и Розали пробормотали, что да, но я проигнорировал ее, потому что не заботился о том, чтобы поесть. Через несколько минут она принесла сэндвичи, поставив тарелку передо мной.

– Ты должен попробовать поесть, малыш, – сказала она, наклоняясь и нежно похлопав меня по спине.

– Ты думаешь, она ест? – спросил я, и на этом вопросе мой голос сорвался.

Она ест, б…ь, задумался я? Они о ней заботятся, кормят ее и дают ей поспать, или она лежит где-нибудь, связанная и изнасилованная? Ей тепло и спокойно? Где она вообще, б…ь? Все эти вопросы проносились через мою голову, подводя меня еще ближе к грани, и я начал раскачиваться с еще большей силой. Эсме продолжила растирать мне спину, и я попытался стряхнуть ее руку, но она проигнорировала меня. Она присела рядом со мной на диван и обхватила руками, притягивая к себе в объятия. Мои эмоции начали выходить из-под контроля. Я издал дрожащий вздох, меня разрывали рыдания, страх многократно увеличился из-за всех возможностей. Боже, она вообще, б…ь, жива?

– О Боже!

– Ш-ш-ш, все в порядке, – прошептала она.

Я отчаянно затряс головой и попытался вырваться, но она крепко держала меня, не отпуская.

– Не в порядке, ничто, б…ь, не в порядке! – заорал я. – А что, если она умрет? Боже, что, если она уже умерла? Мы можем никогда не найти ее! Как, б…ь, я буду без нее жить? Я не могу потерять ее, Эсме, Только не ее тоже!

– Я понимаю, Эдвард. Я понимаю. Мы ее найдем, обязательно, – сказала Эсме, пытаясь убедить меня, но она не могла знать это дерьмо.

Я тряхнул головой и, наконец, вырвался от нее, когда Розали, наверно, в сотый раз вздохнула.

– Ты хочешь что-то сказать? – резко выпалил я, вставая и со злостью глядя на нее.

Мое зрение было затуманено от слез, но я видел удивление на ее лице, когда она застыла на месте.

– Ты что-то хочешь выпустить из своей долбаной груди? Может, «я же тебе говорила»? Так давай, скажи, б…ь, это, ты же знаешь, что хочешь этого. Позлорадствуй, как права ты была, когда говорила нам оставить этот чертов чип в покое. Розали Хейл, всегда, б…ь, знающая лучше, чем все остальные. Мисс Чертово Совершенство, которая всегда права. Она ведь никогда тебе не нравилась, и ты, возможно, рада, что она пропала.

Она всхлипнула и прикрыла рот, и на ее лице мелькнул страх, а глаза наполнились слезами. Эсме крикнула, чтобы я прекратил доводить девушку, Эмметт подскочил и дернул меня обратно на диван. Он смотрел на меня, словно хотел ударить, и на короткий момент я захотел, чтобы он, б…ь, сделал это, и тогда я смогу ударить его в ответ, выплеснув немного сдерживаемого мною разочарования, но оно быстро пропало, когда я увидел слезу, стекающую по его щеке.

– Думаю, тебе надо поспать, – жестко сказал он.

Я скептически посмотрел на него, и он покачал головой.

– Я знаю, что ты не хочешь. Ты не хочешь есть, не хочешь спать. Мне не нравится указывать тебе, что делать, брат, но тебе не стоит срываться на нас и рявкать на Розали, когда она ничем не заслужила этого. Изабелла мне как сестра, парень. Я тоже расстроен. И не веди себя так, словно ты единственный, кто здесь переживает.

ДН. Глава 69. Часть 4:

Я некоторое время смотрел на него, потом взял себя в руки и кивнул.

– Я… гм… б…ь. Я не подумал… – начал я.

– Я знаю, что ты не подумал, – ответил он, опять возвращаясь к лэп-топу. – И если ты думаешь, что в таком состоянии сможешь помочь, то ошибаешься. Ты отключишься за секунду и только все ухудшишь, если не сможешь сейчас собраться. Так что съешь чертов сэндвич и закрой глаза. Ты в любом случае сейчас можешь только ждать.

Я вздохнул и провел рукой по волосам, кивнув.

– Хорошо, – пробормотал я, вставая.

Я взял с тарелки сэндвич и вышел из комнаты. У меня закружилась голова и я почти, б…ь, терял сознание, пытаясь идти. Я прошел мимо отца и Алека, которые направлялись к входной двери. Ни один из них даже не посмотрел на меня. Я поискал взглядом часы и нашел одни на стене. Они показывали без нескольких минут десять.

Я поднялся наверх, силой заталкивая в себя сэндвич, и зашел в первую свободную комнату, которую нашел. Я сел на край кровати и, сбросив обувь и откинув покрывало, заполз под него. Мои глаза начали закрываться в ту же секунду, как голова коснулась подушки, истощение тянуло меня в бессознательное состояние, несмотря на то, что мозг все еще неистово работал.