Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 166 страниц)

Он замолчал, и я сохранял тишину, потому что я слышал убедительность в его голосе, указывающую, что он говорит дело. Я был чертовски поражен, даже не знал, что ответить. Никогда не задумывался об этой хренотени, я слишком зацикливался на том, что плохого он делал мне, чтобы остановиться и подумать, а что будет лучше для нее.

– Я дал Изабелле именно то, в чем она нуждалась. Она нуждалась в системе, ей нужно было поработать над своим внешним видом, прежде чем попасть в реальную жизнь. Потому что это совсем другой мир, Эдвард. Ты любишь ее? Хорошо, любишь. Но не смей возражать мне и даже думать, что ты лучше меня понимаешь ситуацию. Я знаю, что делаю, и тебе это может не нравиться, ты можешь это не понимать, но именно это должно быть сделано. Для меня это не развлечение, сын, я не получаю никакого удовольствия. Но я это делаю, и этого должно быть достаточно, чтобы заработать твое чертово уважение.

Он обернулся ко мне и схватил за руку, напугав меня. Я напрягся, ожидая, что он, нахер, ударит меня или что-то еще, но вместо этого он расстегнул мои часы и снял их. Он бросил их на пол и повернул руку.

– Fiducia Nessuno, – колко сказал он, кивая в сторону моей татуировки на запястье, которая была под часами.

– Не верь никому. Это херня, Эдвард. Так ты не сможешь, нахер, жить, и не сможешь мне верить. Может, для тебя это сложно, но необходимо. Изабелла принадлежит мне, а не тебе, и если ты хочешь попытать с ней счастья, прекращай вести себя, как будто обладаешь властью или мудростью, потому что у тебя нет ни того, ни другого. Ты слаб и наивен, почти так же наивен, как она. Это трудно, но ты должен научиться не лезть не в свое дело и верить, что я делаю то, что необходимо. Я надеялся, что, черт побери, мне не придется говорить тебе это, но ты должен следить за собой и прекратить во мне сомневаться. Я скажу то, что тебе необходимо знать, не больше и не меньше, и я позволю то, что позволю. Люби ее, если хочешь, но решения оставь мне. Прими это, сын, или я потеряю тебя, как потерял твою мать.

Он резко отпустил мою руку и, открыв дверь, схватил сумку и выбрался наружу. Он швырнул мне ключи с такой силой, что они довольно больно ударили меня в грудь, и я съежился, когда он со всей силы хлопнул дверью, так, что окна завибрировали. Я сидел на месте, гребано ошеломленный и без понятия, какого хрена только что произошло. Никогда раньше я не слышал такой страстности в его голосе, он никогда не звучал так до усрачки уверенно. Он всегда был холоден и собран, что бы ни происходило.

Через минуту я выбрался из машины, закрыл дверь и включил сигнализацию, направляясь к дому. Я пошел прямо на третий этаж, проходя мимо отцовского кабинета на втором, думая, там ли он. После всех его слов о том, что я в нем сомневаюсь, и что я должен не лезть не в свое дело, я подумал, что он, наверное, знает, что я шарил в его офисе.

Я вошел в свою комнату, открывая дверь и застывая на месте. Уголок моих губ дрогнул, когда я увидел Изабеллу на моей кровати, она лежала на спине с раскинутыми в стороны ногами и руками, как офигенный рождественский ангел. Она спала, ее лицо было мирным.

Я тихо прикрыл дверь и снял пальто, подходя ближе и кладя кепку на стол. Я снял ботинки и отбросил их в сторону, аккуратно присаживаясь на краешке кровати, чтобы не побеспокоить ее. Кровать слегка прогнулась под моим весом, и она заворчала. Я широко улыбнулся, когда услышал «люблю, Эдвард», ее голос был хриплым после сна и звучал дьявольски сексуально. Я лег рядом, пододвигаясь к ней ближе, она зашевелилась. Ее ресницы затрепетали, она несколько раз моргнула, поворачивая ко мне голову. Она улыбнулась, и наши глаза встретились, ее лицо засветилось от радости.

– La mia bella ragazza, – нежно сказал я. – Спишь посреди дня?

Она сонно улыбнулась.

– Я все сделала. Все убрано и в порядке. Я даже помыла окна, – сказал она, пожимая плечами.

Я ухмыльнулся и кивнул.

– Ясно, – ответил я. – И «постель» для меня звучит охеренно хорошо сейчас.

Она с любопытством смотрела на меня какое-то время, ее брови вопросительно приподнялись.

– Плохой день? – спросила он.

Я вздохнул, покачивая головой и глядя на нее.

– Он был адски длинным и странным, но я бы не назвал его плохим. Каждый день, когда я с тобой в постели, tesoro, не может быть плохим, – мягко сказал я.

Ее улыбка стала шире, и я притянул ее в объятия, прижимаясь к ней. Она довольно вздохнула и обвила меня руками, зарываясь мне в шею и покрывая ее нежными поцелуями. По позвоночнику побежали молнии.

– Ты вспомнил оставшуюся часть поэмы? – тихо спросила она через минуту.

Я улыбнулся.

– Какой поэмы, Изабелла? – спросил я, интересуясь, насколько внимательно она слушала и запомнила ли название.

Она вздохнула.

– La Vita Nuova? – прошептала она, прозвучало похоже, но произношение было странным.

Я тихо засмеялся.

– Да, La Vita Nuova. И – нет, я не помню ее всю. Я помню содержание, – сказал я, пожимая плечами.

Она легко засмеялась.

– Хорошо, – сказала она. – Звучало красиво. Мне понравилось название.

Я ухмыльнулся.

– Да, оно подходящее. Означает «Новая жизнь». Это о вечной любви мужчины к женщине, которая возникла с их первой встречи в детстве и продлилась до смерти.

Она слегка повернулась, приподнимая голову, чтобы посмотреть на меня. Я глянул на нее и увидел в глазах немой вопрос и любопытство.

– Ты помнишь, как мы встречались, когда были детьми, Белла?

Ее глаза расширились от удивления. Она отрицательно покачала головой.

– Твой отец тем утром сказал мне, но я не помню, – пробормотала она, ее голос звучал смущенно.

Я улыбнулся, кивая.

– Да, я тоже. Очень плохо. Бьюсь об заклад, ты была очаровательна. Черт, держу пари, мы хорошо смотрелись вместе, – сказал я.

Она засмеялась.

– Вообще-то, я была грязной, – сказала она. – Помню, как твоя мама говорила мне, что я запачкалась.

Я слегка напрягся, пораженный этим.

– Ты помнишь мою маму? – спросил я, удивленный, что она раньше не сказала.

Она вздохнула, кивая головой.

– Не помнила. Но после того как ты показал мне фотографию, я думала о ней. Я ничего не говорила тебе, потому что не была уверена в своих воспоминаниях, и по этой причине я спросила утром твоего отца, – сказала она.

– Значит, ты поэтому утром не отвечала на мой вопрос, когда я хотел узнать, о чем вы с отцом говорили? – спросил я.

Она кивнула, и я замолчал, думая. Можно понять, почему она, нахер, не сказала сразу, но мне по-прежнему не нравились ее секреты.

– Отец сказал, что ты ей нравилась, – вдруг сказал я.

– Да. Она была моим первым другом. На самом деле, моим единственным другом. Я была мала, других у меня не было, – пробормотала она.

Я вздохнул, сжимая ее в объятиях, чувствуя дурноту от того, что она была такой одинокой.

– Хорошо, я же говорил тебе, что она, блядь, любила бы тебя, если бы знала. И я оказался прав, – сказал я. – Просто я не знал, что она уже тебя знала.

Она промурлыкала что-то в ответ, и я опустил взгляд, замечая, что ее глаза закрыты. Я вздохнул, зная, что у нас полно поганого времени в будущем, чтобы обсудить это дерьмо, и я позволил своим глазам закрыться. Я крепко держал ее, ощущая ее тепло и сладкий аромат клубники, смешанный с охренительным женским запахом, и хотел никогда не отпускать ее. Я любил ее, и до сих пор был сбит с толку словами отца о том, как это дерьмо на нас влияет, что будет с нами дальше. Честно, меня это потрясло, и моя вера в то, что у нас с ней есть будущее, укрепилась. Я знал, что должен быть осторожным и верно раскрыть карты. Нужно поступить с ней правильно.

– Эдвард? – прошептала она через несколько минут.

Я промычал в ответ, еле-еле слышно.

– Спасибо, что любишь меня.

Я слегка улыбнулся, с усилием открывая глаза, чтобы глянуть на нее. На ее лице застыло умиротворенное выражение, почти ангельское. Мое сердце дрогнуло.

– Suo il mio piacere, – ответил я.

Для меня это в радость.

Декларация независимости ИЛИ Чувства без названия. Глава 45

Глава 45. Первый шаг

«Первый шаг к успеху происходит, когда ты отказываешься быть

заложником окружения, в котором ты впервые себя нашел»

– Марк Каин –

Изабелла Свон

Я снова села на колени и осмотрелась вокруг, мурлыкая под нос песню, играющую у меня в наушниках. Кухонный пол практически сверкал после того, как я провела больше часа на коленях, очищая каждый дюйм поверхности. Раньше я воспринимала мытье полов как наказание, в доме Свонов мне разрешалось использовать только зубную щетку, у которой отсутствовала половина щетинок. Требовался целый день, чтобы все сделать, и когда, наконец, Чарльз был удовлетворен и разрешал прекратить уборку, приходила его жена и пачкала пол грязью и песком. Мы снова чистили его, и так по кругу. Она делала это специально, ей казалось потрясающим, что нам потребуется целая ночь, чтобы снова все вымыть, и на следующий день мучиться в полусонном состоянии, стараясь не наделать ошибок.

Я поняла, что никогда не думала так про кухонный пол в доме Калленов, наверное, потому, что никто и никогда не напоминал мне об этом. Доктор Каллен казался удовлетворенным простым мытьем полов раз в несколько дней. Удивительно, доктор Каллен вообще редко говорил об уборке. Несколько раз, когда я по глупости забывала о чем-то, он просто оставлял это без комментариев или делал небольшое замечание, чтобы обратить мое внимание. И, казалось, он никогда сильно не злился, и я тут же исправляла ошибку, постоянно извиняясь. Вот в прошлую среду я совершенно забыла, что должна поменять простыни в спальне доктора Каллена. Понятия не имею, как это выскользнуло из головы – это было рутиной, частью системы, и прежде я никогда не забывала о своих обязанностях. Доктор Каллен упомянул об этом, когда приехал домой прошлой ночью, и я сразу все выполнила, боясь каждую секунду, что он решит наказать меня. Забудь я нечто настолько важное, как смена белья хозяина вовремя, в Финиксе – Чарльз выбил бы из меня всю дурь, связав грязными простынями

Но доктор Каллен был иным. После того, как я закончила и извинилась еще раз за забывчивость, он просто поблагодарил меня. Он поблагодарил меня после того, как я пренебрегла своими обязанностями, за то, что я должна была сделать на несколько часов раньше. Так странно. Иногда у меня чувство, будто я живу в Сумеречной зоне (американский сериал, созданный Родом Серлингом. Каждая из 156 серий представляет собой смесь фэнтези, научной фантастики, мистики и ужаса и содержит неожиданные повороты сюжета) в доме Калленов, учитывая, как быстро и сильно изменилась моя жизнь за последние несколько месяцев. Кстати, само мое знание, что такое Сумеречная зона, уже было признаком того, как переменилась моя жизнь. Никогда раньше не думала, что смогу отбросить в сторону метлу и отложить стирку, чтобы посмотреть телевизионную передачу посреди дня, и никто не будет следить за мной или воспримет это как бунтарство.

Часть меня задумывалась – узнают ли меня теперь в Финиксе, признают ли во мне того же человека, и смогу ли я теперь жить там, откуда пришла?

Я так привыкла иметь выбор, иметь свое мнение почти во всех случаях, что теперь не уверена, смогу ли я не иметь этого.

Странно – столько всего случилось, а я и не осознала. Я просто обнаруживала, что делаю вещи, которых раньше даже не могла представить, но теперь все происходило без лишних раздумий. До моего приезда в дом Калленов я постоянно фокусировалась на заданиях, которые мне давали, стараясь не попадать в неприятности и делать все, чтобы удовлетворить людей. Но сейчас, казалось, я больше думаю о себе самой, и я не была до конца уверена, хорошо это или плохо. Эдвард, в связи с этим, казался счастливым и довольным, что теперь я чаще говорю, чего хочу, но до сих пор мне это казалось неправильным. Как будто мне не место тут выражать свое мнение, как будто я не имею право на желания и стремления их исполнить.

Кто я такая, чтобы что-то просить? Логически, я до сих пор рабыня.

Но проблема в том, что я начинаю прекращать думать о себе так, и, должна признать, это пугает. Я просто ждала, когда у меня уберут опору из-под ног, когда все, наконец, рухнет. Потому что иначе быть не может, невозможно, чтобы отныне моя жизнь была такой. Уже достаточно поражает тот факт, что я называю свое существование жизнью. Сама мысль, что я могу по-настоящему жить, делать разные вещи, а не только выживать, пока не иссякнут мои дни, ошеломляла.

Последние несколько недель пролетели быстро и в вихре эмоций. Прошел месяц со дня рождения доктора Каллена, и сегодня была пятница, десятое февраля. То, что я знала дату, удивило меня – в Финиксе проходили месяцы, прежде чем я интересовалась, какое сегодня число. Эдвард помогал мне успевать за событиями, и у меня такое ощущение, что без него моя жизнь очень быстро превратилась бы в сплошную катастрофу. Сейчас его благосклонное и терпеливое поведение было направлено на обретение мною некой «независимости», как он это называл. Не пойму, что я чувствую насчет этой «независимости», если она идет рядом со «свободой». Эти две точки зрения по-прежнему казались чуждыми. Но он настаивал, что я обрету независимость, как и однажды свободу, и его долг – помочь мне. Он снова учил меня вождению, и не раз, и говорил, что в последний раз у меня получилось так хорошо, что он уже не боялся за собственную жизнь. Конечно, он шутил, но все равно меня пронизывала гордость, ведь в остальные разы он утверждал, что я намереваюсь его убить.

Он даже начал делать другие необычные вещи, например, играть в «Монополию», которую подарил Эммет на Рождество, и учить меня играть в нее, рассказывая, как извлечь пользу от знания математики и как получать деньги. Я быстро вникла, и мне даже понравилось. Эммет начал ныть, когда узнал, что Эдвард меня учит, говоря, что это он должен быть обучать меня, но Эдвард просто ответил: «Иди поспи, придурок». Я пообещала Эммету, что однажды поиграю с ним, но загвоздка была в том, что его вечно не было дома. Эммет часто уезжал с Роуз или готовился к колледжу, он с Джаспером выпускались в этом году и уходили из школы. Меня это нервировало, они оба уезжали, но я старалась не думать, что это для меня значит.

Я подумала, что, может, недавнее поведение Эдварда обусловлено тем, что теперь наши отношения не скрываются, и у нас на плечах не так много проблем, теперь не нужно прятаться. Мы держались на расстоянии от доктора Каллена, мы разговаривали и иногда случайно касались друг друга, но никогда не выставляли чувства напоказ, уважая его желания. Я была удивлена тем, что Эдвард так стремился выполнять указания отца, и, честно, я ждала, что он постарается расширить границы, чтобы определить, насколько далеко можно зайти. Но, слава Богу, он так не делал. Напротив, казалось, темперамент Эдварда здорово успокоился за последние недели. Он по-прежнему иногда выходил из себя, но он работал над собой и пытался не срываться на людей. И почти всегда ему это удавалось, и в тех ситуациях, когда для него становилось слишком, и он мог взорваться, я просто пережидала в стороне, давая ему время выпустить пар.

Иногда даже казалось, что отношения между Эдвардом и доктором Калленом выровнялись. Раньше всегда было видно, что Эдвард злился на отца и сопротивлялся ему, особенно это было заметно в разговорах. Конечно, некая напряженность осталась, но казалось, что они пришли к определенному безмолвному соглашению. Я не раз спрашивала об этом Эдварда, и каждый раз он пожимал плечами, говоря, что я вижу то, чего нет, что у них просто такие отношения. И я не представляла, зачем бы ему лгать – он никогда не скрывал подобные вещи, поэтому я оставила вопросы, хотя по-прежнему ощущала, что нечто между ними витает в воздухе.

Думаю, удивительнее всего был тот факт, что Эдвард почти спрятал свое желание доискаться информации. Иногда он вел себя подозрительно, и некоторые его комментарии наводили на мысль, будто он все еще часто об этом думает. Я не виню его – мне тоже было любопытно, какие секреты обо мне хранит его отец. Но я радовалась, что он не ищет ответов. Я действительно переживала, как мне сдерживать его от поисков правды, учитывая те вещи, которые сказал мне его отец, и я была очень рада, что не приходится ничего делать. Насколько я знала, за последние несколько недель он ничего не предпринимал, но, опять-таки, я не могу быть до конца уверена – в первый раз он не сказал мне, что нашел информацию. Эдвард терпеть не мог, когда я что-то скрывала от него, и читал нотации по этому поводу, но при этом он был достаточно лицемерен, чтобы не открывать мне свои действия.

Песня в плейере переменилась, началась «Девочки просто хотят повеселиться». Я улыбнулась и начала подпевать, мелодия была легко запоминающейся. Странно, что Эдвард записал ее в плей-лист, не похоже на то, что ему нравится, но он признался, что это дело рук Элис. Когда-то Элис заявила, что ни одна девушка не может жить без этой песни, что это наш «гимн», что бы это ни значило.

Я встала, потягиваясь и подпевая припеву. Проснувшись утром, я решила начистить кухонный пол, поняв, что раньше я этого не делала. Странно было делать уборку, потому что я так решила, а не потому что должна. И одновременно это замечательно – делать что-то по желанию, это вызвало во мне чувство гордости. Никогда не оценишь свою возможность принимать решение, пока у тебя ее не отберут.

Я развернулась и краем глаза заметила что-то в дверном проеме. Я застыла и резко выдохнула, напрягаясь, когда увидела доктора Каллена. Он стоял, прислонившись к дверной раме, со скрещенными на груди руками и смотрел на меня. Я быстро вытащила наушники из ушей, глядя на него с предчувствием. Он непринужденно улыбнулся, и я застенчиво улыбнулась в ответ, понимая, что пела я громко, и он меня слышал.

– Э-э, простите, сэр, – промямлила я. – Я, э-э… – я оглянулась на часы и нахмурилась, когда поняла, что время немногим больше полудня. – Я не знала, что вы будете дома.

Он кивнул.

– У меня выходной, но я решил съездить на несколько часов, за бумагами. Вообще-то, вся следующая неделя у меня выходная. Я уеду в Чикаго на несколько дней, – сказал он.

– Оу, – ответила я. – Я не знала.

Он снова кивнул.

– Конечно, ты не знала. Как ты могла знать? Я, определенно, тебе не говорил и не ожидал, что ты это предвидишь, – он улыбнулся, покачивая головой. – Это Элис у нас всезнающая.

Я удивленно глянула на него.

– Элис? – спросила я.

Он кивнул, по-прежнему улыбаясь.

– У нее всегда эти «предчувствия», думаю, ты можешь их так назвать. Ощущение вещей. Она выиграла кучу денег, когда ей было одиннадцать, купив мне акции, – сказал он, улыбаясь про себя. – Не знаю, как ей удалось, но она это сделала.

Я сконфуженно нахмурилась, не понимая, о чем он говорит.

– Акции? – спросила я нерешительно.

Он смотрел на меня пару мгновений, прежде чем вздохнуть.

– Да, акции. Похоже на то, как ты выбираешь продукт и инвестируешь деньги в развитие этого продукта. И если продукт пойдет хорошо, ты получишь прибыль от своих вложений. А если нет, ты потеряешь деньги, – сказал он, пожимая плечами. – Вот это примерно и есть акции, их не всегда можно пощупать руками. Ты просто вкладываешь деньги в бизнес и всякое такое.

Я кивнула, понимая, что это похоже на то, как ты покупаешь в «Монополии» здания и прочие объекты, и стояла тихо, потому что точно не знала, что ему сказать. До сих пор присутствие доктора Каллена выбивало меня из равновесия, и я начинала думать, что теперь мне уже никогда не будет с ним комфортно. Тем не менее, мы пришли к некоему взаимопониманию за последний месяц, особенно после разговора в его кабинете в госпитале. Он говорил начистоту в тот день, и я делала все, чтобы уважать его желания и ожидания. На следующее утро после того, как Эдвард показал мне фотографию матери, и она мне приснилась, я спустилась по лестнице и зашла к доктору Каллену на второй этаж. Казалось, он удивился и застыл, разглядывая меня. Я стояла на месте, просто глядя на него, не уверенная в том, о чем он думает и что собирается сказать. Менее чем двадцать четыре часа назад перед тем я призналась ему, что влюблена в его сына, и он, фактически, сказал мне, что если мы оба хотим остаться целы и невредимы, то я должна следовать его приказам и обманывать Эдварда. Это трудно – хитрить с единственным человеком, от которого я желала никогда ничего не скрывать, и часть меня ненавидела бы доктора Каллена за то, что он ставит меня в подобное положение. Но я не могла, ведь я его понимала. Сомневаюсь, что будет время, когда, глядя на него, я буду чувствовать счастье, но как я могу ненавидеть того, кто так много печется о безопасности Эдварда?

Он смотрел на меня так, как будто снова читал меня, и я хотела развернуться и уйти, но боялась, что это будет неуважительно. Поэтому я просто стояла на месте, уставившись в пол, и каждые несколько секунд поглядывая на него в попытке понять, о чем он думает. Наконец, он вздохнул, и я снова подняла взгляд, встречаясь с ним глазами.

Он пригласил меня в свой кабинет, и я напряглась, но кивнула, следуя за ним. Закрыв двери, он сел и с любопытством глянул на меня. Мы сидели в тишине некоторое время, и на его лице сохранялось вопросительное выражение. Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что он ждет от меня какого-то начала, как будто он мог понять то, что у меня на уме. Эдвард всегда говорил, что его отец легко читает людей, но только теперь я поняла, что так и есть. Он ждал, пока я откроюсь.

Я сделала глубокий вдох и поколебалась, прежде чем решиться выложить все, что меня волнует. Я подумала, что если кто и сможет прояснить мне ситуацию, это будет доктор Каллен. Я просто понадеялась, что ничто из сказанного не разозлит его, и он меня не накажет. Начав с того, как Эдвард показал мне снимок Элизабет, и как она мне приснилась, я перешла к тому, как он мне рассказывал о нашей с ней встрече в детстве. Я хотела узнать, насколько мои воспоминания соответствуют реальности, или мое подсознание просто создало картинки на основании того, что мне рассказали на Рождество. Высказавшись, я замолчала, со страхом ожидая его реакции, ведь я только что упомянула его погибшую жену. Он не говорил ни слова какое-то время, прежде чем, наконец, сказал, что мои воспоминания правдивы, поражая меня заявлением, что он и Элизабет не только посещали дом, но и привозили с собой Эдварда. Меня это смутило, ведь в моей памяти не отложилась встреча с маленьким мальчиком. Эдвард всегда казался мне по-особому знакомым, и рано утром я задумывалась, связывая это со сходством Эдварда с матерью, но теперь мне стало интересно: может, причина была в нашей встрече? Доктор Каллен не описывал в подробностях эту встречу, упомянув лишь, что она длилась несколько часов. Я хотела расспросить его о деталях, как, например, мы тогда вели себя друг с другом, но не решилась испытывать удачу. Мне и так повезло, что он не расстроился. Очевидно, он ждал моих уточнений, можно ли это рассказывать Эдварду, и еще раз повторил, что я должна успокоить любопытство его сына и показать ему, что мы сможем быть вместе, только если Эдвард перестанет дальше искать правду. Не знаю, верила ли я словам, что для нас с Эдвардом есть иной путь, и что однажды мы сможем быть вместе, но маленькая часть внутри меня отчаянно хотела поверить. Несмотря на то, что этот мужчина однажды мучил меня и наказал, мне по-прежнему хотелось верить в лучшее в докторе Каллене. В голове не укладывалось, что женщина, подобная Элизабет, бросившая все, чтобы пообщаться с маленькой девочкой-рабыней, и которая вырастила троих удивительных, любящих и сострадательных сыновей, могла быть с тем, кто в глубине души не был хорошим.

Он сидел на месте и напряженно меня рассматривал, как тогда на кухне, прежде чем сказать мне, что я должна провести время с Эдвардом. Он сказал открыть ему только ту часть информации, которая будет безопасна, поэтому мне не нужно было хранить чересчур много секретов, и это облегчало задачу. Не думаю, что доктора Каллена волновало мое желание вообще не иметь тайн. Он оставил меня со словами «Я хочу только того, что будет лучше для нас всех» в тот день, говоря, что мне необходимо это запомнить. Эти слова врезались в память, и каждый раз я пыталась понять их значение.

Что для доктора Каллена было лучшим? Не знаю.

Атмосфера в кухне была несколько неловкой, мы оба стояли и молчали. Казалось, он ждал моих слов, что уже стало обычным для нас двоих, и странным, – потому что, если он хотел что-то узнать, ему стоило просто спросить.

Я начала нервничать под его взглядом и оглянулась на часы, переживая, что осталась с ним наедине, пока мальчики в школе. Смотря на цифры, я поняла, что осталось еще несколько часов.

– Вы голодны, сэр? – спросила я, поворачиваясь к нему. – Время ланча.

Он кивнул через секунду.

– Могу поесть, – ответил он.

Я подумала, поэтому ли он стоял там и смотрел на меня, может, он думал, что я пренебрегаю своими обязанностями, но я ведь помнила его слова, что я должна делать ланч, только если он меня попросит.

– Хорошо, – нерешительно сказала я. – Что бы вы хотели?

Уголок его губ дернулся.

– Можешь просто сделать нам пару сэндвичей, dolcezza. Посмотрим телевизор, пока будем есть.

Я застыла, мои глаза расширились, когда он упомянул нас обоих. Я моментально занервничала, что он ждет, что я буду есть вместе с ним. Он заметил мою реакцию и приподнял брови.

– Это не подходит?

– Нет, все хорошо, – нерешительно сказала я, не вполне довольная перспективой провести время с доктором Калленом, но спорить не хотелось.

Он кивнул.

– Отлично, – сказал он, разворачиваясь и выходя в гостиную.

Я вздохнула и, выйдя из кухни, отнесла тряпки, оставшиеся после мытья кухни, в прачечную. Бросив взгляд на гостиную, я заметила, что доктор Каллен взял пульт управления, сел в свое любимое кресло и переключает каналы. Я вернулась на кухню и сделала несколько сэндвичей с курицей и салатом, раскладывая их на тарелку. Я открыла холодильник и, заглянув внутрь, достала напитки. Времяпрепровождение с доктором Калленом нервировало меня, потому что я хотела ему угодить. Мне редко удавалось вести себя так, как следует, и хотелось сделать все как можно лучше, ведь он был таким понимающим и терпеливым со мной в последнее время. Он мог заставить меня страдать, мог разлучить нас с Эдвардом, и я чувствовала, что должна приложить максимум усилий, чтобы улучшить ситуацию. По крайней мере, не сделать хуже.

Я замерла, раздумывая, прежде чем достать колу и вишню. Я знала, что Элизабет часто делала вишневую колу, и, вероятно, доктор Каллен тоже ее любил. Он употреблял магазинный вариант любимой газировки Эдварда, поэтому я хотя бы знала, что этот напиток он не ненавидит. И он часто странно смотрел на Эдварда, когда тот пил домашнюю колу, иногда с тоской и печалью, значит, это что-то для него означало. Я задумалась, не будет ли ошибкой таким способом напомнить ему о жене и расстроить, и, может, я поступаю глупо, но это только напиток. Если ему не понравится, я всегда могу сделать что-то другое.

Я сделала вишневую колу, повторяя точь-в-точь то, что делаю для Эдварда и делала для Джейн – мой рецепт, доведенный до совершенства. Взяв стакан и одну из тарелок, я пошла в гостиную. Доктор Каллен откинулся в кресле, скрестил ноги и смотрел программу новостей, держа в руках пульт. Я подошла к нему, и он улыбнулся мне, взял тарелку и протянул руку к напитку. Его улыбка внезапно исчезла, и по лицу скользнул испуг. Я застыла на мгновение, держа стакан в вытянутой руке, надеясь, что он его возьмет. Он колебался, и я молчала, сердце бешено билось в груди. Наконец, он громко выдохнул и забрал стакан, по-прежнему пристально глядя на него, будто увидел что-то странное.

– Я, э-э… Я просто подумала, что вам понравится. Я имею в виду… вы же пьете из банок и… э-э… Эдвард любит это, – сказал я, пожимая плечами.

Он поднял на меня глаза и кивнул.

– Спасибо тебе, дитя, – тихо поблагодарил он.

Я кивнула в ответ, прежде чем развернуться и пулей вылететь на кухню. Я схватилась за грудь, сердце билось, как бешеное. Потребовалось время, прежде чем я успокоилась. Взяв тарелку и бутылку воды из холодильника, я вернулась в гостиную. Глянув на доктора Каллена, я прошла в комнату. С облегчением я заметила, что он пьет вишневую колу. Я аккуратно села на диван, ставя воду перед собой на столик. Я начала есть сэндвич без особого аппетита. Я редко ела, когда целый день сидела в доме одна. Обычно я вставала каждое утро вместе с Эдвардом и делала мальчикам завтрак, потому что мне это нравилось. Они ценили такие жесты, и я ела с ними. Иногда доктор Каллен к нам присоединялся, но такое нечасто случалось. И я по-прежнему делала ужин в семь вечера, и мы все садились вместе за стол.

Какое-то время мы ели в тишине, смотря телевизор, но я не вслушивалась. Доктор Каллен вздохнул и отставил тарелку в сторону.

– Могу я спросить у тебя кое-что, Изабелла? – он сделал еще глоток.

Я глянула на него и нерешительно кивнула. Он смотрел на меня какое-то время, прежде чем кивнуть на стакан.

– Ты сама начала это делать, или мой сын попросил тебя?

Я уставилась на него, пока он взял вишенку из напитка, пережевывая ее. Его вопрос выбил меня из равновесия, я такого не ожидала.

– Я сама начала делать, – ответила я. – Я знала, что он это любит, потому что он пил из банки, и просто… хотела ему угодить? – вопросительно сказала я, не уверенная, что отвечать.

Он кивнул и сделал еще глоток.

– Хорошо, – просто ответил он.

Я смотрела на него несколько секунду, думая, что натолкнуло его на этот вопрос.

– Это проблема, сэр? – я вопросительно приподняла брови.

Он вздохнул и покачал головой.

– Нет, просто любопытно, – ответил он, пожимая плечами. – Мне многое любопытно.

Я нерешительно кивнула, его слова разожгли мое собственное любопытство.

– Например? – спросила я, сразу же пожалев об этих словах, стоило им сорваться с губ.

Это когда я стала такой болтливой, что говорю прежде, чем ко мне обратятся, и задаю вопросы хозяину?

Он снова уставился в телевизор, и я подумала, что, может, он не собирался отвечать, но через минуту он прочистил горло.

– Откуда ты узнала, как использовать специальный раствор для чистки стекол? – спросил он.

Его вопрос меня смутил.

– Было написано на бутылке, – нерешительно сказала я, недоумевая, почему и этому уделяется такое внимание.

Он посмотрел на меня, приподнимая брови.

– Значит, ты признаешься, что на самом деле умеешь читать? – спросил он.

Я застыла, мои глаза расширились от шока, когда до меня дошла моя ошибка. Я просто попалась в ловушку и раскрылась. Я нерешительно кивнула, боялась говорить. Он смотрел на меня некоторое время, прежде чем уголки его губ дрогнули.