Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 166 страниц)

Она, казалось, нервничала, и я ощутил вину, зная, что это по причине неуверенности в моей настроении. Мое поведение охеренно подействовало на нее за прошлые недели, и теперь она меня опасалась. Я улыбнулся и, подняв руки, аккуратно освободил ее губку от зубов и погладил пальцем. Я наклонился и нежно прижался к ее рту, сладко целуя.

– Где я был, не имеет значения, Белла. Главное, где я сейчас, а я с тобой, – промурлыкал я, привлекая ее ближе к себе.

Она улыбнулась.

– Я люблю тебя, – сказала она.

Я ухмыльнулся в ответ, снова целуя ее и разделяя ее губы языком. Я целовал ее глубоко, вжимаясь в хрупкое тело. Она стонала в ответ, от звука губы вибрировали, и это ощущение распространялось прямо к моему члену. Моя уже твердая эрекция еще больше закаменела, и я издал стон.

– Я тоже люблю тебя. И, посмотри, какая ты сексуальная в моей одежде, – сказал я, глядя на нее.

На ней были мои фланелевые пижамные штаны, закатанные снизу и сверху, чтобы она могла ходить в них, и одна из моих футбольных маек. Она еще больше покраснела и снова закусила губу, виновато улыбаясь. Я криво ухмыльнулся и наклонился, прижимаясь губами к коже под ее ушком.

– Как насчет того, чтобы вернуться в комнату и снять ее?

Она резко выдохнула, и я тихо засмеялся, беря ее за руку. Развернувшись, я повел ее к спальне.

– Прекрасно, отличное утро, – сказал она.

Я открыл дверь и завел ее внутрь, закрывая за собой. Потом мы подошли к кровати, и она села, отодвигаясь назад, пока не была на середине. Я забрался следом и опустился на нее сверху, ухмыляясь.

– Да, утро определенно становится прекрасным, – прошептал я, наклоняясь и целуя ее, игриво покусывая ее нижнюю губку. – И прекрасный день, если повезет.

Ее глаза распахнулись, и лицо стало еще ярче.

– Вау, – сказала она.

Я тихо захихикал над выражением ее лица.

– Мне хватило месяца затворничества, чтобы все сделать, tesoro, так что, сегодня мы отдыхаем. Судьба такая, – сказал я, целуя ее. – Не могу придумать времяпрепровождения лучше, так что ты можешь сказать мне «нет».

– Нет, – пробормотала она, целуя меня.

Я оторвался от нее.

– Нет? – повторил я.

– Ты не хочешь? – я не был уверен, о чем она.

– Нет! – удивленно воскликнула она. – Я имею в виду, подожди. Да!

Я нахмурился и она рассмеялась.

– Давай-ка обсудим твои двусмысленные сигналы, tesoro. Ты имела ввиду «траха не будет» или «трахни меня»? – спросил я, продолжая целовать линию ее подбородка.

Она запустила руки мне в волосы, слегка постанывая.

– Трахни меня, – прошептала она, слова еле слышно сорвались с ее губ.

Не слушай я так внимательно, я бы не услышал, но, к счастью, так случилось. И звук чего-то грязного, чего-то охеренно вульгарного, слетающий с ее сладкого ротика, зажег каждый дюйм меня, желание пульсировало. Я оторвался от ее кожи, поднимая голову и глядя на нее. В ее глазах был напряженный огонь, выражение лица поражало. Да, она хотела меня не меньше, чем я ее.

– С удовольствием, – сказал я низким голосом.

Я страстно целовал ее, и она стонала мне в рот, вжимаясь в меня. Я начала снимать одежду, быстро обнажая обоих, и кидая все на пол. Я провел дорожку поцелуев по ее шее и ключицам, нежно поглаживая грудь. Языком я защекотал соски, а потом обхватил один ртом и засосал. Она издала стон и вскрикнула, когда я легонько прикусил его, грудь покрылась гусиной кожей. Я повторил то же самое с другой грудью, не желая пренебрегать ей. Каждый дюйм ее тела заслуживал гребаного внимания, и я намеревался не оставить ни кусочка без своих касаний и ласк.

Я спустился ниже по ее телу, углубляясь языком во впадину на животе. Она всхлипнула, ее тело затряслось от смеха, и этот звук согрел мне сердце. Я скучал по этой хрени, по-настоящему, и это была только моя долбаная вина. Больше не позволю этому случиться; я больше никогда не буду так с ней обращаться.

Я развел ее ноги, находя ртом клитор. Я коснулся его языком, и она закричала, вцепившись в меня руками. Я ухмыльнулся в ответ, я обожал реакцию ее тела на мои касания. Я начал посасывать и облизывать ее киску, пробуя на вкус сладкие соки, пока двумя пальцами правой руки проникал в ее влажность. Она застонала и выгнулась, ее ноги напряглись. Это было охеренно красиво – то, как двигалось ее тело. Не потребовалось много времени, чтобы она кончила, влаги стало еще больше. Она расслабилась через минуту, тяжело дыша, пока я убирал пальцы. Я вернулся назад, прижимаясь к ее губам, она обхватила меня руками. Моя девочка была возбуждена, действительно, черт побери, возбуждена. Она развела ноги шире, привлекая меня ближе к себе, и я застонал.

– Хочешь меня? – спросил я, прижимаясь к ее входу, мой член задел ее чувствительный клитор.

Она вскрикнула и выгнулась.

– Да, – на выдохе ответила она.

Я ухмыльнулся в ответ, целуя ее шею. Я слегка прикусил кожу, прежде чем прижаться губами к уху.

– Скажи, что хочешь меня, – прошептал я, снова прижимаясь к ней.

Все ее тело дрожало, пока она говорила.

– Я хочу тебя, – дрожащим голосом прошептала она. – Так сильно, Эдвард.

Я застонал, когда мое имя сорвалось с ее губ, член начал подрагивать. Я расположил руку между нами, пытаясь удержать себя, но это было нелегко с моими повреждениями. Я раздвинул ее ноги еще шире и начал проникать в нее. Она застонала, и я наполнил ее так глубоко, как это было возможно. Она была такой влажной и теплой, и самой тугой в моей жизни. Никто не будет так идеален, как она.

Я двигался вперед и назад медленно, желая прочувствовать каждый толчок. Я мог заниматься с ней любовью только одним-единственным способом, и он заключался в том, чтобы дарить ей каждый грамм своей любви. Я ласкал ее кожу и целовал губы, вдыхая ее запах. Она гладила мою спину, ее пальцы впивались в меня, ее бедра двигались навстречу каждому толчку. Она была охеренно удивительным созданием, и Бог благословил меня видеть, как она пробуждается сексуально. Я заглянул ей в глаза, впитывая всю любовь и желание, которые сияли там.

– Tu sei l'unico per me, – шептал я, прежде чем перевести. – Ты одна-единственная для меня. Ti amero per il resto della mia vita. Я буду любить тебя до конца своей жизни, детка. Sempre.

– Sempre, – повторила эхом она, запуская пальцы мне в волосы и притягивая мои губы. Она яростно целовала меня, с отчаянием в каждом движении.

ДН. Глава 52. Часть 5:

Мы снова и снова занимались любовью, весь день, а потом просто лежали вместе, говорили и никуда не спешили. Я знал, что после ее тело будет болеть, если мы продолжим в том же темпе, и я ей это говорил, но она просила не останавливаться. Она хотела меня, и ее желание было еще прекраснее, чем сам акт.

Когда, наконец, она раскинулась на кровати и заснула рядом со мной, то начала бормотать во сне. Я просто наблюдал за ней и вслушивался, ошеломленный тем, что она говорила. Отметка, оставленная Таней, продолжала чертовски меня бесить, за день она только потемнела. Изабелла отмахивалась, говоря, что у нее были и хуже, но дело не в том. Проблема не в этом – эти суки должны думать, прежде чем вредить моей девочке. Я предупреждал и Таню, и Лорен, и они знали, что со мной шутки плохи.

Я ненавидел это гребаное неуважение, и они не только обидели мою девочку, будучи с ней жестокими, но задели и меня. Они пытались влезть в мою жизнь, и я этого не потерплю. Иногда я бываю незрелым и нерациональным, без сомнений. И пока Изабелла спала, совсем не тот понимающий, мудрый и сочувствующий человек взял телефон. Это был семнадцатилетний задиристый подросток, который хотел отомстить.

Я отослал Бену сообщение, объясняя ситуацию и что я хочу сделать. Я надеялся, что он хотя бы даст мне намек, как все организовать, ему я верил. Когда я положил телефон на прикроватную тумбочку, то перекатился на бок, чтобы продолжить смотреть на Изабеллу. Она лежала на животе, ее спина была оголена. Я рассматривал ее шрамы и знал, что, частично, она стала таким человеком именно благодаря этим отметинам, но я так хотел, чтобы у нее никогда их не было. Хотел, чтобы у нее не было всей этой боли, физической и другой. Я ненавидел эти гребаные шрамы, но они были и красивы. Красивы, потому что демонстрировали ее силу, характер… они были ее частью, и в них не было ничего уродливого. Она красива, внутри и снаружи, и заслуживает намного больше, чем у нее сейчас есть. Не могу дождаться, когда смогу дать ей больше, подарить ей мир. Не могу дождаться, когда она получит все, что заслужила; за что пострадала моя мать ради нее.

Жизнь. Настоящая гребаная жизнь. Ту, которую она заслуживает, где она будет свободна. Свободна от своих оков, свободна от боли, вдали от опасности. Просто, на хер, свободна. Я поднял руку и начертал «свобода» кончиками пальцев по ее израненной спине. Свобода. Только так.

Телефон запищал, и я быстро перекатился, схватив его прежде, чем она проснулась. Глянув на экран, я открыл текстовое сообщение, ухмыльнувшись, когда увидел: «Я понял. Принеси это утром, об остальном я позабочусь».

Когда, наконец, мы встали, то оделись и пошли вниз. Изабелла приготовила ужин, потому что по-прежнему делала это в семь вечера, потом мы ели и смотрели всей семьей фильм. Отец едва ли произнес хоть слово за все время, но я постоянно замечал, как он рассматривает Изабеллу, ее глаза скользили по отметине у нее на шее. Выражение его лица было пустым, но в глазах мерцал гнев. Плевать, как он иногда себя ведет; ему, действительно, не все равно, что с ней.

После заката мы поднялись наверх, и я доделывал домашнюю работу, а Изабелла читала. Это была одна из старых книг в библиотеке моей матери, и я понятия не имел, о чем, но она все время смеялась. Она хотя бы была смешной. Я был рад, что ей хорошо… рад, что вещи матери приносят пользу, а не просто пылятся на полках. Моей матери это дерьмо бы не понравилось.

Утром я рано встал, не желая будить нее. Я быстро принял душ и достал из ящика какую-то одежду, тихо одеваясь. Иногда я поглядывал на нее, желая удостовериться, что она спит. Потом подошел и открыл ящик стола. Достав свою фляжку, я наполнил ее водкой «Грей Гус», зная, что эта фигня мне сегодня понадобится. Потом я засунул фляжку в карман и открыл маленький ящик на другой стороне стола. Туда я заглядывал редко и сомневаюсь, что Изабелла его вообще замечала. Я достал оттуда бумажный конверт, засовывая его в задний карман. Потом я захлопнул ящик и взял все необходимое, прежде чем подойти к кровати. Наклонившись, я нежно поцеловал Изабеллу в щеку, она зашевелилась, но не проснулась.

Я быстро уехал, не разбудив даже братьев. Она могут добраться сами или попросить своих девушек. Я домчался до школы в рекордное время, паркуя «Ауди» Изабеллы позади всех, чтобы никто не видел. Да, с ее машиной я обращался, как со своей. Как я уже говорил, не хочу, чтобы портили принадлежащие ей вещи.

Обычно я приезжал в школу к звонку и был удивлен, сколько людей тут уже собралось. Я подошел к Бену и протянул ему конверт. Он ухмыльнулся и кивнул.

– Спасибо, – сказал я, ценя его помощь.

Он махнул рукой.

– После всего, что ты сделал для меня, Каллен? Мне это в удовольствие. И они уже давно перегибают палку, эти суки трогают и Анжелу, они все время смеются над ней, потому что она не ведет себя как маленькая девочка, – сказал он.

Я кивнул.

– Да, посмотрим, над кем будут смеяться сегодня, – сказал я.

Он улыбнулся и кивнул, держа упаковку.

– Действительно, – сказал он.

Мы успели все решить до звонка. Все направились к своим аудиториями. Утро тянулось медленно, каждая минута казалась часом. Я полдня писал Белле сообщения, чтобы развлечься, а она всегда отвечала. Теперь с технологиями у нее было получше. Я до сих пор не обучил ее пользоваться компьютером, но это уже следующий шаг. Скоро она у меня будет, на хер, гуглить и рассылать письма.

Время перекатило за полдень, и я сел с братьями и их девушками, у меня не было аппетита – я предвкушал то, что надвигалось. Меня трясло, я не мог ждать больше ни секунды и быстро подскочил, но Эмметт схватил меня за руку.

– Ты что-то задумал, – сказал он.

Я осмотрелся и увидел, что у всех на лицах подозрительные выражения. Да, они хорошо меня знали. Я пожал плечами.

– Боюсь, что не понимаю, о чем ты, – сказал я с ухмылкой. – Увидимся на собрании.

Розали застонала, и я захихикал. У нас будет собрание после последней пары, из той херни, когда всех студентов собирают вместе, чтобы прочитать гребаную лекцию. Тема сегодняшнего дня – опасность студенческого алкоголизма, что было чертовски смешно, учитывая, что я уже приготовил фляжку с водкой и целый день пил из нее, борясь с желанием ударить одну из этих сучек по носу, когда они улыбались мне.

– Оу, ты бы не захотела пропустить это собрание, Роуз. Я слышал, оно будет, э-э… провокационным, – сказал я.

Она подозрительно прищурилась, и я снова захохотал, уходя от них.

Остаток занятий тянулся медленно. Когда, наконец, нас позвали на собрание, я проскользнул в аудиторию, осматривая ее. Увидев вьющиеся рыжие волосы и блондинку рядом, я ухмыльнулся. Элис позвала меня по имени, и я повернул голову, замечая, что они сидят на три ряда выше Тани. Я показал Элис большой палец, указывая им держать место, а сам подошел к Тане и Лорен. Я скользнул на ряд сразу за ними.

– Хм-м, вижу, вы двое сидите вместе и знаете, что у меня на уме? – спросил я обаятельным тоном, который, как я знал, заведет этих сучек.

Они подпрыгнули, ошеломленные моим присутствием, и повернулись ко мне.

– О, привет, Эдвард, – сказала Лорен, флиртуя со мной и улыбаясь. – И что же это?

Я ухмыльнулся.

– Chi la fa l'aspetti, – мягко сказал я. – Наслаждайтесь собранием, леди. Как это буду делать я.

Я поднялся и пошел назад, садясь рядом с братьями, Элис и Розали. Я занял место рядом с Элис, глядя, как Таня и Лорен ожидающе смотрят на меня. Я снова ухмыльнулся.

– Я хочу знать, что ты делаешь? – спросила Элис.

Я повернулся к ней и приподнял брови.

– Не знаю, о чем ты. Я ничего не делаю, – сказал я, пожимая плечами.

Она просто смотрела на меня, пока директор начал речь в микрофон, а лампы в аудитории погасли.

Я достал фляжку и, открыв ее, сделал глоток, пока он болтал всякую хрень о подростковом алкоголизме. Это дерьмо они повторяют каждый год, и ни разу я не понял, почему, б…ь, они рассказывают это после бала, когда все мудаки нашего возраста пьют и отрываются. Но какая разница, все равно это нас не останавливало.

Он настроил проектор и включил ноутбук, открывая программу. Я откинулся на спинку сиденья, постукивая ногой по креслу спереди, раздражая гребаного первокурсника передо мной, но он не сказал ни слова. Он все понимал. Они все понимали… кроме этих двух сучек несколькими рядами ниже.

– Сейчас мы посмотрим слайд-шоу, посвященное риску подросткового алкоголизма, – сказал директор.

Я начал смеяться, потому что ясно, как белый день, слайд-шоу будет несколько иным.

Он включил программу и отошел в сторону, включился звук. Мужской голос начал болтать о том, что ежедневно 11318 американских подростков пробуют алкоголь впервые, и некоторое время экран был пустым, прежде чем появилась картинка. Раздались громкие вздохи и взрывы смеха, а я просто ухмыльнулся, когда пошли фотографии. Таня и Лорен, обе голые, пробуют друг друга. Болтовня и смех стали громче, и Лорен начала визжать и подскакивать. Картинки менялись, показывая другие снимки. Директор орал и требовал остановить это, он хаотично нажимал на все клавиши подряд. Но не смог выключить это, и просто пробовал закрыть экран.

– Все возвращайтесь в свои классы, слышите! – кричал он.

Но никто не шелохнулся, все были слишком увлечены шоу, чтобы обращать внимание на этого мудака. Снимок за снимком Лорен и Таня в компрометирующих позах на весь экран, и ни на одном снимке меня не было. Не было ни единого доказательства, что я участвовал, и никто не знал об этом, кроме нас троих, так что будет просто их слово против моего. И после всего дерьма, которое они выкинули на балу, половина школы решит, что они просто ревнуют. И, конечно, они будут, на хер, обвинять меня, желая очернить, потому что они меня хотят. Они хотят то, что не могут получить, и ревность заставляет их делать безумные вещи.

Нет, они ничего не докажут. У меня нет доступа к программе, и я даже не знаю, как это делать. И никто не подумает заподозрить Бена Чейни. Нет, он образцовый студент, пойдет в Йелль после выпуска. Он один из лучших в Форксе, встречается с дочкой священника. Как он мог такое сделать?

Я сидел и наблюдал этот хаос, рассматривая Таню. Она смотрела на меня с ужасом в глазах. Я ухмыльнулся и подмигнул ей, ее лицо раскраснелось. Она подпрыгнула и вылетела из помещения, ей вслед раздавались крики.

– Господи! – шокировано сказала Элис.

Я глянул на нее и увидел, что она ошеломленно уставилась на экран.

– Я тебе не верю, Эдвард.

Я пожал плечами и вернулся вниманием к шоу.

– Не знаю, о чем ты говоришь, Элис, – повторил я.

Лорен по-прежнему была в зале, визжала и пыталась закрыть свое изображение на экране. Директор кричал, чтобы выключили питание, он размахивал указкой, пораженный, что это не помогает. Я хихикал, понимая, что Бен поставил ноутбук на питание от батареи. Этот ублюдок все продумал.

Я снова открыл фляжку, делая глоток водки. Никто не обращал на меня внимания в этом хаосе, люди бешено орали и бегали по помещению. Я протянул фляжку Эмметту, и он взял ее.

– За опасность подросткового алкоголизма, – сказал он, поднимая тост в сторону экрана.

Сделав глоток, он поежился и вернул мне водку. Я взял ее и начал снова пить; больше никому я не предлагал, зная, что они не захотят. Потом я засунул фляжку в карман.

– Надо было принести поп-корн, – одновременно сказали Джаспер и Розали.

Мы расхохотались.

– JINX! – громко закричал Эмметт.

Возглас разрезал общий шум, в помещении было совершенно темно. Внезапно все притихли и Эмметт засмеялся.

– Больше сисек! – выкрикнул он.

Все снова заржали, еще громче на этот раз. Я услышал вскрик Эмметта, когда Розали дала ему затрещину.

– Я тебе покажу сиськи, идиот, – сказала она.

Глаза Эмметт расширились.

– Серьезно, детка? – спросил он. – Черт, так почему мы до сих пор сидим тут? Пошли!

Он поднялся и потянул ее за собой, практически выволакивая из комнаты. Она хохотала и лупила его, требуя отпустить, но он не слушал. Мы смеялись, и Джаспер встал, подавая Элис руку.

– Идем, любимая. Пора выбираться отсюда, – сказал он.

Она улыбнулась и попрощалась со мной, следуя за Джаспером. Наконец толпа начала рассасываться, директор продолжал кричать, чтобы все вернулись в классы. Он был ярко-красным и требовал от Лорен ответа, что произошло. Она начала кричать что-то, и я разобрал свое имя, но они ни черта мне не сделают. Я, честно, это не совершал. Плюс, директор чересчур боялся моего отца, чтобы даже попытаться обвинить меня, поэтому он сделал вид, что не услышал.

– Chi la fa l'aspetti, – сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Что посеешь, то и пожнешь. Это расплата, сучка.

ДН. Глава 53. Часть 1:

Глава 53. Правда

«Он научился жить с правдой. Не принимать ее, а жить с ней»

Николь Краусс (История любви)

Доктор Карлайл Каллен

– Ты умрешь.

Два одиноких слова разрезали напряженную тишину. Я поборол желание поднять сказанное на смех или просто отклонить; вместо этого я сохранял привычное спокойствие. Эти слова я говорил сам себе десятки раз, но холодный голос, произнесший их вслух, словно сделал утверждение реальнее. Слова были произнесены так спокойно, как очередное простое предложение; как будто их стоит забыть сразу, как услышишь. Но так не будет. Они будут висеть в воздухе и мучить меня до тех пор, пока не станут правдой. Я умру.

Я оглянулся в направлении, откуда было произнесено утверждение, встречаясь с пронизывающим взглядом. Глаза были темными; темными настолько, что не различишь границу между радужкой и зрачком. И в них была невероятная сила. Нельзя сказать, что взгляд был эмоциональным, или там была жестокость; но напряженность в нем вызывала мурашки на коже. Именно в эти глаза дюжины людей смотрели в свои последние мгновения на земле; эти глаза наблюдали за этими людьми, прежде чем их жизнь обрывалась. Глаза, которые могли сломать даже храбрейшего из мужчин, которые могли вызвать страх простым взглядом. Глаза убийцы, глаза мужчины, который может стоять напротив, потом достать из пальто свой пистолет Ruger Mark II (1) 22-го калибра и всадить в тебя пулю прежде, чем ты даже поймешь, что происходит. И что более важно, это были глаза человека, который не будет колебаться, прежде чем сделать то, что считает необходимым.

– Я знаю, – просто ответил я, скрывая возбуждение в голосе.

Не могу позволить моим нервам выдать себя, что бы дальше ни происходило. Я понимал, что иду на огромный риск, но я просто не знал, как поступить иначе. Время заканчивалось, и каждый сценарий, который возникал в моем воображении, теперь казался жалким и невозможным. Но должен же быть другой путь, просто должен быть выход из ситуации, где никто не пострадает только из-за того, что имел несчастье быть со мной рядом. И, может, неправильно вовлекать в это человека, чьи глаза смотрели на меня так пронзительно, но я не знал, что еще делать. Он самый логично мыслящий человек, которого я знаю, и если выход есть, он его найдет. Он сможет увидеть его и сказать мне. Он единственный может мне помочь; он единственный, кому я верю и могу обратиться за помощью. Но часть меня знала, что именно он может быть тем, кто закончит все.

Если я проиграю, если эти два слова, произнесенные минуту назад, сбудутся, мужчина, на которого я сейчас смотрю, все и завершит. Эти опасные темные глаза будут последним, что я увижу перед смертью.

Он смотрел на меня и не говорил ни слова, но это меня не удивляло. Я сидел в комнате напротив него и говорил не меньше часа, рассказывая все, что знаю, описывая ситуацию в целом и мою дилемму. Я ничего не скрыл и посвятил его во все детали; потому что я знал – даже самые незначительные вещи могут что-то для него значить. Когда я закончил, он просто поднял на меня глаза, практически прожигая меня насквозь, пока он осмысливал все, что узнал от меня. Что это будет значить для него, для всех нас.

Он молчал какое-то время, и единственным звуком было тиканье часов напротив меня, каждая секунда усиливала мое нетерпение. Я понятия не имел, что творится у него в голове, какие варианты он там перебирает. Я не был наивен, я знал, что на какой-то стадии он будет взвешивать, должен ли он убить меня прямо здесь и сейчас и закончить все; но я надеялся, что он не решится.

И вот когда он, наконец, открыл рот и произнес эти пророческие два слова, я ощутил странное облегчение. Я все еще дышал, мог прожить еще минуту, и это подсказало мне, что, может быть, где-то там есть надежда.

Глаза продолжали прожигать меня еще какое-то время, и я практически видел, как его мозг прорабатывает разные сценарии. Я отдал свое будущее в его руки, и не только свое будущее, но и судьбу двух юных влюбленных детей; я надеялся, что он сможет найти путь, как справиться с этим. Не для меня, для них.

Потому что за этими глубокими и опасными глазами, за этой жесткой оболочкой, скрывался настоящий человек, с сердцем. Человек, который знал меня с детства. Человек, который был приглашен в мою семью с распростертыми объятиями. Человек, который любил мою сестру со всей силой, на которую был способен, и именно поэтому он мог понять мою любовь к моей жене; и это был человек, к которому я обращался. Я спрашивал его, что мне делать, не как мафиози. Я знал, что приказала бы мне мафия. Я спрашивал его, как члена своей семьи.

Потому что эти глаза принадлежали моему зятю Алеку, и я очень надеялся, что он сможет понять мое положение. Что он будет слушать меня, как муж моей сестры, а не как a caporegime in la cosa nostra.

Сегодня было восемнадцатое июня, и первой моей мыслью было, когда я проснулся, что настал, наконец-то, Судный день. День, когда я сыграю в игру с жизнью, когда выложу все свои карты на стол. И я надеялся, что, когда я так сделаю, будет тот, кто сможет выиграть, и я не погибну.

С другой стороны, ничто уже не станет прежним после сегодняшнего дня. И это факт. Это пугает, но это необходимо, и во многом события будущего зависели от человека, сидящего напротив меня. Зависело от того, захочет ли он играть в игру.

Завтра, девятнадцатого июня, двое моих сыновей выпускаются из старшей школы. Я гордился обоими и знал, что, будь Элизабет тут, она была бы так же горда их достижениями. У них обоих были замечательные девушки, и они были влюблены, оба осенью поедут в колледж и готовы начать взрослую жизнь. Они были хорошими детьми, и никогда по-настоящему не попадали в неприятности, не считая подростковых проделок. Эмметт будет изучать программирование в Нотр-Даме, отчего, я знал, Элизабет сошла бы с ума от радости.

Джаспер останется ближе к дому из-за Элис. Я знал, что он мог пойти в куда лучшее место, чем Университет Вашингтона в Сиэттле, но также понимал его причины остаться. И от них его мать была бы не в меньшем восторге. Она увидела бы в этом жертву настоящей любви. Она бы, действительно, гордилась им за его самоотдачу и зрелость при принятии такого решения.

Было тяжело признавать это, но, несмотря на все мои поступки, эти двое мальчиков – мое самое большое достижение в жизни. Я столько сделал херни за эти годы, и единственно то, что мои старшие сыновья остались нетронутыми, что они смогли выбрать своей собственный путь, казалось мне правильным. Они были тем, что я не смог разрушить; жизни, которые я не испортил. И какая разница, что случится. Эти двое будут в порядке. И именно это позволяет чувствовать, что моя жизнь не так уж и ужасна, что я оказался не таким уж плохим отцом. И, возможно, я не был бы самым большим разочарованием в жизни для моей покойной жены.

Но моя радость и гордость завтрашним событием меркла перед тем, что надвигалось. Событие, которого я боялся больше всего; событие, которое наконец-то заставило меня прекратить молчание и начать действовать. Больше не будет времени, чтобы решать; время истекло и мои надежды, что вещи решатся сами собой, не оправдались. Я должен разобраться со всем прежде, чем оно усугубится, потому что через два дня, я знал, так может случиться.

Потому что через два коротких дня, двадцатого июня, Эдварду, наконец-то, исполняется восемнадцать лет.

Я не до конца был уверен, о чем он думает, где его мысли, каковы планы на будущее, но так надеялся, что слова, произнесенные мной в офисе недели назад, сбудутся. Надеялся, что у него нет намерения следовать по моим стопам, что он не собирается поехать в Чикаго и обречь себя на такую жизнь. Но я также знал, что вещи меняются в мгновение ока, и хорошо знал, что Аро жаждет заграбастать его. Он хотел, чтобы последний principe della mafia последовал по его пути, марионетка, которого он купит и превратит в холодного расчетливого солдата. И это меня пугало. Пугало как отца, и я знал, что, будь Элизабет жива, ее бы это убило.

Я также знал, что Аро умеет убеждать и не стесняется манипулировать людьми, и боялся, что он начнет тянуть руки к моему сыну. Боялся, что он вовлечет Эдварда в свою жизнь, и именно поэтому мне пора действовать. Я должен принять защитные меры. Я не мог оставаться в стороне и готовить собственную защиту, потому что, если все обрушится, моя защита потерпит поражение, и все мы сгорим в огне.

Моему младшему исполняется восемнадцать, и он, наконец-то, станет совершеннолетним с точки зрения закона, и его могут забрать у меня. Именно поэтому сегодняшний день так важен, именно поэтому я сижу напротив зятя, смотрю в эти страшные глаза и жду приговора. Алек и Эсме прилетели этим утром на выпуск Эмметта и Джаспера, а также, чтобы отпраздновать день рождения Эдварда. Дети уехали в Порт-Анжелес после обеда, а Эсме была наверху, раскладывая вещи в комнате Изабеллы на время их визита, давая нам с ее мужем возможность поговорить. Она знала, что я планирую; она знала, что я, наконец-то, решился заговорить. Знала, что я буду просить его принять мою сторону и отставить все его клятвы Боргате, чтобы помочь моему ребенку и девушке, которую он любит. Эсме верила, что любовь победит, что он не сможет отмахнуться от такого, но я не был уверен.

– Она не похожа на principessa della mafia (2), – начал он, разрушая тишину.

Я медленно кивнул.

– У меня были те же мысли. И я почти сказал это ей, когда брал второй образец ДНК. Ее кожа чересчур бледная, и она не похожа на чистокровную итальянку, – сказал я.

– Но ты в этом уверен, – ответил он, выговаривая слова как утверждение, а не как вопрос, но я все равно кивнул.

Он знал, что я бы не осмелился заговорить об этом, не будучи полностью уверен.

– Оба образца это подтвердили, – тихо добавил я.

– Principessa della mafia. Perche non lo vedo prima d'ora? Ha perfettamente senso (3), – пробормотал он про себя, покачивая головой. – Я всегда подозревал, что там больше, чем просто девчонка. Всегда казалось бессмысленным, что старший Свон сделает что-то подобное убийству твоей жены, только потому, что Изабелла его внучка. Аро мог это принять, но для меня это нелогично. Конечно, он ужасно обращался с внучкой, но не настолько ужасно, чтобы Боргата его наказала. Это могло бы стать затруднением, но не настолько серьезным, чтобы за это убивать. Но это… за это стоило убить.

Я поежился от его слов, зная, что он не это имел в виду, но само звучание фразы мне не нравилось. Ничто не стоило гибели моей жены. Наверное, он заметил мою реакцию, потому что быстро продолжил.

– Я не говорю, что она должна была умереть. Ты знаешь, что я чувствую по отношению к этому. Я до сих пор жалею, что не сделал больше, чтобы прекратить ее попытки, когда она пришла ко мне после похорон твоего отца. Но я никогда не думал, что Свон может оказаться настолько гнусным.

– Никто не думал, Алек, – сказал я, не желая, чтобы он ощущал вину.

Это не его вина. Он кивнул и отвернулся от меня, разглядывая ковер на полу. Очевидно, он снова погрузился в мысли, перебирая информацию.

– Трудно поверить, что она одна из нас, – сказал он через мгновение спокойным голосом. – Я не говорю, что не верю тебе, потому что я верю, Карлайл. Но это так нереально – открыть после стольких лет, что маленькая девочка-рабыня – внучка Маркуса и Дидимы. Что ее мать, Рене, на самом деле – Бри, и что ей каким-то образом удалось выжить.

Я кивнул.

– Я знаю. Мне самому потребовалось время, чтобы это принять.

– Как могло так получиться, что женщина, живущая в сарае в Финиксе, и ребенок, спящий в этом доме, обе окажутся родственницами… его, – сказал он. – Среди всех людей…