Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 166 страниц)

Потому что у самой девушки не было ничего. Она была рабыней, находилась в собственности и власти людей. Еще ребенком она была похищена, а ее родителей убили. Похитители знали, что могут получить немалые деньги, поэтому решили продать ее на аукционе, покупателем мог стать тот, кто даст самую высокую цену, их не заботило, для чего ее хотели купить, и что с ней будет дальше. Но по большей части девушке повезло. Она понимала, что могла стать жертвой какого-нибудь педофила, а этого ей хотелось меньше всего. Ее купили в качестве подарка для женщины, которая больше не могла иметь детей, но очень хотела дочь. У нее уже был сын, но роды прошли тяжело, что и стало причиной бесплодия. Они не могли официально оформить удочерение, поскольку у ее мужа было обширное криминальное окружение, которое никогда не одобрило бы этого. Таким образом, семья решилась на покупку на черном рынке.

Как оказалось, с появлением девочки пришли и новые трудности. У леди была лишь неофициальная регистрация для ребенка, а это лишний раз напоминало ей о неспособности иметь собственную дочь. Девочка оказалась брошенной и никому ненужной. Несмотря на то, что она носила их фамилию, по-настоящему членом семьи она никогда не была. Как только она немного повзрослела, научилась ходить и говорить, она вынуждена была стать прислугой, помогать им и заботиться об удовлетворении их потребностей.

Семья была влиятельной и сильной. Она подозревала, хотя и не была полностью уверена, что то, чем они занимались было не совсем легальным. В их собственности находилось несколько рабов, и за эти годы она видела не одного убитого самими членами семьи, когда те пытались бежать. Не было никакой возможности сбежать. Вас тут же находили и при попытке к бегству убивали, прежде чем вы успели бы сообщить что-либо другим людям. Вы находились под абсолютным контролем и полностью были их собственностью.

Она очень редко видела сына хозяев, он учился в школе-интернате, поэтому отсутствовал почти весь год, а лето обычно проводил в путешествиях со своей семьей. Пока они проводили время на отдыхе, она всегда оставалась дома, но все же, ее никогда не оставляли в одиночестве. Всегда рядом находился тот, кто пристально наблюдал за ней.

В жизни девушки все кардинально изменилось, когда ей исполнилось пятнадцать. Заболел отец. Его сын приехал домой, чтобы помочь матери, так сказать, на то время, пока отец «оказался не при делах». Ему было восемнадцать, он всегда был таким разным и переменчивым, но он никогда не был резок с ней, не угрожал и не бил ее, как проделывал это с другими, и он никогда ничего не требовал от нее. Он просто игнорировал ее, едва замечая то, что она живет. Но спустя несколько месяцев все изменилось. По ночам он стал прокрадываться к ней в комнату, ложился рядом и трогал ее, потом он ложился сверху и начинал двигаться прямо в нее… снова и снова…

Пусть у девушки не было нужного образования, она прекрасно знала каковы реалии этой жизни. Когда у нее вдруг прекратились месячные, она поняла, что это значит. Она не знала, кому и что говорить и что ей вообще с этим делать. Наконец-то она набралась храбрости, чтобы рассказать хозяйке, что забеременела от их сына, когда тот приехал домой, и что он должен объявить семье, что готов жениться на местной девушке из бедной семьи. Но она точно знала, что ей ответят на это. Они посчитают этот брак не чем иным, как способом хорошо поживиться за их счет. Семья во всем обвинит ее, сын скажет им, что она просто-напросто спровоцировала связь между ними. Ее бы обвинили в том, что она разрушает их будущее, все их планы.

Спустя некоторое время отец выздоровел, и сын уехал, оставив ее под строгим присмотром. Она изо всех сил, как могла, скрывала беременность. И никто из тех, кто наблюдал за ней так ничего и не заметил.

Так, сидя в сарае и качая крошечного ребенка, она позволила себе отвлечься от той жизни, которой она жила. Она позволила себе помечтать о лучшей жизни и о лучшем мире для своего ребенка. Она мечтала, что у ее дочки есть будущее, в котором она обязательно будет счастлива, в котором она будет радоваться и сиять.

Несмотря на жуткие условия, в которых они находились, дочка выжила и чувствовала себя прекрасно. Девушка прятала ее несколько дней, но она не могла скрывать ее вечно. Однажды вечером хозяйка услышала слабый плач, доносившийся из сарая, и пошла посмотреть, что там происходит. Сказать, что женщина была потрясена увиденным – значит ничего не сказать. Девушка же была очень напугана, она боялась, что они продадут ребенка или, что еще хуже, просто убьют его. За эти годы она не раз видела, как забеременевших рабынь убивали, а у уже родивших – младенцы бесследно исчезали. Однако поведение хозяйки очень удивило ее. Та пристально вглядывалась в лицо девочки, видимо, увидев в нем яркие черты своего сына. Она поняла, что в венах этого ребенка течет и ее кровь.

Она не собиралась признавать ребенка и принимать его в семью, но все же, позволила им остаться.

На протяжении всех шестнадцати лет, девушка, приложив все возможные усилия, старалась быть хорошей матерью. Она не могла избежать той жизни, которая у нее была, но продолжала надеяться, что у ее дочери все сложится намного лучше. И она старалась подготовить ее к той самой хорошей жизни, несмотря на то, что сама она знала об этом совсем немного. Малышка подросла и стала очень красивой. Рабы любили ее, а вот семья категорически игнорировала девочку. Лишь иногда, втайне от нее самой, они видели хозяйку, пристально наблюдающую за малышкой. Она смотрела на нее и улыбалась. Все это давало девушке надежду, что возможно скоро ее дочка будет свободна. Все-таки они относились к ней совсем не так, как к другим, не били ее и не заставляли выполнять тяжелую работу. Пусть совсем немного, но доброта присутствовала в ее жизни. А из-за их сына-ублюдка, в ней была еще и частичка сострадания.

Все изменилось летом, перед ее двенадцатым днем рождения. Хозяйка и ее муж попали в автомобильную катастрофу и погибли. Вместо освобождения, на которое они так надеялись, рабы получили нового хозяина. Им стал сын покойных хозяев. Он был враждебным и резким, казалось, его враждебность увеличивается вместе с его возрастом. В нем не было ни капли доброты и ни крупицы милосердия.

Он не оставил в покое девушку, несмотря на то, что с момента их последней связи прошло уже больше десяти лет. Став хозяином, он снова начал приходить по ночам к ней в комнату и овладевать ею снова и снова. Она никогда не сопротивлялась, понимая, что все возражения и сопротивления ему закончатся для нее только смертью. Будучи его собственностью, она все же имела чуть больше свободы, чем остальные. Ей лишь нужно было вынести его тяжелое мерзкое дыхание и потное тело, склонявшееся над ней по ночам. Других же постоянно избивали до крови.

Он был не глуп и понимал, что он отец ее дочери. Это ему совсем не нравилось. На протяжении четырех лет девочку постоянно оскорбляли, издевались над ней, а мать, как могла, защищала ее, в то время как сама оставалась полностью беззащитной во власти хозяина-тирана. Она знала, что без ее помощи дочка погибнет, у нее не было другого выбора, кроме как продолжать делать и терпеть то, что она делала, чтобы дочка смогла выжить.

В конечном итоге жена хозяина поняла, что девочка-рабыня – незаконнорожденная дочь ее мужа. Женщина не выносила ребенка, она считала, что ее появление на свет – это большая ошибка. Она была в ярости, не могла видеть девочку. И потребовала, чтобы муж избавился от нее.

Эта девушка, одна родившая крошечного ребенка в сарае, была моей матерью. И я – тот ребенок, который выжил, несмотря на все препятствия и трудности, которые были в жизни. Меня зовут Изабелла Свон, и сегодня мой шестнадцатый день рождения.

Все это очень удивляет людей, если они не знают о том мире, в котором я родилась и жила. Абрахам Линкольн составил Декларацию Независимости в 1862 году, в ней объявлялось о том, что содержание в собственности других людей противозаконно. Но на этом все не закончилось. Более того, это не закончилось даже два года спустя, когда Конгресс утвердил Тринадцатую поправку – официальное объявление о том, что рабство незаконно.

Сегодня люди по-прежнему покупаются и продаются, находятся в рабстве без свободы, прав и привилегий. Я родилась в 1989 году, спустя более чем столетие с момента отмены рабства правительством США. Но рабство существует в каждом уголке Америки, рабов тайно продают или обменивают в городах и пригородах. Если у вас много денег, вы можете позволить себе купить любого.

Сейчас 2005 год… и сегодня меня продадут.

Декларация независимости ИЛИ Чувства без названия. Глава 1.

Глава 1. Необходимо выжить, во что бы то ни стало

«Сон хорош, смерть лучше, но, конечно,

было бы лучше не рождаться вообще».

Генрих Хайн

Изабелла Свон

– Скоро у тебя будет возлюбленный, – мягкий голос моей матери прозвучал около меня. Не открывая глаз и что-то пробормотав, я отвернулась от нее. Вздохнув, она протянула руку и стала слегка поглаживать мои каштановые волосы. Несколько минут она сидела молча, и я чувствовала, как дрожат ее руки, слышала ее слегка прерывистое дыхание. С трудом она произнесла:

– Чарли скоро вернется, – она говорила шепотом, но услышав его имя, я вздрогнула, – ты же знаешь, что случится, если он застанет тебя в постели, когда вернется.

– Может быть, это и к лучшему. Может он убьет меня и тогда все это, наконец, закончится, – пробормотала я.

Мама, услышав мои слова, разрыдалась, потеряв самообладание, которое она с таким трудом пыталась удержать. Громко вздохнув, я быстро пробормотала извинение, не желая расстраивать ее еще больше. Потянувшись, я села и посмотрела на нее. Она сидела на полу возле старого матраца, на котором мы спали.

Наша комната находилась на чердаке, в том самом сарае, в котором я родилась, к тому же он стоял недалеко от дома. По площади комнатка была приблизительно десять на десять футов и около шести с половиной футов в высоту. Комната, конечно, была маленькой, но в ней было большое, почти во всю стену, окно, именно оно зрительно увеличивало пространство.

Лицо у моей мамы было отекшим, по щекам текли слезы, а глаза были налиты кровью. Я хотела быстро отвести от нее взгляд, но не смогла.

Чарли Свон, человек, чья кровь текла по моим венам, чью ДНК я унаследовала, уехал в командировку две ночи назад, чтобы поговорить с «потенциальным покупателем». Он часто уезжал, объясняя это тем, что ему нужно как можно быстрее продать кое-какую недвижимость, но меня не проведешь. Он занимался торговлей людьми, а так же подделкой документов. Я точно знала, что он хочет продать на этот раз – меня. Неделю назад я подслушала его разговор с женой, они обсуждали меня. Она не выносила меня, и я подозреваю, что она просила, чтобы меня убили, но он вместо этого решил, что я буду продана. Он сказал, что может получить приличную сумму денег за меня, и что у него уже есть кто-то, кто хотел посмотреть меня. Вот этим утром он должен был вернуться.

Я была очень напугана. Я понятия не имела, что будет со мной в будущем, в какую ситуацию и к кому я попаду. Еще никогда я не расставалась со своей мамой, а именно это и пугало меня больше всего.

У меня не было большого жизненного опыта. Все свою, пока еще небольшую, жизнь я провела в качестве собственности семьи Свон. У меня не было возможности общаться с кем-то, помимо тех людей, с которыми я жила. Из своих сверстников я помню только одного человека, купленного Чарли в прошлом году. Она прожила здесь не больше недели, потом решилась на отчаянный шаг – бежать. Он поймал ее на дороге, в миле от дома, возвращал он ее, тянув за волосы. Он очень сильно избил ее, прямо у меня на глазах, а затем оставил посреди комнаты на несколько часов… умирать. А когда он, наконец, убрал ее тело, мне пришлось отмывать с пола кровь и убирать частички мяса и костей. Это было ужасно, меня рвало, а потом за это меня тоже побили.

Кроме Чарли и его отца, я фактически не общалась ни с одним человеком, ни с одним мужчиной. По крайней мере, я больше никого не могла вспомнить. В памяти о моем детстве не отложилось практически ничего. То ли просто мозг блокировал воспоминания, чтобы не травмировать меня лишний раз, то ли я не могла толком ничего вспомнить из-за постоянных побоев. Я не помнила ничего о своем отце Чарли, он редко был рядом, а если и приходил, то был холоден со мной.

Все рабы здесь были женщинами, и когда в дом приезжали гости, нас запирали. Мы могли только слышать их голоса и видеть их через окно, но не было никакой возможности поговорить с ними. Единственные, у кого была возможность общаться с другими людьми, это те, кто работал в доме, прислуга. Но в их числе я была редко. Мужчины пугали меня, они все были неизвестные мне иностранцы. Были и мужчины, которые охраняли весь периметр участка, но возможности с ними пообщаться у меня никогда не было. Единственными, кто, так или иначе, общался с охранниками, были те глупцы, которые пытались сбежать.

Охранники всегда были рядом, даже когда ты их не видел, они наблюдали за тобой. Они насмехались над нами, говорили, что сбежать незаметно возможно. Но никто не говорил, как и когда это можно сделать. Это была, своего рода, азартная игра с вашей жизнью на деньги, и мало кто решался пойти на такой риск. Те, кто все же решался на это, терпели неудачу.

– Я встаю, – пробормотала я. Поднявшись, я встала с матраца, подошла к шкафу, открыла ящик и взяла то, что лежало сверху. Платье, сшитое моей матерью, было порванным и старым, как впрочем, и вся моя остальная одежда.

Я надела бывшую когда-то белой рубашку, теперь она была вся в пятнах, и потрепанные джинсы. Они были очень изношены, с протертыми коленками. У меня не было обуви, не было никогда за все эти годы. От этого кожа на моих ногах была грубой и плотной. Если бы я наступила на гвоздь или вогнала бы его себе под ноготь, я бы, вероятно, ничего не почувствовала.

Мама взяла старую гребенку, подошла ко мне и попыталась расчесать мои спутанные волосы, чтобы заплести их. Но все было напрасно… у гребенки не было половины зубцов, а мои волосы не мешало бы хорошенько вымыть. Через минуту она оставила это бесполезное занятие, взяла резинку и собрала мои волосы в хвостик.

Вдруг я услышала звук приближающегося автомобиля. Мое сердце отчаянно забилось, я стояла на одном месте и не могла пошевелиться. Мама выглянула во двор, посмотреть что там. Ее глаза стали большими, в них читалась паника. Так же как и я, она понимала, что у меня остается мало времени, она знала, что задумал Чарли.

Автомобиль подъехал и остановился возле дома. Я услышала, как хлопнула дверца машины. Прислушиваясь, я пыталась понять, приехал ли Чарли один или с ним был еще кто-то.

– Он вернулся один, – с радостью в голосе сказала мама. Я громко и с облегчением выдохнула. Она повернулась ко мне, на ее лице сияла улыбка. Она быстро подошла ко мне и крепко обняла.

– Возможно, он передумал…

Я горько рассмеялась.

– Да, наверное, ты права.

Вздохнув, она выпустила меня из своих объятий и взяла мою руку.

– Не оставляй надежду, Изабелла, – сказала она серьезно.

Я кивнула, чтобы успокоить ее. Она не должна была знать, что я перестала надеяться уже давным-давно, когда поняла, что мы существуем в совсем другом мире, далеком от того, в котором живут остальные люди, и о котором мы так мало знаем.

Мы решили пойти поприветствовать Чарли, прежде чем он сам найдет нас. Я повернула голову и посмотрела на маму. На ее лице, так же как и на моем, читались страх и паника.

– Изабелла!!! – кричал Чарли, стоя возле дома, – Быстро тащи свою задницу сюда!

Я находилась в шоке и была очень напугана. Моя мама попробовала улыбнуться, видимо, чтобы хоть как-то поддержать меня, но вместо улыбки на лице отразилась нечто, больше похожее на гримасу.

– Идём, – мягко сказала она, выводя меня из комнаты. Мы спустились вниз по лестнице и вошли в заднюю часть дома.

Чарли стоял в холле и смотрел на дверь. Он услышал, что мы идем, и посмотрел в нашу сторону.

– Я звал тебя, Рене? – его острый тон не предвещал ничего хорошего.

Мама застыла на месте, глядя то на Чарли, то на меня.

– Я только подумала… – начала было она.

– Ты здесь не должна думать. Тащи свою задницу наверх, в комнату, с тобой я поговорю позже! – кроме резкости его голос был переполнен гневом.

Мама, нерешительно кивнув, попробовала отпустить мою руку, но я схватилась за нее еще сильнее. Она вздохнула и все-таки высвободила свои пальцы.

– Все будет хорошо, солнышко, не волнуйся. Только слушайся Чарли и веди себя достойно.

Я кивнула, мама наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку, перед тем, как уйти. Чарли бросил на меня резкий и недобрый взгляд, и я сделала несколько шагов ему навстречу. Я стояла и смотрела вниз с опасением и страхом, закусив нижнюю губу, чтобы не потерять самообладание.

Входная дверь открылась, и я услышала мужчину, который что-то очень быстро говорил. Его голос был гладким и слегка мягким, что было полной противоположностью резкости Чарли. Я посмотрела на него, и у меня перехватило дыхание. Он был высокого роста, со светлыми волосами, которые были зачесаны назад. У него были искрящиеся голубые глаза. На нем был шикарный дорогой костюм. Он зашел в комнату, разговаривая по мобильному телефону.

Он посмотрел на меня и, увидев, что я его пристально рассматриваю, вопросительно поднял брови вверх. Я испугалась, вдруг моя реакция на него ему совсем не понравится. У Чарли была привычка наказывать нас за то, что мы на него смотрим. Я засмущалась, мои щеки покраснели, и я снова опустила глаза, уставившись в пол.

Мужчина продолжал говорить по телефону, как я поняла, речь шла о некой отгрузке чего-то, проходящей где-то. Он так и не заговорил ни с Чарли, ни со мной, как будто нас вообще не было в комнате. Через несколько минут я все же посмотрела на Чарли, он стоял посреди комнаты, и, казалось, он нервничает ничуть не меньше, чем я. Я была в полном замешательстве, поскольку никогда прежде не видела его в таком состоянии. Чарли всегда держал все, в том числе и свои эмоции, под контролем. Но теперь… теперь он жутко нервничал. Он то и дело поглядывал на светловолосого мужчину, и когда тот оборачивался и смотрел в его сторону, опускал глаза.

Мое самое большое опасение подтвердилось – Чарли боялся этого человека. Это было написано у него на лице. Впервые в жизни я поняла, что Чарли не самый могущественный и опасный человек.

Светловолосый мужчина, наконец, попрощался со своим невидимым собеседником, закрыл телефон и положил его в карман. Стояла полнейшая тишина, единственное, что я слышала, так это то, как кровь пульсировала в моих висках. Я стояла на одном месте, боясь пошевелиться.

– Она выглядит ужасно, – сказал мужчина, в его голосе я не услышала ничего, кроме отвращения.

Мои глаза широко раскрылись от его слов. Мне часто приходилось выслушивать оскорбления от Чарли и от его жены, но я обычно не обращала на их слова никакого внимания. А вот слова незнакомца очень сильно задели меня.

– Я знаю, что она не самая хорошо выглядящая девушка… – начал Чарли, но незнакомец резко оборвал его.

– Я и не сказал, что она уродина, – произнес он резко. И Чарли тут же замолчал. – Но она действительно выглядит ужасно. У вас есть деньги, вы разве не можете позволить себе выделить несколько долларов, чтобы купить девочке одежду и обувь? Господи! Как изранены ее ноги!

– Я, ммм… хорошо… – пробормотал Чарли.

Я посмотрела на светловолосого мужчину и увидела, что он пристально меня рассматривает. Наши глаза встретились, и легкая улыбка скользнула по его губам. Спустя пару секунд я отвела взгляд, мне показалось неуместным, что я на него так долго смотрю. Так же я не могла отрицать, что его пристальный взгляд заставлял меня волноваться.

– Сколько? – спросил он через мгновение.

– Хорошо, я надеялся продать ее за самую высокую цену… – сказал Чарли.

Светловолосый мужчина засмеялся.

– Высокую цену? А когда в последний раз девушка принимала ванну?

– Ну… может 750? – в заметно потухшем голосе Чарли все еще теплилась надежда. – Я думаю, она все еще девственница.

Мужчина молчал. Я не смела взглянуть на него, но чувствовала на себе его пристальный взгляд. Мое сердце дико забилось при упоминании о моей девственности и от мысли, что со мной мог в этом случае сделать этот мужчина. Единственными моими знаниями о сексе были только те, которые я почерпнула от местных женщин. Я не раз видела, как Чарли занимался сексом с моей матерью, и слышала, как она кричала и плакала после этого от отвращения. Секс для меня был лишь ужасной формой наказания.

И снова наступила тишина. Я посмотрела на мужчину, и наши глаза встретились, он опять вопросительно поднял вверх брови. Я быстро отвела взгляд и продолжила покусывать нижнюю губу.

– Она не может даже посмотреть на меня. Как же она будет жить и работать в моем доме? – наконец произнес он, нарушая ненавистную тишину.

– Эй, девочка! – сказал Чарли резко.

Я подняла голову и посмотрела на светловолосого мужчину, прямо в глаза. Последнюю вещь, которую мне бы хотелось сделать, это разозлить Чарли. Потому что, если он будет меня бить, то это будет самым сильным избиением за все время.

– Простите меня, Чарли… хозяин, – сказала я мягко.

Мужчина улыбнулся, продолжая смотреть на меня. Наконец, он кивнул.

– В ней есть потенциал. Я дам вам 500.

Чарли нахмурился.

– С ее возрастом и девственностью на аукционе я мог бы получить намного больше, – произнес он, в его голосе слышалось разочарование.

Я вздрогнула при упоминании об аукционе. От других девушек, которые были куплены на аукционах, я знала, что их покупают, чтобы сделать из них проституток и сексуальных рабынь, а покупатели и продавцы наживали на этом очень большие деньги.

Светловолосый мужчина вновь улыбнулся.

– Возможно, вы бы могли продать ее дороже, но она не стоит даже той суммы, что я вам даю. Вы же знаете, для чего я хочу ее купить. А она, как вы мне сказали, не умеет ни читать, ни писать.

Услышав о чтении и письме, я подняла глаза. Чарли не подозревал, что я знаю кое-какие основы грамоты. Другие рабы учили меня тому, что знали сами, остальное я познавала в течение жизни. У жены Чарли была привычка смотреть телепрограммы с субтитрами, это мне очень помогало. Это было моей тайной, поскольку образованный раб был более силен и даже опасен для своих хозяев.

– Она хорошо работает, может готовить и убирать, – бормотал Чарли, – послушная… Ее цена 750.

– Вы купили ее такой… избитой?

– Нет, она родилась здесь и никогда не пыталась бежать.

Я пребывала в полном замешательстве.

– 650, это мое последнее слово. Мне нужно будет приводить ее в порядок. У вас нет ничего, что должно быть у ребенка, и я не собираюсь переплачивать свои деньги за то, чего не получу.

Чарли на мгновение замолчал.

– По рукам! – наконец сказал он, но все же, он не был абсолютно счастлив по понятным причинам.

Я снова посмотрела на мужчину, он улыбнулся.

– Я вернусь завтра с наличными. Отмойте ее немного для меня, я беру ее не куда-нибудь, не для кого-нибудь, а для себя. Она должна хоть немного соответствовать элементарным нормам опрятности.

Чарли кивнул и протянул руку мужчине, видимо для рукопожатия. Пожав его руку, мужчина достал из кармана телефон и набрал чей-то номер. Уже направляясь к выходу, он обернулся и спросил.

– Ребенок, как тебя зовут?

– Изабелла, – еле слышно ответила я.

– Прости? – он вопросительно приподнял бровь. Очевидно, он меня не расслышал.

– Меня зовут Изабелла, сэр, – сказала я уже громче.

Он улыбнулся, пристально посмотрел на меня, затем кивнул.

– Хорошо, с днем рождения, Изабелла!

– Спасибо, сэр, – ответила я, слегка удивленно.

Он был первым, кто поздравил меня с днем рождения. Даже моя мама не напоминала мне, что сегодня день моего рождения. Мы никогда его не праздновали. Ведь, чем старше становится раб, тем он бесполезнее. А совсем уж ненужных рабов просто убивали. Мать всегда пыталась уберечь меня от подобных фактов. Она хотела, чтобы я как можно меньше знала об этом ужасном геноциде.

Он еще раз кивнул и направился к своему автомобилю. Я стояла не шелохнувшись. Чарли замер в дверях и смотрел, как автомобиль мужчины удалялся по дороге на бешеной скорости. Затем, он, громко вздохнув, повернулся ко мне. Я посмотрела на него и не увидела в его глазах ничего, кроме безжалостной ярости.

Он быстро подошел ко мне. Я была уверенна, что он изобьет меня. И вот, его рука с силой ударила меня по лицу. Я дотронулась рукой до своей щеки, боль так и жалила меня изнутри. Во рту я почувствовала горько-солоноватый вкус крови и поняла, что он разбил мне губу. Из глаз хлынули слезы, я попыталась отвернуться, чтобы он не видел, как я плачу. Я жадно сглатывала кровь, ведь неизвестно, как отреагирует на нее Чарли. Вид крови его всегда только раззадоривал. Он схватил меня за подбородок, провернул к себе, заставляя меня смотреть ему прямо в лицо.

– Тот человек очень властный и сильный. А ты выставила меня перед ним на посмешище! Ты слышишь меня?! – кричал он в нескольких дюймах от моего лица.

Я чувствовала в его дыхании запах алкоголя и табака, его слюни брызгали мне прямо в лицо.

– Да, хозяин Чарли, – прошептала я сквозь слезы.

Он вздохнул и оттолкнул меня. Я отпрянула назад, но, к счастью, мне хватило сил устоять на ногах.

– Иди на кухню, помоги приготовить завтрак. А я пока займусь делами с твоей матерью, – сказал он.

Я кивнула.

– Да, сэр.

Зайдя на кухню, я увидела, что рабыня по имени Клара уже начала готовить завтрак. В ее обязанности входило готовить еду и выполнять разную работу по дому. Я часто вынуждена была помогать ей, но только, когда в доме не было посторонних. Когда я вошла, она посмотрела на меня и печально улыбнулась.

– Ты в порядке? – спросила она с заботой.

Я кивнула, не сказав ни слова. Половина моего лица продолжала пульсировать от боли, а по щекам текли слезы.

Взяв ложку, я подошла к печке и стала помешивать кипевшую в кастрюле пасту, которую Клара уже успела приготовить. Я закрыла глаза и затаила дыхание, когда услышала до ужаса знакомый и такой отвратительный звук. Комната Чарли находилась как раз этажом выше, над кухней. И нам было хорошо слышно, как спинка его кровати билась о стену. Он насиловал мою мать… снова… Это был своеобразный способ наказания для нее, он обычно никогда не поднимал на нее руку, а наказывал вот таким способом.

Когда этот ужас закончился, они вместе спустились вниз. Чарли отправился в свой кабинет, а мама присоединилась к нам на кухне. Я увидела полоски от ударов на ее лице, а она улыбнулась мне, как бы говоря, чтобы я не переживала, что все хорошо.

После приготовления завтрака, мы с мамой вышли на улицу, в сад. Мы ели только, когда нам разрешат, случалось это обычно один раз в день, ближе к ночи, когда Чарли и его жена поужинают.

Я опустилась на четвереньки и стала выдергивать сорняки. За этим занятием я обычно и проводила большую часть времени. Мы жили в Фениксе, штат Аризона. Это был один из самых засушливых и жарких районов страны. Поэтому моя кожа очень быстро загорала под палящими лучами солнца.

Жена Чарли вернулась после недолгого отсутствия. Припарковав свой красный автомобиль, она вошла в дом. Она была настоящей стервой. Ей было всего 22 года. У нее была привычка издеваться надо мной, просто так, для развлечения. Но, несомненно, моей маме доставалось еще больше, когда ее не было дома.

Мама говорила, что они очень любили друг друга, но со временем их брак превратился в нечто скучное и обыденное. Я, конечно, не была экспертом в отношениях, но я точно знаю, что то, как они живут, мало похоже на любовь. Они часто кричали друг на друга, были все время чем-то недовольны. Все это вряд ли можно назвать любовью.

Что же все-таки я знала о любви? Я точно знала, что меня любит моя мама, а я люблю ее. Это были самые настоящие глубокие чувства, без притворства и лжи. Ты постоянно жертвуешь собой, чтобы выжили твои близкие. Ты пойдешь на все, даже на смерть, лишь бы жили дорогие и любимые для тебя люди.

А еще нужно помнить, что у себя самого ты тоже есть, нужно считаться и с собой, со своими желаниями и потребностями. Я, конечно, не была уверенна, но предполагала, что любовь очень романтична. И у меня не было никакого желания испытывать это чувство. Испытывая такую любовь, я бы оказалась уязвимой. А уязвимость, как известно, ни к чему хорошему не приводит.

Мама максимально пыталась оградить меня от всякого рода неприятностей. Иногда я чувствовала, что обременяю ее, и задавала себе вопрос: – А не лучше было бы, если бы я вообще не появлялась на свет. Я никогда не говорила об этом вслух, зная, что она не согласится со мной и будет утверждать, что я очень многое для нее значу и что я самое драгоценное, что есть у нее на этом свете.

Я понятия не имела, что будет со мной дальше, возможно, я просто найду свою смерть. Но, по крайней мере, мама больше не будет нести груз ответственности за меня на своих плечах.

Спустя несколько минут жена Чарли вышла из дома и направилась в сад. Она остановилась в нескольких шагах от нас и ослепительно улыбнулась.

– Я слышала, что сегодня тебя продали семье Калленов, – произнесла она самодовольным голосом.

Я посмотрела на нее, и увидела, что ее улыбка стала зловещей.

– Это не решение проблем, ведь ты недостаточно хороша для них, – сказала она и засмеялась. Затем она повернулась и ушла обратно в дом.

Мое сердце бешено билось в груди, я посмотрела на маму, которая продолжала рассеяно выдергивать сорняки. И, казалось, она была потрясена.

– Ты знаешь, кто они? – поинтересовалась я, спустя несколько минут молчания.

Мама вздохнув, остановилась и присела на колени.

– Я слышала, у них властная и сильная семья. Практически целая преступная организация. Они не те, с кем следует встречаться, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Я кивнула, понимая почему Чарли так нервничал в присутствии того светловолосого мужчины. Он казался хорошим, но, в то же время, в нем было нечто пугающее.

– Все будет хорошо, – наконец сказала мама и вернулась к работе. – Ты сильная, ты всегда была сильной. Ты переживешь это. Правда… должно же быть что-то лучшее в твоей жизни, чем это место.

Мы работали в полной тишине, думая каждая о своем. Вдруг дверь черного хода в доме открылась, Чарли и его жена показались на пороге.

– Рене, веди Изабеллу в дом, и вымой ее хорошенько!

Мама встала и протянула мне свою руку. Я поднялась, и мы медленно пошли к дому. Я опустила голову, чтобы не встретиться взглядом с Чарли или с его женой, когда мы проходили мимо них. Когда мы уже почти миновали их, жена Чарли вдруг выставила свою ногу. Я споткнулась и полетела вперед, закрыв глаза и выставив перед собой руки, чтобы хоть как-то смягчить падение. Я приземлилась на четвереньки и почувствовала сильнейшую боль. Я посмотрела на свои руки и колени, кожа на них была содрана о гравий. Штанина на правой ноге окрасилась кровавой полосой.