Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 166 страниц)

– На самом деле меня не так уж беспокоит это дерьмо, – сказал я сквозь зубы. Мой член немного пульсировал после удара, и я задвигал бедрами, стараясь изменить положение наших тел так, чтобы она, черт возьми, не располагалась на нем.

– Я не хотела ударить твою… штуку, – прошептала она. Я усмехнулся на невинность, прозвучавшую в ее голосе и сжал ее в объятиях, наслаждаясь теплом ее офигенного тела на мне.

– Что за штука такая? – спросил я игриво. Она подняла голову вверх, чтобы посмотреть на меня, и выглядела слегка сбитой с толку моим вопросом. Я наблюдал за тем, как покраснели ее щечки, и как она захватила зубками нижнюю губу.

– Ты знаешь, твой… эмм… пенис, – сказала она так тихо, что я почти не расслышал это слово. Ее голос прозвучал с придыханием, и я застонал, когда почувствовал, как он затвердел под ней.

– Боже, Белла, только ты можешь заставить определение типа «пенис» звучать так чертовски горячо, – сказал я. Ее глаза слегка расширились, а губы изогнулись в улыбке. – И если хочешь знать, я оказался на полу, потому что ты практически выпнула меня с гребаной кровати, намереваясь ударить меня.

Ее улыбка мгновенно исчезла. – Что я сделала? –переспросила она, шокированная услышанным.

Я вздохнул: – Ты что-то сказала о дурацком кролике, а затем почти ударила меня по голове. Я упал на пол, пытаясь избежать этого, – сказал я. Она ахнула, ее глаза распахнулись еще шире, она была явно ошеломлена и смущена своим поведением.

– О нет, мне так жаль! – быстро отбарабанила она. – Клянусь, я не … – Я быстро убрал руку с ее талии, поднял ее и приложил к ее рту прежде, чем она смогла еще что-нибудь сказать. Она еще некоторое время бормотала мне прямо в ладонь, пока не успокоилась.

– Перестань извиняться. Ты спала, – сказал я серьезно, не желая, чтобы она чувствовала, что обязана была, черт возьми, просить у меня прощения за то, что она сделала ненамеренно, что не могла контролировать. – Это был несчастный случай. Хотя я на самом деле очень хочу знать, что тебе, нахрен, снилось.

Ее румянец усилился. – Это был всего лишь кролик, и ты кричал на него, потому что он украл мою морковку.

Около минуты я таращился на нее, удивленный, а потом засмеялся: – Я кричал на кролика? – Она улыбнулась и пожала плечами.

– Ты был расстроен, потому что дал мне морковку и тебе не понравилось, что он ее забрал, – тихо сказала она. Я снова засмеялся, соглашаясь с тем, что, наверняка заорал бы на кролика, если бы он украл то, что я дал своей девушке.

– Тебе снятся странные сны, – сказал я. Она пожала плечами.

– Обычно они не настолько странные. Большую часть времени мои сны имеют смысл, – сказала она. Я вздохнул и еще сильнее прижал к себе ее спину. Она положила голову мне на грудь, и с минуту мы просто тихо лежали на полу.

– Тебе часто снятся сны обо мне? – спросил я. Она вздохнула.

– Конечно, да, – пробормотала она, вжимаясь в меня. Я слегка улыбнулся, наклонился и поцеловал ее в макушку.

Мы помолчали немного, просто обнимая друг друга. Моя спина начала болеть от лежания на жесткой поверхности пола под давлением веса ее тела на мое. Она не двигалась, и я не мог видеть ее лицо, так как она зарылась в мою гребаную грудь, поэтому я не мог определить, уснула она или еще нет.

– Белла? – тихо позвал я, наконец, не в состоянии больше терпеть. Она сразу же приподнялась, чтобы взглянуть на меня. Я слегка улыбнулся ей, разжав объятия и погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. – Просто захотелось убедиться, что ты еще не спишь.

Она улыбнулась. – Я не настолько устала, – мурлыкнула она. Я кивнул.

– Ты хочешь чем-нибудь заняться со мной сегодня? – спросил я, вопросительно приподнимая брови. Нахмурив лоб, она некоторое время смотрела на меня, размышляя.

– Зависит от того, что это будет, – сказала она в итоге. Я усмехнулся, гордый ее ответом. Она всегда была такой уступчивой в прошлом, автоматически отвечая «да», когда ее о чем-то просили, поскольку она чувствовала, что у нее не было других вариантов. А со мной она начинает больше думать о себе, и выражает свое мнение.

– Ну, к сожалению, должен признаться, что я ленивый ублюдок, что означает, что я до сих пор не приобрел ни одного из этих идиотских рождественских подарков, так что мне нужно поехать и разобраться с этим, – сказал я. Обычно я заказывал все в интернете, потому что ненавидел гребаные торговые центры, но не в этом году, потому что я хотел взять с собой Изабеллу. Ей никогда не приходилось иметь дело с таким прозаичным дерьмом, как магазины, и я решил, что ей понравится. Я планировал заняться этим намного раньше, чтобы мог купить ей подарок в онлайн-магазине, но, конечно же, черт возьми, как обычно с этим затянул. Полагаю однако, что мое сачкование не было таким уж большим делом, потому что я в любом случае должен был купить подарок своему отцу, но до сих пор этого не сделал.

Она улыбнулась ее шире. – Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой за рождественскими покупками? – спросила она, и ее глаза светились от волнения. Я усмехнулся и кивнул.

– Да. Имеется в виду, если ты хочешь, – сказал я. Она возбужденно кивнула и, оттолкнув себя от меня, вскочила на ноги. Она смотрела на меня, выжидающе усмехаясь, и я засмеялся, потому что проклятое солнце еще даже не встало, а она уже хотела собраться и поехать.

Рывком я сел, поднялся на ноги и потянулся. Спина хрустнула, а я застонал, покачав головой. – Ладно, красавица, иди одевайся, и мы отправляемся, – сказал я, пробежавшись рукой по волосам. Она с энтузиазмом кивнула и, повернувшись, практически, черт возьми, выскочила из комнаты. Я рассмеялся и покачал головой, подошел к шкафу и вынул кое-какую одежду. Раздевшись, я натянул на себя джинсы, схватил простую темно-синюю майку и тоже надел ее. Сунул ноги в белые с синими вставками кроссовки Найк и взял темно-синее пальто от Шон Джона. Засомневавшись, я все же схватил свою белую с синими буквами бейсболку Чикаго Кабс (Профессиональный бейсбольный клуб в Чикаго, выступающий в центральной зоне Главной Лиги бейсбола в США), потому что это дерьмо подходило к моему прикиду, и таким образом мои волосы были полностью убраны. Я нахлобучил ее на голову, схватил свой бумажник, ключи, телефона и iPod, и вышел из комнаты. Я прошел через весь холл и открыл дверь спальни Изабеллы, даже не потрудившись постучать. Она посмотрела на меня, а я усмехнулся, увидев, что она стояла, одетая лишь в пару узких джинсов и черный кружевной лифчик.

– Хмм, – промычал я, позволив своему взгляду медленно исследовать ее тело сверху донизу. Она покраснела и, вытащив из шкафа рубашку, быстро ее натянула. Она смущенно улыбнулась и достала легкое пальтишко. – У тебя нет чего-нибудь посерьезнее? Я знаю, что ты приехала из пустыни и все такое, но, детка, там ужасно холодно, и твои соски так затвердеют от холода, что ими можно будет резать стекло.

Она улыбнулась, но покачала головой. – На самом деле у меня нет другого пальто. Твой отец сказал, что попросит Элис купить его для меня несколько недель назад, но думаю, что он забыл.

Я вздохнул и закатил глаза. В последнее время это было так похоже на моего проклятого отца – абсолютная отрешенность. Я поднял вверх свой указательный палец, и тихо попросил ее подождать, а сам отправился обратно через коридор к себе в комнату. Я заглянул в свой шкаф и вытащил оттуда черную куртку с капюшоном от Кристиан Диор, полагая, что она вполне ей подойдет. Я вернулся в ее комнату и улыбнулся, когда увидел, что она все еще стояла на том же месте, терпеливо ожидая. Я подал ей пальто, и она, осторожно взяв его, надела на себя. Оно, конечно, было ей немного большевато, поэтому я чуть-чуть подвернул на ней рукава. Осмотрев его, она легко улыбнулась.

– Это очень милое пальто, – тихо сказала она, и выглядела при этом так, будто боялась его надевать. Я улыбнулся и кивнул. Это чертово пальто стоило около 2000 $, но я не собирался сообщать ей об этом, иначе она сразу же вернет его и из страха откажется носить.

– Это всего лишь пальто, Изабелла, – сказал я небрежно, пожимая плечами. Несколько секунд она смотрела на меня, но, к счастью, кивнула, не собираясь спорить из-за чего-то настолько глупого, как гребаное пальто. Она скользнула в пару простых черных кроссовок Скечерс, а я вскинул бровь. – Элис купила тебе Скечерс? – спросил я, так как никогда не видел, чтобы она носила кроссовки. Она взглянула на свои ноги, скосив глаза, чтобы прочитать сбоку крошечные буквы. Я улыбнулся, потому что было так чертовски мило, как она, сосредотачиваясь, морщила носик.

– Думаю, да, если именно они, – сказала она, наконец, взглянув на меня. – С ними что-то не так?

Я пожал плечами, так как ненавидел гребаные Скечерс и считал их по-адски уродливыми, но я опять же не собирался говорить ей об этом. Она не могла влиять на то, что купила ей Элис, и я рискнул предположить, что туфли для нее были все лишь сраной обувью. Она не придавала значения тому, какой они марки или как они выглядят, тем более, что у нее никогда не было обуви, пока она не приехала сюда.

– С ними все нормально, – сказал я. – Я предпочитаю Найк.

Она кивнула, опустив взгляд на мои ноги. – Что ж, Элис не купила мне Найк, – сказала она как ни в чем не бывало. Мои глаза незначительно расширились от ее колкости, а она смущенно улыбнулась.

– Элис не купила, а я могу, – многозначительно сказал я. На мгновение она уставилась на меня, а потом закатила глаза.

– Нет ничего плохого в моей обуви. Они выполняют то, для чего они предназначены, – сказала она. Я пожал плечами, но не стал спорить, зная, что это никуда нас не приведет. Я позволил ей считать, что это не имеет значения, потому что это была она, а я куплю ей проклятый Найк, потому что это был я, и мы оба будем дьявольски счастливы, когда она примет их, потому что это были мы, и мы были вместе.

– Ты готова? – спросил я. Она кивнула, и я, протянув руку, схватил ее за руку и соединил в замок наши пальцы. Мы направились к двери, и она быстро щелкнула выключателем, когда мы вышли. Мы спокойно спустились вниз по лестнице, потому как было еще слишком рано, и я не хотел разбудить братьев. Мы спускались по второй лестнице в фойе, когда я услышал, как лязгнул на кухне ящик. Я замер, как и Изабелла, и мое сердце лихорадочно забилось. Я быстро выдернул свою руку из ее, когда увидел в дверях силуэт моего отца, направляющийся в сторону фойе. Он взглянул наверх на лестницу и замер, а его взгляд остановился на нас. Во мне начала бушевать проклятая паника, и я сглотнул, пытаясь совладать с этим дерьмом. Он сказал, что не вернется домой до завтра, до появления Эсме, так что он был последним человеком, с которым я ожидал столкнуться на лестнице.

Взгляд его проникал до самых костей, пока он водил глазами между Изабеллой и мной. – Дети, что-то вы очень рано поднялись, – сказал он, наконец, небрежным голосом. Я выдохнул с облегчением – по крайней мере, в его тоне не было проявления гнева.

– Ты рано вернулся, – сказал я. Он слегка улыбнулся, кивая головой.

– Я решил, что приеду домой и вздремну вместо того, чтобы тратить деньги на гостиницу. У меня есть дела в Порт-Анжелесе, но немного позже, – сказал он. Я кивнул, глядя на него, и не зная, что делать. Он смотрел на меня с любопытством, очевидно, пытаясь угадать, какого хрена мы делали тут на пару с Изабеллой.

Изабелла откашлялась после минутного неловкого молчания: – Доброе утро, доктор Каллен. Надеюсь, вы хорошо спали.

Он улыбнулся. – Доброе утро и тебе. И спасибо. Так куда вы оба собрались? – спросил он, приподняв брови. Я вздохнул, еще раз вздохнул и, преодолев последние несколько ступенек, оказался в фойе.

– Рождественские покупки, – промямлил я. – Мне нужно, черт возьми, разобраться с этим, и я решил, что ей захочется пойти, так как она никогда раньше не делала ничего подобного.

Изабелла тоже спустилась в фойе и отошла в сторону. Я взглянул на нее и заметил, что выражение ее лица было пустым, но я видел страх в ее глазах.

– Ну что ж, конечно это мило с твоей стороны, сын, – сказал он. – И раз уж вы поднялись так рано, то, полагаю, вы собираетесь в Сиэтл? – спросил он, снова приподнимая брови. Я сконфуженно кивнул, понимая, что должен был, черт возьми, спросить у него, могу ли я поехать с ней так далеко. Насчет Порт-Анжелеса он бы не возражал, но Сиэтл был чертовски большим и находился очень далеко. Я не знал, насколько он доверяет Изабелле, и захочет ли, чтобы вокруг нее было так много гребаных людишек, среди которых она легко могла убежать. Я знал, что она не сбежит, я, блядь, доверял ей и знал, что она не попытается ускользнуть, но я не был уверен, что и он думал также.

Он кивнул в ответ на мой кивок, и перевел взгляд на Изабеллу. Его глаза расширились, выражение шока отразилось на его лице. Я нахмурился и посмотрел на нее, недоумевая, что его так поразило, когда вспомнил, что она была одета в мое проклятое пальто. И не в простое пальто, а в самый дорогой предмет одежды, который я когда-либо покупал. Он наорал на меня за то, что я так много заплатил за пальто, когда увидел распечатку счета своей кредитной карты.

– Я совершенно забыл, что ребенку нужно пальто. Купи ей его, раз уж вы едете вдвоем, ладно? – спросил он, взглянув на меня. Я неуверенно кивнул и улыбнулся. – Только не плати за него столько, сколько за ты заплатил за это пальто.

Я закатил глаза. – Как бы то ни было, оно стоило каждого потраченного пенни.– Он засмеялся и снова посмотрел на Изабеллу.

– Ну если ты это говоришь, Эдвард, – сказал он, покачав головой. – Ну, идите уже, и купи все, что ей нужно, раз уж вы поехали.

Я кивнул: – Куплю.

– Хорошо. Вы, ребята, будьте осторожны, – сказал он, зевая. Он подошел к нам и пару раз похлопал меня по спине прежде, чем подниматься по лестнице. Я на минуту замер, слегка ошеломленный тем, что он не сказал ничего плохого. Я ожидал, что он, по крайней мере, будет чертовски раздражен, что я пытался увезти ее из дома, не посоветовавшись с ним, но он не злился. Через секунду я повернулся и направился к входной двери, когда голос моего отца остановил меня:

– Эдвард, – сказал он. Я тихо застонал, повернулся и вскинул брови, гадая, не рано ли я расслабился и не наорет ли он на меня прямо сейчас. Он стоял на верхней ступени лестницы, с прикованным к Изабелле взглядом.

– Да, папа? – спросил я, надеясь, что он не изменит свое гребаное решение. Последнее, чего бы мне хотелось, это чтобы он подавил ее своим чертовым проявлением власти и велел ей оставаться дома.

– Пусть она выберет подарки для твоих братьев и Роуз с Элис от себя. Можешь снять для нее немного наличных со счета или оплатить все через Амекс (Карта платежной системы American Express), это не имеет значения, – сказал он. Некоторое время я смотрел на него, пораженный, что он оказался способен на такое, поскольку никогда раньше никому из обслуги он не давал на Рождество денег, чтобы они могли купить подарки. Он смотрел на меня выжидающе и я, наконец, кивнул. Он улыбнулся и, отвернувшись, продолжил свой путь вверх по лестнице, и исчез на втором этаже. Я смотрел на то место, где он стоял, и в замешательство хмурился. Я подпрыгнул, когда почувствовал ладонь Изабеллы на своей руке, удивленный, что пребывал в каком-то трансе. Я повернул голову, посмотрел на нее и отметил, что она выглядела такой же озадаченной, как и я.

Казалось, что она хочет что-то сказать, и я терпеливо стоял, ожидая ее вопроса. Я решил, что она, вероятно, захочет узнать, что, черт возьми, все это значило, и почему он дал ей деньги на магазины, но у меня не было гребаных ответов ни на один из этих вопросов. Наконец, она открыла рот, сосредоточенно нахмурив лоб и слегка скосив глаза, и выпалила, нахрен, последнее из того, что, как мне казалось, она может спросить:

– И сколько ты заплатил за это пальто, Эдвард?

Я начал смеяться, мотая головой. – Наверное, я не запомнил точную сумму на ценнике, Белла, – сказал я, ухмыляясь. Она закатила глаза, но улыбнулась.

– Хорошо, – пробормотала она. – И не стоит рассчитывать, что ты сможешь объяснить, почему он был столь щедр ко мне, ведь так?

Я вздохнул, пожав плечами: – Твое предположение так же верно, как и мое. Я говорил тебе, что у него полно секретов и дерьма. – Мой отец определенно хранил какую-то важную тайну, тайну, которую мне, блядь, хотелось бы знать, потому что она была связана с моей девушкой, но я понятия не имел, как мне ее разгадать, без того, чтобы выдать себя с головой. Я даже не был уверен, как подойти к решению этого вопроса, потому что у меня не было ни малейших догадок, чего эта тайна касается и насколько она была серьезной.

– Хорошо. Но, может, нам стоит уже поехать, прежде чем он передумает, – сказала она. Я легко улыбнулся и кивнул, затем повернулся и открыл дверь. Она вышла на крыльцо, задрожав в тот же миг, как на нее налетел ветер. Было холодно, черт возьми, значительно ниже нуля. Я вышел за ней, закрыв за собой дверь. Мы направились к моей машине, и, открыв дверь, я помог ей залезть внутрь. Я закрыл пассажирскую дверцу и, быстро обойдя вокруг, скользнул на водительское кресло. Мои проклятые зубы стучали, а пальцы уже, черт возьми, отмерзли. Я нажал на кнопку и завел двигатель, немедленно включив печку.

– Фу, как холодно, – сказала Изабелла, стуча зубами. Я взглянул на нее и улыбнулся.

– Я говорил тебе, что твоими чертовыми сосками можно будет резать по стеклу, – сказал я. Она закатила глаза, и я засмеялся. – Я серьезно. Расстегни пальто, задери рубашку и разреши мне посмотреть, – сказал я шутливо, обхватив и сжав через пальто ее левую грудь. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами и сильно шлепнула своей рукой по моей. Я быстренько убрал руку от ее груди, потирая ушибленное место, и засмеялся. – Боже, тебе не стоило бить меня, tesoro, это была всего лишь проверка. Ну ты знаешь, в исследовательских целях и прочем дерьме.

Она засмеялась, покачав головой. Я был рад, что со мной она, черт возьми, достаточно раскрепостилась в сексуальном плане, и что я могу шутить с ней, потому что в этом был весь я. У меня были чертовы грязные мыслишки, и я ничего не мог с этим поделать. Я усмехнулся, полез в карман и вытащил iPod. Я подключил его и начал искать музыку, пока мы ждали, чтобы оттаяли окна. Через минуту я сдался, и обратился к Изабелле: – Ты умеешь обращаться с одной из таких штук? – спросил я, кивая на iPod. Она удивленно уставилась на меня, и я улыбнулся. – Просто нажимай на эти кнопки, пока не нарвешься на песню, которая тебе нравится, хорошо? И я не такой уж привередливый, мне нравится все, что тут есть, поскольку он принадлежит мне и все тут.

Она неуверенно кивнула, и я передвинул рычаг на передачу, так как сейчас я уже мог видеть сквозь лобовое стекло. Я выехал на подъездную дорожку, и на полному газу покатил к автостраде, потому что поездка до Сиэтла была чертовски долгой.

Во время езды мы небрежно беседовали, она листала музыку, иногда останавливаясь на какой-то песне. Я понял, что у нее был вполне эклектический вкус, и, казалось, что ей нравилось почти все. Я вынужден был признаться, что мне было невероятно трудно позволить кому-то управлять моей музыкой, даже ей, но я пошел на это, потому что не знал, что за хрень ей нравилась, а мне хотелось бы знать.

Солнце взошло и светило ярко, когда мы прибыли на паром. Я купил билет и, заехав на него, припарковался. Изабелла выглядела испуганной и немного напряженной, и я знал, что она уже ездила на пароме, когда отец привез ее из Феникса, но тогда она, вероятно, пребывала в некотором оцепенении из-за всего происходящего, всего настолько нового на тот момент. Я потянулся и схватил ее за руку, сцепив в замок наши пальцы. Она посмотрела на меня и улыбнулась, ее напряжение улетучилось.

Некоторое время я разглядывал ее, а затем наклонился к ней. Она последовала моему примеру, и я припал губами к ее, раздвигая ей губы языком. Она застонала прямо мне в рот, и я глубоко проник в нее поцелуем.

– Я люблю тебя, – сказал я, оторвавшись от ее рта. Она улыбнулась.

– Я люблю тебя, Эдвард, – тихо сказала она. Я хмыкнул, потому что охренеть как любил, когда она говорила мне, что любит. Это заставило мое сердце отреагировать хаотичным биением, а звук моего имени, скатившийся из уст, все во мне перевернул.

Во время поездки на пароме мы остались в машине, потому что было адски холодно, и я скатился с него, когда мы оказались по другую сторону. Я сразу же поехал прямо в центр города, к ТЦ Нортгейт, надеясь, что он не окажется чересчур переполненным, и мы прибыли как раз к открытию. Я поставил машину и вылез, подошел к Изабелле и помог ей выбраться. Я подарил ей улыбку и наклонился, легко ее поцеловав.

– Пошли, давай тратить гребаные деньги, – сказал я. Она улыбнулась и кивнула, взяв меня за руку. Мы направились внутрь и она сразу же напряглась, потому что это место было чертовски большим и хотя было еще очень рано, народу было много. Я подумал о том, что вот такая вот хрень происходит, когда до последней минуты ждешь, чтобы пойти по магазинам – приходится иметь дело с толпой.

Я вел ее за руку и начал болтать о всякой фигне, надеясь, что она сконцентрирует свое внимание на мне, а не на других людях. Несколько минут мы просто гуляли по торговому центру, не заходя в магазины, я дал ей время расслабиться. Наконец, ее напряжение, казалось, немного ослабло, и я потащил ее в «Стоп Игра», чтобы приобрести для Эммета чертову игрушку, потому что обычно именно этим он убивал свое свободное время, когда не был с Розали. Я взял ему «Звездные войны: Линия фронта II» для Xbox, а Джасперу выбрал «Возраст империи III» – для ПК, потому что ему нравилось это дерьмо. Изабелла цеплялась за меня все время, которое мы провели в магазине, и отпустила на достаточно долгое время только для того, чтобы я смог достать кошелек и заплатить.

– Ты знаешь, что хотела бы выбрать для кого-то из них? – спросил я, взглянув на нее, когда мы вышли из «Стоп Игра». Она нахмурилась и покачала головой.

– Я, э-м-м… я ведь на самом деле не знаю, что им нравится и что у них уже есть, – мягко сказала она. Я кивнул и вздохнул. Она никогда раньше не была в гребаном супермаркете вроде этого, поэтому, разумеется, она не знала.

– Ну, мы подберем им что-нибудь. С моими братьями легко. Джасперу нравится все, что содержит стратегию, он обожает историю и прочее дерьмо. Особенно гражданскую войну. Я даже не знаю, в курсе ли ты, что такое гражданская война, но она была когда ра…

Я тут же оборвал себя, застыв и осознав, черт возьми, что собирался сказать ей о том, что это была война за освобождение рабов. Она посмотрела на меня и грустно улыбнулась.

– Это была война за рабство, я знаю. Авраам Линкольн объявил рабство неправомерным, и в 1865 году рабы были освобождены, и конгресс провозгласил незаконным владение другим человеком, – тихо сказала она. Я вздохнул, слегка сжав ее руку.

– Я не знал, известно ли тебе это дерьмо, но полагаю, что знаешь. Черт, да ты знаешь об этом лучше меня. Я бы не смог назвать тебе гребаный год, – сказал я. Она улыбнулась, пожимая плечами.

– Мы можем быть необразованными, но единственная вещь, про которую знаем мы все – это «Декларация независимости», – сказала она. – Подобно тому, как каждый христианин знает Библию, всякий раб не может не знать о документе, который должен был положить конец его страданиям. Это единственная вещь, за которую большинство из них вынуждены держаться, единственный имеющийся у них кусочек надежды.

Я смотрел на нее, грусть разрывала меня на части, когда я увидел, что ее глаза стали стеклянными из-за слез, с которыми она боролась, чтобы сдержать их. У нее был задумчивый взгляд, а потом она несколько раз моргнула, и слезинка сбежала из уголка ее глаза и заскользила по щеке. Она подняла руку и быстро вытерла ее, откашливаясь. – Идем, давай делать покупки, – сказала она. Она начала двигаться, а я остался стоять, держа ее за руку. Она почувствовала мое сопротивление и остановилась, обернувшись ко мне. Я смотрел на нее с минуту, стоя посередине дурацкого торгового центра среди толпы людей, но мне было все равно. Я потянул ее за руку, приблизив к себе, и быстро припал к ней губами. Сначала она напряглась, но сразу расслабилась, когда я крепко обнял ее. Я оторвал от нее свои губы, и она спрятала голову у меня на груди. Я крепко прижал ее к себе, зная, что людям, вероятно, было любопытно, что за хрень с нами происходит, но все, что меня заботило, это эмоциональная боль, которую чувствовала моя девочка.

– Я не могу спасти их всех, Белла, но я обещаю, что спасу тебя, – сказал я тихо. – Даже если это будет последнее проклятая вещь, которую мне доведется осуществить.

Она отстранилась от меня, и я разорвал кольцо своих рук на ней. Другая слеза соскользнула по щеке, но она улыбнулась. – Ты уже спасаешь меня, больше, чем ты можешь предположить. Я не жду ничего большего, но я благодарна тебе.

Я еле заметно улыбнулся. – Хорошо, – сказал я, отпуская ее, и смахивая слезы. – Но в скором времени я собираюсь выдать Изабелле Свон Декларацию независимости, вынудив тех, в чьих руках находится право на твое освобождение.

Ее лоб избороздили морщинки, а на лице появилось выражение понимания. – Так ты Авраам Линкольн, а твой отец конгресс? – спросила она, улыбаясь.

Я усмехнулся: – Я думал, что я Север, и он Юг, и, конечно, гребаные Северяне одержат победу, но полагаю, можно и так сказать. До тех пор пока не схлопочу выстрел, как Линкольн. Я имею в виду, что ради тебя я бы, черт побери, принял пулю в сердце, tesoro, но без необходимости не хотелось бы. Раны от последнего чертова раза было достаточно, чтобы хватило на всю жизнь.

Ее глаза изумленно расширились и она уставилась на меня. Открыв рот, она выглядела так, будто собирается возразить, так что я поднял руку, призывая ее замолчать, прежде чем она даже успела начать. – И ты не смеешь говорить мне, что ты нахрен не стоишь этого, или что это бессмысленно, или какое-либо другое дерьмо, потому что я не хочу этого слышать.

Ее рот с громким стуком захлопнулся, и я улыбнулся. – Хорошо. Теперь давай вернемся к магазинам, потому что серьезных разговоров на сегодня уже достаточно. Я лишь хочу провести хоть немного времени со своей девушкой вдали от всей этой хрени.

Она еле заметно улыбнулась. – Окей, звучит неплохо. – Я кивнул и поднес наши сплетенные руки ко рту, целуя тыльную сторону ее ладони, прежде чем мы снова двинулись по торговому центру.

– О чем я говорил до того, как отвлекся? – спросил я.

Она засмеялась, и этот беззаботный смех снял ту тяжесть, которую я ощущал у себя на сердце. – Джаспер увлекается гражданской войной, – сказала она. Я кивнул, сразу же вспомнив, как мы пришли к вопросу о рабстве.

– Да, он интересуется ею. Ну а Эммет, он самый беспечный человек на планете. Он любит игры, свою гитару и свою подружку. А что касается ее… – начал я, но Изабелла тут же прервала меня.

– Эммет играет на гитаре? – спросила она. Я кивнул.

– Да, мы все трое умеем играть на гитаре, хотя я определенно не так хорош, как Эммет, – сказал я. Она посмотрела на меня с удивлением.

– Я не знала, что ты тоже играл на гитаре, – проговорила она. Я улыбнулся.

– Разве ты не заметила гитару, стоящую в углу в моей спальне? – спросил я. Она пожала плечами.

– Я видела ее, но не знала, что ты умеешь ею пользоваться, так как ты ни разу не прикоснулся к ней, – сказала она.

– Да, ну я сажусь за нее изредка. Я всегда был большим поклонником музыки, она очень многое значит для меня. Я пережил долгий этап, когда отказывался садиться за пианино, несмотря на то, что именно к нему у меня по-настоящему лежит душа, но я все же не смог устоять перед желанием создавать музыку. Так что я обзавелся гитарой, потому что мог играть на ней, находясь взаперти в своей комнате, вдали от всех остальных, – сказал я. Она кивнула, словно все поняла. Я, черт возьми, не мог играть долгий период времени после смерти моей матери, после того как она была убита после моего соло на фортепиано. И я до сих пор крайне редко играю, а когда все же сажусь, то обычно исполняю этот гребаный похоронный марш, эту проклятую песню, которую играл в ту ночь, потому что она постоянно вертится у меня в голове. Но, как и все остальное, даже это сейчас воспринимается по-другому. Потому что я жаждал играть снова, в голове звучали разные мелодии, чего не случалось со мной на протяжении всего времени, пока я был один. И я знал, что это было из-за нее, потому что Изабелла вдохновила меня, и открыла во мне те грани, которые были заперты много лет.

– Прости, я прервала тебя, я просто была удивлена. Ты говорил что-то о Розали, – сказала она. Я кивнул.

– Да, Розали требовательная сука, и прости за мой язык, но она такая и есть. Она обожает свою машину и любит хорошо выглядеть. Говоря это, я вовсе не имею в виду, что считаю ее привлекательной или что-нибудь в этом роде, – быстро добавил я, взглянув на Изабеллу. Она улыбнулась, но ничего не сказала, так что я продолжил: – С Элис все просто – она любит все.

Она улыбнулась. – А ты? Что любит привередливый Эдвард Каллен? – спросила она, изогнув бровки.

Я усмехнулся: – Он любит свою девушку, свою машину и свое пианино. И срал на все остальное.

Она засмеялась: – Ну что ж. Сомневаюсь, что мне удастся положить для тебя под елку что-нибудь из вышеперечисленного.

Я пожал плечами. – Я не знаю, детка, мне вроде как нравится эта идея, если ты будешь лежать там, одетая лишь в красный бант, – сказал я игриво. Она ахнула, и я засмеялся. – Дааа, мы сохраним эту мыслишку для будущего Рождества. А если серьезно, то мне ничего не нужно, но если это сделает тебя счастливее, то я найду что-нибудь для себя, и ты сможешь для меня это завернуть.

Она улыбнулась и кивнула. – Спасибо. Это сделает меня счастливее.

Еще некоторое время мы просто шли по торговому центру и Изабелла начала расслабляться, на самом деле она стала чувствовать себя настолько комфортно, что даже отпустила мою руку и заходила в магазинчики, тем не менее всегда проверяя, нахожусь ли я в пределах видимости. Наш поиск чего-нибудь, имеющего отношение к гражданской войне, завершился шахматными фигурками, которые Изабелла купила Джасперу, и которые, я точно знал, ему чертовски понравятся. Мы заглянули в музыкальный магазин и хапнули новый набор инструментов для Эммета, потому что я устал от того, что он клянчит у меня мои, и Изабелла случайно наткнулись на белые медиаторы для гитары, на которых с одной стороны черными буквами было написано «Роза» (в английском языке слово «rose», означающее «роза», также служит и уменьшительным именем для Розали, поэтому здесь имеет место быть игра слов), а на другой – нанесено изображение самого цветка. Она немедленно схватила их и, должен признаться, это был чертовски хороший подарок. Я знал, что он придет от них в восторг, потому что они совершенно не выглядели девчачьими, а также этим он наверняка сможет заработать несколько дурацких очков от его самовлюбленной подружки.