Текст книги "Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)"

Автор книги: Kharizzmatik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 166 страниц)

Я улыбнулась и кивнула. Он наклонился вперед и повернул голову в сторону, прижимаясь губами к моим. Он почти сразу использовал язык, и попытался углубить поцелуй. Я схватила тарелку, которая все еще стояла у меня на коленях и, не глядя нащупав стол, поставила ее. Я подняла руки и запустила пальцы в его спутанные волосы, притянув к себе его голову. Он застонал и прижался ко мне, толкая меня на спину и нависая надо мной. Мое сердце дико заколотилось, руки задрожали. Его губы лихорадочно двигались, его язык исступленно танцевал в паре с моим. В его поцелуе было столько страсти, столько желания.

Через некоторое время, задыхаясь, я отвернула голову, чтобы вдохнуть. Губы Эдварда переместились вниз по линии моего подбородка, и он уткнулся губами в мою шею, покрыв ее всю поцелуями. Дрожь пробежала по моему телу, от ощущения его мокрых губы и теплого дыхания я вся покрылась мурашками. Я почувствовала, как он положил руку мне на колено и медленно чертил ею вверх по моему бедру. Я инстинктивно напряглась, но не от испуга, а от непривычных ощущений. Он почувствовал мое напряжение, и его рука замерла. Oн быстро отнял свои губы от моей шеи.

– Прости, – пробормотал он, чуть-чуть отодвинулся и сел. Он убрал руку с моей ноги, и так и сидел, глядя на меня, очевидно, в ожидании моей реакции. Я улыбнулась ему, не желая, чтобы ему показалось, что он сделал нечто плохое, и приподнялась.

– Все хорошо. Ты не должен извиниться за то, что дотронулся до меня, – сказала я. Он нежно улыбнулся и отвернулся, кивая головой на тарелку.

– Ешь, Белла. Потом мы, возможно, посмотрим фильм или еще что-нибудь. – Я кивнула в ответ, хватая тарелку со стола и начав есть. Еда немного остыла, но меня это не беспокоило. Половину своей жизни я ела холодную пищу.

Я продолжала кушать, а Эдвард в это время листал каналы, пытаясь найти что-нибудь посмотреть. Он остановился на фильме, который назывался «Вечное сияние чистого разума». Казалось, ему нравится, но фильм был довольно странным. Наконец, закончив есть, я поставила тарелку, и примерно в то же время Эдвард встал. Я смотрела в телевизор, но краем глаза заметила что-то. Я взглянула на Эдварда, мои глаза расширились от удивления, когда из-за пояса под рубашкой он вытащил черный пистолет. Он положил его на стол перед нами, усаживаясь рядом со мной.

Я в шоке таращилась на пистолет на столе, совершенно потрясенная тем, что у Эдварда он был. Я не могла отрицать, что это меня немного напугало, и у меня затряслись руки. Он оглянулся, увидел выражение моего лица и улыбнулся. – Лучше перестраховаться, чем сожалеть, – пробормотал он.

Я подняла голову и на мгновение встретилась с его глазами перед тем, как снова перевести взгляд на пушку. Через минуту Эдвард протянул руку и снова взял его, держа его перед собой и разглядывая его. – Ты не должна бояться оружия, – мягко сказал он. – Оружие не причинит тебе вреда. Это идиотов с пальцами на спусковом крючке тебе стоит опасаться.

Я взглянула на него, заметив, что он смотрел на меня с тревогой. Я слегка улыбнулась, пытаясь успокоить его, что была в порядке. – Я просто… oх, полагаю, что не привыкла к нему. Я просто не ожидала, что у тебя есть оружие.

Он кивнул, вновь возвращая свое внимание к пистолету. Через некоторое время он положил его обратно на стол. – Да, знаешь, я держу его под водительским сиденьем в моей машине, лишь для защиты. Может, в один из этих дней я научу тебя стрелять. Это самый простой способ, чтобы привыкнуть к нему. Я боялся оружия, когда был моложе, но мой отец взял меня на стрельбище, и вместо страха научил меня уважать его.

Мои глаза распахнулись, и я уставилась на него. Он хочет научить меня, как обращаться с оружием? Он взглянул на меня, и я быстро замотала головой. – Я, ээ… Я не думаю, что… Твой отец… ты знаешь… – бормотала я, застигнутая врасплох его предложением. Не было никаких сомнений, что доктору Каллену это не понравится.

Эдвард пожал плечами: – Доверься мне, – просто сказал он, и откинулся назад, слегка ссутулившись, положив руку на мое плечо. Он притянул меня к себе и я, не сопротивляясь, пододвинулась и положила голову ему на плечо. Он слегка сжал меня, опираясь головой на мою макушку. Я все еще была немного ошарашена разговором, который только что состоялся между нами, и продолжала разглядывать пистолет на столе. Эдвард положил другую руку на колено, и я через минуту с осторожностью потянулась к ней. Эдвард опустил взгляд, наблюдая, как я легонько пробегаюсь своими пальцами по предплечью вниз, и нежно поглаживаю его запястье и тыльную сторону ладошки. Через секунду он перевернул руку так, чтобы его ладонь оказалась обращенной вверх. Я провела указательным пальцем по его ладони, вычерчивая линии и сгибы. Его пальцы чуть задрожали, и я мельком взглянула на него, заметив, что он слегка улыбается. Я тоже улыбнулась, гадая, было ли ему щекотно. Я понятия не имела, боялся он щекотки или нет.

Я снова перевела взгляд на его руку, пальцами исследуя татуировку на ее запястье, которая гласила на итальянском языке: «Не доверяй никому».

– Ты на самом деле веришь в это? – спросила я тихо. Я чувствовала, что он смотрит на меня, его тело еле заметно задрожало.

– Верю во что? – cпросил он нерешительно.

– Что тебе не следует никому доверять, – сказала я, с легкостью следуя по надписи на татуировке своим указательным пальцем. Он вздохнул.

– Так и было, – ответил он в итоге. – Пока ты не вошла в дверь, и в мою жизнь.

Я смотрела на него снизу вверх, слегка удивленная. – Ты веришь мне? – cпросила я. Он кивнул, нахмурившись.

– Почему тебя это удивляет? Дьявол, я позволил тебе спать в моей кровати и предложил научить тебя стрелять из моего пистолета. Ты думаешь, я бы сделал все это дерьмо, если бы не доверял тебе? Знаешь, просто так я подобного дерьма не предлагаю. Это не по мне, – сказал он.

Я кивнула, через секунду усмехнувшись: – Точно, ты же привередливый, – пробормотала я. Он хмыкнул, мягким рывком прижав наши тела друг к другу, и покачал головой.

– Да, я чертовски привередлив. Серьезно, неужели я действительно так плох? – cпросил он. Я легкомысленно засмеялась:

– Нет, ты не такой уж плохой, – сказал я. – Хотя ты все еще не позволяешь мне прибраться в твоей комнате, – быстро добавила я. Он преувеличенно тяжело вздохнул.

– Это не потому, что я привередлив или не доверяю тебе. Я просто чувствую себя мудаком из-за того, что ты убираешь за мной. Я имею в виду, что ты моя девочка, и не должна делать все это дерьмо, – пробормотал он. Мои глаза слегка расширились от удивления, волна надежды и удовлетворения бушевала внутри меня, когда слова «моя девочка» слетели с его уст.

– Разве ты не видишь? – спросила я, чуть подвинувшись, чтобы смогла посмотреть ему в глаза. Он взглянул на меня и встретился со мной глазами. – Это одна из немногих вещей, которые я могу для тебя сделать. Я не могу дать тебе ничего, мне действительно нечего предложить тебе, Эдвард. Нет способа сделать тебя счастливым или сохранить твой интерес ко мне.

С минуту он лишь пристально смотрел на меня с напряженным выражением на лице. Я сразу же смутилась, забеспокоившись, не сказала ли я что-то неправильно. Я отвела взгляд, опасаясь его реакции. Он быстро наклонился, схватил меня за подбородок, приподняв мое лицо кверху, так чтобы я снова посмотрела на него.

– Я говорил тебе, что ты не видишь себя отчетливо. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной делать что-то, чтобы произвести на меня впечатление, или стараться, черт возьми, заполучить меня или удержать при себе. Все это дерьмо у тебя уже есть. – Он наклонился, прижался губами к моим быстро и нежно. – Вот прямо сейчас это делает меня счастливым. Просто будь сама собой и этого достаточно, чтобы удержать мой интерес. Я просто хочу видеть тебя и быть рядом с тобой.

Я просто уставилась на него, и чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы от его слов. Неужели все так просто? Я почувствовала как одна слезинка выскользнула и скатилась по моей щеке. Эдвард протянул руку и вытер ее, слегка улыбаясь. – Ты такая дьявольски чистая и хорошая, на самом деле единственная в своем роде. Я убежден, что такое дерьмо, как я, не заслуживает такой как ты после всей херни, которую я натворил в своей жизни. Я лишь надеюсь, что смогу стать достойным и тем, кто тебе нужен. Надеюсь, что смогу стать достаточно хорошим для тебя.

Я несколько раз моргнула, в смятении. – Ты слишком хорош для меня, – промямлила я, удивленная тем, что он только что сказал. Он усмехнулся и покачал головой.

– Мы на полном серьезе сейчас говорим об одном и том же человеке? Эгоистичном высокомерном ублюдке, который изрыгает ругательства и орет, и взрывает автомобили, и выбивает из людишек все их дерьмо, потому что он, мать твою, не в состоянии контролировать свое настроение? Знаешь, этот мудак пьет, как проклятая рыба и жарит свои мозги наркотой только лишь чтобы словить кайф. Тот, что использует людей ради своего удовольствия, только для удовлетворения своих собственных потребностей и отсылает к дьяволу всех остальных. Этот ублюдок слишком хорош для тебя? – спросил он, вскинув бровь.

Я рассмеялась над его описанием самого себя, качая головой. – Нет, я говорю не о нем. Я говорю о парне, который поделился со мной своим шоколадом, учитывая, что он, вероятно, никогда и ничем раньше не делился. О том, который дал мне любимую книгу своей матери, потому что считает, что я заслуживаю того, чтобы научиться читать. О том, кто, кажется, постоянно обрабатывает мне раны, поскольку я часто травмируюсь, а ведь он вовсе не должен этого делать. Я говорю о юноше, который сдерживается физически, чтобы не доставить мне неудобства и спрашивает моего мнения, когда на самом деле он легко может уйти, не делая ничего подобного. Но он все же поступает так, потому что в глубине души является именно таким. Он сочувствующий и заботливый. Я говорю о молодом человеке, который пытается поставить мои потребности выше своих желаний, о том, кто относится ко мне, как будто я лишь обычная девушка. О парне, который отчаянно нуждается в том, чтобы в его спальне навели порядок и постирали его одежду, но предпочитает жить в хаосе, и ему вот-вот придется начать носить грязную одежду, потому что он слишком вежлив, чтобы попросить девушку, которую он целует, помочь ему.

Эдвард несколько раз моргнул, по-видимому, застигнутый врасплох. – Ого, – пробормотал он. Я улыбнулась.

– Может быть, я не единственная, кто не вполне отчетливо видит себя, – cказала я, пожимая плечами. – Ты можешь говорить гадости и обладать вспыльчивым характером, и иногда делать некоторые… хм… неприятные вещи, но не это делает тебя таким, какой ты есть.

Он молча смотрел на меня около минуты, потом вздохнул. Он снова притянул меня к себе и обнял, а я положила голову ему на плечо. Большим пальцем он начал кругами поглаживать мою руку. – Ты слишком удивительная, – сказал он мягко. Я улыбнулась, закрыла глаза и прижалась к нему еще ближе. Он был теплым, его запах обволакивал меня.

Снова протянув руку, Эдвард схватил мою, и водил по ней пальцем так же, как я рисовала на его руке. Было щекотно, и я тихо засмеялась, когда рука покрылась мурашками. – Ты в порядке, tesoro? – cпросил он через минуту. Я открыла глаза и посмотрела на него, заметив его серьезное выражение.

– Да, моя рука больше не болит так сильно, – сказала я беззаботно. Я обжигалась и раньше, в этом действительно нет ничего особенного. Боль утихнет и все пройдет. Он вздохнул.

– Я говорю совсем не о руке, хотя я рад, что все в порядке. Я имел в виду тот факт, что он дотронулся до тебя, – тихо сказал он, морщась. Я отвернулась от него, вернувшись к фильму, не зная, что сказать. Я все еще была немного взволнована этим, при мысли о его руках на моем теле меня тошнило. Он поставил меня в неловкое положение, и я злилась на него, что мне не нравилось. У него определенно были дурные намерения, и он не обращал внимания на других.

– Думаю, да, – сказал я после короткой паузы. – Я хочу сказать, что на самом деле он не причинил мне вреда. Просто немного напугал.

Эдвард вздохнул, слегка сжимая меня в полуобъятиях. Я обхватила его за талию, обнимая. Он наклонил голову и поцеловал меня в макушку. – Он больше и близко к тебе не подойдет. Мой отец не хочет, чтобы он здесь находился, он ему совсем не нравится. Он никогда ему не доверял, считая, что у того есть скрытые мотивы. Он уедет через несколько дней, а ты не останешься в одиночестве, пока он тут.

Я взглянула на него. – А когда ты в школе? – cпросила я. Эдвард чуть улыбнулся.

– Отец будет почти всегда рядом. Когда он не сможет присматривать за тобой, один из нас будет оставаться дома. Вероятнее всего Джаспер. Я не могу позволить себе пропускать больше занятия в этом семестре, но я готов, если понадобится. И я буду с тобой ночью. Эти ребята будут приходить и уходить из дома днем и ночью, но они не будут спать здесь. Просто бизнес или что-то в этом роде.

Я кивнула. Мне было не совсем удобно от мысли проводить много времени с доктором Калленом, но я, безусловно, в любом случае предпочитаю его, чем Джеймса. – Я могу тебя спросить? – спросила я через минуту, слегка подтянувшись, чтобы посмотреть на него.

Эдвард вздохнул. – Ты можешь спрашивать меня о чем угодно. – Он еле заметно улыбнулся, в ожидании подняв брови.

– Что такое, ээ… goomah? – спросила я, вспомнив разговор Джеймса с доктором Калленом.

Эдвард нахмурил лоб, и его глаза чуть-чуть сузились, а улыбка пропала. – Где ты это услышала? – спросил он нерешительно, его голос стал более низким. Что бы это ни было, оно, очевидно, расстроило Эдварда.

– Ээ… Джеймс сказал твоему отцу, что я бы стала хорошей goomah, что бы это слово ни означало. Твоего отец был очень недоволен этим, а Джеймс предложил купить меня, – выговорила я тихо, опустив голову и вжавшись ему в шею. Эдвард слегка напрягся, его рука на моей немного дрожала. Я искоса посмотрела на него и увидела гнев на его лице. Вторая его рука была сжатa в кулак, и он прилагал усилия, чтобы сохранить спокойствие.

– Goomah означает любовница мафиози. Многие мафиози имеют таких девушек на стороне, которых они заводят ради секса, обманывая своих жен. Мой отец один из немногих, кто никогда так не делал. Или, по крайней мере, я, черт возьми, надеюсь, что не делал, иначе я чертовски разозлюсь, если когда-нибудь узнаю, что он поступил так с моей матерью. Обычно это молодые девушки студенческого возраста, которых они развращают подарками в обмен на занятия сексом. Это заставляет их хорошо себя чувствовать, раз уж хорошенькие молоденькие девушки ублажают их члены. Ну и есть несколько таких как Джеймс, которые получают удовольствие и тешат свое самолюбие, применяя силу. Он обзаводится goomah, чтобы чувствовать себя сильным, когда на самом деле он ничто, а лишь гребаный stronzo (засранец, козел – итал). Он из тех, кто предпочитает использовать… ээм… прислугу. – Последнюю часть он произнес неуверенно и она прозвучала скорее как вопрос, чем утверждение. Он явно пытается быть деликатным, так как он имел в виду кого-то вроде меня.

– Ты знаешь, что можешь просто называть вещи своими именами. Слово «раб» не беспокоит меня. Я знаю, кто я, – сказала я тихо.

Он застонал. – Тогда это, вашу мать, беспокоит меня, – сказал он, и это прозвучало чересчур раздраженно.

Я вздохнула, понимая, что не стоит настаивать на этом вопросе, так как он только еще больше расстроится по любой причине. Это было всего лишь слово; произнес он его или нет, ничего не изменилось.

– Так Джеймс, по сути, хотел сделать со мной то же самое, что и Чарльз творил с моей матерью, – тихо сказала я с чувством отвращения.

– Да. Хотя я, черт возьми, никогда не допущу этого, ему придется убить меня первым. – Мои глаза расширились из-за решительности его заявления. Я быстро отстранилась от него, взглянув на его лицо. Его выражение было жестким и абсолютно серьезным. Я былa ошеломлена.

Он говорил мне, что убьет ради меня, и я поверила в это… но он действительно готов умереть за меня? Неужели я настолько ему небезразлична, что он отдал бы за меня свою собственную жизнь?

Я пристально смотрела на него, а он таращился на меня в ответ.

– Как часто ты проникаешь в мою комнату? – спросила я, нахмурившись. Мне правда необходимо было знать ответ. Он по-прежнему смотрел прямо на меня и, когда он заговорил, его голос не дрожал, он не стыдился своего ответа:

– Каждую ночь.

–

Глава 28. Быть собой

«Я бы предпочла сожалеть о том, что не сделала то,

что советовали мне люди, чем жалеть о том, что велело мое сердце,

и думать, какой была бы моя жизнь, если бы я просто была самой собой».

Бриттани Рене

Эдвард Каллен

Я сидел в огромном черном кожаном кресле в офисе отца, стараясь выглядеть невозмутимо, и устало сполз по сидению вниз. Но внутри меня был абсолютный беспорядок, я боялся, что это дерьмо сейчас испортит все хорошее. Не было ни единого гребаного шанса, что он знал о поцелуе, он был в Чикаго и сейчас не выезжал в город с нашими гостями-мафиози, чтобы послушать сплетни. Люди в Форксе совсем не порадуются таким гостям, и это лишь подкинет дров в их болтовню о том, что мой отец имеет отношение к организованной преступности. Но каким бы бредовым все это дерьмо ни было, внутренне я все равно боялся и содрогался. Я не имел ни малейшего понятия, что, черт возьми, я буду делать, если он вспылит и потребует рассказать, что за хрень творится между Изабеллой и мной. Я не смогу ему солгать. Черт, мой отец был проклятым ходячим детектором лжи, когда это касалось меня. Откровенно говоря, я был чертовски хорошим лжецом, но мой отец знал, как вытянуть из меня все это дерьмо. Он использовал два приема – или он был крайне терпеливым и говорил о всякой ерунде, пока ты не заканчивал тем, что признавался во всем дерьме, даже не осознавая этого, или он просто хватал тебя и начинал выпытывать все, пока не пробивал броню и не доводил до паники. Со мной он обычно использовал второй прием, не давая мне времени, достаточного, чтобы обыграть свою ложь. Черт, я, наверное, начинал заикаться, как это бывало в детстве, и он раскалывал меня.

Я нетерпеливо вцепился пальцами в подлокотники кресла, желая скорее разобраться с этим дерьмом, и пытаясь понять, что, к черту, было не так с Изабеллой. Она была расстроенной, когда на кухне я увидел ее лицо. Боже, мой отец уже расспросил ее обо всем? Из-за этого она была какая-то не такая? Если так и было, то сейчас попытки лгать становились пустой тратой времени. Он уже выбил из нее признание, она ведь не знала, каким он может быть, когда выпытывает информацию. Ты выложишь ему все дерьмо и даже не поймешь этого. Господи, я очень надеюсь, что он ее не допрашивал.

Дверь позади меня открылась, и я немного утихомирил свою дрожь, зная, что он заметит это и поймет, что у меня мандраж. Он тихо закрыл дверь и прошел к своему столу, садясь за него. Я взглянул на него и увидел, что он на меня даже и не смотрел, но на его лице все еще присутствовало то расстроенное выражение. Он сразу открыл ноутбук и включил его, еле слышно вздыхая.

Он ничего мне не говорил, даже спустя минуту не осознав, что я сидел перед ним, поэтому мое нетерпение росло. В присутствии моего отца тишина иногда хуже криков. Тишина означала, что он что-то обдумывает, что сейчас его беспокоит какое-то дерьмо. Он любил анализировать, был аналитиком и всегда все обдумывал, и это дерьмо было крайне опасным, потому что иногда он приходил к кошмарным, жестоким выводам, которые рождались у него в голове. Он, черт возьми, скорее всего, размышлял, как бы получше подвесить меня на дерево за яйца, разбираясь со сложной математической проблемой, насколько толстым должно быть дерево и как лучше прицепить гребаную веревку, чтобы и мошонку мне не оторвать, и чтоб веревка не порвалась. Мой отец, без сомнения, был интеллигентом и имел чертову степень по медицине, но это не упрощало дело. У него могли появляться весьма интересные идеи о том, как мучить людей или убивать их. За его любимый способ убийства его прозвали проклятым кровопийцей, – он оставлял людей до смерти истечь кровью – постепенное кровотечение делало смерть медленной и болезненной. Нет, простого выстрела в голову для него было недостаточно – он предпочитал креатив. Но когда-нибудь я схлопочу-таки выстрел в голову, ну или в любое другое место – зависит от того, что он обдумывал прямо сейчас.

– Тебе нравится число тринадцать, Эдвард? – спросил он через некоторое время, и его голос звучал серьезно и собранно. От его странного вопроса мои брови взметнулись вверх. Он сидел беззвучно чертову вечность, но когда задал свой вопрос, то заговорил о цифрах?

– Я думаю, это просто гребаное число. – Я не был уверен в том, что он имел в виду. Во всем, что говорит мой отец, всегда присутствует какая-то цель; он никогда не станет просто так задавать странный тупой вопрос. Может, он думал, сколько потребуется футов веревки от дуба до земли для моей тупой задницы? Сколько дюймов в диаметре должна быть ветка, чтобы выдержать мой вес?

– Да. Лично я никогда не понимал, что в этом номере такого привлекательного. Даже есть такое расстройство личности – боязнь цифр, трискаидефобия. Странно, как восприимчивы могут быть люди к простому номеру. Есть даже бесконечно высокие небоскребы, у которых нет тринадцатого этажа из-за иррационального страха, один из них – Башня UBC в Чикаго. Кстати, в Италии число тринадцать считается счастливым. В регионе Кампанья, в южной части страны, слово ‘trecidi’, которое, как ты, конечно, знаешь, на итальянском означает тринадцать, используется для обозначения кого-то удачливого, которому подвернулось что-то исключительно хорошее, – сказал он, печатая на ноутбуке. Он до сих пор даже не глянул на меня. Я просто смотрел на него, думая, какого черта он достает меня этим.

Какую бы цель ни преследовал, разговор он не продолжил, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только звуками ударов его пальцев по клавиатуре. И я снова начал заламывать пальцы, погружаясь в свои страхи, и был полностью сбит с толку тем, что он, черт возьми, сейчас делал. Клацанье по клавиатуре сводило меня с ума, тишина была неуютной. Я сильнее сжал пальцы, не в силах выдерживать это.

– Знаешь, я ценю все эти чертовы мелочи, я даже уверен, что если я попаду в гребаный Дежопарди (Американское шоу, его русский аналог – передача «Своя игра» на НТВ, в которой игроки отвечают на вопросы ведущего, кто быстрее), это мне, конечно, может пригодиться, но я все равно не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, – через мгновение выдавил я, агрессивнее, чем собирался. Но я был зол, и не смог совладать со своим характером. Его пальцы мгновенно замерли над клавиатурой, и он взглянул на меня, вопросительно поднимая брови. Я застонал, понимая, что сейчас играю ему на руку. Старый книжный прием – так сбить с толку собеседника, чтобы он вспылил.

– Trecidi, – сказал он и снова вернулся к клавиатуре, продолжая печатать. Я таращился на него, пытаясь расшифровать его таинственные комментарии.

– Ты имеешь в виду, что моя удача иссякла? – неуверенно спросил я. Он громко вздохнул.

– Не только твоя, сын, – пробормотал он. Мои брови нахмурились, я уже собирался попросить его разъяснить, как он снова начал говорить: – Я просто хочу предупредить тебя, что я включил камеры на ступеньках и в холле. И никакого порошка в моей гостиной, ты знаешь, я не люблю эту дрянь и буду наблюдать.

Я уставился на него, чувствуя волнение. Если он повсюду включил камеры, я не смогу пробираться к Изабелле и проводить с ней время так, чтобы он не увидел. Я начал паниковать при мысли, что он сделал это именно по этой причине. Блядь, он на самом деле знал? Как он мог узнать так быстро? Поэтому моя удача покинула меня?

– Я не нюхаю кокаин, – промямлил я обиженно, хотя не имел права обижаться. Он взглянул на меня и приподнял брови, а я закатил глаза. – Больше, – быстро добавил я. Да, я, черт возьми, принимал кокс, но отстаньте от меня. Это больше не повторится.

Он непренужденно засмеялся: – Хорошо. Мне не нравилась возможность того, что придется нанимать пластического хирурга, чтобы привести в порядок твое лицо, после того, как ты испортишь себе нос. Я видел однажды, как девочка полностью разрушила свой, она выглядела как поросенок. Надо будет как-нибудь показать тебе фотографии, чтобы ты понял, к чему это приводит.

Я застонал: – Господи, мне не нужно это идиотское внушение. Я же сказал, что с этим покончено. И почему ты включил камеры? – Его брови сдвинулись и он странно посмотрел на меня, словно я задаю тупые вопросы.

– Разве я не всегда включаю камеры, когда у нас гости? – Я пожал плечами, чувствуя себя чертовым идиотом, ведь он делал это постоянно, но из-за своей паники об этом я даже не подумал. – Возвращаясь к номеру тринадцать, Эдвард, ты в курсе, что с тех пор, как ты вернулся в Форкс, у тебя было уже тринадцать стычек с Майком Ньютоном? – спросил он.

Я застонал, закатив глаза. Конечно, он узнал о драке – доктор Сноу позвонил моему отцу в тот же миг, как Ньютон вышел из аудитории. Этот надоедливый козел регулярно выводил меня из себя. – Черт, слушай, насчет Ньютона. Я клянусь, что это дерьмо больше не повторится.., – начал я, но его рука быстро поднялась, призывая меня замолчать. Я прекратил свои попытки и проворчал про себя, зная, что если он не хочет слушать мои объяснения, пытаться сказать ему что-то лишь пустая трата времени.

– Когда после вечеринки в честь Хэллоуина из-за Майкла меня вызвали в больницу, и сказали, что ты отделал его достаточно сильно, я, признаю, был весьма рассержен. Моей первой реакцией было вызвать тебя, приказать паковать чемоданы и отослать прямо в академию. Но я знал, что не отошлю тебя сейчас, ведь именно сейчас мне нужно, чтобы ты был рядом. Это не значит, что я не собираюсь наказывать тебя, Эдвард. Ты должен уяснить, что следует контролировать свой проклятый темперамент ДО того, как ты обеспечишь себе серьезные проблемы, – сказал он. Я вздохнул, кивая головой. Он был прав, но я был не в настроении для прослушивания лекций. Хотя, для лекций у меня никогда не было настроения.

– И каково мое наказание? – спросил я, приподнимая брови. – Ты заберешь мою гребаную машину?

Он сухо засмеялся: – И буду везде возить твою задницу? Извини, сын, но на этой неделе у меня нет настроения.

Я выдохнул с облегчением, довольный, что он хотя бы не заберет у меня Вольво. – Что тогда?

Он вздохнул и продолжил какое-то время печатать. Затем остановился и откинулся на стул, глядя на меня. – Мне нужна услуга.

Я прищурился. Он просил меня об одолжении? Это нехорошо. – Услуга какого рода? – спросил я с подозрением.

Он молчал, определенно что-то взвешивая. – Мне нужен кто-то, кто ночью присмотрит за Изабеллой. – Мои глаза в шоке распахнулись, я оказался совершенно выбитым из колеи. Я не знал, что он подразумевал под этим одолжением, но, черт возьми, он не должен был меня об этом просить.

– Ты хочешь, чтобы я шпионил за ней? – спросил я, не веря в это и не понимая его просьбы. Она сделала что-то, о чем я не знаю? Он вздохнул, отрицательно покачав головой.

– Нет, тебе не нужно шпионить за ней. Она не давала мне повода ее подозревать. Но мне нужен кто-то, кто присмотрит за ней, чтобы убедиться, что она в безопасности, – мои брови сошлись на переносице, а глаза сузились.

– Ей угрожает опасность? – тут же недоуменно спросил я, внезапно ощутив этот чертов страх и гнев, которые вскипали внутри меня при мысли, что она может оказаться в опасности. Я ее защищал и не мог ничего с этим поделать.

Он наклонился вперед и начала снова печатать на ноутбуке, глядя в сторону от меня. – Джеймс недавно проявил к ней интерес. Я словил его, когда он трогал ее на кухне.

Мои глаза выкатились, а гнев вскипел, накрывая меня с головой. Какого хрена он протянул одну из своих подлых, грубых, нехороших ручонок к моей девочке? К МОЕЙ, черт возьми, девочке? Все, этот подонок мертв. – Что, блядь, он ей сделал? – закричал я, мгновенно вскакивая и отпихивая за себя кресло. Мой отец быстро перевел на меня взгляд, шокированный моей вспышкой. Я знал, что должен стараться быть невозмутимым, но я был расстроен. Никто не может до нее дотрагиваться, если она этого не хочет.

– Он не причинил ей вреда, успокойся, – совершенно невозмутимо сказал он. Его тон только еще больше разозлил меня. – Я зашел в кухню и увидел, как он стоит за ней и рукой гладит ее по боку. Его действия были определенно нежеланными, она плакала. Я быстренько с этим разобрался.

– Ты с этим разобрался? Это все, что ты можешь сказать, что ты, черт возьми, с этим разобрался? Почему, блядь, он все еще здесь? – заорал я. И начал ходить взад и вперед перед его столом, сжимая кулаки и стискивая челюсть, пытаясь сдержаться и не ударить кого-нибудь или что-нибудь.

– Да, я с этим разобрался. Господи, Эдвард, что за фигня с тобой творится? Разве я минуту назад не говорил тебе держать себя в руках? – спросил он. Я повернулся и посмотрел на него, отмечая, что он смотрит на меня с выжиданием. Я застонал и плюхнулся назад в кресло, все еще сжимая кулаки, но стараясь расслабиться. Боже, своей реакцией я чуть все не испортил.

– Ты знаешь, я не люблю все это дерьмо, я всегда хочу убить тех, кто так поступает с женщинами, – промямлил я, уставившись на стену за его ухом. Это давало иллюзию визуального контакта, но без необходимости смотреть ему в глаза. Краем глаза я увидел, как он кивнул.

– Я знаю, понял. Но я хочу, чтобы ты держал себя в руках, мне нужна твоя помощь на этой неделе. Я не могу все время заставлять тебя наблюдать за ней. Смотри, я хочу быть честным с тобой. Я не верю Джеймсу. Я думаю, он собирается что-то сделать, у него есть какие-то скрытые намерения. Он крыса и я не знаю, во что он играет, а это нехорошо. Я совершенно его не уважаю и не хочу видеть близко к своему дому. Я бы избавился от него, но проблема в том, что я не могу. У Аро высокое мнение о нем, он ослеплен тем, что Джеймс фактически его родственник.

Я взглянул на него с интересом. – Джеймс родственник Аро?

Он вздохнул: – Я немного удивлен, что ты его не помнишь. Мать Джеймса была замужем за братом Аро, получается, он племянник Аро.

В шоке я уставился на него, когда услышал это. – Это тот самый тощий маленький болван, который раньше по пятам ходил за Эмметом, как будто тот господь бог? – с недоверием спросил я. Я отчетливо помнил племянника Аро еще с того времени, когда мы были детьми и жили в Чикаго. Он был еще маленьким ребенком, тощим как щепка и слабым. Он постоянно таскался за Эмметом, как собачка на привязи, и Эммет ненавидел это, всегда скулил и жаловался, как его это бесит. Мама всегда ругала его за это, говоря Эммету, что мы должны быть снисходительными с теми, кто слабее нас, эта капля терпения и понимания была необходима людям, которые следовали за нами, и мы должны использовать свою силу и влияние, чтобы помогать тем, у кого их меньше.