Текст книги "Основные произведения иностранной художественной литературы. Азия. Африка"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 107 страниц)

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ

Древнемесопотамская (шумеро-аккадская) литература – это единая, несмотря на двуязычие, словесность народов, населявших междуречье Евфрата и Тигра в III–I тыс. до н. э., – шумеров, аккадцев, вавилонян и ассирийцев. Историю этой древнейшей литературы мира следует рассматривать на фоне становления и развития всей письменной культуры в Месопотамии. Месопотамский клинописный материал дает уникальную возможность проследить процесс вычленения собственно словесности из общего потока письменной традиции.

На рубеже IV–III тыс. до н. э. в шумерских городах Южного Двуречья появляются первые памятники письменности – глиняные таблички с оттиснутыми и прочерченными на них знаками. Эта древнейшая месопотамская письменность, развившаяся позднее в клинопись, сложилась на основе архаической системы трехмерных глиняных символов-«фишек», которой пользовались для ведения учета в общественных (храмовых) хозяйствах Шумера. Самые ранние таблички представляют собой хозяйственные документы, регистрирующие получение и выдачу продуктов и товаров на храмовых складах. Почти одновременно с такими документами, но заметно уступая им по численности, стали появляться списки знаков и слов, – очевидно, по ним обучались искусству письма будущие писцы, администраторы и чиновники.

Совершенствование раннешумерской письменности шло по линии фонетизации письма, унификации и упрощения знаков, сокращения их числа. Если первые «тексты» были лишь «памятками», понятными только составителям, то к середине III тыс. до н. э. клинопись превратилась в подлинную письменность, способную передавать живую речь. Параллельно с совершенствованием системы письма шло расширение сферы его применения. Изобретенное для нужд хозяйственной отчетности в храмах, письмо скоро стало использоваться для регистрации актов передачи собственности между частными лицами, для составления посвятительных надписей (передача имущества божеству), для ведения административной и частной переписки. Письменность завоевывает все новые и новые области «устной» культуры древнего общества: начинают записываться гимны, плачи, молитвы, издревле сочинявшиеся для общинного культа, эпические песни и т. п. Письменность осваивает традиционную сферу фольклора.

В становлении и развитии месопотамской письменной культуры важнейшую роль сыграла связанная с храмом эдубба («дом табличек» – архив, школа, склад). Именно персонал эдуббы – писцы, учителя и ученики – был той средой, в которой формировалась словесность Месопотамии. Специфика происхождения месопотамской письменности и сопутствующий этому изобретению «бухгалтерско-архивный» строй мышления ранних писцов наложили определенный отпечаток на всю письменную культуру Месопотамии. Этим, по-видимому, следует объяснять неодолимую страсть шумерских и вавилонских писцов к каталогизации, к составлению бесконечных сводов примет и предсказаний, сборников пословиц, притч и побасенок. Стремление к максимальной полноте охвата материала, уместное и естественное в хозяйственных описях, дает себя знать повсюду и порой неожиданным образом проявляется даже в поздних литературных сочинениях. Так, автор поэмы «Невинный страдалец» (XIII в. до н. э.), начав перечислять болезни и бедствия, постигшие его героя, никак не мог остановиться, что дало повод одному современному исследователю назвать поэму «автобиографией параноидного шизофреника».

Обучение в эдуббе строилось преимущественно на копировании текстов, от простейших формул деловых документов до сложных больших поэм. В первой половине II тыс. до н. э. сложился определенный набор произведений, входивших в программу обучения писцов или в круг их обязательного чтения. Древние каталоги сохранили названия приблизительно 100 художественных сочинений на аккадском (ассиро-вавилонском) языке и 90 шумерских. В начале II тыс. до н. э. шумерский язык окончательно вытесняется аккадским из повседневного общения. Но пока месопотамская культура была жива (до I в. н. э.), шумерский язык продолжали изучать в школе, копировали древние шумерские тексты, переводили их на аккадский и даже создавали на шумерском новые произведения – своего рода «новолатинская» литература Месопотамии. Сейчас нам известна примерно третья часть этого «ядра» шумеро-аккадской словесности. Но археологи ежегодно находят новые таблички, которые превосходно сохраняются в земле, и можно надеяться, что со временем будет восстановлен весь корпус древнемесопотамских литературных текстов.

Месопотамские писцы разработали подробную классификацию текстов, относимых ныне к разряду художественных, или литературных. Правда, принципы этой классификации не всегда ясны. Возможно, в основу ее была положена манера исполнения текстов или характер музыкального сопровождения («песнь под барабан», «плач под свирель» и т. п.). В отечественной науке предложено разделять памятники древнемесопотамской словесности на четыре большие группы: дидактика, лирика, космогонические и этиологические мифы, сказания о подвигах богов и героев.

Из текстов «непрагматического» характера ранее других, по-видимому, стали письменно фиксироваться пословицы и афоризмы житейской мудрости. Краткие, удобные для запоминания, они служили прописями в древней школе. Из архивов Фары и Лбу Салабиха (ок. 2500 до н. э.) дошли таблички с древнейшей версией «Поучений Шуруппака» – сборника наставлений в житейских делах, с которыми легендарный царь обращается к сыну. Известны и более поздние (I тыс. до н. э.) редакции этих «Поучений», весьма отличающиеся от первоначальной. Подобные сборники пользовались большим успехом и составлялись во многих школах во II–I тыс. до н. э. От старовавилонской эпохи (XIX–XVII вв. до н. э.) сохранилось несколько сборников притч. Писцы не ограничивались лишь записью расхожих «мудрых мыслей», но и сами стали сочинять нравоучительные тексты. В эдуббе возник и получил развитие специфический жанр месопотамской литературы – диалог-спор. Если ранние сочинения («Зима и лето», «Пальма и тамариск», «Плуг и мотыга») представляли собой довольно бесхитростные состязания в самовосхвалении, то в конце II тыс. до н. э. появились глубокие поэмы-диалоги «Вавилонская теодицея» и «Разговор господина с рабом», предвосхитившие библейские «Книгу Иова» и «Екклесиаст». В целом месопотамская литература «премудростей» оказала заметное воздействие на библейскую.

К разряду дидактических можно отнести сочинение «Писец и его непутевый сын», шумерский текст о школьнике и его учителе (XIX в. до н. э.), дающий живое представление о нравах эдуббы, и стихотворную сказку «Ниппурский бедняк» о проделках хитреца, трижды отомстившего своему могущественному обидчику. Наконец, укажем на очень интересные «Советы государю» (конец VIII в. до н. э.) В этом политическом сочинении, облеченном в форму сборника предсказаний («Если царь сделает то-то, то случится то-то»), проводится мысль о необходимости сохранить привилегии жителей священных городов Сиппара, Ниппура и Вавилона.

Древнейшие образцы месопотамской лирики (в записях XXI–XIX вв. до н. э.) – плачи о разрушении городов и храмов, гимны богам и царям, свадебные славословия. Эта поэзия теснейшим образом связана с общественным культом и обрядами. Писцы записывали старые тексты, долгое время передававшиеся изустно, и сочиняли новые. Известен поздний ассирийский «литературный каталог», в котором приведены начальные строки нескольких десятков любовных песен. Некоторые из них сохранились в отрывках или полностью; они весьма близки по духу, стилю и образности лирике библейской «Песни песней». Одни песни представляют собой диалоги влюбленных, в других описывается любовное томление или воспеваются прелести возлюбленной. Во II тыс. до н. э. в Вавилонии происходит подъем «личной» религии, появляется большое количество молитв, рассчитанных на индивидуальное обращение к божеству, а также покаянных псалмов. Некоторые из них написаны очень искусно и поражают глубиной религиозного чувства. От покаянных псалмов, по-видимому, идут поэмы о невинных страдальцах. В них лишь в начале добавлено несколько строк, в которых сообщается, что некоему человеку было плохо и он обратился к своему богу с жалобами и мольбой. В дальнейшем они разрастаются до нескольких сот строк, как уже упоминавшаяся выше поэма «Невинный страдалец».

В списках начала II тыс. до н. э. сохранилось десятка полтора шумерских поэм мифологического содержания: «Энлиль и Нинлиль», «Бог Энки и Нинхурсаг», «Энки и Шумер» и др., в которых рассказывается о происхождении Вселенной, сотворении человека и начале цивилизации в Шумере. Обломок клинописной таблички донес до нас отрывок шумерской версии предания о потопе. Более подробный рассказ о потопе мы находим в старовавилонской поэме об Атрахасисе.

Новую версию сотворения мира предлагает большая ученая и тяжеловесная поэма «Энума элиш» («Когда вверху»; начальные слова произведений служили названиями). В роли демиурга здесь выступает городской бог Вавилона Мардук, поразивший чудовище Тиамат и создавший из ее тела землю и небо. Современные исследователи называют «Энума элиш» культовым эпосом, так как чтение этой поэмы в храме Мардука входило в ритуал встречи Нового года.

Эпос о Гильгамеше

Однако славу и гордость древнемесопотамской литературы, как в древности, так и в наши дни, составляет другой эпос – «Эпос о Гильгамеше». С именем этого полулегендарного царя г. Урука связан цикл шумерских поэм: «Гильгамеш и Атта», «Гильгамеш и дерево хулуппу» и др. В старовавилонский период на их основе создается древнейшая аккадская версия эпоса. В середине II тыс. до н. э. ее переработал жрец-заклинатель Син-лики-уннинни. Поэма записана на 11 таблицах и содержит более 2500 стихов. Это самое пространное и совершенное произведение шумеро-аккадской словесности повествует о подвигах Гильгамеша и его друга Энкиду, о гибели последнего и отчаянных поисках Гильгамешем недостижимого бессмертия. Поэма открывается рассказом о буйствах царя Урука Гильгамеша, «на две трети бога, на одну – человека». Жители города, доведенные до отчаяния бесчинствами и притеснениями своего правителя, обращаются с жалобами на него к богам. Боги решают создать равного Гильгамешу героя – «пусть соревнуются, а Урук отдыхает». Богиня Аруру лепит из глины дикого богатыря Энкиду, который поселяется в степи. Охотник с помощью блудницы приручает Энкиду и приводит его в Урук. Герои встречаются, вступают в поединок, но не могут одолеть друг друга и становятся друзьями. Вместе они отправляются в горы и совершают свой первый подвиг – убивают хранителя кедрового леса чудовище Хумбабу.

«На красоту Гильгамеша подняла очи государыня Ииггар», однако герой отверг ее домогательства и оскорбил богиню, напомнив о печальной участи ее прежних возлюбленных. Обиженная Ииггар просит своего отца бога Ану создать свирепого быка, который разорил бы нивы урукитов и погубил Гильгамеша. Но Гильгамешу и Энкиду удается справиться и с этим страшилищем. Эго разгневало великих богов, и они насылают на Энкиду смертельную болезнь. Гильгамеш потрясен смертью друга и открывшейся ему мыслью о неизбежности собственной смерти. Он бежит в пустыню, а затем решает найти единственного человека, которому боги даровали бессмертие, и выведать его тайну. После долгого и утомительного пути он добирается до обиталища Утнапиштима (вавилонского Ноя) и узнает историю потопа и обстоятельства, при которых Утнапиштим получил бессмертие. Они более не могут повториться, и Гильгамешу, следовательно, суждено умереть. Правда, Утнапиштим дает герою «траву молодости», но на обратном пути ее похищает змея.

Тема смертности человека и поисков способов преодолеть конечность индивидуального бытия является центральной не только для этого эпоса, но и для всей шумеро-вавилонской словесности в целом.

Издания текстов

Крамер С. Н. Две элегии на табличке музея им. А. С. Пушкина. – М.: Изд-во вост, лит., 1960. – 73 с.

Лирическая поэзия Древнего Востока. – М.: Наука, 1984. – 230 с.

Литература Шумера и Вавилонии / Пер. В. Афанасьевой, И. Дьяконова // Поэзия и проза Древнего Востока. – М., 1973.– С. 127–226.

Редер Д. Г. Мифы и легенды древнего Двуречья. – М.: Наука, 1965.– 119 с.

Всходы вечности: Ассиро-вавилонская поэзия / Пер. В. К. Шилейко; Сост. Т. И. Шилейко, В.В. Иванов. – М.: Книга, 1987.– 157 с.

Я открою тебе сокровенное слово: Литература Вавилонии и Ассирии. – М., 1981.– 350 с. Ancient Near East: In 2 vol. – Princeton: Princeton univ. press, 1973–1975.

Литература о памятниках

Афанасьева В. К. Литература древнего Двуречья // История всемирной литературы. – М., 1983. – Т. 1,– С. 82–117.

Афанасьева В. К. Литература Шумера и Вавилонии // Поэзия и проза Древнего Востока. – М., 1973,– С. 115–126.

Крамер С. Н. История начинается в Шумере. – М.: Наука, 1965. – 254 с.

Эпос о Гильгамеше. – М.; Л.: Наука, 1961.– 212 с.

Gordon E.J. Sumerian Proverbs. Glimpses of everyday life in Ancient Mesopotamia. – Philadelphia: Philadelphia Press, 1959.

Lambert W. G. Babylonian Wisdom Literature. – Oxford: Claredon press, 1960, – 358 p.

Tigay J. H. The Evolution of the Gilgamesh Epic. – Philadelphia: Univ. of Pennsylvania press, 1982. – 384 p.

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕЙ МАЛОЙ АЗИИ

В самом начале XX века в центре Малой Азии (иначе Анатолии), в 150 километрах к востоку от столицы Турции Анкары, были обнаружены клинописные архивы Хеттского царства (XVII–XII вв. до н. э.), одного из крупнейших государств Древнего Востока. Раскопки на месте бывшей столицы «царства Хатти» Хатгусы продолжаются и в наши дни, археологи ежегодно находят новые таблички. Отдельные экземпляры глиняных текстов выявлены также в других пунктах Анатолии. В 70-х гг. под насыпью Машат-Хююка, вблизи современного турецкого города Зиле (вилайет Токат), на месте хеттского провинциального административного центра открыт еще один архив. Клинописные тексты на хеттском языке были расшифрованы в 1915–1917 гг. выдающимся чешским востоковедом Б. Грозным. Он установил, что этот язык принадлежит к индоевропейской семье языков. Впоследствии среди клинописных табличек из архивов Богазкёя были выявлены тексты, составленные на других индоевропейских языках Малой Азии, близкородственных хеттскому: палайском и лувийском, – а также на древних неиндоевропейских языках Анатолии: хаттском, хурритском. Таблички царских архивов Хатгусы записаны клинописью, характерные особенности которой свидетельствуют о заимствовании ее из варианта клинописной системы, использовавшейся в Северной Сирии. Вместе с письмом была усвоена вся система знаний и текстов, с нею связанных.

Корпус клинописных источников на хеттском языке насчитывает десятки тысяч табличек и включает в себя описания празднеств и жертвоприношений, гимны, молитвы, заклинания, исторические и правовые документы, тексты мифологического содержания, инвентарные списки, каталоги, словари и т. п. С точки зрения современных критериев лишь очень незначительное число сочинений может быть признано как имеющее литературное значение. Вместе с тем эта хеттская словесность имеет разные этнические истоки.

Собственно хеттское наследие словесности «царства Хатти» являют, прежде всего, такие жанры, как поучительные рассказы, гимны и молитвы, анналистика. В древнехеттской «Дворцовой хронике» – сборнике коротких назидательных рассказов – повествуется о проступках должностных лиц, сурово наказанных царем. Жанр коротких рассказов позднее широко использовался в хеттской литературе. Одним из значительных образцов хеттской философской прозы являются «Молитвы Мурсили И», в которых хеттский царь обращался к богам с просьбой изгнать чуму из «страны Хатти». «Летопись Хаттусили I» – самый древний во всей мировой литературе образец анналов (XVII в. до н. э.). Этот жанр получил дальнейшее развитие в среднехеттской «Летописи Тудхалин» и новохеттской «Летописи Мурсили II». По жанру им близка «Автобиография Хаттусили III» – одна из самых первых автобиографий в мировой литературе. Характерными особенностями этого сочинения являются живой, образный язык автора и пронизывающая весь текст идея о покровительстве Хаттусили со стороны богини Иштар. К этой группе произведений словесности могут быть отнесены и некоторые редкие образцы обрядовых поэтических текстов, в частности погребальная песня, сохранившаяся в составе исторического повествования о войне с хурритами. Метрические размеры этого стихотворения и принципы звукового подбора слов, вероятно, унаследованы из ранней общеиндоевропейской традиции, к которой могут восходить и часто используемые в поэтических и прозаических образцах хеттской литературы сочетания однокорневых слов типа «суд судить», «заклинания заклинать», «слово словить» и т. п. Общеиндоевропейские истоки можно предполагать и по отношению к основной части древнехеттского мифа «Сказание о детях царицы города Канеса», в котором повествуется о кровосмесительном браке тридцати братьев со своими тридцатью сестрами.

Вся ранняя мифологическая литература хеттов представляет собой переложения памятников фольклора (или даже литературы) древнего населения Малой Азии хаттов (или хатти), оказавшего огромное влияние на культуру и социальную организацию хеттов. С языка хатти были переложены на хеттский миф о поединке Бога Грозы со Змеем. Чтение этого мифа, в котором повествуется о победе, одержанной Богом Грозы над Змеем, входило в хаттский ритуал празднования Нового года под названием вуруллия. С языка хатти был переведен и миф о Луне, упавшей с неба. Этот миф должен был читать ежегодно, видимо весной, когда слышались первые удары грома, особый жрец, носивший титул Человека Бога Грозы. Исключительно важное значение приобрели в хеттской культуре и многочисленные варианты мифа об исчезнувшем божестве, переложенные с языка хагтов. В образе этого божества предстают то Бог плодородия Телепину, то Бог Грозы, то Бог Солнца и некоторые другие божества. С исчезновением божества связывались различные беды в стране, а с его возвращением – наступление весны, тепла, плодородия. Этот хаттский миф имеет много общих черт с мифами и другими фольклорными текстами, повествующими об исчезающем и возвращающемся плодородии, распространенными как в областях древнего Восточного Средиземноморья, так и Северо-Западного Кавказа (в абхазо-адыгских нартских сказаниях).

Другой важной составной частью хеттской литературы являются тексты, сложившиеся под воздействием месопотамских литературных образцов, а также хеттские переводы и переложения хурритских сочинений. В эту группу текстов входят хеттские переложения аккадских текстов «Царь Битвы», «Царская надпись» (Бога) Мардука, «Царская надпись» Нарам-Суэна; последние в отличие от подлинных исторических документов, обычно написанных от имени конкретных исторических лиц, представляли собой определенный жанр аккадской литературы. В этих литературных текстах содержатся полулегендарные рассказы о связях Анатолии и Месопотамии времен династии Саргона Аккадского (древнего). Влияние вавилонских гимнов Богу Солнца Шамашу как царю и судье обнаруживается и в хеттских гимнах Богу Солнца, вместе с тем этим гимнам присущ ряд особенностей, свойственных только хеттской культуре. Через посредничество хурритов хетты переняли и переложили на свой язык поэму о Гильгамеше. К числу оригинальных хурритских произведений, переведенных на хеттский (XV–XII вв. до н. э.), относятся мифологическая поэма о смене на небесах четырех поколений богов, эпос «Песнь об Улликумми», содержащий рассказ о борьбе Бога Грозы с чудовищем Улликумми, рожденным из скалы, подобно герою кавказских нартских сказаний. Были переложены с хурритского рассказы об охотнике Кесси, о герое по имени Гурпаранцаху, сказка об Аллу и двух его сыновьях – Благом и Злом, сказка о корове, родившей ребенка от Бога Солнца, и др. Именно хеттским переложениям мы обязаны тому, что многие произведения хурритской литературы не канули в Лету.

Одно из важнейших значений хеттской литературы и культуры в целом заключается в том, что она выполняла роль посредника между цивилизациями Ближнего Востока и Греции. Особого внимания заслуживает влияние хурритских мифологических поэм на греческие мифологию и эпос. Предполагается, что оно осуществлялось через хеттские переводы. Не исключается и прямое хурритское влияние, в частности через хурритских рапсодов в Угарите (Рас-Шамре) и на хуррито-лувийском юге Анатолии (во второй половине II тыс. до н. э.). Посредническая роль именно хеттской традиции в этом процессе обосновывается рядом заимствований из хеттского, представленных в языке раннего греческого эпоса. Как возможные кальки хеттских образов (восходящих к соответствующим хаттским) или как непосредственные заимствования из хаттского в греческий (в результате контактов греков с хатти в Малой Азии) рассматриваются гомеровские персонифицированные образы Страха и Трепета. Согласно среднехеттскому гимну Солнцу, когда Солнце объезжало четыре стороны света, справа от него бежали Страхи, слева – Ужасы. Аналогию этому образу видят в тексте «Илиады», где Страх и Трепет запрягают колесницу бога Арея. Сходства обнаруживаются между хеттскими текстами, переложениями соответствующих хаттских и хурритских, и греческими мифами, зафиксированными в «Теогонии» Гесиода. Так, существенные аналогии прослежены между греческим мифом о борьбе Зевса со змееподобным Тифоном и хеттским мифом о поединке Бога Грозы со Змеем. Имеются параллели между этим греческим мифом и хурритским эпосом о каменном чудовище Улликумми из «Песни об Улликумми». В этом последнем упоминается гора Хацци, куда переселяется Бог Грозы после первого сражения с Улликумми. Эта же гора Касион (по Аполлодору) – место сражения Зевса с Тифоном. В «Теогонии» история происхождения богов описывается как насильственная смена нескольких поколений богов. Эта история, возможно, восходит к хурритскому циклу о царствовании на небесах. Среди отдельных совпадений греческой и хурритской мифологий отмечаются греческий Атлант, который поддерживает небо, и хурритский великан Упеллури из «Песни об Улликумми», поддерживающий небо и землю (аналогичный образ бога известен и в хаттской мифологии). На плече Упеллури росло каменное чудовище Улликумми. Бог Эа лишил его силы, с помощью резака отделив его от плеча Упеллури. Согласно хурритской мифологии, этот резак был впервые использован при отделении неба от земли. Способ лишения силы Улликумми имеет параллели в мифе об Антее. Как и в «Песни об Улликумми», согласно греческой мифологии, специальное орудие (серп) используется для отделения от земли (Геи) неба (Урана) и оскопления последнего.

Издания текстов

Иванов В. В. Луна, упавшая с неба: Древняя литература Малой Азии / Пер. с древнемалоазиатск., вступ. ст. и коммент. – М.: Худож. лит., 1977,– 316 с.

Хеттская литература / Вступ. ст., сост. В. В. Иванова // Поэзия и проза Древнего Востока. – М., 1973. – С. 231–248.

Литература о памятниках

Гютербок Г. Г. Хеттская мифология // Мифологии древнего мира / Пер. с англ. – М., 1977. – С. 161–198.

Иванов В.В. Анатолийские языки // Древние языки Малой Азии. – М., 1980.– С. 129–145. Иванов В. В. Хеттская и хурритская литература // История всемирной литературы. – М., 1983. – Т. 1. – С. 118–130.

Маккуин Д. Г. Хетты и их современники в Малой Азии. – М.: Наука, 1983.– 181 с.

Черни О. Р. Хепы. – М.: Наука, 1987. – 234 с.

Gttterhock H.G. Hethitische Literatur // Neues Handbuch der Literaturwissenschaft – Bd. 1,– Altorientalische Literaturen. – Wiesbaden, 1978.– S. 211–253.

Jakob-Rost L. Das Lied von Ullikummi. Dichtungen der Hethiter. – Leipzig: Insel-Verlag, 1977. – 110 S.