Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 98 (всего у книги 174 страниц)

Хагалар немного лукавил: поздравлять стоило вовсе не Одина, а Асгард. Против Одина Гринольв, если что, пойдет, не задумываясь, а вот Асгард сохранит. В свое время придворные асы делились на две категории: преданные Одину и преданные Асгарду. Частично выжили преданные Одину, а из преданных Асгарду остался только один – Хеймдаль, дальний родственник Гринольва – столь же мрачный и ненавидящий все живое, но скрывающий свою ненависть за маской отчуждения.

– Вот поэтому я и хотел объясниться с тобой, – Гринольв подошел ближе и отметил, как напрягся Хагалар и каких трудов стоило ему не сделать шаг назад. – Я никогда не убивал детей. Ты многого не понимал, воспринимал угрозы за чистую монету, да и клеветали на меня многие.

– Не надо, – мастер магии демонстративно заткнул уши. – Не надо всех этих оправданий. Прошло столько зим. Я же говорю, мне все равно. Ну не убивал ты детей – значит, все еще лучше, чем я думал. Ты не был садистом? Значит, зря я тебя пленил. Хотя ты бы тогда давно умер, и, возможно, Асгард бы сейчас проиграл в какой-нибудь войне, так что чего переживать о прошлом? Живи настоящим.

Признавать свои ошибки Хагалар не любил и не хотел, пересматривать свои взгляды на собственный ночной кошмар тоже не собирался – ему доставляло изощренное удовольствие иметь хотя бы одного достойного противника, сильного ровно настолько, насколько требуется, и, самое главное, не путающегося ежечасно под ногами. Даже если в реальности этот сильный противник окажется деревенским пастушком.

– Ее величество рассказала о тебе, – сменил тему Гринольв. – Рассказала, как ты добился высот, стал лучшим боевым магом Девятимирья и как всё потерял по своей прихоти и глупости.

А вот это уже обидно.

– Пустое, – беззаботно махнул рукой Хагалар. – Зато занимаюсь теперь магами поселения, – закинул он пробный камень. Если он хоть немного знает Гринольва, то…

– Ты считаешь, что ты на своем месте и что твои таланты должны быть здесь и сейчас?

Все верно, Гринольв ужасно предсказуем, а значит, неопасен.

– Что ты знаешь обо мне? – сощурился Хагалар и продолжил беззаботным тоном: – Я работал на износ много столетий, посадил себе здоровье настолько, что его пришлось очень долго выправлять. Я отдал Асгарду всё, а получил взамен…

– Надо было больше, – перебил Гринольв яростно – он всегда быстро вскипал и быстро остывал, главное, не попасть под его тяжелую руку во время вскипания, а это не всегда и не всем удавалось. – Кстати, раз уж мы заговорили о твоей работе. Скажи, как сложилась судьба Орма?

Это был крайне неприятный вопрос. Предсказуемый. Но неприятный. Орм был благодетелем того ничтожества, которое Хагалар представлял собой в детстве. Он не питал иллюзий на свой собственный счет и прекрасно осознавал, что был посмешищем, крайне удобным и приятным для Орма. Любил ли его советник – Хагалар не знал, но точно знал, что если бы влияние Орма не уменьшилось, он так и остался бы наивным дурачком, не видящим дальше собственного носа. Настоящего, достойного аса из него сделали Один и его окружение – и за это он был им очень благодарен.

– Его судьба мне неизвестна, – пожал плечами Вождь. – Он сбежал, когда я пленил тебя. Один его точно не повесил, но впоследствии я с ним не встречался.

– И ты не стремился никогда ничего узнать о нем? – Гринольв сделал еще два быстрых шага вперед, заметно сокращая расстояние.

– Нет. К чему? – Хагалар по-птичьи наклонил голову – взбесить Гринольва даже проще, чем Раиду.

– И это после всего, что он сделал для тебя? – Лицо советника исказилось яростью, а чудовищный рык услышали, кажется, на другом конце поселения – вот ведь как переживает за лучшего друга. – После всех сил, что он в тебя вложил, после всего, чему научил тебя…

– Ты тоже меня многому научил, – вздохнул Хагалар, – но я не тешил себя иллюзиями на твой счет. Сколько я помню, Орм был из тех, кто приспособится к чему угодно. Наверняка сбежал в какой-нибудь Ванахейм и счастливо дожил там свой век, питаясь джекфруктами и наслаждаясь круглогодичным солнышком.

Хагалар искренне желал, чтобы так и оказалось. Орм не мог быть жив – ему должно было бы быть почти шесть тысяч зим, мало кто доживал до столь почтенного возраста.

– Смотрю, ты все еще любишь Ванахейм больше остальных миров. Хотя столько тысячелетий прошло, – криво усмехнулся Гринольв. Хагалар удивился, что полководец помнит такие мелочи: на его плечах лежала судьба как минимум Асгарда, а он помнит, какой мир нравился одному из множества его подопечных, пускай даже одному из лучших.

– Ну, этот мир выгодно отличается от других тем, что в нем я, по крайней мере, ничего не разрушил, – лучезарно улыбнулся Хагалар. Кажется, даже в отсталом Мидгарде он что-то сжег во время последней битвы с етунами. – Я ответил на все твои вопросы? Если да, то можешь пообщаться с младшей… младшим сыном Одина – потом расскажешь свои впечатления: похож ли он на меня? Или могу познакомить тебя с моей милой дочерью.

– Нет, с ним я встречусь, когда он приедет во дворец, – Гринольв не понял намека и оставить в покое мастера магии не спешил. – Я с самого начала сказал Одину, что капризные дети не по моей части. Вас было слишком много в моей жизни, и отплатили вы мне за добро черной неблагодарностью. А вот на твою дочь интересно посмотреть, но не сейчас. Пока мне интересен ты.

– О да, я тебе всегда был интересен, – Хагалар несколько раз цокнул языком, намеренно раздражая собеседника, – а особенно чистый и незамутненный интерес ты проявлял ко мне, когда злился или бывал не в духе.

– Ты собираешься припоминать мне обиды трехтысячелетней давности? – усмехнулся Гринольв. – Что ж, я готов тебя выслушать, но чуть позже. Пока меня интересует надвигающаяся война и всё, что ты о ней знаешь.

– Неужели милейший Один не рассказал тебе обо всем? – Хагалар изобразил искреннее удивление, про себя вздыхая: разговор затягивался, а у него не было желания долго беседовать с ночным кошмаром. Если ночной кошмар видеть слишком часто, то он наскучит, а Хагалар не хотел лишиться единственного достойного противника. – Ну да раз так, то вперед – зайдем в какой-нибудь дом, а почему бы и не вон в тот, сядем дружно на одну лавку… Или, может, мне стоит уступить тебе лавку, а самому устроиться в твоих ногах, выражая все то несомненное почтение, которое я испытываю к твоей нескромной персоне?

– Прекрати паясничать, это вовсе не смешно! – злобно рявкнул Гринольв, но покорно последовал за Хагаларом по грязным улочкам к приземистой халупе, в какой обычно жили крестьяне. Впрочем, полководец уже успел убедиться в том, что все поселение составляли одноэтажные дома из бревен, дерна и камней, а вовсе не из золота, как в столице.

– Да я и не паясничаю особо, – вмиг посерьезнел Хагалар, наслаждаясь предсказуемостью собеседника. Раньше от его рыка хотелось спрятаться под кровать, сейчас разве что замолчать. – Я действительно тебя уважаю и ценю твои заслуги перед Асгардом. И уж не настолько я стар, чтобы простудиться от сидения на полу, – он отворил недавно повешенную на петли дверь и скользнул первым в дом исцеления. Коварный столб он обогнул искусно, играючи, в последнее мгновение, лишив спутника всякой возможности вовремя заметить противника. Расчет должен был оправдаться, но нет – Гринольв застыл в каком-то миллиметре от столба, смерил его тяжелым взглядом, потом ни в чем неповинную дверь, какого-то етуна расположенную точно перед опорным столбом, и не стал сдерживать ругательства, адресованные, в первую очередь, безымянному строителю, а во вторую – всему архитектурному шедевру. Хагалар тихонько смеялся, параллельно объясняя целителям и пациентам, что у него очень важный разговор, который надо провести обязательно здесь, поэтому не могли бы они убраться в соседнее помещение.

Вечерело. Свечи и лучины почти не давали света, так что никто из присутствующих не узнал Гринольва. Да и узнавать было особо некому – Хагалар был одним из старейших асов поселения, а ему едва исполнилась тысяча, когда он пленил великого полководца, да и в столице давно никто из местных не был, чтобы сравнивать его со статуей, воздвигнутой Одином.

– Итак, война, – начал Вождь громко, прерывая поток отборной старомодной брани, звучащей очень красиво и витиевато, – эй, послушай меня, я повторять не буду. Так вот, что я хорошего могу сказать? Пожалуй, ничего. Когда мы тысячу зим назад поработили, хотя лучше сказать по-другому – когда мы тысячу зим назад установили свой протекторат, миры лежали в руинах. Мидгард был полузаморожен, Етунхейм – разрушен, Ванахейм – разорен, Муспельхейм вымирал, в Свартальвхейме темные эльфы и цверги в бесконечных распрях установили друг другу такие условия существования, что ни те, ни другие не дотянули бы до нового тысячелетия. Пожалуй, только Хельхейм процветал – и то Хель жаловалась, что распределять так много душ ей надоело и что она хочет найти себе помощника. Одним словом: кошмар, мрак и ужас, все миры держались на последнем издыхании…

– Если все так, тогда чем они платили Асгарду все это время? – вмешался Гринольв, взирающий на коварный столб с таким подозрением, будто опасался, что тот подскочит к нему и огреет-таки по лбу.

– О, эта песня не о войне, – отмахнулся Хагалар. – Неважно как, но мы выжали из них серебро, ресурсы, продовольствие. Разве что не все забрали себе, а часть перераспределили между мирами. Ну, кроме Хельхейма, которому ничего не надо. Асгард помог соседям и проследил, чтобы ресурсы достались тем, кому следует. Один устранил противоречия в спорных сделках и отменил часть постановлений, которые не соответствовали новой политике. Одним словом, он позволил мирам жить как прежде и даже лучше. Но прошла тысяча зим – родилось новое поколение, а во многих мирах даже не одно, в том же Мидгарде, так, а сколько же там поколений-то сменилось? Сейчас посчитаю. Ага, пятьдесят. Да, люди все еще живут преступно мало в сравнении с нами. Одним словом, освободительные движения набирают сейчас силу. Вроде бы пока убить наших наместников никому в голову не пришло, несмотря на то, что Радужный Мост разрушен, но тот же Муспельхейм фактически их пленил. Один же в свое время страстно желал мира во всех мирах. Вот и получил: он запретил муспелям воевать друг с другом, а и ты, и я знаем, какой это горячий народ. А сейчас еще и новые поколения народились – у них же нет такой проблемы с рождаемостью, как в Асгарде. Одним словом, там десятки, если не сотни тысяч молодых козляток, жаждущих отправиться на скотобойню. Ну, а где Муспельхейм, там обязательно и Свартальвхейм… Правда, не знаю, как они общаются сейчас, без Радужного Моста, может, просто интуиция, но там тоже неспокойно. В других мирах пока получше. В том плане, что там бесчинствуют мародеры – как минимум, они проявились в нескольких городах Юсальвхейма и Ванахейма, так что тамошним главарям не до козней Асгарду.

– А Етунхейм? – помолчав немного, спросил Гринольв.

– А что Етунхейм? Его мы не восстанавливали, он так и лежит в руинах. После той жуткой бойни, которую мы и лично я там устроили, потребуется еще пара тысяч зим, прежде чем етуны сумеют вернуться к предвоенному уровню.

– Етунхейм в мое время был самым прогрессивным миром с лучшими вооружением, наукой и искусствами, – заметил Гринольв. – И вы просто его растоптали?

– Мы стараемся поддерживать все лучшее, что там было, – ответил Хагалар. – По крайней мере, поддерживали, пока я был во дворце, сейчас не могу поручиться. Искусства и наука Етунхейма никому вреда не приносят, их можно и покормить, главное, не допускать наращивания военной мощи.

– Если все так, как ты говоришь, то я не вижу причины, по которой меня разбудили, – выждав долгую минуту, произнес Гринольв, чудовищно растягивая слова. – Без Радужного моста миры не смогут объединиться для ведения войны. В Ванахейме и Юсальвхейме достаточно ресурсов для создания вооружений, но некому воевать. В остальных все наоборот. Так, что ни один из ваших потенциальных противников не обладает и ресурсами, и армией одновременно. О чем же речь?

– Послушай, дорогой мой… друг, могу же я теперь, на старости лет, отринуть то обращение, которым всю жизнь пользовался? Могу? Спасибо, так вот, друг, я не знаю. Правда. Я увидел тебя десять минут, ну ладно, полчаса назад, страшно удивился и до сих пор хожу удивленный. Когда-то мы с Одином были столь дружны, что я знал, сколько капель вина он выпил за завтраком, теперь же от меня скрывают даже такие чудеса, как явление покойника. Что я могу сказать…

На самом деле Хагалар кривил душой. Еще месяц назад он мог сказать это искренне, но не теперь, когда узнал тайну Локи.

– Ты полностью потерял доверие Одина, – отрезал Гринольв. – И мне странно, что ты этого не видишь. Потребуй у него объяснений.

– Четыре часа, в лучшем случае, в одну сторону ради того, чтобы задать один вопрос? – Хагалар показательно зевнул. – Это вовсе неинтересно, нет, друг мой, у меня уже не те годы и не то здоровье, чтобы бегать к Одину по каждому пустяку. Пусть лучше он ко мне бегает.

Если бы Гринольв был Раиду, то уже бросился бы на Хагалара с кулаками, но все же это был полководец из хорошей семьи, а не вчерашний крестьянин.

– Ты безрассуден, – сказал он только, а в голосе звучало «я разочарован».

– Просто я очень хорошо знаю нашего любимого Всеотца, – вздохнул Хагалар. – Гораздо лучше, чем ты, уж прости за откровенность. Я ужасно ценю твою заботу обо мне… Наверное, ты и в детстве обо мне заботился, а я не замечал, не суть, однако в этот раз в ней нет никакого толка – уж с кем с кем, а с Всеотцом я могу разобраться сам. И в морду ему, если что, тоже сам дам – не развалюсь.

– Довольно, – Гринольв резко встал и чуть не задел низкий потолок, – не знаю, кто меня раздражает больше: ты нынешний или ты минувший.

– Смотря, с чем ты больше не согласен мириться: с наивностью или насмешливостью, – Хагалар тоже встал, незаметно сравнивая себя с Гринольвом – даже подобием его телосложения он не мог похвастаться в свои лучшие годы. – Не пойми неправильно, но в моей жизни произошло столько всего, мягко говоря, плохого, что если бы я не научился смотреть на мир с юмором и видеть положительные стороны даже в беспросветном мраке, то давно попал бы в дом для душевнобольных или наложил бы на себя руки. Однако я жив, силен и еще могу что-то сделать хорошее и полезное для Ас… Да хоть для тебя. Вот почему бы мне не взять и не сделать для тебя чего-нибудь хорошего, а?

– Будь добр, отстань, голова болит от твоей глупости, – Гринольв быстрым шагом направился к двери и таки забыл о противном столбе, невидимом в полумраке, – послышались бесконечные ругательства. Хагалар сам себе пожал руку – злой фокус удался, крещение столбом Гринольв прошел.

– Пойдем, я провожу тебя, а то ночь близится, – он посмотрел на чернеющее небо.

– Я еще приеду к тебе, – пробормотал Гринольв, потирая лоб – стукнулся он изрядно.

Хагалара такая перспектива не очень обрадовала – Гринольв не признавал ничьего мнения, кроме своего собственного, так что встречаться с ним часто или, упаси етуны, обсуждать рабочие вопросы никому не хотелось.

 – Знаешь, во дворце еще служат те, с кем ты когда-то был связан. Правда, они мои ровесники, чуть старше или младше. Думаю, тебе будет интересно увидеть их и пообщаться. Если ты хоть кого-то в лицо помнишь.

– Многих прекрасно помню, – кивнул Гринольв. – Не забывай, что некоторых я видел вчера.

– Молодыми и дерзкими, – заметил Хагалар.

– Зато вполне возможно, что с некоторыми из вас можно нормально поговорить, – Гринольв чересчур поспешно пересек ворота и взобрался на лошадь. – Я надеюсь, что мы друг друга поняли и воевать не будем.

– Я точно никакого вреда тебе не причиню, – задумчиво произнес Хагалар. – Я благодарен тебе за все, что ты сделал для меня. А вот ты вполне можешь мне мстить.

– Я не стану мстить тому, за чьи поступки несу ответственность, – бросил Гринольв и унесся вдаль. Мысли об уничтожении мидгардцев отошли на второй план, теперь главным был воскресший ночной кошмар и список проблем, которые тот привнес в размеренную жизнь Вождя одним своим появлением.

====== Глава 71 ======

За последний год возня вокруг Каскета до жути надоела младшему сыну Одина. Когда исследования только начинались, он испытывал чуть ли не восторг, открывая для себя совершенно новую сторону жизни – неизведанную науку. Оказалось, что мир, о котором он имел вполне четкое представление, на самом деле вовсе не так прост. Натрий, возгонка, однодольные и ластоногие – множество странных слов не асгардского происхождения кружились в причудливом хороводе, вырисовывая чарующие узоры, маня загадочностью и обещая невероятные блага.

Но вот прошел год. Локи познал суть не только этих, но и еще множества других странных слов, заглянул во все тайны бытия и набрался научной мудрости. Работа над Каскетом, столь непонятная и желанная в начале, надоела и опротивела. Ему не хватало знаний для полноценных исследований, но хватало умения подслушивать и сопоставлять, чтобы понять главное: софелаговцы ни на шаг не продвинулись в изучении таинственного артефакта. Ученые, от которых никогда не требовали гарантированных результатов и которым уж тем более не ставили сроки, заметно охладели к бессмысленной работе. Ивар постоянно отпрашивался решать проблемы с электричеством и прочими прямыми поручениями Локи – очевидными, копирующими человеческие открытия, для создания которых и думать-то не надо, только переписать да перерисовать готовое. Лагур заявил, что сделал все, что мог. Куда девался Хагалар, Локи не имел ни малейшего понятия: старый маг вовсе не считал необходимым ставить царевича в известность о своих планах и отлучках.

В лабораториуме их осталось трое. Беркана и Раиду оказались на поверку единственными, кто всерьез относился к Каскету. Они сидели за одним столом, чего раньше никогда не случалось, и пересматривали прошлые выкладки с учетом данных Лагура и результатов работы людей. Локи считал, что Беркана так сдружилась с Раиду, чтобы поменьше сталкиваться с ним, с монстром, который шел по трупам девушек да еще и оказался полукровкой. Беркана была слишком впечатлительной для подобных открытий, но предвзятое отношение к своему царю не мешало ей работать. Локи признал, что ничем не может помочь, что нужен новый маг. Раиду заявил, что лично приведет такого. Царевич и не подозревал, на что соглашается, давая разрешение. Каково же было его удивление, когда естественник призвал на помощь Ивара! Того самого Ивара, про которого Локи много чего узнал в Умвельте и с которым предпочитал общаться теперь как можно реже.

Раиду пытался выбрать самого приятного для Локи мага, но в этот раз не угадал и скорее разгневал любимое божество, чем обрадовал. Самого естественника Ивар безмерно раздражал одним своим присутствием, так что работа превратилась в сущее наказание.

Ивар интуитивно чувствовал, что что-то пошло не так, что доверие Локи подорвано, но связывал это с неудавшейся попыткой отговорить божество от чудного плана по электрификации, который ученые не посмели саботировать и на который были брошены все лучшие силы поселения. Кроме тех, которые бросаться категорически отказались, вроде него самого или Наутиз. Со Светлоокой Ивар имел недавно долгий разговор. Самодурство Локи выводило ее из себя не меньше, чем его самого. Она заявила, что в заведомо провальном проекте участвовать не намерена, что лучше утрет нос Раиду и разберется с его барахлящей системой отопления. Таким образом она докажет всему поселению, что женщины в науке ничем не уступают мужчинам, а во многом даже превосходят, и предстанет перед Локи в самом выигрышном свете. Она собрала огромный фелаг в тайне от царевича, гордо возглавила и забрала все документы по системе отопления Раиду. Ее главный конструктор, то бишь сам Раиду, категорически отказывался признавать, что что-то не в порядке, и проявлял несвойственную ему слепоту. Наутиз звала Ивара поучаствовать в тайном фелаге, но тот наотрез отказался: не столько потому, что боялся гнева Локи или Раиду, сколько потому, что боялся ртути, которую Наутиз постоянно носила с собой, катала в руках и чуть ли не специально дышала парами, уверяя всех, что жидкий металл безвреден. Очень кстати пришлось предложение Раиду о сотрудничестве с богом, которое Ивар никак не мог отвергнуть. Наутиз тоже понимала, что от подобных просьб не отказываются, и оставила приятеля в покое. Во время работы над Каскетом он проявлял самое сильное рвение, даже разобрался в возможном строении артефакта всего лишь за двое суток, но ни разу не увидел и тени улыбки на лице бога.

– Пламя возмездия, это точно берлинская лазурь! – пробормотал в очередной раз Раиду. Он вбил себе в голову, что это она, искал любые самые мелкие признаки, подтверждающие теорию, и будто случайно не обращал внимания на всё, что ей противоречило.

– Каскет точно родственен мечу Суртра, – вздыхала Беркана уверенно, но устало. Если Раиду не сомневался в лазури, то она в мече, хотя ни то, ни другое предположение не имели весомых, неоспоримых доказательств, которые так любил сын Одина и ото всех требовал.

– Ну, дорогие мои софелаговцы, давайте посчитаем, что это так, – нарочито громко произнес Ивар, привлекая в первую очередь внимание скучающего Локи. – Это прекрасно, что вы наконец-то разобрались во всем с моей помощью. Формула берлинской лазури нам известна, свойства ее описаны в любой книге, с ними мы можем работать, но что известно о строении меча Суртра?

– Хочешь сказать, что у вас ни для одного из главных артефактов Девятимирья нет сколько-нибудь подробного описания? – подал голос Локи.

– Нет-нет, я вовсе не это имел в виду, – тут же замахал руками Ивар. – Сын Одина совершенно неправильно меня понял, дело вовсе не в этом. Они есть, разумеется, есть, но запрятаны так далеко, что никто, возможно, даже библиотекари не знают, куда. А если и знают, то вряд ли отдадут кому-то, наверняка это секретные записи, которые можно читать только по личному распоряжению твоего…

– Хватит! – Локи резко встал. – Итак, Беркана, ты можешь поклясться в том, что магия огня в Каскете родственна именно мечу Суртра?

– Ну, я, – Дочь Одина съежилась. – Я могу ошибаться… Выкладки не совсем точные, а доказательства не совсем… доказательны.

Локи жалел, что не умеет накладывать заклинание иллюзорной боли или что-нибудь столь же неприятное. Воистину лучше иметь умного врага, чем глупого друга.

– Я… Я и в самом деле не знаю точно, – Беркана сжалась еще больше. – Вроде бы действительно многое совпадает, но не совсем всё. И всегда есть вероятность, что эксперимент просто проведен не совсем чисто и что если повторить…

Локи закатил глаза, едва сдерживаясь, чтобы не приложить Беркану носом о стол. Еще пара минут такого же бессвязного бреда, и он потребует себе нового магиолога, что бы там ни вякал вечно отсутствующий Хагалар.

– Либо ты…

Договорить Локи не успел – его перебили жуткие крики. Они доносились издалека, но были столь пронзительными, что ни у кого не оставалось сомнений – их причиной послужило что-то ужасное и донельзя болезненное. Ученые разом повскакали со своих мест. Раиду на всякий случай мертвой хваткой вцепился в многострадальный Каскет. Локи пулей бросился к выходу.

– Ваше высочество, нет! – Крик Раиду потонул в новых воплях и хрипах, которые вдруг столь резко смолкли, будто их выключили мановением руки. Беркана побледнела, неуклюже дернулась, сшибив при этом пустые деревянные плошки и несколько книг. Они упали с таким грохотом, что Локи замедлил шаг и обернулся. Всего на мгновение, но этого мгновения хватило Ивару для заклинания. Царевич обнаружил, что прикован к полу! Тело едва двигалось. Высказать магу свое недовольство он, правда, не успел: отсутствовавшая ранее дверь появилась из ниоткуда, малюсенькие окна обросли створками, а дом пропитался магией. С деревянного потолка, лишенного даже подобия мидгардской люстры, полился голубоватый свет, источаемый досками. В полумраке отчетливо заиграли тени.

– Не дыши! – послышалось из полумрака. – Затаи дыхание, подожди подачи кислорода.

Локи не совсем понимал, что происходит, но решил прислушаться к словам Ивара. Он с трудом обернулся: ученые сидели на скамейках и старались не дышать. Визгливо орала сигнализация, которую Локи уже однажды слышал – в тот самый день, когда взбунтовались магические предметы. Начался обратный отсчет, послышалось шипение, противный голос смолк, и сразу стало ужасно тихо, будто царевич стоял в одиночестве на бескрайнем лавовом поле.

– Теперь можно дышать, – Раиду выпустил из рук Каскет, а Ивар снял удерживающее магическое заклятие.

– Сын Одина должен меня простить, – тут же начал он разливаться соловьем, разрушая мертвенную тишину. – У меня просто не было выбора. Ты мог оказаться снаружи и…

– Что происходит? – Локи обвел всех суровым одиновским взглядом. – И почему в воздухе витает аромат… – он принюхался, – люпинов. Откуда?

– Его специально добавляют в запасы воздуха, чтобы все понимали, когда можно полноценно дышать и когда воздух прекращает фильтроваться, – Ивар заискивающе улыбнулся. – Мы теперь в полной безопасности.

– Зловредная ворона в кои-то веки права, – Раиду подошел ближе. – У нас часто что-нибудь происходит. И чтобы не скрываться в соломе от каждой мелочи, разработали систему защиты. Стоит ей фыркнуть, как все помещения закупориваются и покрываются магическими куполами, пока специально обученные рабочие и маги не устранят поломку.

– Так что произошло? – Локи попытался открыть окно. – Пожар? Но не было запаха гари. Крики такие, будто свежуют целый фелаг.

– Не знаю, – пробормотала Беркана, чуть дрожащими руками поднимая книги с пола. – Из-за звукоизоляции мы как в темнице, сквозь защиту не проникнет ни звук, ни запах.

– А если что-то взорвется? Если надо срочно уходить? – Локи попытался применить магию, но окно все равно не поддалось.

– Мы в полной безопасности, я уверяю в этом сына Одина, – послышался чересчур мягкий, заискивающий голос Ивара. – Нам ничто не угрожает. Система защиты домов отлажена многими столетиями, если не тысячелетиями. Я ручаюсь, что даже если взорвется, сгорит или что-то другое случится с ближайшим от нас домом, мы будем в полной безопасности.

– А если что-то случится с нашим домом?

– Не случится. Если бы система защиты посчитала его непригодным или опасным для жизни, он бы не закупорился, а наоборот – выгнал бы нас. Я ручаюсь за это. Не стоит волноваться, твоей драгоценной жизни точно ничего не угрожает: система закупорки никогда не давала сбоев.

– Что ж, оставайтесь там, где безопасно, – Локи сложил руки на груди. – Но я должен знать, что именно произошло, и не намерен здесь оставаться, скрываясь, словно последний трус.

– Этого ни в коем случае нельзя допустить, сын Одина, – ужимки Ивара после Умвельта перестали казаться Локи такими уж милыми. Напротив, он не мог понять, как целый год позволял этому скользкому асу находиться подле себя. – В воздух мог попасть любой яд, мог начаться потоп, да все что угодно могло случиться. Поверь, у нас есть множество специалистов, которые занимаются устранением катастроф. Через некоторое время всё уладится, и нас выпустят.

– Помолчи.

Локи поднял руку, призывая всех к молчанию. Он прислушался, но не услышал ничего, кроме едва различимого писка защитного купола, свидетельствующего, что все показатели в норме и волноваться не о чем.

Царевич попробовал разобраться с заклинанием на двери, но и тут потерпел фиаско. На нее была наложена защитная магия запредельно высокого уровня. От отца он слышал, что подобную магию использовали на войне – ею прикрывали самые ценные здания столицы во время битв в Асгарде. До какого совершенства дошла техника исполнения заклинания, чтобы эта сложная магия автоматически блокировала все дома в поселении? Хотя Локи не удивился бы, окажись защита только на его жилом доме и лабораториуме.

Послышался противный скрежет, слишком отчетливый в полной тишине – это Беркана собирала разлетевшиеся в разные стороны деревянные плошки. Пролился какой-то реактив – к люпинам добавился неприятный запах серы, но быстро исчез – воздух фильтровался.

– Почему эта система восхитительной защиты не сработала, когда убежало заклинание? – спросил царевич у Раиду, чтобы разорвать мертвенную тишину, давившую на уши. Раньше он не замечал, сколь необходимо ему слышать привычные, равномерные звуки природы.

– Система защищает только от того, что может стереть нас в порошок или бросить в омут безумия: от взрывов, наводнений, землетрясений, пожаров, утечки ядов, опасных явлений магической природы.

– Ее было сложно отладить, – добавил Ивар. – Она поначалу пыталась включиться на каждый чих и вводила в заблуждение всех нас. Я точно знаю, мой учитель по естественной науке – тоже Ивар, кстати – её и отлаживал. Восхитительный ас был и умер от старости – в нашем мире это удивительное везение. На его счету…

Локи отмахнулся от россказней бывшего друга.

– Так, – хрипло произнес он, настраиваясь на рабочий лад – раз уж выйти нельзя, надо заняться делом. – Что касается ларца – считаем, что это сочетание берлинской лазури и магии меча Суртра. Если это так, то что нам делать?

Он обвел взглядом ученых, которые, в отличие от него, вовсе не выглядели испуганными или хотя бы обеспокоенными. Их всех, даже вечно переживающую по пустякам Беркану, вовсе не волновало, что рядом с ними что-то случилось, что они заперты в мышеловке и не имеют никакой информации ни о неизвестной катастрофе, ни о жертвах.

– О сын Одина! – подобострастно начал Ивар, а Локи едва заметно поморщился. – Если все так, как ты говоришь, то кто-нибудь должен взять из библиотеки описание меча Суртра и его формулу, разложить ее, сопоставить с берлинской лазурью, вывести закономерности и возможное влияние магии огня и гексацианоферрата друг на друга. Полученные выводы и свойства должны соответствовать Каскету до поломки, если теория моих дорогих софелаговцев верна.

– Складно говоришь, но есть одна небольшая проблема, – хмыкнул Локи. – Никто не знает, какими свойствами обладал Каскет до поломки. Точно известно, что он мог заморозить любую вещь, даже целый мир, но вряд ли это единственное его магическое свойство.

Всей правды он благоразумно говорить не стал. Свойств Каскета не знали ни поселенцы, ни он сам, но мог знать отец и точно знали ётуны. Кроме того, он прекрасно помнил свои ощущения от чудного ларца. Он не просто направлял замораживающий луч на противников. В его руках Каскет словно оживал. Локи ни разу не держал его в руках дольше нескольких секунд, потому что при прикосновении появлялось неприятное ощущение, что если артефакт сейчас же не положить или не забросить в подпространственный карман, то он сольется с его телом, станет одним целым, и их нельзя будет разъединить никакими силами. За свою насыщенную жизнь Локи трогал множество артефактов, особенно часто – запертые в подземелье дворца, и никогда не чувствовал такого единения, такой тяги. Попав в поселение, он решил, что дело в его ётунской природе. Провел эксперимент со слабыми артефактами из Ётунхейма – ничего не происходило. Локи хорошо помнил, как чувство объединения пропало, когда он обратил силу Каскета вспять, спасаясь от читаури – от артефакта будто отделилась душа, он будто умер.