Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 128 (всего у книги 174 страниц)

Мать ничего не ответила, но царевич знал, что его просьбу не уважат. В правящей семье Асгарда исполняли только те желания, которые полностью совпадали с родительской волей.

Царевич крепко спал, когда дверь отворилась, пропуская Хагалара и Одина. Лица обоих старцев были предельно серьезны и сосредоточены. Один подошел к Фригг и едва заметно дотронулся до ее руки, Хагалар встал с другой стороны кровати.

– Священная жертва, Лаугиэ, – торжественно произнес он, – ребенок, который много столетий назад разъединил нас. Неужто сейчас он способствует нашему воссоединению?

– Это тебе решать, – миролюбиво произнес Один. – Но не сейчас. Мне нужно сосредоточиться. Я несколько тысячелетий не проникал в чужую память. Мне может не хватить ночи на то, чтобы добраться до нужных воспоминаний.

– Я хорошо помню, как выглядел Локи, когда ты его принес, – подала голос Фригг. – Ему было от девяти до двадцати четырех лет.

– Что ж, если ты уверена, то в этом промежутке я и буду искать.

– Один, – вмешался Хагалар. – А ты точно не повредишь его мозг и память? Ведь твои силы приносят в Девять Миров как благоденствие, так и смерть.

– Я ни в чем не уверен. Но нет иного способа узнать о ритуале. Мы же обо всем договорились.

– Или ты согласен навсегда сослать Локи в Бездну? – спросила Фригг, глядя Хагалару прямо в глаза: выдержать ее взгляд он никогда не мог, поэтому и сейчас опустил голову, скрывая свои сомнения. Если бы он был уверен, что Локи не угрожает опасность, он бы посчитал ссылку лучшим выходом. Уйти с любимым ребенком в Бездну. Вдвоем. Выбить из него всю одиновскую дурь, подарить магию, вырастить достойного полукровку, посадить на трон Асгарда и спокойно умереть, зная, что его долг перед миром выполнен, что он сделал всё, что мог, и даже большее. Но оставаться подле Локи сейчас слишком опасно. Неведомые силы его нового естества уничтожат любого аса.

Не дождавшись возражений, Один прижал пальцы к вискам Локи и закрыл глаза, погружаясь в паутину чужих воспоминаний. Зимняя ночь длинна, но и работа невероятно сложна. Чужое сознание, пусть даже спящее, представляло собой огромный мир, разобраться в котором никому не под силу. Единственные простые манипуляции с ним – проникновение и видоизменение чужого сна, но Один не позволил себе отвлекаться на любимые мелочи. Перед ним стоит грандиозная по сложности задача: докопаться до самого низа, до того, что прочно забыто, до того, что сам Локи не в состоянии извлечь из памяти. И сделать это надо так нежно, чтобы не свести нечаянно с ума, не перепутать воспоминания, не превратить сына в блаженного идиота, не умеющего держать нож в правой руке. Последние столетия жизни Один даже не рассматривал. Он слой за слоем пробирался через мыслеобразы и испытывал невероятное упоение от происходящего.

Тот, кто никогда не копался в чужой душе, не поймет восторга, который испытывает бог, разбирая смертного на части. Все разумные существа состоят из одинаковых физических частей – рук, ног и головы, и нет ничего интересного в расчленении тела, пускай маньяки и придумывают различные украшения для телесных оболочек своих жертв. Зато духовный мир неповторим у каждого аса, у каждого человека, у каждого ежа. В свое время Один оттачивал свое мастерство на животных и людях – на представителях низших рас. Он делал безумные вещи: внушал угодные ему мысли, забирал воспоминания, коверкал их, вставлял чужие, менял людей и животных душами и телами, потрошил человеческую и животную память. Огромные возможности и огромная ответственность. Он сам отказался от своего проклятого дара три тысячи лет назад, оставив себе только сны – давние отголоски былого мастерства. Лишь двое знали о том, на что он способен на самом деле. Но и тут Хагалар пошел против него: никто другой не мог рассказать Локи о магии мозга, а за последнее время сын несколько раз спрашивал о ней. Хагалар опять показал себя плохим союзником. Но это не имело значения. Возможно, маг был единственным существом во вселенной, кого Один по-настоящему любил и кому был готов всё простить. Возможно, это была большая ошибка, его личная слабость, на которую он, царь Девятимирья, не имел права. Если бы всё сложилось иначе… Впрочем, это уже сентиментальность, за которую он сам недавно упрекал Хагалара. Маг скоро умрет, век его короток, а бог Девяти Миров собирался прожить еще около тысячелетия. Они слишком рано встретились: если бы Хагалар был моложе на пару тысяч лет…

Собственные мысли лились равномерным потоком. Один все медленнее и медленнее пробирался к цели, лежащей на самом дне. Первые воспоминания. Ранние годы. Их придется просматривать. Но как же сложно найти искомое! В первый раз Всеотец не рассчитал силы и врезался в самое дно памяти – во внутриутробное развитие. Слишком далеко. Ближе, еще ближе. Первый год, второй или уже пятнадцатый? Надо бы найти девятый, но как?

Наконец, с большим трудом, Один уловил девятый год. А дальше началась скучнейшая рутина: черно-белое зрение, практически полная слепота, потолок и стены утепленной комнаты, искаженные голоса. В раннем младенчестве дитя ничего не осознавало. Один год за другим – зрение улучшается, в нем постепенно появляются оттенки красного, но как же мало видит младенец! Воспоминания прыгают туда-сюда и обратно. Нужный день – как сложно найти его среди тысяч других. Асгардские воспоминания. Слишком далеко, надо вернуться. Почти невозможно ориентироваться, когда мир черно-бел с оттенками красного, когда голоса взрослых заглушает детский плач. У Одина ментально опускались руки: его мотало из одного дня в другой, но нужная дата не находилась. В конце концов, царь решил покориться судьбе. Если ему повезет, он наткнется либо на ритуал, либо на первое появление Локи в Асгарде и отсчитает от него несколько недель назад.

– Солнце встало, мы не можем больше ждать, – нарушил молчание Хагалар и сладко зевнул. Ночью они оба не сомкнули глаз и не перекинулись ни единым словом. Скучная, бессмысленная ночь, проведенная подле спящего царевича – не то висельника, не то триумфатора.

– Я останусь с мужем, – встрепенулась задремавшая Фригг. – Но ты должен выйти к нашим гостям и занять их. Ты должен отвести от нас всякие подозрения.

– Я не тот, кто вам что-то должен, – зевнул Хагалар. – Поклянись, что ничего не сделаете с Локи, пока меня не будет.

– Что стоят мои клятвы, если его судьбу решает Один?

– В самом деле: чего стоят твои клятвы, моя прекрасная царица? – У Хагалара болела голова, а во рту ощущался мерзкий привкус вчерашнего дрянного алкоголя. – В самом деле, что может женщина в Асгарде? Что может маленькая девочка в царских покоях? Всего лишь своими руками повесить десяток взрослых мужчин! Всего лишь встать на один уровень с самим царем Асгарда! Всего лишь отравить десятки женщин других миров. Всего лишь стать советчицей царя, достигнуть к тысяче зим того, чего ни одна из прочих достигнуть не способна даже к старости. Где та Фригга, которую я когда-то уважал? Когда ты стала безвольной рабой мужа? Когда начала покорно повторять, что все действия Всеотца несут свой смысл? Ты же сама в них смысла не видишь. Ты позволила ему издеваться над детьми. Вы вырастили их калеками. Но ты искалечена еще больше, чем они. Когда это случилось? Что с тобой произошло, Фригга?

В наступившей тишине Хагалар слышал стук собственного сердца, который отражался в ушах, словно тысячи барабанов.

– Когда родился Тор, – тихо ответила уставшая, враз постаревшая царица. – Всё произошло именно тогда. Но ты не желал ничего замечать. Не желал слушать. И сейчас не желаешь понять. Наше время ушло. Прошлого не вернуть. Та Фригга, которую ты любил, давно погибла.

– А та Фригга, которая любила меня?

– Тоже.

– Значит, – Хагалар растер лицо, пытаясь проснуться, – значит, передо мной покорная супруга Всеотца, от которой ничего не зависит, даже судьба собственных детей? Хозяйка Фенсалира, кукла для короны, которую она все равно не носит. Обладательница статуса, о котором мечтала каждая асгардийка, достойная мать взрослых детей, которые могут стать великими царями и по примеру своего отца разнести славу Асгарда во все уголки Девяти Миров.

– Верно, – кивнула Фригг, и не было в ее ответе ни капли иронии, а только суровая правда, суровая отповедь, которую невозможно понять двусмысленно. – Всё изменилось, Хагалар. Ты выбрал свою судьбу. Я выбрала свою судьбу. Я счастлива. А ты нет. Ты проиграл. А я выиграла.

– Жизнь под пятой мужа вдруг стала для тебя счастьем? – покачал головой Хагалар. – Как же горько я расплачиваюсь за свой побег! Я упустил Локи. Я потерял тебя.

– Но кое-что у тебя еще осталось.

– Надежда?

– Нет.

– Память?

– Нет.

– Что же?

– Один. Твой…

– ТВОЙ… Муж. Я от своих слов не отрекаюсь.

– А я обиды не прощаю, – Фригг с трудом поднялась на ноги. – Я никогда не забуду, как ты оттолкнул меня. Ты именно тогда потерял мои дружбу и доверие. А вовсе не тогда, когда преступил все клятвы и ушел. Нет, для меня ты умер, когда оттолкнул протянутую тебе руку.

– И снова мы ворошим прошлое, – Хагалар провел рукой по волосам Локи, и вспышка света на мгновение резанула по глазам, возможно, помешав Одину исследовать измученное сознание. – Наши дети выросли, а мы все еще не можем простить друг другу старые обиды. Мы гложем себя ими, травим душу, домысливаем то, чего нет, живем в собственных воздушных замках. А страдает из-за этого невинный ребенок.

– Это наша война.

– Но Локи в ней – случайная жертва.

– Это всё пустое, – вздохнула Фригг. – Хагалар, я прошу тебя, займи наших гостей. Я пошлю за тобой, как только твой… мой муж очнется. Даю слово.

– Я бы поверил и простому обещанию, – небрежно бросил Хагалар, направляясь к двери.

– А я бы не поверила даже твоей клятве, – раздалось в ответ.

====== Глава 95 ======

Сбивчивые ответы Берканы только раззадорили любопытство Джейн, поэтому она при первой же возможности выловила Хагалара. Про удачу она поняла далеко не все, а уж про свою родину ученая вовсе отказалась говорить, словно боялась чего-то, а, учитывая подчиненное положение женщины Асгарда, скорее всего, гнева вышестоящих мужчин. Впрочем, Джейн слишком плохо знала новую знакомую, чтобы делать какие-либо далеко идущие выводы. Пока порядки Асгарда откровенно возмущали и злили свободолюбивую американку: казалось бы, мир всесильных богов, которых когда-то боялись и почитали все жители Скандинавии, которым поклонялись могучие викинги, разграбившие половину земного шара; а на деле малюсенькая страна, недалеко ушедшая от самого мрачного европейского Средневековья, гнобившего науки и неистово молившегося единому Богу. До большинства изобретений Древнего Рима европейцы додумались не раньше шестнадцатого века. Когда до них додумаются асгардцы, если вообще додумаются, Джейн не представляла. Если уж в некой пародии на научный центр всерьез обсуждают этапы великого алхимического делания и пытаются создать из спирта лазурит и киноварь, то что говорить обо всем остальном Асгарде? Даже астрономия, наука моряков, развита слабо, возможно, потому, что плыть особо некуда – воды океана падают прямо в вакуум, противореча известным людям законам физики… Что не мешает асам иметь большой флот, а также погребальные лодки, в которых они хоронят самых почетных и богатых членов своей общины. Но почему-то не царского сына, которому устроили курган на местном кладбище. Асгард вызывал у Джейн множество вопросов, начиная от метафизических и заканчивая банальными, к примеру, назначением храмов. На Земле храмы испокон веков служили местом встречи с богами, но в Асгарде боги восседали во дворце, показывались народу и правили им же – никакого религиозного смысла сакральные постройки не несли, и их истинные функции разведать не удалось.

В целом Асгард производил удручающее впечатление: мир невероятной жестокости и показного богатства, которым все друг перед другом кичатся, но которое вроде как принадлежит царской семье, как и жизни всех асов. Хотя в этом Джейн не была уверена, поскольку ей многое недоговаривали, а скорее всего специально скрывали. Из всех богов, с которыми она успела познакомиться, самым разговорчивым и приятным оказался Хагалар. Он хорошо понимал людей, не вел заумных речей, не пытался всерьез давить своим превосходством и вообще походил на человека. Вот и сейчас, выслушав немного сбивчивые вопросы, он совсем по-человечески закинул ногу на ногу, откинулся на спинку кресла и без капли пафоса произнес:

 – Милая Беркана тебя, конечно же, ни в чем не обманула. Она честная девушка, даже слишком. А твои вопросы, девочка моя, я ожидал, – маг зевнул, не забыв прикрыть рот ладонью, – ночь у него, похоже, выдалась бессонная, но Джейн не собиралась отступать: если бы он захотел уйти, то так бы прямо и сказал.

– В вашем смертном мире, насколько я понял, немного пожив с вами бок о бок, нет многих наших наипервейших понятий, так что быть твоим учителем будет непросто, но раз уж над тобой сжалился бог, то и я сжалюсь, – маг выдержал паузу и хитро прищурил глаза, ожидая реакции. Он часто так поступал: произносил какое-нибудь странное предложение, словно английский вдруг отказывал ему, и терпеливо ждал ответа. Обычно Джейн верно разгадывала загадки и правильно отвечала на невысказанный вопрос.

– Ты прав, Хагалар, – произнесла она спустя минуту раздумий. – Можно сказать, что это судьба, что мы с Тором познакомились. Хотя «сжалиться» должен был христианский Бог, а не скандинавский.

– Оу, девочка моя, – Хагалар неслышно зааплодировал, – ты не представляешь, как меня радуют умные дети.

– Вообще-то, по вашему исчислению мне не меньше двух тысяч, – изобразила Джейн полушутливую обиду: пускай она и привыкла вести заумные научные беседы, но в Асгарде ей не хватало Селвига или еще кого-нибудь, на кого можно положиться: Брюса она совсем не знала, и он не стремился к близкому знакомству.

– О, это совершеннейшие Kleinigkeiten, то бишь мелочи. Но мы отвлеклись. Скажи мне, моя умница, вот ты в своем скучном электрическом мидгардском мире ведешь себя хорошо и не преступаешь законы из страха перед наказанием?

– Конечно, нет, – честно ответила Джейн, едва поспевая за резкой сменой темы. – Нас воспитывают с детства, учат, что убивать и воровать нельзя. Человек всё же не животное, ты же понимаешь, мы решаем споры переговорами и взаимными уступками. Ну, как правило, так решаем. У нас права человека гарантированы Конституцией…

– Ну полно, полно, я вижу, что ваша пропаганда работает много лучше нашей, – Хагалар цокнул языком, по-птичьи наклонив голову. – За красивой оберткой от конфекта ты не видишь главного – самого конфекта: ты несешь ответственность перед законом и перед собой, но отвечаешь только за себя, ну и немного – за недееспособных. Это очень просто. Ваш мир ужасно прост, несмотря на конституции и прочие бумажки, порабощающие своих же сограждан. Любой смертный может пожертвовать собой, даже последний трус. У нас, божественных асов, не так. Мы несем ответственность за наших предков и потомков.

– Не только у вас так, – хмыкнула Джейн. – У нас тоже кое-где. В Китае раньше за провинность человека убивали всю семью. В Японии, кажется, тоже. Так было принято на Востоке. Сомневаюсь, что азиаты научились у вас.

– Нет, ты совсем о другом, милый детеныш Мидгарда и рабыня собственных заблуждений, – Хагалар говорил так мягко, что обижаться на его оскорбления не было никаких сил, тем более что Джейн слышала, как он подобными эпитетами именовал даже принцев. – Физически уничтожать целый клан никто не станет, это ж сколько виселиц понадобится? А сколько мечом махать придется? А если еще клан сопротивляться будет, то неизвестно, кто кого. Нет, массово истребляют разве что в исключительных случаях, которые я так запросто и не придумаю. Нет, дело совершенно не в этом.

– Скажи, в чем же?

– Одинсдоттир правильно рассказала, что родители передают детям свою удачу и свое доброе имя – это не пустой звук и не обертка для пафосной речи в стиле несносного детеныша Одина. Это – смысл жизни, это то, что составляет самоё жизнь, то, от чего она полностью зависит. Но удачи легко лишиться, если поступать беззаконно. И выйдет, что твои великие предки зря старались ради тебя, а твои потомки останутся без удачи. Вот что по-настоящему страшно, а вовсе не смерть физического тела. Вальгалла рядом, чертоги Фрейи еще ближе, да и в Хельхейме, говорят, не так уж и плохо, только скучно. Даже пытки там добровольные.

Джейн решила не уточнять, какого именно хельхеймского покойника Хагалар допрашивал об особенностях проживания и какой покойник в здравом уме согласится на добровольные пытки.

– Хочешь сказать, что вы не режете друг друга только потому, что ваши потомки лишатся удачи? – недоверчиво переспросила она.

– Еще как режем, – Хагалар мечтательно улыбнулся, и в его оскале мелькнуло что-то хищное. – Убийства у нас не запрещены. У нас более сложная система законов, чем у вас, хоть и помещается она всего в одной книжице. Страшные преступления у нас, конечно, есть. Из понятных тебе – изнасилование, например. Зато ограбление без убийства того, кого грабишь, – величайший позор для грабителя.

– То есть лучше убить, а потом ограбить? – Джейн на всякий случай отсела от мага подальше.

– Верно, умная моя девочка. Я же говорил, что тебе будет сложно и страшно всё понять и уложить в свою очаровательную головку, совсем не выглядящую на пару тысяч зим. Кстати, «Серый гусь», та самая книжица законов, рассматривает преступления только между кланами, а что внутри кланов – решают главы кланов. Они обладают полной властью над членами своей семьи.

– Аааа… Как… Что, в семье нет никаких законов? И главарь, ну там, дедушка или прадедушка может покалечить или убить кого угодно за мелочь? – Джейн в очередной раз мысленно похвалила себя за то, что отказалась от роли принцессы: вот еще только не хватало поселиться в этом сумасшедшем доме, тут и месяц-то провести страшно.

– Джейн, ты умная девочка, славная девочка, но как же сложно нам с тобой объясняться… Надо было мне лучше учить английский. Но не обессудь, раньше нам хватало норвежского, шведского и еще парочки, английского среди них не было. Ты точно не знаешь древне-шведский? Жаль. Я только сейчас понял, как же сложно изъясняться бедным логистам! Никогда не жалел логистов, а сейчас готов их всех обнять и посочувствовать, – Хагалар притворно вздохнул и не сдержал еще одного сладкого зевка. – Ты не сталкивалась в жизни с настоящими трудностями, ну, может, кроме своего знакомства с милыми детками Одина. О тебе заботится король, министр, профсоюз – что у вас там еще на верхушке власти? Но мы живем без профсоюзов и министров. Если убить или покалечить родича, то кто же будет рыбачить и пасти овец? Голод, холод, болезни – все это бичи Асгарда. Наш народ сражается, в первую очередь, с природой. И для этого нужны очень сильные асы. Раньше часто выбрасывали ненужных, слабых детей, но в последнее время количество детей уменьшилось, уже никого не выбросишь.

– Не обижайся, но это все так похоже на земные цивилизации прошлого, – хмыкнула Джейн. – Кажется, вам нужна гуманитарная помощь. Вы, наверное, немощных стариков убиваете, чтобы молодым больше хлеба доставалось?

– При нашей тяжелой жизни и жутких войнах стариками становятся немногие, – возразил Хагалар. – У нас война закончилась чуть больше тысячи лет назад, а до этого смертность была – даже и не посчитать. Я по нашим понятиям старик. Мало кто доживает до трех с половиной тысяч зим. А уж до пяти… Так и не вспомнить никого.

Джейн придирчиво осмотрела Хагалара. Делить на шестьдесят девять она уже наловчилась без калькулятора и даже без вычислений в столбик. Маг не выглядел дряхлым, но меньше шестидесяти пяти человеческих лет она бы ему точно не дала.

– Мы народ воинственный, так что главу семьи можно убить, если он ведет клан к вымиранию, если семье его решения не нравятся или если он сошел с ума. Для тебя семья – это муж и единственный ребенок. У нас семья – это огромное и разветвленное древо, живущее в одном доме. Все всех видят, свершить несправедливость практически невозможно. А жена формально остается в клане отца, и если муж ее обижает, то она позовет на помощь мужчин отцовского рода, и тут уж начнется потеха. Защита интересов у нас развита лучше, чем у вас. Так что никто никого не калечит, успокойся и спи спокойно. Но нравы у нас грубее ваших, о демократии, конституции, счетной палате у нас не слышали.

– Подожди, а та деревенька, откуда ты приехал? – спросила Джейн, когда поняла, что Хагалар не только не собирается продолжать, но еще и вскоре заснет прямо в кресле. – Беркана сказала, что там лучше, чем в столице, но жить плохо. Я ее не поняла.

– Для смертных, существ бездуховных, стремящихся только к комфорту и серебру – да, там жить очень хорошо, – огорошил Хагалар резкой сменой тона: ему не хотелось говорить о своем мире, но он чувствовал, что Джейн не отстанет и проще удовлетворить ее любопытство, чем сбежать сейчас, а потом попасться вновь. – Голода в поселении не бывает, там царит полное, как у вас, равноправие, грубость нравов смягчена, насколько это возможно, все стараются быть ласковыми друг с другом, но… Одно малюсенькое «но»: уходя в поселение, ты меняешь имя на руну. Всё.

Сказано это было таким трагическим голосом, что Джейн прониклась серьезностью момента, но до конца его не поняла.

– И что?

– И всё, – Хагалар сложил руки на груди. – Отныне твои предки тебе больше не предки, а детей у тебя никогда не будет, как и смысла жизни.

– У вас там, прости, принудительная стерилизация? – Джейн едва не покраснела. – Толпа взрослых мужчин и женщин. И между ними только… платонические чувства? Мне кажется, это невозможно.

Она ожидала, что Хагалар будет снова смеяться над человечеством и заявит, что уж в мире асов любовь только платоническая и существует, но он одобрительно закивал.

– Невозможно, ты права. Отношения в поселении запрещены, но вокруг, будто специально, расположено несколько хуторов.

– А как же беременность? – Джейн только сейчас поняла, что не видела ни одной беременной женщины, однако асы, размножающиеся яйцами, икрой или, того хуже, почкованием, вызвали у нее дрожь во всем теле.

– Выносить и родить ребенка женщина имеет право в поселении, – Хагалар не мог проникнуть в мысли Джейн, и только это обстоятельство спасало ее от новых колкостей. – Но дитя попадает на воспитание в одну из окрестных деревень и не имеет с той поры к матери никакого отношения.

– И есть какая-то разница? – не поняла Джейн, судорожно выкидывая из головы образ икромечущих асгардцев. – «Не имеет отношения» – что ты имеешь в виду? Ребенка родила ведь та самая женщина. Ее гены, ее… Ты не знаешь этого понятия… В общем, это ее ребенок. Даже если не она его воспитывает, она имеет право считать его своим и ради него не нарушать законы, раз уж иных сдерживающих факторов у вас нет. А впоследствии она может считать подвиги ребенка своей заслугой. Я не вижу проблемы.

– Потому что слишком зацикливаешься на телесной оболочке, которая суть прах, – Хагалар проявил в воздухе двухцепочную молекулу ДНК – открытие человечества двадцатого века. – Для вас, людей, очень важно, кому передались ваши гены. Кажется, они вот так выглядят, если картинки в книжках не врут. Вы свято уверены, что сперматозоид и яйцеклетка, соединившиеся в теле женщины, играют основополагающую роль в жизни ребенка. Но вы ошибаетесь. Из ребенка может вырасти любое чудо-юдо в зависимости от асов, которые его окружают, от климата, от местности – от всего. Ребенок принадлежит тому клану, в котором растет. Его личность создает его окружение.

– Это лженаучно, – возразила Джейн, хотя и знала, что ее не услышат и не поймут. – Последние исследования доказали, что главную роль в формировании индивида играют гены. И ребенок, родившийся у опустившихся родителей, алкоголиков там, наркоманов, если они у вас есть, скорее всего, не освоит сложную профессию, даже если будет получать образование в хорошей школе.

– Это само собой разумеется, – кивнул Хагалар. – Поэтому ни одна женщина не возляжет с тем, кому не сопутствует удача: со слабым, хилым или некрасивым. Именно для того, чтобы гены ребенка были лучшими из возможных. А впоследствии ребенок с хорошими данными попадает к благопристойным родителям. Мы прекрасно знаем ближайших соседей: ребенок вырастает у них здоровым, удачливым и понятия не имеющим о том, кто его настоящие родичи и чьи у него гены.

– Так мы опять возвращаемся к тому, с чего начали: кто мешает женщине считать ребенка своим, даже если он воспитан чужаками? – настаивала на своем Джейн. – Ведь по твоей же логике она выбрала себе правильного любовника, значит, она молодец.

– Потому что и с точки зрения закона и с точки зрения асов – это чужой ребенок, – Хагалар встал, утомленный разговором. Вскочила и Джейн, давая понять, что отступать не собирается. – Мать никогда не видит «свое» дитя.

– Почему? Кто встаёт у нее на пути?

– Ни «кто», а «что»: мы не имеем права выйти за стены поселения.

– Как это не имеете права? А ваши любовники, а передача ребенка?

– Многие простились с жизнью из-за потребности в любви, а детей отдаем у ворот поселения, вызывая кого-нибудь из деревни. Птичья почта-то работает. А если птица зачарована, то еще и довольно быстро работает. Одним словом, Джейн, поселение ужасно именно тем, что оно ставит асов вне системы наших общественных отношений. Ваш мир стоит на личности, на одном человеке, наш мир стоит на семье, на клане, и личность – ничто без семьи. Тот, кто потерял семью – неудачлив, за ним не пойдут, он никому не нужен.

– Так Локи у вас живет или во дворце? – переспросила Джейн, пресекая попытку Хагалара свернуть разговор. – У него семья есть?

– Есть, – кивнул маг, глубоко вздохнув. – Он с нами только работает. Он не один из нас.

– Ладно, не будем о Локи, – Джейн поняла, что скоро терпение собеседника окончательно истощится, и он таки оставит ее в одиночестве. – Раз вы так все ужасно страдаете без семей, то почему бы вам не организовать ее внутри вашего заключения? Вы там одни, без полиции, как я поняла.

– Фактически мы и есть семья, а официально Один не позволит, – пожал плечами Хагалар. – К тому же семья – это те, с кем ты вырос, а в поселение попадают только взрослые.

– По вашим же данным, которые мне Тор предоставил, население Асгарда составляет меньше миллиона, а значит, вы все родственники друг другу. Пойдем со мной на Землю, я докажу, – уверенно произнесла Джейн.

– Если мы попробуем объединиться в семью и растить детей, нас вырежут, милая моя девочка, – на полном серьезе заявил Хагалар. – Не забывай о жестокости наших нравов. Поселение сродни тюрьме, попасть туда – наказание, и оно должно таковым остаться. Тебе тяжело меня понять, ведь наш мир гораздо сложнее вашего, потерявшего духовность и честь, поставившего во главу угла личность каждого конкретного человека, а не его семью, не государство, не абстрактное счастье или бога. В погоне за благом для каждого вы устраиваете войны и резню. Поверь моему многотысячелетнему опыту: общество индивидуалистов, не способных на жертву, долго не просуществует.

Джейн закатила глаза – подобного рода рассуждения она слышала на родине и вступать в дискуссии с очередным завистником не собиралась. Америка – самая процветающая держава планеты, поднявшаяся на костях Второй Мировой Войны. От нее зависит политика прочих стран. И что бы там ни говорили злые языки про общество потребления и отсутствие морали, пока что именно общество потребления командует всеми, пускай и более развитыми или культурными странами. Все эти разговоры о бездуховности – в пользу бедных, и если бы Асгард не находился в другом измерении, Джейн решила бы, что Хагалар опасается силы американской армии.

Тор давно перестал верить в совпадения, зато, науськанный братцем, допускал, что родители умалчивают о многом, особенно отец. Не случайность, что весь вчерашний день он не видел ни отца, ни матери, ни Хагалара, а сегодня появился Хагалар, зато исчез Локи. Старого мага неожиданно увлекла разговором Джейн, и подслушивающий Тор не мог дождаться, когда же они закончат. За несколько вылазок в мир смертных он не нашел столько различий между двумя мирами, сколько нашла Джейн за пару дней пребывания в Асгарде. Ее интересовали такие мелочи, которые для Тора были само собой разумеющимися: он и не предполагал, что у смертных жизнь построена настолько иначе. Джейн вряд ли ужилась бы в Асгарде со своими представлениями о величии человечества – ее бы не приняли. Повезло, что она сама отказалась от свадьбы.

Утонув в воспоминаниях о нескольких сутках, проведенных в машине и трейлере, Тор чуть не пропустил мага, с трудом вырвавшегося из цепких объятий астрофизика. Хагалар не заметил сына Одина, но это досадное обстоятельство его не спасло – громовержец догнал свою жертву в два шага, прижал к стене и тихо осведомился о происходящем, надеясь, что маг не сочтет его грубость непозволительной и не обратит в какую-нибудь лягушку. Хагалар не вырывался, но и отвечать не спешил. Он будто заснул, прижавшись спиной к холодной золотой стене.

– Расскажи мне всё без утайки, – попросил Тор, оглядываясь по сторонам и пропуская парочку любопытных ушей. – Я клялся защищать Асгард и каждого его обитателя, в том числе Локи. Вместе с друзьями я дам отпор любому противнику.

– Если только противник не вынет твои внутренности и не развесит их на ближайшей березе, – меланхолично пробормотал маг, нелепо улыбаясь, словно умалишенный. – Дитя Одина, я ничего от тебя не намерен скрывать. Родители раздумывают, что делать с твоим братцем. Силы потустороннего мира готовы прорваться в любой момент, и если это окажутся жители мира с большим числом измерений, чем три, то мы ничего не сможем им противопоставить. Скорее всего, Всеотец отправит Локи в Бездну, чтобы силы богов активизировались там, не тронув Асгард.

– А что станет с Локи?

– Бог не знает.

– Я и мои друзья отправимся с ним.

– И вас сложат как карточные домики, – пожал плечами Хагалар, не пытаясь отговаривать. – Если ты так жаждешь погибнуть во цвете лет, не забравшись с ногами на желанный трон, не поцеловав жену в первую брачную ночь, то отправляйся с полубратцем. Ты уже в состоянии принимать самостоятельные решения, но сперва посмотри, – маг проявил в руке пергамент с нарисованном человечком. – Я, существо трех измерений, запросто сложу существо из двух измерений в той плоскости, которая для него не существует. Тебя сложат точно также, ты даже не успеешь понять, что происходит. Это не магия. Если бы речь шла о чем-то познаваемом, я бы сам пошел с Локи и взял бы тебя с собой. Хотя ты бы отказался от общества клятвопреступника. Не суть. Но таинственный враг в состоянии сложить не просто какую-то планету в бездне, а всю бездну, целиком.