Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 114 (всего у книги 174 страниц)

– Что ждет меня в этот раз? – Локи привстал на локтях, отмечая, что высшие силы даже комнату обставили почти правильно. Если не считать мелких отличий, едва заметных. – Я уже отказался от власти, от могущества иллюзий, от правды и даже от возможности избить Хагалара до полусмерти. Что же ты теперь мне предложишь?

– Локи, что ты говоришь? – иллюзия выглядела ошарашенной. – Ты не узнаешь меня? Это же я, Хагалар! Ты помнишь, как мы проводили операции с несколькими артефактами из Етунхейма и как они среагировали на тебя? – последнее предложение старик выделил особой интонацией.

– Какая неправдоподобная ложь! – усмехнулся Локи. – Я точно помню, что…

Тварь не дала закончить, заткнув рот царевича смачным поцелуем. Локи обомлел настолько, что сразу не успел среагировать, а потом стало поздно: по телу разлилось успокаивающее приятное тепло – через поцелуй иллюзия передавала магические силы, вот только зачем? Ведь в грезах силы не кончаются. Или иллюзия пытается ослабить бдительность своей жертвы? У магического поцелуя много эффектов, и чем сильнее маг, тем они разнообразнее. Только вот нега, опутавшая тело, не спасет иллюзорную тварь!

Однако прежде, чем Локи собрался с силами и шарахнул Хагалара электрическими разрядами, маг оторвался от его губ, наклонился к самому уху и прошептал:

– Не произноси вслух ничего про царевен, иначе нас обоих повесят. Подтверждай мою версию.

Он чуть ослабил хватку, но Локи уже не стремился выскользнуть из объятий. Обоих магов охватило синее марево, и сквозь него царевич ощущал внутреннюю суть твари, о чем раньше не мог и мечтать. Ничего особенного Хагалар собой не представлял, разве что магическая система сосудов была развита очень хорошо, а кости явно укреплены магически. Что-то должно было безошибочно указать на истинную сущность псевдоХагалара, но Локи ничего не заметил. И тут же одернул себя: он позволил очередной иллюзии увлечь себя, подменить настоящее, как в последней сцене с розгами.

– Отпусти, – тихо приказал он, и маг послушался, чем сразу подтвердил свою фальшивость, ведь еще ни разу в жизни он не сделал того, о чем его просили.

– Как ты себя чувствуешь, Локи?

– Прекрасно, – пожал плечами царевич. За те краткие мгновения, что тварь прижимала его к себе, изменилась пара деталей в комнате: сменилось освещение, а со стола пропал гребень – очередная несовершенная иллюзия. – У меня для тебя дурные вести. Ты видел, как я своими руками убил мать и отца, как я наблюдал за твоими мучениями. Хочешь разделить судьбу моих родителей? О, ты очень обрадуешь меня своей смертью. Ты показываешь мне мечты, тайные желания и подозрения. К какой же из этих категорий относится поцелуй? Уж о нем я точно никогда не мечтал. Хочешь увлечь меня с собой, так докажи, что иллюзия лучше реальности. Или я раскрою тебе череп, потому что ты мне до смерти надоел. Превратись лучше в Тора, он ко мне еще ни разу не заглянул.

– Хорошо, – кивнула иллюзия, явно не зная, что предпринять теперь, когда Локи так быстро обнаружил ее. Предыдущие просто рассеивались, но эта не спешила исчезать, чем подкрепляла уверенность Локи в том, что он наконец-то обнаружил самого творца мира снов. – Ты можешь остаться в постели и не вставать?

– Могу. Я могу всё, даже превратить кровать в шатер, но зачем? Лучше обратись в себя настоящего. Покажи мне свою истинную суть, чтобы я знал, кого уничтожать.

Фальшивка кивнула и быстро ретировалась. Несмотря на бахвальство, на душе у Локи было неспокойно. Он мог сколько угодно кривляться и храбриться, но ситуация была патовая. Он заперт в собственном сознании и понятия не имеет, как вернуться в реальный мир. Он думал, что выберется, как только откажет неведомой твари. Но он отказал, причем недвусмысленно, и всё равно очнулся в очередном сне. Как же дать весточку настоящему Хагалару насчет царевны Етунхейма, без которой ему не выкарабкаться из грез?

Когда год назад брат вернул его в Асгард, униженного и закованного в цепи, он опасался тюрьмы, но тюрьмы обычной, к которой всегда можно подобрать ключ, а в результате попал в тюрьму снов, где не было не только ключей, но и дверей, к которым ключи могли бы подойти.

Один молча выслушал короткий рассказ Хагалара о пробуждении Локи. Сидящие рядом Фригг и Тор были явно взволнованы, хотя старались не выказывать истинных чувств. Всеотец ожидал, что Локи не сразу поймет, где грезы, а где истина, но не ожидал таких откровений о безумных снах и убийствах родных. Когда Хагалар закончил, повисла неловкая пауза, которую прервал скрип отодвигаемой скамейки – Фригг вознамерилась лично убедить Локи в реальности происходящего. Хагалар и Один одновременно бросились отговаривать ее. Раз Локи убил мать во сне, кто знает, не сделает ли он этого наяву под влиянием неведомых сил? Потустороннюю сущность Один запечатал Гунгриром, но отголоски неизвестной магии все еще циркулировали в теле Локи и ждали своего часа. Могла пострадать не только царица, но и Гладсхейм, и даже весь Асгард.

– Сейчас Локи – мина замедленного действия, – пробормотал Тор и поспешил пояснить. – В Мидгарде так называют смертоносное оружие, которое не сразу поражает противника, а некоторое время спустя.

– Локи с самого начала был таким оружием, – подал голос Хагалар, намекая на свою осведомленность в деле усыновления полукровки.

– Как ты мог не заметить этого еще в храме Лафея, отец? – удивился Тор.

– Тор, пойми, Локи был самым обычным ребенком, – вмешалась Фригг. – Мы не знали ничего о его силе.

Царица в двух словах рассказала известную ей версию появления Локи в Асгарде. Она считала, что всё знает о той давней истории, ведь именно она лечила помороженного младенца, и именно она убедила Одина усыновить его. Но до конца планы Всеотца были неведомы даже ей, а какую версию усыновления знает Хагалар, царь не догадывался, но полагал, что примерно ту же, что и Локи. Тор не знал никакой и не очень интересовался прошлым брата, даже когда выяснил, что брат неродной. Мало что из происходящего в Асгарде хоть сколько-нибудь волновало громовержца, и Один не был уверен, что это хорошее качество для будущего правителя. Впрочем, теперь давние планы Всеотца на етунхеймский трофей были полностью сорваны. Тысячу лет назад он собирался посадить Локи на трон мира льда в цепях и ошейнике. Фригг предложила заменить цепи браслетами, а ошейник – ожерельем, но суть от этого не поменялась. И лишь случайность спасла Локи от управления Етунхеймом, а Асгард – от разрушения, которое непременно последовало бы, доведи етуны ритуал до конца. Один не был уверен, что до сих пор живы сильные маги, необходимые для проведения столь сложного ритуала, но рисковать не стоило.

– Что будем делать? – нарушил молчание Хагалар. – Я хотел усыпить его, но побоялся. Еще не добудимся потом. Сейчас он лежит в одиночестве и может натворить бед.

– Я поговорю с братом, – вызвался Тор. – Доверься мне, отец.

– Что ж, – Один задумался, – я могу возложить на тебя эту славную миссию, но сможешь ли ты словом, а не Мьельниром убедить брата в реальности происходящего? Ты не мастер притворства и уж тем более – переговоров.

– А мне и не нужно притворяться, – возразил Тор, направляясь к золотой двери, покрытой тонкими переливающимися на солнце узорами. – Мне надо вести себя естественно, чтобы Локи поверил.

Как только за Тором закрылась дверь, нервное напряжение в комнате возросло. И виноват в этом был вовсе не злосчастный узник грез.

– Твоя старшая и единственная плоть и кровь мне нравится все больше, – хмыкнул Хагалар. – Только вот родная ли она? Или украдена… даже не знаю… такой цвет волос… из Юсальвхейма?

– Поездки в Мидгард идут ему на пользу, – рассеяно отозвался Один, пропустив мимо ушей язвительную шпильку.

– Не только на пользу, к сожалению, – вздохнула Фригг. – Хагалар, вы с Берканой сможете изучить частицы потустороннего мира и предотвратить возможную катастрофу?

Вождь неопределенно пожал плечами: будто царица не понимает, что в таком сложном деле он ничего не может заранее обещать.

И снова воцарилась удушающая тишина – предвестница бури.

– Поведай мне, Хагалар, чем Локи занимается в поселении? – неожиданно спросил Один. – Мой старший сын вместе с Гринольвом вернули во дворец Тессеракт, а о каскете нет никаких вестей. Локи не стал бы шестнадцать месяцев разгадывать одну нерешаемую загадку.

– В чем ты меня подозреваешь, величайший? – притворно удивился Хагалара. – Я никакую блажь и дурь ребенка не поддерживаю. Наоборот пытаюсь удержать его в рамках приличий.

– У тебя не слишком хорошо получается, – равнодушно заметила Фригг. – Если бы не мои видения и не скорость Гери и Фреки, он бы замерз в снегах.

– За ним следили мои маги, прекраснейшая, – Хагалар с легкостью выдержал колючий взгляд царицы. – Я бы сам его забрал и без вас. Пойми, лучшая из богинь, я вовсе не желаю Локи зла. Почему ты мне не веришь и подозреваешь чуть ли не в связи с темными силами? Я всегда любил ваших детей. Я считал их своими!

– Именно, – кивнула царица. – Считал своими, но они выросли без тебя, они тебя не помнят. А я не понаслышке знаю, насколько ты мстителен.

– Кто бы говорил о мстительности, – грустно усмехнулся Хагалар. – Но ты ошибаешься. Для меня ваши дети навсегда останутся детьми, а детям не мстят. Даже Гринольв разделяет моё мнение, а это дорогого стоит!

– Детям – нет, – кивнула Фригг. – Но я не ребенок.

Хагалар промолчал. Атмосфера накалялась, а Один, сцепив руки в замок, внимательно наблюдал за схваткой любимых хищников. У кого из них острее зубы, сказать было сложно, и победа вполне могла остаться за Фригг, но тут дверь распахнулась, и в комнату, чеканя шаг, вошел довольный собой Тор. Он не обладал достаточной природной чувствительностью, поэтому не заметил напряженную атмосферу, хотя Фригг и Хагалар слишком поспешно натянули на лица маски безмятежности.

– Миссия выполнена! – громогласно объявил Тор. – Мне не потребовалось и двух минут. Брат осознал происходящее и просит вас зайти к нему. Даже извиняется перед Хагаларом, – Тор кивнул в сторону старого мага.

– Тор, я так рада это слышать! – Фригг с явным трудом вспомнила, что должна хотя бы внешне демонстрировать волнение за Локи, а не злобу на Хагалара. – Как тебе удалось?

– Проще, чем я полагал, – Тор подошел к отцу, который всем своим видом выражал одобрение. – Я заговорил с ним непринужденно, но брат не слушал, как год назад на скале в Мидгарде, когда я пытался вернуть его домой. Грозил убийством, орал, что я на себя не похож, что он сейчас уничтожит эту реальность. Тогда я положил на него Мьельнир и предложил уничтожить хотя бы его, прежде чем переходить на реальность. А пока он безуспешно пытался сдвинуть молот, напомнил ему о том, что нас связывало, но что он предпочел бы забыть. Вот и всё.

Один довольно кивнул. Грубая сила почти всегда лучше справляется, чем интриги и недомолвки. Если бы Фригг и Хагалар скрестили мечи или топоры, то договорились бы гораздо быстрее, чем обжигая друг друга ядовитыми словами и взглядами. Будто повторив ход его мысли, Хагалар отвёл Тора в сторону.

– Ты поражаешь меня в хорошем смысле этого слова, старшая плоть и кровь Одина. Я не думал, что ты способен на такую изобретательность.

– А ты, должно быть, старый приятель отца, – Тор протянул руку. Хагалар узнал характерный мидгардский жест и соизволил пожать ее. – Я рад познакомиться с тобой. Отец полностью доверяет тебе, раз отправил следить за Локи. Я буду рад разделить с тобой трапезу.

– Слова, достойные сына Одина, – присвистнул Хагалар. – Кажется, я зря столько времени охотился за Локи, поставив на тебе крест, Тор Одинсон. Ты кажешься вменяемее своего братца.

– Не думаю, что отец скрывал от тебя всё то, что произошло между нами, – вздохнул Тор. – Мой брат озлоблен и опасен и для себя, и для всего Асгарда. Я предупреждал отца.

– И, кажется, я предложил тебе придумать наказание для него, – отозвался Один, усиленно делающий вид, что ничего не слышит из тихого разговора. – Но ты так ничего и не придумал.

– Придумал, – возразил Тор. – Но не стал говорить тебе, ведь ты бы всё равно меня не послушал. Ты мудр и велик, отец, я успел это осознать за последнее время, и не мне советовать…

– Довольно, – махнул рукой Один. – Оставь сладкие речи брату, говори по делу. Что же ты придумал в тот снежный день во время прогулки с матерью?

– Брат жаждет власти, которая принадлежит ему по праву рождения. Он пытался захватить власть в Асгарде, потом завоевать людей. Почему бы не отдать то, что принадлежит ему по праву? Пусть отстраивает Етунхейм, который так хотел уничтожить. Он бы понял всю сложность правления, если бы ему пришлось управлять хотя бы… – Тор запнулся, подыскивая подходящее слово. – Хотя бы большой стройкой.

Хагалар не удержался от улыбки и похлопал громовержца по плечу.

– Ты мне всё больше нравишься. Жаль, что твое предложение неосуществимо сейчас, но оно на редкость осмысленное. Кстати, на стройку, точнее, уборку трупов в Мидгарде в свое время твой папаша меня с фелагом отправил. Там была такая милая женщина. А я ведь обещал ей, что навещу еще раз и узнаю, что же там произошло в Мидгарде. Старость меня подводит – забываю об обещаниях. Но сейчас не до прекрасной девы в черном.

– Ты о Наташе? – заинтересованно спросил Тор. – Рыжеволосой?

– Не помню точно. Вроде бы черноволосой. Но какая разница, какого цвета волосы у прекрасной молодой женщины в самом расцвете лет?

Один терпеливо ждал, когда Хагалар соизволит замолчать.

– Получается, что ты был готов отпустить брата из-под присмотра и отправить туда, где он сможет собрать себе новую армию?

– Нет, отец, ты неправильно меня понял, – Тор говорил предельно серьезно. – Не править Етунхеймом, а отстроить то, что порушено. И не в одиночку, а с нашими воинами. Отец, если бы ты хоть раз поручил мне или ему что-то по-настоящему стоящее, что-то, где мы могли бы проявить себя.

– А он прав, – хором согласились Хагалар и Фригг и с удивлением посмотрели друг на друга.

– Один, – взяла слово царица. – Мы многому научили наших детей, но у них слишком мало возможностей по-настоящему проявить себя. Два года назад коронацию Тора сорвали, и это было к лучшему. Но прошло время – он повзрослел. Пора дать ему еще один шанс проявить себя не только в военном искусстве.

– А я готов предоставить ему поле для деятельности, великий Всеотец, – согласился Хагалар. – Только Тессеракт верни. Я еще чего-то смыслю в политике, я знаю, что творится в девяти мирах, и у меня есть время на то, чтобы поднатаскать Тора на настоящих, пока что мелких проблемах, которых у нас полно, но до которых у тебя при всём желании руки не дойдут.

Пришел черед Одина и Фригг удивляться

– С тех пор, как ты вернулся в Асгард, ты никогда не проявлял интереса к Тору, – озвучила Фригг общие мысли царской четы.

– И очень зря, – кивнул Хагалар. – Я зациклился на Локи, хотя в детстве старался оказывать внимание обоим царевичам в равной степени, особенно в Ванахейме.

– Так это ты возил нас туда без всяких слуг, без отца?

Хагалар медленно повернулся к Тору.

– Дитя Одина, ты меня еще и помнишь?

– Если именно ты возил нас в Ванахейм, порой забирая со скучных уроков, то такое забыть невозможно, – Тор широко улыбнулся. – Но ты потом куда-то исчез. Я больше тебя не видел. Ты выполнял какую-нибудь славную миссию в Муспельхейме? Или Норнхайме?

– О, я расскажу тебе, где я был, – пробормотал Хагалар невнятно. – Один, стоит ли мне пояснять, почему твоя младшая змеюка мне больше неинтересна?

– Люблю змей, – перебил Тор. – Из Локи получаются красивые, но опасные.

– В змею обратиться не так и сложно, – произнес Хагалар, с легкостью обращаясь питоном. Раньше он любил превращаться в пресмыкающихся, но уже много столетий не было подходящего случая.

– Пойдем к Локи, – шепнул Один Фригг. – Кажется, Хагалара мы на время потеряли.

Царица кивнула и подала ему руку. Одно из самых страшных преступлений в Асгарде было предательство друга, а скольких друзей предал Хагалар – не сосчитать. Тор пожалеет, если решится скрепить союз с ним как с равным.

Локи с нетерпением ждал настоящих родителей. Отец не мог придумать лучшего выхода, чем послать Тора доказывать реальность происходящего. Мьельнир был очень весомым, тяжелым аргументом, к тому же магическим: он совсем не походил на себя во сне. Там это был просто тяжелый молоток, а в реальности – артефакт с переплетенным внутри кружевом заклинаний. Хотя брат несколько раз повторил, что с родителями все хорошо, Локи хотел убедиться лично. Когда дверь распахнулась, и в комнату вошли живые и здоровые Один, Фригг и чуть позже Хагалар, царевич вздохнул с облегчением. Мать тут же подсела к нему, взяла за руку. Всё как раньше, когда он болел.

– Локи, мы все так беспокоились за тебя.

Теплая, мягкая, знакомая с детства рука, столько раз облегчавшая боль и страдания. Всё как раньше, но почему-то из головы Локи не уходил образ Хель, не уходил омерзительный скелет, который терзал его в фальшивом Фенсалире. Он смотрел на мать, но видел не то покойника, не то оживший труп. Неведомые сравнения вызвали новую волну страха и неконтролируемого желания сбежать подальше от злобного духа.

– Мама, отойди. Пожалуйста, – с трудом произнес он, аккуратно высвобождая руку. – Я могу убить тебя. Снова.

Мир перед глазами опять начал менять очертания. Локи схватился за голову. Его трясло, словно в лихорадке. Перед глазами плыли разноцветные круги, воздуха не хватало, а отделаться от ощущения близости к покойнику он никак не мог.

– Мама… Что происходит?

В следующий момент он почувствовал, как Хагалар удерживает его практически в боевом захвате и не дает пошевелиться, а отец протягивает руку к его голове. От руки веяло неведомыми чарами.

– Ты… ты и правда маг мозга?! – в отчаянии завопил Локи и зажмурился. Сопротивляться не было сил.

Он почувствовал легкое прикосновение. И больше ничего. Один провел рукой по его лбу, потом еще и еще. Никакой магии, только успокаивающее тепло родных рук, и вот уже боевой захват Хагалара походит на объятия. И не к месту вспоминается недавний поцелуй.

– Локи, ответь, что ты только что увидел? – послышался голос отца спустя долгую минуту. Царевич не спешил открывать глаза, чтобы не столкнуться с другими неведомыми ужасами.

– Хель… Полутруп. Вместо мамы. Во сне было то же самое.

Один и Фригг понимающе переглянулись, Хагалар недоуменно покачал головой.

– Что ты еще видел в грезах?

– Тебя. Асгард. Очень много Хагалара. Тетю. Друзей и врагов.

Локи говорил с трудом. Его клонило в сон, и только страх перед новыми кошмарными видениями не давал отключиться от реальности.

– Ты видел пророчества? – послышался словно издалека голос Одина.

В ответ Локи попытался выбраться из рук Хагалара, и ему это удалось: старый маг положил его на холодные подушки, в которых не было и сотой доли тепла и заботы живого аса.

– Нет, наверное, нет. Я видел, как мама выпила яд, который ей принес Хагалар, – Локи открыл глаза и внимательно проследил за реакцией всех присутствующих, но те выглядели всего лишь удивленными.

– Зачем я пила яд? – ожидаемо спросила царица, держась подальше от сына.

– Я не знаю. Но это было как-то связано с отцом. И вы с Хагаларом были любовниками. Это… правда?

– Вот уж в чем я могу тебе поклясться, детеныш, так это в том, что мы с твоей псевдоматерью никогда не были любовниками, – горячо заверил Хагалар, не заметив осуждающего покашливания со стороны Одина и Фригг.

– Это только видения, – царица сделала несколько шагов к кровати, и Локи тут же напрягся. – Я побуду рядом, и кошмары смерти забудутся.

Хагалар хотел вмешаться, но на лице Фригг была написана холодная решимость. Она села на кровать и протянула руки, предлагая Локи принять объятия. И снова беспричинный ужас завладел царевичем, и снова он увидел истерзанный полутруп. Но отказаться было невежливо, и он переборол себя, прильнул к знакомой с детства груди. Прежде объятия матери ничего не значили для него. Они были привычными, банальными, он бы даже сказал, противными с тех пор, как он вырос и перестал нуждаться в заботе нянек, но теперь все изменилось. Он ощущал, что его обнимает сама смерть, пускай мягко и нежно, как настоящая мать. И страшный образ фантомного скелета больше не пугал. Дыхание Локи выровнялось, устаканились мысли, еще недавно сумбурные, разрывающие череп изнутри. От матери пахло лавандой, а еще розами, которые так любила Хель.

Хагалар подал знак Одину, и они отошли вглубь комнаты

– Они прекрасны, – прошептал Вождь, указывая на семейную идиллию.

Один ограничился кивком:

– Надеюсь, Локи пришел в себя. Но оставлять его одного опасно. Он всё еще в любой момент может утопить нас в крови.

– Может. И даже раскаиваться не будет, – подтвердил Хагалар. – По-моему, ему раскаяние вообще неведомо. Вот объявить виноватым кого-то незнакомого и непричастного – это в его вкусе.

– Виноватым всегда можно назначить меня, – усмехнулся Один. – Верховного бога.

– Которому ведомо всё, поэтому он виноват по определению, – весело продолжил Хагалар. – Пожалуй, за целый год я впервые вижу настоящую Фриггу. Даже когда она приезжала к Локи в поселение, то не снимала маску царицы. Вряд ли в мире есть нечто более прекрасное, чем любовь матери к ребенку. И вряд ли у Локи есть что-то более дорогое, чем Фригга.

– Ты на старости лет сделался сентиментальным, – усмехнулся Один, не собираясь ни в чем разубеждать того, с кем когда-то делил кров и пищу.

– Мне жалко ребенка, – пожал плечами Вождь. – И ты слишком дурно думаешь обо мне, Всеотец. Я его не трону.

– Ты и не должен. Ты должен защищать его.

– Понимаешь ли, величайший, от тебя защищать – сложно, особенно это дурное дитя.

Один покачал головой.

– Пока ты не прекратишь считать его ребенком, ты не сможешь с ним договориться. Мой сын вел армии и играл с прочими взрослыми игрушками. Он доказывал, что достоин самого серьезного к себе отношения, – Один усмехнулся. – А защищать его от меня у тебя нет повода. Локи боготворит меня, жаждет служить мне. Не Асгарду, хотя и подменяет понятия, сам того не замечая.

– Прекрати, – зашипел Хагалар. Он чувствовал, что перестает контролировать себя, а нарушать семейную идиллию не хотел. – Я не знаю, как ты сделал так, что Локи боготворит тебя после всех твоих издевательств, но когда-нибудь он тебе отомстит. И я ему помогу.

Один не пожелал продолжать бессмысленную распрю, не пошел на поводу у старого мага, которому все равно, с кем ссориться: с царем или с царицей. А вот Хагалару очень хотелось продолжить, высказать, наконец, все, что так долго копилось в его душе, но устраивать разборки при детеныше было ниже его достоинства.

Вдруг спокойно сидевшая Фригг встрепенулась и попытаться отцепить от себя Локи.

– Кажется, он снова заснул, – недовольно произнесла она, подзывая Одина к себе, но Хагалар успел первым. Он бережно переложил царевича на подушки.

– И мы опять не знаем, здоровый это сон или очередные кошмары.

– Можно проверить, – предложил Один. – Я отправлюсь к нему в сон и посмотрю, что там. Если ничего страшного, то пусть спит – он очень вымотался за много часов иллюзий.

С этими словами Всеотец дотронулся до груди Локи, закрыл глаз и погрузился в транс.

– Беспокоиться не о чем. Это самый обычный сон, – произнес он несколько мгновений спустя.

– Слава Иггдрасилю, – выдохнула Фригг.

– Я перекрыл канал между мирами, – пояснил Один. – Никто извне не должен потревожить его покой.

– Но мы понятия не имеем, на что он теперь способен, – прошептал Хагалар, легонько поглаживая Локи по волосам.

– Скоро выясним, – кивнул Один своим мыслям. – Несколько дней он пробудет здесь. Я присмотрю за ним. А ты отправляйся в поселение вместе с ценным грузом из другого мира.

Хагалар только отрицательно покачал головой.

– Нет, Всеотец, я не уйду. Раз уж я оказался здесь, то останусь с Локи до конца.

– Раньше он приезжал в Гладсхейм без тебя, – заметила Фригг.

– Раньше он не был слаб, не был монстром, – взбеленился Хагалар. – Теперь все по-другому. Он в жутком состоянии, и я не позволю никому его мучить. Вы сами сделали меня его опекуном. Да и с Тором надо познакомиться поближе. Но не это главное. Главное, что вы не сможете больше утаить от меня ничего ценного.

– Утаить? – переспросила Фригг.

– Да. Как много столетий назад, когда подобрали ребенка и ни о чем мне не сказали. Я не хочу знать, почему, я не хочу знать, когда я потерял твое доверие, Один, и был ли я хоть когда-то для тебя чем-то, кроме как удобным орудием. Я не хочу всего этого знать, я предпочту приятную ложь горькой правде. Я слишком стар, чтобы пускаться в объяснения. Но я всегда получаю то, что хочу, и тех, кого хочу, или отпускаю их по своей воле.

– Не надо, Хагалар. Ты ведь совсем недавно отказался от Локи в пользу Тора, – возразила Фригг.

– Я отказался учить, но не защищать.

– Я всегда знал, что не ошибаюсь в тебе, – величественно произнес Один. – Но в Гладсхейме тебе не от кого его защищать.

Хагалар закатил глаза. Разговор упорно ходил по кругу, Один уперся и не желал признавать то, о чем в свое время недвусмысленно поведали избитая спина царевича, многочисленные болезни и прочие мелочи, которые подметили софелаговцы, когда гостили во дворце. Сражаться с Одином словесно, пытаться к чему-то его склонить и в чем-то убедить, было бессмысленно. Все, что Хагалар мог, – это не отходить от Локи и забыть об Иваре, который тоже представлял огромную опасность и вряд ли беспробудно спал все это время. Но раз Асгард еще стоит и не содрогнулся от мощи новых богов, значит, ничего страшного пока не произошло. В конце концов, Алгир стар и мудр, а еще он врач, великолепно управляющийся со всякими галлюциногенами. Уж он-то сможет запудрить мозги твари, вселившейся в Ивара, если таковая вообще имеет место быть.

Фригг не возражала против пребывания Хагалара в Гладсхейме во многом потому, что вовсе не бывший друг занимал ее мысли, а приемный сын, у которого обострились чувства и который мог обнаружить среди бессмысленных видений часть правды, которую от него скрывали. А учитывая, как он отреагировал на такую мелочь, как собственное происхождение, Фригг боялась предположить, что он устроит, если узнает гораздо более страшные вещи.

====== Глава 86 ======

Сложившаяся ситуация не нравилась всем, и в первую очередь Алгиру. Он предпочел бы даже не слышать о разборках царственных детей враждующих народов, но пришлось. Из-за вездесущего Хагалара. Почти все неприятности в жизни Алгира происходили по вине настырного мага, вечно сующего длинный нос не в свое дело. С той поры, как дерзкий, отчаянный мальчишка ворвался в Гладсхейм подобно стихийному бедствию и приглянулся царю богов, жизнь Алгира переменилась. В те годы он был лишь учеником и не обращал внимания на тех, кто младше и не имеет отношения в врачевательному искусству. Зато новенького мальчишку трудно было не заметить и не запомнить. И в основном не из-за подвигов, достойных легенд, а из-за травм, которые приходилось лечить. Разумеется, не лично Алгиру, а его наставникам, но молодой врач присутствовал при операциях, наблюдал за ними и постигал целительное искусство во многом на неугомонном Хагаларе.

То был конец эпохи, позже получившей гордое имя «Эпоха последнего совета Одина». Чопорное название прекрасно отражало скорые перемены, которые ждали дворец. Но для Алгира то была пора юности: вокруг мелькало множество знакомых асов, которые своим ежедневным тяжким трудом вели молодого аса к процветанию и благоденствию. Но всему приходит конец, в том числе и беспокойной юности: советников прилюдно казнили, из дворца таинственным образом исчезли почти все знакомые Алгира, и даже несносный Хагалар попал в тюрьму. Правда, сидел он там не так уж долго: чудом спасся от эшафота и вышел на свободу вовсе не тем, на ком Алгир учился делать швы и накладывать повязки.

Наступила новая эра. Эра двух правителей: Одина и его мистической Тени. Это был расцвет Хагалара. Из задиристого бестолкового мальчишки он превратился в блистательного молодого аса, имеющего определенный успех и у женщин, и у валькирий, и у норн. Он стал душой компании: воины, знать и даже крестьяне принимали его как родного. Он участвовал чуть ли не во всех военных походах того времени и возвращался не только невредимым, но и со славой и почетом. Личная удача всегда была на его стороне. При этом он часто мешал молодому врачу Алгиру проводить операции или осматривать пациентов, врываясь в целительное отделение и буквально силой оттаскивая от операционного стола. Управы на него никакой не было, ведь он – любимец Одина, и возражать ему себе дороже.

Эпоха двух правителей была славной, победоносной, но короткой: Тень исчезла, а Хагалар в тот же период едва не лишился рассудка. И лишился бы, если бы Всеотец не оберегал своего любимца (которого многие царские лизоблюды называли не иначе как внебрачным царским сыном). Один обратился за помощью к целителям. И нет бы выбрал кого-нибудь опытного и мудрого. Нет, ему потребовался именно Алгир, перед которым поставили неразрешимую задачу: спасти Хагалара от самого себя.

Несмотря на все трудности Алгир блестяще справился с заданием. Не столько потому, что на то была воля Одина, сколько потому, что сам был крайне заинтересован в работе: когда-то давно он лечил Хагалару переломы, теперь – разум и чувства. Это была новая ступень мастерства. С большим трудом Алгиру удалось вернуть полунедругу рассудок и ясность сознания, но менее противным он от этого не стал.

Из дворца тем временем вновь начали пропадать асы. Алгир, будучи зрелым мужчиной, повидавшим всякое и хранившим много секретов правящего дома, решил не искушать судьбу и добровольно удалиться на покой как можно дальше от Гладсхейма. Туда, где его не найдут, потому что не будут искать.

Он надеялся спокойно дожить до старости в деревне бесконечной магии, но не прошло и тысячи лет, как ненавистный любимец Одина объявился вновь. Старость никого не улучшает, но Хагалар, кошмар юности Алгира, превратился в совершенно невыносимого старика. Самовлюбленный индюк, мнящий себя величайшим асом поселения, сумел каким-то невиданным образом выбиться в мастера. Работу свою он выполнял откровенно плохо – маги часто жаловались, – но никто не мог сместить его с поста вот уже несколько столетий, потому что в интригах Хагалару не было равных. Сам Алгир никогда ни в какие интриги не вмешивался и считал, что во многом поэтому дожил до преклонных лет. Зато он хорошо выполнял привычную работу и надеялся, что большего от него не потребуют.

Но надеждам не суждено было сбыться. Полтора года назад спокойную жизнь снова нарушили. На этот раз нежданно-негаданно нагрянул Всеотец и буквально швырнул в ноги Алгира искалеченного Локи. Потом пожаловала царица, и прежде относившаяся к домашнему врачу с большим подозрением. Потом на шею сел Хагалар и потребовал высказать мнение по вопросам, которые никого не касались. И вот теперь в результате цепочки случайных событий Алгир находится в эпицентре какой-то очередной грязной истории младшего сына Одина, насчет которого у него было множество подозрений.