Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

====== Глава 3 ======

Локи покорно следовал за отцом по пустынным коридорам, украшенным тканью желтого и серого цветов. Факелы тускло освещали проход, по которому царевич раньше часто ходил, но сейчас не мог вспомнить, куда именно он ведет. Всеотец шагал чуть впереди, не выпуская каскет из рук. В полнейшем молчании они дошли до западных ворот. Не дойдя до створок буквально пары шагов, Один остановился и толкнул небольшую дверцу, едва различимую в полумраке. Локи дернулся было следом, но был остановлен небрежным взмахом руки.

      Дворец спал, с улицы не доносилось пение ночных птиц или стрекот насекомых. Мир будто замер, оставив Локи наедине с своими кошмарами. «Если Один решил тихо и без шума казнить меня, то сейчас самое время» – подумал царевич. Он огляделся по сторонам: можно с легкостью сбежать, оставив иллюзию. Только вот куда? Всевидящий Хеймдаль выследит его в момент, за ним пошлют стражу, и тогда точно можно будет забыть о снисхождении. С другой стороны… Локи на мгновение представил себе, как отец отводит его в один из лесов, окружающих столицу Асгарда, и медленно убивает, наблюдая без всякого интереса за длительной агонией. Каким будет орудие справедливости? Легче всего убивать магией.       Царевич принялся вспоминать свое детство и юность и с неудовольствием отметил, что отец очень редко применял магию и никогда не направлял её на своих детей, не считая того дня, когда изгнал Тора. Локи понятия не имел, хватит ли ему умений и навыков для защиты. Но какова альтернатива? Если он сможет сдержать удар… Убить отца? Каким-нибудь невероятным образом сбежать? Богатое воображение рисовало исключительно безрадостные картины, а неизвестность заставляла сердце биться чаще. Дверь отворилась, пропуская Одина в коридор: с его рук свисала какая-то черная ткань.       – Спрячь каскет, – Всеотец протянул артефакт. – И надень это. Локи решил ничему не удивляться или хотя бы не подавать вида. Пара пасов руками – и каскета уже нет. Что ж, видимо его не убьют. Во всяком случае, пока. Но уж не собирается ли Один в таком случае устроить настоящий допрос с пристрастием? Царевич про себя усмехнулся: сложно представить себе пытку, которая заставила бы его заговорить. С другой стороны, изощренность ума Всеотца тоже не стоит недооценивать. С него станется превратить приемного сына в человека или же просто снизить болевой порог, а уж тогда…       Неимоверным усилием воли поверженный бог заставил себя не думать о возможном будущем и переключить внимание на ткань, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась плащом, причем таким большим, что царевич буквально утопал в нем. Никто не смог бы узнать в бесформенной фигуре одного из сыновей Одина.       – Идем, – бросил Всеотец, направляясь к выходу. Локи плелся за ним, на каждом шагу путаясь в черной ткани.       Они прошли мимо недремлющей стражи. Пара охранников мазнула взглядом по странной, закутанной в черное фигуре, но никто не посмел обратиться к царю богов с расспросами. Выйдя на улицу, Один направился прямиком к конюшням. Локи старался не отставать от него, проклиная неудобный плащ и слишком глубокий капюшон, мешающий обзору. Царевич с удовольствием осмотрел бы внутренний двор, потому что никак не мог отделаться от ощущения, что хоть что-то должно было измениться за время его отсутствия. Хотя что такое год для бессмертных, какие-то триста восемьдесят шесть дней? За такой короткий промежуток времени в царстве вечного мира не могло произойти ни одно значимое событие… В конюшне пахло душистым сеном. Холеные кони лежали или стояли каждый в своем деннике. Никто из асов не вышел встретить Всеотца, что несказанно обрадовало Локи, но и удивило. Он твердым шагом направился туда, где обычно стояла его бурая лошадка. Однако, подойдя ближе, он увидел серую в яблоках кобылу, которая совсем не походила на того коня, о котором он много зим заботился. Локи огляделся: множество лошадей смотрело на него, в том числе и знакомых. Вот гнедой Хогуна, вот светло-серый Сиф, но его коня среди них не было.       – Выбирай любую, – послышался ровный голос Всеотца.       Локи не заставил себя просить дважды. Он подошел к лошади Тора, на которой совсем недавно приехал в Асгард, и которая стояла не расседланная. Отметив про себя халатность конюха, царевич с трудом залез на коня, чуть не запутавшись в неудобных одеждах. Отец уже поджидал его.       – Едем.       Локи тронул повод: лошадь тут же пошла шагом. Она явно узнала того, кто раньше часто ездил на ней. В свое время Тор купил этого коня в другом мире, где к лошадям было особое отношение, казавшееся Локи излишне жестоким: их с детства приучали к мысли, что хозяин – это бог и господин, а чужих следует бояться. Тору такая методика воспитания запала в душу, и он приложил много усилий, чтобы лошадь принадлежала только ему и брату, а чужих к себе не подпускала. Ради этого все обитатели дворца, кроме Локи и Тора, обращались с ней плохо, планомерно доказывая, что только хозяин будет ей надежной защитой. Подобная линия поведения срабатывала всегда, однако с этой лошадью творилось что-то странное: обычно она к себе чужих не подпускала, но бывали дни, когда она отказывалась возить царевичей и вела себя так, будто её хозяева Хогун и Фандралл. Тора редкие вспышки непокорности смешили, Локи настораживали. Если бы это была его лошадь, он никогда не стал бы ездить на ней по делам или в походы. Однако в этот раз все обошлось: животное признало седока и слушалось малейшего движения. Один пустил своего коня галопом в направлении западных ворот города, презрев опасности, которые могли настигнуть одинокого путника в Асгарде.       Занимался рассвет, с трудом освещавший силуэты низеньких деревьев. Когда город остался далеко позади, Всеотец сменил галоп на медленную рысь. Локи последовал его примеру. Вокруг не было ни души, поэтому царевич с молчаливого позволения отца скинул капюшон. Осенний морозный воздух приятно холодил легкие. Приближалась зима.       Один вел сына вдоль скал, под которыми бушевало неспокойное море, омывающее пляж, покрытый странным, черным песком. Насколько хватало глаз, берега были расчерчены заливами и фьордами, а неплодородные россыпи камня были покрыты красочными коврами мхов и лишайников. С правой стороны высились горы невероятной красоты, с которых низвергалось множество водопадов. Среди них царская семья когда-то любила гулять. В редкие ясные дни над величественными водопадами расцветала яркая радуга. Локи улыбнулся, вспомнив, как Тор пытался поймать её и чуть не свалился в воду. В тот день братья впервые увидели настоящую радугу и поняли, что она превосходит по красоте мост, названный в её честь… Вдалеке виднелась лиственная роща с больными искривленными березами, ивами и рябинами. Локи знал, что, подъезжая к ней, надо быть предельно осторожным, чтобы не попасть в одну из многочисленных топей, поросших кустиками клюквы. В детстве царевичу казалось, что эти ягоды стоят того, чтобы ради них утонуть, ведь они были единственной едой, которую он мог раздобыть сам и есть так, как ему вздумается. Любая другая пища доставалась только с царского стола, за которым подобало сидеть определенным образом и есть определенные блюда в определенном порядке. И попробуй забудь, как следует себя вести – наказание последует немедленно. На болотах же все было иначе. Там не было надсмотрщиков. Зато были ягоды и звери, на которых братья любили охотиться. Локи до сих пор помнил, как подстрелил свою первую жертву – белую куропатку. Это событие показалось ему настолько значимым, что он сохранил череп несчастной птицы в качестве амулета. Однако при осмотре своих покоев он его не досчитался, как и прочих оберегов.       Вдруг Локи заметил на перекрестке дорог деревянного идола, которого раньше не было. Он резко дернул повод, заставляя коня остановиться. Один придержал своего. Правитель Асгарда внимательно наблюдал, как Локи медленно слезает с лошади и подходит к кумиру. Нагибается, буквально носом тычется в руны, чтобы разобрать их при неровном свете заходящей Луны. Прошло с полминуты: царевич оставил попытки прочитать надпись глазами и принялся ощупывать каждую руну, сопоставляя значения. Всеотец заметил, что рука, водящая по идеально вырезанным знакам, чуть дрожит. Разобрав, наконец, что написано на идоле, Локи резко встал, чуть не потеряв равновесие, и в три шага оказался подле Одина.       – Если мы не спешим, позволь мне заехать на кладбище. – Голос царевича был неестественно твердым.       Всеотец кивнул: ради этого он и повез сына дальней дорогой. До погоста добирались в полном молчании. Локи смотрел куда-то вдаль и напоминал каменное изваяние, которое по нелепой случайности взгромоздили на лошадь. Место вечного упокоения располагалось на небольшом удалении от основной дороги, в тени огромных берез, чьи стволы почему-то не были искривлены, несмотря на жуткий, пронизывающий ветер. Локи безумным, невидящим взглядом осматривал базальтовые курганы и могильные камни, медленно, нетвердой походкой приближаясь к огромной насыпи в три человеческих роста. Ее окружала ограда из стоящих вертикально камней, по форме напоминающая треугольник. Локи резко остановился, чуть не наступив на ягоды и листья рябины, украшающие курган. Его взгляд скользил по огромному, заросшему холму сверху вниз и обратно. Все еще не сводя глаз с кургана, он нагнулся, провел рукой по сырой от недавнего дождя земле, поднял сморщенную ягоду и долго рассматривал её.       – Зачем вы закопали мои вещи? – спросил он глухо.       – Мы думали, что ты погиб, – ответил Один. Его план сработал: Локи ошеломлен, сломлен, теперь от него можно будет добиться необходимых сведений. – Ты хочешь их забрать?       – Нет, – тихо ответил царевич, перебирая землю, разрывая листья рябины. – Живых не вернуть, а вещи…       Он резко сжал руку в кулак, сминая листья, давя ягоды. Один молчал. Он хотел ошеломить сына, и ему это удалось. Сколько тому понадобится времени, чтобы осознать увиденное? Чтобы осознать, что для всех он любимый герой, пускай и павший? Принять, что он вернулся в Асгард не преступником, а воскресшим сыном Одина?       Локи рывком поднялся с земли. Царь Асгарда отметил про себя, что резкое движение далось ему тяжело: Локи понесло в сторону, а лицо на мгновение исказилось гримасой боли. И дело тут явно не только в душевном потрясении. Всеотец с самого начала заметил, что сын не столь горделив и статен, как обычно, и предполагал, что причиной сутулости вполне могли быть раны, нанесенные защитниками Земли.       Царевич молча подошел к своему коню, погладил морду: тот недовольно фыркнул, взмахнул хвостом – ему неприятно было прикосновение грязной руки. Локи медлил несколько мгновений, будто собираясь с мыслями, а потом вскочил в седло, всем своим видом показывая, что готов ехать дальше.       Оставшийся путь проходил в гробовом молчании. У Локи перед глазами стоял то идол с выгравированной историей, полностью искажающей события прошлого года, то огромный курган, над которым было пролито море слез. Царевич ощущал себя чужим в родном мире. Для всех он умер. Его оплакали и похоронили, не оставили ничего, что было ему дорого. И вдруг он возвращается… Если раньше возвращение домой пугало неизвестностью и возможными вечными муками, то теперь страх сменился омерзением. Противно было находиться в священной обители богов, быть тенью прошлого, о которой все вспоминают с теплой улыбкой, но возвращения которой никто не ждет.       Всадники были настолько увлечены своими мыслями, что и не заметили, как въехали в одну из многочисленных долин гейзеров. Каждые несколько минут откуда-нибудь извергался фонтан брызг, пара и песка, будто нарочно стараясь окатить притихшего Локи. Лошади осторожно переступали через ручейки, от которых неприятно несло запахом серы.

Но вот вдали показались стены крупного поселения. Локи далеко не сразу обратил на них внимание, а когда обратил, то от неожиданности резко дернул повод. Лошадь остановилась как вкопанная, недовольно взмахнув хвостом: она не любила резких движений. Царевич видел, что дорога одна, ведет она прямиком в поселение, и никаких развилок больше не будет. Пленник вопросительно глянул на удаляющегося отца, все еще не веря, что их путь лежит именно туда. Всеотец остановил лошадь, но даже не обернулся. Локи еще раз посмотрел на поселение, потом на отца, глубоко вздохнул, убедившись, что направляются они таки в ту сторону, и пришпорил коня.

      Он все еще был в некоем полузабытье после идола и кургана, поэтому никак не мог осознать, куда его конвоируют в такой спешке… Изначально Локи считал, что его посадят в темницу и будут держать там до судебного разбирательства. Или же просто запрут в каких-нибудь покоях. Однако уже одно то, что Тор оставил его в комнатах, не приставив стражи, заставило насторожиться. Теперь еще и это. Локи с самого начала знал, что отец едет не в ту сторону, где находятся темницы, военные укрепления или каменоломни, но только теперь понял, что именно приготовила ему судьба. Путники приближались к мощной полукруглой ограде, больше похожей на военное укрепление, чем на обычную изгородь. Дорога, ведущая к единственным воротам загадочного поселения, была пропитана ароматом каких-то трав, грибов и волшебства. Сильнейшего волшебства, от которого у многих начинала кружиться голова. Множество самых разных магических потоков переливались и сливались в один, создавая невероятные узоры, видеть которые могли только сами маги.       Локи знал о существовании этого места, но никогда не подходил к нему даже близко. Здесь жили асы, отказавшиеся от всего: от жизни, друзей, семьи – и посвятившие себя служению науке. Они находились вне закона. За пределами их личного мирка любой мог напасть на них или убить. У большинства было очень темное прошлое, омрачавшееся убийствами и прочими тягчайшими преступлениями. Они были вне сословий, вне законов, вне всего. И если бы не Один Всеотец, то разгневанные жители соседних деревень давно уничтожили бы этот оплот науки и магии. В течение столетий предпринималось несколько попыток сжечь поселение, и каждый раз поджигатели держали ответ лично перед Одином. Кончилось дело тем, что крестьяне ушли из долины, и теперь только серое плато, сложенное древними базальтовыми лавами, открывалось глазам случайных путников. Когда-то оно было голым и безжизненным, но за последние столетия поросло травой и редкими кустарниками, что добавило многочисленным кочкам и холмикам красоты и гармонии. Со скал, к которым примыкало поселение, струился каскадный водопад. Талая вода вытекала из-под лавового поля, появившегося после крупного извержения вулкана, и превращалась внизу в мелкий ручей с такой холодной водой, что, поговаривали, в ней не жила ни одна рыба.       Локи не имел ни малейшего представления, зачем Один привел его сюда, в мир узаконенной преступности, где каждый второй заслуживал мучительной смерти. Царевич слышал что-то когда-то о том, что предмет его гордости, его великолепные одежды имели какое-то отношение к этому месту и его жителям. Но разве это достойная причина для посещения? Он подъехал ближе к отцу, набросил капюшон и приготовился к худшему. Царевич был уверен: что бы царь богов и людей не задумал, ни к чему хорошему его затея не приведет.       Всеотец остановился у массивных ворот. Локи отметил, что, несмотря на ранний, еще почти ночной час, из-за забора слышалось множество голосов. Правитель Асгарда не успел поднять руку, а ворота уже распахнулись, словно повинуясь настойчивому стуку. Один въехал внутрь. Локи не отставал от него ни на шаг. Неудобный капюшон не помешал ему увидеть, как жители, почему-то не спавшие в столь ранний час, резко замолчали, узрев Всеотца, и чуть ли не попадали на колени в порыве подобострастия. Один жестом поднял их, не удостоив собравшийся сброд ни единым словом. Локи не мог сдержать ухмылку: ему было противно наблюдать, как эти жалкие существа, с его точки зрения еще худшие, чем люди, смеют находиться рядом с величайшим.       Царевич огляделся, насколько позволял капюшон. До самого горизонта тянулись десятки разнообразных домов: квадратных и прямоугольных, длинных и коротких, сделанных из торфа, глины, камней и даже бревен. По сторонам большей части домов проходила широкая земляная насыпь, край который был обшит досками или, в редких случаях, обложен каменными плитами. Около дверей возвышались разноцветные столбы, явно имевшие какое-то сакральное значение. Кроме жилых домов, можно было легко узнать необходимые хозяйственные постройки: амбары, бани, кузницы. Между домами петляли ухоженные дорожки из камня и какой-то соединительной смеси, которая позволяла тропкам не раскисать даже после сильнейших ливней и снегопадов. Вокруг домиков раскинулись небольшие сады, но росли там далеко не овощи и злаки, а разнообразные травы, то ли целебные, то ли ядовитые. Кое-где лежали кучи песка, глины, торфа и еще чего-то непонятного. Локи не мог себе представить, зачем его привезли в это престранное место? Уж не для того ли, чтобы заточить навечно или отдать на растерзание служителям науки?       Всеотец, тем временем, наклонился к одному из жителей и спросил что-то. Тот указал на дом, соединенный с парочкой соседних узкими коридорами из глины. Один направился к нему. Локи следовал чуть позади. Любой встречный ас изгибал спину в каком-то невероятно глубоком поклоне и бурчал невнятные слова приветствия. Локи начинало тошнить от этого неестественного, мерзкого подобострастия, доходящего до исступления. Чтобы хоть на что-то отвлечься, он начал разглядывать местных жителей, стараясь не вслушиваться в их слова. С удивлением он обнаружил, что их одежда была на редкость простая, но донельзя разноцветная и украшенная невероятным количеством драгоценностей. Навстречу прошло несколько женщин в штанах. Невиданное дело! Локи точно знал, что в обычных городах ношение штанов вполне могло стать достаточной причиной для развода, а тут никто не стеснялся.       За невеселыми мыслями пленник и не заметил, как подъехал к тому самому дому, на который указал местный житель. Всеотец спешился. Локи пришлось последовать его примеру, хотя он с большим удовольствием остался бы сидеть на лошади: идеально гладкие, блестящие камни дорожки казались грязными. Само поселение вызывало отвращение. Место отверженных. «Одна большая семья, которая все равно никогда не заменит настоящую» – так говорили о нем обитатели дворца.       Всеотец жестом пригласил Локи войти первым. Царевич, немедля, переступил порог серого двухкомнатного дома и чуть не врезался в один из опорных столбов, расположенных по какой-то непонятной причине неподалеку от входа. Его, как и все прочие, украшала разноцветная резьба, кое-где, правда, стертая до мышиного цвета (Локи злорадно подметил, что, видимо, не у всех асов столь же великолепная реакция, как у него, и не все успевают увернуться). На стенах висели связки различных трав и кож диких животных. У дальней стены горел камин, подле него стоял огромный деревянный сундук без резьбы. На приподнятом полу лежали шкуры и набитые перьями подушки, на которых, почему-то, никто не спал. Кроме этого в комнате стояла пара столов, не лишенная изящества. На них были собраны склянки из разноцветного стекла, от которых несло омерзительным зловонием. Локи отметил про себя, что столы на ночь не убрали, а в камине все еще горит огонь. Значит, кто бы ни жил здесь, он ведет ночной образ жизни.       – Поставь каскет на стол, – скомандовал Один. Локи этот приказ сильно удивил: неужели отец хочет, чтобы величайший артефакт ледяных гигантов остался здесь? В мире отверженных? Однако ему самому-то какая разница? Царевич подошел к столу и материализовал артефакт. Синяя, вязкая масса совсем не походила на мягкий голубой дым, который столетиями мерцал в центре ковчега.       – А теперь раздевайся, – услышал Локи еще одну команду.

Он повернулся к Всеотцу, изумленно приподняв бровь. У противоположной стены стоял какой-то ас весьма странной наружности: его одежды, волосы и брови были белы как снег, хотя сам он явно не разменял и двух с половиной тысяч лет. Локи недоумевал, как это место, этот ас и странный приказ связаны друг с другом? Видя его замешательство, Один снисходительно пояснил:

      – Это целитель, он осмотрит твои раны.       Локи только зубами скрипнул. Откуда отец узнал, что они у него есть? Ведь пара царапин на лице ничего не значит! Царевич вспомнил, что на Земле видел такое странное приспособление как рентген, которое показывало кости, минуя кожу, кровь и сухожилия. Неужели царь богов своим единственным глазом может видеть тело насквозь?       Локи ощущал себя на редкость мерзко. Зачем отец его сюда привел? Целительное отделение дворца лучшее во всем Асгарде. Какой-то местный знахарь не сможет тягаться с великолепнейшими врачами. Тем более, мужчина! Ведь испокон веков искусство врачевания считалось женским. Однако противиться приказу бессмысленно, и царевич таки обнажил многострадальную спину.       – Локи, кто нанес тебе эти увечья? – удивленно спросил Всеотец, разглядывая фиолетовые разводы.       Поверженный бог гордо хранил молчание.       – Мне необходимо осмотреть тебя. – Целитель приблизился к сыну Одина. – Пожалуйста, ложись.       Локи безмолвно повиновался. Мужчина долго щупал его тело, что-то проверяя, что-то куда-то записывая.       – Имеются множественные ссадины, ушибы, кровоподтеки в области спины, плеч и поясницы. Повреждений костной системы нет, – наконец, заключил он. Царевич мысленно поаплодировал. Ну, разумеется, нет, иначе он бы так легко сюда не доехал. И вообще не встал бы с пола после битвы.       – Повреждения внутренних органов, вероятно, минимальны, – продолжил целитель. – Мы воспользуемся целительным эликсиром и охлаждающей мазью – они быстро залечат ссадины и кровоподтеки, но я не исключаю повреждения крупных сосудов и возможного образования внутренних гематом…       – Сколько понадобится времени для полного восстановления? – перебил Один.       – Пару ночей, не меньше, – отозвался белокурый ас. – И это при условии полного покоя, сна, хорошей пищи и большого количества воды.       – Ему все это будет предоставлено, – кивнул Один и, повернувшись к Локи, продолжил:       – Когда твои раны заживут, мы проведем обряд, который позволит тебе вернуться в семью.       Локи лишь кивнул, совершенно не понимая, что он все-таки делает в поселении отверженных? Почему его лечат не во дворце? И кто такой на самом деле этот престранный целитель? Локи часто ходил в походы, часто получал травмы и был лично знаком со всеми работниками целительного отделения дворца. Никто из них никогда не говорил такими длинными, туманными фразами, смысл которых настойчиво ускользал от понимания.       Углубившись в несчастливые воспоминания, Локи едва не забыл, где он находится и в каком положении. Он обнажен, беспомощен, распростерт буквально у ног отца, точнее, царя Асгарда, который возвышается над ним и внимательно осматривает синяки, оставшиеся от побоев. Осматривает так, будто сам их нанес и раздумывает, не продолжить ли экзекуцию. Локи поймал себя на мысли, что он с большей радостью перенес бы побои от руки отца, чем этот заинтересованный и немного, кажется, взволнованный взгляд.       – Здесь ты сможешь спокойно отдохнуть. Я пошлю к тебе твоих рабов, они принесут необходимые вещи, – добавил Один, отвернувшись, наконец, от сына. Локи вздохнул с облегчением и отметил про себя, что ведь отец мог передать его в руки врача и вернуться немедленно в столицу. Однако он остался. О чём это говорит? О заботе, любопытстве или слежке? Царевичу казалось, что если он сможет понять мотивы Одина, то это сильно поможет ему в дальнейшем, но мозги отказывались думать. Чудовищная усталость навалилась на него еще тогда, когда он лег на теплые шкуры перед осмотром, а теперь, когда его судьба хотя бы частично определилась, держать глаза открытыми и разум светлым становилось совершенно невозможно.       Царь Асгарда ушел, даже не попрощавшись. Поверженный бог с неудовольствием отметил, что остался наедине с местным шарлатаном. Тот поил его эликсиром, по вкусу ничем не отличающимся от воды, смазывал спину дурно пахнущей мазью. Царевич позволил себе расслабиться и забыться тяжелым сном.       Солнце освещало поселение робкими лучами. Все больше и больше асов покидали свои дома и спешили куда-то по только им ведомым делам. В этот раз Один не обращал внимания на приветствия и раболепные поклоны. Он обдумывал решение, которое принял еще по дороге сюда. Каскет – слишком ценный артефакт, чтобы его можно было поручить кому-то ненадежному. А во всех девяти мирах был только один ас, которому Один действительно доверял. Значит, решено.       – Где живет Хагалар, мастер магической ветви науки? – спросил Один у проходящей мимо девочки.       – Ой! – та аж подпрыгнула от неожиданности. – Всеотец! – Она тут же склонилась в таком глубоком поклоне, что чуть не сломала себе спину. – Вон, вон, вон там, я провожу!       Девочка, маленькая, юркая, с живыми лучистыми глазами тут же выпрямилась и принялась бурно жестикулировать, указывая на квадратный дом, расположившийся неподалеку.       – Он уже проснулся, я точно знаю. Ты можешь посетить его прямо сейчас, Всеотец! – на лице застыла возбужденная неестественная улыбка. Один поблагодарил ее и направился в указанном направлении. Девица еще долго махала ему рукой и что-то выкрикивала. Прочие асы не обращали на нее никакого внимания.

====== Глава 4 ======

Один вошел в глиняный дом с маленькими окнами, в которые робко проникали первые лучи восходящего солнца. Полутемная комната более походила на библиотеку, чем на жилое помещение: почти все пространство занимали столы с наваленными на них толстенными книгами, свитками, дощечками с письменами, перьями, баночками с красками и маленькими ножичками, украшенными резными головами кабанов и оленей. Скамеек было гораздо меньше, чем столов, и использовались они явно не по назначению, учитывая, сколько там лежало книг и бесполезного, по мнению Одина, хлама. Подобный беспорядок был немыслим во дворце, где за чистотой следило множество слуг и рабов, поэтому так бросался в глаза тому, кто почти не выезжал из Гладсхейма.

      Среди гор книг с трудом можно было различить фигуру мужчины в простой, неяркой, но со вкусом подобранной одежде. Он сидел в дальнем углу комнаты за огромным резным столом бледно-красного цвета.       – Здравствуй, Хагалар, – произнес Один, подходя ближе и стараясь не задевать многочисленные валяющиеся на полу свитки. Кто знает, как среагируют магические руны на подобное неуважение?       – Великий Всеотец, – мужчина встал и поклонился, изображая глубокое почтение. – Чем обязан столь высокому визиту?       – Мой сын вернулся из мира смертных, – ответил Один, внимательно осматривая своего собеседника: прошедшие годы сильно изменили мастера магии.       – Прими мои искренние поздравления. – Склонился тот еще ниже. Однако даже в такой позе его голос не был раболепным, напротив, в нем слышалась неприкрытая насмешка, причем над всеми сразу: над Всеотцом, удостоившим высочайшим визитом мир отверженных, над собой, изображающим последнего раба, над неожиданным известием. Ведь его, Хагалара, совершенно не обязательно оповещать о возвращении младшего царевича.       – Надеюсь, с юным Локи все в порядке? – продолжил он спустя мгновение, стараясь придать голосу почти приторную мягкость. – Мой слух ласкает весть, что царская семья снова вместе.       – Хагалар, он здесь. – Слова правителя Асгарда заставили мужчину, наконец, поднять голову и посмотреть на собеседника с крайним недоверием.       – Неужели? – спросил он елейным голоском, так не идущим его массивной фигуре.       Один кивнул, стараясь не замечать недоумения, граничащего с неприкрытым ликованием и радостью. Мужчина выпрямился, замер на несколько секунд, будто вспоминая что-то важное, потом сел за стол, не предложив Всеотцу места рядом с собой.       – Зачем ты пожаловал ко мне, великий Один? – В этот раз его тон был на редкость серьезным, а взгляд – пронзительным, выпытывающим. Так строгие учителя смотрят на провинившихся учеников или генералы на пленников.       – Вместе с Локи в Асгард возвратился и источник мощи ледяных гигантов, – ответил Один, не подав виду, что от него не укрылось мгновенное преображение Хагалара. Что ж, он именно на это и рассчитывал, когда шел сюда.       – Что с каскетом? – быстро спросил тот.       – Разбит.       Мастер магии резко вскочил и размашистым шагом направился к выходу. Всеотец последовал за ним, вспоминая, как когда-то они понимали друг друга с полувзгляда и безошибочно предугадывали реакцию собеседника на любое известие. Так было раньше. Но Один совсем не был уверен, что по прошествии стольких столетий безмолвные разговоры удастся восстановить.       Хагалар вошел в дом исцеления без стука и легко увернулся от пресловутого столба. Коротко кивнув целителю, сидящему у постели, он полностью сконцентрировал свое внимание на Локи. Он долго и пристально рассматривал спящего бога. Наклонился, провел рукой по черным волосам – его пальцы на мгновение озарились серебряным светом. Отец миров знал, что руки – лучший магический индикатор.       – Как он вырос, – прошептал мужчина зачаровано. – Стал совсем взрослым.       – Прошли столетия, – откликнулся Один.       – Как он? – этот вопрос предназначался целителю.       – Спит, – коротко ответил тот. – Я подмешал в эликсир снотворное, чтобы лекарство быстрее подействовало. Но я ума не приложу, что за чудовище он победил. Его синяки ужасны.       – Синяки? – Хагалар мгновенно сорвал шкуру с плеч Локи и внимательно осмотрел спину, которая была окрашена чуть не во все цвета радуги.       – Могу предположить, что его несколько раз приложили о стену или о дерево, – сказал он по окончании осмотра, бережно накрывая плечи пострадавшего откинутым краем шкуры. Целитель многозначительно кивнул, полностью подтверждая его слова.       – Но что это был за монстр, раз даже волшебная одежда не спасла тело? – задумчиво произнес Хагалар, растягивая слова. – Великий Один, что он говорил?       – Ничего.       – Неужели? – приподнял брови Хагалар. Он перекинулся с Одином еще парочкой быстрых взглядов. Целитель недоуменно смотрел то на одного аса, то на другого. Если бы он не знал, что телепатии не существует, то мог бы поклясться, что эти двое обмениваются мыслями.       Хагалар отошел от постели Локи и сел за стол, на котором стоял каскет. Провел пальцем по огромной трещине, посмотрел на свет темно-синюю жидкость, похожую на тесто, утратившую привычный голубой цвет. Мастер магии недовольно цокал языком, осматривая остальные, на первый взгляд, идеально гладкие стороны артефакта.       – Повреждения каскета очень значительны, – наконец, произнес он, отставив ларец в сторону.       – Ты сможешь восстановить его? – спросил Один, хранивший молчание все то время, пока Хагалар осматривал артефакт, а медик в очередной раз пытался применить целительный камень для ускорения процесса регенерации синяков Локи.       – Я не уверен, что это возможно, – честно ответил Хагалар. Один всегда ценил его именно за честность, но сейчас предпочел бы услышать ободряющую ложь. – Надеюсь, ты помнишь, почему? – Еще один взгляд глаза в глаза, еще один немой диалог, еще одно воспоминание, которое касалось только их двоих. – Но я клянусь, что соберу лучшую команду для исследования Каскета.       – Только Локи знает, что произошло с ним, – тяжело ответил Один, глядя на спящего сына. – Он будет помогать тебе.       – Он рассказал тебе обо всем?       – Он молчит. – Всеотец вздохнул, с трудом отводя взгляд от постели.       Хагалар еще раз недовольно цокнул языком и вновь подошел к воскресшему. Целитель сразу же уступил ему место. Маг вновь дотронулся до волос Локи, потом опустил руку ниже. Несмотря на толщину шкуры, едва заметное свечение ладони появилось снова.       – Я не могу поверить, что передо мной лежит тот, кто вернулся из бездны. Ларец знаний. Ценнейший материал. Баловень судьбы. Твой сын, – мужчина говорил будто в трансе. Один знал, что тот изучает магическую энергию Локи, делает какие-то только ему понятные выводы. – Я обещаю, что позабочусь о твоей плоти и крови.       – Нет, Хагалар, – резкий окрик Всеотца заставил врачевателя подскочить от неожиданности. Он имел возможность наблюдать за еще раз скрестившимися взглядами. Целитель понимал, что ему стоит уйти, что он является свидетелем очень давнего, но так и не законченного спора, к которому Один с Халагаром столько раз возвращались, что все слова уже были сказаны и каждый новый разговор никак не изменял ситуации. В этот раз мастер магии сдался первым. Бросил еще один пытливый взгляд на каскет, потом на спящего Локи, который понятия не имел, какие страсти кипят прямо над его головой.       – Отец богов и людей отдает мне два своих величайших сокровища, – почти радостным тоном произнес Хагалар.       – Только одно, – твердо поправил его Один. – Участь Локи все ещё в моих руках. Он пробудет здесь до церемонии примирения.       Мастер магии с явным неудовольствием кивнул, и только тогда Один продолжил:       – Он хороший маг.       – Не верю. – Резкости, с которой ответил Хагалар, сложно было не удивиться       Целитель с уважением и опаской смотрел на главу магической ветви науки. Как можно говорить такое царю Асгарда? Как он не боится обвинять его во лжи?       – Кто его учил?       – Он сам освоил магическое искусство, – ответил Один, то ли делая вид, то ли и в самом деле не замечая дерзости интонации, с которой был задан вопрос.       – Это-то меня и беспокоит, – задумчиво отозвался Хагалар.       Вновь воцарилось молчание. Целитель собирался уйти, пока на него все равно не обращают внимания, как вдруг Один прервал тишину неожиданным вопросом:       – Хагалар, я могу доверять тебе как себе?       Стальной, холодный, дерзкий взгляд был ему ответом. Старый маг медленно поднял руку, показав Всеотцу раскрытую ладонь.       – Этот шрам – ответ на твой вопрос, – его металлический голос заставил целителя поежиться. – Но я ничего не могу обещать. Надеюсь, твоя плоть расскажет, что произошло.       Один кивнул и, не сказав больше ни слова, направился к выходу. Целитель вздохнул с облегчением.       – Передавай мои поздравления прекрасной Фригге, – бросил вслед уходящему Хагалар. Один, не оборачиваясь, кивнул. Целитель поспешил вслед за ним.       Хагалар постоял пару секунд, не двигаясь. Казалось, будто он вспоминал что-то важное, но до смерти неприятное, что-то давнее, чему, возможно, уже не одно столетие. Потом он медленно развернулся, остановив свой взгляд на спящем боге, и тихо произнес:       – Я думал, скорее наступит конец света, чем Один отдаст мне Локи.