Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 164 (всего у книги 174 страниц)

– Как ты обжился в новой жизни? Для тебя ведь всё сейчас новое.

Вопрос вырвал Гринольва из пучины воспоминаний.

– Я не думаю, что эта жизнь долго будет для меня новой.

– Естественно, ты ведь скоро привыкнешь, но как…

– Нет, я имею в виду вовсе не это, – покачал он головой, собираясь с силами, чтобы ответить честно, в первую очередь, самому себе. – Я имею в виду только то, что вряд ли после того, как Асгард вновь воцарится над всеми мирами, я останусь здесь.

– Зная Одина, всякое можно предположить, – Сигюн аккуратно подбирала слова. Помнит, как легко вывести из себя того, для кого клятва верности Асгарду не пустой звук.

– Я предполагаю одно: это слишком удобно, чтобы этим не пользоваться. Так что обустройство в замке – последнее, что беспокоит меня, – Гринольв таки заставил себя сказать правду. Даже если потом пожалеет. Он поднял кубок, словно желая провозгласить тост. Сигюн последовала его примеру. Они чокнулись, напитки смешались, хотя в этом не было необходимости, ведь кубки наполняли из одной бутылки в открытую. Всеотец был плохой темой для разговора: слишком болезненной и бессмысленной. Говорить о нем – все равно что обсуждать горы, которые невозможно свернуть, или солнце, которое всегда просыпается на востоке.

– Я рад видеть успехи детей, которым, пусть и не совсем по своей воле, но помог обустроиться в жизни, – решил зайти с другого бока Гринольв. – Хотя Арнульв разочаровал меня.

– Ты видел его не в лучшее время, скажем так, – пожала плечами Сигюн. – Если бы это было на полторы тысячи зим раньше…

– Не напоминай! – злобный рык разнесся по пустынному дому прежде, чем Гринольв вспомнил о правилах приличия в женском обществе. – Я видел, – чуть тише добавил он. – И за это имею право ненавидеть Одина. То, что он сделал, хуже экспериментов Орма. Хотя похоже эксперимент подарил тебе вечно молодой облик.

– По крайней мере определенные преимущества он мне точно дал, – чересчур уклончиво ответила Сигюн, нервно теребя в руках кубок. От прямых ответов она ускользала всеми силами. – Ты же понимаешь, что я не могу ходить по Асгарду с моей внешностью – она слишком… оригинальна. Мне не нужно привлекать лишнее внимание, в частности – Одина.

– Думаешь, Одину есть до тебя дело? – усмехнулся Гринольв. – Он считает, что все эксперименты Орма были неудачными.

– Естественно, но такую яркую внешность наверняка быстро запомнят и будут задавать неподобающие вопросы. А мне этого не надо.

Гринольв кивнул. Птичка давно выросла и в его советах не нуждалась. Снова повисла тишина, а с ней сотни невысказанных вопросов с обеих сторон. Старые знакомцы сидели друг напротив друга и не решались задать их, опасаясь получить неудобные ответы.

– Ты взяла имя другой женщины, – первым решился Гринольв. – Ты убила ее.

– Нет, – покачала головой Сигюн, и самый искусный дознаватель не определил бы, ложь или правда слетела с ее уст. – Она трагически погибла. Не по моей вине, но я воспользовалась ситуацией.

– Узнаю методы Орма, – усмехнулся Гринольв. На мгновение ему показалось, что друг сидит рядом и одобрительно хлопает Птичку по плечу.

– Кстати об Орме, – Сигюн нервно сглотнула. – Хотел бы ты увидеть…

Последнее слово Гринольв не расслышал, несмотря на абсолютный слух. Иллюзия друга рассеялась, они снова сидели вдвоем за столом в чересчур светлом доме. Просто воспоминание? Или иллюзия, сотканная на кончиках пальцев любимицы Орма?

– Увидеть? – переспросил Гринольв холодно. – Снедаемая местью, ты отрубила ему голову и оставила себе в качестве трофея?

– Трофея? – опешила Сигюн. Она совсем не ожидала столь дикого предположения, которое казалось Гринольву единственно верным. – Что ты, я не мстительна, – она запнулась, сглотнула и продолжила более уверенно. – К тому же сейчас я осознаю, что он сделал для меня очень многое. Если бы не эксперимент, за который я его в детстве проклинала, я бы уже несколько раз погибла. И я противник мести. Даже кровной. Мое предложение – знак дружбы, – она протянула руку, но Гринольв не понял жеста. Повисла еще одна неприятная пауза.

– Если бы Орм был жив, ему было бы к пяти тысячам. Или к шести даже, – пробормотал Гринольв, и в голосе чувствовалась неподдельная боль, надлом, совсем не сочетавшийся с массивной фигурой и стальной волей.

– Так хочешь? – в руке Сигюн на мгновение материализовался куб, который Гринольв узнал бы из тысячи.

– Откуда он у тебя? – вырвался непроизвольный вопрос. Впрочем, ответ нашелся сам собой. – То есть ты снова ввязалась в игры Арнульва.

Не вопрос, утверждение. Только у бывшего воспитанника был в руках Тессеракт, и только он мог быть настолько недальновидным, чтобы отдавать артефакт кому попало.

– Он не знает, кто я, – напомнила Сигюн, чем только больше запутала дело. – Но да, естественно, я снова с ним.

– То есть дури за три тысячи зим меньше не стало, – злобно отозвался Гринольв.

– Я не буду тебе сейчас объяснять, почему я решила возобновить наши отношения в том или ином виде. У меня были на то свои причины. Но так или иначе все мы сейчас работаем на благо Асгарда. Так ты хочешь или нет? Я не могу Тессеракт держать у себя долго. Все же он не мой.

Она не была готова к отказу, не была готова услышать холодное рассудочное «нет», ей слишком хотелось похвастаться своей находкой и своими возможностями. Не услышав ничего вразумительного, она на свой страх и риск дотронулась до рукава гостя, перенося его и себя в иной мир.

– Ванахейм, – не без удивления констатировал Гринольв, расстегивая верхнюю одежду: неважно, царит ли на дворе летняя или зимняя половина года – Ванахейм всегда отличается жарой, духотой и влажностью. Гринольв не любил жару, а радушные двуличные ваны, предпочитавшие худой мир доброй ссоре, его раздражали.

Сигюн даже не попыталась оправдать свою дерзость. Она направилась к ближайшему холму, не оборачиваясь, потому что знала: восставший из мертвых пойдет за ней, ему больше некуда идти. Холм – не гора и не скала, – но взобраться на него в ванахеймскую жару не так-то просто. Иллюзией молодости можно обмануть собеседника, но не собственное тело, давно утратившее былую легкость. Когда-то «Птичка» взлетала на горы и уступы, словно горная козочка, но прошли тысячелетия. Гринольв поднимался следом за своей провожатой, тяжело отдуваясь и проклиная многослойную асгардскую одежду и тяжелый невыносимый воздух. Если бы его армии пришлось сражаться с ванами на их территории, никакое численное преимущество или лучшее вооружение не помогло.

– Вот, смотри, – Сигюн указала на подножье холма. Там стоял дом: типичный для Ванахейма легкий домишко из бревен и глины. Вокруг него копошились дети… Или подростки – с большой высоты даже орлиный глаз Гринольва мог ошибаться. Привалившись к стене, прямо на траве сидело несколько стариков.

– Идем, – Сигюн аккуратно спускалась и махала рукой, привлекая внимание местных жителей.

– Стой! – резкий выкрик был столь грозен, что даже ветер стих, подчинившись нежданному приказу. Сигюн непроизвольно остановилась и чуть не упала, запутавшись в высокой траве.

– Почему?

Одно-единственное слово. Разворот. Взгляд глаза в глаза. Впервые в жизни Гринольв опустил голову первым.

– Верни меня в Асгард, – не приказ, просьба, чуть не мольба, пусть и высказанная отрывисто, хрипло. – И поклянись, что никогда не скажешь Орму, что я жив.

Последние едва слышные слова унес стихший было ветер. Сигюн, отчаянно пытавшаяся выпутаться из ползучих растений, не узнавала Гринольва.

– Он всю жизнь корил себя за твою смерть, – начала она, но закончить не успела.

– Поклянись! – еще один рык, напоминавший крик раненого зверя. – Ты никогда не скажешь ему обо мне. Никогда.

И он отвернулся. Отвернулся от дома, куда его тянуло, словно магнитом. Первые шаги на противоположную сторону холма были тяжелы. Он мог обернуться. Мог броситься к дому, вырывая с корнем ползучие растения и наступая кожаными сапогами на ядовитых гадов, коварно прячущихся в траве. Он мог увидеть… выжившего из ума старика, у которого разорвется сердце, если он встретит своего друга не просто живым, а еще и молодым. Гринольв слишком отчетливо помнил Орма. Сперва мальчишкой, потом юношей, и, наконец, зрелым мужчиной. Женитьба, нескончаемые должности, признание его гения, положение при дворе, членство в совете Одина. Орм рос на его глазах, как и он сам рос на глазах Орма. Орм не был приятелем, не был лучшим другом, он был неотрывной обязательной частью жизни Гринольва, хотя обряд побратимства они так и не провели. Орм был единственным, кому Гринольв бесконечно доверял, и единственным, кого Гринольв ждал, когда Арнульв запер его подле лабиринта. Все могли бросить его, но только не Орм. Орм бы нашел. В лепешку бы расшибся, пожертвовал жизнью, но нашел. И, погружая себя в сон, Гринольв знал, что очнется через пару зим благодаря Орму. И ничто в жизни не успеет перемениться.

Он не желал пробуждаться две с половиной тысячи лет спустя, он не собирался переживать свой век. Вчерашняя девчонка стала умудренной годами царицей, вся свита Одина казнена, а из знакомых остался только молчаливый Хеймдаль, который вовсе не живет, а только наблюдает за жизнью. Гринольв не желал себе жизни в чужом мире, но еще больше не желал видеть Орма: сморщенного, сгорбленного, беззубого – предателя Асгарда. Ведь все, кто не предал Асгард, погибли на виселице. Только трусы спаслись, и Гринольв не хотел признавать и узнавать, что его лучший друг оказался тем самым трусом и заклейменным предателем.

– Поклянись, – повторил он в очередной раз, когда Сигюн с трудом догнала его и перенесла в Асгард.

– Клянусь, – отозвалась она с явным упреком в голосе. – Я не сказала Орму раньше, хотела сделать сюрприз. И не скажу, но… Ты, правда, очень дорог ему. До сих пор. Он вспоминает тебя, он корит себя за твою смерть. Как ты не понимаешь, как тяжело ему жить с этим бременем!

– Асы так долго не живут, – жестокие слова сами слетели с губ. – Он прожил дольше, чем все его ровесники, так что душевные терзания не слишком-то… – Гринольв оборвал сам себя: он и так сказал слишком многое. – Я рад был встретить тебя. Зови на помощь, если придет нужда.

– Не мне нужна помощь, а тебе! – дерзко воскликнула Сигюн, но Гринольв уже вышел из дома и отвязал лошадь от жерди. Он бежал. Полководец, ни разу не повернувшийся спиной к врагу, бежал от собственного прошлого, которое смотрело ему вслед расширившимися фальшивыми голубыми глазами. Гринольв клялся себе, что никогда больше не приедет на хутор, но понимал, что разорвет клятву прежде, чем отпразднует очередной день рождения.

Лишь отъехав на достаточное расстояние, лишь оставшись в полном одиночестве, он слез с коня и подошел к берегу моря. Черный песок скрипел под крепкими сапогами. Никогда прежде он не испытывал такого страстного желания искупаться в вечно холодном море, смыть с себя пот Ванахейма, смыть воспоминания, которые теперь, казалось, навеки поселятся в его душе. Смыть образ Орма – весельчака и балагура, любителя женщин и хорошей выпивки, советника Одина, ученого и целителя. Мужчина, задорно смеявшийся очередной шутке из страны грез, давно мертв, остался лишь дряхлый, выживший из ума старик. И хотя Гринольв был уверен, что его внезапное появление вызовет разрыв сердца у друга, всё же в гораздо большей степени он беспокоился о собственном сердце. Даже мальчишка, случайно пленивший его, успел состариться, что уж говорить о том, кто был гораздо старше Арнульва…

Гринольв плавал в холодном море, прокручивая в голове воспоминания давно минувших дней, на которые повесил замок в день пробуждения. Нет смысла жить прошлым, надо приспосабливаться к настоящему, к нынешнему миру, пока Один снова не усыпит его, пускай и не своими руками.

Но он не мог. Прошлое сметало все границы. Он был счастлив там – две с половиной тысячи зим назад – и он отдал бы всё за то, чтобы вернуться в свое время.

====== Глава 118 ======

Подготовка к переговорам заняла больше времени, чем Локи рассчитывал. И хотя он привык работать ночью, а спать утром, в этот раз пришлось поступиться удобством, чтобы не клевать носом при встрече с высокими гостями, пускай царевич до последнего надеялся, что переговоры и тайные заговоры существуют только в воображении окончательно свихнувшегося жадного до власти Хагалара.

Бумаги проясняли многое. Подчиненные миры не уничтожили застрявших на их территориях асов и даже не арестовали. Напротив, из-за Хеймдаля им оказывали всевозможные почести и обещали неприкосновенность. Всевидящий страж не сводил глаз с делегаций и боевых подразделений, и пускай Асгард мгновенно не придет на помощь, впоследствии незадачливые убийцы жестоко поплатятся. Посольства не трогали, но мягко убрали с политической арены. Высокопоставленные асы не замечали, что творилось прямо у них под носом. Зато поселенцы легко втерлись в доверие и разузнали достаточно.

Ванахейм вроде как с нетерпением ждал починки Радужного Моста. Пока армия Асгарда хранила покой оседлых жителей, торгующих снедью почти со всеми мирами Иггдрасиля, кочевые племена не смели устраивать налеты, но теперь не знали ни меры, ни жалости. Местных войск не хватало для поддержания порядка. Ванахейм был готов на всё, только бы кочевники прекратили набеги и на его территории не развернулись боевые лагеря великанов или альвов. По крайней мере, так ваны декламировали, и им сложно было декламировать что-то иное после приснопамятного обмена заложниками. Однако полностью Хагалар не доверял даже им.

Етунхейм был ослаблен атакой Радужного Моста и пребывал в плачевном состоянии. Нифльхейм и Муспельхейм всегда поддерживали своё совместное детище, но тут уж посольство Одина постаралось на славу и за тысячу зим не позволило Етунхейму выйти из жалкого полуразрушенного положения: многоходовые интриги, подставные убийства и компрометирование послов потенциально дружественных Ётунхейму миров – с детства Локи изучал сложные контретунхеймские многоходовки, на которые были брошены лучшие умы Асгарда. Только вот теперь интриговать некому: атака Радужного Моста погубила не только множество етунов, но и почти всех членов посольства, и не разобраться сейчас, действительно ли асы оказались не в то время не в том месте, или етуны воспользовались неразберихой, чтобы под шумок убить неприкосновенных врагов? До правды не докопались даже поселенцы. После исчезновения Лафея новым царем стал один из его младших братьев, получивший то же имя, что и предшественник. Он был не слишком силен в политике и экономике и с готовностью последовал бы за Нифльхеймом, если бы тот обеспечил возрождение угасающей нации. Хагалар утверждал, что обещаниями помощи Етунхейму можно купить дружбу сразу всех великанов. При нескольких правильных шагах Асгард сблизится с Етунхеймом и получит те немногие технологии, что етуны еще не утратили.

Нифльхейм с начала времен выступал против Муспельхейма, и их нынешнее шаткое перемирие держалось на ненависти к Асгарду и поддержке Етунхейма. Хагалар напирал на то, что именно инеистых и огненных великанов в первую очередь стоит рассорить. По-настоящему они объединялись только однажды ради заселения Ётунхейма. С тех пор ни одно их совместное начинание не имело успеха, поскольку Нифльхейм хранил Семя Жизни, а пророчество гласило, что именно муспели его уничтожат. Также мистически настроенные инеистые великаны, в отличие от огненных, видели в неожиданном рождении Локи «чудо», знамение, которому уготованы великие дела, и это заблуждение играло на руку и поселению, и царской семье.

Муспельхейм тревожили две проблемы: перенаселение и недостаток ресурсов. Отсутствие поставок из Ванахейма отразилось на всех гигантах, но если население Етунхейма или Нифльхейма было стабильным, то муспели множились быстро, и за четыре зимы проблема продовольствия в огненном мире встала очень жестко. Великаны обвиняли Асгард в намеренном разрушении Радужного Моста для подготовки армии и ослабления противников. Суртра и Синмару устраивала либо бойня, в которой поляжет избыточное население, либо поставки продовольствия, а лучше и то, и другое сразу. Они всегда выступали против протектората Асгарда и не видели в нем для себя никакой выгоды; жаждали свободы, чтобы вновь сеять хаос в Девятимирье. Тысячу зим назад они не нашли союзников, но сейчас все великаны решили объединиться.

Заключение договоров с Юсальвхеймом всегда было чудовищной пыткой для послов, поскольку количество мнений на проблему обычно равнялось количеству сильных кланов, число которых варьировалось. Многим светлым альвам не нравился Один, они жаждали чего-то большего, чем защита, но не могли договориться даже меж собой. Подобно инеистым великанам, они верили в великую миссию, возложенную провидением на плечи Локи. Объявление Тора царем Асагрда несколько зим назад привело альвов в бешенство. Хотя Тор был первенцем и законным наследником, они ждали на троне Локи, а вместе с ним некоего знамения и перемен к лучшему. Младший царевич знал, что его неожиданное рождение после окончательной победы над етунами было воспринято многими народами знаком свыше и серьезно повлияло на политику Девятимирья, но он не думал, что настолько сильно. Со светлыми альвами он и рад был бы поговорить по душам, но Хагалар предупредил, что среди зажиточных семей не нашлось кандидатуры, которая устроила бы всех, поэтому посол Юсальвхейма будет слушать, но не высказывать волю народа.

С Нидавелиром все было понятно и без ценных наставлений Хагалара – цверги опасались промышленного шпионажа и подозревали любого представителя иного народа в самых неблагочестивых намерениях и поступках. Со своей стороны они настолько откровенно не выполняли договор по поставкам оружия и искусных изделий, что послы не раз предлагали Всеотцу принять решительные меры, но он медлил, а цверги убеждались во вседозволенности и безнаказанности. За последние две зимы они по слухам сконструировали оружие колоссальной мощи и выступали за передачу титула Всеотца Суртру, который обязался скупать их военную технику для бесконечной войны на чужой территории.

Свартальвы неприятно удивили Локи: в Асгарде считалось, что их слишком мало для армии, однако за тысячу мирных зим население сильно выросло и с утроенной силой возжелало мести своим светлым собратьям. Магия иллюзий давно ослабла, сила подчинения сознания затерялась в веках, а свои истинные магические способности они тщательно скрывали, зато вовсю пользовались технологиями Нидавелира. Один Всеотец, радеющий за мир и не позволяющий свершить многовековую месть, свартальвов не устраивал. Хагалар очень подробно рассказал Локи всю длительную историю взаимоотношений и взаимных претензий двух «подвидов» альвов, чтобы тот ни в коем случае не рассорился ни с одними.

– Главное, ничего не бойся, я буду рядом, – давал Вождь последние наставления.

– Я не боюсь, – презрительно откликнулся Локи. – Я бывал на переговорах с детства и в состоянии провести их сам. Особенно, пока нет Радужного Моста. Ничего сложного.

На деле сложность была, причем та, о которой Хагалар понятия не имел. После срыва коронации Тора Локи вёл переговоры с Лафеем от своего имени, предлагал убить Одина и даже провел етунов в Асгард на верную смерть. И если погибли не все, кто присутствовал на тайных переговорах, то наследник Лафея задаст крайне неприятные вопросы, учитывая, что после вылазки царь не просто не вернулся живым, но еще и вместо него на Етунхейм обрушился Радужный Мост.

– Что ж, раз ничего сложного, тогда предлагаю ложиться спать. Я разбужу тебя утром.

И Хагалар демонстративно вышел за дверь, но остался неподалеку – Локи нутром чуял его присутствие. Выглядывать на улицу и прогонять зарвавшегося мага не было ни сил, ни желания. Царевич убрал бумаги, лег в постель, но сон не шел. Он привык работать ночью, и ему вовсе не хотелось спать. Он так и эдак перекладывал в голове кучу информации, постепенно систематизируя ее. Даже если переговоры – дурная шутка Хагалара, он подготовится к ней наилучшим образом. Хорошо, что связь между мирами нарушена и ни один мир, ни один шпион или предатель не доложит Одину о тайных делишках… Если поселенцы не врут. Краем уха Локи слышал неясное шебуршание. Рабы вернулись или противный старик что-то забыл. Попытка открыть глаза успехом не увенчалась…

…Рассвет наступил внезапно, когда Локи его совершенно не ждал. Похоже, его таки усыпили и ночным визитером был Хагалар.

– Пора собираться, – послышался скрипучий голос над самым ухом.

Локи нахмурился, с трудом открыл глаза. Хагалар щеголял в одежде, вовсе не походящей на обычные костюмы поселенцев. Царевич с трудом вспомнил, что так ходили несколько столетий назад в Нифльхейме… Или Юсальвхейме – за модой он мало следил.

– Ты предлагаешь мне надеть что-нибудь столь же цветастое? – кисло спросил он.

– Разумеется, нет, защитная одежда как нельзя лучше тебя красит. К тому же к ней все привыкли. И в ней ты можешь выглядеть величественно, если захочешь.

Наверное, это была насмешка, но сказанная таким серьезным тоном, что Локи не обиделся.

– Захочу, – царевич молниеносно привел себя в порядок. – Я не голоден и завтракать не намерен. Веди.

– Мне нравится твой настрой, – Хагалар похлопал его по плечу. Локи показалось, или пальцы старика немного дрожали? – Еще немного… А вот и они.

Локи хотел спросить, кто именно, но дверь резко распахнулась, пропуская троих поселенцев, с которыми царевич раньше почти не сталкивался и чьи имена на вскидку не вспомнил. Как они посмели без приглашения появиться в его доме, уточнять не стоило.

– Познакомься почти с половиной моих учеников, – Хагалар представил мужчин среднего возраста. – Удивлен? Неужели ты думал, что я буду бесконечно ждать, когда Один отдаст мне тебя? Или даже вовсе не отдаст. Мне нужны наследники, и я их себе воспитал. Для нашего дела идеально подойдут мужчины, поэтому ты и видишь только троих. Они будут твоей свитой и телохранителями.

– Согласен, – кивнул Локи. – Приветствую вас всех.

Он едва заметно склонил голову, асы ответили бурными приветствиями. Они были возбуждены и взволнованы не меньше его самого. Лучше бы Хагалар не привлекал посторонних, но только вот царевич, прибывший без телохранителей на тайные переговоры – это слишком большой соблазн, если только переговоры настоящие, а не воображаемые.

– Держитесь за мной, – скомандовал он магам и повернулся к Хагалару. – Еще сюрпризы с утра пораньше?

Тот только головой покачал и велел всем подойти ближе.

Когда синева померкла, Локи огляделся, готовясь как к удару в спину, так и к веселым возгласам поселенцев, радующимся удачной шутке. Но некому было смеяться или нападать. Асы оказались одни в незнакомом месте. Темное помещение без окон и с единственной едва различимой запертой дверью, освещаемое несколькими факелами. Небольшой стол, длинные лавки, некое подобие трона во главе стола – мебель отбрасывала огромные танцующие тени. Не самое дружелюбное место для мирных переговоров. Комната гораздо лучше подходила для запугивания и ультиматумов.

– Располагайся, – Хагалар кивнул на трон во главе стола, – дети мои, будьте рядом с царевичем, но не вплотную. Ожидайте опасности, но не провоцируйте. Тейвар, займись ментальными щитами: светлый альв может попробовать покопаться в чужих мыслях. Локи, подумай над рассадкой гостей.

– Ты собираешься привести гостей с помощью осколка Тессеракта, спрятанного всего лишь под одеждой? – недоверчиво переспросил царевич. – И ты уверен, что никто не сорвет с твоей шеи камешек?

– Всё предусмотрено, – улыбнулся Хагалар. Он весь светился от самодовольства, словно начищенный медный таз. – Во-первых, на шее фальшивка, во-вторых, без инструкций и должной тренировки никто не управится с артефактом. В-третьих, все наши недруги уверены, что мы перемещаемся меж мирами с помощью внутренней, а не внешней силы, не зря же асы – высшая раса. Логисты давно ведут переговоры у тебя за спиной и до сих пор не лишились ни единого осколка, так что не беспокойся.

И Хагалар растворился во тьме. Локи тяжело опустился на трон и откинулся на спинку, полуприкрыв глаза. Безмолвные стражи расположились полукругом чуть позади и не смели нарушить тишину. Темнота нервировала, а вероятность глупой шутки всё возрастала… Пока во тьме не блеснуло голубое марево, являя Хагалара вместе с человекоподобным существом с очень темным оттенком кожи. Мастер магии мгновенно исчез, телохранители подобрались, а Локи едва скрыл изумление. Перед ним стоял Суртр в иллюзорном человеческом обличие. Оно было слишком характерным для подделки. Никакие иллюзии магов не дали бы такого феноменального сходства. Неужели Хагалар не бредил и переговоры состоятся? Суртр был очень опасным противником – вечный и изначальный правитель Муспельхейма… Или череда демонов, сменяющих друг друга и похожих как две капли воды. Даже в человеческом обличие от Суртра веяло жаром, а в истинном облике подходить к нему было смертельно опасно. Локи едва успел обменяться с ним положенными формулами вежливости, как вновь появился Хагалар, на этот раз вместе с альвом, которого Локи никогда прежде не видел – очередной глава какого-нибудь ныне правящего дома – сменялись они часто, выучить всех власть имущих Альвхейма не мог даже отец. Альв с любопытством осматривал Локи, будто впервые видел, и, возможно, так и было. Словно издеваясь над светлым посланником, Хагалар следующей привез переговорщицу недружелюбно настроенного Свартальвхейма. Она прибыла вместе с представителем старшей гильдии Нидавеллира – Нарви, который много столетий сотрудничал с Асгардом, а юность провел в Мидгарде, где создал огромное количество легендарного оружия. Несмотря на вечную вражду и нескончаемые обиды между светлыми альвами и их изгнанными сородичами, послы вели себя дружелюбно и начали с обмена любезностями, а не со взаимных оскорблений.

Правителя Нифльхейма, Трюма, появившегося следом, Локи знал очень хорошо и не боялся, в отличие от большинства асов, настороженно относящихся к любым великанам. В детстве он дружил с угрюмым турсом: открыв рот, слушал его истории и с восторгом наблюдал, как тот обращается в свою ветряную ипостась.

Главу Ванахейма, Нертус, Локи считал чуть ли не членом семьи, учитывая, что ее муж и дети жили в Асгарде в качестве церемониальных заложников и влияли на решения Одина. На деле же все было гораздо сложнее, поскольку Фрейр выступал не только за Ванахейм, но и за Альвхейм, считаясь его высоким покровителем, – и это была большая удача для Одина.

Последним прибыл етун, причем без иллюзорной личины, нарушая правила хорошего тона. Локи даже не шелохнулся. Одно прикосновение, и он обратится в чудовище, которое будут обсуждать за столом переговоров вместо насущных проблем. Он разглядывал собственного дядю, страстно желая одного – перерезать ему глотку – слишком сильно тот походил на покойного Лафея и слишком сильно Локи ненавидел етунов. Однако мысли о мести и убийствах пришлось подавить: рядом светлый альв, который в состоянии залезть в голову… Локи предложил гостям занять места за столом и усадил по обе стороны от себя Нарви и Суртра, выражая им наибольшее расположение. Рядом с муспелем расположились остальные великаны, рядом с цвергом – свартальва и вана, а на другой стороне стола оказался альв. Хагалар занял место за спиной царевича, выставляя ментальные щиты.

– Приветствую всех, – начал Локи, поднявшись, – и благодарю, что вы явились на мой зов.

На деле это был зов Хагалара, и речь они согласовали заранее, но Локи собирался отступить от задуманного плана. Мастер магии, притаившийся, словно тень, слишком многого не знает.

– Я, младший царевич Асгарда, готов выслушать каждого из вас.

– А мы готовы говорить, – взял слово Суртр. – Нас всех волнует Радужный Мост. Асы клялись, что нет силы, способной разбить мост между мирами. Но некая сила нашлась. Почти три года мы не можем связаться друг с другом. Нарушены древние связи и договора. В других мирах, словно в тюрьмах, заперты достойнейшие. Как асы будут оправдываться?

Вопроса про Радужный Мост Локи ждал. До создания Девятимирья в каждом мире существовала своя, автономная связь с прочими мирами, а также множество тайных троп, которыми не совсем законно пользовались немногие посвященные. Границы были открыты и миры делали, что хотели, без всякого контроля. Но одним из первых пунктов договора о создании Девятимирья был пункт о Радужном Мосте Асгарда – о подчинении ему всех точек перехода из мира в мир. Точки оставались на своих местах и работали, как раньше, но асы узнавали о каждом переходе, могли отследить, а также закрыть, хотя никогда не пользовались своими возможностями. Система не давала сбоев… Пока не рухнул Радужный Мост, похоронив с собой все связи миров друг с другом.

– После восстановления Радужного Моста асы готовы вернуть всё, как было до последней войны, чтобы избежать повторения трагедии, – осторожно ответил Локи. – Асгард тоже пострадал из-за своего недальновидного решения. На данный момент постройка Радужного Моста почти завершена и находится в моих руках. Я могу как ускориться процесс, – Локи сделал паузу, – так и приостановить его.

– Ты складно говоришь, но мой народ уже однажды поддержал тебя, – заявил новоявленный Лафей, сразу же дав понять, что тайна не умерла вместе с его предшественником. – Ты провел наших воинов в хранилище оружия, но они не выстояли против Разрушителя.

– Его больше нет, он уничтожен, – счел нужным пояснить Локи.

– Потом ты провел Лафея и его приближенных в Асгард, откуда они не вернулись, – продолжил етун, проигнорировав уточнение. – Твои ученые рассказали, что наши собратья погибли. А потом приснопамятный Радужный Мост обрушился на наш мир. Об этом ученые Асгарда ничего не знают. Именно в тот день связь между мирами исчезла. Мы все хотим знать, что произошло и как так получилось, что Радужный Мост, заявленный асами лишь как тропа между мирами, оказался оружием?

Восемь пар глаз уставились на царевича. Локи почувствовал на своем плече железную хватку Хагалара, недвусмысленно приближающуюся к шее. Старик был в бешенстве из-за того, что Локи заранее не рассказал ему подробности договора с Лафеем. Что ж, узнает сейчас очередную ложь – хуже не будет. Придется выкручиваться. Постройка Радужного Моста в свое время оказалась чудовищной ошибкой. Он должен был стать дорогой меж мирами, но ученые с самого начала предупреждали, что если портал держать открытым больше пары минут, необходимых для перехода, его сила начнет пожирать все на своем пути, будь то деревья, почва или даже мантия и ядро. Мост мог в буквальном смысле слова «прогрызть» планету насквозь. Царевичи об этом не знали по понятным причинам, но Хеймдаль обмолвился перед отправкой Тора с прихвостнями в Етунхейм, и для Локи было лишь делом техники докопаться до правды. Узнав о реальных возможностях моста, он замкнул спусковой механизм в виде меча Хеймдаля и таким образом обрек Етунхейм на погибель. Знал ли он, что гибель одного мира означает конец всех прочих? – Знал, но предпочел забыть под гнетом ярости и внезапно открывшейся правды. Иные миры до сих пор понятия не имели об истинных свойствах моста. Пусть и дальше остаются в спасительном неведении.