Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 125 (всего у книги 174 страниц)

На втором месте после отвратной еды стоял душ, а точнее, его отсутствие! Асгард был переполнен горячими источниками, поэтому асы мылись чаще всего прямо в них, либо же в банях, которые топили торфом! Речи не шло о том, чтобы принимать душ хотя бы раз в день.

На третьем месте по неудобству стояли постели. Богато убранная комната, шикарная кровать с золотой резьбой, которой позавидовала бы даже жена президента, а на ней матрац, набитый сеном! Перьевая подушка и многочисленные шкуры! Ни о каком постельном белье в Асгарде не слышали, а покрывало на кровати служило только для красоты. А, главное, вставали асгардцы в пять-шесть часов утра, когда на улице была кромешная тьма. Хотя кромешная тьма в это время года была почти весь день. Ужинали они около семи вечера и практически сразу ложились спать.

Все эти мелочи, соединяясь вместе, делали пребывание в Асгарде невыносимым. И не спасали даже золотые подарки и невероятные красоты. Повезло еще, что в путешествие Джейн отправилась не одна, а вместе с Брюсом Беннером, которого давно знала и чьими работами восхищалась. Они проводили много времени вместе, беседуя о последних достижениях науки или жалуясь на неудобства местной жизни и осматривая огромный дворец с непроизносимым именем. Дворец был настолько огромен, что заблудиться в нем ничего не стоило, поэтому они не возражали против сопровождающих. Доктора обхаживали воины в смешных шлемах и средневековых латах, а ее – подруги королевы и молодые знатные девушки, не перестающие прясть. Кроме них часто приходил не то учитель Тора, не то друг Одина – Джейн так и не разобралась, кем приходится этот ас царской семье. Это был мужчина в самом расцвете сил, большой весельчак и балагур: Джейн не очень любила таких людей, но в Асгарде он разряжал обстановку зубодробительной вежливости, не свойственной американцам, а также, что было гораздо важнее, приносил ей все те мелочи, без которых она жизни не мыслила, вроде мыла, соли или обыкновенного столового ножа. Он единственный, кажется, понимал, насколько сильно людям неудобно в шикарном дворце, и на пятый день даже добыл некое подобие постельного белья: обрезы тонкой ткани, которые можно было положить на шкуры и на подушку. Также он представил гостям свою дочь, рассказал печальную историю и попросил помощи в деле настраивания ее против Мидгарда. Беркана была миловидной девушкой, но с ужасной травмой на пол-лица, которую невозможно было скрыть ни в Асгарде, ни в Америке. Но даже если бы она была первой красавицей, Джейн все равно поддержала бы инициативу нового знакомого, и не только потому, что он делал ее жизнь во дворце более-менее сносной, но и потому что искренне считала: асам не место среди людей, с которыми их роднит только внешность и то случайно. Она с первого же дня стала «оказывать Беркане покровительство» – как обозвал их общение Хагалар.

У бедняжки были странные представления о науке, которой она искренне увлекалась, но в которой ничего не понимала. Она верила в две невероятные вещи: в алхимию и в любовь между человеком и богом. Джейн за последнее время прочитала мифы достаточно большого количества народов и поняла одно: ни один брак смертного и бессмертного не закончился счастливо хотя бы для одной из сторон. Она сама едва избежала такого брака, и сейчас ее долг отговорить от опрометчивой глупости Беркану, которая казалась тепличным растением, боящимся не то что лишний шаг сделать, а даже сказать лишнее слово – да ее собьет первая машина, изнасилует первый маньяк, обманет первый проходимец. Кто бы ни был ее возлюбленный, не будет же он сидеть с ней сутками. Да и зачем ему такая морока?

Рассуждая таким образом, Джейн направила очередной разговор о Мидгарде в нужное русло.

– Тор рассказал, что скоро свадьба Леди Сиф с каким-то высокопоставленным чиновником, – заметила она как бы между делом.

– Да, – кивнула Беркана так серьезно, словно поняла, кто такой «чиновник». – Сиф давно пора выйти замуж. Правда, мы ждали, что она выйдет за Тора. Но раз так, то так. Ей уже некуда откладывать брак.

– А сколько же ей лет? Когда у «богов», – Джейн едва подавила смешок, – принято венчаться?

– Ей в прошлом году минуло совершеннолетие. По-вашему – это двадцать один год, по-нашему – около полутора тысяч зим.

– Неужели у вас женщины выходят замуж так поздно? – удивилась Джейн. – Я считала, что у древних племен, я хотела сказать, у древних богов, выходят замуж гораздо раньше.

– Так и есть, – кивнула Беркана, не расслышав оговорку про племена. – С ваших пятнадцати девушка может искать себе мужа, но до двадцати одного года ее жизнью и замужеством распоряжаются родители, а после – она сама решает свою судьбу, хотя против воли родителей вряд ли пойдет. После совершеннолетия любая незамужняя девушка понимает, за кого стоит выходить замуж, а за кого нет, – Беркана тяжело вздохнула.

Не так давно Джейн интересовалась у Тора подробностями положения женщины в Асгарде с юридической точки зрения. К своему огромному удивлению, она выяснила, что женщина в этом царстве темного Средневековья и отсутствия вилок почти не ущемлена в правах. Она владела собственностью, вела дела на ферме, командовала рабами, разве что не отвечала в суде. Она имела право на собственное мнение, а мнение клана или даже мужа не было для нее обязательным к исполнению. Джейн видела памятники, поставленные мужьями в честь своих почивших жен, дочерей и наложниц, и везде были вырезаны слова благодарности и восхищения. Чтобы жениться на девушке, мужчине надо было заплатить достаточно большой выкуп, а также преподнести специальный подарок. Женщина тоже вносила приданное в копилку общего бюджета, которое оставалось за ней в случае развода. Развод в Асгарде был делом обычным и мог быть инициирован сущими безделицами: со стороны мужа, например, тем, что жена носит мужскую одежду, а со стороны жены тем, что муж носит чересчур женственные вещи или поддерживает дружеские отношения с ее братом. Даже после свадьбы женщина душой и телом оставалась в том клане, в котором выросла, и если муж ссорился с ее семьей, то она вставала на сторону своих родичей и могла лично мстить мужу за обиду или гибель, принесенную ее родственникам. Джейн внимательно слушала Тора, но ничего не понимала. При всей своей отсталости, при всей своей бедности и трудностях жизни во многих юридических вопросах Асгард обгонял Америку и Европу пятидесятых годов двадцатого века. Рассказывал Тор также и о законах касательно усыновленных детей. Это был слишком уж явный реверанс в сторону Локи, которого Джейн жаждала видеть хотя бы в тюрьме. Признанные незаконнорожденные, а также приемные дети полностью уравнивались в правах с законными, так что Локи имел полное право претендовать на трон Асгарда! С одной стороны, неслыханное равноправие, но с другой: еще тысячу лет назад вовсю соблюдался обычай, что если ребенок рождался слабым, его без всякой жалости оставляли умирать. Подобного рода противоречий в асгардских законах было множество. Даже имя ребенку выбиралось не просто так: как и на Земле, детей часто называли в честь предков. Но только если в Америке так поступали, чтобы почтить память, то в Асгарде считалось, что удача и сила родственника, особенно недавно погибшего, перейдет к ребенку. А если родители считали себя удачливыми, то составляли имя ребенку из кусочков своих имен, и неважно, что такого сборного имени не существует! Если же в клане считалось, что в роду счастливым был первый слог, к примеру, «сиг», то все члены клана имели имена, начинающиеся именно на эти три буквы. И неспроста имена царицы и ее сестры начинались с одной буквы «Ф», то есть с руны «ферху», или «фену», означающей, помимо всего прочего, «богатство» и «крупный рогатый скот», в котором и измерялось богатство в Асгарде. Имя должно было приносить удачу, на которой в Асгарде были помешаны буквально все. Она ценилась больше, чем ум или доблесть. Потерять ее – значило лишиться всего. Даже внешняя красота аса считалась по удаче, и самые уродливые старики назывались красивыми, поскольку были удачливыми. По сравнению со всем этим безобразием тот факт, что мальчиков считали вполне взрослыми и самостоятельными, начиная чуть ли не с двенадцати лет в пересчете на земные года, уже не показался Джейн странным. В африканских племенах взросление наступало и того раньше. Разве что в Африке взрослыми считались те, кто мог заводить семьи, а в Асгарде юноше было категорически запрещено жениться раньше шестнадцати. По словам той же Берканы в пятнадцать лет девочка могла подыскать себе мужа, а юридически совершеннолетней она становилась только в двадцать один год – на пять лет позже, чем юноши. А если еще в пересчете на асгардские годы… Одним словом, о жизни Асгарда можно было написать диссертацию, только защищать ее в Америке негде.

Увлекшись воспоминаниями, Джейн не заметила, что Беркана молчит и тяжело вздыхает, причем явно показательно, ожидая, что ее спросят о причине вздохов. Пришлось подыграть.

– Что с тобой? – ласково спросила Джейн, сосредотачиваясь на разговоре.

– Мне грустно от того, что я уже упустила свою весну.

– И сколько же тебе лет? – как бы невзначай спросила Джейн – Ты выглядишь очень молодо.

– Двадцать два по вашему исчислению.

– И это значит «упустила весну»? – прыснула Джейн. – Прости, но ты всего на год старше Сиф. Да и почему ты не вышла замуж раньше? Почему тебя родители не выдали замуж? Хагалар разве не.?

– Хагалар не так давно со мной, – Беркана спрятала лицо в ладонях. – Я росла с матерью, мы жили отдельно от клана, а она не спешила выдавать меня замуж: слишком хорошо у меня получилось вести хозяйство. Я была ее единственной дочерью.

– А, понятно, – кивнула Джейн, напомнив себе об осторожности: Беркана была очень ранимой девушкой, совсем не похожей на жен викингов, какими их по книгам представляли люди. – А чем тебе грозит отказ от замужества?

– Я не хочу выходить замуж в Асгарде, – увильнула от ответа Беркана. – Я хочу выйти замуж за человека, пожить зим двадцать в браке, родить ребенка, а потом вернуться и решать свою судьбу дальше.

– Чьих зим двадцать? – с подозрением переспросила Джейн.

– Ваших, конечно, не наших. Двадцать зим для нас – не срок.

Джейн многозначительно кивнула. Система исчисления богов была настолько мудреной, что Хагалар с Берканой объясняли ее недавно вдвоем, отчаянно путаясь в показаниях. Джейн поняла так, что во всех мирах Иггдрасиля год был одинаковым, но живые существа старели по-разному. В Мидгарде люди взрослели каждый год, в Асгарде и Етунхейме те же возростные изменения происходили за шестьдесят девять лет, в Ванахейме – за двадцать четыре года, в Муспельхейме – чуть ли не за сто лет. Из-за этой неразберихи элементарной единицей времени был выбран природный год – время оборота миров вокруг Солнца, – но дни рождения и годовщины справлялись в Асгарде раз в шестьдесят девять лет, а летоисчисление велось эпохами. Каждые сто пятьдесят асгардских лет, то есть почти десять тысяч земных, начиналась новая эпоха и года считались заново. Сейчас шла двенадцатая эпоха, а год – 5644-й. Про Одина говорили, что он родился в предыдущей эпохе, причем чуть ли не в самом ее начале. Разобраться в том, каким образом все миры вращаются вокруг Солнца, не попадаясь на глаза ракетам и спутникам Земли, Джейн так и не смогла, как и осознать, в одной ли реальности Мидгард с Асгардом или в параллельных. Из всей этой сложной системы она вынесла одно: в этом году не празднуют день рождения никого из царской семьи, потому что дата не круглая. Еще она с трудом, но узнала, когда день рождения Тора – в третий день кровавого месяца – и даже посчитала, что это вроде бы девятнадцатое октября. Если она правильно поняла то, что ей пытались донести асы, то, раз в прошлом году праздновали совершеннолетие Сиф, значит, была круглая дата. И значит Беркана старше ее не то на семьдесят лет, не то почти на сто сорок – да, и в самом деле, – совсем старуха, упустившая шанс на счастливый брак.

– Я понимаю твое желание путешествовать, – собралась с мыслями Джейн. – Это круто. Круче, чем сидеть безвылазно в Асгарде. Тебе, наверняка, скучно. Но зачем обязательно выходить замуж? На Земле женщина самостоятельна и без мужа, может даже стать президентом своей страны. Мне уже немного за тридцать – это, по-вашему, две тысячи, что ли? Но я не замужем и не собираюсь прямо сейчас кого-то искать. На Земле есть много приятных, интересных вещей, на Земле у каждого есть паспорт и деньги, можно найти работу, хобби и развлекаться. А в быту помогают машины – посуда и белье моются автоматически, женщине не надо проводить все время на кухне. Вот скажи, чем ты занималась, пока жила с матерью?

– Зимой заботилась об овцах, – не сразу ответила Беркана, смотревшая на Джейн как завороженная, – а летом разделкой и засолкой рыбы и мяса, немного посадками, но растет у нас все плохо, собиранием водорослей, прядением, ткачеством…

– Вот видишь: тяжелой и сложной работой, – перебила ее Джейн. – На Земле все сейчас по-другому.

– Да, я видела. Я жила некоторое время на базе ЩИТа, мы занимались там исследованиями, – вспомнила Беркана. – Но мы оттуда никуда не выходили, только гуляли по округе.

– Так приезжай на несколько дней ко мне, я тебе покажу, каков Мидгард на самом деле, – опрометчиво пообещала Джейн. – И ты поймешь, что не нужно никого на себе женить. Да и сейчас большинство не женятся, а просто живут вместе, могут разбежаться в любую минуту.

– Но если не было ни брака, ни развода, то кому же достанется имущество? Ваши чудные автоматы, отмывающие посуду и рубахи?

– Чья была квартира – тот в ней и остается жить со всеми «автоматами», – пояснила Джейн. – Это очень просто. Сейчас в Америке многие не заморачиваются официальными отношениями и церемониями. Сегодня один парень, завтра другой. Так многие живут.

Беркана смотрела на нее с явным недоумением.

– Хорошо, я приму твое предложение. Я осмотрю с тобой Мидгард, – робко произнесла она.

– Вот и чудесно, – улыбнулась Джейн. – Тебе понравится.

Она с трудом выпроводила Беркану из своих комнат и тяжело вздохнула. В ее интересах, чтобы асинье не понравилось в мире людей. Еще не хватало, чтобы боги взяли за привычку спускаться в мир смертных. Локи уже однажды разгромил Пуэнте Антигуо, но он бы не послал железного монстра, если бы на Земле до этого не объявился Тор.

После безумных обвинений матери Тор не желал не то, что говорить с Хагаларом, а даже находиться с ним в одном помещении. Он старался избегать старого мага, несмотря на недавнее опрометчивое обещание отправиться с ним в поселение для решения мелких государственных дел. Пристально разглядывая его во время трапез, Тор не мог поверить, что сидит за одним столом с клятвопреступником. Все его поведение говорило об обратном. Сильный маг, блестящий оратор – неужели такой ас, как он, преступил черту законов и вынужден был… Нет, истинного бравого воина ничто не принудит к такой подлости как преступление клятвы, данной самому Всеотцу.

– Я бы на твоем месте прекратил сокрушаться из-за Хагалара и выяснил подробности, которые нам никогда не расскажут родители, – сказал Локи, когда они в очередной раз играли в карты, оставшиеся после отъезда Ивара, который предусмотрительно оставил пару колод на радость Тору и его друзьям. Старшему царевичу неизменно везло в картах – вот и сейчас он выигрывал. – Либо мать солгала нам, либо отец преувеличивает роль Хагалара при дворе. Не может клятвопреступник быть самым достойным асом в Асгарде, а отец именно так отзывался о нем в Ванахейме.

– Ты думаешь, его стоит расспросить? – удивился Тор не столько самому предложению, сколько тому, от кого оно исходило. – Послушай, Локи, – Тор выиграл очередную партию, но удовлетворения от чересчур легкой победы не получил, – что ты на этот раз задумал? Еще недавно ты презирал Хагалара и не желал иметь с ним дел. А сейчас науськиваешь меня узнать о его прошлом?

– Не знаю, как тебе, а мне надоела бесконечная ложь, которой нас с детства пичкают, – Локи откинулся на спинку стула и принял расслабленную позу, которая не мешала ему тасовать карты. – Ты меня лгуном считаешь, но наши родители лгут нам гораздо чаще. И я не только о тайне своего рождения говорю.

– А Хагалар, что, никогда не лгал тебе? – рассмеялся Тор.

– По крайней мере, я его ни разу на лжи не ловил, – пожал плечами Локи. – Он скрывает, недоговаривает и прочее, но ему придется ответить на прямые вопросы.

– А чего же сам не спросишь?

– Я не хочу иметь с ним никаких дел. Клятвопреступник он или нет – мне все равно.

– Неужто?

– Да. И не только мне всё равно, но и тебе, братец, должно быть всё равно. Твои друзья и Хеймдаль клятвопреступники, но почти никто об этом не знает, их не судили, вы с отцом замяли их преступления! Сиф скоро станет женой величайшего полководца Асгарда. Клятвопреступница, о чем почтенный Гринольв просто не знает. Так что прежде, чем отворачиваться от Хагалара, отвернись от своих друзей, Хеймдаля и от отца заодно, ведь это он простил их.

– Ладно-ладно, узнаю я правду о Хагаларе, – буркнул Тор, не желая обсуждать друзей, которые спасли его, пускай и нарушив клятву верности Локи. Не медля ни минуты, он отправился на поиски мага и нашел его в компании Джейн. Это было так странно, что Тор решил понаблюдать за бывшей возлюбленной из укрытия. Однако ничего интересного не успел заметить. Хагалар поспешил ему навстречу, предварительно отослав Джейн вместе с придворными дамами матери.

– Дитя Одина, отчего-то я уверен, что ищешь ты меня, а не свою человеческую девушку, но если я ошибаюсь, то можешь обойти меня и догнать ее, я не обижусь, – веселый тон, голос, далекий, полузабытый, из детства – все это подкупало и вселяло умиротворение.

– Хагалар, я пришел поговорить с тобой, – сказал Тор несколько резче, чем планировал.

– Отлично, значит, я угадал, – старик велел подать эля и притянул к руке моченую грушу: он любил красоваться и показывать магические фокусы. Чем-то он неуловимо походил на Локи.

– Ты можешь ответить правду? Это вопрос жизни и смерти.

– Я всегда говорю правду, – отмахнулся Хагалар, вгрызаясь в грушу. – Высший сорт. Советую и тебе попробовать. Просто не все понимают, что именно я говорю.

– Тогда скажи прямо, глядя мне в глаза: какую клятву ты преступил?

– Хм, – Хагалар задумался на мгновение и вынул грушу изо рта. – Как бы сказать тебе так, чтобы не соврать. Откровенно говоря, я боюсь вспомнить, какую клятву я не преступил. Понимаешь, дитя Асгарда, я не знаю своих родителей, а детей у меня нет, так что я чист перед предками и потомками и могу делать все, что хочу. Узнать о моем прошлом ты мог только от прекраснейшей Фригги. Не ожидал я, что она будет против моей с тобой милой дружбы. Ну что тебе сказать откровенно? Я предал и клятву верности Асгарду, и твоей семье, и… Да я много чего предавал, но тебя, наверное, семейная интересует?

– И ты ни в чем не раскаиваешься? – потрясенно спросил Тор. Он был уверен, что смутит мага своим настойчивым любопытством и вынудит рассказать подробности, но нет.

– Чего сожалеть о том, что уже случилось? – пожал плечами Хагалар. – К тому же я после своих немыслимых преступлений покинул Асгард и не собирался возвращаться, а когда вынужден был, то не вернулся во дворец, а остался в поселении преступников, где мне, с точки зрения законов Асгарда, самое место.

– Но ты… – Тор не нашелся, что ответить. Да можно ли хоть чем-то смутить пожилого мага? Сам сын Одина обвиняет его в страшных преступлениях, а ему хоть бы хны.

– Тогда ответь на другой вопрос.

– Хорошо.

– Как тебя зовут на самом деле?

– И снова ты задаешь тот вопрос, на который я могу ответить как угодно, – Хагалар притворно вздохнул. – Я не помню родителей, так что не помню своего имени и тем более не помню имени своего отца. Во дворец я пришел под именем Альрика, но за свою жизнь я сменил шесть или семь имен, точно не помню, и «Хагалар» – ничем не хуже, чем любое предыдущее. Если же ты спросишь меня о моей жизни, то и тут я ничего не могу тебе толком рассказать. Одно из первых моих воспоминаний – как отец убивает мать, но, может, то просто сон был, а я запомнил – такое у детей часто случается. Скорее весь мой клан ушел на войну, когда я был совсем крохой. Я попал к Гринольву, жил у него до отрочества. Потом сбежал в армию, где у меня были неплохие успехи. Из армии попал во дворец, а там Один приблизил меня к себе. Поскольку сперва я ничего не умел, то все больше выполнял его мелкие поручения, потом постепенно все более сложные. Как таковой должности тогда ни у кого не было, каждый делал то, что говорил Один. Я много воевал, ну да я рассказывал о своих подвигах. Потом, когда война закончилась, некоторое время я еще служил во дворце, но потом возжелал того, чего был недостоин, обиделся на отказ Одина и ушел из Асгарда. Вот и все. Ничего впечатляющего.

– Чего же именно ты оказался недостоин? – полюбопытствовал Тор, надеясь узнать хоть что-то интересное. Пока Хагалар не рассказал о себе ничего толкового, чего-то, чего нельзя было понять без беседы.

– Да ничего особенного. Я, как и многие другие придворные маги, хотел обучать Локи колдовству, но Один всем отказал, в том числе и мне. Я обиделся и ушел.

– Из-за Локи?

– Нет, конечно, пусть не выдумывает себе, что он такой ценный. Много всего накопилось, много противоречий с самим Одином да и не только с ним – со многими. Мелкие дрязги, которые грозили перерасти в глобальный конфликт. Мне было проще уйти.

Тор чувствовал себя обманутым. Хагалар рассказал многое, но одновременно – совершенно ничего. Будто и не было этого разговора. Задать бы какой-нибудь дополнительный вопрос, но какой? Повисла тишина, и старый маг, не дождавшись новых вопросов, направился к дверям, но в створках остановился, повернулся и сказал:

– Плоть и кровь Одина, у меня для вас с Локи задание.

– Какое? – встрепенулся Тор.

– Подумайте на досуге и сформулируйте хотя бы один вопрос, на который я вынужден буду дать вам значимый ответ, – Хагалар рассмеялся и вышел за дверь, оставив Тора в бессильной злобе сжимать и разжимать кулаки. Старец не лгал, он просто издевался!

Черная Вдова была ужасно разочарована всем происходящим, а особенно тем, что ее не пустили ловить людей, хотя она могла привлечь здоровых и сильных мужчин, которые переживут множество экспериментов. Всё чаще то тут, то там слышались призывы не только к уничтожению старого человечества, но и к созданию нового: гомункулов, искусственных людей, которые будут ровно такими, какими их захотят видеть боги. Это была новая интересная идея, в которой Фену могла принести пользу, но большинство поселенцев видели в ней только куклу для удовлетворения собственных страстей. Даже члены фелагов, где она работала, не сразу проникались к ней уважением. Сперва все асы считали, что она только и может, что соблазнять мужчин. А все потому, что обычным асиньям соблазнять мужчину трудно, они вынуждены напрягаться, тратить силы, думать о манерах и поведении. У Фену все было наоборот: для нее естественно было соблазнять и неестественно – вести себя в обществе прилично.

И пускай в Мидгард дорога ей заказана, но все же ее несравненные таланты в ближайшее время не раз послужат на благо Асгарда. Во-первых, недавно стало известно, что в течение месяца прибудут сыновья Одина. Началось все с того, что прошлой ночью неожиданно появился Локи. Он пробыл всего пару часов, переговорил с мастерами, подтвердил, что вскоре приедет с братом и людьми, которые не должны увидеть ничего предосудительного, и растворился в ночи, чтобы к утру вернуться в дворцовые покои. Это известие не обрадовало поселенцев: слишком многое надо было скрыть от Тора и его приятелей. Маги решили отгородить часть поселения и там работать над проектами по модернизации Асгарда и уничтожению человечества. В обязанности Фену входило соблазнить Тора и, пока он будет спать после бурной ночи, вколоть настойку, которая за несколько месяцев отправит его в Хельхейм, оставив Локи единственным наследником трона. Фену не верила, что жидкость, которую на все лады расхваливали естественники, действительно столь смертоносна. Яд медленно убьет, если вкалывать его в течение многих недель – о таких отравлениях Фену слышала. Однако ее убедили, что сочетание науки и магии не подведет, и одна порция отравы не даст старшему сыну Одина дожить до конца года. Проще и безопаснее было бы подмешать настойку в напиток, однако отвратительный вкус не глушил даже мед. Фену с куда большим удовольствием пустила бы в царскую вену несколько пузырьков воздуха и понаблюдала бы за быстрой смертью, но тогда царевич умрет в поселении и заочно приговорит всех к казни.

Была и еще одна важная мелочь, о которой забыли мастера, но помнила Черная Вдова: если Тор погибнет бесславно, то со своей смертью точно не согласится, и даже если все отверстия в его теле замажут воском, это не помешает духу стать драугом. В семье Фену о драугах знали не понаслышке, поэтому, если возвращались в дом в ночное время суток, стучались три раза, а не один, и горе тому, кто забывал об условном сигнале. Если Тор станет драугом и явится на свой поминальный пир, то Локи точно не вступит в права наследования и всё пойдет прахом. С другой стороны, если сделать защитные амулеты и найти заклинания, то драуга можно подчинить. Он же легко принимает животное обличие, а значит, никто не заподозрит очередную овцу или корову. Главное, дождаться, чтобы драуг покинул тело. А значит, надо каким-то образом оказаться рядом с умирающим Тором, который наверняка умрет в Гладсхейме. Как туда попасть – пока не было идей, и Фену решила не терять зря времени, а найти нужное заклинание и потренироваться. Она не боялась ни привидений, ни чудовищ, справедливо считая себя более страшным чудовищем, но все равно не следовало забывать об осторожности.

Вторая просьба поступила от Хагалара, причем в письменном виде. В последнее время он со всеми обменивался письмами, безвылазно сидя во дворце и обещая, что не сегодня, так завтра вернется вместе с Алгиром и Берканой. Эти двое неплохо развлекались в чертогах Одина – от них писем так никто и не дождался. Послание, адресованное Фену, гласило, что вместе с Тором прибудет человек – мужчина, которого надо не соблазнить, а влюбить в себя романтичной, красивой любовью, чтобы он пошел на подвиг ради любимой, а именно – на драку с Гринольвом в своем демоническом обличие. Эта просьба была настолько странной, что Фену не знала, что и думать. Человек дерется с асом? У человека есть демоническое обличие? Это было заманчиво. Фену задумалась, от кого лучше родить: от старшего царевича или от земного чуда-юда? Она была немолода, и ей пора задуматься о детях от других мужчин, раз уж соблазнить Локи не вышло. После долгих раздумий Черная Вдова остановилась на ребенке от чудовища-человека. Пусть сперва подерется с Гринольвом, покажет свою доблесть и удачу, а потом она даст ему то, ради чего он пойдет на подвиг.

Правда, красиво и долго соблазнять, ходить кругами и щебетать нежности она не умела. Обычно между первой встречей и успешным соблазнением проходило всего около получаса, а сейчас требовалось распалить человека настолько, чтобы он ради красавицы совершил подвиг; но не настолько, чтобы он бросился на нее с недвусмысленными намерениями до подвига. Это сложно, но Фену трудностей никогда не боялась.

====== Глава 93 ======

Почти месяц Локи сидел во дворце и отчаянно скучал, несмотря на надоедливых мидгардских гостей и попытки старых дворцовых приятелей поднять настроение. До падения в Бездну жизнь в Гладсхейме полностью устраивала воспитанника Одина, но сейчас его ждали поселение, второй водопровод, подросты елочек, краденные почвы и реформа образования. Было необходимо любой ценой вернуться в мир отверженных, укрытый куполом от Хеймдалля. Там можно откровенно поговорить с Хагаларом и получить обратно портрет настоящей семьи, который старик упрятал в подпространственный карман сразу после ритуала. Да и встречу с сестрой нельзя надолго откладывать, что бы по этому поводу ни думал поганый маг. Царевна вскользь упомянула, что во время жертвоприношения младенца пыталась убить сама Тень Одина. Локи жаждал подробностей несостоявшегося убийства и хотел узнать настоящую дату своего рождения. Да и давно пора забрать из Етунхейма жертв беспечности Наутиз. Если не самих ученых, то хотя бы тела.

Одним словом, поводов вернуться в поселение было предостаточно, особенно в свете скорого визита братца, который не должен раскрыть чужие тайны. Пару ночей назад Локи поехал в мир отверженных на несколько часов, чтобы удостовериться, что с Иваром всё в порядке. Короткая вылазка утомила и облегчения не принесла, поэтому, встретив следующим утром отца, Локи обратился к нему с речью:

– Могу ли я вернуться ненадолго в поселение?

– Сейчас? – переспросил Один, и в одном только голосе Локи послышался жесткий отказ. – Помнишь ли ты, что скоро состоится свадьба Сиф? А после торжества ты отправишься в поселение вместе с братом и нашими гостями.

– Я помню, – Локи осторожно подбирал слова. – Но меня не было там почти месяц. Возможно, из-за этого придется начать сначала работу с…

– С чем? – резко перебил Один. – Уж точно не с каскетом. Тебе нельзя к нему прикасаться. С чем же ты там работаешь? Чем ты занимаешься?

– Артефактами, – буркнул Локи, почти не солгав. – Мне нравится создавать маленькие артефакты на месте больших, мне нравится работать с магией.

– Что ж будем считать, что я тебе поверил, – усмехнулся Один, а Локи напрягся. Ничего хорошего улыбка отца никогда не предвещала. Всеотец свернул в первую попавшуюся комнату, из которой тут же ретировались придворные, гревшиеся у огня с кубками меда. Локи проводил их подозрительным взглядом, на всякий случай оставшись подле двери. Отец, напротив, устроился в глубине комнаты в массивном кресле с мягкими подлокотниками и царственным жестом указал на пол подле себя.

– На колени.

– Что? – опешил Локи, узнав собственные интонации, которые позволял себе в Штутгарте.

– На колени встань, – пояснил Один, хотя уточнение было излишним. Локи нахмурился, силясь разобраться, чего от него хотят и чем обернется робкая просьба об отъезде, но все же тяжело опустился на пол, недовольно поджав губы. Прошло несколько томительных мгновений, за которые царевич перебрал возможные причины странной просьбы, но ни к какому выводу не пришел. Один показательно вздохнул и величественно произнес, противно растягивая слова: