Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 108 (всего у книги 174 страниц)

– Я надеюсь, что Гринольв сможет остановить Локи, – задумчиво произнесла Сиф. – Локи скользок как угорь, но даже угорь попадается в хорошо расставленные сети.

– Возможно, отец именно из-за Локи Гринольва и воскресил, – тихо ответил Тор. – Я уверен, что рано или поздно брат устроит восстание своих ученых – бывших убийц и висельников. Я множество раз предлагал отцу сыграть на опережение, но отец и слушать меня не желает. Зато теперь наша армия в самых надежных руках. В руках живой легенды, аса, у которого за плечами такой опыт походов, который не снился никому из нас. Я уверен, что он сможет уничтожить армию Локи.

– Ты уже однажды уничтожил его армию собственноручно.

– Да, однажды. С друзьями из Мидгарда.

– С друзьями из Мидгарда, – тихо повторила Сиф. Тор не уловил в ее голосе откровенной зависти, которую она даже не пыталась скрыть. Та битва должна была принадлежать ей, и Тор был согласен взять ее с собой в Мидгард, но Всеотец не позволил – видимо, чувствовал ненависть воительницы к своему младшему сыну. После того, как Локи выпустил из хранилища Разрушителя, Сиф твердо решила, что никогда не помирится с ним, даже если Один прикажет ей это сделать. Она, как и троица воинов, была свидетельницей триумфа Локи. Она видела безумную радость на его лице, когда он держал в руке Гунгрир, когда называл себя царём Асгарда и гордо вставал с трона. Пусть плетет сейчас, что угодно, она точно знает, что его конечная цель – трон и власть над всеми мирами, а еще она точно знает, что, пока жива, Локи не стать Всеотцом.

Попасть в Етунхейм можно было только одним способом – используя Тессеракт, который хранился в поселении отверженных. Тору показалось, что Гринольв вовсе не рад провести несколько часов в поездке по свежевыпавшему снегу.

– С твоего позволения, я подожду вас у ворот, – попросил полководец, и просьба эта сильно походила на приказ.

Тор удивился, но виду не подал. Гринольв уже бывал в поселении и, видимо, таинственная атмосфера не пришлась ему по вкусу. В отличие от него, Сиф не только согласилась въехать на территорию поселения, но даже опередила будущего мужа. Тор заранее послал почтовую птицу, чтобы предупредить брата о приезде и попросить не показываться на глаза Сиф, явно настроенной к нему недружелюбно. Ни к чему сейчас лишние споры. У них важное дело, а если брат не вышел к завтраку, когда был во дворце, значит, ему нечего сказать ближайшим родственникам.

Тор так и не понял, получил ли Локи послание или просто не собирался показываться на улице в столь поздний час, однако по приезде в поселение они будто случайно наткнулись на Ивара, который поздоровался очень душевно.

– Как я рад вас видеть, вы себе не представляете! – щебетал он, ведя гостей к лабораториуму. – Я уполномочен передать вам радостную весть. Именно я, ведь я занимался этим делом, и, прошу заметить, очень успешно. Вот, смотрите, – он приветливо открыл дверь и указал на Тессеракт, стоящий на блестящем хрустальном возвышении.

– Здорово я придумал, правда? Глаз не оторвать. У меня хороший вкус, – Ивар взял в руки хрустальную конструкцию и протянул Тору. – Ваше высочество, вот Тессеракт, а внизу в подставке ящичек со всей документацией. Мы закончили с ним и отдаем на вечное хранение в хранилище Одина Всеотца. Всё как положено.

Тор оторопело смотрел на кубик, на подставку и на аса, который едва мог удержать тяжелую конструкцию. В планы Тора не входило возвращение во дворец и передача отцу документов. В планы Гринольва тем более, ведь сейчас самое подходящее время для телепортации – темная ночь, что в Асгарде, что в Етунхейме. Тессеракт переносил из мира в мир практически незаметно, но днём синее марево скрыть сложнее.

– Благодарю тебя, – произнес Тор оторопело. – Я скоро вернусь за подставкой с документами, а пока заберу только Тессеракт.

И, не слушая очередные восхваления не то в свой адрес, не то в адрес Тессеракта, сын Одина покинул длинный дом, насквозь пропахший какой-то дрянью, которая противно хлюпала под ногами. Во всем Асгарде лежал чистый снег, а в поселении – разноцветный, и вовсе не магия была тому виной, а опасные яды. Никто не мог гарантировать, что эти самые яды никогда не попадут в бокал венценосных особ по распоряжению приемного сына Одина. Тор не заметил, что Сиф задержалась в лабораториуме и перекинулась с Иваром несколькими фразами; не заметил он и судорожных кивков ученого, и хитрого прищура невесты. Тор не знал, что воительница уже однажды пыталась заставить Ивара убить Локи, но потерпела поражение от таинственного мага. А если бы знал, то вряд ли осудил бы подругу за подобный шаг. Он любил брата, но прекрасно понимал, что у его невесты есть все права мстить, и законы Асгарда будут на её стороне. Локи становился всё опаснее и мог неожиданно напасть. Пришло время потребовать возвращения Локи во дворец, где за ним проще следить и не допустить непоправимого.

Когда друзья вышли за пределы поселения, то нашли скучающего Гринольва, с подозрением осматривавшего местность.

– Тебя что-то тревожит? – спросил Тор, предчувствуя опасность.

– Воспоминания, – Гринольв указал на крепость. – В моё время поселение отверженных занимало гораздо меньшую площадь и не было так густо заселено.

– Пусть обживаются, пока им позволяют, – пожала плечами Сиф. – Вокруг на много миль все равно никто не живет. Земля рядом с преступниками проклята.

Гринольв ничего не ответил. Он усиленно делал вид, будто Леди Сиф рядом нет, но поскольку обращаться только к Тору казалось ему невежливым, он при разговоре бросал бессмысленные взгляды в пустоту.

– Нам нужно дотронуться до Тесссеракта, – объяснил Тор, чтобы разрядить обстановку. – Возьмитесь одной рукой за него, другой – за меня. Я задам точку назначения.

Гринольв с явным недоверием дотронулся до куба. Еще бы: для него это была ожившая легенда. Многие асы видели Тессеракт, но впервые он попал в Асгард уже после исчезновения Гринольва. На мгновение всё вокруг стало синим. Тор прикрыл глаза, а когда открыл, то обнаружил глубокие снега, ущелья и скалы. В Асгарде зимняя погода наступила с большим опозданием, а в Етунхейме смена времен года работала как часы, и каждый год снег выпадал чуть ли не в один и тот же день.

Гринольв осмотрелся, глубоко вдохнул морозный воздух, потом еще и еще. Он стоял по колено в снегу, подняв голову к звездному небу и дыша полной грудью. Тор подумал, что, возможно, именно Етунхейм – любимый мир Гринольва. Великий полководец жил во времена величия и могущества ледяного царства, когда гиганты еще не считались монстрами, когда с ними вели торговые дела, когда асы и ётуны беспрепятственно ходили друг к другу в гости. Тор множество раз смотрел в воспоминаниях отца битвы с Етунхеймом, видел разрушения, но никогда не видел мирного довоенного Етунхейма. Раньше его это не особо заботило, а сейчас вдруг стало любопытно.

Невдалеке шумел исполинский дубовый лес, кишащий опасными огромными тварями, одна из которых чуть не убила наследника во время прошлого похода, но Гринольв не обратил на лес внимания, а зашагал к горной цепи Нидфьёлль. Тор с Сиф переглянулись и последовали за ним, держа оружие наготове. Если Тор неверно рассчитал место приземления, то великаны нападут в любой момент, и хорошо, если врукопашную. Поселений ётунов поблизости не было – фактически только это царевич и знал про Нидфьёлль. А еще легенду, что якобы один предприимчивый карлик построил в ней убежище на случай Рагнарека. Тор надеялся, что Гринольв идет не в гости к карлику – не хотелось афишировать свое появление, пусть даже и не ётуну. Надо было еще в Асгарде спросить у Гринольва о цели странной поездки, но как-то не сложилось, а сейчас было уже бессмысленно. Всё равно остановить полководца невозможно. Да и не нужно: всё же Гринольв претендовал на очень высокий пост, но был ли его достоин?

Тор осмотрелся: почти весь Етунхейм состоял из исполинских лесов и скал, нагнетавших тьму, мешающую ориентироваться. Зато напасть исподтишка было легче лёгкого, особенно, если ты ледяной гигант и с детства досконально изучил местность. Тор знал Етунхейм гораздо хуже ётунов. Помнил только примерное расположение трех основных рек, трех горных цепей, Железного Леса и дозорных постов. Ему казалось, что место приземления подобрано идеально, но всё равно чувство тревоги не покидало его, и он держал наготове верный молот.

– Гальгвид цела? – вдруг спросил Гринольв, тяжело поднимаясь на скалу и ни к кому конкретно не обращаясь.

– Сколько я знаю, сама крепость цела, – ответила Сиф, тяжело дыша, – но дозора на ней давно нет, границы с Асгардом охраняют только асы.

– А Эггдер погиб? – продолжил допрос Гринольв.

Тор и Сиф промолчали. Им рассказывали, что начальник дозора был приветлив со всеми, кроме асов, и прекрасно играл на арфе. И то знали только потому, что царица Асгарда часто играла написанные им мелодии. Как сложилась его судьба после давней войны, никто не имел понятия.

– Так что случилось с Эггдером, Фьяларом и мечом возмездия, который они охраняли? – Гринольв чуть повысил голос, и он отразился от скал, порождая эхо. Воины заозирались – это было небезопасно. Эхо еще пару раз повторило последние строки и смолкло. Вокруг снова воцарилась звенящая тишина. На этот раз пронесло.

– Что за меч возмездия? – шепотом спросила Сиф, которая, как и Тор, никогда не слышала таких странных названий.

– А вы ничего не знаете о магических мечах Девятимирья? – в свою очередь удивился Гринольв. – Очень интересно. А Торгерд вы знаете? Или Ангрбоду?

– Торгерд – человеческая женщина, считавшая Ётунхейм родным домом, стареющая и возрождающаяся, насылающая ветер и град? – переспросила Сиф. – А Ангрбода – ты имеешь в виду прародительницу чуть ли не всех кланов етунов из Железного Леса, которая якобы выстраивала им внешнюю политику? Это давние легенды.

– Я с этими легендами сидел за одним столом! – рявкнул Гринольв шепотом, но потом сразу поправился. – Вы за свои почти полторы тысячи лет жизни не встречали ни разу ни Фьольвара, ни Менглёд, ни Фьёльсвинна, ни Гюмира?

– Менглёд – великая целительница, я видел ее несколько раз при дворе отца, – ответил Тор. – Что до остальных, то я слышал их имена очень давно и ничего о них не помню.

Гринольв остановился и внимательно посмотрел сначала на Сиф, потом на Тора.

– Ваши знания очень причудливы. Вы легендами считаете то, что для меня вчерашняя реальность. Впрочем, я же для вас тоже легенда. Быть может, вы не знаете, что Лафей родом из Нифльхейма и его позвали не столько править Етунхеймом, сколько выполнять церемониальные функции и решать споры местных владык, которые давно поделили этот мир? Или что Етунхейм был создан для того, чтобы великаны огня и льда могли жить вместе, и от их союза появились етуны: оборотни, легко приспосабливающиеся к любым условиям?

– Мы знаем, – подала голос Сиф, – что Етунхейм был опасным миром, населенным монстрами, которым не хватало собственных земель, и они пошли войной на Мидгард. Всеотец вступил с ними в бой, разбил их армию и гнал до самого сердца ледяного мира, где и оставил, униженных и почти уничтоженных. Я сама лишь раз была в Етунхейме два года назад, и нас встретила толпа полуголых великанов в развалинах дворца, которые только и могли, что драться ледяными клинками, созданными из собственных тел.

– Так вы были в Трюмхейме – королевском чертоге, – уточнил Гринольв. – Причем зимой. И явно не для того, чтобы испить лучшего пива в девяти мирах… Хотя если Ольвальди погиб на войне, то и пиво могло испортиться.

– Мы были там, потому что великаны пытались похитить каскет.

– Я слышал эту историю, – перебил Гринольв. – Что ж, посмотрим…

Он остановился на вершине скалы и вгляделся в серую даль. Утренняя дымка постепенно светлела – солнце вставало в Еунхейме очень быстро. С его первыми лучами надо было возвращаться в Асгард, а ни Тор, ни Сиф так и не поняли, зачем Гринольв вообще прибыл в мир льда и мрака.

Полководец долго вглядывался в серый горизонт, потом развернулся и посмотрел в другую сторону, где шелестел лес. Асы стояли на небольшом скальном возвышении, и Тор удивился, сколь просто было до него добраться. Вокруг были непроходимые скалы, а сюда будто вели остатки древней дороги.

Гринольв глубоко вздохнул и помрачнел.

– Ничего, – произнес он глухо. – Ничего знакомого.

– Что ты хочешь найти? – спросила Сиф, подозрительно осматриваясь в поисках врагов.

– Вам ничего не скажут названия. Просто знайте, что мы стоим там, где раньше располагался дозор и откуда можно было увидеть сразу несколько чертогов. Сейчас я вижу только один – Гастропнир – целительную крепость Менглёд. Она же – единственный етун, который для вас не легенда. Похоже, что в Ётунхейме всё хуже, чем я думал. Надо наведаться в Уттгард и Железный Лес. У меня были добрые приятели в кланах Кровавой Ольхи и Жука-могильщика.

– Из девяти кланов Ярнвида два Один полностью уничтожил, – подала голос Сиф. – Призрачного Оленя и Молнии, кажется, а остальные очень сильно поредели. Мой отец показывал портреты этих чудовищ – ётунов Железного Леса. Они даже на етунов непохожи: одни в шерсти, другие – гермафродиты, постоянно меняющие облик, пьющие чужую кровь и занимающиеся каннибализмом!

Это было смело и глупо – говорить подобное о существах, которые, вполне могли оказаться приятелями или даже друзьями полководца, но Тор не мог остановить Сиф.

– Твой отец многого не знал о них. Ни один другой народ, даже асы, не отличается такой взаимопомощью и стремлением к самопожертвованию, нигде больше ты не встретишь такую чистоту крови – етуны Ярнвида женятся только внутри леса, – нигде больше твоя внешность и физические недостатки не будут играть настолько ничтожной роли. Не говоря уже о том, что только етуны Ярнвида занимались лечением мутаций, – отчеканил Гринольв и принялся спускаться вниз.

– Я многое о них знаю благодаря Орму, моему большому другу и прекрасному целителю. Он много времени проводил в Железном Лесу и благодаря нему у меня там были друзья.

– Твой друг часто бывал у етунов? – удивился Тор. – Но ведь, сколько я помню, он занимался поставками.

– Да, а еще медициной, – ответил Гринольв. – У него была мечта, привнесенная из Етунхейма. Он мечтал создать полукровок. Неважно, кого с кем. Хоть с другими расами, хоть с животными, хоть с некими метафизическими сущностями. Я не одобрял его увлечение, но ничего не мог сделать. А однажды он пришел ко мне и сказал, что знает, как… А, впрочем, неважно.

Гринольв спрыгнул с низенького уступчика в глубокий снег и провалился чуть не по пояс.

– Рассвет наступил. Нам надо возвращаться.

Тор кивнул. Всех троих объяло голубое свечение, и они исчезли, так и не встретившись ни с одним етуном. По крайней мере, Тор и Сиф надеялись, что их не обнаружили. Появились они у ворот поселения, и Тору пришлось зайти к Ивару, чтобы забрать хрустальную подставку с документами, везти которую было ужасающе неудобно.

– Расскажи, пожалуйста, – попросила по дороге Сиф. – Что случилось дальше с твоим другом? Что он смог найти?

Гринольв хмуро посмотрел на нее, но, к удивлению Тора, ответил:

– Орм пришел ко мне однажды вечером и сказал, что знает точно, как сделать полукровку, как влить в аса кровь не то муспеля, не то ётуна, не то обоих сразу. Он распинался долго, чуть не всю ночь, под бутылку доброго эля, а к утру попросил одолжить лучшего воспитанника для эксперимента. Самого сильного, самого способного, ведь он обеспечит ему блестящее будущее. Я наотрез отказал. Он продолжал настаивать, кончилось дело дикой ссорой и дракой. Орм заявил, что еще покажет мне, что он прав, что эксперимент безболезнен и безопасен. И уехал к себе. Я не знал, что он делал, узнал через несколько дней, когда от него прилетела почтовая птица. Он требовал меня к себе. Я приехал и увидел, что на нем нет лица. Он решил провести эксперимент над своей любимицей – нашел, на ком ставить опыты. Всё пошло не так, как он предполагал. Эксперимент был болезненным, тело не выдерживало, остановить его он не мог. Хорошо, что дело было зимой, не было никаких дел. Мы почти два месяца не отходили от девочки, боялись, что умрет. Выжила. Стала полукровкой. Орм на пару месяцев совсем исчез. Перенервничал, видимо. Зато переделка его постепенно в новом теле осваивалась: начала менять облик по своему желанию, развивать две магии сразу. Сбежала она потом и погибла – упала со скалы в море, даже трупа не осталось, но это позже было, а на тот момент она только привыкала к себе, а Орм приходил в себя. Потом вернулся и снова потребовал кого-нибудь из моих лучших воспитанников. Я думал, что убью его, но у него горели глаза, он заявлял, что Арнульв станет самым сильным, что пара месяцев боли ничто по сравнению с возможностями, которые перед ним откроются. Я вновь ответил категорическим отказом и попытался запретить ему экспериментировать над своими воспитанниками. Не для того нам их отдали, чтобы мы над ними эксперименты ставили. Куда там – он меня не слушал. Не прошло и трех дней, как он принялся за старое. Месяца три развлекался и безрезультатно – все дети умирали практически сразу, немногие мучились недели две и потом всё равно умирали. Его любимица была единственной выжившей, и он с остервенением принялся проверять ее, изучать и смотреть, как так получилось, что она выжила. В конце концов, я поставил ультиматум, что, либо он прекращает свои чудовищные эксперименты, либо я расскажу обо всем Одину. Не имеет он права губить десятки детей. Мы опять чуть не поссорились, но эксперименты он больше не проводил.

Гринольв замолчал.

– Если бы мои лучшие воины знали, от чего я их когда-то спас…

Он хотел что-то добавить, но так и не добавил, а Тор не посчитал для себя возможным спрашивать. Гринольв умел рассказывать, интересно и познавательно, только вот Тор вовсе не был уверен, что хочет знать такую правду о прошлом Асгарда и его лучших представителях.

====== Глава 80 ======

Иногда Хагалару казалось, будто Локи свято уверен в том, что заполучил самого мастера магии – великого боевого мага – в свое безграничное пользование. Так начало казаться с тех пор, как он заключил с лафеевским недоразумением некое подобие перемирия. Царевич наконец-то оценил выгоду, которую принесет ему сотрудничество. Осталось только перестать раздумывать, почему до Локи столь элементарные вещи не доходили в течение года? Тот Локи, которого Хагалар помнил, был маленьким, но сообразительным и умным, даже чересчур сообразительным для своих лет. И свою выгоду видел сразу, касалась ли она костяных фигурок, стеклянных бусин, дудочки или еще чего-то столь же важного для маленького ребенка. Однако подросший ребенок целый год валял дурака, распушал перья, чтобы потом все равно вернуться с покаянной головой к тому, кто с самого начала предлагал своё покровительство. Пускай гордость не позволяла Локи признать собственное поражение и смиренно молить о помощи, результат был налицо и очень радовал Хагалара. А то, что для принятия верного решения Локи потребовалось угробить пару десятков поселенцев, – небольшая потеря. Маги в фелаге Наутиз были никудышные, а новых естественников можно вырастить из любого отребья. Так что жертвы минимальны. Правда, Хагалар раньше искренне надеялся работать вместе с Раиду, чью гениальность не признать было невозможно, но тот после помилования захирел, зачах и обнимался с гейзерами, как докладывала личная шпионка мастера – Черная Вдова. Хагалар давно наблюдал за необъявленной войной магички и естественника и ждал, кто кого одолеет, точнее, когда Раиду сломается и сдастся на милость победительнице. Сломался, сдался, только вот победительница не захотела принять его таким. Он был ей больше неинтересен. В этом она походила на своего мастера – Вождю тоже были противны сломанные и сдавшиеся жертвы. Ломать любил Гринольв, а Хагалар предпочитал убивать несломленных, давать воинам красивую смерть и славу, которую их потомки пронесут сквозь века и которой не стыдно поставить рунический камень. Гринольв отбирал не просто жизнь, он отбирал бессмертие, Хагалар не считал себя в праве так поступать с кем-либо.

Появление ночного кошмара всё еще не давало покоя. К Одину с расспросами Вождь не стал обращаться, потому что был уверен, что правды ему никто не скажет, а подходящую необременительную ложь он и сам может придумать. Не верилось, что Всеотец просто внял недвусмысленным намекам и предупреждениям о грозящей опасности и решил привести армию в порядок с помощью Гринольва. Это было слишком разумное решение для того Одина, которого Хагалар знал последние много столетий. Проще было предположить какой-нибудь подвох, какую-нибудь потаенную причину, возможно, козни против него самого. Но это было как-то слишком сложно и нецелесообразно. Если бы Один хотел насолить давнему полунедругу, то поступил бы гораздо изящнее. С другой стороны, Хагалар ни одной минуты не верил, что Один действительно не нашел Гринольва три тысячелетия назад. Даже если предположить, что Хеймдаль не видит комнат подле лабиринта, почему нельзя было осмотреть их собственноручно? Сам Хагалар, на тот момент глупый мальчишка, об этом не задумывался, но сейчас-то он понимал, что Один просчитывал свои действия на бесконечное количество ходов вперед. В разгар межмировой войны, когда положение стало чуть-чуть улучшаться, он усыпил своего советника чужими руками на неопределенный срок и надеялся, что тот останется верен ему после пробуждения. Этого Хагалар никак не мог понять. Если бы его одним махом лишили семьи, друзей и времени, он бы лично убил царя Асгарда, и никакая клятва верности не помогла бы. И пусть дальше повешение, утопление или сожжение с Хельхеймом и Ностронгом – он умер бы с улыбкой на устах, отомстив за свою уничтоженную жизнь. Но с ним Один так не поступил, Хагалар сам себя изгнал: покинул Асгард на триста лет, когда понял, что всё, к чему он стремился, достигнуто, а новые цели пока недостижимы. Триста лет – ничтожный срок по сравнению с трехтысячелетним сном. Но, когда Хагалар вернулся, привычный мир изменился до неузнаваемости. Немногочисленные осколки двора отыскались в поселении отверженных, остальные были убиты или разжалованы. Всё изменилось слишком сильно, и Хагалар не захотел вливаться в новый Асгард. Если так колоссально изменился мир за триста лет, что уж говорить про три тысячи?

Возможно, Гринольву требовалась помощь, совет, еще что-то, но Хагалар не спешил помогать тому, кого ненавидел всю жизнь. Даже если страхи пусты. Он будет служить вместе с Гринольвом, если Один прикажет, если так будет лучше для молодых царевичей, но он никогда не станет ему другом или советчиком. Гринольв из другой эпохи и другой жизни. Хагалар никогда не знал настоящего Гринольва, а тот ребенок, который его боялся и ненавидел, давно погиб во славу великого Асгарда. Теперь существовал другой ребенок, имеющий значение для истории, – с не меньшими проблемами, чем те, которые когда-то были у самого Хагалара. Слишком взрослый, чтобы им можно было явно управлять, но недостаточно взрослый, чтобы понять, как опытный маг направляет его мысли в угодную ему сторону. Локи просто повезло, что Вождь пекся о его благе даже больше, чем о благе Асгарда, и действовал исключительно в его интересах. Правда, из-за этого же ребенка приходилось терпеть и неудобства. К примеру, сейчас дитя етуна и асиньи без зазрения совести разбудило его и, даже не извинившись, заявило, что желает видеть у себя одетым и при полном параде минут через двадцать-тридцать. Обычно, если Локи был нужен кто-то из поселенцев, он посылал либо рабов, либо других поселенцев, которым не повезло оказаться рядом с ним. Но своему почти наставнику он оказывал своеобразные знаки внимания. К примеру, всегда приходил лично. Хагалара подобное поведение забавляло: иногда ребенок бывал очаровательно мил, словно и не прошло семи столетий с их последней встречи.

Первой мыслью Вождя было проигнорировать приглашение, но любопытство и опасения всё же заставили его подняться с лавки и ненамеренно разбудить посапывающего рядом Ивара. Обычно они с магом спали в разное время суток, но в последнее время мастер так уставал, что спал, когда придется, минуя расписание и неудовольствие своего подчиненного. Если Локи вызывает его так срочно, возможно, случилось нечто ужасное. На всякий случай Хагалар осведомился насчет второго дома отопления, но с ним пока всё было в порядке.

Уже через десять минут он вошел в покои Локи и увидел там того, кого вовсе не ожидал увидеть, – Хьярварда Альриксона, а с ним несколько менее знатных асов. Во времена Хагалара он был еще юношей, бравым воином, храбро сражавшимся на полях Етунхейма. Никаких особых заслуг не имел, но выделялся редкой для асов миловидностью, которую вовсе потерял с возрастом. Для Хагалара того времени молодой ас не существовал вовсе, он знал его только как одного из многочисленных жителей дворца, а вот с его отцом он имел дело и всегда оставался доволен им и его предложениями. Альрик был умен, даже мудр, но Хагалар понятия не имел, перенял ли сын хоть часть его благоразумия. Он был сильно выше Локи и шире в плечах, предположить дружбу между ними было невозможно как из-за разницы в возрасте, так и из-за разницы в положении. Зачем же он здесь?

– Хагалар, а ты не заставил себя долго ждать! – Локи чуть ли не насильно усадил его на скамью, где сидели гости, которые тут же брезгливо отодвинулись от отверженного. Вождь милостиво позволил им проявить брезгливость, подавляя усмешку – царевич был очень смешон в своем постоянном стремлении угодить своему будущему наставнику и сделать гадость незваным гостям.

– Я хочу представить тебе одного из моих лучших старших друзей, это мой Учитель.

Локи смолк, а Хагалар терпеливо ждал, когда за должностью последует имя, однако царевич продолжать не собирался. Это было интересно: что натворил Хьярвард или даже старина Альрик, что его сын больше не называет свое имя, по крайней мере, при царевиче?

– Зваться Учителем ничем не хуже, чем какой-нибудь руной, – усмехнулся Хагалар, оглядывая великана с ног до головы. Может, он обознался и это вовсе не тот ас? Прошло столько времени, а тщедушный юноша так сильно изменился, что его и не узнать.

– Это не имя, – громыхнул великан так, что затряслась утварь на ближайшем столе. – Но я обучал царевича той науке, при которой имя лучше не называть.

– Почему же? – Хагалар изумленно приподнял бровь, прикидывая в уме, какой род деятельности может быть связан с использованием истинного имени.

– Чтобы подопечный впоследствии не мог меня проклясть, – на полном серьезе ответил Хьярвард.

– Математике ты его учил, что ли? – прыснул со смеху Хагалар и насмешливо оглядел серьезных, будто на поминках, асов. – Я бы обломал руки и ноги тому, кто заставил ребенка учить наизусть таблицы умножения трехзначных чисел!

– Нет, – вмешался Локи. – Он учитель совершенно другого предмета, но какого, сейчас уже неважно. Я больше ничему не учусь.

– Это пока, – выразительно заметил Хагалар и победно оглядел мальчишку.

На лице Локи не дрогнул ни один мускул.

– Мы хотим проехаться по окрестностям, – продолжил царевич как ни в чем не бывало. – Не покажешь нам то, что знаешь только ты?

Теперь пришел черед Локи делать выразительную паузу, а Хагалару оставаться невозмутимым. И откуда детеныш знает о его осведомленности? Впрочем, оно и к лучшему. Такие прекрасные возможности подворачиваются нечасто.

– Почему бы и нет? Давайте прокатимся, – кивнул Хагалар. – А потом я отправлюсь спать. Поедем втроем. Если вы не боитесь меня, разумеется.

Он направился к двери и специально замешкался у выхода, чтобы расслышать вопрос Локи, обращенный к Хьярварду:

– Что скажешь?

И лаконичный ответ:

– Я его впервые вижу.

Глаза Хагалара недобро сузились. Так значит, детёныш решил попробовать что-то узнать о нём, причем не у родителей. Что ж, в этот раз у него ничего не получится. Сын Альрика не узнает старого знакомого. Когда маг вернулся из Бездны, то даже Хеймдаль его не узнал – настолько сильно он изменился. Только два аса опознали его – прекрасная Фригга и вовсе не прекрасная Беркана, носившая тогда другое, настоящее имя. Вождь даже мог бы поверить в то, что любовь меняет зрение аса и заставляет видеть сквозь изменившуюся оболочку саму суть. Это была красивая теория, и она имела бы право на существование, если бы Хагалар верил в любовь как в явление, вообще возможное в Асгарде. Истинную любовь он познал только в Бездне и, вернувшись в Асгард, уверился, что в мире родных грубых нравов нет места настоящему светлому чувству.

Всего через несколько минут трое всадников в теплых мехах медленно ехали по заснеженным тропинкам, оставив на попечение рабов дворцовых асов, которым отсутствие хозяина не мешало пить за его здоровье. Хагалар и рад был бы показать спутникам настоящие красоты, но для этого надо было вставать на лыжи, а у него были другие планы. Раз Локи позволил себе ставить эксперименты на нем, он тоже поставит эксперимент, правда, не на царевиче, а на своей загадочной осведомительнице, которая приносила с каждым разом все более интересные сведения о мародерах и войсках, готовящихся к нападению на Асгард. Жила Царица Листиков уединенно, но к ее хутору была протоптана вполне себе хорошая тропа, по которой можно было проехать друг за другом. Стало быть, в зимнюю половину года она таки нанимала рабочих. Впрочем, ведение ее хозяйства вовсе не волновало Хагалара. Он сам в свое время отправил ее следить за Локи, значит, она ему, наверняка, как-то представлялась. Пора узнать, какие именно образом.

Вскоре вдали показался заснеженный хутор с загоном для скота и множеством легких построек, использовавшихся в основном летом. Забор был низкий, но крепкий – его недавно подновляли, и уж точно не хозяйка занималась этим неблагодарным делом.

– Мы заедем к одной моей знакомой, у нее в доме есть множество всего интересного, – пояснил Хагалар следовавшему за ним Локи. Царевич не ответил.

Вождь не стал предупреждать давнюю знакомую о своем приходе. Чуть отделившись от спутников, он легко преодолел невысокую ограду, спешился и вошел в теплый, пропахший дымом и скотиной дом, как обычно не запертый на массивный засов, сиротливо валявшийся у кованой двери. Идеальная маскировка. Слишком идеальная для такой странной женщины, как Царица Листиков.

– Приветствую! – Хагалар вошел в просторное помещение, освещаемое настолько плохо, что он посадил бы себе зрение, если бы занимался ткачеством, а вот Царице Листиков почти полное отсутствие света не приносило никаких видимых неудобств.