Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 174 страниц)

Один чуть усмехнулся, принимая только ему ведомое решение. Прошло уже достаточно времени – надо поставить точку в затянувшемся судебном разбирательстве. Срывы Локи говорят только о том, что неизвестность совсем замучила его. Стоило закончить игру и выиграть, получив наконец то, что нужно ему, Одину. То, что нужно Асгарду – фактического правителя за спиной сиятельного брата.

Царь взял в руки разноцветные камушки, пригляделся к ним повнимательнее: что-то же обозначали цвета, но что?.. Ссылка научила Тора многому, но не покорности. Он как был, так и остался слишком самостоятельным, слишком несговорчивым. Бесспорно, он уважает своего отца, но, если что-то случится, будет действовать по зову сердца, а не чужого мудрого разума.

А это совсем не то, что нужно настоящему правителю. С Локи гораздо проще. Его стоило доломать, поставить на колени, выпотрошить всю душу без остатка и собрать потом заново, привнеся на освободившееся место нужные умения и навыки. Основу прочного мира в семье надо строить не на любви – в любви сына Один ничуть не сомневался и знал, что она легко толкает молодого бога к пропасти безумных преступлений и глупых ошибок – а на благоговении. Всеотец чуть прикрыл глаза, вспоминая немногочисленные встречи, произошедшие с момента возвращения царевича. Локи боится его. Боится неизвестности, бессилия, разочарования – легче сказать, чего он не боится. Ему предстоит учиться, и очень многому. Для этого нужно абсолютное доверие, а доверять можно только тому, кто знает тебя изнутри, только тому, от кого тебе некуда идти. Локи готов выполнять чужие приказы, причем с радостью выполнять, считая, что на самом деле вынашивает какие-то свои тайные планы. Только вот его, якобы собственные тайные планы, будут умело подкинуты извне. Главное – даже не добиться покорности, главное – научить Локи думать и просчитывать последствия каждого своего шага. Время давно пришло, пора пошатнуть самые основы внутреннего мира младшего сына, раскрошить его на кусочки, выбить опору из-под ног и в последний момент протянуть руку, в которую Локи вцепится и больше уже не отпустит, пока не будет готов вершить свою судьбу самостоятельно.

Даже полная погруженность в продумывание стратегии и сочинение письма, которое Тор должен в скором времени передать младшему брату, не помешала Одину сразу же заметить гостя, как только тот появился в дверях.

– Мое почтение величайшему царю величайшего Асгарда, – склонился Хагалар в излишне подобострастном поклоне.

– Я думал, что ты не придешь, – верховный бог отвлекся от размышлений и подошел ближе к давнему приятелю. Они ведь не виделись с тех пор, как Локи переехал. Прошло почти полгода: достаточный срок для того, чтобы вскружить мальчишке голову.

– Кто ж посмеет нарушить приказ царя Асгарда, отца богов и людей? – вкрадчиво поинтересовался маг. Совершенно точная копия интонации и даже выражения лица, как тогда, на совете, посвященном войне с Ётунхеймом, захвату Каскета и гибели наследников Лафея. Тогда он задал тот же вопрос слово в слово. Решил сейчас напомнить о подвигах молодости? Или тренирует на старом друге привычный прием, пока вокруг нет врагов?

– Ты знаешь, что это не приказ, – Один не спешил надевать маску царя. Не время и не место для битв. Он сюда Хагалара позвал не для выяснения отношений и не для воспоминаний о старых обидах, которые давно ушли в прошлое, а в свете последних событий уже не имели никакого значения. – Зачем ты упорствуешь? Я выполнил твое условие: ты получил то, что хотел.

Взгляд прямо в глаза – еще не игра по предложенным правилам, даже не вызов. Почти привычка, пережившая не одну тысячу зим.

– То, что я хотел? – медленно произнес гость, растягивая рот в гнусной улыбке. – Ты, всезнающий, видимо совсем не помнишь, что я хотел, – он резко замолчал и отошел на несколько шагов, обращая внимание на оставленную на столе игру.

– Я хотел ребенка. Маленького ребенка, которым я смогу полностью управлять и контролировать, которого сделаю сильным магом. Кому передам свои знания и умения… И что я получил? Стареющее существо теоретически юного возраста, свято уверенное в том, что его ничтожное мнение что-то значит в этом мире и хоть кого-то интересует! – Хагалар хмыкнул, словно вспомнил какой-то неприятный эпизод из своего недавнего прошлого, еще не успевший изгладиться под грузом времени. Похоже, что не все дела его идут так гладко, как казалось Одину изначально. Это внушало робкую надежду на то, что старинный приятель еще не успел полностью завоевать доверие сына. Хотя ровно также все его слова могут быть чистой ложью: одна из его последних операций – натравливание Ётунхейма на Мидгард – была на редкость удачной, построенной на совершенной комбинации лжи и лести.

– У тебя и так неплохо получается им управлять, – заметил Один, признавая силу соперника.

– Неплохо – не тот вариант, который меня устраивал бы, даже будь он правдой.

– Значит, плохо стараешься, – чуть улыбнулся царь богов, позволяя себе вспомнить молодость. – Локи очень прост в обращении.

– Твоя простота в обращении уже довела его до… – саркастично заметил собеседник, не принимая игру. Почему он не договаривает? Что успел Локи ему рассказать?

 – Я выбью из ребенка всю дурь рано или поздно. Если, конечно, ты раньше его не покалечишь и не казнишь.

Один нахмурился. С чего вдруг такие предположения? Он ведь четко обрисовал сыну его положение и заверил в сохранении жизни. Почему же эта новость еще не известна Хагалару?

– Ну да, это твой ребенок, я не вмешиваюсь, – старый маг не дал и слова вставить. – Так чем обязан?

Столь резкая смена темы говорила о том, что он совершенно точно что-то замышляет относительно Локи, но Один был уверен: у сына хватит благоразумия не ввязываться ни в какие авантюры.

– Война закончена. Я думал вновь заключить союз, объединить наши усилия, – произнес владыка, подходя почти вплотную, заглядывая в льдисто-голубые глаза.

– Это невозможно, – маг ответил мгновенно, не сдвинувшись ни на шаг. – Я мастер магии. Я не могу вернуться. Да и куда?

– Во дворец, – четко произнес Один, таки поймав чужой, а когда-то такой родной взгляд. – Домой.

Последнее слово отдалось эхом под сводом. Словно кто-то посторонний следил за двумя великими магами. Хагалар поднял голову, будто пытаясь разглядеть нежданного гостя. Потом взял один из камешков, беспорядочно рассыпанных на доске, и подкинул его в воздух: мановение руки – камень обратился в разноцветную пыль.

– Неужели я должен буду повторить то, чем обидел прекраснейшую из бессмертных несколько столетий назад? – тяжело вздохнул он.

– Нет, – Один взглядом обратил оставшиеся камушки в разноцветную пыль: забыты правила игры, а её участники никогда уже не сядут за общий стол. – Когда Фригг передала мне ваш разговор…

– Таки передала… – прошептал маг, цокнув пару раз языком.

– … я подумал, что она извратила тобою сказанное, – терпеливо продолжил Один, будто не заметил задумчивого взгляда собеседника, направленного вдаль. – Но недавно я снова услышал те же самые слова из уст младшего сына. В мире людей.

Один отчетливо помнил, как Мунин принес ему безрадостные вести: переговоры с Локи не удались, он отказывается возвращаться.

– Еще бы, – хмыкнул старый маг, собирая в кулак пыль от камушков. – После всего, что случилось и что происходит сейчас… – он резко выбросил руку вверх, разжимая пальцы: и вот уже они стоят среди разноцветных, медленно опадающих на пол бликов. – Поселение станет ему новым домом, семьей и защитой. Я смогу защитить его от любого врага. Помни об этом, великий царь.

Та решимость, с которой маг говорил, доказывала: враг таки объявился. Значит, Локи послушался совета и обо всём рассказал Хагалару. Это уже можно считать огромным успехом. Один был абсолютно уверен: только рядом со старым другом сын может быть в полной безопасности от той твари, которую избрал в союзники.

– Я знал, что могу доверять тебе, – еще один взмах руки: разноцветная пыль становится золотой, подобной сияющему городу богов.

– Твое воспитание сгубило талантливого мальчика, – мгновение: и блестки снова разноцветные. Неужто вызов? – Я в его возрасте вел армии.

Всеотец только бровью повел, а опадающая пыль собралась в несметное войско крошечных асов, которое, повинуясь жесту правителя, столь же непоколебимо, как настоящее, громило… Почему бы не демонов Муспельхейма?

– Он тоже ввергал миры в войны, – ухмыльнулся отец всего сущего, любуясь собственным творением, которому Хагалар уже добавил звуков и красок: теперь импровизированные войска с боевым кличем бросались друг на друга. – Однако ты прав: твои армии защищали наше царство и несли мир, а войска Локи – войну, – асы стали теснить демонов: красных фигурок становилось все меньше, и скоро они совсем исчезли. – Но ты, всё же, был старше.

– Не намного, – Хагалар с легкостью воспроизвел себя верхом на коне. Ликующие воины славили его и подносили стяги поверженных врагов. – В наш век такие, как он, не выживали.

Как резко! Неужели считает, что смог бы сделать из Локи что-то стоящее? Нет, вряд ли. Если бы считал, то выкрал бы ребенка, отправился вместе с ним на ту сторону Бездны, вырастил как своего сына, а, вернувшись, устроил бы хаос в Асгарде. Это было бы очень по-хагаларовски. И маленький Локи пошел бы за ним, не задумываясь. С легкостью бросил бы отца и мать, но… давний друг так не поступил. И это была единственная причина, почему он до сих пор жив. У него была прекрасная возможность завоевать трон Асгарда, но он даже не попытался. Просто сошел с мировой арены, исчез для всех на несколько столетий. И уж точно не ради давнего друга, и не ради Фригг. И даже не ради детей. Что руководило им в те дни? Быть может, когда-нибудь расскажет.

– Наши победы принесли мир в Иггдрасиль. – заметил Один, почувствовав, что от него ждут ответа. – Он стоит даже больше той цены, что мы заплатили. Ведь наши дети не знали ужасов войны…

–…и прочее, – перебил Хагалар, одним дуновением изничтожая все блестки. – Я помню твою речь, Один Всеотец. И я помню, когда она была произнесена.

Нападение?.. Чего он хочет этим добиться?

– В день празднества по поводу рождения младшего сына, – спокойно ответил Один, не реагируя на столь явную провокацию.

– Верно, – кивнул маг, чуть склонив голову и явно раздумывая, что бы сделать с доской для камешков. – Во время празднества по поводу твоего восшествия на престол девятимирья.

Так вот о чем он. Шантаж? Он не настолько глуп.

 – Не в этом ли зале перед тобой встала на колени даже сама повелительница смерти? – Хагалар поднял голову, оглядывая стены и потолок так, будто просил их засвидетельствовать свои слова. Неужели и правда не помнит, что в этом зале никто, кроме них, никогда не бывал? Неужели не помнит, что все празднества всегда проходили только в Гладсхейме? Старость? Или очередная шутка?

– Не в этом.

– Значит память уже подводит меня, – усмехнулся он одними губами. – Я могу увидеться с Тором?

Еще одна резкая смена темы, за шаг до грани между банальностью и откровением.

– Зачем? – удивленно спросил Один. В давние времена Хагалар проявлял интерес к обоим детям, но с чего ему сейчас восстанавливать отношения со старшим?

– Хочу посмотреть, что выросло из второго ребенка, – дерзкий ответ, но не более дерзкий, чем улыбка. – Сомневаюсь, что что-то более достойное, чем из первого.

Уже несколько ночей Локи под руководством Ивара готовился к довольно сложному испытанию. Одна из многочисленных команд поселения, ничем не примечательная для него, закончила исследование составляющих для нового артефакта и искала того, кто смог бы провести ритуал создания. Ивар заинтересовался делом, Локи, проводящий с ним огромное количество времени, тоже, и вот теперь они изучали страннейшие формулы и пассы. Локи вызвался делать все самостоятельно, не допуская даже мысли, что у него ничего не выйдет. За несколько месяцев наука естества перестала казаться ему чем-то непостижимым, во многом благодаря Ивару, в чьих руках самые невероятные превращения походили на детские фокусы. Наука и магия тесно переплетались в пробирках, образуя прекраснейшие узоры. Примерно также переплеталась и сама жизнь поселения: на половину регламентированная общеасгардским правом, а на половину – нелепейшими собственными законами. Локи поражал уклад здешней жизни – он был гораздо страннее, чем переплетение самых сложных заклинаний с самыми сложными веществами. Например, в деревне не воспрещались убийства! Считалось, что ученым нечего делить: у них не было ни денег, ни личных вещей, ни привязанностей, хотя последнее утверждение нельзя было назвать полностью правдивым. После глупейшего рассказа Ивара Локи начал приглядываться к окружающим и смог достаточно быстро найти тех, кто составлял устойчивые, если не постоянные пары. Скрывались они, правда, хорошо, и старались не показывать своих чувств.

Еще больше удивление вызывали направления деятельности поселенцев. Оказывается, большинство занималось не работой на благо Асгарда, а работой на благо Девяти миров и поддержанием мирового баланса. В лабораториумах ученые создавали множество артефактов, которые распределялись по прочим мирам. Кроме того, если в каком-то из миров обнаруживался артефакт, по тем или иным причинам нарушающий равновесие всего сущего, чаще всего своей невиданной силой, его изымали, а вместо него в нужный мир и нужную страну доставляли несколько меньших артефактов, примерно равных по силе и способностям отобранному. Разумеется, после разрушения Радужного моста эта работа остановилась, но артефакты продолжали создавать в огромных количествах. Локи с удивлением узнал, что, оказывается, Мьёльнир, выкованный в сердце умирающей звезды, был как раз таким «изъятым», и что взамен ему маленький мирок получил с полсотни менее разрушительных, но тоже боевых артефактов.

Однако избранного Локи артефакта все это не касалось. Он был простым, во всяком случае, Ивар уверял, что ничего сложного делать не придется. Работа была связана с пламенем, и именно его строение Локи и приходилось изучать. Он и не думал раньше, что пламя – это просто соединение некоторых элементов с кислородом, практически оно являлось концентрированным теплом. Не думал он и о том, что яркость пламени зависит от состояния вещества – газы горели бесцветно, зато твердые вещества, вроде угля и фосфора, – очень ярко. Он с удивлением смотрел на то, что осталось после сожжения фосфора – на фосфорный ангидрид, как Ивар назвал этот белый порошок. С огромным усилием получилось уложить в уме, что продукт сгорания водорода – это пары воды. Вода и пламя порождали друг друга, а ведь в природе, в обыденном ее понимании, одно уничтожает другое. «Как заклятые друзья» – мелькнуло в голове у Локи, но он тут же подавил забавную мысль, чтобы не пропустить очередное чудо: негашеная известь заставила водород загореться ярким светом.

Но, несмотря на красоту некоторых опытов, пламя не было столь интересно, как прочие причудливые взаимодействия веществ, которые Локи уже знал, поэтому слушать и смотреть, как Ивар показывает ему стеариновую свечу, заставляет всматриваться в нее и монотонно бубнит – было невыносимо. Зачем ему знать, что конус делится на три части: на внутреннюю темную, где находятся ненакаленные пары и газы, на среднюю, одевающую тонким слоем внутренний темный конус и являющуюся наиболее светлой частью пламени, в которой содержатся твердые частицы вещества, и наружную – бледную, внутри которой находится наиболее нагретая часть пламени? Локи едва не зевал, глядя, как кусочек фарфора, сунутый в среднюю часть пламени, покрывается твердыми частичками – сажей; как по трубке, вставленной во внутреннюю часть, поднимаются газы, которые можно зажечь на другом конце. В пол-уха слушал, что твердые частицы угля приходят на поверхности пламени в соприкосновение с кислородом воздуха и дают угольный ангидрит. Все это было слишком скучно. Локи с нетерпением ждал, когда же Ивару надоест пичкать его глупой теорией, когда они перейдут к тому, что ему и придется делать во время эксперимента, а именно – не допустить взрыва гремучего газа.

– Сын Одина должен знать: чтобы получить спокойное пламя водорода в кислороде и избежать взрыва, нужна горелка особого сорта! – Локи навострил уши, как только услышал что-то, непосредственно относящееся к его будущему заданию. – Она состоит из двух трубок, вложенных одна в другую. Вот, смотри, мой рисунок все точно покажет. Кислород пускают по внутренней трубке, (видишь её, тонкую?), а водород по внешней, потом регулируют приток обоих газов так, чтобы получилось спокойное пламя, которое, хотя и обладает очень высокой температурой, светится слабо, так как состоит из накаленных паров воды. Температура будет кошмарно большая – около 2000 градусов, так что платина плавится, а железо не только плавится, но и горит.

Локи вскинул руку, призывая оратора к молчанию.

– Для чего же мы этим занимаемся, – он ткнул пальцем в многочисленные выкладки, – если у вас уже есть эта горелка?

– О, сын Одина пока еще не знает, – хитро улыбнулся Ивар. – С превеликим удовольствием объясняю. Нам надо при помощи магии разогреть это пламя в пять раз больше того, что заложено природой, а это ни много, ни мало почти 10 000 градусов.

– Оу, – Локи мечтательно улыбнулся и откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу. – Нам нельзя сразу же рассмотреть готовую формулу, верно? – он кивнул на листы с кучей сложных символов.

– И в этом сын Одина абсолютно прав! – Ивар жестом фокусника вытащил откуда-то лимон и принялся разделывать его: по комнате разнесся приятный кислый запах. – Сперва смотрим теорию науки, потом магии, потом надо еще научиться читать бесконечные формулы. Там сокращений – тьма тьмущая, хорошо хоть есть таблицы!

– О, я с детства обожаю таблицы.

– Что ж, чудесно, – Ивар отправил в рот несколько долек лимона, но даже не скривился. – Не предлагаю лимон, думаю, ты его не будешь.

– Он кислый, да? – Локи раньше никогда такого фрукта не пробовал.

– Но дико полезный! – Ивар выплюнул косточку и закашлялся. – От простуды помогает и прочего. Особенно корки. Но есть корки – это выше моих сил.

– Они помогают от простуды? – встрепенулся Локи и хитро прищурился.

– Конечно, – маг старательно слизывал с пальцев сок. – Но большинство не может есть лимон, кривится, а мне он кислым не кажется. Но я же особенный…

Ивар не договорил. Он с немым удивлением наблюдал, как Локи подобрал со стола корку и засунул себе в рот. По его лицу прошла мгновенная судорога, но бог легко справился с собой и принялся жевать кислую слабо съедобную массу.

– Может, тебе плод дать? Он… – Ивар запнулся. – Вкуснее.

– Дай, – равнодушно бросил Локи и съел предложенное целиком, даже не снимая шкуры. Ивар тут же начал рассказывать, что лимоны из теплиц, что у него там множество знакомых, что завтра же у царевича будет хоть десять лимонов, что он сам может приходить в теплицу и брать любые фрукты. Локи привычно пропускал болтовню мимо ушей, стараясь абстрагироваться и от нее, и от мерзкого вкуса. Если лимоны помогут ему защититься от болезней, то он лично займется их разведением, ведь только недавно болезнь покинула его, оставив тело совершенно обессиленным. Мать уехала, как только он более-менее пришел в себя и стал осознавать происходящее. Вместо нее появилась Эйр – целительница. Одного взгляда, брошенного на нее, хватило бы любому, чтобы понять: это приближенная самой царицы. Солидная, умелая, сведущая в своем деле, сразу же внушающая доверие. Ей никогда не позволяли лечить Локи, и только сейчас, когда открылась правда о его рождении, царевич понял, почему, но выхаживала после болезней его всегда именно она. Целительница жила не в самом Фенсалире, а в доме неподалеку. На огромных столах там всегда лежало множество полезных свежих трав, а сушеные были подвешены к потолку. Около порога бил целебный источник – как Локи теперь знал – одна и составляющих для целительных камней. Ивар как-то рассказывал, каким именно образом создаются камни: воду выпаривают, остаток с чем-то смешивают, остужают – сложная технология, доступная только избранным, в число которых, что удивительно, сам Ивар не входил.

– Между прочим, эта команда создала один потрясающий артефакт, единственный в своем роде, аналога которому нет ни в одном мире, хотя все ученые нам завидуют, – донесся, словно издалека, голос назойливого Ивара. Локи с раздражением глянул на аса, размышляя, не попросить ли у него сахара. А то лимон был похуже многих лекарств и отваров, которые его еще в детстве заставляли пить. – Просто невероятно жаль, что я к нему не приложил руку, – продолжил ученый.

– Ты о чем? – спросил Локи, наливая в рот шипучей красной воды.

– «Умвельт» – так его назвали, – Ивар поднял вверх указательный палец, чтобы слова звучали значительнее. – Вершина соединения науки и магии. Если в него войти, открыть свое сердце и воспроизвести образы асов, но только истинные, без лжи и притворства, потом задать ситуацию, то Умвельт покажет тебе, как асы поведут себя при тех или иных обстоятельствах. Очень интересно. Наши так и будущее, и прошлое себе моделировали. Все эту штуку полюбили. Хочешь попробовать? А то ты здесь уже столько времени, а наше чудо-изобретение еще не знаешь, это надо срочно исправить!

Локи рассеяно посмотрел на лист с формулами. Стоило, конечно, сперва хоть что-то выучить, но механизм, позволявший менять прошлое и моделировать будущее, легко заслонил наскучившие процессы горения.

– Я согласен, – Локи насмешливо посмотрел на Тессеракт, оккупированный магиологами. Куб неодобрительно блеснул. Царевичу в последнее время казалось, что у куба на все своя точка зрения. Например, он, как и Локи, совершенно не обрадовался тому, что к нему теперь прикасались четыре магиолога: три девушки и юноша. Молодому магу претил сам факт того, что в лабораториуме, который он с Иваром считали личным, находился кто-то посторонний. Сперва Локи заявил, что категорически не согласен работать с кем-то, кроме Ивара, но тот успокоил его, заверив, что как только магиологи рассмотрят теорию, они уйдут. Однако прошло два месяца, а они все не уходили. По настоянию Локи дом разгородили на несколько частей, повесили занавески и наложили заклинания, мешающие подслушиванию разговоров, но даже так он чувствовал себя неуютно, поэтому выбраться из дома, пускай и ради пустого развлечения, казалось ему превосходной идеей.

(1) Он увлечен наукой. Проводит все время за изучением формул.

(2) Ничего. Он изучает науку естества и граничащие с ней полумагические дисциплины. Это весь его досуг.

====== Глава 25 ======

Локи без труда нашел странного вида домик, расположенный в самом центре поселения, неподалеку от тинга. Царевич не раз проходил мимо него, но считал, что это какая-то хозяйственная постройка, а вовсе не «вершина сочетания науки и магии». Внутри дома, состоящего из одной комнаты, стояла простая деревянная скамейка, перед ней висела прямоугольная доска, а справа мигало склизкое вещество, казавшееся живым и напоминающее тело огромной улитки. Печки в комнатке не было, но это не мешало ей быть по-летнему теплой и светлой. Локи прикрыл глаза, стараясь определить, что за магия перед ним, но у него, как и раньше, ничего не вышло – магические нити поселения составляли пестрое полотно, и определить что-то конкретное не представлялось возможным, несмотря на многочисленные тренировки.

Царевич сел на скамью, провел рукой по гладкой доске – ничего не произошло. Неужели она и есть артефакт? Неужели она может затянуть разум и показать вероятностное прошлое? Ивар называл этот прибор развлечением, но ведь, на самом деле, если в него не играть, а задавать терзающие разум вопросы, то развлечение превратится в испытание. Локи подтянул правую ногу к подбородку и задумался. Что бы ему посмотреть? Какое прошлое хочется изменить? Так и хотелось узнать, что было бы, если бы Один не взял его в семью, но ответ слишком очевиден – он бы умер от обморожения. Можно было посмотреть, что случилось бы, если бы он не стал срывать коронацию или подбивать брата на поход в Ётунхейм. Или если бы они еще в детстве не нарушили приказ отца и не сбежали на болота. В голове кружился калейдоскоп событий. Каждое из них влияло на его судьбу, каждое могло изменить его жизнь, поведи он себя чуть иначе. Найти бы одно, самое важное, да еще и такое, в котором участвовали бы только очень близкие асы… Те, кого он знал, те, чей примерный портрет и характер мог показать волшебному механизму… Легче всего проверить родителей. После нескольких минут тяжелого раздумья, Локи таки остановился на одном эпизоде. Фатальном. Изменившем всю его жизнь и принесшем слишком много боли и горя. Как там говорил Ивар? Надо просто дотронуться до вещества и думать правду? Представить своих родителей и близких не идеализированными, а такими, какие они есть? А получится ли?

Локи аккуратно, двумя пальцами прикоснулся к веществу, тут же почувствовав, как ладонь, а потом и локоть оплетает незнакомая сетка магии. Что ж, прыгать с обрыва, так прыгать. Он закрыл глаза, воспроизводя образ Тора. Сильного и справедливого, надменного и горделивого. Великолепного воина и плохого брата. Мать… Отец… Все то, что Локи считал правдой о них, отдавалось где-то в ладони, передавалось странному склизкому веществу. Доска, казалось, начала темнеть. Или это комната вдруг потемнела? А ведь в ней не было ни одного источника света… Локи не успел додумать последнюю мысль…

– У меня бы все получилось! У меня бы все получилось, отец! Ради тебя, ради всех нас! – Локи сорвался на крик, не замечая этого, утопая в собственном отчаянии. Он смотрел в лицо своего отца, в лицо того, ради кого пошел на немыслимые жертвы, и видел в нем только разочарование.

– Нет, Локи, – с губ слетели безразличные, жестокие слова.

Отверженный бог еще несколько секунд вглядывался в лицо отца, силясь найти там хоть какую-то поддержку, хоть какой-то намек на то, что все было не зря. Но тщетно. Пальцы начали медленно разжиматься…

– Нет, Локи, нет! – Тор дернул копье на себя, поняв намерения брата. Его сильная рука браслетом оплела запястье младшего – отпустить копье тот так и не смог. Пальцы свело судорогой от неимоверного напряжения, запястье ныло от крепкой хватки Тора. Локи знал, что не вывернется, да и не видел в этом особого смысла: он хотел умереть быстро и без колебаний, а не бороться за собственную смерть. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Один потянул на себя Тора, вытаскивая его на обломки Радужного моста. Тор сильнее сжал запястье брата, боясь, что его рука соскользнет, сожалея, что не может отпустить копье и схватить безумца за обе руки, чтобы он уж наверняка не натворил глупостей. Локи не сопротивлялся. Его охватило холодное безразличие, пришедшее на смену едкой горечи поражения: пускай делают, что хотят. Когда его рука коснулась острого края радужного моста, он даже предпринял некое усилие, помогая Тору, отбросившему таки в сторону копье, вытащить его полностью.

Они вдвоем так и остались лежать на мосту, тяжело переводя дыхание. Локи на мгновение глянул вниз: Бездна поглотила осколки Биврёста и теперь зияла черным провалом, требуя новых жертв, но ее неизмеримая глубина была столь маняща, что вызывала страх и трепет даже в сердце бога. Локи перевел взгляд на мост, отмечая, что основной цвет на нем красный. Сколь бы дурацкой ни была эта мысль, она позволяла не думать о том, что он потерял и что натворил. Тор с трудом поднялся на ноги, не помогая подняться распростертому у его ног брату.

– Почему ты разжал руку? – спросил он; в голосе бога Грома слышались привычные гневные нотки, он всегда злился, если не мог понять чего-то. Локи никак не отреагировал на этот вопрос. Что он мог ответить? Точнее, что он хотел ответить? В голосе брата слышалась забота. И это после всего произошедшего.

– Он хотел сиять самой яркой звездой девяти миров, но упал, не достигнув небосвода, – послышался суровый голос Всеотца, исходящий, казалось, с самого неба.

Локи едва смел вздохнуть: лучше бы отец злился на него. В голосе слышалось горькое разочарование и презрение. Все усилия были напрасны! Локи услышал, как Всеотец берет в руку лежащее у ног Тора копье. Царевич заставил себя поднять голову и встретиться глазами со своим… приемным отцом. Что тот сделает? Мысль о смерти, еще не утратившая привкус сладости, вызывала только жалость к себе и отвращение. На лице Одина не было суровой решимости, с которой он обычно убивал врага. Ничего, кроме разочарования, прочитать на нем не удалось. Он несколько мгновений сверлил тяжелым взглядом поверженного бога, а потом отвернулся, не сказав ни слова.

– Идем, Тор, – он потянул старшего сына за собой.

– А Локи? – спросил тот, не двигаясь с места.

– Он может последовать за нами, когда будет готов, – бросил через плечо Всеотец, решительно увлекая сына за собой.

Локи смотрел им вслед. Тор несколько раз оборачивался: на его лице читалось столько вопросов, которые он не решался задать. Конечно, он-то, небось, не понимает ничего. Глубоко вздохнув, младший царевич отвернулся от уходящих мужчин, обращая свой взор к раскинувшейся под ним Бездне. Стоило только протянуть руку, и она зависла над провалом в пустоту, столь желанным несколько мгновений назад. Казалось, что воздух там, немного ниже обломленного края моста, холоднее, но, в то же время, его прикосновения к коже были приятны. Опершись о гладкую поверхность, Локи заглянул в пустоту, так же легко, как мог заглядывать в глубь пруда – стоило совершить всего одно движение, и то, от чего его избавил брат, сбудется. Дыхание учащается – совсем немного усилий, и не будет ничего: только тишина, покой и вечное ничто. Взгляд в темноту притягивал, казалось, Бездна желала заполучить царевича, и он заворожено смотрел вниз, подчиняясь этому желанию. Пальцы, ставшие влажными от напряжения, заскользили по гладкой поверхности к краю…

В последний момент Локи судорожно отшатнулся от него, рухнув на спину. По губам блуждала странная улыбка – отпустить копье и рухнуть куда-то было намного проще, чем сейчас, сосредоточившись, сделать это сознательно. Уверившись в собственной слабости, Локи отверг мысль решить все настолько просто. Но что ждет его во дворце? Стражу за ним не послали. Отец сказал, что он придет сам. Но ради чего? Ради суда, казни? Локи глубоко вздохнул, рассматривая далекие красивые звезды. Отец не принял его чаяний, Радужный мост сломан, Разрушитель уничтожен, Лафей убит, и все это за несколько ночей. Что ждет его, если не казнь? Вечное тюремное заточение? Или ссылка? Он ведь еще и стража ворот ранил, любимца Одина. Хеймдаль всегда ненавидел Локи, а Локи всегда ненавидел Хеймдаля. Можно, конечно, сказать, что тот напал сам, и это будет правдой, но что это изменит? Царевич прикрыл глаза, стараясь успокоиться и мыслить здраво. Один сказал ему «Нет», а Тор вытащил. Тор. Не Один. Смерть, ссылка или тюрьма, что вероятнее? По дороге его не схватят, отец ведь четко сказал, чтобы он сам пришел. Куда? На мировой суд? Или Один все уже решил? Ну да он ничего не узнает наверняка, пока не придет в дворец.