Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 97 (всего у книги 174 страниц)

Царевич затаил дыхание. Такого он не ожидал. Ивар если и не во всем был прав, то очень во многом. Но откуда… Локи судорожно вспоминал все разговоры с двуличным магом. Где и когда он мог проговориться? Ведь он всегда сдерживал себя, всегда играл безупречно. Неужели Ивар узнал что-то подобное во дворце? Но нет, там о младшем сыне Одина наговорили бы совсем другие гадости. Тогда откуда?

– Мы едва знакомы, Ивар, – возмутилась Беркана и попыталась встать, но Хагалар насильно усадил ее себе на колени, – а ты строишь обо мне такие мнения! Я не та дурочка, какой ты меня считаешь. Часто в магии мне не бывает равных, меня берут в самые важные фелаги…

– Смотрю, самолюбия у тебя не меньше, чем у твоего кумира, – Ивар насмехался, но на самом деле очень внимательно следил, крепко ли держит Хагалар буйную девчонку. Он боялся. И правильно: безумных надо бояться. – Мне не о чем говорить с тобой.

 – Послушай, Ивар, – донеслось из угла, – коль так противен тебе Логе иль проекты, ты можешь ничего не выполнять. У каждого есть выбор, так попробуй…

– Я знаю, что легко могу уйти в другие проекты и не соприкасаться с Локи, – Ивар отвечал Лагуру, но не спускал глаз с Хагалара, – однако я хочу, чтобы прозрели остальные. Чтобы наши действительно великие ученые, добившиеся невероятных высот своим трудом, а вовсе не чужим, прекратили по первому слову бежать воплощать бредни сына Одина, ибо он того не стоит.

– Ты, смотрю, считаешь себя женой нашего досточтимого сына Одина, – широко улыбнулся Вождь, и в кои-то веки Локи был благодарен ему за насмешливый тон. – Ты говоришь о такой близости с ним, будто ты ему отец, мать или брат. Уж в чем детеныша точно упрекнуть нельзя, так это в откровенности. Он изливал тебе душу? Говорил что-то о своем отношении ко всем нам, к поселению? Никогда не поверю. И не обобщай. Ты убежден, что все члены царской семьи видят в нас преступников, презирают как последних рабов, и переносишь своё заблуждение на конкретного Локи. Да будет тебе известно, что никто из царской семьи никогда не жил в нашем мире. А детеныш живет и завел уже много личных связей. Примерно с половиной поселения он не знаком и не имеет про нее никакого мнения, зато другую хорошо знает. Что же до самого близкого круга, то смело могу утверждать, что хоть относится он к нам по-разному, но точно не презирает. И вообще, о чем мы спорим? О моральных качествах царевича, которые не касаются никого, кроме его милых родителей; или все же о его электростанции и методах исследования, которые он нам навязывает? Если о первом – то предлагаю распить хотя бы одну кружечку доброго эля, чтобы беседа стала интереснее, если о втором – то начать уже приводить какие-то факты, доказательства, а не голословные утверждения.

Хагалар говорил столь запутанно и сложно, что Локи даже не понял, ругает его маг или прославляет.

– Хагалар, я тебя люблю!!! – Беркана бросилась с поцелуями, однозначно восприняв весьма сложный посыл.

– Ты меня вообще не слушаешь? – тяжело вздохнул Ивар. С его лица стерлось гневное, возмущенное выражение, осталась только усталость, причем произошло это так быстро, что Локи даже засомневался, стоит ли перед ним все еще Ивар или кто-то другой в его обличье, ведь в Умвельте возможно всё. – Ты точно знаешь, что говорил мне Локи наедине или в бреду болезни? В душу умеешь заглядывать? Или ты слеп и не видишь, как он на всех нас смотрит? Если бы Локи хотел сделать что-то хорошее, он бы советовался с нами, а не пер бы напролом. Не хочешь беседовать о нем? Давай перейдем к проектам. Тебе предъявить количество загубленного материала и море потраченного времени на продвижение безумных идей, которые ничего не дадут в будущем? Царь должен стремиться к добру для подданных, а не вымещать свои детские обиды и недооцененное эго на окружающих, если уж он позиционирует себя «инструментом служения великим идеям».

Глаза Локи опасно сузились. Ивар перешел невидимую черту и начал указывать, что именно делать живому богу. Ну Локи еще поговорит с ним в реальности о загубленном материале и загубленных часах жизни.

– Что ж, аргументировано с тобой спорить невозможно, – Хагалар в очередной раз снял с себя Песчанку, а она в очередной раз залезла обратно, – да и зачем, по большому счету? Ты просто хочешь поделиться своим разочарованием и обобщаешь его на всех. Что до исследований… Сколько экспериментов проводилось в поселении просто так, от скуки, ради самолюбия их безвестного автора, чтобы лавры первооткрывателя не достались другим? А у скольких открытий этого будущего до сих пор нет, хотя они много тысячелетий пылятся на полках? Сын Одина хотя бы заставил нас работать ради реально полезных вещей, даже если не все они приживутся в Асгарде.

Такой ответ царевичу совершенно не понравился. Хагалар будто выдохся и защищал его вовсе не так рьяно, как сначала. Был бы здесь Раиду…

– Не понимаю я тебя, о, Ивар, – вместо гневливого естественника ответить мог только ненормальный Лагур, о существовании которого все постоянно забывали и на которого почти не обращали внимания. – Коль все не нравится тебе, так властен ты уйти, не принимать участия в собрании. Тебя никто не держит, так зачем ты споришь бесконечно? А Логе – друг тебе, к чему же столько козней?

Ивар только открыл рот, чтобы ответить, как вдруг дверь распахнулась и на пороге возник Раиду, которого Локи поминал всего несколько мгновений назад. Умвельт точно смеется над ним. Лицо естественника пылало яростью, как будто он слышал весь разговор от начала и до конца.

 – Волею провидения я сперва внимательно вас слушал и только сейчас решил зайти, – Раиду в несколько шагов пересек комнату и схватил Ивара за грудки. – Зловредная ворона, я слышал достаточно! Ты искренне восхищался Локи, ты водил с ним дружбу, и вдруг ни с того, ни с сего выясняется, что все это было лицемерие??? – Он с такой силой оттолкнул Ивара, что маг только чудом устоял на ногах. Хагалар едва сдержал норовящую вступить в бой Беркану. – Или одно-единственное решение нашего бога столь сильно покоробило тебя, никчемный маг?

Раиду сделал еще шаг к Ивару и уперся в защитный барьер. Ивар творил его с такой скоростью, что барьер мерцал всеми цветами радуги и потрескивал от напряжения. В нем не было особенного толку, ведь Хагалар мог снести его, просто поведя бровью, но Ивар явно почувствовал себя неуязвимым и даже позволил себе бросить презрительный взгляд на Раиду, вышагивающего вдоль барьера, подобно хищнику, выискивающему лазейку в решетке.

– Вам, ослепленные пафосом Локи, – Ивар кивнул Хагалару, Раиду и Беркане, – дерзну не отвечать, ибо искать смысл там, где его нет, совершенно пустое занятие, – он замолчал, проверил крепость барьера, и только убедившись, что разъяренный естественник не пробьет его, продолжил: – Лагур, из собравшейся дружной компании ты мне симпатичнее всех, поэтому отвечу на твой вопрос о дружбе, а то, чувствую, вы от меня не отстанете. Я никогда не заблуждался насчет Локи, насчет его глупости и высокомерия. С первого дня я презирал его, но все искал, где же зерно истины. Почему именно он царевич Асгарда, где тот самый БОГ, которого нам всем следует почитать и бояться? Нет бога. Ноль без палочки, вот что перед нами. Самовлюбленный эгоист, считающий, что имеет право всеми командовать просто потому, что при рождении ему выпала счастливая звезда. И, главное, он цепная собачка Одина. Вы в это не верите и не поверите, но вас всех вздернут на виселице, а ваш милый Локи будет громко гоготать, наблюдая за вашей гибелью. Если вы все здесь глупцы и верите красивой маске, чарующему голосу царевича, если вы затыкаете уши, чтобы не слышать бреда, который он несет, закрываете глаза, чтобы не видеть его тупости, это ваши проблемы, а не мои. Засим позвольте откланяться, – и он зашагал к двери, не снимая барьер. Хотя он мог не беспокоиться на сей счет. Раиду стоял, словно громом пораженный, Беркана слезла с мастера и тихонько присела рядышком. Опустошенная, разбитая.

– Браво! – послышались аплодисменты Хагалара. – Ты превосходный артист. Я не ожидал. Думал, ты более мелкая дрянь и на такой полет мысли не способен. Моё восхищение.

Он встал и отвесил Ивару шутовской поклон. Маг даже не обернулся к нему, но остановился на полушаге.

– Мне жаль, что я поддался эмоциям и раскрыл себя, – произнес он, ни на кого не глядя. Он непроизвольно сжимал и разжимал руки в кулаки – Локи безошибочно узнал свою вредную привычку, за которую часто ругал отец. – Надо было тихо уйти самому, не делая шума. Я думал, что смогу кому-то помочь и что-то доказать, но достучаться до вас сложнее, чем до дерева.

– Я не говорю, что все твои заключения неверны, но ты рубишь с плеча. Тебе не быть оратором, и толпа за тобой не пойдет, – Хагалар прошел сквозь защитный барьер, даже не заметив его, и положил тяжелую руку на плечо мага.

Картинка померкла, Локи возвратился в реальность. Однако случившееся настолько поразило его, что он снова настроил Умвельт на недавнее прошлое. Ни Хагалар, ни Ивар, увлеченные как обычно только собой, не дали ясных ответов. Нужны другие асы, с другими мыслями. На ум пришла Наутиз, взъерошенная после прямого попадания отчета. Почему бы и не она…

Снова та же самая комната. Те же лавки, стол и даже кувшин, наполненный молоком вместо воды.

Некоторое время никого не было, но вдруг в дверь вломились, смеясь и кривляясь, трое: Наутиз, Урур и Фену. Они столь громко смеялись и паясничали, что Локи даже засомневался в их трезвости.

– Какой фееричный спор! – гоготала Черная Вдова. – Во время того, что Локи называет громким словом «обсуждение проектов», просто уши вянут. Царевич элементарно не понимает, как поставить задачу, как продумать проблему, поэтому елозит во время заседаний по любимым неважным многочисленным деталям, выпуская самое главное.

Фену сопровождала свою речь настолько неприличными жестами, что никто не смог удержаться от смеха. Урур чуть не выронил тот самый проект, который Локи в реальности отдал Наутиз. Отсмеявшись, он быстренько пролистал его, едва слышно бурча под нос:

– Давно я не заходил на собрания, а у вас так весело. Честно говоря, когда я впервые услышал о промышленной революции, она меня заинтересовала. И даже несмотря на кучу ненужных подробностей, которые Локи сразу стал требовать. Но сказать, что я сейчас разочарован, – значит ничего не сказать. Все, что мы сегодня обсуждали – просто бред чистой воды, растянутый на несколько часов. Смотрите, тут десятки страниц ни о чем, посвященные каким-то мелким деталям, которые никому не нужны. Мы стоим на месте. Ничего не происходит, а Локи просто наматывает круги вокруг наших проблем, явно не понимая, что ему с ними делать. И у меня назревает только один вопрос: зачем он все это устроил? И если кто-то мне ответит, что ради Асгарда и процветания нашего мира, я его разочарую, потому что ни к какому процветанию его деятельность не ведет, – громко закончил он и демонстративно уселся на лавку около кувшина. На его коленях тут же оказалась Фену. Она налила себе молоко и нежно поцеловала естественника в губы.

– Урур, дорогой, ну зачем ты задаешь все эти бессмысленные вопросы? – ее дыхание обожгло щеку. – Ты же знаешь Локи. Главное – сделать упор, например, на странице сорок семь пункт пять, и долго его разжевывать. Лучше, часа два. Объясняя его не то нам, не то себе самому. Может, он таким заумным способом просто пытается понять свою писанину, а мы своими выканьями ему только мешаем.

 – В том-то и проблема, что он себе самому объясняет, – промямлил Урур, лаская девицу и явно думая уже о ней, а вовсе не о Локи. – И своим сапогам, наверное, – добавил он мечтательно.

– Ну, можно сделать упор и на сапоги, – мурлыкнула Фену и вдруг скатилась с колен естественника прямо на пол, оставив его ни с чем. Наутиз позволила себе едва заметную злорадную улыбку, на которую Локи обратил самое пристальное внимание.

– Думаю, сапоги Локи слишком ценные, чтобы на них делать упор, – раздосадованный Урур залпом выпил молоко, пролив чуть ли не половину на чистый стол, и налил себе еще. – Царевич, боюсь, жадный и не даст нам сделать упор на своих сапогах.

– У нас же теперь есть книгопечатный станок… – поддержала игру Наутиз. – Не очень понятно, правда, зачем. Я ради него весь Хельхейм перелопатила, а толку – чуть: ни одну книгу целиком так и не напечатали. Давайте, что ль, сами напечатаем какую-нибудь листовку и в ней расскажем подробно про упор на сапоги.

– Да, в сапогах Локи точно больше смысла, чем в его проектах, где описаний – гора, а содержание отсутствует, – припечатала Фену, вырывая стакан из рук Урура и осушая его до дна.

 – И на нем не делают упора, – Урур одним резким движением обхватил Фену за талию и снова усадил на себя – та даже почти не сопротивлялась.  – А почему мы делаем упор именно на сапоги? – попыталась прервать любовные игрища Наутиз, о которой все забыли. – В облачении Локи много чудесных деталей.

– Можно в листовках сперва полностью разобрать облачение, – томно произнесла Фену, развязывая тесемки на платье. – Этого хватит на двадцать выпусков, потом разобрать еще нижнее белье Локи, с упором, – платье соскользнуло на пол, открывая столь желанные многими телеса. – Потом разобрать уже сам упор.

– А потом Локи, наконец, переоденется, – Наутиз подняла платье с пола и обернула им Фену. Она явно ревновала Урура, будто слухи о ее связи с деверем правдивы. – Придется заново все начинать, находясь в упоре на сапоги, – она посмотрела на Фену столь злобно, что та поспешила одеться к большому неудовольствию Урура. – Доклад Локи «сделал мой день», как говорит Ингвар. Наутиз любит Локи. Локи продлевает Наутиз жизнь.

– Да, сегодня было, чем восторгаться, – недовольно пробормотал Урур, когда понял, что желанная близость с Фену отменяется: обольстительница оделась и демонстративно встала у стены. – Мы удачно сегодня сходили на собрание.

– Локи – первый мужчина в моей жизни, к которому я не могу продраться даже со всем своим арсеналом… – сказала Черная Вдова, собирая волосы в сложную прическу. – Уже начинаю задумываться, а стоит ли? Может, он столь же негоден, сколь и его идеи. Я тут на досуге почитала другие его проекты. Информации в них напихано сверх меры, но она вся абсолютно не нужна и к делу не относится. И при всей любви Локи к обоснованиям его собственные проекты этих самых обоснований лишены напрочь. Есть некая идея, глупая чуть менее, чем полностью, которую мы все по определению обязаны поддерживать, ведь «он же бог!». И, кстати, у нас есть тинг, он выше бога. Тингу нет необходимости поощрять бредни Локи. Но поощряет почему-то.

Наутиз только открыла рот, чтобы произнести очередную смешную гадость, как в комнату ворвался Ивар, да не тот, который обвинял Локи немного ранее, а брат Раиду. Тот самый, вместе с которым они разрабатывали злосчастный проект.

– Дорогие мои друзья, ради вас я оторвался от химических опытов и пришел сюда. Я не собираюсь спорить с вами, лишь хочу кое-что пояснить. Локи продвигает не один-единственный проект. Вы не верите ему, не верите написанному, так поверьте тому, кто проработал большую часть пунктов и подпунктов. Да, возможно, какие-то детали и мелочи чрезмерны. Но, поймите, царевич запрашивает все эти дополнительные параметры не ради того, чтобы задать вам побольше работы, а для вашей же безопасности. Асгард шагнул в новый научный век, опасный век, и малейшая ошибка может стоить жизни не только нам, но и всему поселению. И да, поэтому он столь тщательно проверяет каждый знак и каждую выкладку, тратя много времени и советуясь со знающими асами. Я надеюсь, вы вменяете ему в вину не только то, что он не советуется лично с вами при принятии судьбоносных для Асгарда решений…

Комната снова пошла рябью, конец речи потонул в тумане. Первым порывом Локи было в третий раз призвать ученых и послушать другие мнения по поводу происходящего, но потом он решил, что ничего нового не услышит. Если Умвельту можно верить, то поселенцы разделились на две фракции: за и против его планов. Хуже не придумаешь, так и начинались все гражданские войны. Локи глубоко задумался. Что-то пошло не так… Если этой необъяснимой машине можно доверять, в чем он был совершенно не уверен. Ивар не походил на себя, да и Беркана тоже. Сколько раз он ее видел, она не произносила и трех осмысленных фраз, а тут оперировала сложными предложениями. Наутиз и Фену… О них он знал преступно мало. Хагалар почему-то защищал его вместо того, чтобы подливать масла в огонь, а в реальности на собрании не произнес ни слова.

Как же работает Умвельт? Вроде бы проецирует подсознание конкретного аса, то есть Локи заглядывал не в души непостижимых ученых, а в свое собственное представление о них, пускай оно и было пугающе странным, извращенным, не похожим на то, что он видел собственными глазами. Единственные, кто его не удивил, были братья и Лагур – они вели себя так же, как и в реальности.

Не отменить ли и в самом деле проект? Нет, не стоит. Пусть лучше он провалится, но ученые хоть что-то сделают. Все лучше, чем стоять на месте и тратить время на пустые споры.

Комментарий к Глава 69 Советую прочитать разбор даже тем, кто его обычно не читает – там расписано, как появились и на основе чего написаны споры асов по поводу Локи.

====== Глава 70 ======

Вот уже почти неделю в редкие свободные минуты Хагалар раздумывал над тем, какое бы новое прозвище дать вовсе не плоти и крови Одина. Прозвище, отражающее не семейное положение Локи, а его суть и образ мыслей. Мастера магии ужасно смешили попытки юной прелести стать Одином поселения, а открывшаяся правда о происхождении не давала покоя и заставляла взглянуть на проблему немного с другой стороны. Некоторые поступки царевича, ранее казавшиеся проявлением гордыни, тщеславия или другой несусветной глупости, нашли достойное объяснение. Зато кое-что другое никак не укладывалось в голове: как мог Один обманывать свое доверенное лицо так долго? Вождь пытался найти ответ в воспоминаниях, но тщетно.

Резню во дворце Лафея невозможно было забыть. Етуны сдаваться на милость победителя не собирались и терпели поражение с достоинством истинных воинов. Асы наступали, победа была близка, как вдруг прошел слух, что етуны собираются принести священную жертву – лаугиэ, – которая должна вызвать сильного духа, покровителя Етунхейма. Ни тогда, ни сейчас асы не знали, правдива ли легенда о могучем и безжалостном защитнике. Как оказалось, етуны тоже, но Хагалар был обязан во что бы то ни стало воспрепятствовать ритуалу торжественного сожжения. В тот день он впервые увидел Локи. Точнее, еще не «Локи», а Младшего Царевича Етунхейма – титул стал бы впоследствии именем. Слишком маленький, слишком слабенький для дитя гиганта, что неудивительно, если вспомнить возраст царицы. Хагалар предложил Одину проявить милосердие к ребенку – то есть безболезненно умертвить, в противном случае помороженная священная жертва встретила бы неотвратимую смерть в одиночестве среди ледяных скал. Третьего не дано: либо смерть от холода – медленная и мучительная, либо от ножа – быстрая и безболезненная. Вылечить новорожденного мог только высший маг исцеления. В Асгарде таковой был один, и сидел он во дворце, нянча кроху Тора и с беспокойством ожидая победителей.

Младенец за несколько минут избежал аж трех смертей: от ритуального огня, от морозных ночей Етунхейма и от кинжала Хагалара. Возможно, он избежал и четвертой – от меча Одина, но этого Вождь точно не знал.

Теперь стало понятно, как Локи, уже став Локи, выжил в Бездне: тот, кто столько раз обманул смерть в несмышленом возрасте, становился фактически бессмертным. А сколько раз он мог умереть от простуд? Когда-то именно воспаление легких стало причиной гибели старшего сына Одина и Фригги.

Хагалар мог понять все, кроме одного: почему от него скрыли факт усыновления? В Асгарде близкими родственниками не только рождались, но и часто становились – он сам прочувствовал это на себе. Всяческие обряды побратимства и прочие способы введения в род проводились регулярно, и не было в этом ничего необычного для аса.

Пленение Локи произошло за много столетий до ссоры, даже до первых признаков размолвки в правящей верхушке. В то время Хагалар и Один доверяли друг другу как самим себе. Неужто маг всегда ошибался насчет царя Асгарда? Спустя столько зим признавать ошибки юности было, мягко говоря, неприятно. Он всю жизнь гордился тем, что, еще будучи ребенком, обманом заполучил полное и безоговорочное доверие царя. И он считал, что его-то уж Один обмануть не сможет. Однако смог… А теперь, спустя почти тысячу зим, вдруг посчитал, что пора рассказать правду. Локи не смог бы вечно хранить свою тайну, находясь среди ученых. Стоило им только из праздного любопытства взять пробу его крови или магии, как тут же…

Хагалар нахмурился, вспоминая взъерошенного Раиду, который, потрясая в воздухе пергаментом, исписанным рукой Лагура, причитал, что у Локи перепутаны магические сосуды и великим магом ему не быть, и в худшем случае он не доживет до следующего дня рождения.

Хагалару даже в страшном сне привидеться не могло, что он будет лично успокаивать Раиду, но пришлось. Заключения Лагура были глупостью. Он ведь сам путешествовал по магическим сосудам Локи, когда тот только прибыл в поселение и свалился под чарами сбежавшего у Маннара заклинания. Магические сосуды у него такие же, как и у любого магического существа. Лагур ошибся в своих безумных выводах. Только некомпетентность ученых во всем за пределами их пробирок могла соперничать с их любопытством. Вождю потребовалось не менее десяти минут, чтобы привести в чувства гневливого естественника, успевшего заживо похоронить свое личное божество.

О чем думал Один, отдавая Локи толпе ученых? Даже если бы он запретил приемному сыну изучать себя – а судя по всему, не запретил, – то все равно никто не мог бы помешать пронырливым здешним умникам исследовать природу бога, просто сдернув с одежды выпавший волосок. И это не говоря о болезненности Локи и необходимости врачебных осмотров. Единственное объяснение, которое Хагалар признавал правдоподобным, гласило, что Один не представляет себе возможности современной науки. И уже в ближайшей перспективе такая неосведомленность может обернуться роковой ошибкой.

Один старел. Не менее пятнадцати тысяч прожитых зим начали проявляться на безупречном образе – за последнюю тысячу он сдал очень сильно. Хагалар, знавший его две с половиной тысячи зим, видел изменения невооруженным глазом. Так ли уж бессмертен истинный бог? И кто займет его место? Оба наследника чересчур юны, а все умные царедворцы казнены или сбежали.

Ситуацию можно было спасти радикальным методом – всеми силами воспрепятствовать восстановлению Радужного Моста. Без него не работали более мелкие тропы, в том числе и тайные. Миры разъединены, значит, не могут навредить друг другу, а у Асгарда есть не просто Тессеракт – камень перемещения, – но еще и множество его осколков. Асы ходить в другие миры могут, прочие существа – нет. Можно разъединить миры навечно, только вот это приведет к деградации всех областей жизни – большинство миров не сможет поддержать достойный уровень существования без продуктов, сырья и изобретений друг друга.

Проще восстановить-таки Радужный Мост, а жажду крови буйных народов направить на Мидгард. Логисты утверждали, что люди произвели оружие, позволяющее уничтожить Землю больше десяти раз. Хагалар не очень понимал, в чем смысл оружия такой силы, точнее, такого его количества. Зачем десять раз уничтожать то, что будет полностью уничтожено в первый? Но не это было важно, а то, что люди вполне могли от отчаяния применить свое оружие, не считаясь с опасностью уничтожить жизнь на своей планете. Возродить ее обратно не так и сложно – потребуется всего лишь несколько миллионов зим, и за это время опасности со стороны Мидгарда не будет никакой. Там появятся новые формы жизни, которые можно будет контролировать и не допустить чрезмерного развития. Хагалар лучше других понимал то, что недавно озвучили на тайном собрании мастеров: люди опаснее любого демона Бездны. Внешних врагов можно не пустить или, если уж пропустили, выгнать, а внутреннего врага выдворить не удастся. Как только люди изобретут подобие Радужного Моста, настанет Рагнарек. История людей известна всем жителям Девятимирья. Люди – единственный народ, который испокон веков уводил в рабство своих же соплеменников. Ни одному етуну, да даже ни одному муспелю не пришло бы в голову делать своего соплеменника говорящей вещью без всяких прав. Если люди так поступали со своими, то лучше не представлять себе, что они сделают, получив доступ ко всем мирам. Они уже изуродовали собственный мир, отравили воду, воздух и огонь. При наличии свободного прохода между мирами они своим невероятным оружием могут взорвать все вокруг.

Мастера единогласно решили, что уничтожение человечества – если невозможно иначе, то вместе с жизнью в Мидгарде, – приоритетная задача, несмотря на завалы по основным их направлениям деятельности. Локи может подождать, а вот человеческое могущество – нет. Даже когда Асгард и Етунхейм боролись за власть, речь не заходила о всеобщем рабстве или уничтожении. Ни асы, ни етуны не стали бы так поступать.

Пока ученые решили хотя бы сократить численность человечества при помощи вирусов, чтобы отвлечь все силы людей на собственные внутренние проблемы. Локи всячески препятствовал воровству смертных, однако кровь и ткани раздобыли и разместили в одном из домов, где внедрялся проект отопления и не было ненужных глаз. Построение полномасштабной системы отопления тоже было приоритетной задачей, но естественники медлили – постоянно ходили в оба экспериментальных дома и что-то проверяли. Хагалар считал, что с этим точно в состоянии разобраться Ивар – мастер естественной ветви науки, – поэтому сам ни во что не вникал.

– Ну, здравствуй… Хагалар, – неожиданно послышался сзади громкий, зычный, чуть хрипловатый голос. Мастер магии нарочито медленно обернулся. Многолетняя привычка не подвела: лицо расплылось в широкой улыбке, а удивление вовсе на нем не отразилось. Тренированное тело сработало точно – Хагалар не сделал ни одного резкого движения, а дело, из-за которого он покинул дома мастеров, сразу приобрело статус второстепенного.

– Даже не знаю, что меня больше удивляет. То, что ты жив, или то, что ты выучил моё новое имя, – насмешливый голос тоже не подвел своего хозяина. Если перед ним иллюзия, плод воображения или чья-то злая шутка – нет смысла выказывать страх, от ожившего чудовища не спастись. – Чем обязан?

Пока язык говорил одно, мозг думал совершенно другое, перебирал массу возможных вариантов. Проходящие мимо ученые бросали на гостя едва заинтересованные взгляды – они его видели. Значит… Да, точно, загадка проста, ответ очевиден.

– Нет, не говори ничего, – Вождь поднял руку в запрещающем жесте. – Без непосредственного участия нашего вселюбимого Всеотца ты бы здесь не оказался. Значит, он воскресил тебя?

– Ты не совсем прав. Воскрешать он не умеет, – Гринольв с нескрываемым интересом рассматривал своего собеседника. Юнец, которого он знал слишком хорошо и видел буквально вчера, предстал едва узнаваемым старцем. – Я сам наложил на себя заклятие сна, Один лишь разбудил меня.

– Причем именно сейчас, – Хагалар усмехнулся, готовясь к худшему, но ни жестом, ни взглядом не выказывая истинных чувств. – И подослал ко мне, чтобы ты наставил меня на путь истинный?

– Вовсе нет. Меня никто не подсылал, я сам пришел, причем один, – Гринольв говорил четко, ясно и по делу. Как обычно. Хотя Хагалар смутно помнил, как тот обычно говорил, ведь «обычно» было почти три тысячи зим назад. – Нам предстоит вместе работать на благо Асгарда, то есть часто встречаться. А я не хочу, чтобы ты снова воткнул мне нож в спину. Предлагаю перемирие.

– Сдался ты мне, – Хагалар широко улыбнулся, про себя вздыхая с облегчением. Гринольв прост, говорит то, что думает и даже на переговоры с опасным противником приезжает в гордом одиночестве, надеясь только на свои доблесть и авторитет. Вести дела с такими существами легко, только давний страх и предубеждение могут помешать. – Ты мой воскресший ночной кошмар. Я боялся тебя слишком долго, пока однажды вовсе не позабыл о тебе, – он помолчал немного. – Хорошо, что ты появился. Вспоминаю себя в детстве, тут же становится понятнее, как общаться с несносным детенышем Одина. Тебе ведь рассказывали о Локи? Уверен, что рассказывали. Тот еще мальчишка – совсем не подарочек. Думаю, я для тебя таким же был, если не хуже.

– Сколько я понял, этот, по крайней мере, не разбивает ценных вещей, – заметил Гринольв, едва заметно улыбнувшись уголками губ. Мастер магии читал его как открытую книгу. Когда они виделись в последний раз, Хагалар был слишком юн, напуган и предубежден. Он знал о Гринольве очень много, но в то же время ничего. Тот портрет, тот характер, который он хранил в памяти, мог вовсе не соответствовать реальности, и у него есть всего несколько минут на то, чтобы считать Гринольва настоящего и понять, как с ним обращаться. Не с позиции трусливого ребенка, обязанного ему жизнью, а с позиции взрослого дворцового аса, победителя всего, что только можно было победить в Девятимирье.

– Не стоило ставить ценные вещи у меня на пути, – Хагалар поднял вверх указательный палец и позволил лицу приобрести самое приятное выражение. – Но вообще мне нравится, что у тебя есть чувство юмора… Или я раньше не замечал? Не помню, чтобы ты хоть раз смеялся по-доброму. А, впрочем, это неважно, – он снова выдержал паузу, надеясь, что Гринольв заговорит, но тот только внимательно слушал и с нескрываемым интересом разглядывал своего протеже. – Так вот, когда мы виделись в последний раз, я был ужасно глуп, юн, безрассуден и настроен крайне романтично. Мне тогда казалось, что ради загубленных тобою душ я могу тобою же и пожертвовать. Что если я убью садиста и насильника, который столько моих друзей замучил до смерти, то я буду героем. И я сделал то, что хотел… Хотя потом много ночей не спал. Все боялся, что ты придешь ко мне, освободишься от заклятья. Однако ты не приходил очень долго. Пришел только сегодня, не прошло и трех тысяч зим, – еще одна пауза и снова никаких возражений. – Так вот, теперь я, смешно сказать, старше тебя и прекрасно понимаю, что ты был гением. Настоящим гением военного дела, которым никогда не стать мне. Второго такого до сих пор не родилось… Да будь ты хоть людоедом, поедающим деток на завтрак и ужин, тебя стоило ценить и беречь. Если ты сейчас будешь стоять на страже Асгарда, я могу только поздравить дорогого Одина с великим приобретением. Асгарду нужны такие гении, как ты.