Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 139 (всего у книги 174 страниц)

– Если Хагалар внушает тебе отвращение, а я – страх, – по-своему истолковал его внутреннюю борьбу Один, – то можешь выбрать, кого посчитаешь нужным. В поселении много прекрасных магов. Можешь любого из них подвергнуть огромному риску, призвав в наставники, ведь никто, даже я, не представляет, какие возможности скрыты в твоей иномирской силе и насколько она опасна для окружающих. Высокие уровни магии, которые можем дать тебе только мы с Хагаларом, будут тебе недоступны еще лет триста. Основам тебя обучит любая посредственность. Но помни, сын мой: любая посредственность, даже бездарность, мгновенно определит в тебе етуна-полукровку. Пока о твоем происхождении знает только Хагалар, но что будет, когда узнают другие асы?

Локи закусил губу – вот ведь щедрое предложение.

– То есть ты готов оплатить любого, кого я изберу? – уточнил он. Заговаривать о серебре не хотелось, но пришлось, ведь с того злосчастного похода в Ванахейм ничего не изменилось, собственного серебра как не было, так и нет.

– Разумеется, готов, – кивнул Один. – Думай, сын мой. Это важное решение.

Один незаметно усмехнулся, глядя на взъерошенного Локи, напоминающего воробышка. Изберет Хагалара – докажет, что их вражда фальшива. Изберет отца – вернется во дворец, а с ним и Хагалар, которому самое место в Гладсхейме. Никакого другого наставника он не возьмет – слишком боится своей етунской сущности, слишком боится, что о ней узнают посторонние и заклюют. А кто станет наставником – Хагалар или сам Один – неважно. В любом случае старый друг окажется на государственной службе, и жизнь вернется на круги своя, будто не было Бездны-разлучницы. Мальчишка проиграет, да и игра ведется не с ним и не за его жизнь или душу. Прав был Хагалар, когда говорил, что ребенок – лишь средство, а не цель.

Локи испросил дозволения подумать в одиночестве и медленно осел на пол, прогоняя наваждение. Кто угодно, значит, и отец возьмет на себя все расходы. Это мысль. Прав великий царь – до вершин магии ему как до Ванахейма пешком, бесполезно прыгать выше головы, пока бы разобраться, как работать с кровомагией, а в этом вопросе никто не сведущ – ни Хагалар, ни отец никогда не сталкивались с подобным. Да и не нужны ему сейчас высшие уровни магии, для модернизации Асгарда достаточно просто научиться контролировать свои новые силы. О том, что он етун, знает весь фелаг. И молчит. Так почему же не будет молчать новый наставник? Точнее, наставница. Да, это должна быть женщина – потому что женщину легко оплести любовью, дать надежду на счастливое будущее – и женщина будет нема как рыба. К тому же женщина тоньше и лучше чувствует магию – в этом он убедился, когда царица обучала его азам целительной магии. Что там говорил Хагалар? Основные его ветви магии – это огонь, исцеление и иллюзии. После встречи с высшими силами, наверняка, что-нибудь еще прибавилось, но чтобы достичь высот хоть в чем-то, потребуется довольно много зим – за это время он усовершенствует Асгард, мир отверженных перестанет быть отверженным, и он запросто перевезет все разработки вместе с учеными поближе к столице. Вот тогда и придет к отцу – пусть обучит высшим ступеням магии. Так удастся избежать наставничества Хагалара. Отец даже не понял, какую огромную услугу оказал своему воспитаннику. Осталось лишь найти достойных магов в поселении, но это должно быть несложно.

====== Глава 104 ======

Фригг потратила много сил и времени, пытаясь поставить Локи на ноги. Он был слаб, измучен и даже прекратил изысканно хамить, чем выгодно отличался от того Локи, к которому она привыкла за последний год. Вот уже несколько ночей она разрывалась между подготовкой к свадьбе и неродным сыном, который наконец-то радовался ее приходу, а не закатывал глаза от чрезмерной заботы. Такой Локи не мог не нравиться. Такой Локи напоминал себя прежнего.

Дар предвидения, мало чем отличавшийся от проклятья, не раз подводил царицу: много столетий назад она видела, словно в тумане, как Тор и Локи, повзрослевшие, возмужавшие, вместе держатся за Тессеракт, который к тому времени давно был укрыт в Мидгарде. Она посчитала видение знаком свыше и обучила Локи управляться с гиперкубом настолько, насколько это было в ее силах. Но чем всё закончилось? Пророческий туман предусмотрительно скрыл от ее взора цепи и кляп. Туман умолчал, что не братья, но злейшие враги взялись с двух сторон за куб. И вот опять! Будущее Локи – неясное и зыбкое, приходило к ней в видениях. Связанный напрямую с неизвестными богами, он был больше открыт для нее, чем прочие асгардцы. Царица изначально знала, что он не умрет, но решила, что на этот раз смерть спасет жизнь. И она спасла. Рука Одина дрогнула, а Хагалар совершил очередное безрассудство, еще больше отдалившись от царской четы. Когда-то она стояла с ним спина к спине, когда-то они вдвоем играли против Одина. У них до сих пор остались от него страшные тайны. Но былое величие затерялось в прошлом. И поверить в то, что память не подводит, что триумвират действительно существовал, а не был плодом воображения или видением, было почти невозможно. К тому же у Хагалара появилась новая зазноба, новая девочка, которую он неумело защищал – Беркана. Он обещал ей Фенсалир, и Фригг недоумевала, каким образом он собирается договориться с Одином, учитывая ее происхождение и травму лица. Уж не фиктивной ли женой Локи он видит свою воспитанницу? Но ведь воскресить ту, которую сам убил, невозможно. Фригг не понимала ни тогда, ни сейчас, зачем он забрал девушку в мир отверженных? Почему не отдал ей на попечение? Зачем перечеркнул всю ее жизнь, лишив надежды на будущее? Ей не было полутора тысяч зим, она была несовершеннолетней по женским меркам. Он решил за нее и обрек на вечное страдание. Как и себя когда-то.

Мысли о Беркане постепенно уходили на второй план, сменяясь насущными проблемами, когда отверженная вернулась в поселение вместе с Хагаларом и Алгиром. Правда, официальное прощание не мешало Хагалару наведываться во дворец. Сперва он пристал к Тору с предложением, о котором давно было оговорено – об обучении политическим премудростям. Но старший сын, не то и в самом деле принявший столь близко к сердцу мысль о давнишнем клятвопреступлении, не то страдавший из-за отъезда смертной, попросил подождать до летней половины года, когда он немного придет в себя. И вряд ли беда Локи столь сильно расстроила его. Дело точно в женщине. Хагалар не скрыл свое неудовольствие, обозвал Тора «истинным братом несносного детеныша» и отправился к Одину, поскольку Хугин чуть не порвал ему рукав, настойчиво указывая на покои Всеотца. Там разговор вышел еще более неприятным. Фригг не присутствовала, но слышала: Хагалар отказался тренировать новых магов, грубо заявив, что ему не до показательного набивания морд ради рукоплесканий малолетних царевен. Дворец и армия как-то без него все эти столетия обходились, пусть и дальше обходятся. Выдать артефакты, спровоцировавшие Етунхеймских богов, он согласился, а вот привезти каскет отказался, мотивируя тем, что по дороге он его прольет или разобьет окончательно. Давние друзья расстались очень недовольные друг другом. Один несколько дней ходил мрачнее тучи и в конце концов велел новоиспеченным сверхсильным магам переехать в дальние горы вместе с наставниками и постараться не уничтожить планетоид своими магическими пассами.

Жизнь во дворце постепенно входила в привычную колею. Торжества по поводу свадьбы Гринольва и Сиф длились восемь ночей, но царица не была обязана на них присутствовать. Она все время была с Локи и даже проводила его, когда он, наконец, решился покинуть отчий дом. Они ехали рядом по узким тропинкам, припорошенным снегом. Лицо царицы скрывал капюшон, чтобы простые асы ее не узнали. Она могла стать невидимой для всех или же только для посторонних, но не стала применять излюбленное умение при сыне. Ей хотелось без всякой магии проехаться по зимнему Асгарду, отдохнуть и подышать свежим воздухом. Место пышной свиты, присущей царице, заняло всего несколько лично ей преданных асов. Они ехали на небольшом расстоянии, весело болтая с подчиненными Локи. Обрывки фраз доносились до царицы, но не складывались в единую историю.

Фригг ожидала, что Локи заведет разговор, но он ехал молча, погруженный в глубокие раздумья. Никакие кошмары, ни во сне, ни наяву, больше не терзали его измученный разум. Купленная в Ванахейме лошадь, выбранная Рататоском, оказалась послушной и выносливой, несмотря на сомнения Одина. Царица невольно сравнивала лошадь сына со своей любимицей – серой в яблоках кобылой. Такая масть считалась в Асгарде признаком нечистой силы, и молодой Фригг нравилось слышать за спиной подозрительные шепотки. Впоследствии такие лошади стали чуть ли не символом царицы. Нечисть боится дня и огня – так считала молва, но Фригг по себе знала, что это лишь предрассудки.

Позади осталось больше половины пути, когда Локи, наконец, нарушил тягостное молчание:

– Уже темнеет, мама. Если ты доедешь со мной до поселения, тебе придется там ночевать.

– Я думаю, ты сам доберешься, – ответила царица, едва заметно дотронувшись до варежки, скрывавшей руку сына. – Помни, что мы с отцом всегда ждем тебя дома.

– Я не забуду, мама, – серьезно кивнул Локи, перехватив ее руку. – Теперь точно не забуду.

Он поскакал вперед, а она осталась посреди заснеженной равнины, глядя ему вслед и напевая под нос грустный мотив. Локи больше не был связан ни с какими богами – его будущее снова покрылось для нее завесой мрака.

Первая неделя, проведенная в поселении, оставила в душе Беннера смешанные чувства. Лишь одно он мог заявить со всей смелостью – в мире простолюдинов гостить гораздо приятнее, чем в мире знати. Во дворце к нему относились презрительно-снисходительно, хотя и пытались скрыть презрение за показной вежливостью, а в деревне все было иначе – им, простым человеком, восхищались, именовали высокими эпитетами, перед ним склонялись, ожидая великих свершений. За несколько дней он не успел толком разобраться в происходящем, хватаясь то за одно, то за другое, и ни к чему особенно не имея склонности. Красавица Эльма не отходила от него ни на шаг, став гидом и переводчиком. И только одна мелочь не давала расслабиться – негласное сожительство с Локи.

Когда Брюс узнал, что его разместили в одном доме с опальным царевичем, то возмутился до глубины души. Заявил, настойчиво, пускай и в самых изысканных выражениях, что не готов сожительствовать с такой высокой особой. Однако ему возразили, что пустых домов нет, но, если такова воля гостя, его разместят вместе с учеными. Посмотрев на тесные помещения, заставленные жесткими лавками, и сравнив их с роскошной кроватью Локи в огромном полупустом зале, Брюс выбрал роскошь и простор, тем более, что никто не знал, когда вернется царевич и вернется ли вообще. Кровать, правда, была одна, а на просьбу о дополнительной поселенцы заявили, что других нет, но можно привезти из дворца. Беннер прекрасно знал, куда его пошлют с такой просьбой, поэтому предложил сделать какое-нибудь ложе местными средствами. Разумеется, не такое роскошное, как у царевича. Поселенцы долго не решались дать точного ответа, несколько раз советовались с личными прислужниками Локи, но в конце концов все же обещали что-нибудь придумать.

Две ночи он спал на шкурах Локи, поскольку больше спать было негде. Рабы царевича, бесстрастные и молчаливые, предугадывали его желания и прекрасно обслуживали. Беннер и рад был бы отказаться от их услуг, но отсутствие даже элементарного водопровода делало самообслуживание практически невозможным. Пришлось примириться с сомнительной ролью рабовладельца.

На третью ночь он получил нечто среднее между кроватью и лавкой, выложенное мягкими шкурами невиданных тварей. Он поставил невиданную конструкцию подальше от кровати Локи и решил отгородить ширмами, но поселенцы отказались менять что-либо еще в покоях царевича. Самому Беннеру не улыбалась идея своими руками глобально переставлять мебель без согласия хозяина, как и сидеть в доме бывшего врага, поэтому он почти все время проводил на свежем воздухе, за книгами, которые без труда переводила Эльма, а также в импровизированных музеях-коллекциях и лабораториях.

Прошла почти неделя, прежде чем царевич объявился, причем ночью. Брюса не разбудили, и он только утром с удивлением обнаружил спящее божество. Локи никак не среагировал на его пробуждение, а Беннер поспешил привести себя в порядок и уйти из дома, отложив объяснение на вечер. Он наделся, что вернется, когда Локи заснет. Говорить с ним не было желания, а дом играл только роль спальни. Мозолить глаза нью-йоркскому неудачнику Беннер не собирался. Он вернулся около полуночи, когда вся знать в замке обычно крепко спала, но Локи дома не оказалось. Беннер обрадовался и только собрался раздеться, как божество объявилось. Брюс досчитал до пяти и сдержанно кивнул. Локи ответил таким же кивком.

– Как там Джейн? – спросил Беннер, когда пауза стала неприлично затягиваться. – Как прошла свадьба?

– Свадьба скучна, а Джейн уже должна быть в Мидгарде, – произнес Локи дружелюбно, но улыбка смотрелась неестественно на его лице. – Я знаю, насколько сильно ты меня ненавидишь, – добавил он несколько мгновений спустя. – Я прикажу возвести стену, разделить дом на две части, чтобы тебе не пришлось делить со мной одну комнату.

– Спасибо, но ради меня не стоит напрягаться, – процедил Беннер сквозь зубы. – Я уже смирился с тем, что в Асгарде тебя встретили как героя, что всем плевать на твои «подвиги» на Земле.

– Я делаю это не ради тебя, а ради себя, – благодушно заметил Локи, садясь на кровать и разоблачаясь. – Монстр может вырваться на свободу в любую минуту. Это, – он указал на верхнюю часть костюма, которую успел снять, – спасло меня в доме Железного Человека, но если рассердить зверя, особенно, когда я сплю, то последствия будут плачевными. Для меня. А потом и для тебя, учитывая силу магов поселения и любовь ко мне народа.

– Я контролирую Халка, можешь не беспокоиться, – вздохнул Брюс. – Твое нападение было давно, я на тебя зла не держу.

– Зато он держит, – заметил проницательный Локи. – Я не хочу рисковать, живя под одной крышей со зверем, который меня ненавидит. Ночью ты его не контролируешь, и, хотя спать мы будем в разное время, отдельные часы могут совпасть. Мне моя жизнь дорога.

– Делай, что хочешь, – отмахнулся Беннер, глубоко оскорбленный подозрениями Локи в том, что он не контролирует Халка ночью. – Но все же, скажи, Тор просто обманул нас? Никакого суда не было, а Один принял тебя с распростертыми объятиями?

– А чего бы ты хотел? – заинтересованно спросил Локи. – Если бы ты был асгардским судом, то какой приговор ты бы мне вынес?

– Я не судья и личного мнения не имею. Учитывая ваши средневековые законы, я бы дал нам, Мстителям, казнить тебя, отобрать имущество, ну и твои родственники должны были бы тоже перед нами ответить, раз у вас клановое общество. По крайней мере, у наших древних народов ответственность была коллективная.

– Ты читал наши законы, но плохо, – усмехнулся Локи, не впечатленный своим гипотетическим будущим. – Помни, я принадлежу дому самого Одина, раз официально усыновлен, – он понизил голос до шепота. – А еще ты плохо считаешь. Хотя, признаю, делить на шестьдесят девять человеку трудно. Но даже если представить себе, что делать этого не нужно, то ты не заметил, что в «Сером Гусе» нет смертной казни. Потому что родовую месть, которую ты бы мне присудил, можно свершить, не обращаясь к тингу, альтингу или Одину. Редкие асгардские казни связаны с международными отношениями, шпионажем, например. Худшее, что можно сделать у нас по закону – это отобрать имущество и объявить аса вне закона. Тогда его все стремятся убить, и у него есть три пути – сбежать из Асгарда, например, на какую-нибудь войну, уйти в континентальную часть и скорее всего погибнуть, или попасть сюда, в мир отверженных, куда меня и поселили.

– То есть, ты хочешь сказать, что тебя лишили имущества и наследства? – хмыкнул Беннер.

– Арифметика, – чарующе повторил Локи. – Я понимаю, что это сложно, и, кажется, не нужно, но попробуй. Кстати, я интересовался, что происходило в вашем мире в 965-м году, кроме войны с Етунхеймом, которую вели не вы, а асы. Византия вернула себе Сицилию, основали Сицилийский эмират – одним словом, всякие мелочи, которые вы уже не помните, а для меня они ничего не значат. Неинтересный год вашей истории.

Беннер только отмахнулся от нелепых суждений. Чтобы делить на шестьдесят десять, надо знать, что именно делить, а Локи делиться ценными сведениями явно не собирался, предоставляя гостю додумывать и пытаться уследить за, воистину, божественной логикой.

– Судя по тому, что ты встретил меня во дворце, и по тому, что я вижу здесь, с тобой ничего плохого не сделали. Эта крепость, даже если и ссыльная, ничем не хуже дворца.

– А ты бы предпочел, чтобы меня пытали, применили кровавого орла и прочие изощрения? Или принесли в жертву? Повесили, разбили голову о камень? Или ты предпочел бы каторгу в человеческом понимании – то есть тюрьму с тяжелой работой, недоеданием и свистом бича?

Брюс промолчал. Смотреть, как Локи переодевается, было неэтично, а слушать его насмешки и ощущать себя большим чудовищем, чем он и так был – неприятно.

– Я бы не хотел тебя разочаровывать, дорогой друг моего дорогого брата, – Локи уже откровенно смеялся, провоцируя Халка – ох и зря он искушал судьбу, – но твою изощренную месть не свершить в нашем мире. Из-за арифметики. Хотя и не только из-за нее. Каторги в вашем понимании у нас нет, пытки приняты только как метод допроса и то применяются нечасто, казни, я уже сказал, большая редкость, для жертвоприношения давно не используются даже люди, что уж говорить об асгардцах. Правда, все свои фантазии вы могли воплотить, когда пленили меня в высокой башне, – Локи, полностью одетый в черные одежды без опознавательных знаков, тяжело встал. – Когда лучник держал меня на прицеле, когда твой монстр поигрывал мускулами, когда ваш капитан грозил мне щитом. Вы могли избить меня. Вы могли убить меня. Вы могли подвергнуть меня пыткам, выместить свою боль, отомстить за всех тех, кто погиб по моей вине. Тор был один, против всех вас он бы не выстоял. Вы могли свершить месть, Мстители. Но вы этого не сделали. Почему же? Ответь. Мне интересно, почему вы даровали мне жизнь и даже милостиво вернули домой… Неужто думали, что фантазия моего приемного отца изощреннее вашей? Здесь мы одни, никто не услышит твоих откровений, поэтому можешь не скрывать правду.

– Избить тебя, – задумчиво произнес Беннер, воскрешая в памяти старые обиды. – Ты даже не представляешь, как это было заманчиво. Думаю, каждый отдельно взятый Мститель не отказал бы себе в таком удовольствии, мы всё же были на взводе. Вот только все вместе мы, боюсь, убили бы тебя на месте. Пытки тоже планировали. Фьюри планировал. Он даже спросил разрешения у Тора, и тот был не против, хотя и считал, что это бессмысленно. У нас на Земле за всю историю не было ни одного судебного процесса над пришельцем и не предусмотрена система наказаний для представителей других миров. Боюсь, что это очень сильно затормозило бы процесс. К тому же мы защитники Земли, но не убийцы. Наша цель была нейтрализовать угрозу, от тебя исходящую. И то, что ты исчез с нашей планеты, для всех было наилучшим вариантом. Что касается лично меня, я не убийца и против убийств. Мне было бы жаль, если бы ради защиты Земли тебя пришлось бы пустить в расход. Зато с удовольствием изучал бы тебя в своей лаборатории. Не каждый день попадается такой интересный экземпляр.

– Какой честный ответ, – протянул Локи. – А братец молодец – сам пытать не решился, зато отдал вам на растерзание… Ну, а что ты скажешь, если я соглашусь?

– Позволишь изучать себя? – недоверчиво переспросил Брюс, не веря в свою удачу.

– Почему бы и нет? – голос Локи звучал слишком дружелюбно, чтобы ему верить. – Правда, лабораторию твою сюда не переместить. К сожалению. Но здесь так много местных лабораториумов… Скажи, ты знаешь, кто я?

– Знаю, что ты ас лишь наполовину, – уклончиво ответил Беннер, стараясь не смотреть Локи в глаза.

– Да. А если точнее, то я карликовый ледяной великан. И если кто-то из местных жителей узнает об этой великой тайне, то его казнят. Готов ли ты взять на себя такую ответственность? Уверен ли ты, что никто ни о чем не узнает? Подумай, Беннер, подумай.

Медоточивый голос все больше походил на шипение, и мгновение спустя Локи сполз с кровати, перебирая четырьмя вараньими лапками и усиленно помогая себе хвостом. Брюс шутку с превращением не оценил, но входную дверь все же открыл, выпуская рептилию на холод. Варан должен был быть холоднокровным, однако, наблюдая за быстрым перемещением по снегу, Брюс сделал вывод, что конкретно этот варан теплокровный.

Одиночество Раиду никогда не смущало. Порой ему казалось, что он всегда был один: мы рождаемся поодиночке и умираем порознь – такие слова он повторял себе все чаще и чаще, особенно после участившихся провалов в памяти. Он что-то делал, что-то исследовал, но как бы в тумане. Механические действия, механические слова, механические мысли. Он пропадал в механическом тумане на несколько часов, и только изменившееся положение солнца наглядно демонстрировало, что прошло время. Сперва его круг общения сузился до одной-единственной Черной Вдовы, но потом исчезла и она, а меланхолия превратилась в отчаяние. Он приходил в лабораториум, смотрел на очередную жертву, но что-либо делать с ней было лень. Как и жить. И есть. И пить. Хотя от последнего он отказаться не смог. А вот не есть несколько суток – легко. Такое и раньше с ним случалось, когда он был воодушевлен какой-нибудь идеей. Теперь же только одна мысль прочно засела в его голове – умереть. Умереть просто потому, что он не представлял, зачем жить дальше. Он даже не ощущал эту самую жизнь, она проходила мимо, уходила с каждый вдохом, с каждым выдохом, скатывалась по щеке капелькой пота. Он гений. Так ему говорили, и он в это верил, но он не оправдал свое громкое прозвище. Кому помог его гений? Кого спас? Что разрушил? Многие не-гении сделали в жизни много больше, чем он. Пускай у них и не было бога.

Когда дверь отворилась, пропуская кого-то, дерзнувшего нарушить покой импровизированной пыточной, Раиду даже не обернулся. Он сидел на скамье и предавался самобичеванию и отчаянию.

– Брат.

Голос Ивара чуть дрожал не то от удивления, не то от омерзения. Живой, значит, а говорили, что в коме. Обманули.

– Раиду.

Другой голос. Далекий и желанный, словно тысяча солнц. Раиду медленно поднял голову: ослепительный Локи опустился подле него. Не на скамейку, а напротив. Присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с тем, кто его разочаровал.

– Неужели ты к этому стремился? – тихо спросил бог, обводя рукой то, что нельзя было считать лабораториумом. Громкое название стало прикрытием, ширмой для истинных устремлений ученого, потерявшего нить жизни.

– Неужели я этого заслуживаю? – вкрадчиво спросил Локи несколько секунд спустя.

Он не держал зрительного контакта, но Раиду не отводил взгляда от зелено-болотных глаз, подстраивающихся под одежду, меняющих оттенок. Глаза, которые нельзя получить от голубоглазых родителей – почему-то именно такая чушь лезла в голову. Раиду с трудом отвел взгляд и обнаружил, что бог пришел не один. Они стояли рядом. Ивар. Лагур. Беркана. Все, кроме поганого мага, но его незримое присутствие ощущалось. И снова лабораториум, залитый кровью. Как много месяцев назад, когда они с братом бросились наперерез Локи и получили кислотные ожоги. Только роли сменились. И нет мага, который все испортил и разрушил. А остальные здесь. Брат беспокоится, не обращает ни на что внимания, даже на распятого, но не разделанного человека. Беркана едва сдерживает крик ужаса. Вечно отстраненный Лагур обнимает ее, а вовсе не книжку.

– Ты подарил мне квадрокоптер, но мы так его ни разу и не запустили. Попробуй. Пусть Лагур запускает вертолет, а ты – квадрокоптер. Научи Беркану пользоваться пультом. Мы с Иваром догоним вас, когда уберем здесь.

Не все из сказанного царевичем было понятно. Зачем запускать вертолет вместе с Лагуром, который не умеет? Зачем брать Беркану? И как бог может лично убирать? Но Раиду не стал спрашивать, не стал возражать. Он, словно зачарованный, поднялся, опершись на руку божества, и вышел, поддерживаемый Лагуром, за которого уцепилась Беркана. Словно впервые в жизни он увидел солнце. Настоящее. Не ограниченное малюсеньким окном.

– Вряд ли что-то получится, – тихо сказал Локи, когда софелаговцы удалились на достаточное расстояние. – Твой брат безумен, судя по тому, что я вижу.

– Я верю, что его можно спасти, – мягко возразил Ивар. – Поэтому и умоляю тебя о помощи.

– Я сделал, что мог. Могу еще сжечь здесь всё, чтобы негде было ставить опыты, – на руке Локи возник маленький огонек, так и норовивший лизнуть какую-нибудь бумажку.

– Ваше высочество, к чему портить имущество? – удивился Ивар. – Давай лучше поможем человеку. Он родился под счастливой звездой.

– На Фьюри похож, – пробормотал Локи, и Ивар с ним согласился. Вдвоем они вернули человека в дом, где доживали свой век жертвы асгардской науки, а с помощью магии Локи привели лабораториум в порядок.

– Стоит закрыть его от брата. Пусть работает в другом месте, чтобы не было лишних соблазнов, – предложил Ивар. Он выглянул в окошко и отметил, что вертолет летит гораздо прямее квадракоптера – и когда только Поэтический друг успел освоить земные игрушки? Он ведь никогда прежде не участвовал в запуске модельки. Многие пробовали, даже Наутиз однажды поинтересовалась, но только не Лагур. Воспоминания о покойнице не были приятными, особенно учитывая, какую загадку она оставила после смерти. Зашифрованные листы и собственный перевод Ивар специально захватил с собой, чтобы предупредить царевича о возможной опасности.

– Локи, послушай, пожалуйста: Наутиз Светлоокая перед смертью рассказала мне о своих исследованиях. Рассказала путано, а я был занят и не нашел времени. Но недавно мне попались ее записи.

Ивар достал из-за пазухи пергамент и протянул богу, лицо которого мрачнело с каждой прочитанной строчкой.

– Она не поняла, что ты сын Лафея, ее выводы безумны и в корне не верны, но у нее должны были сначала возникнуть подозрения насчет тебя. Все всегда твердили, что ты не похож на царскую семью из-за магии Одина. Но могут найтись те, кто захочет проверить. Тебе следует проявлять бдительность.

– Ивар, – глухо пробормотал Локи, заставив друга затаить дыхание. – Не ты. Мой маг. Только у него есть материал моих приемных родителей. Только с его помощью Наутиз могла провести сравнение. Значит, и он знает.

– Я так не думаю, – покачал головой естественник. – Наутиз работала одна, испугалась результатов, определила тебя как гомункула и никому ничего не сказала. Более того, она решила, что это ты убил ее.

Ивар не знал, говорит ли правду или заблуждается, но больше всего на свете он не желал стать косвенным убийцей своего тезки или любого другого аса, на которого падет гнев Локи. И так уже Лиса знает то, что ей не положено.

– Ладно, предположим. – Листы исчезли из рук Локи. – Пусть лежат у меня. Надо бы найти Хагалара и потребовать портрет моих дражайших родственников. И еще одна мелочь.

Локи подозвал Ивара поближе.

– Ты хорошо знаешь магов поселения?

– Конечно. Среди них много приятных асов.

– В таком случае мне нужен совет. Точнее, список. Отец приказал учиться магии, но я не желаю принимать помощь из рук Хагалара. Мне нужен кто-то другой. Женщина. Которая хорошо объясняет.

– Спасибо, что доверил мне такое важное дело, – склонился Ивар. – Но ведь она обязательно узнает…

– Узнает, – устало вздохнул Локи. – Придется поступиться еще одной душой. Я никогда не склонюсь перед Хагаларом.

– Не склонишься? – недоуменно переспросил Ивар.

Локи закатил глаза и изобразил церемониальный поклон. Пришла очередь Ивара вскидывать брови – он не понял, что Локи хотел сказать, но спросить не решился.

– Я сегодня же напишу имена магичек, их способности и что о них думаю. Надеюсь, ты будешь доволен, – пробормотал Ивар, еще раз склоняясь. Удача сегодня на его стороне. Только бы Локи выбрал Отал! Ведь тогда ошибка будет исправлена! Точнее, ее даже не заметят.

– Я тоже на это надеюсь, – усмехнулся Локи. – Пока я доволен хотя бы тем, что в поселении только один человек, а не два.

Он и правда обрадовался, когда узнал, что возлюбленная братца не поедет осматривать его владения. Еще занозит пальчик, и объясняйся потом с Тором. Правда, брат уверил его, что в летнюю половину года Джейн вернется: осмотрит Асгард и в поселение тоже заглянет. Локи это известие не обрадовало, но он решил заранее не тратить нервы на назойливую смертную. Пока она еще не приехала. Столько всего может случиться за несколько месяцев…

Локи не был провидцем и не знал, что его опасениям не суждено сбыться. Он покинул дворец в тот же день, что и Джейн, всего лишь на пару часов позже, поэтому провожать ее не вышел…

В то снежное утро Джейн подняли, по ее ощущениям, между четырьмя и пятью часами утра. Не накормили, но напоили медвяным молоком от личной козы Одина – Хейдрун, что могло означать как то, что Один очень благосклонен к подруге своего сына, так и то, что он безмерно рад, что она, наконец убирается из Асгарда. Тор пришел не один, а в сопровождении Хагалара, который нравился Джейн более прочих. Она попросила его передать Беркане приглашение в гости. Маг обещал исполнить просьбу и сунул в руку маленький подарок – заколку не то с изумрудами, не то с какими-то другими местными драгоценными камнями. Она вся была увита рунами, по словам мага, защитными. Он предложил вплести заколку в прическу, мол, тогда все опасности обойдут стороной, и Джейн после долгих уговоров кое-как закрепила ее в волосах, хотя в четыре часа не то утра, не то ночи ей было не до марафета.

– Счастливого пути в твою жаркую страну, детеныш Мидгарда, – Хагалар похлопал ее по плечу, а потом пожал руку. – Я уверен, мы еще встретимся.

– Я буду очень рада, – Джейн едва подавила зевок и предпочла уткнуться в кубок, чтобы ненароком не оскорбить доброго старика. Пока она пила свое последнее асгардское молоко, Тор принялся расписывать все сомнительные прелести своей холодной родины. Особенно напирал на простую и понятную систему власти не в пример всяким президентам и сенатам, но Джейн за месяц успела почитать асгардский свод законов и ужаснуться его «простоте»: уж лучше выбирать кучу губернаторов, чем зависимость от альтинга и его маразматичных решений. Вроде того, что если преступление совершил покойник, то можно выкатить иск против трупа. А если преступление совершил раб, то его можно убить сразу на месте преступления, доставить тело хозяину, и всё окей! А свободному асу перед любым преступлением главное – объявить себя, назваться – и всё тоже станет окей. Если преступник заплатит обиженным виру, а проще говоря, даст взятку в двенадцать каких-то непонятных эйринов, то тяжбы не будет. Свидетельства в суде устные, никаких доказательств не нужно, а если рассматриваются какие-то старинные дела, то свидетелям сдают права их отцы. И суд верит каким-то там словам не просто полубезумных стариков, а еще и их деток, которые давнишнего преступления своими глазами не видели. Главное в любой тяжбе – оправдать родича посмертно, ведь тогда его слава воссияет в веках, а слава – это самое главное в жизни, единственное, что остается от аса после смерти. Джейн, не знавшая, как зовут прадедушку, сперва не поверила, но потом опытным путем выяснила, что все асы наизусть знают не только генеалогическое древо, но и славные деяния каждого предка. Это была единственная традиция, показавшаяся Джейн здравой. Хотя сведения передавались устно, а не письменно, значит, правды в славных деяниях предков нет ни на грош.