Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"
Автор книги: Ершел
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 121 (всего у книги 174 страниц)
– Послушай меня, блистательная воительница, равной которой нет во всем Асгарде, неужели я должен буду в открытую выступить против любимого сына Одина?
– Нет. Я предлагаю тебе распутать преступный клубок, который крутится вокруг Локи, – перебила Сиф, гневно сжав оружие, с которым никогда не расставалась и прекрасно умела управляться, что тоже не добавляло Ивару уверенности в завтрашнем дне. – Он лишится головы, если снова предаст нас. Когда Тора изгнали, он незаконно захватил власть и отказался вернуть брата из изгнания. Он не раз пытался убить его, он предал Асгард. Я не знаю, почему Один попустительствует ему, но я добьюсь правды и не позволю ему строить козни. Если понадобится, я умру ради справедливости и моё имя войдет в легенды.
Ивар только слушал и кивал, не осмеливаясь возразить, что ему хочется пожить подольше, а с легендами можно подождать пару тысячелетий. Он никогда не бывал во дворце до знакомства с Локи, поэтому понятия не имел, о каком именно захвате власти идет речь, но не забывал, что Локи устраивает промышленную революцию ради Одина. А Сиф уверена, что он жаждет власти. Получается, что его цель – обесчестить старшего брата, добиться изгнания с лишением имущества и остаться единственным наследником? Похоже на правду. И, судя по словам Сиф, однажды у него почти получилось. Осквернить родного брата, разрушить самые священные узы в Асгарде – семейные! Да Локи и в самом деле не остановится ни перед чем для достижения своих целей. И Сиф тоже. Ее обещания могут ничего не значить, да и как она обеспечит союзнику неприкосновенность из дворца, особенно если вернется Хагалар со своей хваленой боевой магией? Ох, зря он набивался в друзья к царевичу, очень зря. Теперь придется дружить с супругой Тора. Главное, чтобы старший царевич не заподозрил жену в измене – уж слишком тяжела его рука даже без молота.
Первые несколько дней в мире богов оставили в памяти Брюса странные впечатления. По словам Тора, Асгард был разбит на четверти, которыми управляли тринадцать тингов – «советы племен», собирающиеся в мае. Тинги имели абсолютную судебную власть, а те дела, которые казались старцам слишком запутанными и сложными, перемещались в альтинг, который собирался летом каждые два-три года и обязательно начинался во второй день недели. Те дела, которые не получалось разобрать там, доводили до сведения Одина, который не был абсолютным монархом, в дела тингов и альтингов не вмешивался без просьбы с их стороны, принимал их постановления и вносил в книгу общих законов. Тор с гордостью рассказал, что именно альтинг, а вовсе не Один, решил, что любая лошадь, ступившая на землю Асгарда, навсегда становится собственностью асов и не может быть ни продана, ни подарена, ни тем более украдена в другой мир.
Но то были не более чем забавные рассказы, лично Беннер ни тинга, ни альтинга не видел, поскольку стоял январь и он безвылазно сидел в столице, в великолепном замке Одина, сделанном почти целиком из золота. Только крыша в некоторых местах была покрыта волшебной соломой, блестевшей, словно золото. Брюс с открытым ртом рассматривал невероятной красоты покои и залы, созданные не руками местных мужланов, которые только и умели, что мечом махать. Он поражался невероятной выучке слуг и семьи Одина: все ходили по струнке, кланялись друг другу, говорили только на английском, причем запредельно вежливо, а стояли на заранее согласованном расстоянии друг от друга. Король асов ошеломил Беннера, никогда прежде не встречавшего особ королевской крови: золотая пластина на глазу, золотые доспехи, мощнейший артефакт-копье, с которым Один никогда не расставался, ручные разумные воронами, а, главное, старость – он годился в прадедушки собственным детям. Королева Асгарда поражала величием, царственностью и скрытой силой. Она была немолода, но гораздо моложе супруга и годилась ему всего лишь во внучки. Если Один выглядел богом, то Фригг – королевой. Она всегда появлялась в роскошных залах в легких платьях вместе с девятью девушками – свитой, чьи имена воспели человеческие мифы. Беннер помнил только Фулу – родную сестру Фригг – и Вару, отвечавшую за клятвы и каравшую клятвопреступников. Остальных ему торжественно представили в первый же день: Вер, Вьофн, Гевьон, Гну, Ловн, Снотру и Сюн, но он так и не запомнил, кого именно как зовут. Одна предсказывала человеческое будущее, другая вселяла в сердца любовь, третья была посланницей богов на Земле и в прежние века отвечала за переговоры между Фригг и понравившимся ей человеком. Одним словом, обязанности всех спутниц так или иначе касались Мидгарда и, по мнению Беннера, манкировались вот уже несколько столетий.
Легкие платья женщин совсем не сочетались с многослойными одеждами всех мужчин, от слуг до принцев. Либо женщины должны мерзнуть, либо мужчины – умирать от жары, однако Беннер не чувствовал удушливого запаха пота и не замечал мелкой дрожи. Всем было комфортно, все с достоинством носили роскошные идеи и общались исключительно на возвышенные темы. Беннер не решился обсуждать с Джейн богов и их обычаи, но чувствовал себя неотесанным мужланом, ворвавшемся на сцену посреди балета. Слишком идеально было все вокруг, слишком выхолощено и прекрасно, слишком сложен и непонятен был этикет. И Беннер корил себя за то, что не спросил заранее у Тора, как следует себя вести. Ему казалось, что он постоянно оскорбляет присутствующих незнанием элементарных правил, на которое все закрывают глаза. Джейн же такие мелочи вовсе не волновали. Она с детской непосредственностью привнесла за асгардский стол, ломящийся от мало съедобных яств, чисто американские традиции.
Общие залы поражали воображение, но они не шли ни в какое сравнение с личными покоями, обставленными с вопиющей роскошью, которую могло себе позволить раннее средневековье. Или позднее? Беннер никак не мог определиться, какую именно эпоху напоминал ему Асгард. Тор хвастался летающими лодками с лазерными пушками наравне с выучкой простых солдат, сражавшихся на мечах, копьях и топорах.
– Лодки из бездны, – заявил Тор гордо. – Отец привез их много столетий назад. В Асгарде их не делают, только чинят.
Беннер кивнул и обратил внимание на тонкую инженерную работу: дворец из золота, который не слепил, не замерзал зимой и даже, по уверениям Тора, не плавился в жару. Хотя последнее неудивительно, ведь «жара» в понимании асгардцев составляла не более семидесяти семи градусов.
– То заслуга древних мастеров времен юности отца, сейчас технологии утеряны, – объяснил Тор.
Беннер обращал внимание буквально на всё, даже на загибающиеся ремесла и привнесенное из других миров искусство, не вяжущееся с местным бытом. Потолки в залах мастера расписали превосходными пейзажами и портретами, но это ремесло предавалось в узком кругу лиц, и ему грозило забвение.
Еще больше поразил Беннера Фенсалир – огромная вотчина королевы, где располагались хлева, кухни, хранилища зерна, сараи, целые залы с пряхами и ткачихами, множество ремесленных мастерских и некие подобия мануфактур. Он никогда не видел ничего подобного: промышленность целого мира была сосредоточена в одном месте.
– Мы рассылаем свои изделия на дальние и ближние хутора, – изволила рассказать королева, – чтобы асы ни в чем не испытывали нужды. А они в ответ посылают нам мясо, рыбу, водоросли, все, что есть у крестьянских хозяйств.
В дальнейшем Беннер выяснил, что в Асгард импортируют даже зерно и соль – мир богов настолько беден, что не может даже прокормить себя. Каким же образом он занял лидирующее положение в Девятимирье? Подозрения укрепились, когда оказалось, что в столице живет около шестидесяти тысяч асов, а всего их примерно шестьсот тысяч. Меньше миллиона! Меньше населения Балтимора, Лас-Вегаса, Невады или Оклахомы.
– Наверняка, все жители деревень хотят переехать в города, – сказал он Тору после прогулки по сияющей зимней столице, поражающей воображение приевшейся роскошью, летающими домами и огромными статуями, потребовавшими при создании недюжего давно забытого мастерства.
– Нет. Наоборот. В столице жизнь тяжелее, непонятнее. Крестьяне предпочитают жить так, как жили их предки.
– И как же?
– Хочешь посмотреть?
В тот же день Тор отвез его на хутор, расположенный в нескольких милях от столицы. Непривычный к седлу Беннер сильно вымотался, но от лыж отказался: на них он стоял еще хуже, чем сидел на лошади. На перекрестке дорог им встретился столб с резными рунами – могильный столб Локи. Он был выполнен грубо и вовсе не походил на столичные изящества. Раз даже для королевского сына не изготовили красивый резной столб из камня, значит, и это искусство затерялось в веках.
То, что Беннер мысленно называл «деревней», оказалось самым настоящим хутором: низеньким, длинным домом с мелкими оконцами, топившемся по-черному. В нем томились как асы, так и скот: у очага располагалась кухня с нехитрым скарбом, за ней – спальня, запиравшаяся на засов, а с двух сторон от нее чуланы: один с вяленой рыбой, другой – с мукой. Тут уж Беннер не нашел никакого отличия от бедного средневекового крестьянского хозяйства. Кроме разве что одного – врача, которую ему представили сразу после хозяина дома и главы клана в одном лице. Тор рассказал, что на всех хуторах живут врачи, подготовленные в столице Асгарда, а в былые времена – и в Етунхейме, что медицина прекрасно развита и единственная проблема современности – большие перерывы между детьми, зато детская смертность минимальна. Беннер слушал и мрачнел: всего шестьсот тысяч человек, нет младенческой смертности, выживают все дети – Асгард сперва ослабеет, а потом вымрет.
– И все же я не понимаю, почему они не стремятся к жизни в городах, – посмел повторить он свой вопрос по дороге домой.
– В «городе», не в «городах», – поправил Тор. – У нас только один город, где мы с тобой и живем. В городе неудобно растить детей, много соблазнов, да и зачем крестьянам и морским охотникам переезжать? Хутор с землей стоит шестьдесят единиц серебра. Если продать, то деньги быстро закончатся, а получить новые сложно, в столице мало достойной работы. Большинство тех, кого ты видишь в Гладсхейме, живут в одиночестве или с женами, а их семьи работают на хуторах.
У Беннера было свое мнение, но он решил его не озвучивать. В общем и целом Асгард показался ему умирающей державой, которую ничто не спасет. Ремесла забыты, воины только и делают, что тренируются, хотя войны нет, а дворец пронизан атмосферой фальши и какого-то бессмысленного этикета. По двору носятся слуги, но им явно нечего делать, по залам гуляют придворные в роскошных одеждах, которые только пьют да дерутся – настоящий Асгардский пир Беннер однажды наблюдал и постарался побыстрее покинуть: слишком уж не вязалась банальная пьянка с вычурными формами обхождения.
В своей комнате, точнее, в одной из множества комнат Тора (принц так не смог внятно объяснить, зачем ему одному нужно больше пятидесяти комнат) он не нашел ни вшей, ни клопов, ни прочих любителей помучить уставших путников. Постели были чистыми, разве что вместо простыни и одеяла – шкуры. На стенах висели трофеи из разных миров, чучела мифических животных, которые не встречались даже на картинках «Мифов народов мира». Кровать резная со сложными орнаментами, сундуки с не менее сложным рисунком, не то из золота, не то позолоченные. Каждая мелочь, даже гребень, были выполнены в изящной манере, далеко не всегда асгардской, и на Земле стоили бы тысячи долларов, но при этом воду для умывания приносили слуги, у них же можно было попросить ванну, точнее, что-то вроде бочки с горячей водой из источников. Свет, кроме солнечного, был свечной и масляный, и все эти неудобства очень сильно смущали Беннера. Народ, построивший статуи из золота, один в один передающие черты лица оригинала – если судить по ныне здравствующему Гринольву, – народ с летающими лодками и лазерами не придумал нормального освещения, пускай даже магического! Что уж говорить о других благах цивилизации, даже о шкафах! Их место занимали неудобные сундуки. Никаких удобств асы себе не выдумали, зато вроде как сами вырезали дозорный трон Одина с невыговариваемым названием и поставили напротив зеркала-окна, в котором Один видел, все, что творится в Девяти Мирах… Кроме некоторых областей Нифльхейма, Етунхейма и Муспельхейма и подземных частей Нидавеллира, то есть всех владений цвергов, а также Хельхейма. И зачем следить за дружественными, по утверждению Тора, Ванахеймом и Альвхеймом? Или за бесполезным «отсталым» Мидгардом? Очередная загадка.
Пожалуй, единственное, что Беннера не удивляло – поведение Локи. Он не помнил, что творил в обличье Халка, но после возвращения принцев на родину Старк показал запись с камеры наблюдения, которая поразила Беннера до глубины души. Он увидел, как впечатал Локи в бетонный пол, а тот остался жив и относительно здоров. Эта загадка терзала Беннера весь последний год, во многом из-за нее он прибыл в мир богов, но поговорить с Локи у него никак не получалось: тот присутствовал на завтраках и ужинах (обедов в Асгарде не было), держался вежливо и занимал отведенное ему место, а потом бесследно исчезал. Далеко не в первый день Беннеру таки удалось перехватить его, едва не зажав в угол. По крайней мере, ему показалось, что Локи не исчез только потому, что исчезать было некуда – они столкнулись практически в тупике.
– Здравствуй, Локи, я давно ищу тебя, – сказал Беннер по возможности дружелюбно. – Мне, наверное, стоит извиниться перед тобой за большого парня. Это было…
Не успел подобрать слова, как на его плечо легла тяжелая рука.
– Локи, Брюс, наконец-то вы вместе, – Тор положил вторую руку на плечо брату, и тот ощутимо вздрогнул. – Наконец, вы помиритесь. Пойдемте, это надо отметить. Выпьем в моих покоях.
Беннер оценил неожиданное появление Тора, а вот Локи помрачнел. Он не проронил ни слова, но покорно пошел с братом, не снимая руки со своего плеча. Втроем они заняли чуть ли не весь коридор и стали бы причиной заторов, если бы покои Тора не располагались неподалеку.
– Доброго эля нам, – распорядился Тор и плюхнулся на то, что Беннер назвал бы софой, если бы она существовала в Асгарде. – Дружеская беседа пойдет всем на пользу. Вам больше не нужно враждовать.
– Согласен, – улыбнулся Беннер. Локи ответил ему такой же дружелюбной улыбкой. – Я как раз хотел поговорить с Локи о его выносливости, о его силе.
– Это хороший разговор, – кивнул Тор. – Настоящие воины всегда расскажут парочку историй о своих подвигах.
– Я не о подвигах, – Беннер сел рядом с Локи, приглашая к беседе. – Я о его невероятной выносливости, о способностях, которые никак не соотносятся с известными мне законами физики.
– Оставь, друг, – Тор принял из рук слуги эль и лично разлил по чашам. – Выносливость Локи такая же, как у меня, это особенность всех асов.
– Но все же бетонный пол, – Беннер слишком поздно заметил ненавидящий взгляд, которым его одарил Локи.
– Какой пол? – заинтересованно переспросил Тор.
– Неважно, – Брюс отпил обжигающий горло напиток, чтобы выиграть пару секунд и собраться с мыслями. Тор не знал о столкновении Халка с Локи, а, учитывая, какие почести оказывают в Асгарде неудачливому завоевателю, будет лучше, если никто ни о чем не узнает. – В него попадали пули, а его тело…
– Не мое тело, – подал голос Локи. – Не стоит даже пытаться изучать его. Хочешь изучать – бери мою одежду, можешь возиться с ней, сколько хочешь. Наши одежды – это доспехи, даже если они так не выглядят. Они часто спасают нам жизнь.
– Вот как, – протянул Беннер. – Но ты все же сын двух народов…
– Друг! – Тор с грохотом поднял чашу, выпил и бросил на пол – традиция, к которой Беннер никак не мог привыкнуть. – Забудь о своих идеях. Не надо изучать моего брата. Ты изучаешь Асгард. Мой брат на Землю не вернется, он не опасен, лучше наслаждайся вотчиной богов.
– Как скажешь, – Беннер решил не затевать спор. Лучше бы он не встретил Тора в коридоре. Если бы он столкнулся с Локи один на один, то рассказал бы подробнее о своих идеях, подозрениях и прочем, заинтересовал бы его и добился согласия. Но ничего, время еще не упущено, надо выждать.
На счастье Беннера, хорошая возможность подвернулась буквально через пару дней. Несмотря на то, что Тору не понравились приставания к Локи, он старался помирить бывших врагов, пускай сам Локи не желал иметь никаких дел с мидгардским гостем. Поскольку у Брюса был свой интерес, то он соглашался на все совместные предприятия, одним из которых стало распитие прекрасного ванахеймского виски, лучше которого, по утверждению Тора, не сыщешь во всех Девяти мирах. Брюс редко позволял себе такие крепкие напитки, поэтому не оценил бы его прелести, даже если бы захотел, однако в данном случае напиваться не входило в его планы. Он надеялся, что Локи, разомлев от спиртного, позволит взять кровь на анализы. В последнее время Беннер набрал множество образцов разных видов местной ткани: растения, грибы, лишайники, мхи, животные – все обладатели живых клеток интересовали Брюса донельзя. У него не было с собой даже оптического микроскопа, поэтому он бережно складировал образцы в чемодан, снабжая подробными этикетками. Взять немного крови аса было не очень сложно – стоило попросить любого из слуг – а вот полукровка во дворце только один, и договориться пока с ним никак не получалось.
Когда первые чаши опустели, Брюс обратился к Локи с просьбой, но получил резкий отказ. Тор тоже заметно напрягся, что не укрылось от проницательного Беннера. Поскольку еще оставалось около пяти бутылок виски, он решил отойти от скользкой темы и усиленно продолжил делать вид, что пьет, пока асгардцы опустошали кружку за кружкой, восхищаясь вкусом огненного напитка. Тор становился все более веселым, шумным и бодрым, в то время как Локи все меньше участвовал в разговоре. Его взгляд затуманился, а потом он и вовсе уснул прямо за столом, положив голову на руки, на что Тор не обратил никакого внимания, и Брюс решил, что это обычная для Локи реакция на алкоголь.
Тор попытался привлечь друга к пустому разговору, но тот предпочел сделать вид, что тоже клюёт носом, разомлев от напитка и жары, царящей в протопленном золотом зале. Богу грома быстро наскучило пить практически в одиночестве, и он, уложив спящего брата на лавку, предложил проводить Беннера до его покоев. Сопровождение вовсе не входило в планы ученого, но отказ Тор бы не принял, поэтому, чтобы не вызывать лишних подозрений, Брюс позволил проводить себя до ближайшего поворота.
– Голова кружится, – произнес он, опираясь о стену. – Я лучше пойду подышу воздухом в одиночестве. Понаблюдаю за звездами.
– Только не замерзни. Зима ведь, еще простынешь и попадешь к Эйр. Изучишь нашу медицину на себе, – хохотнул Тор и пошел в противоположную сторону. Едва он скрылся за поворотом, как Беннер бросился обратно в залу. Локи лежал на лавке, безвольно свесив руку почти до пола. С бешено колотящимся сердцем Брюс подошел ближе, разглядывая спящего бога. Не притворяется ли? Беннер прислушался к ровному дыханию, потрогал свисающую руку и, совсем осмелев, убрал с лица растрепавшиеся волосы. Локи крепко спал и не чувствовал прикосновений. Второго такого шанса могло не представиться, поэтому Брюс решил рискнуть. Осторожно закатав рукав камзола Локи, он достал из кармана набор для взятия анализа крови, распечатал иглу и ввел ее в вену. Принц даже не пошевелился. Брюс, затаив дыхание, присоединил к игле пластиковую пробирку, в которую стала набираться кровь. Осталось совсем чуть-чуть, но… Именно в этот момент с грохотом открылась дверь. Беннер вздрогнул и дернулся – пробирка упала на пол.
– Брюс! – громыхнул Тор. – Что ты делаешь? Отойди от моего брата!
Бог грома мог этого и не говорить: Беннер и так отпрыгнул в сторону. И вовремя – Локи проснулся и сел, осоловело оглядываясь вокруг. Увидел струйку крови на своей руке и иглу, оставшуюся торчать в вене. Скривившись, он выдернул ее и отбросил в сторону. Потом резко встал и, потеряв равновесие, чуть не упал. Тор подхватил его и повел к выходу, смерив Брюса таким взглядом, что тот сделал еще пару шагов назад.
– Ты мой гость, но ты перешел черту, – сказал Тор таким тоном, какого Брюс никогда от него не слышал. Он пробормотал невнятные извинения, но Тор ничего не ответил и увел брата. Когда за ними закрылась дверь, ученый трясущимися руками поднял с пола закатившуюся под лавку пробирку с кровью и сунул ее в карман. Немного, конечно, но вполне хватит для исследований. Если пробирку не отберут. Брюс огляделся: ни одного слуги или раба – он так и не разобрался, кто именно прислуживал во дворце – повезло или они скрываются и наблюдают из-за закрытых дверей? Брюс сжал пробирку в кармане и беспрепятственно добрался до своей комнаты: никто не остановил его и ни о чем не спросил.
На следующий день он попытался объясниться с Тором, но получил в ответ только дружескую улыбку:
– Ты был пьян, я был пьян, Локи был пьян – все мы хороши. Но не делай так больше, ладно? Не я, так другие будут презирать тебя, ведь нападать исподтишка на спящего – недостойно воина.
Брюс заверил Тора, что подобное больше не повторится, хотя ему дико было слышать о том, что он, оказывается, напал на Локи. Сам младший принц делал вид, будто ничего не произошло, и продолжал избегать земных гостей. Брюс на время отстал от своей невольной жертвы и сосредоточился на Асгарде. Он гостил в чужом мире всего ничего, но готов был предсказать скорый закат когда-то могущественной цивилизации. По крайней мере, та картина, которую он наблюдал, не внушала оптимизма. Почему до сих пор не вымерли все искусства, если для мужчины не зазорно заниматься только крестьянским трудом или военным делом, а почти единственное занятие женщины, кроме непосредственных обязанностей – это учеба на врача? У асов скоро останется только воинское искусство, которое Беннер и искусством-то не считал. Друзья Тора несколько раз вызывали его на ристалище: раз он «Мститель», раз он доблестный воин, о котором столько рассказывал Тор, то должен показать свою доблесть.
– Я не сражаюсь, – ответил он, не приняв меча. – Сражается другой, большой парень, в которого я превращаюсь, когда плохо себя контролирую. Меч ему точно не понадобится.
– О, так ты оборотень! – воскликнул кто-то из друзей Тора. – Ну давай же, мы просто обязаны увидеть твою вторую сущность. Давай же, покажи! Ты и правда способен на превращение? Да быть не может! Ты же не из Етунхейма или Муспельхейма! Всего лишь человек. И вдруг оборотень!
Беннеру едва удалось отбиться и то только с помощью Тора, который убедил друзей, что драться с Халком – очень плохая и разрушительная затея. Причем Беннеру показалось, что после нескольких отказов местные мужчины стали смотреть на него с жалостью, а женщины и вовсе не замечать.
– В Асгарде ценится воинское искусство, – объяснял Тор. – Посмотри, до каких вершин оно дошло.
И Беннер покорно смотрел учебные бои на мечах, но не видел в них ничего особенного. Школы фехтования на Земле показывали гораздо более красивые и интересные трюки. В Асгарде царствовала грубая сила, а представления о построении не шли ни в какое сравнение с теми же римскими легионами, про которые Брюс в свое время много читал. Армией Асгарда командовал лично Тор, тренировал Гринольв, прославленный воин, но Беннера увиденное не восхищало. Блистательные на первый взгляд, уже на второй боги оказались ничтожной кучкой людей, которых победили бы многие народы до рождения Христа. Римские, греческие, египетские, китайские армии смели бы орду асов за несколько часов. Да, боги сверкали золотыми доспехами, золотыми щитами, но золото – мягкий металл, кому нужна такая защита?
Вот тренировки боевых магов произвели впечатление, но магов было мало, боевых – еще меньше, не они решали исход битвы, хотя, если бы Брюс был королем или главнокомандующим, он бы оставил в армии только боевых магов, а простых воинов отправил бы работать на «мануфактуры». Несмотря на то, что Фенсалир считался женским чертогом, мужскую работу в нем выполняли мужчины, но павильоны с мужскими работами были вынесены за черту болот, чтобы оправдать название «женский чертог». Причем всеми мужскими работами – кузнечным, гончарным, столярным делом, кораблестроением и вырезанием рун – тоже распоряжалась Фригг.
Настоящим женским чертогом был Вингольф, построенный на случай, если когда-нибудь переполнится Вальгалла. А пока она и не думала переполняться, чертог облюбовали женщины, устроили женское святилище с целительной купальней, которой руководила Фригг вместе с доктором Эйр. Пожалуй, королева была единственным жителем дворца, чью работу Беннер постоянно наблюдал. Чем занимались все остальные высокопоставленные асы, в том числе принцы, – он так и не разобрался. А когда высказал свои сомнения Тору, тот только руками развел:
– Ну что поделаешь. Зимняя половина года же!
Беркана проклинала себя за то, что уехала из поселения, не взяв с собой книгу человеческих мифов, схожих с мифами народа Алькеро. Мидгардские гости – Джейн и Брюс – оказались не воинами, а учеными, и должны были знать о мифах. Правда, пока они обнаруживали незнание даже имен своих родителей. Ни Одину при всем собрании, ни впоследствии Тору, ни ей самой не удалось добиться от Джейн или Брюса имен их отцов. Они называли только родовые имена, переходящие из поколения в поколение, которыми пользовались в Мидгарде. Еще одна человеческая странность.
Беркана осталась во дворце даже после провала исследований частиц: очень уж ей хотелось посмотреть на могучую избранницу бога грома, – и как же она разочаровалась, когда увидела низенькую тощую русоволосую женщину с блеклыми чертами лица, совершенно неподобающей внешностью а, главное, возрастом. Одинсдоттир была уверена, что избраннице Тора нет и тысячи зим, а она оказалась сильно старше, причем ни мужа, ни детей у нее нет и не было, потому что она жила работой. Беркана не решилась бы расспросить ее о жизни, но помог Хагалар: благодаря его красноречию, Дочь Одина узнала подробности о детстве и юности гостьи. Подробности настолько расходились с представлениями Берканы о жизни вообще и о женской доли в частности, что она не знала, что и думать. Джейн потратила на учебу больше двадцати человеческих зим. Это составляло почти полторы тысячи асгардских зим и примерно половину жизни аса. Все свои молодые годы, когда кровь кипит, когда стоит искать мужа и заниматься детьми, она училась, чтобы стать инженером. По крайней мере, Беркана поняла так, что «астрофизики» и «инженеры», в которых сейчас так сильно нуждалось поселение – понятия близкие. И все эти жертвы приносились жажде славы и тщеславию, которое заключалось не в битвах, не в рачительном ведении хозяйства и даже не в ремесле, а в создании Радужного Моста – того самого, из-за которого мастера и логисты предрекали скорое завоевание мира богов отсталым человечеством, жаждущем, как в былые времена, золота. Причем Джейн занималась мостом до того, как узнала о существовании Асгарда. Беркана уверилась в то, что у астрофизика есть дар предвидения, зачатки магии, просто она не пользуется ими и не развивает. Зачатки магии объясняли, почему к ней так тянуло Хагалара. Он в открытую увивался вокруг земной женщины и чуть ли не предлагал ей любовную связь. По крайней мере, уединялся с ней в своих покоях, отослав слуг и рабов. Беркана ревновала, почти как в детстве, когда Вождь таскал на руках маленьких царевичей, а вовсе не ее. Она следила за ним и его избранницей, пыталась поговорить про земную магию, как-то спросила, делала ли Джейн во время обучения магические чернила из копоти, ладана и сладкого вина или белоснежную ртуть из ртути, белого мрамора и яичной скорлупы.
– Что? – рассмеялась в ответ землянка. – Это же алхимия, лженаука наших далеких предков. Ее несостоятельность доказали еще врачи-минералоги веке в шестнадцатом. Потом, правда, было много лжеучений, вроде теории флагестона, но их тоже опровергли.
– А что это за теория? – заинтересовалась Беркана, но получила такой страшный ответ, что не поняла ни слова, кроме того, что эта теория не имеет под собой никакой основы и как-то связана с кислородом и азотом воздуха.
– Однако трансмутация все же существует, но происходит из-за ядерного распада или ядерных реакций, – утешила Джейн поникшую Беркану. – Хочешь, я расскажу тебе про альфа и бета распад, позитронный распад и электронный захват?
Беркана не хотела. Она хотела узнать больше о Мидгарде, но о чем бы ни начинала говорить Джейн, она все равно раз за разом возвращалась к своей странной науке, к своим выкладкам, которые собиралась проверять даже в Асгарде. Дочь Одина видела земное оборудование, с которым Джейн иногда ходила по дворцу и что-то измеряла. Она мало общалась с Тором, занятым вторым человеком, но очень много – с Сиф, хотя та была счастливой соперницей, невестой Тора. И все же они прекрасно находили общий язык, возможно, из-за внешней схожести (Сиф тоже казалась Беркане некрасивой). Но она была чистокровной асиньей, а Джейн – чистокровным человеком, поэтому у них было мало общего и порой происходили недопонимания и разногласия.
Беркана кругами ходила вокруг Джейн, вокруг ее оборудования, вокруг ее личных вещей, привезенных из Мидгарда. Всё напоминало ей о сыне Джозефа, о котором она мечтала, который не сыпал непонятными терминами и не строил Радужный Мост в пустоту. Стивен-Роджерс был воином, баловнем судьбы и любимым сыном удачи – именно такой человек был нужен Беркане, и уж с его помощью она разберется с Мидгардом, со всеми его компьютерами, банками и газонами, которые необходимо подстригать. От Джейн она узнала о куче правил и несуразностей, свойственных Мидгарду, но в Асагарде правил было гораздо больше, наказание за их нарушение ужасно, а о свободе здесь даже не слышали. Беркану в хорошем смысле поразили основные конституционные права американских граждан, принцип разделения властей, множество свобод и запрещение кровопролития. Мир людей казался ей гуманным, гораздо более гуманным, чем собственный, где смертной казни вроде как не существовало, но за убийство аса полагался всего лишь денежный штраф, который мало кого останавливал. А изгнание с лишением имущества фактически являлось той самой казнью, потому что развязывало руки мстителям и открывало охоту на конкретного осужденного, с которым можно было сделать что угодно, хоть запытать, ведь для закона его как бы не существовало.
Если бы у Берканы не было какого-никакого образования, если бы она не знала, что в других мирах, подчиненных Одину, другие законы, она считала бы устройство жизни в Асгарде единственно правильным, но она немного разбиралась в законах Етунхейма и Ванахейма и считала, что даже там жить лучше. Теперь же ей открылся целый Мидгард, где законы еще мягче, где не нужно бояться за свою жизнь, где можно заниматься таким количеством странных и бессмысленных вещей, что отказаться от попытки обустройства там собственной жизни было глупо.








