Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 174 страниц)

В лабораториум он пришел раньше назначенного срока и сразу же устроился у печки, стараясь растереть замерзшие кисти. Кожу болезненно покалывало – это, конечно, не обморожение, но ничем хорошим не закончится. Он проиграл отцу в очередной раз, и сейчас поражение было еще более унизительным, чем предыдущее: отец слишком хорошо его понимал. И наказанием служили не только мучительные мысли, которые, Локи был уверен, снова станут его кошмарами, но и медленно расползающаяся по телу простуда.

Размышления были слишком безрадостными – вспоминать детально произошедшее, пытаться понять, где он допустил ошибку, было равносильно тому, чтобы морской водой промывать кровоточащую рану. Нужно отвлечься и не задумываться над надвигающейся болезнью – как хорошо было бы выпить горячего вина, чтобы дрожь наконец-то ушла из измученного тела, или хотя бы послушать бесконечный треп Ивара, который снова опаздывал. Царевич мог бы пока поработать с записями о Тессеракте, но даже мысль о том, чтобы брать в руки тонкие бумажные листы и вчитываться в собственный почерк, вызывала желание с головой накрыться какой-нибудь шкурой и не показывать носа. Работать после всего произошедшего было решительно невозможно. К тому же однажды он уже самостоятельно «играл», пускай и не с Тессерактом, а всего лишь с его копией, но то, чем все это закончилось, осталось в памяти надолго, отбивая всякое желание продолжать. Как он тогда чудом жив остался, он гадал до сих пор. Как его не убил отец – тоже. Если только благодаря матери…

Локи прекрасно помнил, как пытался после взрыва подняться на ноги и судорожно понять, кто он, где он и что он вообще делает в Фенсалире? Пол уходил из-под ног, вытанцовывая какой-то замысловатый боевой танец. Локи мутило. Вдруг его грубо подняли чьи-то руки. Разъяренное лицо отца двоилось и троилось.

– Чем ты тут занимался? – послышался громоподобный рык.

Локи при всем желании не мог ответить: голова гудела, ног он не чувствовал.

– Оставь его! – это голос матери. Она подошла ближе и схватила отца за руку. – Он не делал ничего, что нарушало бы твою волю.

Локи медленно приходил в себя, с трудом вспоминал, чем именно он занимался. Отец отпустил его и позволил жене увести себя. Но еще до того, как они вышли за дверь, в нее ворвался взволнованный брат.

– Локи, что случилось? – он застыл на пороге, с ужасом глядя на полуразрушенное помещение. – Ты что делал здесь? – враз осипшим голосом спросил он, подходя к Локи вплотную.

Тот не ответил, он даже не слышал вопроса. Он стоял, опираясь руками на стол, и тяжело дышал. Головокружение прошло, мир опять сиял всеми красками, а воспоминания вернулись, вызвав волну жгучей ненависти в груди.

– Все бесполезно! – заорал он, схватив многочисленные листы, разбросанные и полусоженные. – Бесполезно! Почему?

Ценнейшие материалы обращались в бесполезные клочки бумаги. Он раскидывал обрывки по всей комнате, так что скоро и он и насторожено наблюдающий за ним брат стояли в дожде бумажных лепестков.

– Все было бесполезно! – прошептал он, едва сдерживая слезы…

Локи глянул на Тессеракт, поблескивающий на исследовательском столе. Это было почти триста зим назад. Прошло столько времени. Он знал, что полученные знания пригодятся, но неудавшийся эксперимент настолько выбил его из колеи, что он зарекся работать с артефактами. Да, его мечта была дерзкой. Наверное, в поселении магии над ним бы посмеялись: он, тогда еще отрок, не обладающий почти никакими знаниями и умениями, замахнулся на то, что не сумели (или не оставили записей) величайшие маги прошлого.

Бездумно разглядывая комнату, виденную уже десятки раз, Локи заметил нечто интересное, заставившее его отодвинуться от печки и подняться со ставшей почти родной скамейки. На полке, до сегодняшнего дня заваленной разнообразным хламом, сейчас стояли в ряд баночки из прозрачного стекла. Внутри них располагались маленькие кристаллы всех цветов радуги, расположенные рядком от красного до фиолетового. Они облепляли стенки и тонкие ниточки, выглядывавшие наружу, словно любопытные змейки. Это было очень красиво. Локи дотронулся до одного из них, но тот сломался в тот же миг, оставив на пальце маленький кристаллик зеленого цвета. Царевич резко одернул руку. Кто знает, что это такое? Он хотел уж было сбросить частичку на пол, но вовремя остановил себя. А если эта штука взорвется? Хотел было смыть водой, но вспомнил про натрий, воспламеняющийся в воде.

Злясь на собственную глупость (ведь только что он вспоминал, сколь опасны могут быть опыты, даже с, казалось бы, знакомым артефактом), Локи отошел от полки с непонятными веществами, уже переставшими быть столь заманчивыми.

Следовало дождаться Ивара и спросить у него, что делать с кристалликом. Держа руку перед собой, Локи аккуратно опустился в кресло. Он чувствовал слабость и был почти уверен, что это не из-за недавних душевных переживаний.

– Локи, ты уже здесь? – в дверях показался сияющий белозубой улыбкой Ивар. – Как всегда первый. А я, как всегда, опоздал. Но у меня есть оправдания.

– Эти кристаллы безвредны? – нетерпеливо перебил его Локи, уже порядком уставший держать руку вытянутой.

– Какие? А, ты сломал мою личную радугу, – протянул Ивар. – Очень жаль. У тебя какого цвета кристалл? Зеленого? Ты его не ел? – Локи покачал головой. Как естественнику вообще могло в голову прийти, что он будет есть незнакомые кристаллы? Однако его веселый тон мгновенно прогнал все тяжелые мысли, подобно тому, как когда-то в детстве весьма чувствительные удары деревянным мечом на тренировках мгновенно заставляли забывать о предыдущих уроках, будь то переполненная датами история или цифрами арифметика.

– Хорошо. Главное, что не синего, а то это медный купорос, он ядовит.

Локи опустил руку, позволяя зеленой частице упасть на пол.

– Как тебе мои радужные кристаллы? – тут же поинтересовался Ивар, бережно взяв в руки баночку с фиолетовыми. – Нравятся?

– Красивые, – отозвался Локи. Он в кое-то веки говорил искренне: кристаллы, оказавшиеся менее подлыми, нежели Тессаракт, и в самом деле запали ему в душу.

– Тебе и правда нравится? – переспросил Ивар. – А хочешь, я тебе такие сделаю? И много! Тебе каких цветов? Они украсят любой дом. Я могу сделать любые цвета, я поднаторел в этом деле в последнее время.

– Сможешь? – уточнил Локи. Предложение было заманчивым.

– Конечно. Только назови цвета. Нет, лучше скажи мне, какими цветами у тебя покои раскрашены? А я подберу кристаллы. Ночей через двадцать-тридцать у тебя будет целый сад! – воодушевленно проговорил Ивар, уже что-то прикидывая в уме.

– Ты хочешь мне их подарить? – уточнил Локи на всякий случай.

– Ну, я надеюсь, сын Одина не откажет мне в милости и позволит сделать ему наискромнейший подарок, который только будет в моих ничтожных силах? – склонился Ивар, пряча хитрую улыбку. Локи улыбнулся в ответ, по-настоящему увлеченный происходящим. Где-то смутно зародилась мысль, что придти к Ивару было идеальным решением, но она тут же была сметена предстоящим развлечением.

– Сын Одина желает оранжевые и пурпурные, – откликнулся Локи, принимая игру. – А также желает видеть, что ты будешь делать.

– Да я и собирался их делать прямо сейчас. Смотри! – Ивар подошел к какому-то сундуку и начал греметь всевозможными сосудами, доставая какие-то порошки, тарелки. Локи подошел ближе, чтобы проследить за превращениями веществ, вызывавшими в его душе восторг и недоумение.

– Вот, выбирай, – Ивар поставил перед Локи множество склянок всех форм и размеров. – Тебе какие больше нравятся? В какие мы повесим ниточки?

Локи пристально смотрел на стеклянные или не стеклянные, но прозрачные тары с узкими, широкими горлышками, толстостенные и тонкостенные, украшенные орнаментами, рябью. Выбор увлек его, стирая все заботы последних ночей. Ивар, тем временем, выложил на стол разнообразные «реагенты».

– Держи, – Локи поставил на стол несколько баночек, убрал остальные в сундук и закрыл его.

Он внимательно наблюдал, как Ивар поставил кипятиться воду, а сам принялся смешивать разноцветные порошки, доводя цвет до какого-то подобия пурпурного и оранжевого. Локи подошел ближе к огню: ему становилось все холоднее и начинало трясти. Только бы все это кончилось обычной простудой, а не чем-то по-настоящему страшным.

– Я даже представить не мог, что тебе понравится, – приговаривал Ивар, снимая закипевшую воду. – Признаюсь: цвета – моя слабость. Обожаю все делать цветным. Я ведь и рисую неплохо, и сам несколько красок создал. Представь себе, я ведь и в поселение попал ради чего? Ради красок! В том, заворотном мире, их ограниченный набор, а здесь я надеялся вывести сотни оттенков. И что ты думаешь, смог! Вот из пятнадцати, ты понимаешь, пятнадцати известных на сегодняшний день оттенков синего, девять – моя заслуга! – он ударил себя в грудь, чуть не пролив кипяток. – Я же вообще на все руки мастер. Рисую отлично, шить умею, сети плести, по дереву вырезать.

– Немногие на такое способны, – заметил Локи, взяв одну из баночек и повторяя действия Ивара: тот сыпал соль в оранжевую жидкость и размешивал её ложечкой, добиваясь полного растворения.

– Ну конечно. Живем то один раз, все надо успеть. Но что есть в мире? Работа и женщины, известно же. О, женщины! Вот я не знаю, кто как, а я очень люблю магиологичек. Такие девочки! Совсем не то, что другие. Ну, целительниц я вообще не беру, я их боюсь пуще концентрированной серной, – Ивар улыбнулся собственной шутке. – К библиотекаршам с тех пор, как стукалки привезли, лучше вообще не приходить – застукают. Магички – о, такие церемонные, чванливые, не от мира сего, прямо серебро среди золота, – Ивар сделал потешно-важное лицо, прошелся по комнате, изображая мага. Локи позволил себе слегка улыбнуться. – А о естественницах я и не говорю. У них только пробирки на уме. – Ивар улыбнулся, отвлекшись от баночки и насыпав туда слишком много соли. – О Бездна! – он заметил, что переборщил с солью. – Ну вот, придется теперь еще одну банку делать.

Ивар, то ли шепча проклятья, то ли перечисляя свои достижения, бросился к сундуку выуживать новые склянки. Он поставил на стол несколько банок и стал переливать содержимое первой во вторую. Хотя, точнее было сказать «пересыпать», потому что соли там было больше, чем воды.

– Так вот, магиологи зато – все красавицы! Обожаю сидеть в их кругу. Они там о своем, о девичьем, а я ими любуюсь раз уж трогать нельзя. Красота! – Ивар посмотрел на оранжевую жидкость, в которой растворилась уже почти вся соль.

– Почему нельзя трогать женщин? – задал Локи давно интересующий вопрос, наблюдая за копаниями приятеля.

– Таков закон, мой друг, – ученый развёл руками.

– Расскажи мне, что за закон? – Царевич уже однажды отмечал отсутствие детей и теперь понял, что действительно за все свое длительное пребывание в поселении не видел еще ни одного ребенка и ни одну беременную женщину.

– Подписанный твоим отцом… – Ивар не договорил, рассмеявшись в голос. – Нет-нет, Локи, ты не подумай, я очень люблю и уважаю нашего царя, но его законы по отношению к нам – это нечто. Мы не имеем права заводить семью, детей! Не имеем права вступать в «преступную связь». Кошмар, в общем. Ну, ты же понимаешь меня как мужчина мужчину? Еще женщины, может, и могут, ну там, воздерживаться и прочее, но мы-то другое дело! Только вот каждый раз с риском для жизни навещать другие поселения – это, я скажу тебе, еще то приключение.

– Я не понимаю смысла, – ситуация казалась Локи непонятной или, по меньшей мере, безумной.

– О нет, смысл есть, с точки зрения Одина и его прихвостьев. «Прихвостье», кстати, мое слово, личное. Его уже кое-кто повторяет! – заметил Ивар. – Так вот, о чем я? Значит, нам не нужны привязанности: мы должны работать! Семья отвлекает от работы, дети – еще больше, поэтому никаких детей, никаких семей.

– И уединиться вы не можете? – уточнил Локи. Сложившаяся ситуация его забавляла.

– Уединиться? Уединиться! – разрезая ниточки, Ивар задел ножницами палец и тут же сунул его в рот, чтобы слизать кровь. – Сын Одина разве не понимает? Как тут можно уединиться? В лабораториумах работаем в командах, войти туда может кто угодно, дверей то часто нет, а если и есть, они не запираются. В домах всегда кто-нибудь спит. Огородики просматриваются да и неудобно, в конце концов. Не на конюшнях же, в самом деле.

– Сеновалы? – невинно предположил Локи.

– Ну это уже ниже моего достоинства, – обижено протянул Ивар. – Да и ладно если бы только это, это было бы полбеды, но сами женщины! Они же почти все смолоду в поселении, здесь выросли, впитали законы поселения, как говорится, с молоком матери, и точно знают, что здесь не действуют законы Одина, здесь одни законы для мужчин и женщин – ну не безумство ли, я тебе скажу? Женщина должна выполнять свою женскую роль, а у нас то все равны. Вот и в любви женщины хотят быть равными, а как этого достичь? Вот и никак. Много тут таких гордых, отрицающих свое женское начало и женскую природу. Исследовательниц! Фу! Нет, конечно, кто-то что-то нарушает, кто-то с кем-то бывает, но если дело кончается беременностью…

– То женщину убивают, изгоняют или просто публично наказывают? – насмешливо поинтересовался Локи, отмечая про себя, что стоило почитать законы поселения. Его они, конечно, не касаются, но интересно же, что за безумства разрешены в этой безумной стране, где даже Один не совсем царь.

– Да нет, что ты, конечно, нет, – отмахнулся Ивар. – Но женщина же теряет трудоспособность, ребенка потом надо как-то сплавлять её семье, если она с ней не во вражде, сложно все. К тому же ведь любовники – это привязанность, а она мешает работать. Тьфу ты, бред.

– Согласен, – отозвался Локи, дрожа всем телом – он закончил размешивать соль, а Ивар закончил вешать ниточки. Надо было уйти к себе и лечь, но он понимал, что сил не хватит.

– Ну все, теперь ждем несколько недель, и я презентую тебе великолепные, красивейшие кристаллы, – клятвенно пообещал Ивар.

– Хорошо, – ответил Локи, отходя к креслу и надеясь, что ему еще хватит сил хоть на что-то полезное. – Займемся Тессерактом?

– Если я больше ничего не могу для тебя делать, – протянул Ивар с надеждой.

Локи крайне удивляло подобное поведение: ему казалось, что Ивар делает все, только бы не начинать работать с Тессерактом. Когда они доходили до изучения свойств, то ученого нельзя было оторвать от артефакта: он углублялся в работу и проверял выкладки Локи, которые тот по памяти воспроизводил. Параллельно он обычно что-то рассказывал, Локи задавал наводящие вопросы, так что Тессеракт вскоре оказывался на дальнем столе, а юноши беседовали, не замечая времени. Если большинство жителей поселения относилось к своим обязанностям столь же халатно, сколь Ивар, совсем не удивительно, что многие открытия так и не состоялась, а многие исследования не были доведены до конца. Ивар был приятным собеседником, хорошим приятелем и интересным рассказчиком, но он был плохим ученым, рассеянным и отвлекающимся.

– Можешь, – задумался на мгновение Локи, пододвигаясь ближе к огню и понимая, что уже не согреется. – Нарисуй мне карту поселения.

– Хоть сейчас! – шустрый маг тут же вскочил, подошел к маленькому сундучку и выгрузил множество каких-то невиданных вещиц, которые Локи казались хламом.

– Вот! – ученый победоносно потряс листами белой бумаги. – Едва нашел. Для стукалок бумага. Смотри, какая белая! Рисовать на ней одно удовольствие.

– Кто такие «стукалки»? – поинтересовался Локи, наблюдая, как Ивар аккуратно склеивает несколько листов бумаги, превращая их в один большой, мановением руки скидывая на пол все наработки по Тессеракту.

– Так иногда называют механизмы для письма, которые теперь у нас вместо перьев и прочей дребедени. Я, кстати, и с ними преуспел: я для них краски готовил. Именно мой вариант запустили в серийное производство. Представляешь? Значит, я чего-то стою, ведь было еще три кандидата.

Локи отметил про себя, что вот и разгадка хвалебной песни, записанной на странной бумаге печатными буквами.

– Ты прямо сейчас собираешься рисовать? – Локи отвлекся и слишком поздно заметил, что Ивар разложил принадлежности для письма. Глаза слипались, а голова совсем не работала. Только не очередная затяжная болезнь!

– Ну хотя бы начну, – голос Ивара неприятно отдавался в ушах. – Тессеракт то от нас никуда не убежит, мы его свойства можем и завтра изучить, правда? А сделать тебе карту я сейчас вдохновился. Карандаш в руки – и вперед! – Ивар схватил грифель, наступив ногой и порвав лист с формулами для Тессеракта, который сам же и скинул на пол. – Ну что они валяются! – пробормотал он, нагибаясь и перекладывая все на соседний стол.

Локи вяло наблюдал за приятелем, стараясь не провалиться в сон. Сидеть неудобно, хотелось лечь. В лабораториуме даже было, где, но спать вне своих покоев опасно. Хотя что тут может быть опасного? Предположить, что этот балагур подослан Всеотцом, просто невозможно. Он слишком живой и свободный, для него не существует ни правил, ни приказов. Локи опустил голову на грудь, съеживаясь от холода. Когда-то и он был таким, но это было до того, как с ним и Тором начали заниматься сотни наставников и загнали в строгие рамки, сковавшие личность и почти уничтожившие её. Ивару Локи завидовал, потому что внутреннюю свободу он сам уже никогда не обретет, а этот ученый с ней никогда и не расставался. Поэтому царевич прощал ему все, даже странное обращение со своей божественной персоной: то Ивар преклонялся перед ним, а то держался панибратски.

– Пока я буду рисовать, тебе же будет скучно! – раздался назойливый противный голос. Локи с трудом разлепил глаза и сфокусировал взгляд.

– Вот, смотри, – Ивар метнулся к полке и спустя мгновение вернулся с какой-то непрозрачной бутылью. – Это одно из лучших моих изобретений! Вот сидел я как-то вечером, сидел, и хотелось мне пить. Я, вот честно, обожаю березовый сок, просто жить без него не могу. И в трапезной всегда беру именно его. Понимаешь? – Ивар присел рядом с Локи, не замечая, как грифель, оставшийся без присмотра, упал на пол. – А тут мне страсть как захотелось брусничного сока! Ну у меня запасы. Я же сам хожу собирать ягоды с магиологичками. Ну, я говорил тебе, люблю я девочек. Вот ягоды я тоже люблю. И морсы у меня есть. Брусничный, клюквенный. Мне даже из теплиц позволяют бананы брать на сок. Ну, ты понимаешь, у меня везде друзья, а в теплицах работает милейший ас, Маннар. Я тебе потом о нем расскажу и познакомлю. Так вот, и захотелось мне пить, но, думаю, что-то все соки надоели. И решил я тогда вспомнить о науке. Вот, в общем, попробуй.

Он сунул прямо под нос таки задремавшему Локи непрозрачную бутыль, с трудом вынув крышку. Послышалось шипение. Весь сон мгновенно слетел – рядом шипело какое-то новое, еще неизвестное вещество, созданное наукой естества!

– Я добавил газ в напиток. Ну, ты понимаешь, и смешал. Здесь клюква, брусника и чуть-чуть березового сока, капельку, просто, как говорится, для запаха. Получился шипучий напиток. Я в полном восторге, от всех скрываю, чтобы не выпили. Бодрит, освежает!

С этими словами Ивар наполнил рог пенящейся жидкостью темно-красного цвета. Локи с опасением попробовал: губы начало чуть покалывать, горло тоже. Вкус был не то, чтобы приятным, но, прав Ивар, необычным.

– Вот, пока я рисовать буду, можешь распробовать хоть всю бутыль, – Ивар встал, ища глазам укатившийся грифель. Локи молча указал на пол.

– Вот, куда убежал! – воскликнул ученый, поднимая его. – Если надоест, только скажи, я придумаю, как тебя еще развлечь.

– Не надоест, – отозвался Локи, отпив еще странного напитка. – Я могу прилечь? Я вижу, у тебя здесь есть место, – он указал на деревянный настил, явно предназначавшийся если не для сна, то для отдыха.

– Да, конечно, если сын Одина устал, он может расположиться где угодно, – расщедрился Ивар, тут же материализуя в руках шкуру. – Думаю, укрывшись, тебе будет приятнее лежать, не так ли?

Локи не ответил. Он понимал, что в комнате очень жарко, что на нем многослойные доспехи, а шкура очень теплая, но ничто уже не могло изгнать из его организма жгучий холод.

Он видел, как Ивар принялся чертить, сопровождая работу то ругательствами, то разговорами с красками, а то комментариями и самовосхвалениями. Тессеракт на соседнем столе на мгновение блеснул голубым, будто не одобряя, что Локи занимается какими-то посторонними вещами, расслабляется, хотя должен посвящать весь свой досуг ему, приложить все усилия для того, чтобы восстановить мост между мирами или создать новый портал. Ведь отец недвусмысленно намекнул, что это очень важно, что другие миры занимаются тем же самым, и необходимо их опередить. Все это было так, но сейчас Локи не было ни до чего дела. Ему было слишком холодно.

====== Глава 23 ======

Он стоит посреди огромной клетки и нагло улыбается. Но улыбка фальшивая, прячущая под собой нервное ожидание грядущего. По ту сторону стоят Бартон с девкой и тоже улыбаются. Дико, пугающе, зло. Они, определенно, знают, что предстоит Локи буквально через минуту, и это пугает еще больше.

В дверях вырисовывается силуэт Тора, такого мощного, огромного Тора, похожего на зеленое чудовище. Силуэт становится все отчетливее, и вот перед ним стоит Бог. Да, Локи не решается назвать его братом, потому что это источающее дикую ярость существо не он. Даже внешность изменилась – волосы стали длинней, мышцы – больше, плечи – шире, а улыбка превратилась в оскал… Не медля ни секунды, Тор входит в камеру и за ним тут же захлопывается прозрачная дверь, перекрывая последний путь к отступлению.

– Ну что, братец, – слышится сочащийся презрением и отвращением голос, – может, скажешь, где Тессеракт?

– Я не знаю, куда его увезли.

Распознав наглую ложь, Тор переходит к активным действиям – хватает Локи за грудки и швыряет в стену. Доспехи рассыпаются в прах, спину пронзает вспышка боли. Кажется, что позвоночник сломан в сорока шести местах по всей протяженности, а затылок ноет, будто его только что молотом стукнули. Еще один вопрос – молчание в ответ – в дело вступает Мьёльнир. Тор швыряет его достаточно слабо, но и этого хватает, чтобы расплющить Локи вдоль стены. Ощущения усиливаются. Ребра явно сломаны, и не в одном месте. Причем, видимо, все до единого. Солнечное сплетение, кажется, вообще перестало существовать – вместо него зияет дыра, из которой хлещет кровь.

– Ну что, тебе не хватило?! – добивает Тор громким голосом, резанувшим слух.

Молчание вместо ответа. Бог подлетает к названому брату и хватает за шею. С силой познакомив его затылок с полом и вызвав очередной болезненный вскрик, он поднимает его над полом и просовывает свободную руку в дыру в груди. По телу прокатывается волна жара.

– Отвечай, иначе я вырву твое сердце! – сжимая и разжимая ладонь, Тор полностью управляет чужой жизнью. Локи чудится, что по венам пустили раскаленную лаву, а мозг пронзили настоящие молнии. Он хочет ответить, но сил больше нет – он не то, что говорить, он даже дышать не может.

– Я не помешал вам?

Ивар обернулся и расплылся в самой теплой улыбке, на которую только был способен: в дверях стоял Кауна – мастер магиологии, его давнишний заклятый друг.

– Нет, нет, как ты мог подумать. Проходи! Сын бога отдыхает, так что тихо, – Ивар приложил палец к губам, указывая на спящего Локи. – Что привело тебя ко мне?

– Тессеракт, разумеется, – Кауна без приглашения сел на стул и закинул ногу на ногу. – Сколько вы им уже занимаетесь? И где результат?

– Ну, какой результат так скоро? – Ивар сел на соседний стул и отпил немного газированного сока. – Ты же понимаешь, что исследования занимают…

– Я прекрасно понимаю, что Тессеракт нам не оставят, – перебил Кауна. – Слушай, я говорил с мастером логистики, и он полностью разделяет мое мнение. Нам срочно нужен проход в другие миры. Быть может, наши логисты еще живы. Их надо немедленно найти. Только вот Тессеракт нам никто не отдаст. Стоит закончить исследования, как его отберут на правительственные нужды и er ist über alle Berge{?}[поминай как звали]!

– Ну и что ты меня тогда торопишь? Хочешь? – Ивар протянул гостю рог, наполненный шипучим соком. – Сам делал!

– По Тессеракту сохранилось достаточное количество материалов, – Кауна вынул из-за пазухи свитки, не обращая внимания на рог. – Взгляни.

Ивар протянул руку, прихлёбывая газированный напиток. Что тут интересного? Тексты содержали море выкладок, но все они касались жезлов судьбы. Ивар углубился в чтение. Да, он что-то такое слышал от стариков. Много столетий назад Тессеракт доставили в поселение и приняли за мощный боевой артефакт. Слишком мощный даже для Асгарда. И кому могла прийти в голову мысль отколоть от него несколько фрагментов? Причем семнадцать – не многовато ли для начала? Ну да что взять с ученых тысячелетней давности – они ничего не смыслили в науке!.. Сколько же здесь рисунков жезлов судьбы: и в фас, и в профиль, и все разные. Они сыграли ключевую роль в битве с захватчиками из другого мира. А вот куда их дели потом – записи умалчивали. Ивар довольно оскалился: вот надо же было так опозориться – не разобраться, что боевой артефакт – это еще и портал, причем не только в уже известные восемь миров. И не было бы кровопролитной бойни, если бы Тессеракт не сработал во время испытания жезлов.

– Что скажешь? – спросил Кауна, как только Ивар отложил бумаги в сторону.

– Что сердечно благодарю тебя, и что мы еще долго будем этим заниматься.

– Нет, untersteh dich{?}[не смей], – Кауна отобрал бумаги. – Я пришлю магиологов, теорией пусть занимаются они. А вы с Локи займитесь практикой. Раз ученые прошлого смогли отколоть кусочки, то и вы сможете. Нужна пластина, тонкая, чтобы никто ничего не заметил. Она, я уверен, будет обладать теми же свойствами, что и весь куб. Мы отдадим правительству Тессеракт, а себе оставим возможность ходить в другие миры без надзора.

– Кауна, я не играю против правительства, особенно, – Ивар повысил голос, – когда рядом со мной сын царя.

– Ивар, ты хочешь поговорить об этом с мастерами магии и логистики? – спокойно спросил Кауна. – Я могу позвать обоих хоть сейчас.

– Я уже на вашей стороне, – Ивар примиряюще поднял бутыль со стола. – Точно не хочешь вкусить мое гениальное изобретение?

Локи с трудом приходит в себя, пытаясь понять, где он и что с ним случилось. Больше всего болят грудь и глаза. Что же произошло? Неужели…

Отец везет его куда-то. Куда-то очень далеко. Вот ворота с охраной, асы в престранных одеждах – это поселение отверженных. Они идут к целителю. Точнее, к нему в дом, потому что самого мужчины нет на месте. А дальше темнота. И пробуждение. Уже в связанном состоянии.

– Расскажи об артефактах, – шум в ушах не дает расслышать вопрос.

Локи ничего не отвечает, прекрасно понимая, что таким образом обрекает себя на муки.

Глаза болят неимоверно. Такое ощущение, будто их выжигают. Слышится повторный вопрос о Тессеракте. Он отвечает, но не то, что от него хотят услышать. Он рассказывает про все: про Бездну, про войну, про своего хозяина, но не про артефакты – единственное, о чем он не скажет никогда.

Чувствуется, что кожа на груди разрезана. Для чего? Ах, да, так перелом ребра будет в тысячу раз больнее. Похоже, сломаны пять или шесть с правой стороны и два-три с левой. Из шеи идет кровь, но жизненно важные сосуды не задеты. Боль ужасная, кажется, что каждая клетка тела умирает с дикими воплями. Он лежит в чем-то вязком, липком и тошнотворно пахнущем. Собственная кровь. Грудную клетку обдает горячим паром, сосуды вздуваются, легкие чуть слышно шипят, а тело пронзает невыносимая боль…

Все кончается. Отец уходит, на его месте появляются какие-то незнакомые асы. Они сыплют на раны порошок, похожий на уже растертый целительный камень, и все переломы срастаются, боль быстро отступает. И ни слова, ни звука – лишь оглушающая тишина. Лекари уходят, но дверь не запирают. Царевич спешит выйти на улицу, а там… Мертвая, гробовая тишина. Да, по улицам ходят асы. Да, жизнь в этом поселении есть, но полное отсутствие звуков давит на мозг. И невольно задумываешься, что хуже: пытки или игнорирование и абсолютная тишина? Он видит Раиду и Беркану, подбегает к ним. Спрашивает о чем-то, но они его будто не слышат, будто его не существует. Он хочет пить, но никто не отвечает ему, как найти воду. Он обречен скитаться среди асов, с которыми не может даже заговорить…

Прошло три ночи. Ничего не изменилось. Гробовая тишина, асы повсюду, жажда. Локи больше не может так, он сходит с ума.

– Отец! Я все, все расскажу! Слышишь?! Я все расскажу, прошу, избавь меня от тишины!!! – царевич падает на колени, захлебывается в собственных беззвучных рыданиях и вдруг слышит голос над собой: «Конечно, скажешь. И ответишь перед судом Асгарда за свои преступления…»

Фригг сидела у постели сына и гладила его по волосам. Все случилось именно так, как она и предполагала. Все как всегда. И о чем только думал муж, когда сперва увел, а потом и бросил ребенка на кладбище в такую погоду? Под пронизывающим ветром? В мороз и метель?

Царица приехала несколько часов назад, но привести сына в сознание ей пока не удалось. Как же испугался его друг, когда к нему в дом вошла сама богиня, окруженная богато разодетыми асами обоего пола, в крашеных одеждах и со сверкающими доспехами. Как и любой мужчина, он ничего не замечал, даже того, что сон его напарника не был похож на сон здорового аса. С каким искренним недоумением смотрел он на насквозь мокрую многослойную одежду! Царице было не привыкать, а вот юноша столкнулся с подобным впервые. Он бросился было за врачом, но она остановила его одним жестом. Никаких целителей. Всю жизнь она сама лечила своего сына и не подпускала к нему никого, ведь любой врачеватель, даже самый посредственный, тут же определит, что перед ним полуётун.

На бледном лице отчетливо выделялись синие губы и ярко-красные щеки – это было настолько некрасиво, что царица предпочитала не смотреть. Температура стремительно поднималась, и только маг исцеления мог удерживать её в разумных пределах, не давая убить юное тело. Сколько раз в своей жизни она так сидела при младшем сыне? Не сосчитать. В детстве он болел постоянно. Пока не уяснил себе, что купаться может только в горячих источниках, вытираясь сразу же, как только выходит на берег, что пить холодное ему нельзя и многое-многое другое.

Фригг знала, что сын будет в беспамятстве еще несколько ночей, что его будут мучить кошмары, что придется давать ему воду хотя бы через кожу. Все эти ночи она не будет знать ни сна, ни покоя, ведь стоит ей заснуть – как температура убьет его. Ей не привыкать. Поэтому она отослала во дворец сопровождающих, оставив подле себя только рабов Локи, которые обещали во всем ей помогать.