Текст книги "Локи все-таки будет судить асгардский суд?"

Автор книги: Ершел

====== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Глава 1 ======

Свет портала погас, оставив после себя лишь две человеческие фигуры, сжимающие в руках ковчег с Тессерактом. В почти непроглядной тьме ночи радужный мост сиял так ярко, будто приветствовал молодых богов. Тор огляделся и с облегчением отметил отсутствие толпы встречающих.

 – С возвращением, – проговорил бесцветным голосом стоящий неподалеку Хеймдаль. Его лицо при любых обстоятельствах сохраняло спокойное, отстраненное выражение, которое мог позволить себе только тот, кто видел все миры одновременно. Ни по лицу, ни по голосу стража моста нельзя было определить, относилось ли приветствие к обоим царевичам или только к старшему; невозможно было даже понять, заметил ли Хеймдаль появление Локи: его взгляд ничего не выражал. Тор лишь кивнул в ответ, не желая поддерживать бессмысленный разговор. Он был бы рад, если бы даже Хеймдаль не заметил их прибытия. Вид скованного, униженного брата вызывал отвращение, но люди слишком боялись даже поверженного бога, и никакие уверения Тора в том, что он лично проследит, не помогли: брата сковали как опасного преступника, благо, он не сопротивлялся. Тор подтолкнул Локи вперед, молча указывая на второго свидетеля их возвращения – белоснежного коня, которого наследник трона Асгарда считал своим не только потому, что в свое время купил по смехотворной цене, но и потому, что лично объезжал, а некоторое время даже собственноручно кормил и чистил. Тор недоумевал: неужели конь ждал его возвращения и не уходил с моста все это время? Или же отец каким-нибудь образом узнал, что сыновья вернутся именно в этот день, и послал лошадь навстречу? Если второе, значит во дворце их ждут, и хорошо, если только родители, а если еще и стража? Тор отмахнулся от тревожных мыслей и повел брата к коню, чуть придерживая за запястье – крепко держать не имело смысла, ведь Локи деваться некуда, разве что опять спрыгнуть в бездну. Неудавшийся завоеватель позволял делать с собой все что угодно. Бунтовать сейчас было не в его интересах. Если есть конь, значит можно доехать до столицы, а не идти пешком, то есть сэкономить массу времени. Однако конь всего один, а их с братом двое. Локи огляделся, ища глазами свою лошадь, но её нигде не было. Это ему совсем не понравилось; он мельком глянул на свои скованные руки, потом на ослабившего хватку Тора. Уж не собирается ли брат ввезти его в Асгард как последний трофей, перекинув через седло? Терпеть подобное обращение Локи не собирался: мало того, что это унизительно, так, в сложившихся обстоятельствах, еще и весьма болезненно. Не говоря уже о том, что в такой позе тяжело дышать. Стоило им подойти к лошади, как Локи, резко дернувшись, вскочил в седло, не обращая внимания на такую мелочь, как скованные руки. Тор пару мгновений смотрел на него с легким недоумением, но от вопросов воздержался: кляп не дал бы Локи ответить, даже если бы он и хотел, в чем Тор сомневался. Еще на Земле он пытался поговорить с братом, но тот отмалчивался, отвечал односложно, либо высказывал чудные, ужасающие своей правдивостью суждения насчет противников. Именно из-за них его, в конце концов, и заставили замолчать. Тор помнил, с каким отвращением собственноручно застегивал мудреный механизм на маске, как радовался тому, что Локи не сопротивляется. Отогнав тяжелые воспоминания, старший царевич забрался на лошадь позади брата и пустил её рысью, стараясь не обращать внимания на неудобный артефакт, который некуда было пристроить. Под радужным мостом, сияющим сотнями драгоценностей, шумело и разбивалось о скалы глубокое море, простиравшееся до самой бездны; перед всадниками все отчетливее проступали огромные кованые узорчатые ворота Асгарда. Они были открыты, хотя обычно на ночь закрывались: значит о возвращении сыновей Одина асы осведомлены. У Тора в голове бродили самые неприятные мысли. Он снова дома, брат рядом, покорный своей участи, смирившийся с поражением. Конечно, Локи молчит из-за кляпа, но он ничем, даже малейшим движением не выдаёт неудовольствия. И все это слишком не похоже на того Локи, которого Тор встретил в Мидгарде. В Асгарде, не освещенном ни факелами, ни магическими фонарями, царила глубокая ночь, поэтому никто, кроме стражников, не мог повстречаться царевичам на пути, однако наследник трона не желал и такой встречи. После серых уродливых поселений людей Тор осматривал окружающее его великолепие так, будто это он не был здесь год, а вовсе не Локи, которого, казалось, ничто не трогает. Обычно величие Асгарда ошеломляло любого, кто хотя бы несколько дней проводил в другом мире: золотой божественный город был слишком великолепным, чтобы существовать на самом деле. Он вобрал в себя все лучшее из восьми миров Иггдрасиля. Дворец Одина, Гладсхейм, был построен по образу и подобию базальтовых колонн. Тор множество раз слышал о том, что существуют в мире смертных колонны, созданные застывшей лавой, но не верил, пока воочию не увидел их, возвышающихся над морем. Каждый дом в столице был произведением искусства, но сотни шедевров оттеняли друг друга, образуя немыслимые сочетания: летающие железные конструкции неуместно смотрелись рядом с иглоподобными, стремящимися вверх замками с десятком узких башенок разной высоты. Тор смотрел снизу вверх на длинные многоэтажные строения, блестевшие в солнечные дни столь ярко, что глаза слезились; на статуи героев войны, завораживавшие своим немым великолепием и совершенством работы мастеров прошлого; на деревья и кусты, уже частично расставшиеся со своей листвой. Стоял осенний месяц, последний в летней половине года, природа засыпала, и даже самые красивые кусты, над которыми трудилась сотня садовников, уже не могли радовать глаз так, как в месяц времени яиц, когда на веточках распускались яркие зеленые листочки. Радужный мост сменился каменной дорогой, украшенной тайными охранными знаками. Поговаривали, что если правильно произнести старинные заклинания, то статуи великанов, стоящие вдоль дороги, оживут и будут повиноваться тому магу, который призвал их. Они могут сеять как смерть, так и жизнь, могут воевать с самыми ужасными врагами или высадить за день тысячи плодовых деревьев – все зависело только от желания их хозяина. Тор не знал, правдива ли легенда, поскольку отец никогда не пользовался каменными защитниками. Шум моря сменился журчанием тихой реки: дорога проходила по центру небольшого ручейка, разделяя его воды надвое. Она вела прямиком ко дворцу Асгарда, к главным воротам, около которых, невзирая на погоду и времена года, стояли стражники. У Тора не было никакого желания встречаться с кем-либо, а особенно с охраной дворца, поэтому, как только река повернула, огибая дворец с западной стороны, а от большой дороги стали отделяться маленькие дорожки, расходящиеся в разные уголки столицы, Тор свернул на отвилку, ведущую к его покоям. Там нет стражи, так что никто не увидит ни его, ни скованного Локи. Свет, исходящий от летающих домов, не достигал узкой тропы, и Тору пришлось придержать коня. Когда-то он часто пользовался этой тропой, сбегая из дворца по ночам. Друзья не всегда сопровождали его, а вот Локи… Локи всегда был с ним. И тропу знал едва не лучше брата, хотя она вела не к его покоям. Младший брат всегда ступал осторожно, почти бесшумно. Он разведывал обстановку, проверял, не идет ли какой случайный прохожий, не застукают ли их стражники. Потом возвращался к Тору так тихо, что последний не всегда даже замечал его появление. Убедившись, что путь свободен, царевичи выходили на ночные прогулки. Иногда они бродили по округе, а иногда забирались в самые дальние и неосвещенные уголки столицы Асгарда. Разумеется, отец ничего не знал. Тор, правда, уверял брата, что отец не был бы против вылазок, но одно дело тайно сбегать из дворца, а совсем другое – получив разрешение. Да и Локи предостерегал его от раскрытия тайны… Сейчас, когда брат сидел перед ним, когда тепло его тела ощущалось даже через плотную ткань, Тор особенно остро почувствовал, что былого не вернуть. Именно сейчас он вдруг понял, что Локи никогда не доверял отцу, скрывал от него все, что можно. Тор предпочитал говорить Одину обо всех своих идеях, планах, играх, завоеваниях, пускай даже завоевал он всего лишь снежную крепость, неаккуратно построенную Сиф. Локи же всегда молчал. Если какие-то тайные дела касались их обоих, младший брат настаивал, чтобы ни отец, ни мать о них не знали. Тор никогда не мог этого понять: не легче ли спросить разрешения, чем таиться? К тому же, если все знают о твоих деяниях, то будут ими гордиться и прославлять тебя, а если никто не знает, то зачем вообще совершать подвиги? Локи придерживался иного мнения. Откуда-то он знал, что отец не одобрит большую часть их идей и выходок. Тор не верил, Тор рассказывал отцу, и множество раз откровенность кончалась ужаснейшими ссорами, когда отец запрещал что-то, что старшему царевичу казалось совершенно безобидной шалостью или даже подвигом. Тор встрепенулся, почувствовав, что скоро заснет, убаюканный собственными воспоминаниями. Перед ним сидит не тот мальчишка, с которым он когда-то делил все, начиная со сладких фруктов и кончая подвигами, а поверженный бог, которого он конвоирует на самый справедливый суд во всех девяти мирах. Лошадь остановилась, подчиняясь приказу седока. Тор неохотно спрыгнул на землю. Он хотел помочь Локи, но тот с легкостью слез сам, даже не заметив протянутую руку. Бог грома отправил лошадь в конюшню; конечно, стоило расседлать её и отвести в денник собственноручно, но ему было сейчас не до этого. Царевичи стояли перед идеально гладкой стеной. Если не знать, что здесь есть дверь, то и не найдешь. Когда-то этот тайный проход строился на случай, если враги займут столицу Асгарда, но, насколько знал Тор, ничего подобного никогда не случалось, поэтому потайные ходы были частично замурованы, а частично забыты. Старший царевич надавил на пару камней: стена мгновенно отодвинулась, пропуская сыновей Одина во дворец, и тут же встала на место. Тор взял Локи за руку: не столько потому, что опасался побега, сколько потому, что проход был очень темным, а пол усеян камнями и мусором. Локи легко ориентировался в знакомом пространстве. Он шел так быстро, будто только вчера покидал дворец по тайной тропе. Тор попытался вспомнить, когда они в последний раз пользовались проходом. Сколько прошло десятков лет или даже столетий?.. Кромешная тьма туннеля раскрывала перед детьми невероятный простор для фантазии. Это был абсолютный мрак, к которому глаза не могли привыкнуть. Можно было, конечно, принести факелы и осмотреть тайный лаз, но царевичам казалось, что все очарование пропадет, как только они увидят свою вотчину. Столетиями они играли в проходе, изучая его только на ощупь. Братья точно знали, где какой выступ, где какой камень, обо что можно ударить ногу, а где разбить голову. Сперва они ориентировались по шагам, потом запомнили тайную тропу настолько хорошо, что интуиция безошибочно подсказывала им, где надо пригнуться, а где опасаться какого-нибудь выступа, который может пребольно воткнуться в бок. Прошло много времени, но старые навыки не забылись: царевичи в кратчайшие сроки и без всяких происшествий достигли покоев Тора. Локи толкнул замаскированную дверь, сливавшуюся со стеной, и оказался в комнатах брата. Бог грома вошел следом, щурясь от неяркого света факелов. Пускай в комнате и царил полумрак, но по сравнению с абсолютной тьмой прохода он казался слепящим солнцем. Локи замер у стены, ожидая дальнейших указаний. Тор не заставил себя долго ждать. Не выпуская руки поверженного, он направился к двери. Локи не сопротивлялся и, казалось, вообще не замечал, что его куда-то ведут. Старший царевич аккуратно выглянул в коридор – вокруг никого. Однако стражники могут появиться в любую минуту. Тор быстро пересек коридор и в несколько шагов достиг покоев брата. Распахнул незапертые двери и грубо втолкнул пленника в комнату.  – Останься здесь, брат, – попросил Тор, прикрывая дверь. – Я скоро вернусь. Локи кивнул и проводил его долгим взглядом. Все это Тору крайне не нравилось. Нет, он, конечно, понимал, что положение плененного незавидное и усугублять его неповиновением не в интересах Локи, но все же эта покорность выглядела слишком фальшиво. Тор прислонился к стене, задрапированной серой тканью. Вот и все. Брат в своих комнатах. Надо доложить отцу. И все. Все кончилось. Он снова дома. Брат снова дома. Все будет как раньше. Или не будет? Только сейчас Тор, наконец, смог вздохнуть спокойно. Все последние дни он не переставал волноваться: за брата, за Джейн, за людей, опять за брата. Но теперь все позади. Война выиграна, монстры уничтожены, мятежный бог там, где не сможет никому причинить вреда. Совсем не этого ожидал Тор, когда узнал от отца, что Локи жив. Бесстрашный воитель думал, что знает брата, что представляет себе, с кем придется сражаться, но… Но то существо, которое он видел на скале, в клетке, на вершине небоскреба… Это существо он не знал. И не хотел верить, что это все еще его брат. Тот, кто столько раз помогал ему, тот, кто сражался с ним бок о бок. Тор глубоко вздохнул, отгоняя печальные мысли. Исправить уже ничего нельзя. Надо поприветствовать отца и мать. Он неторопливо направился к покоям Одина, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ему казалось, что медлить нельзя, что надо сообщить о возвращении, несмотря на то, что стоит глубокая ночь. Он не мог объяснить себе, ни почему нельзя подождать до утра, ни почему он не запер Локи. Почему он настолько уверен, что брат никуда не денется и не попытается сбежать? Впереди показались массивные двери, по двум сторонам которых расположились недремлющие стражи. Тор чуть замедлил шаг. На него вдруг накатила волна… Нет, не страха, он никогда и ничего не боялся. Скорее ощущения, что он совершает ошибку, возможно, непоправимую.  – Всеотец ожидает тебя, – услышал он хриплый голос стражника. Ожидает? Значит у матери было видение, и она узнала, когда сыновья вернутся. Теперь уже отступать некуда. Тор решительно переступил порог отцовских покоев. В комнате царил полумрак: горело всего несколько тусклых факелов, да угасающее пламя едва трепетало в широком углублении в полу. Правители Асгарда расположились в креслах у огня, а на спинке широкой кровати притаились дремлющие вороны. Неподалёку стоял стол, заставленный блюдами, к которым явно не притрагивались. Заслышав шаги, все присутствующие повернули головы.  – Тор! – Фригг тяжело встала с кресла и заключила сына в теплые объятия. – Тебя не было так долго, что я начала волноваться. Что с Локи? Всеотец только грустно улыбнулся, глядя на эту идиллию. Он всегда позволял супруге первой приветствовать вернувшихся из походов сыновей. Он знал, как для нее важно показать детям, пускай и взрослым, что она их любит. По лицу царицы нельзя было прочитать эмоции, но Всеотец знал, что её молчание хуже всех тех истерик, которые закатывают обычные женщины. Всего несколько раз за свою жизнь он видел, как Фригг кричит, как её душу заволакивает настоящее отчаяние, которое она ни от кого не может скрыть. Когда это было в последний раз? Уже и не вспомнить. В этот раз всё было иначе. Царица безоговорочно приняла его позицию, подтвердила, что именно Тор должен вернуть Локи домой, но не находила себе места все эти дни. Один ходил к Хеймдалю, узнавал, как продвигается война на Земле, выведывал подробности. Он хотел рассказать правду жене, но она отказывалась слушать. Она днями и ночами сидела у огня в каком-то полутрансе. Властитель богов предполагал, что она насильно пытается вызвать свой дар предвидения или еще что-нибудь в этом духе. Заговаривать с супругой он уже давно не пытался: Фригг отвечала односложно. Царь помнил, как она с каменным выражением лица выслушала известие о том, что Локи упал в бездну и, по всей видимости, погиб. Сейчас же, когда выяснилось, что он жив и пытается завоевать мир людей, она места себе не находила. Но вот теперь все закончилось. Тор здесь, значит и Локи тоже. Старший сын не мог обнять мать в ответ, потому что держал обеими руками ковчег с Тессерактом, и вынужден был ограничиться только кратким ответом:  – Локи в порядке, не волнуйся. Вороны перелетели со спинки кровати на спинку кресла Всеотца и расположились у плеч Одина. Тор вздрогнул: на мгновение ему показалось, что он в тронном зале, ведь вороны сидели на спинке трона только в том случае, если Один выступал в качестве судьи.  – Отец, – Тор протянул Тессеракт, стараясь не смотреть на черных воронов. В детстве ему казалось, что не Один выносит приговор, а вороны сперва решают судьбу обвиняемого, потом высказывают свою волю Всеотцу, а тот только озвучивает их мнение. И хотя сейчас Тор понимал, что все происходит совсем не так, образы птиц неразрывно были связаны для него с залом суда. Один бережно взял ковчег и внимательно осмотрел его. Сколько столетий прошло с тех пор, как Тессеракт был отправлен на Землю? Уже и не вспомнить.  – Тор, твой поход увенчался успехом? – спросил он. От его взгляда не укрылось, как переменился бог грома. Его лицо, только что излучавшее радость от встречи с родными, помрачнело.  – Я не знаю, – произнес он, глубоко вздохнув. – Я привел домой Локи, но брат совсем не похож на себя. – Было видно, с каким трудом дается Тору каждое слово.  – Что произошло в мире смертных? Тор на мгновение задумался, будто пытаясь подобрать слова. Глянул на мать: она смотрела на него выжидающе.  – Я бился бок о бок с настоящими героями Земли, – начал царевич. – Мы разбили армию читаури и пленили Локи. Он… не пытался скрыться. Это была великая битва, прославившая защитников Земли. Среди них была даже девица, по ловкости не уступающая Сиф. В легендах и балладах будут воспевать павших героев этой войны. Один слушал очень внимательно, не перебивая. Фригг опустилась в кресло и, казалось, спала. Вороны, не отрываясь, буравили черными глазами-бусинами сына Одина, будто он свидетельствовал на судебном процессе. Тор старался смотреть куда угодно, но только не на таинственных птиц, которые будто понимали каждое слово, даже невысказанное.  – Локи сражался с тобой? – задал Всеотец самый важный вопрос, ответ на который (Тор это точно знал) должен решить судьбу младшего брата.  – Да. Ярость отравила его разум.  – Он пытался лишить тебя жизни?  – Нет.  – Где он? Последний вопрос остался без ответа. Тор помолчал, глядя на кресло, где пристроилась полуспящая мать, а потом спросил:  – Что ты намерен с ним сделать? Мысленно Тор задавал этот вопрос сотни раз и продумывал разные ответы. Для себя он давно решил, что если услышит что-то вроде «смертная казнь – единственный приговор, соразмерный его преступлениям», то сделает все, чтобы брат сбежал. Не ради казни он доставлял Локи во дворец. Такой приговор казался Тору каким-то жутким обманом: он ведь считал, что возвращает брата домой. Предложив вернуться, он гарантировал ему безопасность и неприкосновенность. Конечно, его будут судить, возможно, приговор будет жестоким, но он ни в коем случае не должен покалечить Локи или убить. Иначе получится, что Тор нарушил свое слово.  – Поговорить.  – Поговорить?  – Да, пока только поговорить.  – Он в своих покоях. Я пойду с тобой.  – Нет, Тор. – Отец не повышал голоса, но сразу стало ясно, что любой спор бесполезен. – Останься. Прежде чем царевич успел возразить, Один вышел из комнаты. Первым душевным порывом Тора было последовать за ним, но сонный голос матери остановил его на полпути:  – Положись на мудрость Всеотца, Тор. Воитель обернулся: мать стояла рядом с ним и держала в руках огромный кубок с великолепнейшим медом. Она подавала его так, словно перед ней победитель. Победитель… Велика ли заслуга победить собственного младшего брата? Тору ничего не оставалось, кроме как принять кубок и сесть за стол. Сразу же навалилась чудовищная усталость: все же последние дни не прошли бесследно для сына Одина. Он голодными глазами смотрел на скир, сыры, солонину, промасленную сушеную рыбу, множество видов дичи, свежие хлеба. Стол ломился от бесконечных яств.  – Мне не следовало оставаться здесь, – пробормотал Тор, складывая в тарелку сразу несколько огромных рыбин. – Я с ужасом представляю себе, что отец сделает с Локи. Я ведь насильно вернул его домой.  – Твой отец никогда и ничего не делает просто так, – отозвалась Фригг, с любовью глядя на старшего сына. – Тор, поверь, я тоже хочу обнять Локи.  – Правда?  – Он мой сын.  – Спасибо.

У Тора словно камень с души свалился. По крайней мере, мать не видит в Локи преступника. Хотя бы она все еще считает его своим сыном.

Прошло несколько часов. Тор барабанил пальцами по столу, подражая какому-то земному маршу. Фригг сидела в кресле с каменным выражением лица, наблюдая за пылающим в полу огнем. Вороны переместились на спинку кровати и казались спящими.  – Что они могут делать так долго? – в сотый раз спросил бог грома.  – Беседовать, – откликнулась Фригг.  – О чем? – не унимался Тор, вспоминая, как он безрезультатно пытался вытянуть из поверженного хоть какой-нибудь ответ.  – Я думаю, у твоего отца много вопросов к Локи.  – Вопросов ли? – подозрительно протянул Тор, представляя себе самые безрадостные картины. Возможно, отец и в самом деле ничего плохого не собирается сделать, но Тор слишком хорошо помнил, как брат всадил ему нож в бок. И если он попробует атаковать Всеотца или сбежать, то последствия могут быть плачевными. К сожалению, покои Локи располагались далеко от родительских, поэтому, даже если бы брат орал от боли, Тор вряд ли бы услышал. Одна надежда на то, что уже рассвет, слуги постепенно приступают к своим обязанностям, а значит поднимут тревогу, если услышат вопли из комнат младшего царевича.  – Тор, – воитель поднял голову, отвлекаясь от своих невеселых мыслей, – все поступки твоего отца продиктованы мудростью, как и все поступки Локи – любовью.  – Любовью?  – Да. Но только любовью в основном к себе и своим идеям. Тор не нашелся, что на это ответить. Прошло еще часа полтора. Легкая тревога перерастала в настоящую панику. Тор украдкой смотрел на мать, которая не выказывала никаких признаков беспокойства.  – Я пойду к нему.

Царевич решительно встал из-за стола, всем своим видом показывая, что никому не позволит отговорить себя.

 – Я подожду тебя здесь, сын мой. Бог грома удивился, почему мать больше не удерживает его, но медлить не стал. Он распахнул двери и чуть ли не бегом бросился к комнатам брата. Дворец уже вовсю гудел обычной утренней жизнью. С Тором все здоровались, поздравляли, задавали вопросы, но он ни на что и ни на кого не обращал внимания. Вот и комнаты Локи. Тор рванул дверь – внутри пусто! Царевич вбежал внутрь, осмотрелся – никого. Следов борьбы тоже не видно. Все говорило о том, что Локи добровольно отправился куда-то с отцом. Тор мгновенно выхватил Мьельнир. Он, смирившийся со смертью брата, даже представить себе не мог, что будет готов размозжить голову стражнику, который позволил Всеотцу забрать Локи неизвестно куда. Тор выбежал из пустых покоев и схватил первого попавшегося слугу.  – Где Один? – прокричал он ему в лицо.  – Уехал. – Слуга отшатнулся от неожиданности. – Он и какой-то неизвестный оседлали коней и отправились…  – Куда?  – На юго-запад. Я не знаю точно, куда. Пол на мгновение ушел у Тора из-под ног. Отец солгал!

====== Глава 2 ======

Как только шум шагов Тора затих, Локи аккуратно выглянул за дверь: ни стражи, ни охранных заклинаний – ничего. Похоже, наивный братец абсолютно уверен, что несостоявшийся завоеватель Мидгарда никуда не сбежит. Да и в самом деле сбегать бесполезно и бессмысленно. Локи сосредоточился на осмотре своих покоев: все лучше, чем представлять свою незавидную участь. Царевич обвел взглядом спальню: огромная кровать с вырезанным на ней охранным знаком – львом, дерущимся со змеем, – застелена, кажется, тем же самым покрывалом, что и раньше. Хотя нет, не тем же. То было с зелеными разводами. Локи сам купил его несколько зим назад именно из-за разводов, напоминавших брызги магии. Теперешнее же покрывало было желтым как солнце. Царевич придирчиво осмотрел огромное ложе. При тусклом свете звезд сложно было разглядеть хоть что-то, поэтому он зажег несколько факелов, благо в небольшом углублении в стене обнаружился кремень. Были ли факелы все время здесь, или их повесили, когда узнали, что он жив? Случайно ли оставили кремень на самом видном месте?.. Неровный свет факелов озарил полупустую спальню, где почти нечего было осматривать. Локи прошел в соседнее помещение, стараясь двигаться плавно, чтобы звенья цепей не терлись друг о друга, вызывая столь опостылевший скрежет. В этой комнате хранились его личные вещи. Локи осматривал резные сундуки, узнавая каждый из них, но отмечая, что они не на своих местах. Стояли ли они здесь все время, или его покои использовались весь год не по назначению и были приведены в порядок за последние пару дней? Царевич бросил взгляд на стены и отметил, что его любимого оружия нет: огромный кривой лук, сделанный им еще в раннем детстве, когда они с Тором только-только учились стрелять, куда-то исчез. А вот меч, никогда им не любимый, но добытый в бою с каким-то сильным противником (он уже и не помнил, с каким именно), все еще висел рядом с огромным домотканым гобеленом, изображавшим Иггдрасиль.

      Царевич прислушался: ничьих шагов не слышно, сколько у него времени до возвращения Тора, неизвестно. Он опустился на колени перед огромным сундуком, где когда-то хранил «сувениры» из других миров, а также свои любимые вещи, большинство из которых никому никогда не показывал. Детальный осмотр содержимого привел бога в недоумение: сундук был наполовину пуст – в нем не хватало многих предметов. Хмурясь, насколько позволяла маска, Локи принялся разбирать вещи. На дне сундука лежала аккуратно сложенная одежда. Она владельца интересовала меньше всего. Вот старые доски для настольной игры, вот фишки к ней. Уже половина потеряна, а ему все жаль выбросить. Вот книга, которую Локи когда-то читал больше от скуки, чем от удовольствия. Но где другие книги, рассказывающие о славных битвах прошлого, о многочисленных подвигах Одина и его воинов? Серебряные подсвечники с растительным узором, в котором можно, при большом желании, увидеть переплетенные лапы и головы животных, лежат, любовно завернутые в какие-то тряпки. В такие же тряпки были когда-то завернуты и рога подстреленных на охоте зверей, для которых Локи не нашел подходящих стен. Однако они куда-то исчезли. Вот украшения из самых разных стран, множество амулетов с загадочными символами. Тоже не все. У Локи была целая коллекция золотых брактеатов. На одних были изображены руны, призывающие удачу, на других – Всеотец, коронация, всадники или разнообразные животные. Исчез брактеат с выгравированной рогатой лошадью на одной стороне и всадником на драконе на другой. Исчез кулон с изображением коровы-прародительницы. Исчез даже венец коллекции – прямоугольная пластинка из листового золота с узором в виде смотрящих друг на друга мужчины и женщины. Поскольку девы на амулетах почти никогда не изображались, Локи до сих пор помнил детскую радость, охватившую его в ту минуту, когда он впервые увидел эту пластинку. Исчезла брошь, изображающая триаду священных животных Одина: Орла, Ворона и Волка. Царевич когда-то лично заказал себе брошь именно с такими символами, потому что его в немой восторг приводила одна мысль о том, что отца сопровождают такие страшные животные, как волки, такие умные, как вороны, и такие быстрые, как орлы. Исчезло, в общей сложности, несколько десятков дорогих сердцу амулетов, зато все ларцы, где хранились брактеаты, остались нетронутыми. А ведь они были украшены дорогой, витиеватой резьбой, а также головами зверей и драконов.       Локи недоумевал: если отец хотел стереть любые напоминания о нем, почему не все вещи уничтожены? А если не хотел, то зачем уничтожать только часть? Тем более, не представляющую никакой ценности. Царевич вновь глянул на стену: дорогостоящее оружие, предмет его гордости, все еще висело, а вот любимый простенький кинжал, подаренный отцом в день зимнего солнцестояния, таинственно исчез.       Локи с трудом сложил вещи обратно, проклиная короткие цепи, и вернулся в спальню. Кроме кровати там стояла только пара кресел. Он опустился в одно из них и погрузился в невеселые размышления. То, что он видел, никак не вязалось с тем, что он ожидал увидеть.       Невдалеке послышались знакомые шаги. У пленника не было сомнений, что некто направляется именно к нему. Хотя почему «некто»? Понятно, кто. Царевич повернул голову, чтобы хотя бы кивком поприветствовать вернувшегося Тора. Дверь медленно отворилась, но за ней оказался совсем не тот, кого ждал пленник… Всеотец смотрел на Локи чересчур внимательно, будто увидел впервые в жизни. Локи ответил таким же взглядом и поднялся на ноги. Он никогда раньше не приветствовал отца так, как делали это другие: склоняясь или произнося какие-то официальные речи. Один был, в первую очередь, отцом, поэтому его приемный сын мог бы и не вставать, однако сейчас он чувствовал, что пленнику неуместно считать, что перед ним близкий родственник. Но и склониться перед своим судией он так и не смог себя заставить. Мысли лихорадочно бродили в голове, толкая одна другую. Локи не ожидал, что отец захочет его видеть до суда, а тут вдруг приходит сам. Неужели соскучился по нерадивому сыну? Один сделал пару шагов вперед, прикрывая дверь. Царевич не сдвинулся с места. Предстать перед отцом поверженным, в оковах – что может быть позорнее?       – Локи, – прошептал Один, глядя прямо в лицо вернувшемуся сыну, разглядывая отвратительную железную маску. Знакомый с детства голос показался царевичу чужим и холодным.       – Я думал, что потерял тебя. – Царь богов и людей медленно приближался к воскресшему богу. Локи не смел отступать, да ему и некуда было.       – Но ты вернулся. – Один делал очень большие паузы между фразами, заставляя задуматься над каждым словом.       Локи устремил взгляд на дверь: не появится ли Тор? Странно, почему Всеотец не привел его с собой? Его, победителя! Кто же должен наблюдать за страданиями поверженного, как не тот, кто его пленил? Тем более, что будь Тор рядом, он, скорее всего, завел бы с Всеотцом очередной глупый спор, Локи смог бы услышать что-нибудь важное и понять, как ему себя вести. Так бывало всегда. Однако спасительного Тора поблизости не наблюдалось, приходилось выкручиваться самому. Локи с тоской вспомнил минувшие дни, когда он стоял позади брата и только слушал, что говорит отец. Тогда ему не надо было ни за что отвечать. Сколько раз в своей жизни он говорил с отцом один на один? Локи не мог вспомнить точно. Царь Асгарда, между тем, продолжал свою странную речь:       – Ты вернулся, побежденный человеческой армией. Униженный, раздавленный. Таким ли я хотел увидеть своего сына?       Локи понимал, что это риторические вопросы, ответить он все равно не может, пока его не освободили от кляпа. Один сел в кресло, все еще не сводя с него глаз. Царевич вдруг понял, почему Всеотец так внимательно смотрит на него – волосы. Он ведь отрастил волосы, сменил одежду, держится совсем не так, как прежде. По большому счету, Один его совсем не знает, и это может стать отличным шансом. Главное, не дать ему прочитать что-либо по лицу, ну да Всеотец не мастер подобного. Локи внутренне возликовал.       – Сними опутывающие тебя оковы. – Тихий голос на корню срубил зародившуюся было надежду.       Локи вздрогнул. Откуда отец знает? Или не знает? Он выждал несколько секунд, но Всеотец больше ничего не говорил и не двигался, выжидая. Плохо. Локи предпочел бы не раскрывать того, что мог в любую секунду освободиться. Что ему человеческие кандалы? Тишина, повисшая в комнате, наполнилась мерзким скрежетом рассыпающейся в прах цепи. Освободив руки, Локи с легкостью вынул кляп. Теперь уже отмолчаться он не сможет, и нет Тора, который сам бы все рассказал. И который уже, скорее всего, рассказал о битве на Земле. Только как угадать, что именно? Младший царевич глубоко вздохнул, разминая натертое оковами запястье. Переспорить Всеотца у него не было никаких шансов. Зато у него есть одно преимущество: за долгие годы он изучил характер Одина вдоль и поперек. Отец обожает собственные цитаты, ему опасно перечить и лучше со всем соглашаться. В конце концов, он не худшая перспектива из имеющихся. Невооруженным глазом видно, что настроен он дружелюбно, и важно это дружелюбие не обратить себе во вред. Все лучше, чем новая встреча с читаури.       – Ты мог сбежать с поля боя или исчезнуть из этих покоев, – нарушил молчание Один, когда понял, что пленник говорить не собирается, – но ты решил вернуться домой в оковах. Почему ты предпочел позор мести?       Локи почувствовал, что еще чуть-чуть и сорвется. Нет, надо быть аккуратнее. От него ждут ответа, смолчать не получится.       – Позор? Человеческие армии? – собственный голос звучал чуть хрипло, но сейчас это не так и плохо. – Ты слишком хорошо думаешь о людях, Всеотец. Воины и герои, с которыми честь сражаться, давно исчезли с лица Земли! – Локи чувствовал, что распаляется, но остановить себя уже не мог. Он начал медленно приближаться к креслу отца, выстраивая речь в такт шагам. – Ты думаешь, меня победили герои, воспетые в легендах? О, нет. Это была стая безумцев, отказавшаяся от своей человеческой сущности ради богатства, власти, однодневной славы, Всеотец. И безумием ли, по-твоему, была попытка подарить им счастье? – Локи одернул себя лишь в тот момент, когда понял, что возвышается над царем богов и людей и, не отрываясь, смотрит тому в глаза. «Прямо как тогда», – промелькнуло в голове. Однако в этот раз царь Асгарда погружаться в сон явно не собирался. Он молчал. Молчал и Локи. Пауза начинала затягиваться.       – Добровольное изгнание не добавило тебе мудрости, Локи, – наконец, тяжело произнес Один. – Я думал, что увижу мужа, но ты все тот же мальчишка, сбежавший когда-то от ответственности.       – Что? – недоуменно спросил царевич. Кажется, задача облегчается: отец сейчас раскроет перед ним все карты, стоит только чуть подтолкнуть его в нужном направлении.       – Твой поступок был позорным бегством от ответственности, – пояснил Один, видя искреннее недоумение на лице сына. – Ты предпочел смерть исправлению собственных ошибок.       Локи так и стоял рядом с креслом, не зная, куда себя деть. Такого унижения он не испытывал, даже когда читаури заставили его служить себе, обещая, в противном случае, вечные муки в объятиях у таинственного чудовища.       – Однако теперь тебе деваться некуда… Локи Одинсон, – тон отца резко изменился, стал каким-то чересчур торжественным, – отвечай своему царю, от какого врага ты решил укрыться в стенах Асгарда?       Хотя Один сидел, а Локи стоял, последний ощущал себя так, будто его распростерли ниц перед троном Одина. Это было мерзко.       – Такого врага нет, – выпалил он, отходя от кресла, срывая с себя ненужное, а в данный момент еще и смертельно опасное оцепенение.       – Читаури никогда не ходят в одиночку.       Локи молчал, глядя куда-то в пол. Раз переспорить отца нельзя, то можно попробовать отмолчаться. Один ждал. Прошло несколько томительных минут. Находящиеся в комнате напоминали друг другу каменные изваяния. Первым нарушил молчание Всеотец, что пленник посчитал своей маленькой победой.       – Ты забыл все мои наставления, – тяжело вздохнул он. – О ведении битвы, о выборе союзников. Твоя неумелая война с Землей чуть не привела к уничтожению мира смертных, – голос Одина постепенно приобретал стальные нотки, которые раньше Локи сильно пугали, но не теперь – его внутренний мир слишком сильно изменился за последний год. – Ты этого хотел добиться? Отвечай! – Последнее слово буквально оглушило царевича. Противиться прямому приказу он не посмел.       – Нет. Я их бог, – слова давались Локи с трудом. – Я хотел лишь подчинить себе людей. Освободить от бессмысленной, губительной для них свободы. Ты говорил, что мудрый царь управляет своим народом подобно пастырю. А у овец нет воли. Ты говорил, что мудрый царь стремится вести дело мирно. Я этого и хотел: в одной решающей битве сломить дух человеческой армии, показать настоящую силу, чтобы люди склонились предо мной. Я хотел…       – Молчать! – Резкий окрик заставил Локи запнуться, чему он был несказанно рад. – Если Тор забыл то, чему я учил его, то ты исказил мои слова. Ты утверждаешь, что люди недостойны и среди них нет истинных героев, так? – Локи кивнул, недоумевая, к чему ведет отец на этот раз. – Зачем тебе такое стадо?       – Я не знал, каковы они, – честно признал пленник.       – А знал ли ты о том, что у людей есть оружие, силе которого нет равных во всех девяти мирах? – продолжил Один.       – Знал, – отозвался Локи. Происходящее сильно напоминало ему допрос. – И опасался, что они применят его во зло не только мне, но и себе.       – Они применили.       Локи вскинул голову. Он же сражался вместе с читаури, он видел все своими глазами: взрывов не было. Один поймал его недоуменный взгляд.       – Надеюсь, теперь ты понимаешь, что обязан своей жизнью одному из своих противников?       Локи не мог позволить себе удивляться долго: была бомба или нет, какая теперь разница? Зато это его шанс выбраться сухим из воды.       – О, я и не думал, что они посмеют уничтожить многомиллионный город ради меня, – царевич улыбнулся, надевая на лицо ту маску, которая, в свое время, прекрасно действовала на людей, запутывая их. – По-твоему, заслуживают почитания те, кто покупают свою свободу такой ценой?       Один глубоко вздохнул. Молодой бог возликовал: неужели он сможет выиграть эту словесную битву?       – Асгард всегда стоял на стороне мира во вселенной, Локи, – сказал Всеотец, отведя взгляд от сына, кажется, впервые за весь разговор. – Но никогда не вмешивался во внутренние распри. Люди могут покупать свою свободу той ценой, которую сами готовы заплатить. Но мы всегда защищали миры от внешней агрессии.       Повисла пауза. Пленник предпочел не нарушать её возражениями, хотя ему и было, что сказать. Когда-то он умел выигрывать в словесных спорах, но не был уверен, что сейчас получится.       – Локи, ты хоть представляешь себе, что бы случилось, если бы Тор не сумел остановить тебя? – Один поднялся с кресла, заставив сына от неожиданности отступить на шаг.       – Что?       – Если бы, победив людей, твоя армия, не покоряясь тебе, продолжила бы уничтожать мирные народы (а так и случилось бы, потому что немногие могут по-настоящему встать во главе читаури), то против тебя выступило бы небесное войско во главе со мной. И тогда тебе уже не пришлось бы ждать пощады.       Локи делал все, чтобы на лице не отразилось ни одной эмоции. О таком исходе своей завоевательной кампании он даже не думал.       – Но я, – продолжил Один, – как мудрый царь, решил всего лишь вернуть тебя домой. И, как вижу, я не ошибся. – Он подошел вплотную к сыну, но не дотронулся до него даже одеждами. – Жажда власти заставила тебя заключить союз с одними из самых вероломных существ в галактике. Непомерная гордыня – думать, что ты сможешь ими управлять. А тщеславие – посчитать, что ты сможешь одолеть того, кто стоит за спиной читаури! Локи стоял, не дыша, выслушивая эту гневную тираду.       – Я думал, что ты мудрее, – Один произнес эти слова уже гораздо спокойнее, отходя на некоторое расстояние от поверженного.       – После того, как ты сорвал коронацию Тору и надоумил его идти в Ётунхейм, я подумал, что ты и в самом деле заслуживаешь доверия. Локи судорожно пытался сообразить, откуда у Одина такие сведения. Ладно еще про великанов, он сам виноват, что проговорился Хеймдалю о своей затее, но откуда он знает про Тора?       – Однако, получив власть, ты унаследовал худшие черты своего брата, – слова Одина врывались в сознание Локи, круша на своем пути всю выстроенную заранее линию поведения, все ожидания, – высокомерие, безрассудство, тщеславие. Тебе было легче умереть, чем исправить собственные ошибки. Но об этом мы поговорим в другой раз.       Локи судорожно вздохнул. Он уже мечтал о темнице, о виселице, о чем угодно, только бы больше не слушать обвинений из уст того, ради кого он почти расстался с жизнью.       – Локи Одинсон, – Всеотец сделал очередную паузу, а Локи напрягся. Отец никогда просто так не произносил полные имена, они могли означать только одно: с этой секунды перед пленником стоял не отец, а царь Асгарда. – В мире смертных ты пытался убить своего брата?       Вопрос упал камнем в песок. Царевич понимал, что должен ответить, но также хорошо понимал, что, попробуй солги сейчас, последствия могут быть кошмарными.       «Пытался ли убить? Да, тысячу раз да, для всех это выглядит именно так, но хотел ли?»       Локи постарался восстановить собственные ощущения. Вот он стоит перед клеткой, а рядом истекает кровью какой-то агент. Хотел ли он убить? Нет, он хотел, чтобы брат не вмешивался, прекратил путаться под ногами, а уж как этого достичь, было неважно.       – Я не хотел его убивать, – сказал Локи, посчитав подобную формулировку самой правдивой.       Один долго вглядывался в его лицо, будто читая мысли, а потом лишь сухо кивнул.       – Хорошо. Отдай каскет.       И вот тут уже Локи испугался по-настоящему. Каскет. Тот самый каскет, о котором он благополучно забыл. Он забыл, но не отец. Если и был шанс выпутаться из всей этой истории живым, то теперь его точно нет. Но и деваться некуда. В руке привычно материализовался кинжал. Локи на мгновение представил, как вонзает его в горло Всеотцу. Глупо, безумно глупо. Один не так слаб, как кажется на первый взгляд. Это даже попыткой убийства посчитать будет трудно, скорее очередной глупостью. Значит, выбора нет. Кинжал развеялся так же быстро и незаметно, как и появился; царевич сделал несколько пасов руками, материализуя синюю шкатулку. Один забрал ларец и осмотрел: тот был разбит. Локи ожидал еще одной вспышки гнева, ярости, удара, возможно, смертельного, но отец лишь осмотрел каскет со всех сторон и направился к двери.       – Идем, – бросил он Локи через плечо. Спрашивать «куда» последний не решился.