Текст книги ""Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Коротин

Глава 28

– Ваше превосходительство, – подошел к Вирену лейтенант Павлинов, ставший теперь старшим офицером «Орла», – японцы в прямой видимости. «Сикисима», «Адзума» и, судя по всему, «Якумо». Плюс три «симы». Идут встречным курсом.

– Спасибо, лейтенант, – кивнул адмирал.

И тут же в голове метнулось: неправильно это! Неправильно то, что на флоте чин лейтенанта «растянут» на столько лет и должностей: вахтенный начальник крейсера второго ранга – лейтенант, и старший офицер броненосца зачастую в том же чине. У сухопутных между штабс-капитаном и подполковником хотя бы чин капитана присутствует, а на флоте в лейтенантских чинах черт-те сколько лет «громыхать» приходится. Надо что-то менять. Хотя бы и по образцу тех же японцев – у них и старшие лейтенанты, и капитан-лейтенанты…

Но на данный момент, это, конечно, неактуально. Сейчас предстоит всерьез сцепиться с Того. О чинах позже подумать можно. Если живыми останемся, конечно…

– Курс на сближение, Константин Леопольдович, – процедил Вирен командиру «Орла».

– Есть! – немедленно отозвался Шведе и отдал соответствующие распоряжения.

– Телеграфировать Ухтомскому «Возможно скорее соединиться с первым отрядом», – этот приказ адмирал отдал уже своему флаг-офицеру Саблину, который немедленно отправился в радиорубку.

– Кажется, появился шанс поставить жирную точку в этой войне, как считаете, Роберт Николаевич? – обратился к Вирену командир броненосца.

– Пока об этом рано. Что-то уж больно дерзко ведет себя Того: понятно, что второй броненосный отряд он еще не обнаружил, но все равно – бросаться в бой только с теми силами, что мы наблюдаем, на наш отряд – авантюра. Вроде бы после Цусимы японцы должны относиться к нам с большим уважением…

– Пожалуй, вы правы, – согласился кавторанг, – с большой степенью вероятности можно предположить наличие еще одного отряда япошек, который мы не видим, как и они не видят Ухтомского.

– Вот именно, – кивнул командующий эскадрой, – и там может быть до четырех броненосных крейсеров, а это для нас «ох!» и «ах!», если князь со своими тихоходами не подоспеет.

– Но не отступать же перед тем, что против нас имеется сейчас!

– Разумеется. Как говорится: «Сомневаешься? – Атакуй!»

И Того, и Вирен не знали о наличии у противника вторых броненосных отрядов «на подходе», но оба подозревали, что так оно и есть, но при этом оба они были уверены в присутствии неподалеку своих кораблей, которые со всей возможной скоростью шли на соединение с главными силами.

Но у обоих имелась надежда: «А вдруг повезло?». При этом Того даже при самом неблагоприятном раскладе сил мог выйти из боя, так как имел превосходство в эскадренной скорости, а Вирен справедливо предполагал, что в самом крайнем случае можно отойти навстречу Ухтомскому, а уж против семи броненосцев и «Нахимова» японцы ничего серьезного сделать не смогут.

Оба командующих флотами достаточно смело и уверенно вели свои корабли на сближение с врагом. Оба считали, что не особенно рискуют. Оба не боялись поражения в предстоящей битве. Оба думали, что в их силах эту битву прекратить…

Крейсера типа «Итсукусима» можно назвать, пожалуй, самыми несбалансированными кораблями своего времени. Причем как в прямом, так и в переносном смысле. На вполне неплохие при проектировании суда водоизмещением в четыре с лишним тысячи тонн, кроме стодвадцатимиллиметровых скорострелок и пушек малого калибра, взгромоздили по тристадвадцатимиллиметровому орудию. Артиллерии такого калибра не было даже на японских броненосцах. Даже восьмидюймовый ствол для таких скромных корабликов был великоват, а тут…

Просто поворот орудия на борт уже чувствительно кренил корабль – слишком легкой платформой для таких «громоздил» являлись «Итсукусима», «Мацусима» и «Хасидате». Точность стрельбы этих монструозных пушек, установленных на столь непрочном «фундаменте», была никакой. Ни в сражении при Ялу против китайского флота, ни в боях под Порт-Артуром, ни в Цусимском сражении японские комендоры не попали в корабль противника из этих «динозавров от артиллерии» ни разу.

И сегодня лейтенант Саяко, командовавший орудием главного калибра «Итсукусимы», не питал иллюзий на предмет эффективности его стрельбы. Но надежда, как и у любого артиллериста, присутствовала. Тем более что первые выстрелы предстояло сделать по курсу, а не с борта, когда качка превращает стрельбу просто вразброс снарядов по площадям. Уж чего-чего, а «площади» в море предостаточно.

Уже казенник чудовищной пушки проглотил четырехсотпятидесятикилограммовый снаряд, уже заложен заряд в двести восемьдесят килограммов бурого пороха, что должен вытолкнуть из ствола сталь и смерть навстречу русским…

Получена информация от старшего артиллериста, установлены прицел и дистанция…

Лейтенант понимал, что не попадет. Лейтенант очень надеялся, что попадет. Что в этот раз, хотя бы в этот раз, боги все-таки направят выстрел туда, куда он предназначен. Если не верить в это, то зачем вообще командовать орудием? Служить… Жить…

Команда на открытие огня последовала, как всегда, неожиданно. Изделие конструкции инженера Канэ, самое, пожалуй, крупное из его творений, изрыгнуло огонь, и снаряд пошел сверлить пространство, чтобы скоренько нырнуть в воды Японского моря.

Не удалось. «Нырнуть в воды» не удалось…

На пути «летящей смерти» встал броненосец «Орел». Не по доброй воле, разумеется, «встал»…

Снаряд для начала раздраконил катер, снес трубу вентилятора и только после этого «лопнул».

Осколками здорово посекло дымовые трубы, их же ударило взрывной волной, сбросило за борт катер с противоположного борта, и на шканцах «Орла» занялся нешуточный пожар.

Броненосец чувствительно встряхнуло от этого попадания.

– Вот и первый привет от наших узкоглазых друзей, – спокойно процедил Вирен. – Наверное, и нам пора начинать пристрелку. Шестьдесят пять кабельтовых, конечно, далековато, но раз уж представление началось…

Правая носовая шестидюймовая башня «Орла» грохнула пристрелочным выстрелом по идущему встречным курсом «Сикисиме». Недолет. Что, впрочем, и ожидалось. Еще пара двухорудийных залпов, и дистанция была нащупана, передана сигналами по отряду…

Глава 29

– Василий Михайлович, как друга прошу!.. – Соймонов слегка ошалел, услышав, как старший артиллерист «Пересвета» назвал его по отчеству, – отпусти на бой Вилката к орудию. Чистый зарез в башне – некем полноценно заменить паразита этого… Потом хоть на рее его вешай, но на бой… Разреши, а?

– Василий Нилович, – на всякий случай тоже перешел на «полуофициальный» язык старший офицер. – Ты чего? Ты слышал, что командир сказал?

– Слышал, помню. И не посмел бы к тебе с этим вопросом обращаться, не переговорив предварительно с Николаем Оттовичем. Он сказал – на твое усмотрение. Так что, выручишь?

– Вот не было печали в данный момент возиться с этим пьянчужкой… Теперь и я говорю: на твое усмотрение. Если считаешь, что он способен стрелять – ставь на место по расписанию. А у меня сейчас и без него дел по горло. Извини – бегу дальше.

– Спасибо, Василий. И не беспокойся – рожу после боя я ему под хохлому распишу непременно. Но после боя…

Черкасов немедленно отправился к канатному ящику, служившему карцером для особо провинившихся.

– Выпускай арестанта, – рявкнул дежурному лейтенант еще на подходе к «узилищу».

– Так ведь, вашбродь, сам старшой наказал… – попытался повозражать матрос, приставленный к «карцеру».

– Открывай, говорю! – агрессивно продолжил старший артиллерист. – Перед старшим офицером я сам в ответе буду. Ну!..

– Так ведь бумага нужна… Меня ведь на пост ставили, ваше благородие, – много раз говорено, что даже сам государь меня с поста снять не может… Только командир, старшой или вахтенный начальник. Извиняйте на том, но дверь я не отопру.

– Дурак! – не выдержал Черкасов. – Это при обычном несении службы. А сейчас бой начинается. Открывай – некогда мне за бумажками к командиру и старшему офицеру бегать. А потом сам марш сдавать винтовку и шуруй по боевому расписанию. Быстро открывай!

Артур крыл себя всевозможными нецензурными словами из обоих известных ему языков: сам не понимал, зачем напился. Да и «напился» – это состояние было назвать нельзя – на ногах стоял, язык не заплетался. Что там будет с чуть менее поллитры молодому и здоровому организму…

Главное, что ведь и повода-то не было – просто захотелось. Захотелось обжечь пищевод хлебным вином и закусить чем-нибудь солененьким или жирным.

Договорился с баталером Лиепиньшем (почти земляк, но цену за водку и банку тушенки заломил в два раза большую, чем были во Владивостоке)…

Ну и огрел все это дело в одиночку, втихаря…

Все бы ничего, но старшой потом по пути попался и учуял. И в карцер определил моментально. Причем даже не ругался матерно: зло и спокойно, наградив комендора несколькими весьма нелицеприятными, но отнюдь не матерными эпитетами, сдал на руки старшему боцману, а тот уже сопроводил Вилката в карцер.

И потянулось время. Ой, как потянулось! Полная темнота и вообще никаких ориентиров: минута прошла? Полчаса? Час? Два?..

И воды не дали. А очень хотелось. Очень. Язык при каждой попытке сглотнуть слюну царапал глотку, как наждаком. И даже без всяких попыток сглатывать царапал. Да и слюны практически не было – рот иссушило, как в пустыне, в которой Артур, конечно, никогда не бывал, но некое представление о жизни в ней уже успел получить.

Но главной причиной «растрепанных чувств» комендора были даже не физические страдания: чертовски хотелось поквитаться с японцами за «Ослябю» в предстоящем бою.

Наводчик правого орудия носовой башни «Пересвета» уже успел проклясть свою пьянку и себя самого уже в стодвадцатый раз, когда дверь распахнулась:

– Выходи, чертова перечница!

Жмурясь от яркого света, Артур выбрался из своего узилища. Перед Вилкатом стоял сам старший артиллерист броненосца.

– А ну дыхни, гаденыш! – неласково бросил Черкасов. И тут же сморщился от «выхлопа», который не преминул направить в его сторону наводчик.

Хотя терпимо…

– Орудие наводить сможешь?

– Не извольте беспокоиться, ваше благородие! – встрепенулся Артур. – Все в лучшем виде сделаю! Только…

– Что еще?

– Воды бы…

– В башне попьешь. Марш по боевому расписанию!

Как начинать сражение? – адмирал Того колебался: это ведь не та ситуация, что была при Цусиме – если при встречных курсах начать разворачиваться ввиду противника, над которым практически не имеешь превосходства в скорости, то либо просто подставишь свой флагман под сосредоточенный артиллерийский удар всего вражеского отряда, либо сам окажешься в роли догоняющего и рискуешь получить тот самый «кроссинг Т», который так «сладок» для ставящего эту «палочку над буквой» и так опасен для того, кому ее ставят.

Или скоротечный бой на контркурсах, а потом догоняй противника несколько часов, в результате чего тебе сделают опять же «кроссинг»…

Но нужно решаться – эскадры сближались на двадцативосьмиузловой скорости. Огонь, как ни странно, первыми открыли крейсера Катаоки, причем достаточно результативно. Небывало результативно: нащупав дистанцию своими скорострелками, кто-то из них умудрился засадить свой почти тринадцатидюймовый снаряд в «Орла». Был отчетливо виден взрыв на русском броненосце и последовавший за этим пожар в его средней части.

– Пока на встречных, – решил японский адмирал, – а там развернемся…

– Японцы легли на контркурс, Роберт Николаевич, – махнул биноклем в сторону противника Шведе.

– Вижу. Какая дистанция?

– Пятьдесят кабельтовых до головного, – немедленно отозвался лейтенант Гирс, являвшийся теперь старшим артиллерийским офицером броненосца, – когда «Сикисима» выйдет на траверз, будет около сорока пяти.

– Тогда открывайте пристрелку. Пора уже поблагодарить япошат ответным подарком за ту дурынду, которой в нас залепили. Сторицей поблагодарить…

Буквально через минуту левая носовая шестидюймовая башня «Орла» загрохала выстрелами в направлении кораблей Того и Катаоки.

Пристрелка на встречном курсе – дело сложное, а уж стрельба на нем… Корабли разносит на встречных направлениях со скоростью железнодорожного экспресса, соответственно и расстояние меняется… Нет, если легли на параллельные курсы, тогда в основном проблема с наведением по горизонту, дистанция меняется не очень серьезно. Но все равно меняется. В общем, самый низкий процент попаданий при таком варианте ведения боя. Но не молчать же в ответ на стрельбу противника – получив данные после пристрелки, ответили всем отрядом.

– Не рискнули япошки поближе подойти, – ехидно заметил кавторанг Семенов, – боятся, чтобы мы им «горячих» не накидали.

– Так Того совсем не дурак, – с легким недоумением отозвался Вирен, – прекрасно понимает, что на малых или даже средних дистанциях мы при таком положении запросто ему «хвост обрежем». Он, если мне не изменяет память, и в июльском бою себе такой наглости не позволял, хотя тоже начинали на встречных. А теперь, после Цусимы, Зиновий Петрович, дай Бог ему здоровья, вроде научил японского командующего относиться к нам с уважением.

И… Пройдемте в боевую рубку, господа.

Исполняющий обязанности комфлота слегка стеснялся отдать подобный приказ, но он все-таки уже был не отчаянным мичманом и не бесшабашным лейтенантом – предыдущие сражения научили, что показушное бравирование ни к чему хорошему не приводит. Случайное попадание может вывести из строя все управление эскадрой. А этого сейчас категорически не хотелось.

Японцы, как и ожидалось, даже в этом скоротечном эпизоде боя били почти исключительно по «Орлу», разве что, когда по нему стрелять оказывалось совсем уже неудобно, переносили огонь на какой-то другой русский броненосец. В результате флагман получил два попадания двенадцатидюймовыми снарядами, три восьмидюймовыми и восемь калибром в шесть дюймов. Терпимо.

В «Бородино» и «Победу» попало по пять-шесть подарков среднего калибра, а «Пересвет» вообще не получил ни одного попадания.

Отряд Энквиста вообще держался южнее и в данном столкновении не участвовал. «Кассаги» и «Читосе» тоже отходили к своим главным силам и практически не стреляли, а те несколько выстрелов, что были сделаны, оказались безрезультатными.

Японцам досталось сильнее: только «Сикисиме» влепили пять снарядов крупного калибра, и это не считая града шестидюймовых… «Адзума» «отделалась легким испугом» в виде трех пробоин в небронированном борте, а вот «Якумо» от души «приласкал» «Пересвет». Уже «в разлуку»…

– Глаза бы мои на тебя не смотрели! – мичман Поливанов, командовавший носовой башней броненосца, весьма неласково встретил вернувшегося из карцера Вилката.

– Виноват, вашбродь! Бес попутал! – смущенно переминался с ноги на ногу комендор, глядя на офицера глазами нашкодившего щенка.

– Марш к пушке! Фу! И не дыши в мою сторону, когда мимо проходишь! – мичман не постеснялся отвесить матросу подзатыльник, от которого у того слетела бескозырка.

– Ваше благородие! – обернулся к командиру башни наводчик. – Дозвольте воды! Я ведь в карцере два часа… Имейте божью милость! Хоть еще раз по роже врежьте, но попить разрешите.

– Иди, хлебай, скотина похмельная. Но чтобы из своего орудия потом прямо в адмирала японского попал, понял?

Артур временно потерял дар речи, хлебая и хлебая из кружки.

Жизнь и сознание постепенно возвращались в тело наводчика…

– Не извольте беспокоиться, вашбродь – если и не адмирала, то его адъютанта точно подстрелю! – отдышавшись, отрапортовал Вилкат. – Можно еще кружечку?

– Перебьешься, – уже добродушно отозвался Поливанов, – а то через десять минут тебя в гальюн потянет. На место!

– Есть! – а что еще может ответить матрос?

Четверть часа ожидания в кресле, прильнув к прицелу. В казеннике пушки ждет «пинка» снаряд весом почти в четверть тонны. Стоящий таких денег, что крестьянская семья могла бы прожить на них года полтора совершенно безбедно… Но стрелять пока нельзя – пристрелка не закончена, расстояние до противника еще не определено. Что бы там ни показывал дальномер новейшей системы Барра и Струда, все равно эти данные весьма приблизительны. Лучший дальномер – пушка. Именно по всплескам падения снарядов можно координировать дистанцию более-менее надежно.

Наконец что-то уже получилось в управлении стрельбой у Черкасова, и Поливанов, получив соответствующую информацию, скомандовал данные, необходимые для начала открытия огня.

Шарах! Шарах! – бахнули оба орудия носовой башни. Снаряды понеслись к цели. Вернее, в ее направлении. Недобросили. Хотя разглядеть свои всплески среди прочих водяных столбов, встававших у борта «Сикисимы», было практически невозможно. Но надо стрелять. Стрелять, ориентируясь хотя бы приблизительно… Или нет?

В голове командира башни со скоростью экспресса понеслись мысли: «Не попадем… А если попадем, то не увидим… По головному успеем дать только пару залпов… Дистанция до всех трех одинаковая… Можем реально зацепить третьего… Можем!»

– Наводить по второму в строю! – срывающимся голосом отдал приказ мичман.

Башня послушно стала разворачиваться в указанном направлении.

Залп.

Недолет.

Но недолет близкий. Еще немного добавить…

Силуэт «Якумо» уже вползал в прицел Артура. Уже можно… Чего же ждет мичман?

– Пали! – раздалось из-под командирского колпака башни.

Жахнули огнем и сталью орудия Обуховского завода…

И снова мимо. Хоть и близко.

Весь отряд Вирена сейчас стрелял по «Сикисиме», и неплохо стрелял. Но башня Поливанова, вопреки всяким указаниям, била по «Якумо».

Русско-японская война, даже в нашей реальности, была временем массового неисполнения приказов: чего стоит только отказ генерала Стесселя отъехать из Порт-Артура в Маньчжурскую армию…

А уж после авантюрного прорыва кораблей Вирена из порт-артурской ловушки…

Мичман, который со дня на день ожидал лейтенантские погоны, повел себя… Даже не как гардемарин.

И не зря. Второй залп по «Якумо» был отмечен разрывом в носовом каземате шестидюймовой пушки. Мало того – от разрыва просто вырвало кусок борта. Немалый такой кусок.

Второй десятидюймовый тоже попал. Но не взорвался – просто снес за борт шлюпбалку и покалечил несколько человек разлетающимися железяками.

На «Пересвете», разумеется, всего этого не видели, но вспышку разрыва в каземате Поливанов, конечно, заметил.

– Ребята! Мы накрыли третьего! – с юношеским восторгом заорал мичман. – Бейте его! Драконьте этот крейсер! Фесенко, Вилкат!..

Но наводчики башни уже не нуждались в дополнительной мотивации, они просто слились с прицелами и составляли единое целое со своими пушками.

Правда, хоть следующая пара выстрелов попаданий и не дала, но высокие столбы всплесков встали так близко от борта японского корабля, что это можно было смело считать накрытием.

Башня продолжала стрельбу, медленно разворачиваясь по горизонту для удержания «Якумо» в зоне огня. К тому моменту, когда противник вышел из сектора поражения, еще два снаряда успели попасть в крейсер: один разорвался в кубриках команды, а другой угодил прямо в основание грот-мачты, повалив эту огромную конструкцию.

Глава 30

Проскочив со своими кораблями мимо русского кильватера, Того оказался неприятно удивлен: теперь уже можно не сомневаться, что отряд Вирена здесь находится не один. В бинокль были совершенно четко различимы приближающиеся броненосцы Ухтомского. Что, впрочем, никак не меняло ближайших планов командующего японским флотом – все равно планировался поворот всему отряду и выход на параллельный с русскими броненосцами курс.

Почти одновременно с этим на «Орле» получили аналогичную информацию:

– Дымы с норд-оста!

Еще через несколько минут сигнальщик внес уточнения:

– Пять больших кораблей, первым – броненосный крейсер… Вторым такой же…

Чтобы понять, кто приближается, Вирену уже не требовалось слушать до конца то, что дальше будет выкрикивать матрос: здесь ВСЕ. Теперь понятно, почему Того был так дерзок. Сейчас он уже лег на обратный курс, соединится с подходящими силами и получит существенный перевес. Пусть и временно.

Нет, утопить, конечно, не успеют никого, но дырок способны наделать немало, да и надстройки побить. И трубы.

Адмирал очень хорошо помнил, как много проблем доставили русскому флоту при Цусиме эти самые сбитые или раскуроченные трубы…

Второй отряд, разумеется, успеет подойти, и соединенными силами японцев удерживать на почтительном расстоянии будет несложно, но ведь это значит, что придется вернуться во Владивосток с повреждениями, причем так и не нанеся решительного удара по вражескому флоту…

– Ложимся на обратный курс, – скомандовал Вирен командиру броненосца. – Идем на соединение с остальными. Поворот последовательно через левый борт.

На «Сикисиме», заметив маневр русских, немедленно приняли влево: Того совсем не улыбалось до соединения с крейсерами Симамуры и Уриу еще раз оказаться под огнем четырех русских кораблей линии. Тем более что он уже получил доклад о серьезных повреждениях на «Якумо». Позже, когда противник будет иметь меньшую эскадренную скорость из-за присоединения тихоходных кораблей, идущих с юга, можно попробовать сыграть на преимуществе в несколько узлов.

– Ну что, надавали мы сегодня макакам! – Денисов весело улыбался, подходя к Соймонову.

Василий в этот момент «находился не здесь». Как ни странно, сейчас старший офицер «Пересвета» думал не о прошедшем эпизоде боя и не о грядущем возможном столкновении с противником.

О семье. Вернее, пока в основном об Ольге. Но и то, что скоро предстоит стать отцом, не выходило из головы. Такое не забудешь. А учитывая, как лейтенант обожал свою молодую жену, нетрудно представить постоянные переживания за ее состояние. Тем более что не было возможности находиться рядом.

Старший врач броненосца, Александровский, уже старался не попадаться на глаза «первому после командира», чтобы в очередной раз не быть вовлеченным в разговор о протекании беременности и возможных проблемах во время ее и при родах.

Нет, Соймонов, само собой, добросовестно, порою даже слишком добросовестно выполнял свои служебные обязанности, но как только выдавалась минутка, когда не нужно было думать о корабле и его экипаже, мысли лейтенанта немедленно сворачивали в совершенно конкретную сторону…

– Не говори «гоп», Володя, пока не перепрыгнешь, – вернулся в реальность Василий. – Ничего еще не кончено. Не исключено, что главная катавасия только начинается.

– Но дебют-то за нами. Два крейсера у япошек прикончили, самому Того врезали тоже здорово. Все идет как по нотам, сейчас соединимся с Ухтомским и погоним гадов до самого Токио.

– Эк ты размахался! Нам сейчас…

– Ух, ты! Смотри, что творят!! Совсем страх потеряли?!

Непонятно, что двигало вице-адмиралом Катаока: или отсутствие команды от флагмана (хотя ранее японские адмиралы и даже командиры кораблей вполне себе свободно выполняли тактические маневры безо всяких указаний сверху), или так воодушевило попадание трехсотдвадцатимиллиметровым снарядом в «Орла», или… Кто знает?..

Точка разворота, которую уже миновали три корабля отряда Того, неотвратимо приближалась к русским броненосцам (или они приближались к этой точке? – Все относительно).

Сам Бог велел устаревшим крейсерам Катаоки принять влево и отойти подальше от грозного главного калибра противника. Мало того – три броненосных корабля командующего даже не стали тратить снаряды на пристрелку, так же поступил и Вирен: слишком кратковременным ожидался огневой контакт, попасть можно было только чудом…

«Итсукусима», подходя к месту разворота, дерзко загрохотала своей «стодвадцаткой» в сторону «Пересвета»…

Недолет два кабельтова…

Взрыв на грот-мачте!

– Ах! – Денисов ничком рухнул на палубу, и из-под него по желтым, надраенным доскам стало расползаться красное пятно.

Соймонов не верил своим глазам: неужели можно так?.. Не в жарком бою, а просто от дуриком попавшего пристрелочного снаряда. Прилетевшего с практически игрушечного корабля противника…

– Володя! – лейтенант мгновенно оказался на коленях рядом с телом своего друга, перевернул на спину…

Жизнь вместе с упругими толчками крови уходила из мичмана, глаза стекленели. Денисов, казалось, хотел еще что-то прошептать на прощание, но ни единого звука так и не сорвалось с его цепенеющих губ.

Как же так? – Василий, казалось, забыл, что он на войне, что Смерть все время стоит за спиной и готова взмахнуть своей косой в любой момент. – Ведь только что стояли рядом и разговаривали… Так не бывает! Так не должно быть!!

Эта внутренняя истерика продолжалась секунд десять. Василий взял себя в руки, встал с колен, подозвал матросов из пожарного дивизиона, стоявших неподалеку, и велел отнести тело ревизора в баню – обычное на кораблях место для временного нахождения погибших или умерших.

Рявкнула носовая казематная шестидюймовка правого борта «Пересвета». Средний каземат… Кормовой…

Черкасов решил не оставаться в долгу и наказать нахальных «шавок», посмевших «тявкать» на спокойно проходивших мимо гигантов.

Еще одна серия выстрелов… Дистанция была нащупана, и броненосец перешел на беглый огонь всем бортом…

На протяжении трех минут «Итсукусиму» поразило пять снарядов. Из них два десятидюймовых… Это вроде бы не фатально для крейсера в четыре с лишним тысячи тонн водоизмещения, но все зависит от того, куда пришлись попадания. На этот раз – крайне неудачно для творения французских корабелов: одно из попаданий главного калибра «Пересвета» пришлось в борт прямо за тараном флагмана Катаоки, и образовавшаяся пробоина площадью около пяти квадратных метров немедленно начала захлебывать тонны морской воды, каковая немедленно уперлась в носовую переборку «Итсукусимы». Со всей мощью четырнадцатиузлового хода, которым давил крейсер на океан.

А второй десятидюймовый «подарок» от русского концевого броненосца разорвался в отсеке рулевой машины…

Корабль, на котором держал свой флаг Катаока, стал стремительно зарываться носом в волны и потерял управление.

Нет, ничего фатального не произошло, «Итсукусима» еще вполне мог выжить, починиться и снова выйти в море, чтобы продолжать участие в войне. Ему просто требовалась передышка для починки, подводки пластыря и следования к ближайшему японскому порту, до которого он наверняка бы доплелся…

– Режем хвост противника! – радостно выдохнул Вирен, увидев, что один из крейсеров противника «захромал». – Не уйдет! Добьем!!

Передать на Второй броненосный: «Вступить в кильватер Первому отряду».

Шведе немедленно отдал соответствующие распоряжения, но высказал некоторые сомнения по поводу реальности выполнения приказа адмирала:

– Не догонят наши – мы на четырнадцати узлах, а их отрядная скорость хорошо, если тринадцать…

– Это понятно. Но нам они непосредственно сейчас и не нужны – сами подранка добьем. К тому же на повороте время потеряем, а там можно будет скорость и уменьшить…

– Разумно, конечно, но если Того подоспеет, то выстраивать кильватер под огнем… Чревато. Мало ли какие случайности вмешаться могут.

– Ну, так не отпускать же этот крейсер, раз уж повезло. Ох, и не завидую я командирам остальных кораблей этой группы – теперь либо бросай своего флагмана нам на растерзание, либо умирай вместе с ним. Думаю, что на них на всех у нас уйдет не более получаса…

Командиры «Мацусимы», «Хасидате» и «Идзуми» не стали испытывать судьбу – было совершенно очевидно, что защищать «Итсукусиму» от броненосцев занятие не только очень опасное, но и бесперспективное. Поэтому, дружно развернувшись, стали уходить на норд.

Судьба флагманского крейсера Катаоки была решена: потребовалось не более пятнадцати минут с момента открытия по нему огня русскими кораблями, чтобы окончательно уничтожить японского ветерана.

Тяжелые снаряды терзали небронированный корпус, из портов батареи стодвадцатимиллиметровых орудий «Итсукусиму» просто рвало огнем, пожары бушевали и на верхней палубе. Наконец, двенадцатидюймовый с «Бородино» пробил скос бронепалубы и проник в котельное отделение.

После взрыва котлов крейсер продержался на поверхности не более минуты, затем вместе с обгорелым трупом адмирала Катаока пошел ко дну.

Море равнодушно приняло еще одну жертву этой войны.

Броненосцы Вирена легли в циркуляцию вокруг места гибели противника. Нет, это не было каким-то жестом уважения к поверженному врагу, просто так было наиболее удобно лечь на курс соединения с отрядом, ведомым «Полтавой». Чтобы встретить во всеоружии подходившие объединенные силы японцев.

Успели еле-еле: достаточно сложно оказалось и сблизиться с Ухтомским, и вовремя «подставить хвост» для присоединения Второго броненосного в кильватер Первому. Сразу не удалось. «Полтаве» пришлось существенно доворачивать, чтобы вступить в струю «Пересвета».