Текст книги ""Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Коротин

– Не стройте из себя глупца, – оборвал меня явно не отличавшийся ни мягким нравом, ни избытком вежливости альбионец. – У нас достаточно солдат, чтобы держать оборону собора. Нам нужны те, кто пройдёт за городские стены и сообщит ситуацию в городе Бездушным с ближайшей заставы.

– Погодите, – вскинул руки я, – но нас спасли кавальери, которые должны были сделать это. Им не удалось вырваться из города?

– Увы, да, – скорбно кивнул епископ, – весь отряд кавальери Аркури погиб.

– Им устроили засаду у городских ворот, – снова взял инициативу в свои руки альбионец. – Какая-то громадная тварь перебила всех до единого всадников за считанные мгновения.

– Вы были свидетелем? – удивился я.

– Увы, – подпустил в голос ещё больше скорби, и, похоже, совсем не поддельной, епископ, – все мы были свидетелями. Мы наблюдали за их гибелью с колокольни собора через подзорную трубу, и видели каждое краткое, но кровавое мгновение той схватки.

Я не стал даже спрашивать, что это была за тварь или как она выглядела. Зачем? Если она легко расправилась с отрядом кавальери, то уж мне к ней и приближаться не стоит.

– Если у ворот торчит такой монстр, что с ним не справился отряд кавальери, то что смогу сделать я?

– Разумно, – вступил в разговор второй чиновник, – но от вас и не требуется даже приближаться к воротам.

– Надо пройти катакомбами, – снова нетерпеливо влез альбионец. – Вам выдадут карту и все необходимые для этого припасы. Также вы вольны располагать любым количеством солдат, в разумных пределах, конечно.

– Я не хочу ослаблять оборону, – ответил я, – и возьму несколько человек, с которыми уже сражался вместе. Однако все они наёмники и для них критичен вопрос оплаты. Сколько вы готовы предложить, и, главное, каковы гарантии?

– Вы же понимаете, что сейчас мы обладаем весьма скромными запасами, – тут же принялся юлить советник-итальянец, – финансовое положение города оставляет желать много лучшего…

– Эти люди, – прямо заявил я, – пойдут ради всего города на смертельный риск, ради того, чтобы спасти и ваши шкуры в том числе. Так что уж извольте раскошелиться. Чем вы желаете платить, золотом или кровью?

– Но состояние казны…

– Мы выдадим вам долговую расписку в счёт городской казны, – заявил альбионец, – которую погасят Бездушные из собственных фондов. А с ними уже мы будем расплачиваться, ну и церковь поможет, не так ли?

Епископ, не меняя скорбного выражения на лице, пару раз коротко кивнул. И снова сомневаться в его искренности не приходилось.

– Пока я тут синдик,[221]221
  Синдик – глава городского или общинного самоуправления. Является исполнительным органом муниципального совета


[Закрыть] советник Гордон, – взбеленился итальянец, – и я распоряжаюсь городской казной!

– Чего синдик? – глянул на него альбионец по имени Гордон, кажется, о нём что-то говорил один из солдат. – Вы не прислушались ко мне, когда я говорил о странностях, творящихся в Подгороде. Вы урезали и урезали бюджет городской стражи, полностью полагаясь на гарнизон. Вы не стали принимать никаких мер к нечистым, несмотря ни на что. И не надо валить всё на город скорби, синдик! Без активной помощи нечистых у наших врагов ничего бы не вышло!

Советник-итальянец, оказавшийся городским синдиком, хотел было что-то возразить в ответ на агрессивную риторику Гордона, но тот не дал ему этого сделать.

– Мои люди спасли вас из горящей ратуши. Вы и живы-то лишь благодаря мне, а сюда приглашены по настоянию монсеньора епископа. Все достаточно претерпели от вашего управления городом, так что вам остаётся быть лишь немым свидетелем. Немым, вы достаточно хорошо поняли меня, мессере?

– Достаточно, – с невероятной злобой глянул на советника Гордона синдик. – Но знайте, что те, кто превыше нас, узнают о вашем самоуправстве!

– Если мне удастся спасти город, – отрезал Гордон, – то остальное уже не важно. После – хоть потоп, главное, что я сделал всё, что мог.

– Если вы закончили препираться, – заявил я, – готовы ли выслушать меня?

Гордон обернулся ко мне, уставившись взглядом выцветших, почти рыбьих, глаз, выдающих в нём уроженца Альбиона. Говорить ничего не стал, однако сам вид его был куда красноречивее любых слов.

– Нам нужно не менее восьми часов отдыха, – начал перечислять я. – Мы слишком устали, чтобы отправиться в катакомбы прямо сейчас. К исходу этого времени я составлю список необходимого снаряжения. Расписку к Бездушным вы оставите мне, и знать о ней должен я один. Надеюсь, вы отлично понимаете важность этого момента. Но прежде чем я дам согласие, – слегка покривив душой, потому что я сразу был согласен, как узнал о гибели отряда, – мне нужны ответы на вопросы.

– Желаете получить их сейчас, – в той же деловой манере произнёс Гордон, – или после отдыха?

– Сейчас, – кивнул я. – Вопрос у меня, собственно, всего один: почему именно я? Не проще ли отправить отряд солдат, которые знают катакомбы лучше меня и у кого куда больше шансов справиться с заданием.

– Нет таких солдат, – честно ответил Гордон. – Катакомбы не патрулируются больше десяти лет, с тех пор, как по договору с гильдией алхимиков были взорваны все проходы, связывавшие Пьяченцу с городом скорби. Или хотя бы могущие связывать. Так все думали тогда. С тех пор город полагался только на защиту стен, не думая о том, что находится прямо под нашими ногами. – Он перевёл дух и снова прямо глянул мне в глаза. Выдержать его взгляд было довольно сложно, но и не таких в гляделки переигрывал. – А почему именно вы? Очень просто. Я был уверен, что вы возьмёте с собой тех людей, с кем уже сражались. Если честно, я считал их вашим отрядом. – Гордон легко перешёл на это «я», как будто епископа с синдиком тут не было вовсе, и все решения принимал лишь он один. – Ваши татуировки, – добавил он. – По словам святого отца, бегло осмотревшего вас при входе, они очень сильны. Значит, проклятье в вас крайне могущественное. А заполучить такое можно лишь в городе скорби. И я сделал вполне логичный вывод, что у вас рейдерское прошлое.

Отрицать то, что он сказал, было глупо – всё слишком очевидно. Гордон разложил всё по полочкам, не оставив места никакой недосказанности. Мне оставалось лишь пожать плечами.

– А теперь давайте говорить начистоту, – резко бросил я, – почему вы не желаете отправлять отряд проверенных солдат, а доверяете спасение всего города наёмникам, да ещё с самой сомнительной репутацией?

Какой же ещё могла быть репутация у человека, который даже не отрицает, что он грабил опустевшие после эпидемии города. Причём ровно до тех пор, когда это стало слишком опасно.

– Плакальщики, – мрачно бросил синдик. – Их очень много в катакомбах. Настоящая орда, если не больше. Они уже стучатся в решётки, пытаются выбраться наверх.

– Иными словами, – кивнул я, едва сдерживаясь от сардонической улыбки, – шансов выбраться живыми из катакомб у нас почти нет.

Никто не стал отвечать мне. Зачем же подтверждать очевидное…

Глава 6.
Morituri.

Нам выделили отдельный неф для отдыха. Мы пригласили к себе и отца семейства с женой и сыновьями. Хотя в нефе тут же сделалось тесно, но оставлять семью спать на скамьях в наоксе[222]222
  Наокс – центральный неф


[Закрыть] было слишком жестоко. Мы через многое прошли вместе, чтобы бросать их сейчас.

– За что нам такой почёт и уважение? – удивился тевтон, располагаясь на чистом полу нефа.

Нам выделили достаточно одеял, чтобы две скамьи в нефе достались женщине и обоим её сыновьям. Мы сдвинули их вместе, образовав некое подобие кровати. Не думаю, что очень удобное, но всё лучше, чем провести ночь на каменном полу.

– Я подрядил нас на задание, в котором выжить шансов почти нет, – честно ответил я.

– За пару одеял и отдельное место, – сказал тевтон, – я согласен и не на такое.

Конечно, покривил душой, не верил в то, что я был абсолютно серьёзен.

Физическое и нервное истощение сделали своё дело. Я уснул как младенец, несмотря ни на что. Ни твёрдый пол, ни всего пара одеял – одно внизу и вторым укрываешься, – ни гул, стоявший в храме, не помешали мне. Я спал как убитый, и вряд ли кто-то из моих невольных спутников страдал от бессонницы. Мы слишком много выпили прошлой ночью, слишком устали от перехода и сражения с нечистыми, крысолюдами и мертвецами.

Судя по тому, как затекло тело, всё время я проспал не меняя позы. Я с удовольствием потянулся под аккомпанемент хруста суставов, и резко сел, почувствовав, что надо мной кто-то стоит.

– Простите, – сказал знакомый священник, стоявший на входе в неф, – не хотел пугать вас своим появлением, но восемь часов, отпущенных на отдых, подходят к концу.

– Вы не напугали меня, отче, – ответил я, быстро вставая, чтобы поскорее разогнать кровь в жилах, – но не стоит делать подобного впредь. Я мог и убить вас, прежде чем пойму, что сделал.

– На всё воля Господа нашего, – развёл руками святой отец.

Никогда не понимал подобного фатализма.

– Уже уходишь? – сел на своей импровизированной постели тевтон.

Скандинав тоже проснулся, но садиться не спешил. Так и продолжал валяться на одеяле, закинув обе руки за голову. А вот отец семейства спал как убитый, даже сладко посапывал. Ну да ему сегодня из собора не уходить, пускай себе спит дальше.

– Идём со мной, – кивнул я тевтону, – и скандинава прихвати. Мы уходим вместе.

– Ты насчёт того дела, за которое нам уже авансом неплохо заплатили? – спросил тевтон, и я снова кивнул в ответ, ничего не говоря.

Тевтон поднялся на ноги и сделал знак скандинаву следовать за ним. Интересно всё же, что их связывает? Не только же из-за того, что не знает ни слова на других языках, здоровенный скандинав, да ещё и боец каких поискать, всюду таскается вслед за этим гниловатым тевтоном.

Мы последовали за священником, пройдя через притихший наокс. Большинство собравшихся в зале всё ещё спали, остальные вели себя как можно тише, инстинктивно стараясь никого не будить. Когда мы покидали давший нам приют неф, я обернулся и увидел, что старший из мальчишек проснулся и глядит на нас большими спросонья глазами.

– Спи, – одними губами произнёс я, и вышел в наокс.

Стараясь ступать как можно тише, мы добрались до трансепта. Но прежде чем священник постучал в дверь, ведущую, как я думал сначала, в придел, нас перехватил человек в чёрном.

Мы расстались с ним вчера, когда нам выделили отдельный неф, куда вора, конечно же, никто приглашать не стал.

– Погодите, – сказал он ещё более тихим, чем обычно голосом. – Вы уходите, верно? Я хочу пойти с вами.

Я глянул на него, прикидывая, стоит ли и в самом деле брать его с собой. Конечно, лишних людей, особенно в подземелье с плакальщиками и ещё один Господь знает кем, не бывает. Но можно ли доверять вору, да ещё и нечистому? Несмотря на метку и всё прочее. Он ведь вполне может всадить нам по стреле в спину, и поминай как звали. Хотя, зачем бы ему это надо? Но ведь чужая душа – потёмки…

Прикидывать можно до бесконечности, а решать что-то надо прямо сейчас.

Я снова оглядел вора с головы до ног, и кивнул ему.

– Этот теперь тоже с вами? – без особой нужды поинтересовался у меня священник.

– Лишним никто не будет в катакомбах, – ответил я.

– Значит, нам в катакомбы лезть, – кивнул больше себе тевтон. – Да уж, из огня да в полымя, ничего не скажешь.

– Кто-то должен идти туда, – отрезал я. – Выбор невелик. Или мы дерёмся здесь с нечистыми и ходячими покойниками, пока кто-то другой пытается прорваться через катакомбы, чтобы привести помощь, или берём свою судьбу в свои руки. Что выбираешь?

Тевтон только плечами пожал.

– Если мы определились, то давайте продолжим наш путь, – напомнил о себе священник.

Он подошёл к двери в притвор и быстро постучался. Открыли с такой скоростью, будто послушник по ту сторону только нас и ждал. За дверью оказался вовсе не притвор, а небольшое помещение с каменной лестницей вниз. Послушник пропустил нас и запер дверь. Мы же вслед за священником направились по каменным ступеням в подвал.

– Здесь находится малая оружейная, – доро́гой сообщил нам священник, – и всё необходимое вы можете взять там. Сверх того, что хранится в ней, мы ничем не располагаем. Ещё ниже расположены входы в катакомбы. Они надёжно закрыты решётками, а отряд солдат будет дежурить, пока мы откроем их, чтобы вы могли выйти.

– Лучше скажите, а что мы получим за спасение всех в этом храме? – спросил тевтон.

– Не только здесь нашли укрытие люди, – ответил священник, – и вы спасёте всех, кто прячется сейчас от бесчинств, творящихся на улицах города.

– Отличная риторика, – усмехнулся тевтон, – но вы не ответили на вопрос.

– Награда будет, – вместо священника ответил я. – Выберемся из катакомб, и всё узнаешь. Даю слово.

– Нам обещал награду отец семейства за охрану по дороге, – возмутился тевтон, – и где деньги? Разве мы не справились с задачей? Теперь приходится положиться лишь на твоё слово? Думаешь, мне этого достаточно? Или хватит отдельного нефа и пары одеял?

– Прежде ты говорил иначе.

– Я не был серьёзен и ты это отлично понимаешь!

– Откуда мне знать, когда ты был серьёзен, а когда – нет? Я тебя знаю всего пару дней. Впрочем, не хочешь – оставайся, тебе всего-то и надо, что подняться обратно наверх. Что-то мне подсказывает, что с вором у меня не меньше шансов выбраться из подземелья, нежели с тобой.

– Да он же тебе стрелу в спину пустит при первой возможности!

– Ничего, что я рядом с вами иду? – напомнил о себе вор, но его никто не стал слушать.

– Вор, по крайней мере, – прошипел я почти в самое ухо тевтону, – не предлагал бросить всех и прорываться прочь из города.

Тевтон замолчал, потупив взор. Видимо, он был из той породы людей, которым невыносимо стыдно за собственные подлости. Вот только это не мешает им совершать новые, которых они будут столь же страстно стыдиться.

– У тебя есть шанс, – продолжил я говорить так же тихо, – спасти весь город, и неплохо на этом заработать. Подумай, стоит ли упускать такой?

Почти во всех подлецах, к каким смело можно было отнести и тевтона, живёт кроме стыда ещё отчаянное желание показаться лучше, нежели ты есть на самом деле. И я дал ему дополнительный стимул идти с нами, потому что, что бы я ни говорил, а вдвоём с вором, которому я совсем не доверяю, шансов выбраться из катакомб у меня практически нет.

Священник проводил нас в оружейную, отворив тяжёлую дверь, запертую снаружи на массивный засов. Я мимоходом оценил его силу, ведь он легко справился с засовом и, не прибегая к чьей-либо помощи, открыл тяжёлую створку двери.

Мы вошли в оружейную – это была настоящая лавка сладостей для взрослых мужчин. Конечно, в арсеналах крепких гарнизонов, особенно столичных городов, можно встретить куда лучший выбор, нежели здесь, но нам с головой хватило и этого. Шпаги, сабли, палаши, тесаки, гросмессеры, длинные мечи, вплоть до биденхандеров, какими орудуют лучшие наёмники ландскнехтских рот. На манекенах висели доспехи, также самые разнообразные, и отдельные детали. Стояли даже несколько полных доспехов, около одного остановился тевтон, глядя на него, как заворожённый.

Я первым делом поддел под джеркин дублет из тонкой кожи и кольчужными рукавами, практически только этим и ограничившись. Ещё к трофейному, вполне приличному гросмессеру добавил пару кинжалов, да подобрал ему ножны, выбрав почти идеально подходящие. Повертев в руках несколько пистолетов, я понял, что они не отличаются качеством от моего, а потому менять их не стоило. Таскать же с собой сразу полдесятка по примеру пистольера, я не собирался. Хотя бы потому, что умею обращаться с ними так же ловко, как он. Здесь же я пополнил запасы пороха и пуль.

Примерно так же скоро, как и я, закончили скандинав с вором. Последний долго перебирал стрелы, ища подходящие к своему луку, а после копался в каких-то ящиках, не то с алхимическими зельями, не то с хитрыми наконечниками для стрел. Скандинав же вовсе остался равнодушен к здешнему изобилию. Он лишь заткнул за пояс несколько метательных топориков, да попробовал пальцем остроту двух или трёх кинжалов. Но ни один не взял себе, видимо, просто возился с ними от скуки.

А вот тевтон не только сменил свой изрядно порубленный меч на новый, простой в исполнении, но вполне достойный какого-нибудь знатного лорда, а то и короля из тех, кто попроще. К нему он добавил пару пистолетов в хитрой двойной кобуре, позволяющей быстро выхватить оба. Кольчугу он тоже сменил, но, даже натянув новую, продолжал глядеть на один из доспехов.

Мы все уже закончили, а тевтон всё стоял и пялился на тяжёлый, полный доспех миланского образца. Покатые наплечники, обтекаемые формы, предельно затрудняющие нанесение удара, даже боевым топором или булавой сложно попасть так, чтобы остриё или било не соскользнуло по стали, оставив на ней лишь несколько уродливых царапин. На локтях и коленях доспеха красовались шестерёнки, выдавая в нём часовую броню. Под пластинами его скрывались сложные механизмы и переплетение тросов с ремнями – вся эта сложная машинерия позволяла как минимум удвоить силу человека, надевшего этот доспех. Самые же дорогие и сложные наделяли владельца едва ли не бычьей силой, как например, легендарные доспехи императора Максимилиана, названные в его честь.

– Бери их, – подбодрил я тевтона, – но учти, что на спину мы тебе повесим зарядный ящик, вон от той митральезы.[223]223
  Митральеза (фр. mitrailleuse, от фр. mitraille – картечь) – скорострельное многоствольное артиллерийское орудие, которое вело залповый огонь мушкетными пулями и имело полностью ручную перезарядку


[Закрыть] – Я указал на малое орудие, скромно стоявшее в углу оружейной. – Ну а мы все вместе потащим её.

– Зачем? – не очень понял мою мысль тевтон.

– В этом доспехе ты при каждом шаге будет звенеть, скрипеть и щёлкать как механизм башенных часов, а потому прорываться нам придётся с боем всюду. Так что без митральезы в катакомбах нам точно не обойтись.

– Сам знаю, – окрысился на меня тевтон и принялся нарочито подтягивать ремешки на новой кольчуге, чтобы не звенела.

Я бы и сам при иных обстоятельствах не отказался от такого доспеха, вооружившись биденхандером или двуручной секирой, чтобы крушить врагов. Но не в катакомбах же, где и так не особо развернёшься, и не когда враг настолько превосходит тебя числом, что мимо большей части надо как можно скорее прокрасться так, чтобы тебя не заметили.

После оружейной мы набили дорожные сумки едой и разными полезными мелочами, постаравшись как можно равномерней распределить нагрузку. Так, чтобы потеря одного не стала бы причиной гибели остальных. Тут как раз пригодился мой опыт рейдерства, да и остальные были не промах.

И вот пришло время покинуть подземелье собора Сан-Антонио, и отправляться в катакомбы под ним.

– Кстати, – вспомнил вдруг тевтон, когда мы снова шагали вслед за священником по очередной лестнице вниз, – а что с отрядом кавальери? Они же прорывались из города, чтобы привести помощь.

– Они мертвы, – не оборачиваясь, бросил священник. – Мессере прав: вы сейчас – единственная надежда города. И всего его населения.

Тевтон слегка опешил от такого заявления. Видимо, мои слова он не до конца воспринимал всерьёз, а вот когда их подтвердил молчавший прежде священник, поверил окончательно и бесповоротно.

– А на меня обещанная награда распространяется? – спросил шагавший позади меня вор. – Мне-то до светлых идеалов добра и справедливости, да и до спасения города, дела особо нет.

– Ты ведь ни на что не рассчитывал, когда просил меня взять тебя с собой? – поинтересовался я в ответ.

– Ну, такой уж я человек, если почую выгоду, то мимо точно не пройду.

– Ты ведь мог остаться снаружи, – напрямик заявил я, – и тебя вряд ли обнаружили бы так легко, как здесь. Ты ведь едва не попался на входе в собор, в то время как за его пределами был бы в куда большей безопасности.

Я намеренно говорил всё это при священнике, который слышал нас. Это была ещё одна проверка для вора, крайне жестокая и опасная для него, но я уверен, что моего авторитета вполне достанет, чтобы вор избежал огня и железа.

– Это не спонтанная вспышка насилия со стороны нечистых, – ответил вор. – Их вооружили, собрали в отряды. Ты же не думаешь, что появление орд мертвецов и некромантов было случайным? При такой организации есть и свои проверки, и я их точно не пройду. О последствиях мне как-то даже думать не хочется.

Вряд ли вор говорил мне чистую правду, однако допытываться сейчас смысла не было. Я удовлетворился этим объяснением, тем более что оно было достаточно правдоподобно. Шагавший первым священник делал вид, будто наш разговор его совершенно не интересует. Однако я уверен, он всё мотал на ус – навидался я на подобных ему в свите инквизитора Лафрамбуаза.

Наконец, наш спуск подошёл к концу. Священник постучал в могучую дверь, окованную сталью. Внутри стен и самой двери зажужжали и защёлкали механизмы, отворяя её. Никаких замков, запоров или засовов на ней не было, однако я уверен, что открыть эту дверь куда сложнее, нежели райские врата закоренелому грешнику.

На пороге нас ждал бравый сержант в мушкетёрском колете. Он кивнул священнику и посторонился, пропуская наш небольшой отряд.

– Значит, это и есть наши спасители? – поинтересовался сержант, ни к кому конкретно не обращаясь. – Всё же зря вы отвергли предложение капитана, надо было отправить настоящих солдат, а не этот сброд.

По всей видимости, такие слова как уважение или такт в его лексикон не входили.

– Не нам обсуждать решения синдика и епископа, – отрезал священник настолько менторским тоном, что спорить с ним у всякого бы пропало желание.

Дверь за нашими спинами закрылась сама собой, и теперь впереди шагал не только священник, но сержант мушкетёров.

Перед ещё более прочной дверью, на сей раз сложенной не из досок, а из целых брусьев, укреплённых сталью, мы остановились. Сержант мушкетёров прошёл несколько шагов и занялся какой-то машинерией, открывающей дверь, а священник обернулся ко мне и протянул кожаный планшет с медной застёжкой.

– Внутри все необходимые бумаги, – сказал он.

– И что же в них? – тут же сунулся тевтон.

– Карта катакомб, которыми мы пойдём, – ответил я.

– Но он же сказал бумаги, – обвиняющим тоном заявил тевтон. – Значит, не только она. Что ещё?

– Награда тоже здесь, – кивнул я. – Но где мы сможем получить её, знаю только я. Так что тебе стоит поберечь мою голову, без неё тебе награды не видать.

Намёк был более чем прозрачен, и тевтон понял его верно. Он отступил на полшага, подняв руки вверх, признавая своё поражение. Я же закрепил планшет на поясе и поблагодарил священника.

– Насколько точны карты? – уточнил вор.

А ведь этот вопрос надо было задать мне. Как же быстро я позабыл о самых, казалось бы, базовых основах, которые рейдер познаёт в первые же месяцы занятия этой опасной профессией. Если же не познаёт, то очень скоро становится покойником.

– Этого не знает никто, – честно пожал плечами священник, – ведь даже око самого Господа нашего вряд ли презрит за этим местом.

– Выходит, они будут нас больше путать, нежели помогать, – заметил вор.

– Возможно, – кивнул я, – но всё лучше чем вовсе ничего. Совсем вслепую лезть в катакомбы – это верное самоубийство.

Вор только плечами в ответ пожал, но явно остался при своём мнении.

Тут отчаянно заскрипели двери, и одна створка начала медленно двигаться внутрь. Отворилась она ровно настолько, чтобы более-менее свободно мог пройти один человек, после чего снова встала намертво.

Сержант сделал нам приглашающий жест, и мы вслед за ним вошли в не слишком большое помещение. А там и кроме нас народу хватало. Десяток мушкетёров с оружием наготове, да в придачу к ним расчёт митральезы, ощетинившейся по меньшей мере тремя десятками стволов.

Весьма серьёзный пост, однако стоило только взглянуть дальше, как становилось понятно, зачем он нужен. Потому что в каком-то десятке шагов от них, отделённые прочной решёткой, бесновались плакальщики.

Плакальщики это особый вид мертвецов. По сути, это ещё живые люди, morituri, отвергнутые даже миром нечистых. Они были на крайней стадии заражения, когда из едва живых людей обращаются в ходячих покойников. Над ними вились рои мух, в волосах и одежде кишели чумные блохи, а по лицам струятся бурые потёки крови с чернилами, сочащиеся из носа, рта и глаз. Из-за них плакальщики и получили своё название.

И сейчас толпа этих бывших людей билась о прочные прутья стальной решётки, жаждая вырваться из катакомб. Никакой цели в их действиях уже не было, все мысли и весь разум тварей – уже больше не людей – был поглощён чумой.

– Сейчас мы поднимем решётку, – сообщил нам сержант мушкетёров, – чтобы плакальщики ворвались сюда. Мы прикончим бо́льшую часть из нашей малышки, а остальных добьём из мушкетов. После вы войдёте внутрь и будете предоставлены самим себе целиком и полностью. Решётку мы опустим за вашими спинами, и обратно этой дорогой вы уже не вернётесь.

Ничего не став больше говорить нам, он подошёл к своим солдатам и принялся раздавать команды.

– Плутонг[224]224
  Плутонг (от фр. peloton, клубок, ком, рой – взвод) – небольшое отделение войска в строю, для стрельбы мелкими залпами


[Закрыть], к стрельбе товьсь!

И мушкетёры подбираются, вскидывая оружие к плечу, становятся плотным строем.

– Расчёт к митральезе!

И пара пушкарей рядом с нею берутся за шнуры запальных замков, готовясь рвануть их на себя по команде.

– Все готовы, парни? – Вопрос не нуждается в ответе. – Открываю!

Сержант дёргает рычаг, и решётка начинает удивительно медленно ползти вверх, уходя в пазы, прорезанные в потолке. Плакальщики бьются об неё всё иступлённей, бурая кровь из разбитых рук льётся на прутья. И вот первый прорывается, его буквально вталкивают внутрь напирающие сзади. За ним второй, третий, четвёртый. Плакальщики начинаются медленно заполнять отделяющее их от митральезы пространство.

Я вижу, что у пушкарей нервы на пределе, ещё секунда, и они не выдержат – откроют огонь. Но сержант молчит, внимательно глядя на спотыкающихся, топчущих тех, кто оступился, плакальщиков. Их продвижение замедлилось, теперь они больше мешают друг другу, давят, валят идущих впереди, шагают, едва волоча ноги от слабости. Жизнь в них теплится лишь благодаря чуме, она убивает их, и не даёт умереть.

Сержант становится в строй к своим солдатам, поднимает руку, продолжая вглядываться в приближающуюся толпу тварей. Я едва не пропустил взмах – так быстро опустил он руку. Если бы не крикнул: «Пли!»; наверное, и не заметил бы. Я ведь тоже куда больше внимания уделял напирающей толпе плакальщиков.

Пушкари одновременно дёрнули запальные шнуры – и митральеза разразилась целой симфонией смерти. Ведь не просто так это орудие называют ещё и органным, не только за схожесть из-за довольно большого числа стволов. Митральезы умели выдавать собственную музыку, музыку свинцовой и огненной смерти. Недаром же артиллерию уже давно прозвали богом войны. На полях сражений – между людьми ли, или против орд нежити, – она всё чаще правит бал.

Вот и сейчас десятки столпившихся в тесном помещении плакальщиков повалились на пол, буквально нашпигованные свинцовыми пулями. Стволы митральезы плевались и плевались в них никак не меньше трёх минут. И за это время ей удалось очистить от тварей почти всё пространство – практически до самой решётки.

– Мушкетёры, – рявкнул сержант, – залп!

И тут же слитно рявкнули пять мушкетов стрелков первого ряда.

– Первый ряд, на колено! Второй ряд, залп!

Ещё пять мушкетов выплюнули огонь и смерть в изрядно поредевшую толпу плакальщиков.

– Первый ряд, залп!

Не знаю, как мушкетёры сумели так быстро перезарядить оружие, но по команде они поднялись с колен, и выстрелили по плакальщикам.

Снова сержант командует первому ряду опуститься на колено, а второму дать залп, и снова мушкетёры выполняют приказ.

Плакальщиков больше не остаётся. Лишь копошатся на полу в окровавленных ошмётках плоти и осколках костей те, в ком чума особенно сильна, не давая умереть даже с такими ранениями.

Только сейчас, когда отгремели все громы, я заметил, что сопровождавший нас священник опустился на колени позади всех и быстро, одними губами шепчет молитву, перебирая чётки. Он молился за умирающих плакальщиков. Какими бы ни были они тварями, отравленными чумой, но смерть без покаяния и отходной молитвы – слишком жестоко для них.

– Réquiem ætérnam dona eis Dómine, – шептал священник, et lux perpétua lúceat eis. Requiéscat in pace. Amen.[225]225
  «Requiem Æternam» (лат. Покой вечный), – это молитва, в которой просят Бога об освобождении душ верующих из Чистилища


[Закрыть]

Священник поднялся на ноги, опустив чётки. Ему явно было неприятно глядеть на картину кошмарного побоища, учинённого мушкетёрами.

– Погодите, святой отец, – заявил с прежней нагловатостью сержант, – сейчас мы отправим их в Чистилище.

Он шагнул к стене, открыл на ней небольшую панель, ловко спрятанную за фальшивым камнем кладки, и дёрнул за скрытый в ней рычаг.

Все мы тут же инстинктивно отпрянули от волны жара. В стенах отворились ещё несколько подобных панелей, но за ними скрывались бронзовые драконьи головы. Через секунду они извергли пламя из пастей, да столь жаркое, что трупы плакальщиков в считанные мгновения обгорали до костей, а кости рассыпались прахом.

Пламя было направлено от нас, так, чтобы сжигать всё дальше по коридору, но и нам досталась известная доля его обжигающего жара. Горело явно некое алхимическое вещество, ведь даже нефть не даёт столь жаркого огня, чтобы в считанные минуты практически уничтожить сотни человеческих тел.

– Вот теперь всем им Réquiem ætérnam, – удовлетворённо кивнул сержант, снова дёрнув на рычаг, минуты три или четыре спустя. Смертоносное пламя угасло, а головы скрылись обратно в стенах. – Willkommen,[226]226
  Добро пожаловать (нем.).


[Закрыть] – сделал он почти шутовской пригласительный жест в сторону входа в катакомбы, – и советую поторопиться, мы тут наделали очень много шума.

Да уж, насчёт поторопиться, тут сержант прав на все сто. Однако прежде я всё же обернулся к священнику и испросил у него кратного благословения на грядущее дело.

– Не опускайтесь на колени, – ответил святой отец, осеняя нас крестным знамением. – Cum Deo,[227]227
  С Богом (лат.)


[Закрыть] – коротко напутствовал он всех нас.

Провожаемые взглядами мушкетёров и пушкарей мы покинули помещение. Под нашими башмаками трещали остатки костей плакальщиков, их прах прилипал к подошвам, поднимаясь крошечными облачками при каждом нашем шаге. Шагали как можно быстрее, чтобы поскорее покинуть место побоища. И не только потому, что идти по чужому праху и пеплу было неприятно, но и потому, что шума мушкетёры и пушкари со своей митральезой наделали столько, что привлекли к себе внимание, наверное, всех обитателей катакомб. А значит, нам надо убраться отсюда как можно скорее.

Лишь на секунду мы замерли, когда за нашими спинами с лязгом опустилась решётка, окончательно отрезая нам обратную дорогу. Мы переглянулись, но говорить ничего не стали – каждый и так знал, на что идёт, и ради чего.

– Вор, – велел я, – давай на разведку. Ты теперь шагаешь в десяти метрах впереди и ждёшь нас у каждой развилки. Возвращаешься только в самом крайнем случае.

Человек в чёрном кивнул и, не задавая лишних вопросов, трусцой убежал вперёд. Мы зажгли пару факелов, чтобы осветить хотя бы стены вокруг, и не пропустить развилку, и зашагали следом. Глаза быстро привыкли к темноте и неверному свету пляшущего пламени факелов. Однако масляные светильники, которые тоже у нас имелись, я решил пока поберечь. Запаса горючего вещества в них хватает слишком уж ненадолго, да и повредить их слишком легко. Факелы всё же куда привычней.