Текст книги ""Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Коротин

Женюсь, женюсь…

Пожалуй, я волновался больше Насти: а вдруг в самом деле?

Гром среди ясного неба шарахнет или крест с церкви свалится, когда мы подойдем…

Хоть мы с Ленкой и не венчаны, хоть в разных мирах теперь и не встретимся больше никогда, но кто его знает, что за порядки в небесной канцелярии: вдруг решат, что нельзя даже такого «двоеженства» допускать?

Обошлось, конечно, но нервов я на подходе к храму потратил…

Постоянно пытался напевать про себя, чтобы хоть как-то отвлечься:

Женюсь, женюсь – какие могут быть игрушки? И буду счастлив я вполне…

Но помогало мало…

Разумеется, после назначения в Новгород выпросил себе небольшой отпуск. И разрешение на женитьбу. Благо было по дороге.

То есть я, разумеется, в любом случае подал бы рапорт и о том, и о другом, но раз уж так совпало…

Загодя написал письма Сергею Владимировичу и Насте. Настолько загодя, что успел приехать даже Алексей. Во вымахал!

Ничего удивительного – тот самый возраст, когда мелкий «шпендик» за год вырастает так, что взрослые дяди при разговоре с ним смотрят снизу вверх. А Лешка и год назад мелким не был.

Кстати сказать, пока я был в усадьбе, он постоянно щеголял в мундире. И настолько вколотили в молодого Сокова «военную косточку», что он и меня пару раз машинально называл «господин штабс-капитан». Учится на инженера. Эрзац, конечно, но в грядущей войне пригодятся и такие.

…Гостей на свадьбе было немного: несколько соседских помещичьих семей, как я понял, чисто для галочки. Ну и население усадьбы, в качестве массовки.

Горский приехать не смог, хоть я ему тоже написал. Все понятно: этот «Штирлиц» сейчас весь в государственных заботах.

Не приехал и Пушняков, но майор хоть прислал вместо себя Храповицкого. Так что шафер у меня имелся.

Настина подружка, Полина Шульгина, довольно милая внешне, но крупноватая на мой вкус девушка, была к тому же очень общительной и смешливой. Сверх всякого терпения смешливой. Я лично был готов придушить ее на двадцатой минуте общения. Три дня назад. Даже сказал об этом Насте, но мои поползновения в этом направлении невеста сразу пресекла на самом корню. Да и ладно, подруга так подруга.

А Бороздины приехали, так что с посаженым отцом проблем не возникло. Михаил Михайлович не преминул залучить меня на беседу по поводу нововведений часика этак на полтора – остался весьма доволен моим «докладом».

А еще состоялся не очень приятный в завязке разговор с Соковым. То есть вначале, после моего приезда, все шло достаточно традиционно для ситуации, но я терпеть не могу быть кому-то должным. Особенно в финансовом плане…

– Сергей Васильевич, вы одолжили мне немалую сумму на «становление». Теперь я имею возможность вернуть вам деньги…

– Вадим, ты хочешь меня обидеть?

– Да почему же обидеть?! – посмел я перечить будущему тестю. – Вы сделали царские подарки: Тихона, Афину и шпагу, которая не раз уже спасла мне жизнь. И я уже только за это перед вами в долгу… Но деньги… У меня жалованье больше, чем у армейского полковника, жил я на протяжении последнего полугода по закрытым гарнизонам, тратить деньги было просто некуда. Так что средств скопилось предостаточно. Позвольте все-таки вернуть вам ту сумму, которая была дана именно В ДОЛГ, чем премного меня обяжете.

– В самом деле, это будет необременительно? – несколько смягчил свою позицию подполковник. – Я ведь тебе дочь отдаю и очень не хочу, чтобы она нуждалась.

– Собственного дома в столице у нас пока не планируется, бриллиантами я Настю тоже не осыплю, но достойную жизнь вашей дочери обеспечу, обещаю!

– Ну и хорошо, если так, – уже совсем добродушно улыбнулся Соков-старший, – моя дочь ведь тоже не бесприданница: даю тебе за нею деревню Пеньки – без малого сотня душ, так что «приварок» вам будет обеспечен.

Докатился! Становлюсь крепостником. И ведь не отказаться – не поймут-с, обидятся.

– Премного благодарен, Сергей Васильевич, – обозначил я полупоклон, – но позвольте и мне сделать вам подарок?

Я протянул сверток, без всяких наворотов (ну вот как бы я заявился на беседу к будущему тестю с украшенным цветами и лентами пакетом?).

– Что это?

– Разверните.

Мой походный котелок стал блюдом для фруктов, так что теперь весь «нелегальный» алюминий из двадцатого века оставался только в ружье для подводной охоты. Но уж его я курочить точно не буду.

– Это изделие из открытого мной металла. Во всей Европе только наш государь имеет пуговицы из него. И самый богатый монарх очень нескоро сможет позволить себе что-либо подобное.

– А это удобно? – Соков, рассмотрев ювелирное (на данный момент) изделие, вопросительно посмотрел на меня.

– Что вы имеете в виду, Сергей Васильевич?

– То, что только у самого императора есть нечто подобное…

Да уж! Комплексы не изобретение двадцатого века: старый служака, суворовский офицер, георгиевский кавалер, елки-моталки, начинает разводить турусы на колесах на пустом месте…

– Сергей Васильевич, я вас не понимаю. Мало дворян в России имеют картины, скульптуры и тому подобное, которыми не обладает наш государь?

И вообще, я очень хотел сделать вам приятное. Извините, если не угодил…

Ага, прямой шантаж. А как еще прикажете действовать?

Вроде подполковник заценил и понял.

– Спасибо, Вадим, я представляю, чего это тебе стоило…

В результате начавшаяся столь напряженно беседа с моим будущим тестем закончилась с полным взаимным согласием.

…Обряды Русской православной церкви красивы, торжественны, но крайне утомительны. И продолжительны. Может, это и правильно: чтобы прочувствовал – не сигаретку выкурил, а в твоей жизни происходит нечто ключевое…

К моему удивлению, венцы возложили нам с Настей прямо на головы. Вероятно, традиция держать их на весу над головами венчающихся пошла после того, как дамы стали сооружать перед свадьбой замысловатые прически, на которых ничего тяжелого не удержится. А у моей невесты волосы были просто заплетены в косу, так что стояли мы перед алтарем как царь с царицей – в коронах.

Наконец все подошло к финалу: выпили по три глоточка церковного кагора, священник соединил наши руки и трижды обвел вокруг аналоя. Мы с Настенькой поцеловали иконы: я – Спасителя, она – Богородицы… Свершилось! Все!! Моя!!! Пока смерть не разлучит нас.

Уже на церковном дворе мы приняли поздравления от гостей и направились в усадьбу.

Никакого привычного для двадцатого века гулянья с пьянкой, криками «Горько!» и непременной дракой не устраивалось – все было достаточно скромно и умеренно: легкий обед, немного выпивки и достаточно сдержанное общение за столом.

И тем не менее быть новобрачными даже в это время крайне утомительно. Пусть и не было длинных и глупых тостов, как на нашей с Ленкой свадьбе, дурацких конкурсов, знакомых всем, кто хоть на одном застолье по поводу бракосочетания побывал, идиотских «Раз! Два! Три!» и так далее во время поцелуев…

Все равно очень неуютно чувствовать себя центром сосредоточения взглядов нескольких десятков знакомых, малознакомых и совсем незнакомых людей на протяжении долгих часов.

Но все когда-нибудь кончается, и часиков в девять нас отпустили из-за стола.

– Надеюсь скоро стать дедом, – напутствовал меня и Настю Сергей Васильевич.

Да уж. Вот как раз этого и не хотелось бы. То есть против детей я, разумеется, ничего не имею, но совсем не греет мысль о том, что мой ребенок родится перед самой войной – меня рядом не будет, и им с Настенькой придется ох как несладко. А могу и с этой самой войны не вернуться – тоже невеселая перспектива для молодой вдовы с грудничком на руках.

Хотя… От меня мало что зависит: с контрацепцией здесь, подозреваю, приблизительно как в каменном веке. А если и ошибаюсь, то как я своей молодой жене объясню, почему не хочу ребенка в ближайшие пару лет?

– Вадик, – прервала мои размышления супруга (мамочки, до сих пор в голове не укладывается, что Анастасия Сергеевна Сокова уже моя жена). – Пойдем скорее отсюда – как мне все они надоели!

То есть не у одного меня такие мысли.

– Нет уж, сударыня, – начал я дурачиться, – пойду только я, а столь воздушное создание не коснется туфелькой земли или пола до самой нашей спальни. Оп!

Не скажу, что подхватил любимую на руки как пушинку и летел на крыльях любви, не ощущая ее веса… Не в сказке живем: масса есть масса, и идти с молодой женой на руках все-таки чуть тяжелее, чем налегке. Но приятнее. А сотню метров – не особо обременительно, даже по ступенькам. Особенно когда периодически смотришь в эти бездонные глаза и получаешь хоть короткие, но очень нежные поцелуи. Своя ноша не тянет. Почти.

Чуть не пришлось нарушить обещание. Ну, то есть пришлось бы нарушить совершенно однозначно, если бы не лакеи, которые распахивали двери на нашем пути: открывались-то створки наружу, так что даже пинком не распахнуть. Каким бы дураком я выглядел, если бы не слуги. Причем высокопарным дураком.

Но обошлось. Все получилось красиво. Я положил свою супругу на супружеское ложе (извините за тавтологию), а дальше… Дальше никого не касается: то, что происходит в моей постели – сугубо для двоих и никому третьему об этом известно не будет.

…Шторы были задернуты изначально: конец июня все-таки – светает в совершенно невообразимую рань.

Проснулся я первым и в полумраке смотрел на миленькое личико своей жены. Веки у нее подрагивали – наверняка какой-нибудь сон «снит». Какая же она у меня красивая! И нежная…

Я уже значительно меньше злился на случай, зашвырнувший меня в эти времена.

Как точно сказал в свое время Остап Бендер: «Нежная и удивительная».

Жутко захотелось принести «кофе в постель», чмокнуть в глазки и увидеть ее улыбку при пробуждении…

– Вадик, я еще сплю, – промурлыкала любимая, переворачиваясь на другой бок.

Нетушки:

– Проснулось солнце – день чудесный, – начал я внаглую перевирать Пушкина:

 
Еще ты дремлешь, друг прелестный,
Проснись, красавица, проснись!
Открой сокрыты негой взоры…
 

– Дальше! – Настя потянулась, улыбнулась и открыла глаза. Именно в таком порядке.

– На встречу северной Авроры…

– Хорошо! – жмурилась моя супруга.

Ексель-моксель! Во я попал!

– Любимая, не успеваю я сочинять в таком темпе, – сдался я (на самом деле – тупо забыл).

– Тогда к следующему утру подготовься получше.

Нормально, да? Мне теперь к каждому пробуждению стихи разучивать?

– Солнышко, зарычу… – начал было я, но эти женщины умеют гасить конфликты в зародыше: «скобочка» губ вниз уголками, «Вадь, ты чего?»… Да куча у них приемов, причем от природы данных, и нам, мужикам, непонятных по определению. Это просто магия. С этим нужно смириться и воспринимать как данность.

Настя протянула руки мне навстречу, одеяло слегка сползло с ее груди, улыбка…

Как нами легко управлять, мужчины! И, что самое главное, наверное, это правильно!

И не надо думать, что любимая женщина воспримет уступку как слабость. Наоборот. Оценит и вернет это сторицей своей заботой, своей верностью и многим другим (ну вы меня понимаете).

В усадьбе у тестя мы гостили еще с неделю. Потом отъехали в Новгород, к моему месту службы, где опять же пришлось руководить производством бездымного пороха.

Квартирку сняли вполне приличную: даже у Настиной Наташи и у Тихона по своей комнате было, но я дневал и ночевал на месте службы – изредка к жене заскакивал. Плюс командировки в Ригу и в Питер.

В такой нуднятине и прошел целый год. Но не зря прошел: «гостинцев» Наполеону мы заготовили….

Неман

Как изменились эти места до тех пор, когда я здесь служил! Именно ДО тех пор.

В восемьдесят втором году меня, салагу, или, как тогда говорили, «духа», привезли в Каунас, в местечко Понемунь, где базировался наш радиотехнический центр. Ну то есть сама техника находилась в нескольких километрах от города, под поселком Рокай, но казарма и тыл были именно в Понемуни.

Заразой был наш замполит той еще, но неоднократно повторял, что место здесь знаменитое – именно тут основные силы Наполеона перешли границу. Такое запоминается. А с датой вообще проблем не было – на день-два после Гитлера. Такое тоже не забудешь.

Семнадцатого июня я вместе с приданным мне взводом пионеров и Алексеем (ну куда от него денешься в таком деле?) осмотрели окрестности и втихаря стали спускать по Неману всевозможные коряги. Речка тут достаточно прямая, и нужный фарватер нащупали быстро.

Был бы здесь уже тот знаменитый мост, который называли самым длинным в мире – путь занимал «тринадцать дней» (из России в Польшу – от Юлианского календаря в Грегорианский) – так вообще проблем бы не было – заминировать и ждать гостей.

Увы. Будут понтоны. Именно по ним и планировался удар.

«Гостинцы» в виде двух пудов динамита за день мастерски оформили под плавучие островки. Пионеры проявили себя в этом деле истинными художниками. Икебана получилась загляденье. С метра не отличишь от натуральных. Оставалось только ждать. И нервничать.

Я ведь уже, если вспомнить Брэдбери, «бабочку раздавил». А ну как Наполеон в результате такого эффекта домино изменит свои планы?

Но появившиеся небольшими разъездами польские уланы (я не буду утверждать, что они были именно польскими, но кого бы еще послал император проводить рекогносцировку в этих местах?) оживили надежду на то, что я не ошибся.

Уже неделю в голове пульсировали строчки Высоцкого: «…А в это время Бонапарт переходил границу…»

Понятно, что переправу мы не сорвем. Даже при самом благоприятном раскладе. Но пусть знают, гады, что их здесь ждут. Пусть и дальше ожидают сюрпризов. Пусть от самой границы ожидают выстрела в спину или удара дубиной по кумполу. Вас сюда не звали, и это моя земля!

Но что-то я слишком эмоционален. Это зря. Надо бы подуспокоиться и сплавать на тот берег. В сумерках, конечно: слишком важная я «персона» для того, чтобы рисковать по-глупому.

В воду я входил метрах в ста выше по течению от предполагаемого места «десантирования». Водичка была достаточно прохладной, несмотря на конец июня, – особенно долго не покупаешься. И с течением я не очень рассчитал, мощное оно у Немана в этом месте. Пронесло меня метров на пятнадцать ниже запланированной точки выхода, а там не особо и выберешься – кусты стеной. Пришлось бултыхать ногами еще минут пять, чтобы выйти туда, куда собирался. Под водой, естественно, бултыхать, не шуметь. Противника уважать надо и не считать его полным идиотом.

Всем своим напрягшимся телом и всей нервной системой почувствовал, насколько справедливы строчки Бушкова о том, что наиболее беспомощен подводный диверсант именно в те моменты, когда он либо выходит из воды на берег, либо наоборот. В ластах вылезать вообще полное пижонство, пришлось снимать их на мелководье, а значит, по-быстрому я теперь в случае чего не слиняю. И вот маска на лбу, трубка болтается рядом и в одной руке ласты… Взяли бы меня, касатика, вороги, не напрягаясь, если бы рядом обретались в засаде. Обошлось.

Не то время и не та ситуация… А холодно. И в воде я замерз прилично, и ночью, даже в июне, не сильно по-курортному себя ощущаешь. Да еще и рядом с таким водоемом.

Заранее разведанными тропками я двинулся к ближайшей деревне. Близко, конечно, не подходил, но с ближайшего холма никакого признака находящейся рядом великой армии не обнаружил. Некоторое количество костров наблюдалось, но уж никак не соответствующее предстоящему мероприятию.

Вернулся я в растрепанных чувствах и продрогший до костей. Поднесенная мне чарка водки, настоянной на перце, оказалась очень кстати. Обжегши ею пищевод и зажевав восхитительным салом, я почувствовал, как по организму разливается тепло. Алкоголь, конечно, яд, но иногда он самое доступное лекарство или средство профилактики. И незаменим. Горячий чай, который можно было в темноте готовить в мизерных количествах на сконструированной специально для таких случаев спиртовке, тоже хорошо, но все-таки не сравнится… Костер разжигали только днем для приготовления обеда, причем использовали для этого прихваченный с собой древесный уголь, чтобы дыма практически не было, – на одной сухомятке долго не высидишь. Пошла уже вторая неделя нашего «сидения».

Неужели все зря? Нет! Уланы – это признак. Надо терпеть.

Прошли еще одни «пустые» сутки, и наконец над Неманом разнеслись удары топоров – французы начали наводить переправу. Дождались-таки!

Я немедленно устроился в прибрежных кустах со своей подзоркой и пару часов наблюдал, как прямо на глазах вырастают понтонные мосты через здоровенную реку.

Нет, вот молодцы понтонеры у Наполеона. (Вроде Д’Эрбе ими руководит? Я почему запомнил – на всемирно известного Арамиса фамилия похожая.) Работали вороги как на конвейере – точно до темноты переправу наведут. А там…

А там наш ход. Только бы не облажаться.

Уже спускались сумерки, когда через переправу пошли первые французские солдаты. А может, и не французские. «Двунадесяти язык…» Может, это были немцы, может, поляки, может, португальцы или голландцы… Какая мне разница? Они пришли на мою землю, чтобы убивать. Так и получите!

Я кивнул Алексею, и мы начали проворно разоблачаться. Пионеры не поленились зайти в воду, чтобы максимально обеспечить нам комфортный старт.

В общем, «отдать концы!». Пошли!

Я стартовал первым, Лешка должен был выйти через пять минут после меня. Все было рассчитано и «отплавано». Ночь светлая, так что ошибиться сложно.

Выйдя в точку, отмеченную вешкой, я раздавил капсулу с серной кислотой, и, разумеется, через несколько секунд огнепроводный шнур занялся. Еще минуты три я сопровождал «мой маленький плот» и, видя, что он идет вполне по курсу, предоставил его течению…

Алексея вместе с следующим «гостинцем» встретил как раз у вехи, ну, или почти «как раз». Чуть ранее. Вместе спровадили наш подарок «друзьям» и поплыли прочь. Очередной раз напомнил парню, чтобы голову (в смысле уши) в воду не окунал…

Ох и рвануло! Даже бултыхая ластами, можно ощущать гордость за совершенное!

Как выяснилось позже, мой первый «брандер» разнес или сорвал к едреням треть понтонов одного из налаженных через Неман мостов. И около роты пехоты было уничтожено этим взрывом. И два орудия.

Лошадь только одна. (Во дурдом – жалею о неубитых лошадях.) Но ведь и правда пожалеть приходится: каждая убитая вражеская лошадь – это как минимум один спасенный русский пехотинец.

Мы с Алексеем уже выбирались на берег, когда сработал и его подарок. К сожалению, он не дошел до второго понтонного моста – гидравлический молот первой мины сбил его с курса. Но своим взрывом Лешкин динамит напрочь смел остатки понтонов с правого берега вместе с теми, кто попытался восстановить переправу.

Но, как оказалось, удар первого взрыва разорвал понтоны второго моста, и у французов потом, после всей нашей пиротехнической веселухи, ушло пару часов на восстановление целостности переправы. Да к тому же на данный момент нужно было вылавливать из речной воды сброшенных в нее сотрясением и волной солдат и лошадей. Ночью. А даже в момент солнцеворота она не слишком-то светлая.

Ну, а теперь: «Я требую продолжения банкета!» Как же без десерта?

Наши пионеры, по грудь в воде, вывели на течение третий, последний плотик. Можно было уже не напрягаться дальше, это не динамит.

Метров через пятьдесят шнур догорел, и на вершине бочки, бывшей единственной пассажиркой данного транспортного средства, весело расцвел совершенно нахальный и нескрываемый огонь.

С переправы его, естественно, заметили и открыли по нашему «подарку» беспорядочный ружейный огонь, потом присоединилась прикрывавшая форсирование Немана батарея с левого берега.

Увы! Хреново стреляете, ребята. Я уже волноваться начал… Ага! Есть!! Не знаю, стрелки попали или ядро опрокинуло-таки наш плотик, но результата достигли: по водной глади стало растекаться огненное пятно…

Ох и красиво оно выглядело, когда удалялось. Но французы, к которым приближалась эта стена огня, вряд ли оценили красоту зрелища. Эх! Жаль, что мне мало нефти удалось добыть для данной иллюминации! То есть добыть больше было бы можно, но как ее доставить, имея под командой столь малочисленный отряд?

«Греческий огонь» достиг наконец вражеской переправы. Понятно, что еще до его приближения и третий понтонный мост опустел – слишком много впечатлений за одну ночь для столь эмоциональной нации, как французы.

Да. «Зеленые» двадцатого века очень серьезно бы меня осудили за данную акцию: это же какую я «безобразь» учинил с экологической системой реки! Кошмар!

Ну и идут они лесом, полем и болотом! Самолично бы в рыло заехал любому, кто посмел бы умничать на данную тему в данной ситуации.

А теперь «сюрпрайз»!

Километрах в трех от места переправы, на холме, разгорелось «приветливое» BIENVENUE EN ENFER.

Ага. Я так думаю, что очень поспособствует… После всего произошедшего.

Нет, не зря я угробил целый день, чтобы вместе с подчиненными связать буквы из жердей, обмотать их тряпками и пропитать последние дегтем.

Хорошо смотрится! Молодец прапорщик Храповицкий! Вовремя отреагировал, как мы и договаривались.

В общем, «вэлкам ту Раша!», гады. И готовьтесь к тому, что сама земля будет гореть под вашими ногами…

Что-что, а переправу мы задержали.

Эх! Если бы еще и пару рот конной артиллерии в засаде! Чтобы вынеслись из-за холмов, развернулись, да на картечь тех, кто уже успел переправиться. Да еще кирасирский полк, покромсать в бефстроганов оставшихся из гостей, что хуже татарина!

Увы. Мечты-мечты… Мне ведь даже нескольких егерей со штуцерами, снаряженными бездымным порохом, не дали. А ведь как было бы здорово повышибать каких-нибудь генералов или даже пусть штаб-офицеров в самом дебюте вторжения. Психологически здорово…

Даже фугас-камнемет на их пути изготовить запретили. Хоть и жаль, а, пожалуй, правильно – этой штукой их надо в самую морду лупить. В ключевой момент. На Бородинском поле или где теперь уже будет генеральное?

Ну, мы свою задачу выполнили. Отходим без потерь вместе с пионерным взводом.

Через километр я спровадил в небеса ракету синего огня: «Противник переходит через Неман». Красиво и информативно. Курьер к Барклаю поскачет из Ковно немедленно. Ну, а мы, пока доберемся до города, пока сядем на лошадей… Часа на три-четыре раньше командующий узнает о произошедшем. Немалый кусок времени. Даже при тех неторопливых темпах ведения войны, что имеют место в начале века девятнадцатого.

С Храповицким и его людьми соединились перед самым городом.

– Вот это было зрелище, господин Демидов! – с восторгом поспешил поделиться впечатлениями прапорщик. – Такого еще никогда не видел и вряд ли когда-нибудь удастся.

– Еще и не такое увидите. Дайте только срок, Аполлон Митрофанович. Только бы дальше все шло хоть приблизительно по плану…

– Сегодня? – Нет, ну мальчишка, честное слово. – На сегодня фейерверк окончен. Но это лишь первая ночь войны.

…Ну что же, настроение «двунадесяти языкам» мы подпортили в самом дебюте, но по большому счету ничего не изменилось: Барклай, как и в реальной истории, будет стартовать из Дрисского лагеря, Багратион по-прежнему в Белоруссии вместе со своими сорока тысячами, а этот выродок Пфуль, как было и ранее, царит со своим стратегическим планом, и тысячам русских ног еще предстоит исправлять глупость одной немецкой головы. Обошлось бы еще в новой реальности…