Текст книги ""Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Коротин

Глава 9.
Кто живёт в мёртвом городе.

Есть такая глупая детская загадка: кто в мёртвом городе живёт? И ответа на неё нет, потому что всякий, кто пересекает границу города скорби, остаётся там навсегда. Дело тут вовсе не в его зловещих обитателях – с ними вполне справлялись рейдерские команды вроде моей. Даже крысолюды не стали бы серьёзным препятствием, ведь они оказались удивительно трусливы, как и положено роду, давшему им жизнь, и насмерть дрались лишь будучи загнанными в угол. Сильнейшие особи этих тварей частенько предпочитали бежать, а не сражаться и гибнуть под клинками и пулями.

Вовсе не толпы ходящих покойников и крысолюды превратили былые мёртвые города, источник хоть и опасного, зато очень прибыльного дела, в города скорби, куда никто не осмеливается входить. Здесь творилась такая чертовщина, что рейдеры бежали с факторий, окружавших города. Их гнал безотчётный ужас, отвратительные порождения ночных кошмаров, которым и имени-то не подобрать, преследовали их не одни сутки. А самым страшным было то, что убивали они вполне по-настоящему. Тех, кто не успел бежать или предпочёл драться, находили разорванными на куски так, что одного тела от другого не отличить. Иные же лежали без единой раны, лишь лица их были искажены гримасами ужаса. Но были и третьи, о ком говорили, всегда понижая голос до шёпота. Те, кто уходил в города скорби по собственной воле, чтобы вернуться оттуда изменёнными. Мало кто видел этих изменённых. Одни утверждали, что все заразители как раз из таких, но это было заблуждением: уж кому-кому, как не мне знать это доподлинно. Другие же говорили, что им довелось встретиться с людьми, изменёнными городами скорби, в чём именно заключалось это изменение, они не могли сказать точно, вот только от обычных людей те отличались разительно, как небо и земля. И всегда творили такое зло, что и описать невозможно.

– Что тебя подвигло поддаться на мои уговоры? – спросил у меня вор, пока мы шли к городу скорби. – Ты ведь раздумывал, а после тебя словно молнией ударило. Кого ты увидел, а?

– А твой правый глаз ничего в них не увидел? – не слишком вежливо отозвался я вопросом на вопрос.

– Метки, – кивнул вор. – Все наёмники были отмечены, но дело же не только в этом, верно? Я же видел их предводителя не хуже твоего. Вот же чучело несусветное.

Он весьма метко описал человека, который, скорее всего, был предводителем наёмников. Единственный в тяжёлой броне, да ещё и усиленной шестерёнками на локтях и коленях. Из-за плеча его торчала потёртая рукоять двуручного меча с оголовьем в виде черепа в терновом венце. Лицо скрывала маска в виде черепа, будто вплавленная в голову. Я очень хорошо помнил, как это произошло. Потому что командиром наёмников, сидевших на фактории, отмеченных знаком некромантов, был не кто иной, как Гербрахт Баумхауер, бывший доппельзольднер и рейдер моей команды. Человек, встрече с которым я готов был предпочесть почти самоубийственный риск пересекать границу города скорби, да ещё и ночью.

Колебаться на границе города мы не стали. Единственный шаг – и мы внутри. Всё сразу изменилось. Я словно вернулся на полтора года назад, в свой последний рейд. Пускай он и происходил в другом городе, куда сейчас не сунется никто даже под угрозой смерти, но как будто сам воздух, которым мы дышали, изменился.

Теперь мы передвигались крадучись, словно оба были ворами, пробравшимися в чужой дом. Очень хорошо охраняемый дом. Мы медленно шагали по улицам с разбитой мостовой, давно уже не знавшей человеческих ног и лошадиных копыт. При малейшем признаке опасности тут же ныряли в подворотни или заскакивали в пустующие дома.

А город скорби вокруг вовсе не был мёртвым. Он жил своей чуждой, кошмарной жизнью. Топтались тут и там бродячие покойники, смерть уравняла их всех: богачей и нищих, простолюдинов и титулованных дворян. Они без цели бродили по улицам бок о бок, одетые в обноски, в которых не узнать прежних одежд. Скрыться от них не представляло труда, большая часть успела изрядно разложиться и лишиться глаз, они тупо следовали за другими покойникам или за поводырями. В последних же недостатка не было. Согбенные фигуры в выцветших, рваных рясах, похожие на пародии на святых старцев, были на самом деле крысолюдами. В лапах они сжимали шипастые кадила, источавшие жуткую вонь, которая перебивала даже ту, что исходила от толп полуразложившихся мертвецов. Именно эта вонь и шум, издаваемый большим скоплением людей, пускай даже давно покойных, помогали нам с вором обнаружить опасность и вовремя скрыться от неё.

Много шума издавали и закованные в сталь патрули здоровых крыс, вооружённых разной длины алебардами. Эти даже соблюдали дисциплину, ходили строем, подчиняясь приказам, что выкрикивали на неизвестном языке их командиры. От них скрыться было довольно просто – патрули предупреждали о своём появлении ничуть не хуже толп покойников во главе с кадильщиками. Они громко звенели доспехами и бряцали по мостовой древками алебард, будто на параде. Скрываться явно и не помышляли.

Мы прятались от одного такого патруля, браво шагавшего по мостовой. Крысы то и дело выкрикивали короткие фразы, нечто вроде «ать-два». Вот только этот патруль сопровождала крыса куда ниже остальных ростом, почти припадающая носом к земле.

– Нюхач, – едва слышно произнёс вор. – Плохи наши дела.

Мы сидели у окна первого этажа, кажется, раньше это была лавка, но чем тут торговали, понять было уже невозможно. Оконную раму и ту давно вынесли. Мы наблюдали за чеканящими шаг, словно на параде, крысолюдами. У входа в дом нюхач замер. Командовавший патрулём крысолюд в украшенном зелёными узорами доспехе вскинул лапу, приказывая остановиться. В дополнение он выкрикнул нечто на их проклятом наречии, и маршировавшие крысы замерли, оглядываясь по сторонам.

Похоже, мы и в самом деле крепко влипли. Шуметь нельзя: на выстрелы тут же сбежится полгорода – и поминай, как нас звали. Вор наложил на тетиву стрелу с отравляющим газом, но я лишь покачал головой. Драться тоже никак нельзя – это самоубийство. Я кивнул наверх, и вор тут же убрал стрелу обратно в колчан.

Мы, стараясь шуметь как можно меньше, двинулись через захламлённое помещение бывшей лавки. Вот только получалось не очень хорошо, слишком уж много мусора скопилось тут за прошедшие годы. Мы отступали к лестнице наверх, то и дело оборачиваясь, чтобы оценить обстановку. Нюхач тыкался носом в мостовую и порог дома, однако тревогу пока не поднимал. Командир патруля выжидающе глядел на него, при этом постукивая длинными пальцами по краю небольшого щита, закреплённого на левой лапе. Когти его неприятно скребли по окованному сталью дереву щита.

Когда вор аккуратно наступил на нижнюю ступеньку лестницы, рассохшееся дерево издало тонкий, протяжный скрип. Нюхач замер, а командир крысиного патруля вскинул лапу, указывая когтем внутрь дома, и выкрикнул приказ. Тотчас, оттеснив нюхача, в нашу сторону устремилась пара крысолюдов в доспехах. Вот уж кто и не думал об осторожности и соблюдении тишины. Они неслись через помещение, пинками отшвыривая с дороги попадавшийся под ноги мусор.

Это был наш с вором шанс. Мы бросились по лестнице наверх, всё равно в том шуме, что производили закованные в доспехи крысолюды, скрипа ступенек слышно точно не будет.

Второй этаж был меньше первого, да ещё и куда сильней захламлён. Мы с вором вынуждены были почти пробираться среди разломанной мебели и кусков ткани. Из всего этого были собраны гнёзда и логова, где кто-то жил какое-то время назад. Под нашими башмаками трещали кости и осколки посуды, а один раз под ноги попался треснутый человеческий череп – судя по размеру, он принадлежал ребёнку или карлику. Мне совсем не хотелось задумываться над судьбой того, кому он принадлежал.

Приставная лестница на крышу не внушала никакого доверия. В ней порядком не хватало ступенек, а оставшиеся выглядели так, будто сломаются, стоит на них только наступить. Вот только грохот тяжёлых шагов и звон доспехов преследовавших нас крысолюдов не оставлял выбора.

– Ты первый, – кивнул мне вор. – Если развалишь лестницу, я уж как-нибудь и без неё обойдусь.

Я даже в Пассиньяно редко молился, если только не вместе с монахами, когда того требовали церковные каноны и устав монастыря, который меня отчасти касался. Но теперь я вознёс очень короткую молитву Господу, быстро перекрестившись. Пусть и потерял несколько драгоценных мгновений, но мне отчего-то показалось, что так будет лучше.

Крепко взявшись обеими руками за стойки лестницы, я почти прыгнул, проскочив сразу пару ступенек и наступив сразу на пятую или шестую. Рассохшееся дерево отчаянно затрещало, но выдержало мой вес. Я не стал задерживаться и оттолкнулся снова, как можно скорее схватившись за край отверстия, ведущего на крышу. Подтянувшись, я буквально втащил себя наверх и перевалился через край. Старая черепица заскрипела под моим весом, и я покатился по скату крыши, однако легко прекратил это движение и сумел довольно уверенно встать на ноги.

Вор показался на крыше меньше чем через минуту. Он ловко выскочил из слухового отверстия, на ходу вынимая лук.

– Тебе не кажется, что мы загнали себя в ловушку? – спросил он.

– На доме был знак воздушной тропы, – ответил я. – Остаётся надеяться, что она не развалилась от времени.

Я указал на довольно широкую доску, закреплённую на крыше. Она тянулась через улицу к окнам соседнего дома. Тот был куда больше – пять этажей высотой, и, судя по количеству окон, это был доходный дом, где небольшие комнаты сдавались за скромные деньги. К одному из подоконников и крепилась доска. Правда, я отсюда видел, что гвозди, которыми она была прибита там, кое-где повылазили почти до середины.

– Идея, конечно, не из лучших, – вздохнул вор, вынимая из колчана стрелу и быстро крепя к ней длинную верёвку.

Он выстрелил в стену доходного дома, попав прямо в деревянную раму окна, верёвка размоталась и вор подхватил её, как следует навалившись всем весом, чтобы проверить, выдержит ли. Я же всё это время караулил у слухового окна с пистолетом наготове.

Со второго этажа раздались треск, грохот, звон доспехов и отчаянные крысиные вопли. Похоже, один из наших преследователей оказался настолько глуп, что решил проверить лестницу на прочность. Однако не прошло и пары минут, как из слухового окна показалась длинная крысиная морда. Я, не задумываясь, вскинул пистолет и выстрелил в упор. Пуля разнесла половину головы крысолюда, и тот провалился обратно в дом.

– Готово! – крикнул вор из-за моей спины. – Давай ты снова первым.

– В этот раз ты, – оборачиваясь, сказал я. – Я прикрою отсюда, а потом ты с той стороны.

– Тогда держись, – сказал вор, и, судя по скрипу дерева, ступил на непрочную доску воздушной переправы.

Я постарался как можно скорее перезарядить пистолет, однако он мне не понадобился. Крысолюды больше не пытались забраться в узкое окно, куда вряд ли смог бы пролезть кто-либо из них, кроме нюхача. Несколько раз изнутри дома в окно ткнули алебардой, однако на этом и успокоились. То ли решили подождать, когда мы спустимся сами, то ли отправились на улицу, чтобы поглядеть на нас, сидящих на крыше.

Оказалось, что верно второе предположение. Вор крикнул мне из окна дома напротив, что можно идти. Я повернулся к воздушной переправе, взялся покрепче за натянутую верёвку и шагнул на доску. Говорят, у пиратов есть такая казнь, когда заставляют пройти по доске, заканчивающейся недалеко от борта корабля. И, конечно же, море в этот момент кишит акулами. Вот примерно в такую ситуацию я и угодил. Я медленно шагал по узкой доске, скрипевшей под моими башмаками, держась за натянутую между домами верёвку. А на улице подо мной собрался весь крысиный патруль. Они тыкали пальцами вверх и кричали что-то на своём наречии.

Командир вытащил длинный пистолет, прицелился в меня, но его опередил вор. Быстрым движением он послал стрелу так, что она пробила запястье крысолюда, сбивая прицел, и пришпилила его руку к горлу. Командир патруля покачнулся и осел на мостовую. На курок он нажать успел – и грянул выстрел с характерной зеленоватой вспышкой, но пуля ушла почти вертикально вверх.

Однако прекращать попытки достать меня крысолюды не собирались. Самый здоровый из них перехватил алебарду и швырнул её в мою сторону. Он попал в доску немного позади меня, и та затрещала. Отбросив осторожность, я со всех ног бросился к окну доходного дома. Но не успел: доска лопнула, расколовшись надвое. В последнюю секунду мне удалось схватиться обеими руками за верёвку, натянутую вором, и повиснуть над улицей.

Боль рванула суставы плеч и локтей, но я сумел удержаться и даже перехватил верёвку, продвинувшись немного вперёд. Ещё рывок – и я немного ближе к окну. Вор протянул мне руку, я перехватил верёвку в третий раз и сжал его запястье как можно крепче. Его длинные пальцы сомкнулись на моём предплечье, и вор дёрнул руку на себя изо всех сил. Я отпустил верёвку, полностью полагаясь на его силу. Повиснув над мостовой, я как можно скорее нашёл опору для ног, левой рукой ухватившись за подоконник.

И тут рядом со мной в стену дома ударилась ещё одна алебарда. Да с такой силой, что вошла в каменную кладку на полдюйма, не меньше. Чтобы метнуть отнюдь не лёгкое оружие на такую высоту, надо обладать воистину бычьей мощью. Не хотелось бы мне столкнуться с этими крысолюдами в рукопашной схватке.

С помощью вора я влез в окно, перевалившись через подоконник, рухнул на пол, тяжело дыша. Вор вынул стрелу из рамы, щёлкнув каким-то хитрым рычажком, чтобы сложились шипы, крепившие её к дереву. Он повернулся ко мне, сматывая верёвку.

– Разлёживаться некогда, – бросил он, протягивая руку и помогая встать, – тут лестницы куда крепче, так что крысюки скоро будут здесь.

Всё это я и без него понимал, а потому ничего не ответил. Встав на ноги, даже не стал отряхивать с себя пыль и грязь, собранную по полу, сразу же поторопился прочь из комнатушки. Вор не отставал от меня, на ходу смотав верёвку и спрятав её куда-то под плащ.

Мы снова поднялись на верхний этаж дома, а оттуда выбрались на крышу. Вот только отсюда воздушной переправы не было. Мы разве что могли вернуться обратно. Здания вокруг нас были куда ниже, да и состояние их не вызывало никакого доверия. Они выглядели так, будто готовы развалиться от малейшего дуновения ветерка, не говоря уж о приземлении пары человек на их крышу.

– Верёвки хватит до часовой башни, – кивнул вор на отдельно стоявшее каменное здание с циферблатом без стрелок.

– Ты сумасшедший? – глянул я вору в глаза. – Лезть в часовую башню? А если пробьёт Ultima forsan?

– Здесь мы точно покойники, – тот с показным равнодушием пожал плечами. – Крысюки точно прикончат нас раньше этого часа.

Тут с ним было глупо спорить. Какая бы чертовщина не творилась в часовых башнях, особенно когда они сами по себе начинают бить, крысолюды прикончат нас куда вернее.

Мы пробежали по крыше до ближайшего к башне края. Там вор остановился и начал тщательно готовиться к выстрелу. Он проверил, хорошо ли выходят из пазов шипы на наконечнике стрелы, подтянул узлы на верёвке, привязанной к ней, тщательно отмерил длину, несколько раз прикинув на глаз расстояние до башни. Наложив стрелу на тетиву, он долго целился, а после быстро оттянул правую руку до самого уха и разжал пальцы. Я проследил за полётом стрелы, врезавшейся в деревянную балку часовой башни. Вор потянул верёвку на себя, навалившись на неё всем весом, но стрела выдержала.

Тут из люка показалась крысиная голова в шлеме. Увидев нас, тварь издала протяжный вопль, дав остальным знать, где мы. Я выстрелил, но было поздно – крысолюд подал сигнал, а значит, скоро сюда примчится весь патруль. И, скорее всего, не только он.

– Держи, – вор сунул мне в руку какой-то круглый предмет. – Знаешь, как пользоваться этой штукой?

Я глянул на пару дисков, скреплённых между собой на расстоянии в два пальца. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как ими пользоваться.

– Вполне, – кивнул я. – Давай, ты снова первый.

Вор спорить не стал. Разбежавшись, он прыгнул к верёвке, зацепившись за неё, и заскользил. Вместо устройства с парой дисков вор использовал свою дубинку на короткой рукоятке, выщелкнув из била её кривой шип.

Наше здание находилось на холме и было достаточно высоким, чтобы закрепить верёвку под нужным углом. Вор буквально пролетел разделявшие наш дом и часовую башню метры, ловко нырнув в окно прямо под балкой.

Пока он летел, я перезарядил пистолет и сунул его за пояс. Когда же направился к верёвке, из люка выбрался новый крысолюд. А за ним уже спешили ещё несколько. Тварь заорала и бросилась ко мне, вскинув алебарду для удара. Я боя не принял и прыгнул на верёвку, крепко вцепившись в короткие рукоятки, торчавшие из обоих дисков. Устройство издало механическое жужжание, и я заскользил по верёвке куда быстрее, чем должен был.

И всё равно чёртов крысолюд добрался до края крыши раньше, чем я – до часовой башни. Я краем глаза заметил, как блеснул лунный свет на широком лезвии его алебарды, когда он одним ударом перерезал верёвку, отправляя меня в короткий полёт.

Я отпустил устройство, крепко вцепившись в верёвку. Пролетел я всего ничего, метра два или три, вряд ли больше, однако полёт этот показался мне бесконечным. Ноги болтались на высоте над каким-то совсем ветхим зданием, приземлись я на его крышу – пробил бы насквозь, переломав все кости. Я с трудом оторвал взгляд от него и посмотрел вперёд. Мне чуть дурно не стало от увиденного – на меня летела стена часовой башни. Я разглядел каждую щербинку на каждом камне стены, пока она стремительно приближалась ко мне.

Внутренне сжавшись, я приготовился к удару, который точно выбьет из меня весь дух. Однако его не последовало, точнее, удар был, но не столь сокрушительный, как мне представлялось. Я ударился об окно, забитое досками, разнеся их в труху, и влетел в часовую башню. Прокатившись по лестнице, пересчитал рёбрами ступеньки всего пролёта и остановился, ударившись спиной о стену.

Не знаю, как я мог не заметить спасшего мне жизнь окна, за мгновение до удара мне казалось, что лечу прямиком в камни стены.

Я не спешил подниматься, прислушиваясь к ощущениям – вдруг что сломано? Но боли не было, и я хотел было уже встать, как услышал на лестнице внизу тяжёлые шаги. Ступали как будто босыми ногами, шлёпая по каменным ступенькам. Я поспешил отползти в угол, вытащив из ножен трофейный гросмессер. В тесноте лестничного пролёта от палаша толку будет не слишком много.

Я глянул наверх, прикидывая, успею ли пробежать этот пролёт, чтобы скрыться за поворотом лестницы. Зря. Надо было без лишних раздумий бежать. Пока я судил да рядил, в пролёте показалась высокая фигура. Здоровяк с мощным костяком и плывущими мускулами евнуха медленно шагал по ступенькам. Одет он был в выцветшие шаровары с широким поясом. В правой руке он сжимал рукоять ятагана, а левой держал за волосы собственную голову. А может, не свою, а ещё чью-нибудь, однако на плечах у него головы не было – шея обрывалась чистым хирургическим срезом. Здоровяк поводил головой из стороны в сторону, как будто та желала осмотреться получше.

– Kim? – произнесла голова. – Kim ziyarete geldi?[229]229
  Кто? Кто в гости пришёл? (турецк.)


[Закрыть]

Прежде, чем взгляд её мёртвых глаз остановился на мне, я ударил гросмессером по запястью левой руки безголового здоровяка, отрубив кисть начисто. Голова заорала и, изрыгая непристойности на турецком, запрыгала по ступенькам вниз. Тело здоровяка неуклюже топталось на месте, а после затопало по лестнице, догоняя голову.

Я же поспешил наверх, чтобы как можно скорее найти вора.

Торопясь, как только мог, но при этом стараясь не производить лишнего шума, я довольно быстро преодолел несколько лестничных пролётов. Однако после кровь моя немного поостыла, и на плечи начала наваливаться усталость. Всё же больше суток на ногах, да ещё и в темпе скаковой лошади – то ещё испытание. А уж после того, что случилось в Пьяченце и под ней, так и подавно. Но всё же я старался как можно быстрее переставлять ноги, несмотря на нарастающую боль в икрах.

И, как вскоре выяснилось, торопился я не зря.

В самом сердце часовой башни, как и полагается, обитал демон. Тварь из самых глубин Преисподней свила себе гнездо среди замерших шестерёнок и балок. И вор потревожил её. Теперь поросший редкой, буроватого оттенка шерстью демон глядел на него в упор. Их разделяли считанные дюймы, длинный витой рог, торчавший изо лба демона, едва не задевал лицо вора. Демон упирался в подгнившие доски пола четырьмя копытами, между мощных ног его помещалось тело, отдалённо напоминавшее человеческое, на плечах сидел вытянутая голова с искажённым, но вполне человеческим лицом. Длинные бесцветные волосы свисали на плечи. В глазах горела чудовищная злоба. Отчего он ещё не набросился на замершего с дубинкой в руках вора и не растерзал его, я не понимал.

Демон издал рычащий звук и повёл головой, как хищник, демонстрирующий другому свои права на территорию. Я осторожно, стараясь не привлекать внимание, вытащил из-за пояса пистолет, который по счастью не потерял во всей этой кутерьме, и левой рукой медленно начал взводить курок. Он предательски щёлкнул – и демон тут же повернулся мордой ко мне. Я вскинул пистолет и, не медля ни секунды, выстрелил, не целясь. Пуля угодила именно туда, куда надо, расколов витой рог демона. Тот взвыл от боли, но ещё сильнее закричал, почти по-человечески, когда на повреждённый рог свою дубинку обрушил вор. Демон встал на дыбы и тут же снова обрушил тяжёлые копыта на жалобно затрещавшие доски пола. Он вопил и мотал головой – во все стороны летел красный ихор, так похожий на кровь.

И всё же умирать тварь, несмотря на разбитый рог, не спешила. Тогда я рискнул броситься прямо на неё, перехватив гросмессер. Демон во второй раз встал на дыбы, скакнул в мою сторону, пытаясь ударить передними ногами, будто норовистый жеребец. Но и не с такими справлялись. Я перекатился через плечо, уходя от удара копыт, и стоило только демону снова встать на все четыре ноги, как я тут же всадил ему гросмессер прямо в расколотый рог. Большую часть работы за меня сделала сила самого демона, насадившего себя на клинок гросмессера. Мне же оставалось лишь покрепче держать рукоять обеими руками.

Демон с торчащим изо лба гросмессером покачнулся и завалился на бок. Он подёргался ещё пару секунд, но это была уже агония.

– Ловко ты его, – выдохнул вор, который, наверное, забыл, как дышать, пока я дрался с демоном.

– Не ударь ты его дубинкой по рогу, мне вряд ли удалось бы его прикончить, – ответил я. – А теперь давай убираться отсюда поскорее. Часовая башня далеко не лучшее убежище в городе скорби.

Вор только плечами пожал. Не спорить же ему с очевидным фактом, высказанным мной лишь бы что-нибудь сказать.

Однако словно в подтверждение моих слов механизм часовой башни вдруг ожил. Завертелись шестерёнки, зажужжали неизвестные мне устройства, что приводят их в движение, змеями поползли толстые канаты, то натягиваясь, как гитарные струны, то внезапно проседая. Я не видел своими глазами, но точно знал, что в этот момент загорелся призрачным светом циферблат башни, а на фоне этого свечения контрастно выделялись цифры, скользили по полотну циферблата призрачные тени стрелок, чтобы замереть, слившись в одну. И тогда часы пробьют Ultima forsan.

Мы с вором поспешили к лестнице на крышу. Выглядела она ничуть не лучше той, что была в доме с лавкой. Я снова первым бросился по ней, сломав пару перекладин. Подтянувшись на руках, выбрался на крышу.

Демон на полу начал шевелиться, и это была вовсе не агония, очень скоро он снова встанет на копыта. По лестнице поднялся знакомый мне безголовый турок. Каким-то образом он вернул на место отрубленную кисть, и взгляд зажатой в пальцах головы безошибочно нашёл вора, а следом уставился на меня.

Вор, схватившись за стойки лестницы, ловким прыжком метнулся наверх. Теперь уже я поймал его и втянул. Я поднялся на ноги, с трудом утвердившись на крутом скате крыши, принялся сразу же перезаряжать пистолет. Вор же, не выпрямляясь, скользнул к краю и оседлал каменную горгулью, став похожим на громадную летучую мышь.

Зарядив пистолет, я сунул его за пояс и вынул из ножен палаш. Демона можно не бояться, он точно не сумеет забраться на крышу. А вот безголовый турок – другое дело. Он куда более опасный противник, и в том, что скоро придётся скрестить с ним клинки, я не сомневался.

Так оно и вышло. Пока вор снова прикидывал, как ему выстрелить, отсчитывал длину верёвки, проверял узлы и крючья на стреле, турок одним стремительным прыжком оказался на крыше. Глаза отрубленной головы уставились на меня, но лишь на миг. В следующее мгновение турок вскинул саблю для атаки, отведя левую руку за спину. Драться он явно умел и без глаз.

Он обрушил на меня град ударов, которые я с трудом успевал отбивать. Даже без головы турок был отменным бойцом, куда лучше меня. Я мог лишь парировать стремительные удары и выпады. Турок ловко держался на крыше, голые ступни его не скользили вовсе, мне же приходилось хуже – подошвы ботинок то и дело норовили съехать по черепице. Дважды это спасало мне жизнь – клинок сабли турка свистел у меня над головой. В первый раз он сбил с меня шляпу, во второй едва не снял голову с плеч. Лишь чудом, почти припав к черепице, я сумел увернуться от удара.

Турок отвесно рубанул меня сверху вниз, я рухнул ничком и перекатился в сторону. Клинок его сабли разбил пару черепиц – брызнули глиняные осколки и пыль. Не поднимаясь, я ударил турка по ногам, но он ловко подпрыгнул, и мой палаш свистнул ниже его голых пяток. Я бы такой трюк никогда не рискнул исполнять, особенно стоя на крутой крыше в чёрт его знает скольких метрах над землёй. Турок же приземлился обратно и тут же перешёл в контратаку.

Я скатился почти к самой горгулье, на которой сидел вор, но каким-то чудом сумел остановить падение, даже вскочил на ноги и отбил удар турка. Тот попытался обмануть меня ложным выпадом, однако я знал отличную контрмеру против таких финтов. Сделав вид, что попался на трюк, я куда сильнее, чем следовало бы, ударил палашом по клинку его сабли, отбивая её далеко в сторону. Турок удержал оружие в руках, а вот мой выпад парировать уже не сумел. Я всадил ему палаш под рёбра и, навалившись всем весом, вогнал клинок почти по самую рукоять.

Обычного человека это бы с гарантией отправило на тот свет, вот только враг мой был вовсе не обычным. Да и человеком его можно было назвать с большой натяжкой. Конечно же, почти полметра стали под рёбра не убили его, и я отлично понимал, что не сумею прикончить безголового турка так легко.

Используя клинок палаша как рычаг, я снова навалился всем весом на турка, одновременно ударив его сзади по лодыжке. Нелепо, будто клоун в цирке, взмахнув руками, турок покачнулся и упал с края крыши, отправившись в полёт к земле. Я попытался удержать палаш, но тот слишком прочно застрял в теле турка. Пальцы рванула боль, и я отпустил рукоять, пока меня не утянуло вслед за падающей тварью.

Так я остался почти безоружным, но задумываться над этим было некогда.

Вор привстал на одно колено, опираясь на горгулью, и оттянул тетиву почти до уха. Подержав мгновение, прицеливаясь, он разжал пальцы, отправляя стрелу в полёт. Я проследил за ней, но быстро потерял из виду в ночной темноте. Не слышал я и удара, однако вор как-то понял, что выстрел достиг цели. Он потянул за верёвку, прикреплённую к стреле, изо всех сил упёрся ногами в горгулью. Не выдержи стрела или верёвка – и он бы точно сорвался, даже присущая вору ловкость не спасла бы его. Однако снаряжение прошло проверку, и вор сноровисто примотал конец верёвки к голове горгульи. Рога её как нельзя лучше подходили на роль креплений.

– Готово, – обернулся ко мне вор, кажется, он даже не заметил нашей дуэли с безголовым турком. – Ты – первый, я – за тобой.

Я ничего не имел против, вот только слабо представлял себе, как мне воспользоваться устроенной вором переправой. Его хитрую машинку-то я потерял, когда крысолюд перерезал верёвку за моей спиной.

– Ремень бери, – пожал плечами вор. – Выбора у тебя нет. Второй такой катушки нет у меня. Тебе вообще повезло, что я её не продал.

– Теперь уже и не продашь, – ответил я.

Быстро сняв ремень, я прикинул, как лучше всего зацепиться за верёвку. По всему выходило, что придётся прыгать. Риск велик, но выбора у меня нет. Я глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь с силами. Скорее душевными, потому что физических для короткого прыжка много не надо было.

– Он, кстати, мне недёшево обошёлся, – заметил вор, но я проигнорировал его слова, полностью сосредоточившись на предстоявшем прыжке.

Наконец, я набрал полные лёгкие воздуха, резко выдохнул – и прыгнул вперёд. Короткий полёт над настоящей бездной – в ночной темноте улиц внизу видно не было. Я схватился правой рукой за верёвку, повиснув над улицей, перекинул ремень, и вот тут мне предстояло самое страшное. Надо было отпустить верёвку и схватиться за ремень. Я отлично понимал, что в этот краткий миг буду в прямом смысле висеть между жизнью и смертью. Соскользни мои пальцы с ремня – и тело достанется местным падальщикам. И всё же я нашёл в себе силы сделать это. Хотя сердце и зашлось от пронзившего его страха.

Оттолкнуться ногами от той самой горгульи, на которой сидел вор, не составило уже никакого труда. Я быстро заскользил по верёвке над невидимой мостовой города скорби, над разрушенными домами, над толпами ходячих покойников с их жуткими проводниками, над патрулями крысолюдов и ещё одному Господу известно, над кем и чем. Я старался не думать о том, что скольжу, всё сильнее ускоряясь, что в нос всё настойчивей бьёт вонь горящей кожи, что сложенный вдвое толстый кожаный ремень вполне может и не выдержать, разорвавшись от трения. Я смотрел прямо перед собой, чтобы не пропустить ту крышу, куда вонзилась стрела. И всё же едва не проморгал её. Видимо, глаз, что называется, замылился от долгого вглядывания в ночную темень.

Я едва успел выставить ноги вперёд, смягчая удар о черепичную крышу, вовремя отпустил ремень и тут же как можно скорее перекатился через плечо. Поднявшись, я отлично разглядел вора на крыше часовой башни. Силуэт его подсвечивал здоровенный циферблат. Призрачные стрелки сошлись как раз в тот момент, когда вор без разбега прыгнул, зацепившись за верёвку одним из крючьев своей дубинки.

Казалось, весь мир вокруг нас содрогнулся, когда часы пробили Ultima forsan. Двенадцать ударов растянулись на целую вечность. Крыша ходила ходуном, и мне стоило известных усилий удержаться на ногах. Вор скользил по верёвке, но в какой-то миг я потерял его из виду. Крышу часовой башни проломил демон, которого, как я считал, мы прикончили. Он вскинулся на задние ноги, круша черепицу, но ничего поделать уже не мог. Я видел его перекошенную морду, разинутую пасть, однако крика не слышал – в ушах отдавался бой часов, отбивающих двенадцать ударов последнего часа.