Текст книги ""Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Коротин

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Предательство

Начштаба Хлад обладал просто идеальной внешностью для командира любого звена и служебной категории. Главным образом из-за взгляда. По-рыбьи равнодушные глаза его глядели одинаково и на начальство и на подчинённых, и те, и другие при этом чувствовали себя крайне неуютно. Вот и сейчас сразу два командарма пытались устроить ему разнос, но ничего не получалось. А виноваты были, конечно же, неприятные рыбьи глаза Хлада.

– У нас достанет сил атаковать Болботуна! – надсаживал глотку Будиволна. – Мы сомнём его безо всякой помощи. Зачем ещё тянуть жилы из столицы? Зачем нам небесный крейсер? Без него обойдёмся! Сколько раз твоя же разведка, товарищ Хлад, докладывала – нет у врага сил в небе. Только аэропланы наёмников, а против них у нас имеется пять своих эскадрилий народных воелётов.

– Военлётов после годичных курсов подготовки, не нюхавших толком пороху, на старых «Ньюпорах» и «Альбатросах», помнящих ещё Первую войну, – ледяным под стать имени голосом заметил Хлад, – а против них будут наёмники, привыкшие драться и убивать в небе. Это быстро сведёт всё наше преимущество в небе на нет.

– У Болботуна нет никакой авиации, – резонно заметил Вершило, – а когда дело дойдёт до наступления на гетманскую столицу, к нам как раз и придут подкрепления, без которых вы так отчаянно не желаете отправлять людей в бой.

– Отправлять людей в бой – это ваша прерогатива, – покачал головой Хлад, – я – начальник штаба, и могу только, основываясь на имеющемся у меня опыте, давать вам советы, когда это лучше всего делать.

– Ты нам тут головы своими умными штабными словечками не пудри! – вспылил пуще прежнего Будиволна, которого злость брала от того, что он понял едва ли половину из сказанного, хотя давно уже не был тем станичником, что ушёл когда-то на фронт Первой войны. Он получил образование и закончил военную академию, но такие вот слова, что роняли, бывало, в Гражданскую военспецы, неизменно выводили его из себя. – Ты мне лучше вот что скажи: перед нами поставлена конкретная задача – выбить всю сволочь из Прияворья, и по возможности выйти на прежние границы Народного государства, так или нет?

– Именно так, – кивнул Хлад, – и разработанный мною план подразумевает один мощный удар тремя клиньями, – он снова показал на расчерченную красными стрелками и синими прямоугольниками карту. – В центре – разгромить, не разбить, а именно разгромить Болботуна, так чтобы от его армии и памяти не осталось. Но главный удар будет нанесён именно по городу и именно на флангах. В идеале наши дивизии просто обойдут связанного боем Болботуна, и, не вступая с ним в столкновение, быстрым маршем двинутся на город. Именно эти дивизии будут поддерживать оба наших бронепоезда и небесный крейсер. Этой силой мы добьёмся тотального превосходства. Надеюсь, смысл слова тотальное мне объяснять не надо?

– Мы понимаем, что вы нам говорите, товарищ начштаб, – впервые вступил в разговор Бессараб. – Но не можете ли вы сказать нам – сейчас у нас без крейсера нет этого вашего пресловутого, – он сделал акцент на этом слове, – тотального превосходства? Так ли нужен нам на данном этапе небесный крейсер?

– Быть может и нет, но это лишь на данном этапе. Вы отлично понимаете, что вместе с крейсером к нам придут новые приказы – и на прежних границах мы уже не остановимся. Мы собрали в Прияворье слишком много сил для этого. Наступление надо будет развивать.

– Значит, выходить не только на границы, – произнёс то, что опасались высказать вслух остальные, Бессараб, – но и за них.

Молчание Хлада стало для него лучшим ответом.

Мостик «Народной славы» чрезвычайно нравился маркизу Боргеульфу. Ведь выкупленный народным правительством у воздушных пиратов крейсер был построен на верфях Блицкрига, и не для кого-нибудь, а для самого адмирала Тонгаста. И если внешне хищные, похожие на клинки мечей небесные корабли Блицкрига, выглядели крайне просто, отдавая дань функциональности, то внутри их царил просто имперский стиль. Конечно, относилось это в основном к линкорам и крейсерам первого ранга, таким как флагманский «Дерфлингер».

Боргеульф занял роскошное адмиральское кресло, расположенное позади и немного выше капитанского. Он расположился волне комфортно и был особенно рад тому, что смог, наконец, сменить форму имперского офицера на блицкриговскую. Здесь никто уже не раскроет замысла владык Нижних миров, которые решили снова возвести на престол Урда царя из прежней династии. И сделать это не только при помощи штыков армии генерала Брунике и добровольцев Чёрного барона.

Рядом с маркизом заняли места Сигира и Озо. Оба предпочитали молчать. Вот только в глазах Сигиры маркиз видел сомнения. Он знал, что опытного следователя дивизии «Кровь» приставили к нему, чтобы следить и доклады свои она пересылала непосредственно в столицу. Вот только в последние месяцы, когда их группа трудилась в глубине Урда, делать это не представлялось возможным – отсутствовали нормальные каналы связи с родиной – и потому Сигира вынуждена была оставаться лишь пассивным наблюдателем. А действия Боргеульфа ей совсем не нравились. Маркиз растянул бескровные губы в улыбке. Ему очень нравилось, что сильная женщина бесится от собственного бессилия. Она уже ничего не сможет изменить. Ну а если и попытается, то у него всегда есть верный Озо, который прикончит любого по приказу Боргеульфа. В переделанном владыками Нижних миров оберсубалтерне не осталось ни капли сомнений – подчинялся он только приказам маркиза.

– Вы отработали механизм передачи приказа людям внизу? – в очередной раз спросил Боргеульф и стоявшего немного ниже профессора Боденя.

Светило медицины только кивнул в ответ. Он не желал развивать темы. Сейчас профессора интересовал больше всего самый масштабный из опытов, который он должен был поставить. Пускай многие знания ему были переданы теми, кого склонный к мистической ерунде Боргеульф называет владыками Нижних миров, но и его, Боденя, вклад недооценить нельзя. Это будет его прорыв, его победа, его открытие! Только его – и никакие владыки или тупые солдафоны не сумеют присвоить себе его – и только его! – славу. Профессор уже грезил научными работами и монографиями, лекциями в лучших университетах Континента. Однако для этого нужно, чтобы грядущий в ближайшее время масштабный эксперимент, к которому он готовился долгие месяцы, пошёл именно так, как было задумано.

– Профессор! – повысил голос Боргеульф. – Вы слышали меня?

– Да, отлично слышал, – отмахнулся от него Бодень. – На небольших группах механизм передачи приказов отработан. Я увеличивал расстояние до вдвое превышающего расчётное, как вы и хотели. Однако вы отлично понимаете, маркиз, что опытов с таким количеством, как мы имеем сейчас, конечно же, не проводилось. Это будет в некотором роде первый раз, и я не могу с уверенностью говорить о результатах. Вас удовлетворит такой ответ?

– Нет, профессор, – честно ответил Боргеульф, – но я понимаю, что лучшего, всё равно, не получу.

Бодень в ответ только плечами пожал. Он был слишком увлечён предстоящим экспериментом.

– Как быстро мы достигнем точки прибытия? – теперь Боргеульф обратился к капитану крейсера.

Тот сидел в кресле ниже него, и отвечать вынужден был не слишком вежливо, повернувшись спиной. Однако это ничуть не смущало ни его, ни маркиза.

– Расчётное время прибытия не поменялось. В восемь утра следующего дня мы прибудем в место расположения главных сил командармов Бессараба и Будиволны.

Оставалась последняя ночь. Последняя ночь перед тем, как все планы маркиза, наконец, начнут исполняться. Он работал над ними не покладая рук несколько долгих месяцев. Он забывал часто о еде и сне, в его рабочем кабинете сутки напролёт горел огонь. Не меньше времени чем там, он проводил в комнате, связывающей его с Нижними мирами, откуда вещали ему владыки. И вот теперь пришла пора узнать – чего же стоили все эти усилия. Он поставил на карту всё. Победит – вознесётся так высоко, что и генерал-кайзеру не снилось, а проиграет… Об этом лучше не думать. И маркиз гнал от себя все дурные мысли. Он приложил все усилия, и теперь просто обязан победить, иначе быть просто не может. Его железная воля преодолеет все сопротивления, какие только могут возникнуть на пути, и приведёт его – маркиза Боргеульфа – к поставленной цели. Просто потому, что иначе быть не может. Точка.

В последнюю ночь нет места для сомнений и колебаний.

После начала пускай и вялых, но хоть каких-то боевых действий, встречи с командиром молодогвардейцев оправдывать стало проще. Тем более что Духовлада назначили комодом – сиречь командиром отделения. Предыдущий получил две пули в грудь от черношлычников, что ни день устраивавших лихие кавалерийские налёты на ближние тылы народников. Рубаки Будиволны и Бессараба дрались с ними до последней капли крови – пленных не брали и сами в плен не сдавались. После страшных схваток их на земле, прихваченной первыми заморозками, оставались лишь окровавленные трупы. Из комодов Духовлад быстро вырос до замкомвзвода, а после и замкомэска. Его ценили как опытного человека – ветерана Гражданской войны, у которого и командный опыт имелся. А из-за дружбы, что он водил с начдивом молодогвардейцев Кудряем, Духовлад стал кем-то вроде неофициального связного между эскадронами Конной армии и Молодой гвардией. За что его весьма ценили – потому что таких вот мостиков между соединениями растущего Прияворского фронта было очень и очень мало.

Они сидели в несильно протопленной избе – обоим давно уже не страшен был самый сильный мороз, даже тот, что сковывает руки-ноги на Урдском севере. Перед ними на столе стоял давно остывший чугунок с картошкой да пара бутылок местного первача – какая встреча боевых командиров без него обходится. Но хозяйка, у которой квартировал Кудряй, всегда удивлялась тому, что тот не пьёт вообще, да и ест очень мало. Хотя продуктами начдива снабжали хорошо, и большая часть их доставалась именно хозяйке и её детям. Она и не жаловалась, но про себя дивилась странному человеку, и не удивлялась рассказам других о том, что, мол, молодогвардейцы все странные. Почти не едят, вовсе не пьют и не курят, и, главное, сами-то парни хоть куда, а до женского пола совсем не охочие. Многие ведь местные бабёнки давно уж соскучились по мужской ласке и не против были бы, притисни их молодые парни в новенькой форме с красными разговорами в тёмном углу да к тёплой стенке, а то и вовсе затащи на сеновал – не всё ж с бандитами потасканными жизнью да войной народармейцами баловаться. Но молодогвардейцы проявляли прямо-таки несвойственную их возрасту сдержанность, на самые прямые намёки не реагировали никоим образом – и многих женщин это начинало заводить по-настоящему. Вот только парни из Молодой гвардии оставались крепки духом и глухи к почти явным предложениям прогуляться на сеновал. Тогда о них пополз слух, что они-де все скопцы и им всё на свете пообрезали, чтобы только о войне думали. Вот только слухи эти быстро пресекались уполномоченными, и пресекались весьма жёсткими, на грани жестокости, мерами.

– А тебе не кажется, что там, – Духовлад сделал неопределённый жест левой рукой, – заигрались? Скидываем царя, делаем Революцию, поднимаем целый народ, а после сами же возвращаем царя на место. Да ещё и на чужих штыках его собираемся в столицу вернуть.

– Ты отлично знаешь, что в Урде всё пошло не так после Революции, – ответил ему Кудряй. – Наших ставленников быстро оттеснили от власти, а потом и вовсе начали ставить к стенке. Мы собирались опираться на молодую военную аристократию, а получили диктатуру даже не мелких лавочников, а рабочих с заводов – малограмотных людей, ведомых кликушами и вчерашними террористами.

– Если бы всё было так, как ты говоришь, с властью народников покончили бы очень скоро. Но они сумели отстоять её и против интервентов, и против Адмирала, и Чёрного барона. Они уничтожили или выгнали из страны всех, кто мог помешать им. Вспомни, какие были потери среди герметистов, мы ведь только сейчас кое-как восстанавливаем их. Да и то благодаря появлению уже народной аристократии, которой вдруг стало нечего делать, кроме как руководить мелкими предприятиями и трестами. Раньше в орденах сидели князья, бояре и прочие титулованные особы, а теперь кто? Начальники трестов и жёны директоров заводов. Это же просто смешно – они не понимают и половины того, о чём говорят им на собраниях.

– Ну, – развёл руками Кудряй, – аристократы вряд ли понимали больше – Корпус Герметикум не предназначен для средних умов, из которых состоят все ордены. Их главная задача отбирать тех, кто способен понять большее, а уж ты сам знаешь – такие есть и среди аристократов и среди жён директоров заводов. Последние бывают иногда даже полезнее первых.

– Но мне всё равно не нравится новая авантюра, которую затевают тут, в Урде. Ведь уже сколько раз обжигались именно на этом государстве. Адмирал получил такую поддержку, а был убит агентами стражи в столице Котсуолда. И там же погиб один из лучших наших оперативников в этом мире. Потом был полный разгром, который учинили на Катанге, и ты знаешь, чего нам стоило восстановить этот комплекс.

– А ведь именно благодаря ему мы можем, наконец, осуществить задуманное. Хотя без профессора Боденя, конечно, мы бы не достигли столь высоких результатов. Его вклад в разработку проекта «Молодая гвардия» нельзя недооценить.

– Результаты, в общем-то, случайного совпадения. Не попробуй блицкриговцы сделать на основе переданного им материала отравляющее вещество, ничего бы не было. И после всю основную работу вёл именно профессор Бодень, а вовсе не наши учёные, которые до того не один год работали с материалом.

– Не забывай, что физиология местных отличается от нашей, поэтому ничего удивительного нет в том, что именно местные врачи сумели получить более разнообразные эффекты воздействия материала на людей, населяющих этот мир.

– Знаешь, – мрачно заявил, резко меняя тему разговора, Духовлад, – из всех моих приключений в этом мире я вынес один главный урок. Местные способны преподнести нам множество весьма неприятных сюрпризов. И первые в этом именно урдцы, а мы вот раз за разом лезем к ним, обжигаемся, теряем людей и базы, но лезем с тупым упрямством.

– Никакого тупого упрямства нет, – отрезал Кудряй. – Мы бы давно отказались от всех планов на Урд, ограничившись Блицкригом на Континенте. Это государство нам удалось почти полностью подчинить – и милитаристический настрой его вполне подходит для создания нашего передового плацдарма в самой развитой части этого мира. Жёлтая империя фактически в наших руках – там давно уже строят базы, и готовят флоты раболовов, отправляющихся в регулярные рейды за Стену – в Степь и Порту.

– Но в чём же тогда уникальность Урда?

– Не самого Урда, а Катанги. Только там можно строить устойчивые каналы связи между нашими мирами. Потеря комплекса едва не сорвала нам программу работы в Жёлтой империи и в Блицкриге. Только несколько месяцев назад, когда нам с помощью Боргеульфа удалось восстановить работу каналов, мы снова стали восполнять потери среди наших агентов здесь. Именно поэтому Урд должен быть нашим – и только нашим. И если для этого придётся свергнуть царя снова и посадить на трон… да кого угодно… мы приложим к этому все усилия. Без Урда нам никогда не закрепиться в этом мире. Теперь всё ясно?

– Да, всё, – кивнул Духовлад, – и мне жаль, что всё сошлось на Урде. Сюрпризы, которые нам преподносят здесь, слишком неприятны.

– Значит, мы должны свести саму возможность преподнесения нам этих самых сюрпризов к нулю.

– Если бы это было возможно – никаких сюрпризов бы не было на свете.

Духовлад рассмеялся – негромко и как-то очень грустно. И от этого смеха Кудряю стало совсем не по себе.

Готлинд пялился на князя Росена, и выглядело это уже почти неприлично. Хорошо хоть кроме нас с Гневомиром этого повышенного интереса к здоровяку никто не замечал. Все были слишком поглощены пламенной речью кандидата в цари. Казалось, он едва удерживается от того, чтобы начать потрясать кулаками. Однако и без этого всем, выстроившимся на центральной площади города, который уже никто не называл гетманской столицей, становилось понятно – его будущее величество пребывает в страшном гневе. За его спиной замерли двумя изваяниями Чёрный барон и Гетман в своих неизменных чекменях, а ещё дальше – князь Росен и Бушуй Ерлыков, не изменившие мундирам царской армии.

– Слушай, Готлинд, – шепнул ему Гневомир, – ты в нём сейчас дыру просверлишь взглядом. Это уже переходит все нормы приличия.

– Я его знаю, – тихий голос летуна звучал задумчиво, наверное, от задумчивости он и говорить стал по-имперски, – но не могу вспомнить откуда. Вот только я голову готов прозакладывать, что знаю его. Я его видел, но он был не таким – другим. Хотя и здоровым, но другим. И при других, совсем других обстоятельствах. Но где это было – где…

– Да тише ты, – осадил его я. – На нас обращать внимание скоро будут.

Готлинд замолчал.

Кандидата в цари на выстроенной на скорую руку трибуне сменил Чёрный барон. Он точно так же грозил и обещал все мыслимые казни на головы тех, кто виновен в гибели цвета добровольческого движения. Обещал, что в честь погибших будут названы полки в созданных недавно дивизиях. Значит, будут теперь не только дроздовцы, вешняковцы и бельковцы, но и хрипуновцы, второвцы и боровинцы. Последних, уверен, станут за глаза боровами звать, как тех же дроздовцев – дроздами, и это станет поводом для дуэлей. Уж до этой забавы наше офицерство охоче в любые времена – мне ли не знать. Особенно теперь, когда дуэли запрещены.

– Следствие идёт полным ходом, – закончил речь Чёрный барон, – подключены лучшие кадры, и я уверен, в самом скором времени преступники предстанут перед судом.

– Быстренько найдут крайних и поставят к стенке, – буркнул я. – А настоящего убийцу не схватят никогда.

– Ты так уверен в собственной безопасности? – глянул на меня с сомнением Гневомир.

Говорить на подобные темы в строю, пускай и в задних шеренгах, да ещё и по-имперски, было с одной стороны крайне опрометчиво. С другой же, можно быть уверенным, что тебя никто не подслушает. Вокруг достаточно шума, который принято называть фоновым. Кроме нас ещё много кто негромко переговаривается, создавая его, так что услышать можно лишь ближайших своих соседей по строю. А моими были Гневомир и Готлинд.

– Лучшее доказательство – князь Росен, – ответил я. – Он уж точно знает, кто виновник гибели полковников, но молчит. И делает вид, будто меня на свете вовсе нет.

– Значит, у него своя игра, – пожал плечами Гневомир. – Но мы теперь знаем главное – в окружении претендента на престол есть агенты нашего врага.

– Но мы не знаем, что с этим делать, – сказал я.

Кое-как доковыляв до своих, я рухнул на койку и отключился ещё почти на полтора суток. За это время организм мой сумел привести себя порядок, и доктор, осматривавший меня в госпитале, только диву давался скорости выздоровления. К сбору всех войск Урдской армии я уже держался на ногах и вполне мог встать в строй вместе с остальными летунами нашей эскадрильи. Не особенно удивился я присутствию на сборе князя Росена – почему-то после его визита к командиру гайдамаков я был почти уверен, что он по меткому выражению Гневомира, агент нашего врага.

Но что меня удивляло особенно сильно – так это тот факт, что князь не прикончил меня, пока я валялся в госпитале. Ведь я был полностью в его власти – почти беспомощный, перемолотый его кулаками, прикованный к койке. Но он так и не пришёл, чтобы закончить начатое в той проклятой слободке.

– И всё же я его знаю, – снова прошипел себе под нос Готлинд. – Знакомое лицо… Но где, где, где я мог видеть его.

Чёрный барон, назначенный главнокомандующим, отдал приказ расходиться, и мы начали группами покидать площадь. Всем сразу было не разойтись и, чтобы избежать давки, мы не особенно спешили. Тем более что сейчас, когда общий гвалт усилился, можно было продолжить разговор.

Претендента на царский престол окружили телохранители в зелёной форме – теперь они сопровождали его всюду – и таким кортежем они прошли до автомобилей. Их было пять – три для царя, Чёрного барона и Гетмана – ещё в двух ехала охрана. Кроме того их сопровождал теперь внушительный конный конвой уже из блицкриговских улан, посверкивающих на предзимнем солнце остриями пик.

Мы медленно шли к ближайшему выходу с площади. Рядом шагали остальные летуны эскадрильи во главе с Бригадиром и Аспирантом. Вряд ли кто из них многое понял в пламенных речах, произносимых с трибуны, однако приказ командующего был один для всех. Прибыть и слушать, а уж насчёт понимания никто особо не заботился. Главное, показать единство армии, готовящейся выступить в поход против народников и последних гайдамаков Сивера.

Волею судьбы мы оказались рядом с группой офицеров в форме адмиральской директории. Они носили царскую ещё форму, чем отличались и от добровольцев, только нарукавные нашивки у них заменяли погоны, отменённые ещё в первые дни Революции.

– Жалко Вепра с нами нет, – долетел до нас обрывок их разговора. – Вот уж рубака был каких поискать.

– Да, – подтвердил другой офицер сгинувшей вместе с Баджеем Директории, – и мужичьё вокруг себя собирать умел. Чуяли в нём барина. Да эта образина его… Как бишь его звали-то?

– Избыгнев, – выпалил неожиданно громко Готлинд. – Это Избыгнев!

На него обернулись, поглядели с удивлением. И мы с Гневомиром, и шагающие не так далеко офицеры Директории.

– Ну да, – кивнул один из них, – так его и звали. А вы имели какие-то дела на Севере?

– Имел, – кивнул Готлинд, явно старающийся выйти как можно скорее из неловкого положения.

– Уж не снабжали ли вы Аврелия Вепрева из Баджея? – тут же задал новый вопрос офицер Директории. – Я кажется смутно припоминаю вас среди наших летунов.

– Да, – ухватился за соломинку Готлинд. – Я квартировал у Божирадовых.

– Я знал одного из них, – как родному обрадовался Готлинду офицер. – Погиб парень, когда косорылые налёт устроили. Он с местными их сдержать попытался – да куда там. Крестьяне князя Масхождана разбежались при одном виде народных конников. Сколько их ни натаскивали, как ни вооружали, а они крестьянами остались.

– А папаша его гад был, – с неожиданной злостью почти выплюнул второй, – всё про косорылую амнистию говорил. Мечтал вернуться на родину и служить косорылому государству.

На этом мы разошлись – дорога к дому, где жили офицеры Директории, вела в противоположную от наших квартир сторону. Но Готлинда просили напоследок обязательно заглянуть и вспомнить за бутылочкой баджейские времена. На нас с Гневомиром, как друзей летуна, это приглашение также распространялось.

– А теперь может объяснишь, в чём дело? – спросил у него на редкость едким тоном Гневомир.

– Когда эти двое заговорили о Вепре, я понял, где видел князя Росена, – начал Готлинд, но тут его перебил услышавший наш разговор Оргард, тот уже научился немного понимать по-урдски и был рад всем продемонстрировать свои познания.

– Да какой он князь, – встрял Оргард в наш разговор со своей обыкновенной непринуждённостью, – он же типичный фюрст блицкриговский, а князем его назвали, чтобы не резало слух. Фюрст и вдруг при урдском царе состоит.

В его словах была известная доля истины – вот только я слабо представлял, для чего нам нужна эта информация. Являлся ли Росен урдским князем или блицкриговским фюрстом – главное, он был нашим врагом. И врагом крайне опасным, так как убить его было почти невозможно.

– Ты тоже должен его помнить, Гневомир, – не обратив особого внимания на слова Оргарда, заявил Готлинд. – Помнишь тайгу и Вепра. Его правую руку, Избыгнева, мужика громадного с диким лицом, который и не говорил толком, а рычал.

– Это ему Вепр сам саблей голову развалил, – припомнил Гневомир, – с пятого удара. Он же зверообразное чудовище был – этот Избыгнев. Никто и не думал, что он говорить умеет, пока рта не раскрыл.

– Но ты же помнишь, что говорили о нём тогда ещё в столице Котсуолда. Ведь ясно же, именно Избыгнев руководил бандой, и зверообразный вид ему для этого подходил как нельзя лучше. Теперь же он побрился и остриг волосы – потому и вид имеет вполне княжеский.

– К тому же, – развил мысль Гневомир, – такого как он вряд ли можно прикончить саблей. Их надо жечь – только так и убьёшь.

– Теперь ты понимаешь, Гневомир, – в голосе Готлинда были явно слышны победные нотки. – Это он – Избыгнев, только теперь он правая рука кандидата на урдский трон, а не обычного бандита из тайги.

– Но что это даёт нам? – вмешался я. – Даже если это и есть тот самый Избыгнев, о котором вы столько говорите, это лишь подтверждает то, что мы уже знаем.

– Быть может, сейчас это и ничего не значит, – пожал плечами Гневомир, – но кто знает, как обернётся это знание в будущем, верно?

Теперь уже я пожимал плечами.

Слуга в ливрее с гербом, очевидно принадлежащим князю Росену, смотрелся на фоне нашей казармы просто инородным телом. Он замер на пороге, уставившись с презрением, свойственным всем состоящим в услужении важным господам людям, на стол, за которым азартно резались в карты. И отдельного взгляда был удостоен Оргард, то и дело хватающийся за пистолет. От жутко раскашлявшегося Антракоза слуга решил и вовсе держаться подальше – видимо, всерьёз опасался подхватить заразу. Вот только я был уверен, что приступ у нашего приятеля был наигранным, уж очень вовремя он приключился.

– Я прошу прощения, но мне нужно увидеть летуна по имени Ратимир Телешев, – заявил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Что вам понадобилось от моего офицера? – поднялся из-за стола сам Бригадир.

В тот день он присоединился к нам, что вообще-то было редкостью – командир почти никогда не снисходил до карт. Сказалось, видимо, затишье, длящееся уже почти неделю. Мы не поднимались в воздух даже для разведки, как будто обещанное Чёрным бароном наступление на Болботуна, а после и на народников, откладывалось, по крайней мере, до весны.

– Он имеет честь быть приглашённым к князю Росену, – ответил с ещё большим высокомерием в голосе ливрейный слуга. – Я здесь для того, чтобы передать означенному господину Телешеву приглашение князя лично в руки.

– А с какой целью желает означенный князь видеть одного из моих офицеров? – в тон ему поинтересовался Бригадир.

– Об этом он мне не сообщил.

– Решать тебе, – обратился ко мне Бригадир. – Этот князь не может приказывать тебе – ты всё-таки мой офицер, да и контракт у нас с Блицкригом, а не с урдским царём, и уж точно не с князем.

– Князь, – напомнил о себе слуга, – не приказывает, он приглашает господина Телешева к себе.

– Я пойду, – кивнул я Бригадиру, тоже поднявшись из-за стола. – Вряд ли моей жизни может что-то угрожать, верно? Да и интересно, чем это я так заинтересовал целого князя, чести быть знакомым с которым я не имею.

– Если что, мы знаем где тебя искать, – усмехнулся Бригадир. – Не вернёшься до ночи, пускай князь готовиться к налёту на свой дом. Мы от него камня на камне не оставим.

– Я передам ваши слова князю, – не моргнув и глазом, ответил слуга.

– Дайте мне десять минут на сборы, – сказал ему я. – Где вы будете ждать меня?

– Вас ждёт автомобиль князя.

Княжеский слуга коротко кивнул всем сразу, и вышел из казармы. Он даже спиной умудрялся буквально излучать облегчение по поводу того, что покидает наше скромное пристанище.

– Ты не подумай, – сказал мне Бригадир, – я не шутил, когда говорил, что устрою налёт на дом этого князя Росена, если ты не вернёшься к полуночи.

– Значит, я знаю, сколько времени у меня есть.

Ливрейный слуга заявился к нам поздним утром, а потому времени мне вполне хватало.

Я переоделся в купленный ещё в столице Нейстрии мундир и вышел из казармы. Автомобиль ждал меня тот самый, на котором Росен катался по городу. За рулём сидел шофёр в чёрном кожаном пальто и перчатках с крагами, живо напомнивший мне о годах службы в страже. Слуга расположился на переднем сидении. Мне же оставалось просторное заднее, где я и расположился со всем возможным комфортом.

Автомобиль был самой новой конструкции, и часть тепла двигателя, по всей видимости, отводилась в салон, обогревая его. Поэтому несмотря на первые заморозки внутри было достаточно комфортно даже в мундире при расстёгнутой шинели. Слуга тоже расстегнул своё драповое пальто, украшенное гербом князя. Такой же красовался и на бортах автомобиля.

Ехали мы плавно и быстро, за окнами мелькали пейзажи города, медленно приходящего в себя после осады, устроенной гайдамаками. Теперь, благодаря разъездам лёгких кавалеристов Блицкрига из окрестных деревень снова начали стекаться в город продукты. Конечно, по предзимнему времени было их немного, однако голод теперь нам не грозил точно. Пары сожжённых без жалости деревень, где крестьяне попытались припрятать продукты, вполне хватило для наглядного урока. Сарафанное радио оказалось как всегда на высоте – и о судьбе деревень уже на следующий день знала вся округа. Равно как и о том, что гайдамаков лучше выдавать, потому что силы за ними больше нет.

Дом князь, конечно, занимал отдельный – основательный особняк, когда-то принадлежавший, наверное, зажиточному купцу, чуждому чувства прекрасного. Весь он был какой-то угловатый, приземистый, украшенный уродливой лепниной, которую местами сильно повредили осколки снарядов и пули. Новенькие оконные рамы и чистые стёкла смотрелись какими-то почти инородными телами на фоне щербатых стен, почти как ливрейный слуга у нас в казарме.

Автомобиль остановился у порога, и мы со слугой выбрались из него, а шофёр покатил дальше – наверное, в гараж ставить. Мы же поднялись по трём ступенькам, тоже пострадавшим от войны, прошедшейся через город, и слуга с важным видом дважды ударил в дверь молотком. Нам открыла барышня, одетая классической горничной, я не видел ничего подобного уже много лет. Я сейчас как будто вернулся едва ли не в собственное детство. Ведь только тогда, наверное, ещё можно было застать подобные вещи. После всё съела бесконечная война, и окончательно добила Революция.

– Князь ждёт вас в кабинете, – заявил ливрейный, сбрасывая пальто на руки горничной. – Я провожу вас.

Однако возникла небольшая заминка. Я решил не кидать шинель горничной – как-то отвык я от подобного обращения, и сам повесил её. Сверху пристроил фуражку. Ливрейный в это время стоял, нетерпеливо постукивая каблуком.

– Я, знаете ли, человек самостоятельный и в слугах не нуждаюсь, – на ходу бросил ему я. – Армия этому хорошо учит.