Текст книги ""Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Коротин

Но времени на ремонт было предостаточно и оба корабля заняли место во главе третьего боевого отряда в новом генеральном сражении. На "Ниссине" поднял свой флаг вице-адмирал Мису.

И именно этот флаг притянул к себе огонь третьего отряда русской эскадры.

Сначала всё было терпимо – первый крупный снаряд пробил оба борта в носу крейсера навылет и взорвался уже над морем. Никого это не встревожило, скорее наоборот. Бой есть бой и повреждения неизбежны, а ущерб от этого крупного снаряда никак не соответствовал его калибру.

Командир крейсера, капитан первого ранга Такеноути, даже позволил себе пошутить обращаясь к адмиралу,

– Русские по прежнему не могут правильно подобрать замедление взрывателей, после более года войны! Вот если бы у этого чемодана он был бы не столь дубовый, то щеголять нам с пробоиной в носовой оконечности. Диаметром в пару метров…

Следующее попадание, во вторую трубу, тоже, поморщившись, можно было стерпеть. Хотя тут уже было не до шуток – никак не проявившийся при взгляде со стороны русских удар снаряда среднего калибра привел к потере пары узлов хода. Но следующий двенадцатидюймовый снаряд ударивший в верхний броневой пояс, заставил Мису прошипеть сквозь зубы что-то про "болтунов, в капитанских погонах, длинным глазливым языком притягивающих неприятности". Дело было не только в суеверности адмирала – просто на этот раз избыточное замедление русского снаряда вполне себя оправдало. Болванка в почти четыреста килограммов прошла сквозь броню без особого замедления. Далее снаряд играючи снес шестидюймовое орудие, оказавшееся со своим неудачливым расчетом на его пути. Взрываться ради такой мелочи творение Путиловского завода посчитало ниже своего двенадцатидюймового достоинства, ведь "чем дальше в корпус – тем важнее механизмы". Только в момент пробития основания первой трубы крейсера, замедлитель наконец догорел. Да, по фугасному воздействию русский снаряд был далеко позади японского собрата – почти в два раза меньше взрывчатки. Но разорвавшись ВНУТРИ корабля противника, он вполне смог раздраконить не только сам дымоход, но и прошить осколками паропроводы. И парочку котлов в придачу, чего чего, а дури у нас русских всегда хватало, ломать – не строить.[173]173
  Сколько исследователей и писателей уже предавали анафеме «негодные» русские снаряды и взрыватели. Вроде бы они логичны: и взрывчатки российский снаряд содержал меньше японского того же калибра, и сам был легче… Действительно, русские снаряды имели меньшую массу по сравнению с аналогичными снарядами противника, но почему-то обычно забывается, что они имели большую начальную скорость. А кинетическая энергия, если помните, зависит не только от массы, от скорости тоже. И по этой самой кинетической энергии русские снаряды превосходили те, которые посылал в них противник. И траектория их полёта была в связи с этим более пологой, а значит и точность огня была выше при прочих равных. Правда всё это верно для небольших дистанций… Так сейчас бой и идёт именно на таких. И не следует особо удивляться повышенной точности и пробивной силе русских снарядов.


[Закрыть]  Отправленный одним ударом в нокдаун крейсер, потерял носовое котельное отделение и теперь стремительно терял скорость.

– Ваше превосходительство! – командир крейсера Такеноути встревоженно повернулся к адмиралу. – Мы тормозим отряд, нужно выйти из линии.

– Сначала дождёмся доклада о повреждениях, – мрачно процедил Мису.

Информация о том, что натворил русский снаряд была получена быстро и не утешала. Требовалось минимум полчаса, чтобы суметь дать приемлемый ход. Корабль покинул линию, подняв сигнал "Вышел для исправления повреждений".

Далее последовала та самая череда случайных, но болезненных неудач, которая так и не позволила "Ниссину" хоть сколько-нибудь надолго вернуться в строй. То старые русские броненосцы засыпали его снарядами, то, стоило оторваться от медлительных броненосцев, подключались крейсера отряда Энквиста. И всегда у русских было преимущество в силах именно там, где был несчастный "Ниссин". Он же почти всегда был в одиночестве, так и не сумев вернуться в кильватер главных сил. Классический случай "эффект обртной связи". Для того чтобы пристроиться в кильватерную колонну, поврежденному кораблю надо восстановить скорость и управляемость, для чего ему надо эту колонну покинуть… Но одинокий корабль, тем более поврежденный, лёгкая добыча для отрядов противника. В результате вместо ремонта повреждения Ниссина со временем только росли.

Уже силой унесли с мостика в операционную адмирала Мису, с засевшим в животе осколком. Очередным попаданием был убит командир крейсера, и теперь "Ниссином" командовал один из оставшихся в живых капитан-лейтенантов. Артиллерия была выбита почти вся, в пробоины вливалась и вливалась вода. Избитый корабль уже просто был не в состоянии продолжать участие в сражении, об этом можно было и не мечтать. Еще были шансы дойти до Такесики и крейсер бы тогда остался в строю императорского флота… Но судьба, в виде того же самого отряда Фелькзерама, что отправил его в аут в завязке боя, снова стояла между японским кораблём, и пунктом его назначения…

Командовавший "Ниссином" офицер проявил незаурядное мастерство командуя крейсером первый раз в жизни. Он заметил, заметив, что старому медленому "Чин-Иену" почти удалось проскочить на контркурсах мимо русских броненосцев. Если это удалось корыту императицы Цыси, на десяти узлах, то все еще выдающий двенадцать узлов крейсер имеет гораздо лучшие шансы. Тем более, что артиллерия русских продолжает долбить "Чин-Иена"… Неизвестный капитан-лейтенат направил "Ниссина" в ту же лазейку, в которую четверть часа назад, под обстрелом, просочился "Чин-Иен". Другого пути к спасению просто не было…

До выхода из зоны действенного огня русских оставлись считанные минуты, "Ниссин" уже почти вырвался из шквала смерти расходясь с броненосцами Фелькерзама левыми бортами. Ещё чуть-чуть и можно будет перевести дух, привести корабль в более-менее "транспортабельное" состояние и попытаться дойти до ближайшего порта, до Такесики. Уже совсем рядом крейсера Камимуры, которые могут в конце концов прикрыть его своими корпусами… И тут горемыка получил последний, сокрушительный удар.

Двенадцатидюймовый снаряд с "Полтавы" пронзил палубу юта и ударив в стык бронепалубы с траверсом взорвался. Мощный траверс, прикрывающий цитадель крейсера от снарядов попадающих с кормы выдержал взрыв. Бронепалуба – нет. Последствия были самые печальные для японцев. Крейсер, продолжая отрываться от отряда Фельзерама, погрузился кормой уже почти на четыре метра. Пока старый русский адмирал материл артиллеристов-неумех и идиотов принявших на вооружеение негодные снарды, "Ниссин" накренился и стал жадно хлебать орудийными портами океанскую воду. Было понятно, что это конец. На чудом уцелевшую в этом бою мачту взлетел сигнал "Тенно хейко банзай!", что позволило понять на втором боевом отряде сложившуюся ситуацию. К гибнущему кораблю устремился "Чихайя", чтобы спасти хотя бы людей.

Все шлюпки были, разумеется, давно разбиты русскими снарядами и авизо принимал спасающихся моряков прямо из воды. "Ниссин" же кренился всё сильнее, дифферент на корму нарастал. Вот уже из воды показался таран крейсера и тут он неожиданно перевернулся кверху килем.

"Банзай!" – кричали спасавшие, спасённые и ещё плавающие в воде японцы, провожая свой погружающийся корабль.

В рубке «Полтавы» занятый сложным маневрированием Фелькзерам был удивлен криком сигнальщика «Ниссин пропал!»

– Не туда смотришь, бестолочь, – не слишком обрадовался напоминанию об ушедшей добыче старый охотник, – не до него теперь. Лучше смотри куда Камимура поворачивает, нам надо от него "Суворова" прикрыть. А "Ниссин" просто вышел из зоны видимости.

– Никак нет! – упрямо стоял на своем сигнальный квартирмейстер вернувшийся в левого крыла мостика, куда он бегал "глянуть за корму", – "Чиена" видел, авизо мелкое тоже. А "Ниссина" нет! Неужели утонул?

«Кассуга» в завязке боя отделался легко. Вернее вообще не отделался – по нему не стреляли. А вот он успел только в «Ретвизан» засадить пару десятидюймовых снарядов. И это только десятидюймовых. Однако с выходом из строя одного за другим японских кораблей линии дошла очередь и до него. Выбит был флагманский крейсер, взорвался «Фудзи» – нужно же было русским стрелять в кого-то вместо них.

Один из первых же снарядов разорвался на носовой трубе и она угрожающе накренилась. Восьмидюймовая башня была заклинена попаданием ещё одного крупного, начался пожар в кают-компании, пожар на кормовом мостике. Но всё это было терпимо – нельзя ожидать участвуя в бою, полной безопасности. Стреляешь не только ты, в тебя стреляют тоже.

А потом "Кассуге" стало попадать всё сильнее и сильнее, настолько, что её командир, капитан первого ранга Като, попросил присоединиться к отряду выходящему из боя. А приказать поднять такой сигнал для самурая было чем-то невообразимым. Пристроившись за "Адзумо" крейсер отходил на восток и было делом получаса привести его снова в боеспособное состояние. Но этого времени команда корабля не получила.

Русские броненосцы развернулись в погоню за подранками. И больше всего не повезло именно "Кассуге". Десятидюймовый снаряд пробив как бронированный борт, так и скос броневой палубы, разорвался в первом котельном отделении, перебило паропроводы, взорвался котёл, корабль окутался облаком пара и его ход стал стремительно уменьшаться. С огромным трудом удавалось выжать семь узлов, а это был приговор…

"…разорвался в котельном отделении, котельное отделение вышло из строя…" Именно такой доклад получил командир крейсера. И принял к сведению… Громадина весом больше двухсот килограммов, пробив борт и скос бронепалубы вломилась в котельное отделение, разбрасывая на своём пути обломки корабельных конструкций, и эти железки уже начали калечить находившихся внутри людей. Шесть килограммов пироксилина разорвали снаряд на десятки тяжеленных осколков, которые на бешеной скорости разлетелись искать и крушить человеческую плоть и оборудование. Даже не найдя жертву с первого раза они продолжали рикошетить и их энергии ещё хватало, чтобы остаться смертью даже отразившись несколько раз. Из разорванных паропроводов и пробитого котла на японских матросов ринулся раскалённый пар, превращая тех, кто ещё несколько минут назад был "человеком разумным", в орущий сгусток боли. Выживших в первом котельном отделении крейсера "Кассуга" не было.

Командир получил доклад, что первое котельное вышло из строя. Но бой продолжался.

Русские неумолимо приближались, а "Микаса" с "Адзумой", естественно, не стали ввязываться в самоубийственный бой с шестью подходившими броненосцами Рожественского.

Ещё один крупный снаряд снёс вторую трубу, рухнула мачта, ход упал до уже совершенно невообразимых пяти узлов…

И вот до русских уже двадцать кабельтовых, пятнадцать. совершенно убийственные десять кабельтовых… И всё время сближения шесть броненосцев продолжали терзать и крушить уже совершенно потерявший ход японский крейсер сосредоточенным и становившимся при сближении всё более действенным огнём. Като приказал уже не доставлять ему доклады о состоянии "Кассуги". Он уже просто стоял на мостике и меланхолически ожидал снаряда, который оборвёт его земной путь…

На корабле просто не оставалось живого места, всё горело и взрывалось, очень быстро замолкла вся оставшаяся артиллерия, и только две чудом уцелевшие мелкие пушки носового каземата упрямо продолжали выпускать по "Победе" свои совершенно несерьёзные снаряды.

Вырвало сноп огня и дыма из правого кормового каземата – взорвался боезапас. Потом то же самое произошло под кормовой башней. "Кассуга" стал быстро заваливаться на правый борт и перевернулся…

"Ниссин" и "Кассуга". Они родились вместе… Почти в одно и то же время, в одном и том же месте. Вместе пришли на Дальний Восток. Воевали всё время рядом. И, по странной иронии судьбы, "умерли" то же в одной точке океана и в один и тот же час…

Броненосный крейсер «Кассуга»

На самом деле звали его Артурас Вилкас, но может литовское звучание имени резало слух писарю, который заносил юношу в списки новобранцев, а может и по обычным русским невнимательности и раздолбайству появился в списках личного состава флота российского Артур Вилкат. И ничего уже было не поделать: «Что написано пером…». Любви к России у молодого литовца это конечно не прибавило…

Да и в армию Артуру вообще очень не хотелось. А уж на флот – тем более. Но сына ковенского часовщика отправили служить именно на море. Не хочется, а куда денешься. И втянулся в службу матрос Вилкат, наводчик левого десятидюймового орудия носовой башни броненосца "Ослябя". Не так уж страшен чёрт, как его малюют… Служба и служба себе. В общем сыт хотя бы, что дома не всегда было гарантированно.

Особым рвением по службе Артур, конечно, не отличался, даже наоборот – Российская Империя была для него чуждой. Вспоминались рассказы деда о Великой Литве. Мечталось о её возрождении, но чего уж там… Нереально это было, да и флотский распорядок не оставлял нижним чинам много времени для раздумий.

Служилось себе из-под палки… Но сегодня…

Сегодня напротив был враг. Враг, который хотел тебя убить. И чтобы не дать ему возможности сделать это, следовало убить его первым.

На протяжении всего боя Вилкат очень тщательно наводил свою пушку, он казалось просто слился с прицелом в одно целое и составлял с орудием единый организм. Когда началось преследование подбитых японских кораблей в восточном направлении, левая десятидюймовая пушка башни вышла из строя, на ремонт требовалось не так много времени, но случилось это очень некстати, нужно было стрелять! Стрелять как можно чаще…

– Есть! Врезали! – восторженно завопил командир башни, мичман Бачманов. – Вилкат! Молодчина!! После боя – расцелую!!! И "Георгий" тебе обеспечен!

…Концевой крейсер японцев (это был как раз "Кассуга") окутался паром и резко сбросил ход. В бою как раз случилась заминка со стрельбой главным калибром и было очевидно, что именно снаряд с "Осляби" нашёл свою жертву. Теперь оставалось только добить…

А наводчик даже не отрывался от своей оптики, продолжал удерживать противника в прицеле и стрелять. Это уже была его личная война. Только одно пульсировало в мозгу: "Там враг! Его нужно уничтожить!"

Наверное именно в эти минуты Россия и стала для Артура Родиной: он сражался за неё и победил. Пусть это была и маленькая по масштабам сражения победа. Но это была его Победа!

И решилось всё в его судьбе не сейчас, сейчас хрустнула первая льдинка в его душе, он впервые стал ощущать себя… Нет, не русским, но солдатом Империи. Это потом уже будет и Знак отличия Военного Ордена, которым он будет заслуженно гордиться, потом он, задумавшись о будущем, останется на сверхсрочную, станет кондуктором, "шкурой" для простых матросов, которых будет "прессовать" до седьмого пота. Всё будет потом. А сейчас он просто попал своим снарядом. Очень удачно попал. И это решило почти всё в его дальнейшей жизни.

– Нет, не догнать нам «Якумо», Оскар Адольфович, – Добротворский опустил бинокль, – дистанция растёт.

"Олег" уже не обстреливался и Энквист с командиром крейсера вышли на мостик, который местами был уже серьёзно покорёжен взрывами. Оба моряка хищно смотрели в сторону хоть и сильно присевшего на корму, но сохранившего ход больше чем у русских, японского крейсера.

– Может хоть "Баяна" пошлём за ним? Этот-то наверняка нагонит. А там глядишь и ход собьёт. А тут и мы подтянуться сможем.

– Нет уж, Леонид Фёдорович. А если "Баяну" ход собьют, подтянется Камимура? Давайте уж лучше себя в порядок приводить и ждать приказов Зиновия Петровича. Прикажите кстати выяснить, что с "Авророй", а то на неё даже смотреть страшно.

– Горит, конечно. Здорово горит. Но ход держит и постреливает пока. Да вы лучше на "Жемчуг" посмотрите! Посмотрите, что творит этот авантюрист Левицкий!

«Жемчуг» был первым кораблём в этом сражении, который открыл огонь по противнику. И уничтожив вражеский вспомогательный крейсер, русский «скороход» не собирался отсиживаться в дальнейшем на вторых ролях: то к перестрелке с отрядом Тóго-младшего присоединялся, то в бой с кораблями Катаоки вступал, но влезать в разборки с броненосными крейсерами, конечно, не стремился. Слишком уж лёгким для этого он был корабликом. Но всё до поры до времени. Здорово погрузившийся кормой «Якумо», у которого практически не действовала артиллерия в сторону кормы, показался командиру «Жемчуга» жертвой вполне по зубам. Нет, он конечно не надеялся утопить бронированного гиганта своими лёгкими снарядами, а вот миной… Почему бы не попытаться?

Хотя было вполне реально догнать японский крейсер с кормы, где тот был практически "беззубым", но в этом случае минам пришлось бы на своих двадцати пяти узлах догонять цель, идущую на семнадцати – гарантированный неуспех. Поэтому Левицкий отдал приказ обогнать японца и атаковать его с носовых румбов. Обогнать удалось…

– Пал Палыч, а не зря ли мы это затеяли? – тревожно обратился к командиру крейсера старший офицер, лейтенант Вяземский. – Ведь если нас достанут восьмидюймовым снарядом, то можем если и не потонуть, но без хода остаться – запросто.

Левицкий, высокий худощавый брюнет, и сам нервничал. Но приказ свой не отменял:

– Уйдёт ведь! А ведь ему всего-ничего осталось. Нужно попытаться добить!

– Но зачем лезть с носовых румбов? С кормы он практически не стреляет.

– Что, изобразить минную атаку заранее зная, что она будет безуспешной? С кормы нашим минам его не догнать – запас хода у них кончится, прежде чем настигнут. Да и просто отшвырнёт их японец своей кильватерной струёй.

– Всё-таки, по моему это безрассудство. Мы очень рискуем при ничтожных шансах на успех, – продолжал сомневаться старшой.

– А помните заветы адмирала Макарова: "Встретишь слабейшего противника – атакуй! Встретишь равного – атакуй! Встретишь сильнейшего – атакуй!" А наш избит уже достаточно прилично, чтобы можно было считать его заведомо сильнейшим. Рискнём!

Но тут заговорили носовые пушки "Якумо". Какое-то время юркий лёгкий крейсер оставался непоражаем, но с уменьшением расстояния вероятность попаданий возрастала и произошло то, что и должно было произойти: крупный снаряд разорвался у самого форштевня "Жемчуга" и тот на полном ходу стал заглатывать воду в образовавшуюся пробоину.

– Дьявол! Чёрт побери этого авантюриста Левицкого! – Энквист забыл о своей вечной нордической невозмутимости. – Ну куда его понесло?!

– А за крестами, – мрачно отозвался командир "Олега", – вообще-то за такие номера нужно списывать с корабля. А всё Вирен…

– А при чём здесь Роберт Николаевич? – искренне удивился Энквист.

– Да он своим прорывом показал всему флоту как важно иногда принять решение и взять инициативу на себя. Теперь пожалуйста, получите! – Каждый мнит себя Нельсоном и лезет очертя голову во всякие авантюры. Чёрт! Хоть бы крейсер не угробил!

– Пожалуй вы правы. Инициатива это хорошо, но надо и порядок соблюдать. А Павел Павлович как будто "личную войну" начал. Действительно, буду настаивать на его наказании, если жив конечно останется.

– Ну да. А вот попадёт он сейчас миной в "Якумо" и всё. Попробуйте его наказать. Победителей не судят. А дисциплина совсем "посыпаться" в результате может. Грех говорить, конечно, но мне сейчас даже хочется, чтобы Левицкий не смог потопить японца – небольшая победа может привести к серьёзным поражениям.

Когда у форштевня "Жемчуга" взметнулся всплеск, сопровождаемый выбросом пламени и чёрного дыма, на мостике флагманского крейсера, казалось даже вздохнули с облегчением.

– Ну и что делать будем. Оскар Адольфович? – Добротворский выжидательно посмотрел на адмирала. – Идём на выручку или всё-таки будем соединяться с Ухтомским, который вот-вот подойдёт?

– К чёрту! Пусть сам выкарабкивается раз влип в такую историю. Мы не можем из за авантюры одного кавторанга ставить под удар судьбу сражения. Соединяемся с вторым крейсерским отрядом.

– Пожалуй вы правы. А кто командовать теперь этим самым объединённым отрядом будет? вы или Ухтомский?

– Ну по времени производства в чин преимущество у меня, хотя… – Энквист с сомнением посмотрел на растрёпанные мачты "Олега". Стеньги были сбиты, грот-мачту вообще снесло до половины… – Действительно, управлять сигналами в бою я не смогу, только вести корабли за собой.

– Да я смотрю, на "Богатыре" ситуация не лучше. Им тоже здорово влетело. Неприятная ситуация… Непонятная. А решать что-то всё-таки надо…

Бронепалубный крейсер «Жемчуг»

Павел Павлович Левицкий не был трусом. Но и героем он тоже не был. Просто честный службист. Теперь же, стоя на мостике «Жемчуга» и периодически инстинктивно нагибая голову при гудении пролетающих мимо снар

А начиналось все прекрасно.

И когда "Жемчуг" получил сигнал с "Олега" проверить, что за дым на NW и по возможности добить стоящие без хода и явно поврежденные "Суму" и "Акицусиму", а также подошедший к ним на помощь пароход гражданской наружности – явно вспомогательный крейсер – все выглядело просто и логично: помочь большим крейсерам в перестрелке с отрядом Камимуры "Жемчуг" все равно не мог, а высокая скорость позволяла быстро присоединиться к отряду Энквиста, если что пойдет не так

И "Жемчуг" помчался к японским подранкам. Настроение у команды было приподнятое, офицеры на мостике уже мысленно примеряли к тужуркам крестики различного достоинства, как никак за день потопить два, а если повезет и три корабля противника, это подвиг в любом случае. От бакового орудия встречный ветер доносил красочные предположения комендоров о судьбе японских крейсеров. Все было прекрасно, но начались неожиданности.

"Сума" и "Акицусима" дали ход и открыли огонь, оказавшийся довольно интенсивным, хотя и не точным. А вспомогательный крейсер, болтавшийся около них, неожиданно направился прямо навстречу "Жемчугу" и немного погодя был опознан как госпитальное судно. И этот плавгоспиталь, пользуясь тем, что по нему не стреляют, пытался постоянно быть между "Сумой" и "Жемчугом", да еще и совершал резкие маневры, похожие на попытку тарана. Левицкому пришлось обходить его по дуге и потерять уйму времени. Затем была какая-то бестолковая перестрелка с "Сумой" и "Акицусимой", причем "Жемчуг" пытался зайти с поврежденного борта, а японские крейсера крутились почти на месте, пытаясь подставить целые борта. Были даже попадания с обоих сторон, на "Суме" разгорался пожар, а "Жемчугу" снарядом разворотило носовую трубу и, осколками, попавшими в котельное отделение, перебило паропровод. Если не считать двух обваренных паром кочегаров – ничего страшного. Ход упал до 16 узлов, но старший механик обещал все исправить за полчаса, но этих тридцати минут у "Жемчуга" не оказалось.

Пока "Жемчуг" и "Сума" с "Акицусимой" занимались балетом, броненосный крейсер "Якумо", вышедший зоны огня крейсеров Энквиста, направился прямиком к "Жемчугу". План японского командира защитить свои малые крейсера был понятен и легкому крейсеру-разведчику "Жемчуг", конечно не тягаться с броненосным "Якумо", даже и поврежденным, оставалось уходить, если бы не одно но: скорость "Якумо" была вполне соизмерима со скоростью "Жемчуга". Хорошо хоть "Сума" и "Акицусима" попытались было тоже преследовать, но быстро отстали.

Броненосный крейсер «Якумо»

И теперь по Цусимскому проливу, удаляясь от места боя главных сил, курсом на запад и со скоростью 17 узлов убегал поврежденный «Жемчуг», а его преследовал с такой же скоростью поврежденный «Якумо». Дистанция почти не менялась, кормовые орудия «Жемчуга» вели беглый огонь по «Якумо» в надежде, нет, не пробить броню, стодвадцатимиллиметровым снарядам это не под силу, но хотя бы нанести какой-то вред. Прислуга от не стреляющих орудий была отправлена в помощь кочегарам оставшихся в строю двух кочегарок и за «Жемчугом» стелился громадный шлейф черного дыма из труб. Этот дым периодически скрывал из вида «Якумо», но похоже и для «Якумо» «Жемчуг» был плохо виден, иначе сложно объяснить постоянные промахи японца. Но всплески от 8 дюймовых снарядов вблизи борта впечатляли. Левицкому пришла в голову мысль, что точно так же, тридцатью годами ранее, русский вспомогательный крейсер «Веста» убегал от турецкого броненосца. Но тогда русским повезло, пушка, которой командовал лейтенант Рожественский, удачно попала и вынудила турок прекратить погоню.

История повторялась, теперь, уже вице – адмирал и генерал-адъютант Рожественский командовал эскадрой, а русский легкий крейсер не мог оторваться от погони сильнейшего противника. И командир русского крейсера стоял на мостике, подбодряя команду, и периодически инстинктивно нагибая голову при гудении пролетающих мимо снарядов.

Впрочем, попадание пока было всего одно, в палубу, пожар было начавшийся в каютах, быстро потушили. Броневая палуба спасла механизмы, спрятанные под ней от осколков.

Вдруг "Жемчуг" рыскнул и завибрировал всем корпусом, в лицо ударило раскаленным ветром, а вслед за тем окатило душем мартовской воды. Это крупный снаряд попал в нос по ватерлинии, через огромную пробоину быстро затапливались носовые отсеки, правда поперечные переборки как ни странно держали, хотя их в спешке подготовки к походу даже не проверяли на герметичность, но напором воды их выгибало и даже несмотря на усилия трюмного дивизиона подкрепляющего переборки брусьями было понятно, на такой скорости они сдадут за несколько минут. Оставалось два варианта: или снизить скорость, тогда переборки выдержат, но сблизившийся "Якумо" утопит "Жемчуга", или не сбавлять ход и тогда "Жемчуг" утонет без вмешательства японцев.

Хотя нет, был и третий вариант – развернуться и надеясь, что за время сближения "Якумо" не успеет утопить "Жемчуг", торпедировать японца, благо на "Жемчуге" были новейшие сорокапятисантиметровые торпеды, только в прошлом году принятые на вооружение. Левицкий понимал, что шансов уйти у его корабля даже в случае успеха нет, японец успеет привести "Жемчуг" за время сближения в состояние близкое к развалинам и его добъют "Сума" с "Акицусимой", да и четыре миноносца идущие за "Якумо" им помогут, но если все равно умирать, то хоть с какой-то пользой, и отдал приказание готовить к стрельбе торпедные аппараты.

Очередной близкий 8 дюймовый разрыв опять окатил водой. Пожалуй уже пора поворачивать, еще одного попадания "Жемчуг" может не выдержать, но минный офицер все не докладывает о готовности минных аппаратов. Желая поторопить, Павел Павлович склонился над переговорной трубой, как вдруг рядом закричали "Ура!", еще несколько мгновений и уже по всему крейсеру перекатывалось сначала ура, а потом и вовсе непонятные крики радости. "Якумо", и присоединившийся к нему японский вспомогательный крейсер, прекратили стрельбу и поворачивали на юг! На "Якумо" был заметен сильный дифферент на корму. "Неужели это мы его так?": мельком подумал Левицкий.

Впрочем, главное было: "Спасены!" Враг отвернул, путь на северо-запад открыт, главное отойти подальше и можно завести пластырь на пробоину, откачать воду и заделать дыру временным деревянным щитом. Радиотелеграф цел, свяжемся с эскадрой и запросим точку рандеву, а если нет, то сами дойдем до Владивостока, угля хватит, а с нашей скоростью – кто нас догонит? Успеть бы починиться, пока опять японцы не появились.

И в уголке сознания крутилась мысль о точном повторе боя "Весты".

Василий плотоядно смотрел на горящий «Кассуга». Японский крейсер, практически потерявший способность к сопротивлению, приближался. Казалось, что ещё чуть-чуть и всё будет кончено. А вдруг нет?

– Николай Оттович, разрешите спуститься к минным аппратам?

– Нет! – холодно ответил Эссен. – Этого мы добьём и артиллерией, а вы и Василий Нилович можете в любой момент мне понадобиться в другом месте, так что прошу вас пока оставаться рядом со мной.

– Есть! – (А что ещё может ответить офицер в такой ситуации?)

Соймонов продолжал наблюдать за боем и через несколько минут вместе со всей командой броненосца орал "Ура!", глядя на тонущий вражеский крейсер.

Но битва продолжалась. С юго-запада подходил японский отряд ведомый "Сикисимой" и "Асахи". Благо к этому времени русские броненосцы успели изобразить из восторженно избивающей "Кассугу" кучи, некоторое подобие кильватера.

Казалось, что со стороны японцев это явная авантюра – атаковать шесть броненосцев двумя, не считая поддерживающие их малые крейсера, к тому же устаревшие. Ведь стоило обратить сколько-нибудь серьёзное внимание на такую "мелочь" главному калибру русских броненосцев и трёхтысячетонные крейсера второго ранга в течение нескольких минут "закувыркались" бы кверху килем.

Эскадренный броненосец «Асахи»

А вот поди ж ты! Под огнём «Сикисимы» и «Асахи» идущие головными «Победа» и «Ослябя» запылали с носа до кормы. Оба. «Пересвет» не обстреливался, а вот «Ретвизан», по которому сосредоточили огонь те самые «несерьёзные» лёгкие крейсера японцев, достаточно быстро лишился третьей трубы и выкатился из строя. Да да, три малых корабля выбили из строя бронированного гиганта, мало того, вместе с потерянной трубой, «Ретвизан» потерял и несколько драгоценных узлов скорости. А японские броненосцы уже начали разворот к западным румбам, чтобы, вероятно, соединиться с крейсерами Камимуры и раненый флагман адмирала Вирена находился в опасной близости от их предполагаемого курса. Необходимо было как можно скорее отходить под защиту своих кораблей. И Вирен приказал двигаться на соединение с «Суворовым».

Но неприятности для "Ретвизана" далеко ещё не закончились. Ещё один шестидюймовый фугас ударил в боевую рубку. Не пробил конечно, но прорва мелких осколков ринулась в смотровые щели и иссекла находящихся в рубке как заряд картечи выпущенный в упор. Убит был только рулевой, но все остальные получили ранерия различной тяжести. Невредимых внутри рубки не осталось. Вирену располосовало щёку и один осколок застрял в предплечье. Щенснович, рухнув на колени зажимал окровавленный бок. Остальным тоже досталось… Броненосец полностью потерял управление и судьба его висела на волоске…

Старший офицер во время боя почти никогда не находится в боевой рубке или на мостике. Что и разумно – "не следует класть все яйца в одну корзину". В случае выхода командира из строя, "старшой" должен его заменить. Поэтому его место в бою "подальше от греха"… Но и "поближе" к нему на самом деле: старший офицер обычно руководит тушением пожаров и борьбой с затоплениями. А значит, зачастую, действует с пожарным дивизионом на открытом пространстве и является поражаемым со значительно большей вероятностью, чем укрытый за бронёй рубки командир.

Лейтенант Иван Иванович Скороходов не стал исключением, во время руководства тушением пожара на шканцах очередной взрыв разметал гребой катер и "старшому" вогнало в бедро здоровенную щепку. Насквозь. От боли лейтенант потерял сознание и был доставлен в лазарет с большой потерей крови. Хоть рана теперь, после оказания медицинской помощи и не представляла больше опасности для жизни, но о том, чтобы заменить раненного командира речи идти не могло. В рубку отправился лейтенант Развозов, старший минный офицер.

Подошёл он туда одновременно с новым рулевым.

– Во хрень-набекрень! – в ужасе отпрянул от входа рулевой Лаптев: палуба рубки была почти полностью залита кровью.

– К штурвалу, матрос! – рявкнул над ухом оторопевшего парня лейтенант.