Текст книги ""Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Илья Рясной

Объяснялся я с прибывшими патрульными недолго. Они были ошеломлены, глядя на безжизненные тела двух стражей и агента, и ощущали себя здесь ночью совсем неуютно. Ждали выстрелов со стороны пустующих домов. И наотрез отказались до наступления утра проверять район.

Я пообещал им написать на имя генерала аль Бэреди подробный отчет о произошедшем. На том и разошлись. Они остались сторожить место происшествия. А я поехал в Дом Инвалидов.

Там лично поведал о деталях разыгравшейся драмы мрачному дежурному. Потом накатал коротенький рапорт на треть страницы. Версия у меня была простая. Выехали на задержание. Попали в засаду. Капитан Гафур Азар бился, как лев, вызвал огонь на себя, спас от гибели нас, но пал под выстрелами неверных. Приписал также строчку о возможном двурушничестве агента, который, похоже, и заманил нас в западню.

На наше счастье, сегодня ночью подорвали стратегические нефтесклады с топливом, которого и так в армии Халифата уже ощущался серьезный дефицит. Там же неизвестные мстители положили взвод охраны. Генерал Абдуссалам аль Бэреди со всей своей свитой двинул туда. На этом фоне наше происшествие с гибелью двух стражей виделось не слишком уж и крупным. И для нас будет лучше всего, если эти два эпизода свяжут воедино – мол, имела место согласованная и спланированная массированная атака сил Сопротивления.

Интересно, кто так ювелирно отработал по нефтескладам? Сомневаюсь, что местные подпольщики. Больше похоже на почерк диверсионной группы русской армии.

Отдав дежурному рапорт, я смылся, сославшись на неотложные дела особой важности.

Дело мне и, правда, предстояло важное. Разговор с Флорин Шарпантье.

Наша присмотренная на днях запасная база располагалось в небольшом, заброшенном по причине возможной радиации, отельчике на границе с разрушенной юго-восточной частью города. Рядом велись разборки завалов командами рабов под охраной шариатской стражи. Но эта близость не пугала, а, наоборот, успокаивала. Меньше народу постороннего будет шататься вокруг. А опасной радиации здесь не было. Так, щелкал немножко счетчик Гейгера, но не слишком рьяно.

Держали мы наш трофей под именем Флорин в просторном помещении на третьем этаже отеля, где некогда располагался ресторан. Там до сих пор имелись барная стойка, множество столиков, стульев, диванчиков, а еще танцпол с шаром для светомузыки под потолком.

Как я и ожидал, Флорин Шарпантье была в невменяемом состоянии. Она съежилась на изрезанном ножами кожаном диванчике, обхватив зябко плечи. Ее бросало то в трясучку, то в оцепенение. И она с трудом понимала, что происходит. Еще немного, и совсем утонет в глубокой пучине безумия.

Леший боялся ее трогать. А я тут же ввел Флорин гремучую смесь препаратов из тревожного комплекта. И одним ударом, грубо вклинился в ее сознание, как учил Эскулап.

Было уже позднее утро, когда удалось привести ее в более-менее контактное состояние. Она приняла, как должное, без излишних подозрений, что мы диверсионная группа, воюющая с Халифатом. Собственно, эпизод этой нашей войны ей был продемонстрирован наглядно, когда на ее глазах уложили двух стражей. Так что она мне поверила, немножко расслабилась. И пошел нервный откат.

Если до этого она упорно молчала, то теперь остановить ее словоизвержение было просто невозможно. Ее так и распирало поведать о своей несчастной девичьей судьбе. Следовало бы добавить – судьбе достаточно дурацкой. Это был как раз тот вопиющий пример, когда человек сам становится виновником всех своих бед.

Вот интересно, что это? Такой изощренный вид зоофилии? Скрытые суицидальные наклонности? Что может заставить молодую девушку из приличной французской семьи, студентку Сорбонны, связаться с ортодоксом-халифатчиком?

Это самое «я хочу, чтобы он был только мой» никогда женщин до добра не доводило. Ну да, Махмуд был молодой, симпатичный и грациозный. Глазки строил умело, комплиментами восточными сыпал без устали. А еще от него исходила животная сила. Даже не столько сила, сколько животное желание. Старая песня: «Почему девочка полюбила хулигана, а не очкарика?» Потому что дура! И еще потому, что у женщин живет подсознательное стремление к якобы крутому самцу с нарочитыми маркерами агрессивного поведения. Хотя в развитом социуме критерии крутости давно уже иные – успешность, интеллект, да те же деньги – все лучше, чем животная агрессия, но женское подсознание за поступью цивилизации не всегда поспевает, а чаще фатально отстает.

Так или иначе, еще задолго до Часа Очищения, Флорин связалась с одной из этих халифатских обезьян. Тогда это вдруг стало страшно модно у студенческой беззаботной молодежи, которая, по давней французской традиции, привычно мечтала раздолбать старый скучный мир и увидеть нечто новое, интересное, прикольное, вроде Нового Европейского Халифата.

В общем, погрузилась она с головой в «истинный Ислам». Даже имя новое взяла – Зейна, дабы не оскорблять слух правоверных неверными именами. А в Час Очищения она уже числилась активным членом боевой ячейки.

Точнее она сама считала себя полноценным бойцом. На деле ее ждала судьба одной из жен Аллаха.

Жены Аллаха – это такие удивительные дуры, в числе которых много европеек, которых халифатские выродки вовлекли в свою деятельность, притом далеко не в ранге полноценных партнеров. Женщина для них в принципе не может быть равной с мужчиной. И вообще, в Халифате женщина – это собственность, не намного лучше домашней скотины. А женщина в боевом отряде Халифата, как слишком поздно узнала Флорин – это собственность отряда.

Женское пополнение боевики в мусульманских отрядах изначально воспринимали как будущих шахидок или походных жриц любви, которым выпала честь обслуживать целые подразделения защитников «истинного Ислама». Приводили их в отряды обычно мужья. Но те рано или поздно погибали. А их верные боевые товарищи получали в наследство не только их оружие и амуницию, но и жен. Тоже ведь имущество. Притом ценное, которое становилось на баланс отряда.

Флорин шаг в шаг повторила путь сотен таких же идиоток. Сперва Махмуд дал пользоваться своей женой командиру отряда. Потом вышестоящему командиру. Но это еще было терпимо. Что не сделаешь ради исламской революции! А вот когда мужа убили, тогда она пошла по рукам.

Ей еще повезло, что не сделали шахидкой. В Халифате от таких предложений не отказываются. Дуры идут и взрываются, потому что альтернатива куда хуже. Но бывшая студентка стала просто полевой шалавой для грязных скотов, которым кто-то внушил абсурдную мысль, будто они воины Ислама.

Многие месяцы она прибывала в совершенно пришибленном, полувменяемом состоянии, когда кажется, что все вокруг происходит не с тобой. Но однажды в ее голове что-то прояснилось и звякнуло. Она осознала простую мысль – сейчас ее жизнь хуже смерти. И в ней проснулась свирепая и неудержимая ненависть.

Когда толпа ее «боевых соратников» собралась в помещении казармы, она кинула им туда оборонительную гранату. В закрытом помещении страшное оружие. Еще сдетонировал боекомплект. Девушку так тряхнуло взрывной волной, что в ушах до сих пор звенит. А в помещении полегли все. Десятка три моджахедов она отправила к гуриями и щербету.

Ей удалось скрыться. Несколько дней она моталась по городу, голодная, запуганная и готовая умереть. А вчера вечером ей на хвост упал агент стражей. Но она уже и так хотела утопиться. А когда увидела Гафура, поняла, что жизнь ее закончена, и едва не сделала роковой шаг.

Интересно, что Гафур был из тех «больших начальников», под кого ее подкладывал тогда еще живой муж. Так что пинала она труп этого негодяя не без личных причин.

Когда Флорин увидела, как завалили Гафура, умирать она временно передумала. Начиналась какая-то очередная серия этого фильма ужасов, и пропустить ее она не хотела.

Говорила она долго. То срываясь на крик. То замолкая надолго.

Исповеди дошедших до края дур могут кому-то показаться занимательными, но меня интересовали куда более важные для меня вопросы. Однако я дал ей выговориться, ибо она балансировала на кромке безумия и легко могла рухнуть в него.

Когда фонтан красноречия стал иссякать, спросил я уже внятно изъясняющуюся женщину:

– Декана Драппо знаете лично?

– Драппо? Он был моим преподавателем, – подумав, делая усилия, чтобы вернуться к такой далекой теперь жизни, произнесла она и натужно улыбнулась. – И порядочным козлом, засматривающимся на студенток.

Потом она презрительно и вместе с тем ностальгически поморщилась. Да, похоже, с деканом у них что-то было за пределами научной работы.

– Я слышала, что после Часа Очищения он сотрудничал с Халифатом, – продолжила она. – И одновременно был в группе Сопротивления «Солнце Франции». И, вроде даже, не последним человеком. Его хотели арестовать. И он якобы взорвался вместе со своим домом. Но некоторые стражи считали, что ему удалось скрыться. Хотели заставить меня помочь найти его. Я сказала, что ничего не знаю. Они меня избили. Это ничего. Они меня часто били…

Судорога прошла по ее лицу. И я погладил женщину по руке, посылая энергетические импульсы – успокойся. Что удивительно, подействовало.

– Я им ничего не сказала, – продолжила она. – Хотя и знала. И они чувствовали это. И били меня. А я ничего не говорила.

– Нам скажешь? – спросил я. – Мы хотим помочь и тебе. И ему.

– Вам? – она задумалась надолго, потом встряхнула головой. – Как вы Гафура! Раз – и готов!.. Да, вам скажу. Если только вы вытащите меня из этой грязи!

– Вытащим, – заверил я.

– Ну, тогда пишите адрес…

Из подъезда стандартного парижского многоэтажного дома эпохи Наполеона третьего двое бугаев в синих комбинезонах, стыренных на вещевом складе погранслужбы Франции, и с черными повязками на головах вытащили худосочного пожилого человека с длинными седыми волосами. Сам он идти не мог. Его ноги беспомощно волочились по земле.

Его как мешок с комбикормом бросили на прожаренный сегодня неожиданно жарким Солнцем асфальт перед подъездом. Командовавший патрулем лейтенант стражей пнул его с размаху ногой. Потом вынул из кобуры здоровенный пистолет системы «Кольт», несуразный в руках этого мелкого зверька. И пару раз нажал на спусковой крючок.

Мы не успели на каких-то несколько секунд. Только что на наших глазах убили декана Давида Драппо.

В моей груди волной поднялась ярость. Вот так цинично оборвали мою Нить. И мне теперь хотелось крови. Но я сдержал порыв. И вылез из машины – внешне невозмутимый и высокомерный, с гордой осанкой и презрительным взором, как и должен выглядеть командир команды «очистителей».

За мной ступили на асфальт бойцы из группы прикрытия и Писатель. Последнего я взял потому, что он ранее общался с профессором Драппо. Господи, с кем он только не общался! Я надеялся, что он поможет в переговорах с ним… В переговорах, которые теперь не состоятся.

Я подошел к лейтенанту – совсем молодому, тонкому в кости, с изящными усиками, командовавшему стандартно звероподобным бородатым рядовым личным составом. У халифатчиков вообще офицеры и солдаты часто выглядят представителями разных биологических видов.

Представившись, я увидел в глазах офицера привычные при появлении «очистителей» злость вперемешку с неизбежной покорностью.

– Накрыли гнездо неверных тварей! – гордо похвалился он.

– Я недоволен, лейтенант! – произнес я сухо. – Это декан Драппо. Активный член подполья. Мы приехали за ним. И вот…

Я выразительно указал пальцем на уже отдергавшееся в судорогах, избитое, измочаленное в хлам тело и язвительно спросил:

– И кого теперь прикажете допрашивать? Как нам искать сообщников? Зачем вы его убили?

– Он пытался броситься с ножом на моего человека! – воскликнул лейтенант. – На воина Халифата! Этот жалкий червяк!

– И вы его забили, – зло усмехнулся я. – А потом еще и пустили две пули. На это он и рассчитывал. На легкую смерть!

Лейтенант нахмурился, понимая, что этот странный европеец из «очистителей» полностью прав. И его победа с непременными наградами быстро превращалась в серьезный должностной проступок с соответствующим позором, недовольством начальства и административными выводами. Декан заслужил настоящей смерти. И допросить его надо было с пристрастием.

– Он был не один! – воскликнул лейтенант. – Мы взяли сообщника.

– Да, – приподнял я иронично бровь. – И где же он?

Из подъезда звероватые стражи вывели сообщника. Точнее, сообщницу.

Это была Ива! Писатель, было, дернулся вперед, но я положил руку на его плечо, прошипев:

– Замри.

Её тащили за длинные волосы. Она была растрепана, беспомощна. И никак не походила на ту роскошную бизнес-вумен, что в Венеции предлагала мне за тридцать миллионов Золотые листы.

– Мы забираем ее, – объявил я, приблизившись почти вплотную к лейтенанту. – Я имею все полномочия. Это мадам Ива, которую мы ищем по заданию отдела безопасности самого Халифа. Вас наградят.

– Нет! Ничего ты не получишь! – вдруг сорвался офицер, которому какая-то злобная швея попала под хвост, и у него не выдержали нервы.

Его можно понять. Он, человек высшей расы с оливковым цветом кожи, впитавший всем своим существом «истинный Ислам», должен слушаться жалкого кяфира, пусть и с полномочиями?! Да никогда!

– Ты просто неверный, который…

Договорить лейтенант не успел. Мой нож прочертил ему красную черту на горле и на всей его жизни. А потом, продолжая движение, я плавно воткнул лезвие в живот стоящего рядом стража, благо бронежилеты они носят редко. И отпрянул в сторону.

Началась стрельба.

Моим ребятам ничего не надо было объяснять. Они моментом вошли в рабочий ритм боя. Каждый был на своем месте. И цели были распределены заранее.

Автоматные выстрелы как от шелухи очистили Иву от держащих ее «бабуинов». Заработал пулемет нашего «Ивеко». Бабахнул РПГ, разнося на куски обшитый бронированными листами фургон стражей.

Зачистили мы патруль легко – как муху со стола смахнули. Добили всех контрольными выстрелами.

И что дальше? Можно, конечно, сейчас сообщить в шариатский штаб, что мы стали свидетелями очередного зверского теракта подполья. Но, думаю, теперь в нашу непричастность вряд ли поверят.

Так что ходу отсюда!

Интересно, смогут ли установить враги нашу причастность к этому побоищу? Квалификация стражей, как сыщиков, стремится к нулю, но что-то они все-таки предпримут. Они просто не могут оставить без последствий нападение на патруль. Уже второе за два дня.

В Дом Инвалидов теперь возвращаться стремно. Нет, рисковать не будем. Уходим на запасные позиции…

– Сопротивление, – Ива глубоко затянулась сигаретой – дымила она в этом мире как паровоз. – Знаю их. Те еще сволочи. Не забрали Драппо к себе вниз. Чего-то побоялись. Ну, вот и результат…

Я, Ива и Писатель расположись в комнате отеля-базы. Здесь уже томилась Флорин. Если так пойдет дальше, так вскоре нам нетрудно будет залегендировать этот отель под гарем.

Иве вкалывать успокаивающее не пришлось. Она на редкость быстро пришла в себя и освоилась в новом качестве. Только иногда судорожно вздыхала и шептала:

– Они просто забили его. Ненавижу!

Но, похоже, ей тоже надо было выговориться. И она выдала более-менее связанную историю своей кувыркнувшейся жизни. А я кивал и слушал.

В этой реальности родилась она не в Москве, а в Прибалтике. Образование получила на историческом факультете МГУ. Там познакомилась с Писателем. Осталась в аспирантуре, а потом с оказией по обмену укатила в Сорбонну. В Париже быстро прокрутилась, нащупала какие-то ниточки, да и осталась ассистенткой с перспективой стать преподавателем на искусствоведческом факультете.

С деканом искусствоведческого факультета Давидом Драппо она была в хороших деловых, ну и, если учесть его вошедшую в легенду любвеобильность, может, и не только в деловых отношениях.

В Сорбонне она беззаботно наслаждалась жизнью и работой, не слишком обращая внимания на то, что творится за воротами Университета. Но постепенно процессы исламизации начали стучаться в каждый дом. Ива, наконец, стала ощущать растущее напряжение. И когда только за один месяц арабы ограбили ее три раза и чуть не изнасиловали, а в полиции отказались брать заявления, ссылаясь на необходимость поддержания мира между разными национальностями, она вдруг сразу осознала – кончится здесь все плохо. И из Сорбонны пора линять.

Только вот не успела. Пришел Час Великого Очищения. Халифат, наконец, выбрался из укрытия, сбросил маску и ринулся с топором в атаку на впадающую в маразм старушку Европу.

– Я отлично помню этот чертов Час Очищения, – Ива затушила сигарету о пепельницу. – Каждый его день. Как такое вообще могло случиться?! Здесь никто не был готов. Даже близко. Здесь все погрязло в лицемерии, политическом вранье. Здесь вдолбили людям, что мантры о терпимости, толерантности и мультикультурализме – это что-то серьезное и значимое, а не гнусная алогичная мозговая спекуляция, ставшая в итоге изощренным способом самоубийства Европы.

Она криво улыбнулась, а потом продолжила:

– Возлюби негра и араба, как брата своего. Вот эти братья и пришли возлюбить нас. Только совсем не по-братски и в очень извращенной форме. Они пришли, и сразу стало понятно, что балабольство о близости наций, народов и вероисповеданий более не в чести. Помню, как в прямом эфире отрезали голову ведущему, много лет топившему за мигрантов, но недостаточно почтительно отзывавшемуся об Исламе – мол, не Исламом единым жив человек. Еще забавнее вышло с сексуальными меньшинствами, главными проводниками толерантности.

– Да уж. За что боролись, спрашивается? – усмехнулся Писатель.

Я кивнул, вспоминая, как эти меньшинства громче всех вопили о притеснениях мигрантов коварной и жестокой полицией и ортодоксальным закостенелым обществом, полагая, что нашли себе в их лице союзников. После воцарения Халифата они не сразу поняли, в какую сказку попали, и по старой привычке решили устроить в Париже радужное шествие. Были тут же уложены на землю шариатскими патрулями, избиты до синевы. И исчезли все – и участники, и вдохновители гей-парада. Говорят, их развезли по полевым борделям, где лица подобной ориентации пользовались ажиотажным спросом. Самого главного гомосексуалиста страны, и одновременно депутата Национального собрания Франции, обезглавили на площади перед Лувром на глазах у ликующей толпы. Казнили его не из-за того, что гомосек, а из-за того, что рот раскрыл, будто Халифат им, радужным, чем-то обязан. Дворовая собака должна лаять по приказу.

– Так час Великого очищения ты встретила в Париже, Ива, – произнес Писатель с интересом. – И как это выглядело?

– Как взрыв, – нахмурилась Ива. – Однажды вся эта темная сила вскипела и рванула, как ядерная боеголовка. Мигранты, жители Франции в третьем поколении, арабы, негры, разнорабочие и безработные, все слились в какую-то пожирающую все на своем пути биомассу. Это была целая армия. На этот раз они не грабили, как уже стало доля всех привычным, магазины и прохожих. А целенаправленно уничтожали все, что готово оказать хоть какое-то сопротивление. Избранные ими депутаты и муниципальные чиновники отовсюду кричали о передаче власти комитетам согласия и дружбы, в которых заправлял Халифат.

Я усмехнулся. Да уж, времечко еще то было. Обрушение Европы произошло стремительно и неожиданно. Казалось, продолжается традиционная европейская игра, в которой давно стали обыденностью победы на муниципальных и федеральных выборах агрессивных представителей цветных меньшинств, массовые беспорядки по поводу невинно застреленных арабских бандитов, драки с полицией, безумство правозащитных организаций, готовых оправдать любые антигосударственные и антиобщественные вылазки. Но на самом деле настал Час Очищения. И отныне били исламисты уже не как в спортзале, легонько и спортивно, а смертельно, во всю мощь. Все было тщательно спланировано и отыграно виртуозно, как по нотам.

– И ведь ни полиция, ни армия не могли сделать ничего. Их просто оттеснили, раздавили! – с обидой произнесла Ива.

– А что вы хотите от полиции, которую двадцать лет делали крайним, если они ненароком наступят на ногу смуглому воришке? – спросил я. – Образ врага в общественном сознании целенаправленно ведь создали – это полицейский, мечтающие обидеть невинного арабчонка или патлатого студента из вашей родной вольнолюбивой Сорбонны. Бей полицаев, бросай в них бутылками с зажигательной смесью. Такой вид спорта сколько лет утверждался в Европе? Да и армия превратилась в эдакий фитнес-клуб для изнеженных мажоров. Она не была способна убивать и умирать. Генералы запуганы, а те, кто способны отдавать приказы, не могли гарантировать, что приказы будут выполняться.

– Все же я ничего не понимаю. А спецслужбы? Сколько блокбастеров наснимали про этих рыцарей плаща и кинжала. Где они были? Где их агенты и спутники, реющие в космосе и провожающие каждого террориста от дома до работы? – Ива нервно хохотнула.

– Эти спецслужбы столько лет жирно подкармливали исламский фундаментализм, натравливая его то на Сирию, то на Россию, то на Китай, что однажды произошло неизбежное, – пояснил я. – Исламский хвост стал вилять европейской тайной собакой.

– Ну да. А тут еще и партии показали свою ничтожность, оказались лишь сборищем сытых недалеких обывателей. Политики, наши лучшие люди, за которых голосовал и стар, и млад, явили мурло национальных предателей. Большинство же просто перебежали в Халифат! Стали торговаться с эмирами за теплые местечки. В общем, факт остается фактом, – произнесла Ива со вздохом. – Все наши хваленые защитники оказались или бесполезными, или просто Иудами.

– Это вы еще не все знаете, – улыбнулся я. – В армию и полицию много лет по квотам запихивали национальные меньшинства. В итоге туда внедрилось такое количество диверсантов, что они попросту захватили и передали в руки мятежников склады с оружием, парализовали действия целых подразделений.

– Но как у них все вышло?! – воскликнула Ива. – Не пойму, хоть убейте! Погонщики верблюдов, люди с примитивным интеллектом обыграли старую и безумно поднаторевшую в интригах Европу.

– Очень просто, – встрял в разговор Писатель. – Европа – ослабленный старческими болезнью и анемией организм. Халифат – это вирус, который поразил самые слабые органы.

– Но зачем Правительству было под видом беженцев запускать армию вторжения? – спросила Ива.

– Маразм, матушка. Маразм. Или планы Закулисья, – пожал плечами Писатель.

А я невольно добавил:

– Или нечто куда хуже.

– Куда уж хуже! – взвилась Ива.

– Есть куда. Поверьте.

– А Францию исламисты выбрали не зря в качестве оплота, – продолжил Писатель. – Извращенные понятия о свободе, как о вседозволенности. И оценка ущемления этой вседозволенности, как фашизм. Здесь всегда была критическая масса дураков и анархистов. Вся твоя Сорбонна, Ивочка, из таких. Да и Франция имеет отличный опыт сдаваться. Сдались Гитлеру. Сдались Халифату. Марсиане прилетят – сдадутся и им. Что осталось от неистовой наполеоновской пехоты, которая рвала врага на части в бою, не щадя себя? Ничего.

– Твоя правда, – кивнула Ива. – Показали себя профессиональными пораженцами.

– Надо тебе было оставаться в России, Ива, – вздохнул Писатель.

– А кое-кому надо было для этого сделать предложение руки и сердца, – зло кинула Ива. – Но этот кое-кто его так и не сделал.

Писатель покраснел и виновато потупил глаза. Потом произнес:

– Если б знать наперед.

– Что теперь, – Ива опустила глаза. – Так вот судьба нас треснула с размаху об асфальт. Спасибо еще, что живы.

Я отметил про себя, что эта Ива была какая-то более собранная, рассудительная и человечная, чем все прошлые.

– А как ты оказалась в нынешней ситуации? – спросил Писатель.

– Первое время университет работал в обычном режиме, – сказала она. – Однажды туда приехала целая толпа исламских стражей. Перекрыли все ходы-выходы. Преподавательский состав выгнали во двор. И стали сверять списки. Потом по списку людей принялись загонять в грузовые машины с закрытыми глухими кузовами. Вы не представляете, насколько это страшно. Тебя запихивают в гулкую металлическую коробку. Захлопывается дверь. Пропадает свет. И ты понимаешь, что это все, конец!

– За что тебя загребли, Ивочка? – спросил Писатель.

– Не знаю. Может, за то, что из России. Может, что нелицеприятно высказывалась о Халифате. Вдруг оказалось, что меня окружает огромное количество доносчиков. Среди них приятные люди, с которыми ты годами пила кофе и беседовала за жизнь. И они тебя обрекают на смерть, чтобы выторговать себе жизнь, а то и просто сносные условия существования, – она замолчала, потянулась за новой сигаретой.

– И куда тебя отвезли? – нарушил молчание Писатель.

– Планировали в лагерь смерти, – ее лицо окаменело. – Но по дороге стражи попали в засаду Сопротивления. Нас отбили.

– И так вы оказались в «Солнце Франции»? – спросил я.

Ива бросила на меня быстрый и подозрительный взгляд. О «Солнце Франции» она нам ничего не говорила.

– Ива, – попробовал я ее успокоить. – Мы знаем вполне достаточно. И наше сотрудничество для общего блага.

– Да! – кивнула она. – «Солнце Франции»! Потом я выполняла различные поручения. Декан Драппо напрямую не входил в Организацию, но помогал ей. Отношения у них были сложные и непонятные. И когда ему удалось выбраться живыми, похоронив в своем доме нескольких стражей, он направился ко мне. Он знал, где я проживаю под чужим именем.

– Это дом, откуда мы вас забрали?

– Точно так.

– Конспиративная квартира «Солнца»? – спросил я.

– Ну да, – сказала Ива. – А что же еще? И там мне поручили присматривать за деканом. На верхушке Организации не могли решить, что с ним делать. Радикальные молодежные придурки, самые крикливые и активные, призывали его прикончить, поскольку им же видно наверняка, что он заслан стражами. Другие призывали вывезти его в безопасное место. Но никто не собирался пускать его на секретные базы «Солнца Франции».

– Хлебнул декан лиха, – невесело усмехнулся я.

– Да все хороши, – Ива прочертила сигаретой кольцо дыма. – Я вам рассказала практически все. Теперь хочу услышать, что надо вам. И как ты, Леонтий, здесь оказался?

– Да все очень просто, – произнес я. – Ваша организация сумела увести из-под носа Халифата часть раритетов и спрятать их. Русской разведке кровь из носа нужен один из них.

– Что за раритет? – с интересом посмотрела на меня Ива.

– Копье Лонгина, – бросил я.

– Вы верите в эту чушь, что владеющие копьем определяют судьбы мира? – удивилась Ива. – Это же сказки для младшего школьного возраста!

– Да мне плевать, сказки или нет, – небрежно кинул я. – Мне нужна сама вещь.

– Тогда обрадую вас, – произнесла Ива с некоторой снисходительностью, как и положено в разговоре со всякими недоумками, с риском для жизни занимающимися полной ерундой. – Копье в Катакомбах. Там хранилище.

– Уже хорошо, – тщательное скрывая радостное ликование, протянул я.

– И огорчу. Вряд ли вам удастся договориться с теми, кто его охраняет, – продолжила Ива.

– Это еще почему? – осведомился я.

– Потому что многие из них считают русских как бы ни худшими врагами, чем Халифат, – отчеканила она.

– А вы?

– А у меня одно желание – чтобы Халифат сдох! Желательно в корчах! И лучше, чтобы до единого последователя! – лицо Ивы изменилось, в глазах пылали злость и непримиримость. – А выполнить это могут только русские. Поэтому я сделаю все, чтобы устроить вам встречу с руководителями «Солнца Франции»…