Текст книги ""Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Илья Рясной

Командир Испанского добровольческого батальона Андрес Косто по виду был типичный идальго. Высокий, худощавый, изящный, смуглый, с горящими глазам, казалось, он завсегда готов ринуться со шпагой наперевес хоть против тысячи противников.

Уже стемнело, когда нас провели в помещение его штаба, располагавшегося в муниципалитете небольшого городка Арвье на живописном зеленом склоне Альпийских гор.

Конечно, по сравнению с тем же Памиром и Тибетом, Альпы не могут похвастаться безжизненной холодной грандиозностью, а их пики – высотой. Самая высокая гора Монблан не дотягивает и до жалких пяти километров, что почти в два раза меньше Эвереста. Альпы как плеткой пятихвосткой исполосованы шрамами горных дорог, утыканы горными курортами, перетянуты горнолыжными подъемниками. Однако это только на первый взгляд. На деле есть места, где Альпы выглядят не только солидно, но и угрожающе. Безлюдно. И непроходимо. Вот в такие места мы и приехали. Так получилось, что здесь сошлись две военные силы. По ряду субъективных и объективных причин.

Принял Андрес Косто меня и Лешего в просторном штабном зале как родных. Его прилично накачали из штаба фронта, объявив, что он должен сделать для нас все возможное и невозможное, притом любой ценой. Такие рекомендации не то, чтобы напугали гордого идальго, но показали наше какое-то мистическое значение. Больше он ни по какому поводу таких суровых указаний не получал, даже когда шел разблокировать прижатую исламистами десантную группу. В общем, зауважал он нас сразу.

С точки зрения внешних атрибутов мало что изменилось в военном деле со времен Великой Отечественной войны. Все те же фронты, линии соприкосновения, укрепленные районы, направления ударов. И все это отражено на полевых картах. Вот такая большая карта была разложена на штабном столе.

Она была усеяна разноцветными отметками, отражающими состав и дисклокацию подразделений противника. Эта информация была получена как технической разведкой, так и непосредственно батальонными разведчиками. Конечно, был в штабе и большой монитор компьютера, на котором можно было играться с оперативными данными и схемами местности. Но Андресу Косто больше нравилось елозить карандашом по бумажной карте, как встарь. И он сосредоточенно, поставив рядом с собой прямо-таки по-русски объемную чашку с ароматно пахнущим лесной свежестью отваром, прикусив язык, прочерчивал карандашом наш маршрут.

– Заходим отсюда, – карандаш надавил сильнее. – Тут у нас контроль полный. Ни один звереныш не подберется.

В его зоне ответственности мы должны были перейти линию соприкосновения. Бросок на пятнадцать километров вглубь территории Халифата. Там в горах затерялась деревушка, где нас ждет все необходимое снаряжение. И еще там находятся трое уже работающих в тылу противника ребят Лешего.

Да, все как встарь. Переход разведгруппой линии фронта. Только сегодня до черта всяких штучек понавыдумывали для затруднения жизни честному разведчику. Всякие инфракрасные датчики, дроны, детекторы движения. Не говоря уж о старых добрых сигнальных ловушках, минах. Но жить захочешь, обойдешь их все. А мы жить хотели. Еще недостаточно накуролесили на этой грешной планете.

– Потом идем здесь, – карандаш Косто забирался все дальше в горы. – Сюда Халифат не суется. Несколько раз мы их тут пощипали основательно. Десятка два человек положили. Аж душа радуется, когда вспоминаю.

– И не жалко тебе живых людей превращать в не живых людей? – усмехнулся я.

– Людей? Конечно, жалко, – возмутился Идальго. – Но за всю свою беспокойную жизнь я не убил ни одного человека!

– Про твой батальон другое говорят, амиго, – улыбнулся Леший. – Свирепые вы.

– Мы не убиваем людей. Мы убиваем воинов Халифата, – уточнил вполне серьезно Андрес Косто. – Это не люди. Поверь моему слову.

Испанцы из батальона Косто были на удивление отчаянные. В плен не сдавались, но и сами не брали в плен никого. Не щадили ни врагов, ни себя. С готовностью бросались в самое пекло. И с испанской горячностью, иногда идущей впереди ледяного расчета, гибли, но выполняли задачу.

Все до единого, от командира до рядового, они были болезненно одержимы идеей покончить с Халифатом. С началом его экспансии Испания развалилась на несколько суверенных частей, некоторые из которых были поглощены исламистами, а остальные отчаянно огрызались. То, что творилось на оккупированных Халифатом территориях, вызывало содрогание даже у самых черствых натур. И в ответ у испанцев расцвел махровый тоталитарный католицизм. Местами даже возрождалась инквизиция, пока без костров, но она не розами еретиков и иноверцев засыпала. И Халифат испанцы ненавидели до безумия. Выжигали методично и без сантиментов каленым железом все то, что только намекало на начинающееся исламское нагноение.

– Понимаешь – Халифат есть такой коллективный Дьявол, – пояснил Андрес Косто, отпивая из чашки отвар. – Я наделал в жизни много грехов. А что может быть лучше для католика, чтобы списать их, чем хорошая драка с Князем мира сего?

– Правильная позиция, – кивнул я. – Заслуживает уважения.

Андрес Косто поставил чашку на карту и отметил еще одну точку:

– А здесь разведчики вас оставляют. Дальше идете сами.

– Годится, – кивнул Леший, соображавший в этих разведывательно-диверсионных премудростях куда больше меня.

– Когда выдвигаемся? – спросил Андрес Косто.

– Чем быстрее, тем лучше, – ответил я.

– Значит, сегодня ночью, – кивнул командир испанского батальона…

Этой же ночью и выдвинулись. Разведывательная группа Испанского батальона и мы, одиннадцать человек, считая меня, Лешего и Писателя. Последний, конечно, ошалел от такого зигзага судьбы, но держался молодцом. Да и согласился на авантюру он сразу.

Ночью брести по горным тропам – занятие экстремальное. Местность порой куда хуже любого вооруженного врага. То тебя норовит смыть быстрая горная река. То под твоими ногами разверзнется бездна, которая так и манит. В Тибете, в той жизни, всякое в таких походах бывало. Помню, в ледяную пропасть рухнула вьючная лошадь, а потом чуть не полетел и я сам. Но здесь все прошло на редкость гладко. Все же Альпы куда более благосклонны к путникам, чем Гималаи.

Рассветало. Из-за гор выползало бледное красное светило, когда испанские товарищи вывели нас на прямую видимость деревни Бишвир, очень живописной, раскинувшейся на берегу горной реки. Ну, прямо идиллия.

Испанцы махнули нам рукой и растворились в горах. Я по рации связался с нашими бойцами, которые уже свили себе в деревне гнездо. Один из них вскоре появился в пределах видимости на склоне на окраине деревни.

Леший оторвал от глаз бинокль и сказал:

– Это Лис. Рукой машет. Пошли. Все чисто.

Деревня была почти пустой, если не считать пары домов, где еще оставались жители. Никакого надзора Халифата здесь не было – кому нужна такая дыра?

В дощатом старом амбаре с дырявой крышей и перегнившим сеном нас ждал царский подарок, впрочем, ожидаемый. Три бронированных внедорожника «Ивеко» с крупнокалиберными пулеметами. Так же там было личное оружие, снаряжение и обмундирование. И, главное, документы прикрытия. Кто-то очень хорошо поработал по организации операции.

По документам выходило, что мы есть Команда очищения под рукой самого Халифа. Таких подразделений руководство Халифата создало штук пять для самой грязной работы. Они состояли, как правило, из европейских наемников, самого грязного и жестокого сброда, который меньше всего интересовали вопросы вероисповедания – служил оный верой и правдой только бесам войны и насилия. В числе прочего «очистителей» использовали для расправ над проштрафившимися моджахедами. Боялись их исламисты, как огня. А тут еще и бумага выправлена крайне суровая: «Особые полномочия, слово Халифа». Хорошая бумага. При этом кудесники из «Фрактала» обещали, что она выдержит любую проверку, хоть по электронным базам данных, хоть по свидетелям. Кто-то был у нас весомый на верхушке Халифата.

Ну что же, посмотрим, удастся нам добраться с этими бумагами до города Парижу с комфортом. Или придется прорываться с боем, если легенда подкачает. Но доберусь я дотуда в любом случае. Была во мне такая несгибаемая уверенность.

– Не бойся, – сказал Леший, уловив мои сомнения, когда я рассматривал документы. – Координаторы хоть раз нас подвели?

– Нет, – ответил я.

– Так почему должны начать это делать с сегодняшнего дня?

– Твоя правда, – кивнул я и отдал приказ толпившимся в амбаре бойцам. – По машинам…

Когда нас остановили на контрольном посту, где застыли две бронемашины «Брэдли», я прикидывал, сможем ли мы уложить тут всех, когда наши документы засветятся неновым светом «подделка!»

Пока командир поста исследовал мои бумаги, его арабские басмачи в разношерстном военном обмундировании с натовских складов смотрели на нас зверьми. Пулеметы бронемашин были направлены в нашу сторону.

Понятно, что их насторожило в отряде на трех броневиках «Ивеко», который они тормознули. Из почти полутора десятков вооруженных до зубов бойцов лишь одно арабское лицо (это проверенный наш оперативник с восточными корнями Али), а остальные наглые почвенные европейцы. А европейцы, даже если и примут «истинный Ислам», все равно по крови останутся низшей расой. А потому должны знать свое место, а не колесить тут по дорогам, как хозяева жизни.

Командир поста внимательно изучил документы. Провел детектором по встроенному в карточку чипу – это заменяло идентификатор личности. Извлек из сумки на боку планшетник, долго копался в нем. Потом с глубоким вздохом сунул его обратно. Вытянулся по струнке. И витиевато изъяснился:

– Желаю на нашей земле добра и исполнения планов команде святого очищения. Нужна какая-то помощь? Нет? Проезжайте, я сообщу по рации, чтобы вас не останавливали.

Так мы и добирались. А отмахать нам предстояло более семисот километров.

Я все время ждал, когда наша легенда накроется цинковым корытом, но она все выдерживала. Нас останавливали. Сканировали карточки. Проверяли мандаты. Вытягивались, подобострастно пожирая глазами, а потом незаметно, чтобы не прилетела в ответ пуля, сплевывали на землю. «Очистителей» не любит никто. Это такая гремучая смесь из ревизора, прокурора, полицая и палача. Притом карают они больше своих, чем чужих – на это и поставлены.

Переночевали мы в городке на трассе. Отель «Людовик» был небольшой, один из немногих, что не только еще существуют, но и сохранили старые названия. Перед ночевкой мы поставили в известность о своем присутствии шариатских стражей, чей пост был недалеко. И ранним утром – снова в путь.

Все глубже и глубже мы проникали на оккупированную территорию. Это как погружение в океан – с каждым метром уменьшается шанс на благополучный исход в случае нештатной ситуации.

Во второй половине дня мы приблизились к Парижу. На подъездах к нему скопилось много военной и строительной техники. Велись оборонительные работы, как в начале прошлого века – толпы людей копали лопатами вручную. Ревели экскаваторы. Для обороны готовили несколько линий. Тут были и незатейливые инженерные сооружения, и гораздо более хитрые ловушки.

Халифат понимал, что рано или поздно Париж окружит враг. Русским не впервой брать этот город. Поэтому в горах, в Бельгии и Швейцарии, строились новые опорные пункты. Ничего, вышибем и оттуда. И двигать верблюжатникам останется только к себе в пустыни. Но и там им покоя не будет.

Сейчас исламисты видели свою задачу в том, чтобы положить как можно больше наступающих. Договариваться и переговариваться Халифат ни с кем не хотел принципиально. Его фанатики будут биться до последнего. Одержимые твари.

Очередной блок-пост – уже на въезде в город. Старший поста тщательно проверил документы, пробил каждого из нас по компьютеру. Брезгливо поджал губы, видимо, не испытывая пиетета перед «очистителями». И процедил, что нам надлежит отметиться в Региональном полицейском штабе шариатской верности. Тот расположен в Доме инвалидов, если это нам о чем-то говорит. Посоветовал не соваться на юго-восток города. Радиоактивности там уже практически нет, но зона закрыта, поскольку ненадежные элементы там разбирают на общественных работах завалы и искупают тем свою вину перед Халифатом.

– Успехов вам во имя Аллаха и Халифата, – козырнул он напоследок чинно.

И наши машины въехали в город. Еще живой город. Полный людей и машин. Притом машин не только военных, но и обычных, легковых. И люди тоже были не только в форме и с оружием. Все казалось не так уж и ужасно. Но это был отблеск, отражение былого Парижа.

Париж прошлой моей жизни. Суета, мельтешение туристов. Пафосные магазины мод с космическими ценами и разноцветные пластиковые палатки с нищими беженцами. Цыгане, арабы. Дорогие автомашины. Египетские обелиски и роскошные фонтаны. Скучная типовая застройка девятнадцатого века. Эйфелева башня. Все связано воедино в какое-то беззаботно суматошное, но цельное существование города.

Теперь города не было. Были осколки города. Дело даже не в разбитых домах. Париж был, в общем-то, цел, если не считать зданий, которые варварски снесли с целью уничтожения исторической памяти, да разрушенных в ходе боевых действий. Да еще на Юго-востоке накрыло ударной волной район от ядерного боеприпаса, которым мы жахнули в самом начале заварушки по пригородам Парижа, где, как предполагалось, находились передвижные ракетные пусковые установки со специальными боевыми частями. Хуже всего, теперь здесь и в помине не было ощущения движения и взаимопроникновения человеческих траекторий, чего-то единого, шебутного и вместе с тем осмысленного. Это было поле страшного упорядоченного эксперимента.

Этот Париж – город виселиц. Они сразу бросались в глаза на перекрестках и площадях. Их было много. На них болтались тела с табличками на груди, где на французском и арабском были перечислены прегрешения казненных. «Злоумышлял против Ислама, Халифата и его правоверных подданных». «Предавался ширку, разврату, чтению неположенных книг». «Террорист». Фантазия у палачей работала. Надписи почти не повторялись.

Хуже времен этот город не знал. Сравнить можно только с эпохой Жанны Дарк, когда по заснеженному Парижу начала малого ледникового периода бродили волки-людоеды и охотились на жителей. Но шариатские патрули ничуть не лучше волков. Точнее, гораздо хуже. От них не спрячешься за дверью дома.

Этот город стискивал стальными тисками все мое существо. Сюда будто прорвалась и закрепилась Преисподняя. И атмосферный столб здесь был как бы плотнее в несколько раз.

Нашей целью являлся декан факультета искусств Сорбонны Давид Драппо. Благодаря его ученику Пьеру Гамашу и сыворотке правды мы узнали, что декан по уши увяз в делах Сопротивления и приложил руку к созданию хранилищ спасенных раритетов в Париже. Мы сейчас найдем его. Он передаст нам Предмет. И мы двинем из этого кошмара на точку эвакуации. Вообще, если постараться, дело можно обтяпать за считанные часы… А что, здорово бы укатить отсюда до наступления темноты. И вернуться уже на танках… Эх, мечты, мечты…

Работающий в городе спутниковый навигатор довел нас до нужной улицы на северной окраине. Там на берегу канала раскинулся район аккуратных двухэтажных домиков, где испокон веков жили университетские преподаватели. Называлось это место Малым Амстердамом. Я был уверен, что его не было в прошлых мирах, но здесь он смотрелся вполне уютно и органично.

Мы выехали на нужную улицу. Свернули в узкий переулок. Вот и нужный дом.

– Что за тряхомудия! – только и выдал Леший по-русски, хлопнув затянутой в перчатку ладонью по рулевому колесу.

Дома не было. Перед нами предстал его обгоревший остов. И оставалось только любоваться на головешки. Хуже всего, если вместе с домом сгорел и сам декан. И это надо было выяснить срочно.

Следующий дом был почти не тронут пожаром, но явно не жилой. А вот в доме за ним кто-то жил. Точнее, там теплилась жизнь. Но какая-то неактивная. На стук в дверь никто открывать не спешил.

Увидев, как шевельнулась занавеска на втором этаже, я крикнул громко, чтобы слышали:

– Нам поджечь и этот дом?

Через некоторое время входная дверь осторожно приоткрылась. На пороге возник согбенный седой француз. Его вовсе не скрутил приступ жестокого радикулита. Это он так кланялся. Да, он истово кланялся и лебезил. Лебезил и кланялся. И от него исходили упругие волны страха.

– Что тут произошло? – взяв его за ворот рубашки, осведомился я. – Кто вон тот дом поджег?

– Добрые воины Ислама приехали за деканом Драппо, – сбивчиво оттарабанил француз. – Он не открывал. А потом выстрелил в стучавшего. А когда они решили урезонить его, он взорвал что-то в доме.

– Что взорвал? – гаркнул я.

– У него постоянно стояли в доме баллоны с газом! Этот газ и взорвался! У меня стекла вылетели. И пожар чуть ко мне не перекинулся!

От избытка чувств француз выпрямился и расправил плечи. Стало заметно, что он гораздо моложе, чем казался в скрюченном положении – лет пятьдесят максимум. И его черные глаза искрились неподдельным возмущением.

– Чтоб его черти жарили на том свете, старого перечника! – воскликнул он. – Что ему не жилось ровно? Ему даже продукты от Халифата давали! Приезжали воины Ислама, раскланивались! Он их консультировал. И все равно – что-то там злоумышлял. Они все такие, хиппи профессора. Всякие Сорбонны. Им ни при какой власти не живется! Им все чего-то надо!

– А что вам надо? – заинтересовался я.

– Я верен Халифату! – с готовностью вытянулся по струнке француз. – Наконец, мы дождались правильной власти.

– Похвально, – я потрепал его отечески по плечу, подумав, что этот прирожденный приспособленец, скорее всего, и вломил своего соседа декана. Халифат в лучших восточных традициях отдает часть имущества злоумышленника доносителю. Только вот имущества не осталось. Сгорело в пожаре. Вот теперь стукач и убивается по этому поводу.

Итак, что здесь произошло? Расклад в целом понятен. Шариатские стражи установили причастность декана к Сопротивлению. Он живым решил не сдаваться и подорвал дом. В общем, ушел из жизни легко, на что не смог бы и надеяться в лапах Халифата. И обрубил нам линию Поиска.

И что теперь нам делать? Ну, во всяком случае, не собирать вещички и не уматывать восвояси. Предмет здесь. Значит, здесь и мое место, пока я его не отыщу. Следовательно, надо вживаться. Пытаться самим нащупать информацию о Сопротивлении. Или надеяться на координаторов, которые порой сбрасывают добытые неизвестно каким способом наводки на цель.

– Обустраиваемся, – произнес я угрюмо, когда Леший тронул наш бронетранспортер с места.

– Куда сейчас? – спросил Леший.

– В полицейский штаб шариатской верности…

Если верить координаторам, с нашими документами можно не только отбиваться от дорожных заслонов, но и спокойно проникнуть в самое логово врага. Так что с учетом того, что в Париже придется задержаться, мы не стали прятаться в катакомбах и развалинах. А внаглую заявились к руководителю Сил шариатской верности исламского округа Париж. Прямо в Дом Инвалидов.

Как-то зловеще сегодня звучало это название. С учетом того, что в подвалах и казематах этого знаменитого исторического здания ныне экзекуциями и допросами третьей степени людей делали инвалидами в товарных количествах.

Парижский Дом Инвалидов – это вовсе не покосившаяся халупа, куда свозили несколько сот лет подряд несчастных людей. Это роскошное огромное здание в стиле барокко. Купол встроенного в него собора виден со всех концов города. Построили этот комплекс по указанию Короля Солнце в семнадцатом веке для призрения военных ветеранов.

В самом Доме Инвалидов и нескольких строениях вокруг него расположился полицейский штаб шариатской верности и казармы полицейских батальонов. Знаменитый собор наспех переоборудовали под мечеть. Геральдические лилии бурбонов на фасаде расстреляли из пулемета. А в зале воинской славы Франции теперь хозяйничали моджахеды.

Наша кавалькада переехала по мосту Александра Третьего через Сену и по широкому бульвару устремилась к комплексу зданий Дома инвалидов. Большинство выстроившихся вдоль фасада бронзовых пушек, ранее встречавших гостей, исламисты куда-то утащили. Автомобильная стоянка и газоны были хаотично заставлены машинами и бронетранспортерами. Кругами слонялись толпы разношерстно одетого сброда.

Халифат так и не ввел единообразную форму. Каждый моджахед извращался, как мог, впрочем, чаще отдавая предпочтение камуфляжу с разграбленных складов французской армии и полиции. Только черные повязки, иногда зеленые, на головах, да шевроны на рукавах указывали на то, что это не банда, а подразделения регулярных сил. Впрочем, какие регуляры? Банда и есть банда, разряди уродов хоть в камуфляж НАТО со знаками различия, хоть в гусарские мундиры и эполеты. Человеческая накипь!

Мы остановились на подъезде к главным воротам. Нас сразу взяли на прицел. Пулеметчик, прячущийся за мешками, провожал нас стволом. И бойцы на бронемашинах напряглись. Какой-то высокомерный павлин важно, но в душе испуганно, прошествовал к нам.

Я представился этому офицеру. Проверив документы, он привычно вытянулся. И заорал на одного из подчиненных по-арабски, чтобы он проводил важных гостей в приемную самого главы стражей.

Наша команда осталась перед воротами. Внутрь вооруженную толпу пускать побоялись. Я собрал у бойцов документы, приказал Лешему ждать и на рожон не лезть. В воротнике у меня проводок микрофона, так что Леший услышит мой разговор. И сориентируется, если что пойдет не так.

Внутри исторические и музейные интерьеры были изуродованы, разломаны, осквернены. Французы в 1812 году устроили конюшню в Кремле. Арабы, в русле местной исторической традиции, устроили хлев во всем Париже.

Внутри царило сплошное мельтешение толп зверьков. Суетились вооруженные люди, сновали по коридорам и кабинетам бюрократы с папками. Этот штаб, если не обращать внимания на выходящий за все рамки разумного бардак, походил на любой другой штаб.

В предбаннике кабинета большого босса присутствовала, рассевшись на стульях времен Людовика шестнадцатого, а то и просто на корточках и на толстом ковре, толпа суровых и неприветливых бородачей. Как я понял, это были телохранители. Парочка тут же начала тыкать в мою сторону стволами. Устроившийся за резным столом субъект, наиболее цивилизованный по виду, хотя и какой-то женоподобный, потребовал у меня объяснений, кто я такой и что мне надо. Потом по телефону, как и положено секретарю, коим он являлся, доложился шефу. Положив трубку, потребовал, чтобы я сдал оружие.

Я выложил пистолет на стол. Меня наскоро обыскали. После чего один из бородачей достаточно бесцеремонно подтолкнул к тяжелым створчатым дверям кабинета.

Ну, вот я и в обители хозяина здешнего гадюшника шариатского генерала Абдуссалама аль Бэреди. Огромный кабинет, заваленный коврами, вазами, бронзой и прочим антиквариатом. Только картин не было – это противоречит «истинному Исламу».

Безобразно толстый самодовольный бай расплылся в широком кресле перед огромным столом на львиных ножках, явно музейным экспонатом. Рядом на пуфиках томно разлегся весь настолько сладенький и молоденький мальчик, что с хозяином кабинета все сразу стало понятно. Генерал цыкнул, и мальчика как волной смыло.

Взгляд у командира стражей и главного полицейского начальника округа Париж был настороженный. Что делает в его логове этот европеец?

Мы по-восточному вежливо поздоровались. Абдуссалам дотошно изучил документы. После чего расплылся в сахарной улыбке, выражая всяческие сочувствие и содействие. Но в его глазах читалось и какое-то недоброе торжество.

Впрочем, его эмоции были мне совершенно понятны. С «очистителями» Халифа не ссорился никто, потому что неизвестно, на кого их натравили и что они могут устроить. Метле Халифа дозволялось творить любые бесчинства, прикрываясь его волей. Так что «очистители» были опасны. Но вместе с тем генерал знал, что эти наемники редко живут долго. После нескольких акций их гласно или негласно списывают в расход или отдают на растерзание родичам тех, кого они вынуждены были обидеть, часто с летальным исходом, выполняя поручение верхушки Халифата. Когда наемников пускали в расход, так и все кровные непонятки уходили вместе с ними. Все обиженные удовлетворены, все обиды закрыты. И предводители Халифата чисты перед подданными. Так что сегодня главный страж Парижа расшаркивается перед этим европейцем. А завтра, глядишь, и пустит ему пулю в лоб. В связи с этим его настрой был оптимистичный.

Абдуссалам дважды нажал на кнопку звонка. Женоподобный секретарь проворно заскочил в кабинет, заученно кланяясь. Генерал по-арабски прокаркал ему длинную фразу – проверь, посмотри, быстрее. И вручил ему мои документы, а также карточки моих бойцов, которые я заблаговременно выложил на стол.

Секретарь вышел. А через минуту появился, кланяясь еще ниже, звероподобный моджахед – без оружия, но с подносом, на котором были расставлены высокий медный чайник, пиалы и блюдце с восточными сладостями. Поставив поднос на стол, пятясь задом и кланяясь, телохранитель покинул кабинет.

Конечно, я весь был на нервах, хотя этого и не показывал. Один сбой в легенде – и мне останется только подороже продать свою жизнь. Выбраться из наполненного войсками Дома инвалидов вряд ли получится. Хотя чем черт не шутит.

Мы мирно пили зеленый чай. И рассуждали пространно о том, что проклятым неверным недолго осталось теснить доблестные войска Халифата. Что готовится план по сокрушительному удару по неверным. А там, неровен час, вся оставшаяся Европа и даже несгибаемая Россия падут к ногам «истинного Ислама». В общем, дежурный разговор с целью продемонстрировать преданность Халифату.

Так прошло где-то с четверть часа. И я все сильнее нервничал.

В кабинет вновь зашел женоподобный секретарь. Что-то прокаркал малоразличимое. И хозяин расплылся в широко-льстивой улыбке, затараторил:

– Все в порядке. Ваши полномочия подтверждены. Мы счастливы видеть вас. Может быть, хоть вы научите моих бесполезных глупцов, как выжигать скверну в этом городе порока.

– Постараемся, – кивнул я. – Но у нас узкие задачи. Крайне секретного характера.

– Мы окажем помощь, – Абдуссалам немножко напрягался с самого начала разговора, прикидывая, не связано ли наше задание с его скромной персоной. Визит команды очищения вполне мог означать срубленные головы, в том числе и местных шишек. – Обращайтесь.

– Непременно, – заверил я.

Но отпускать он меня не спешил. Прошло еще минут десять за пустыми разговорами. Наконец, снова возник в дверях секретарь. Он держал в руках картонную коробку, в которой лежали тринадцать электронных карточек-идентификаторов, заменявших в Париже пропуска и удостоверения. Также в коробке были нарукавные повязки с надписью «Страж округа».

– Это необходимые для свободного передвижения по городу документы, – пояснил Абдуссалам. – Вы разместитесь здесь, на моей территории?

– Желательно, – сказал я.

Снова поручение секретарю. Пять минут ожидания. И в кабинете появился офицер лет тридцати, весь подтянутый, гладкий, с крайне хитрой физиономией.

– Капитан Гафур Азар, – чинно представил его генерал. – Поможет вам во всем.

«И присмотрит за нами», – хотелось добавить мне. Но я, понятное дело, промолчал.

На пороге кабинета я сердечно распрощался с его хозяином, прижимая ладонь к сердцу и кланяясь. Ну а чего, нормальный упырь оказался. Встретил. Помог. Поулыбался. Так что пристрелил бы я его по случаю уже без былого воодушевления.

Капитан Гафур Азар был нарочито доброжелателен, открыт. Счастливо воркуя о том, как хорошо ему живется под руководством мудрого и наполненного неземными добродетелями Абдуссалама аль Бэреди, он проводил мою команду в дальнее крыло здания, где располагались казармы полицейских сил.

Когда-то здесь жили потерявшие здоровье ветераны многочисленных захватнических войн, которые вела Франция. Сегодня обосновались палачи той же самой Франции.

Нам выделили просторный кубрик со скрипучими старинными деревянными кроватями с облупившейся позолотой. Вскоре служки притащили туда в огромных количествах атласные подушки, одеяла, застелили ковер.

Меня же определили в отдельную комнату – маленькую, но свою. Не пристало начальникам жить рядом с подчиненными. Туда натащили еще больше подушек, а ковров там и так было три штуки. На столик поставили большую вазу с фруктами – яблоками, виноградом, апельсинами и ананасом.

– Ну, теперь мы как эмиры – в роскоши и неге, – нагло упав на мою кровать, объявил Леший.

– С комфортом устроились, – согласился я, впрочем, без особого энтузиазма и радости.

Были у меня опасения, что это здание накроет русская тактическая ракета. Хотя наши предпочитали не бить по историческим сооружениям. Но нужда может заставить.

Ближе к вечеру мы с Лешим выбрались с базы. В укромном месте, в машине, я набил отчет координаторам и скинул его. Незачем светиться в штабе, где везде глаза и уши, и кто-то может начать задавать вопросы.

Я запросил у координаторов необходимую для дальнейшего Поиска информацию. И сильно надеялся, что она будет у меня в ближайшее время. Потому что, несмотря на ковры и атласные подушки, мне в нашей новой берлоге очень не нравилось…