Текст книги ""Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Илья Рясной

Часть седьмая
Ницца правоверная

– Зажали, ублюдки, – прошипел зло Леший.

Да уж, зажали нас крепко. Загрохотала автоматная очередь, и по куску металла, отделявшему нас от толпы ошалевших от жажды крови выродков, градом забарабанили пули.

Пути отступления отрезаны. Да и как отступать? Не для того мы сюда пришли.

Как мы попали в ловушку? Да очень просто. Сначала все шло слишком гладко. Всего несколько минут назад скользили по району проведения специальной операции мы темными тенями, в специальных костюмах, защищающих от средств инфракрасного обнаружения. В вышине реяли беспилотники, передающие картинки и готовые нанести по моей команде сокрушительный удар.

По оперативной информации основные силы противника ушли из лагеря. И слава Богу, поскольку их тут было немало – усиленный батальон исламских стражей. Он занимался охраной заключенных, а заодно использовался в нескончаемых кровавых карательных акциях. Хотелось бы, конечно, поговорить с ним по душам, на языке артиллеристских и бомбоштурмовых ударов. Но свирепые каратели ушли, оставив неизвестное нам число шахидов, которые будут до конца защищать свои позиции и которым надлежало здесь умереть всем до единого.

Прямой, в лоб, штурм лагеря грозил большими потерями с нашей стороны. Такое уже бывало. Затянут басмачи на территорию побольше наших солдат. А потом рванут все заранее заложенными фугасами, пока мы строим из себя сестер милосердия и освобождаем еще недавно обреченных на лютую смерть заложников. Так и здесь было задумано. По агентурной информации, взрывчатку сюда моджахеды завозили всю последнюю неделю. Рассчитывали на знатный фейерверк.

Вчера наши войсковые разведчики взяли языка – офицера исламских стражей. Тот гордо и упорно молчал, твердо решив отправиться к гуриям, но не проронить ни слова неверным свиньям, какими бы карами они ему не угрожали. Мол, пусть хоть повесят, хоть похоронят в свиной шкуре. Аллах разберется, кто истинный шахид.

Вот только этому исламскому офицеру сильно не повезло. Потому что как раз к его допросу подоспел я со своей группой. И взялся за допрашиваемого по всем правилам науки, которой не учат ни в одном учебном заведении – как за минимум времени превратить твердокаменного фанатика в расплав, из которого можно лить любые фигуры.

Эскулап хорошо меня учил. На исламского стража мне понадобился час упорной работы. Но все затраты энергии оправдались. Мы получили четкие сведения о планах противника. И, главное, о схеме зарядов, заложенных на территории концлагеря.

И мы отправились на вылазку. Это был единственный способ предотвратить большую беду и спасти тысячи жизней.

Нас было полтора десятка бойцов. К лагерю подходили с трех сторон. Вчера изнуряющую жару омыл щедрый дождь, так что пробираться приходилось по влажной грязи. Она налипала на тяжелые берцы, еще больше утяжеляя их и затрудняя движения. Но ведь никто и не рассчитывал, что будет легко. Главное, погода летная, а ночь темная – через тучи лишь расплывчатым пятнышком слабо проглядывала долька Луны.

При приближении к лагерю передо мной замаячили бетонные кубики и небольшой ров, чье назначение было не дать атакующей бронетехнике разнести длинный забор высотой больше трех метров, с колючей проволокой поверх него. На вышках скучали охранники, шарили по территории лагеря и окрестностям жалящие глаза прожекторов. Имелись здесь и датчики движения, и видеокамеры. Не так много, но были. Так что надо было держать ухо востро, а глаза распахнутыми.

Нас слишком мало для полноценного штурма. Все же тут оставалось минимум сотня-другая шахидов, теоретически готовых пожертвовать жизнью за Аллаха и Халифат. На деле не все они самоубийцы, однако, дерутся обычно отчаянно. Но оперативно-боевой группы спецназа Генштаба «Медведь», по идее, должно было хватить на выполнение главной части задачи – предотвратить взрыв и уничтожение заключенных. Выучка, оснащение, оружие и техника – это залог успеха, особенно когда это все неизмеримо выше, чем у противника.

Двигаться было тяжеловато – все же полная экипировка бойца «Медведя» весит немало. Но и не так тяжело, чтобы мы ощущали себя неуклюжими мишенями. Бронежилеты наши сделаны из материалов так называемого вязкого противодействия – чудо нанотехнологий, легкие, гибкие, спокойно держат автоматную очередь в упор. Шлем с компенсаторами не только защищал черепушку от дырки, но и шею от перелома. На забрало с внутренней стороны по моему желанию выводилась схема местности и расположение сил. На запястье еще один тактический компьютер. В таких спецоперациях информация о себе и противнике – это залог успеха. Ну и оружие – автомат «АС-112» с магазином на тридцать патронов, стрельба у него бесшумная и беспламенная. Еще у меня был бесшумный пистолет. Целый подсумок гранат, притом среди них весьма хитрые, редко использующиеся в армии из-за их запредельной стоимости. Еще кое-какое оборудование, необходимое, чтобы взломать этот объект.

Замигали и погасли прожектора. Отлично! Это наши добрались до электросети и перегрузили ее взрывным импульсом. Вслед за электричеством лагерь лишился и связи – над ним выставили купол РЭБ. Только наши сигналы еще проходили, так что мой тактический комп был в строю.

До забора оставалась сотня метров. Нам с Лешим предстояло преодолеть это расстояние рывком. А тут на вышке часовой задергался, кажется, пытался запустить осветительную ракету. Его силуэт был четко очерчен – мой боевой шлем перешел в режим ночного видения. Поймал фигуру в прицел. Автомат мягко ударил в плечо… Все-таки насколько комфортный и точный дырокол! Часовой повис на поручнях вышки, будто решая, в какую сторону ему свалиться – вниз или внутрь.

Еще один слабый хлопок – это Леший снял часового, стоящего перед воротами.

Сто метров. По лужам и грязи. И еще не напороться бы на растяжку или нажимную мину, которыми начинены окрестности лагеря. Писк – на стекле шлема замигала синяя точка – детектор выявил впереди противопехотную мину. Обойдем.

Еще раз пискнуло в наушнике, слева замигал красный силуэт. Детектор засек движение – противник метрах в тридцати, перед стеной. Что он там делает? Неважно. Я навскидку выстрелил. Рядом пальнул Леший.

Думаю, противник нас даже не увидел, а уже валится на землю. Война технологий. Рассмотреть врага, когда тебя самого видеть не могут, и выстрелить благодаря этому раньше – это значит победить.

Суета возникла у ворот и прохода рядом с ним. Враги считали, что мы будем ломиться туда. И готовы были встретить нас огнем и свинцом. У них там перед воротами стоял бронетранспортер «Saxon», такая совершенно бесполезная для приличной войны и вполне пригодная для охраны концлагерей английская бронемашина. С ее пулеметом нам встречаться как-то не хотелось.

Наконец, преодолели мы, обходя мины, те самые сто метров. И оказались под защитой забора. Прошли еще сто метров вправо.

Техническое превосходство. Все продумано и просчитано. Леший извлек из-за спины небольшой тубус, чуть поменьше РПГ. Разломил его. И тубус вырос в ажурную и крепкую подпорку, как в сказке. Как раз для того, чтобы преодолеть забор высотой выше трех метров. Не штурмовые же лестницы с собой нести. И еще у нас был кусок изолирующего материала, который даст пролезть по проволоке, не поранившись и не получив удар электротока.

– Ну что, подпрыгнули и улетели, – шепнул я.

Секунда, другая… И вот мы уже на той стороне. Хорошее место. Тихое. Заранее присмотренное. Такой карман, который ниоткуда не проглядывается и откуда совсем близко до цели. Висящая над нами видеокамера не работала – все тут обесточено.

Территория концлагеря. Административный сектор. Приземистые длинные строения с покатыми крышами из черепицы. Какие-то будки. Блок-посты с мешками и пулеметными гнездами.

Вон, метрах в тридцати от нас вросла в землю одна такая огневая точка. За мешками – двое. У них пулемет «MG». Но смотрели они явно не в нашу сторону. Ждали нападения со стороны ворот.

Я сделал знак рукой. Два хлопка. Минус два противника. Курочка по зернышку клюет. Глядишь, так скоро никого не останется.

Моджахеды понимали, что происходит что-то фатальное. Они заметались по лагерю. Зазвучали отрывистые команды. Зарычал вдали мотор еще одного БТР.

Оставалось надеяться на то, что командиры моджахедов пока еще не считали, будто бы начался полноценный штурм. Они привыкли, что штурм приходит вместе с бомбовыми и авиационными ударами. Максимум, они опасались проникновения диверсантов. Поэтому еще и не подняли весь гарнизон в ружье. Надеялись обойтись тревожными командами и караулом. Нам это было на руку, но такое счастье ненадолго.

Мы тенями неслись к одноэтажному кирпичному строению размером чуть больше трансформаторной будки, с одним окошком и входной дверью. Там наша цель.

Эх, только бы кто-нибудь с испугу не нажал на красную кнопку, и тут не взлетело бы все к чертям. Но практика показывает, что не нажмут. Обычно подрывники до последнего тянут с самоподрывом. В глубине души невольно и бесполезно надеются, что все утрясется.

Мы преодолели несколько десятков метров, прижались к стене хозяйственного склада. Огляделись. Вроде, никого. Еще бросок.

И вот мы уже вжались в стену той самой «трансформаторной будки». Замерли по обеим сторонам двери. Ждали, затаив дыхание. Ручной локатор, пробивающий стены, высветил на экране три метки. Значит, в «будке» три боевых единицы противника. Притом две движутся к двери. Как вы вовремя, друзья шахиды!

Дверь со скрежетом открылась – петли здесь давно не смазывали. Такая уж национальная традиция – все у этих истинных правоверных приходит в запустение и разор. Прошлые хозяева были куда рачительнее.

На пороге появился один, и сразу следом за ним другой моджахед. В песочном камуфляже, они были обвешаны оружием, как новогодняя елка игрушками. У одного в руках ручной пулемет МG. У другого – пистолет-пулемет «Хехлер Кох». Двигались, глядя прямо перед собой, целеустремленно, как носороги. А ведь надо иногда глядеть по сторонам. Впрочем, их это не спасло бы.

Никакой рукопашки и прочих излишеств. Два приглушенных хлопка. Цели нейтрализованы. И я залетел внутрь «будки».

Помещение метров двадцать квадратных с двумя небольшими окнами-бойницами вдоль одной стены. На стене горел аккумуляторный светильник – слабо, но, худо-бедно, высвечивал обстановку.

Мой автомат вздрогнул. Еще один выстрел – и сидевший на стуле в обнимку с китайским автоматом Калашникова моджахед уронил голову на грудь.

Мы затащили с улицы два тела. Пусть здесь полежат – безопасные, поскольку дохлые.

Все помещение было заставлено и завалено оружием. Пулеметы, автоматы, ящики с боеприпасами. В полу очерчивался массивный квадратный металлический люк, выкрашенный облупившейся коричневой краской.

С кряхтеньем я поднял крышку люка и отбросил в сторону. Вниз вела металлическая лестница.

В небольшом подвале находился кондовый и надежный, обещанный нам «языком» пункт подрывника. Там была старая и безотказная взрывная машина – такой кубик с проваливающейся внутрь ручкой. Вдавливаешь ее, и территория концлагеря превращается в огненный ад. Еще имелся пульт радиовзрывателя с колесиком, который надо провернуть, чтобы активизировать радиомины. Дубляж такой. Ни одно взорвется, так другое.

Леший, отличный специалист в саперном деле, начал колдовать с этими игрушками. И через пару минут, которые я напряженно прислушивался к окружающему шуму, объявил:

– Заблокировано. Не должно рвануть. Как я понял, дубляжа нет. Чтобы кто ненароком без приказа не нажал.

Из небольшого окошка «будки» просматривался плац концлагеря с выходящими на него казарменными приземистыми строениями. К нам пока никто не двигался.

Загрохотала на северо-восточной окраине лагеря длинная пулеметная очередь. Похоже, там наши вступили в открытое боестолкновение.

– Тут их десятки, – сообщил по рации командир второй подгруппы Плут. – Сейчас зачистим.

– Они на вас сейчас всей толпой навалятся! – ответил ему Леший.

– Отобьемся, – бодро заверил Плут.

– Действуйте по обстановке, – велел Леший.

– Как у вас? – с долей тревоги осведомился Плут.

– Пока тихо. Но ненадолго.

И Леший как накликал. Неожиданно зазвучала сирена, у которой было автономное питание. На плац из казармы посыпались вооруженные басмачи. Господи, их куда больше, чем мы ожидали. Похоже, тут оставили чуть ли не половину батальона стражей и обслуги лагеря.

Моджахеды галдели, как на птичьем базаре. Постреливали для уверенности и поднятия боевого духа в воздух. И я понимал, что сейчас они растекутся по лагерю. И обязательно начнут проверять все строения и закоулки, в том числе и нашу «будку».

Я нажал кнопку на рации, подавая импульсный сигнал: «Удар!»

Через минуту в пыли и грохоте обрушился на эту землю кошмар. По плацу нанес удар беспилотник и ушел на базу. За ним еще один.

Ничем увесистым не били, чтобы не сдетонировала заложенная на территории взрывчатка. Просто россыпью сыпались небольшие шариковые бомбы, разлетающиеся пронзающими все на своем пути тонкими иголками. Оружие, страшное против не прячущейся в укрытиях пехоты. Так что ряды моджахедов прилично редели.

Кто-то истерически вопил. Галдеж. Опять стрельба вверх, не пойми куда. Стадо настоящее. Но оно с окончанием бомбежки как-то соорганизовалось. И началось осмысленное движение все еще многочисленной вооруженной человеческой, если их можно назвать людьми, массы.

Как я и опасался, к нашей «будке» направились несколько моджахедов. Ну, все, началось в деревне утро!

Шли они открыто, подвоха не ждали. А зря. Я выставил в окошко трофейный пулемет и срезал гостей одной длинной очередью. Заодно перепало и другим, попавшим в сектор обстрела

Ну, все, мы привлекли внимание! Теперь на нас навалятся всей массой, и начнется нешуточный бой. По окраинам лагеря и в нескольких точках он уже шел со всей суматохой и неопределенностью.

Тут у нас было преимущество – постоянная связь между бойцами группы, а также тактический планшет, на который сбрасывалась вся информация о ходе боя.

Возникли откуда-то сбоку силуэты. Я отогнал их длинной очередью. Кого-то задел.

Вот и пошла непосредственная боевая работа. Рванула граната совсем рядом с «будкой». Пули впились в стену за моей спиной, хорошо не задели. Я отвечал. Пригибался. Поднимался. Снова отвечал.

Хорошо, что стены толстые. Немцы строили на славу и на века в далеком 1940-м. Не пробьешь даже из крупнокалиберного пулемета. Это нас и спасало. Но все равно долго мы тут не продержимся. Обойдут враги нашу избушку, бросят в окно гранату или рубанут из РПГ.

Очередь прошла по стене «будки», пара пуль опять воткнулись в нашу стену, влетев в окно. Плотность огня росла.

– Не продержимся! Снесут нас! – крикнул Леший, пуская очередь из трофейного автомата. Снаружи послышался истошный визг – попал, значит. Враги любят орать, когда их настигает кара в виде пули.

Я тоже угостил врагов из пулемета. И тоже кого-то задел. Но часть моджахедов оказалась в мертвой зоне, где мы их не достанем. Сейчас, наверное, они двигались вдоль стен и подбирались к нашей «будке». А там – граната в «бойницу» – и все, пишите письма мелким почерком!

Э, нет! Получите! Я бросил в окно «Ф-1». Бухнул взрыв. Опять крики. Опять кого-то задело. Вдогонку швырнул еще одну гранату. Это охладит пыл врагов. Но ненадолго.

Бабах! Ударил по ушам взрыв. Все-таки додумались рубануть в наше окошко из РПГ. Хорошо, что не попали. А стена выдержала.

Сейчас пристреляются, и нам каюк. А нужно было продержаться не так и долго. Время работало на нас.

– В подвал! – крикнул я, наконец, решившись.

Леший всегда понимал меня с полуслова. Он кивнул и спрыгнул в подвал. А я оставил в помещении три гранаты из моего подсумка. Хорошо, что взял эти технологичные игрушки. Они среагируют на изменение объема помещения – то есть когда кто-то зайдет в «будку». Притом с некоторым замедлением.

Потом спустился по лесенке. С трудом поставил люк на место. Слава богу, изнутри он закрывался на тяжелый засов – немцы все предусмотрели, когда строили. Еще хорошо, что внизу было несколько ящиков боеприпасов и гранат. На хорошую войнушку хватит.

Наверху послышались топот и крики. Через некоторое время грохнул взрыв. И следом – привычные визги. Не по нраву пришелся моджахедам мой подарок. Жалко, не сдетонировали гранаты в ящике рядом. Ну да ладно. И так нормально. Надеюсь, что их сдует отсюда…

Зря надеялся. Взрыва оказалось, недостаточно, чтобы их образумить. Эти балбесы оказались на редкость упорными. И выкурить гяуров из убежища для них стало делом чести.

Опять послышались возбужденный галдеж и грязная арабская ругань.

– Сейчас начнут ломиться в подвал, – произнес Леший с каким-то отстраненным спокойствием, поглаживая автомат.

– Попытаются взорвать люк, – отметил я.

Бабах. Часть люка прогнулась внутрь. В нем появилась небольшая дыра от рикошета бронебойного выстрела. Уф, мы легко отделались! Чего не скажешь о моджахедах.

Послышался дикий звериный вой. Ну, точно, в пылу безбашенного азарта один из этих болванов использовал РПГ в закрытом помещении. В результате реактивной струей пожгло и его самого, и братьев по вере и глупости.

Пока наш слух услаждали сладкой песней наполненные болью и отчаяньем крики моджахедов, образовался небольшой перерыв в атаке. Те секунды, которые мы выиграли, нам были нужны как воздух. Потому что счет сейчас шел именно на секунды.

Бабах – еще одна граната взорвалась на люке. Но не пробила его.

Сейчас моджахеды сообразят, что к чему, найдут связку противотанковых гранат. Снесут люк и кинут гранаты в подвал. И нам кранты. В помещении взрывная волна делает страшные вещи. Не осколки, так контузия нас добьет. Подвал совсем небольшой, не укроешься.

Время, черт возьми! Как же медленно оно тянется!

На шлем я вывел тактическую раскладку. Так, подгруппа Линча подходит к площади и пытается отвадить врагов от нашей «будки». Переключают на себя внимание. Но наших маловато. А моджахедов все еще до черта.

Перестрелка шла все активнее. Так никаких боеприпасов у наших ребят не хватит.

Замигал зеленый огонек. И откуда-то издалека, по волнам мирового эфира в динамик нашей полевой рации пришел густой уверенный голос:

– Беркут на связи. Продержитесь еще немного.

– Поторопись, Беркут! – воскликнул я. – У нас тут все далеко не гладко!

Пальба становилась все интенсивнее. Никто уже не жалел патронов. Все наши точки на тактическом экране пока горели. Значит, бойцы живы. Только одна тревожно мигает. Ранение. Кто? Рокот.

Наши поменяли позиции, вынужденно откатились назад. И бандерлоги опять принялись за нас. На люке взорвалась еще одна граната.

Время!!!

А потом послышался и стал нарастать шум моторов. И по площади стали работать пушки и пулеметы вертолетов огневой поддержки. Они обрабатывали подсвеченные с земли квадраты, думая лишь об одном – не зацепить своих. И тут уж электроника с системой «свой-чужой» нам в помощь.

Следом шли вертолеты с десантом. И у моджахедов заканчивались хоть какие-то шансы не то что на победу, а даже на то, чтобы хоть немножко отсрочить свой конец.

Перебили мы их тут уже достаточно. А десантники утрамбуют оставшихся, любо дорого посмотреть будет.

– Не расслабляйся! – крикнул Леший. – Рано!

Я сам знал, что рано. Еще ничего не закончено. Надо добить оборону врага. А потом еще шахидов выковыривать из всех щелей…

Утро было промозглое, противное и холодное. Вчера в это время была жара и пар от испаряющихся луж. Погода тут скачет как ненормальная, по три раза на дню, будто заразилось сумасшествием от потерявшего все тормоза человечества.

Грохнул выстрел. Потом ухнул взрыв гранаты. Группа зачистки выкурила еще двоих смертников, пошла навстречу их пожеланиям – замочила на месте, как истинных шахидов, с оружием в руках. Тут пленных вообще не брали. Плен надо заслужить. А нет ничего такого, что могли бы сделать эти твари, дабы искупить такую вину. Под нож. Всех!

Тела моджахедов стаскивали в сторону, безо всякого почтения. Спецпропагандисты, наверное, будут предлагать часть из них развесить в свиных шкурах в назидание и страх другим. Но мне кажется, что это лишнее. Эти твари уже не боятся, как их предки, удушения шнурком и свиных шкур. Они просто обезумели и, как вампиры из довоенных фильмов, жаждут одного – человеческой крови. А в себе все человеческое – страх, жалость, даже инстинкт самосохранения, они утеряли давно. Они только воюют и убивают, являясь лишь частичкой той страшной, безжалостной и мутной массы, в которую срослись в едином разрушительном порыве.

Это вам не какие-то там идейные террористы с напичканными всякой дурью головами, не пламенные борцы за Ислам и не мечтатели о свободе всем несвободным. Это Халифат!

Вертолеты уже снялись, унося десантников на базу. На место крылатой пехоты зашли мотострелковые части из дивизии прикрытия фронта. Это их работа – добивать и спасать. Добивать уже было почти некого. А вот спасать – выше крыши.

Шла уже ставшая привычной суета. На площадке перед лагерем застыл огромный вертолет «МИ-26А» с красным крестом на борту. Недалеко от него в ряд выстроились бронемашины. Суетились обвешанные оружием пехотинцы в боевых комплектах «Витязь», делавших их похожими на космонавтов. Разворачивался полевой госпиталь.

Вся территория лагеря была завалена трупами моджахедов. Их действительно оказалась куда больше, чем мы рассчитывали. И нам крупно повезло, что обошлось без потерь – трое легкораненых моих бойцов не в счет. Вообще, наша спецгруппа отряда «Медведь» оправдала возлагавшиеся на нее надежды. Мы предотвратили взрыв. Обеспечили захват лагеря, при котором практически не пострадали заключенные.

А заключенных было много. В тюремном секторе находились бесчисленные толпы живых, хоть и с натяжкой, людей. Они были разношерстно одеты в какие-то обноски. Халифатчиков не волновали единообразие и порядок, тюремная одежда предусмотрена не была. Это не упорядоченные немецкие нацисты, которые каждому заключенному выдавали полосатую робу.

Люди растерянно стояли вдоль бараков. Сидели на корточках. Лежали, не в силах встать. Некоторые бормотали что-то под нос. Другие счастливо улыбались. Но в большинстве были безучастно подавлены и, казалось, не верили в пришедшее избавление.

Возле них суетились военные врачи, выбирая самых тяжелых и отправляя их в медицинские фургоны. Но людей было слишком много. Тысячи и тысячи еще недавно обреченных на смерть. Потому что это и был лагерь смерти, именовавшийся «Железная Воля Всевышнего». Любят халифатские твари пафосные названия.

Лагерь раскинулся на территории Западной Германии, уже два года втянутой во владения Европейского Халифата. Во время Второй мировой войны это место занимал один из самых страшных нацистских лагерей смерти «Линденграу». После военного краха денацифицированные немцы не стали уничтожать концлагерь, а оставили всю эту идеально разработанную систему утилизации человеческого материала в качестве музея для потомков – мол, такое не должно повториться. Поддерживали его в идеальном порядке, водили туда туристов и школьников. Печи и бараки, обустроенные с немецкой методичностью, продуманной эффективностью, хоть завтра готовы были принять новый переменный состав. И этот час настал. Практически никаких усилий не понадобилось Халифату, чтобы лагерь смерти заработал вновь, в еще больших масштабах.

Тягостно здесь было. Вся тоска мира сошлась в этой точке. И на меня все это давило. Хотелось расслабиться после ночного боя. Отоспаться или принять стопочку-другую. Но нельзя. Моя работа не закончилась с освобождением лагеря, а только начиналась. Вот и нарезал я бесцельно круги в районе временного штаба.

Штаб располагался на площадке рядом с воротами лагеря, у начинающейся лесополосы. Сверху был прикрыт маскировочной сетью. Там стояли командно-штабные машины и фургоны связи, обеспечивающие бесперебойный контакт и с командование фронта, и с самой Москвой. Отсюда осуществлялось руководство той суетой, что царила на территории лагеря, с целью придать ей какую-то осмысленность и порядок.

Толкалась свита только что прибывшего и, как мне показалось, достаточно чопорного генерала – очередной штабной крысы, прилетевшей на запах ажиотажа и орденов. От нее отделился и направился ко мне двухметровый, с изрезанным шрамами лицом, полковник.

– Отлично отработали, – он протянул мне руку. – Как у вас, «медведей», это получается?

– Фирма веников не вяжет, – усмехнулся я, ответив на рукопожатие.

– Ну да. Фирма делает гробы. Тут вы мастера, – то ли с осуждением, то ли с одобрением закончил полковник известную поговорку.

Специальный отряд Генерального Штаба «Медведь» отличался своей принципиальной радикальностью и категоричностью. По традиции он оставлял после себя лишь выжженную землю, не жалея ни противника, ни его прихвостней.

С командиром этого отряда я имел разговор в Москве перед началом моей операции. Тогда нас только включили в списки «медведей».

– Мы – ужас для Халифата, – сказал тогда мне генерал-майор не с пафосом, а просто для информации, констатируя давно известную истину. – Мы проходим карающим мечом. Уничтожаем всех подчистую. Боевиков. Их подстилок. Пособников. Что так смотришь? Считаешь, перебор?

– Как сказал бы один мой знакомый монах буддист, они не виноваты, – хмыкнул я, вспоминая Настоятеля. – Колесо Сансары так провернулось. Ну, вот такие они уродились.

– Все верно, – кивнул генерал. – И мы для того, чтобы их вообще не было.

И не возразишь. Такая это война, когда понимаешь отлично – их быть не должно.

Отряд «Медведь» еще до войны защищал интересы России по всему миру. Его бойцы проникали туда, куда проникнуть считалось невозможным. Оставляли после себя развалины, трупы политических лидеров, создавали новые государства. А сегодня они имели высший уровень секретности и высшие полномочия.

В принципе, командир оперативно-боевой группы «медведей», каковым числюсь я, может расстрелять вон того похожего на павлина штабного генерала, и ничего не будет. Если, конечно, обоснуешь этот шаг перед Генеральным Штабом. А если и не обоснуешь – не беда. Просто пошлют тебя с боевой задачей в такой ад, откуда не возвращаются. А если вернешься, то спишется все, потому что ты сделал невозможное и невероятное.

Да, это был жестокий инструмент страшной войны. Если бы моей задачей была война, возможно, я смирился бы с ролью карающего меча и стал бы образцовым «медведем». Но моей задачей был всего лишь Поиск. И я всего лишь Старьевщик.

Мы с Лешим и нашими ребятами сегодня спасли тысячи человек. Только из этих тысяч мне нужен всего лишь один. Из-за которого я с группой прикрытия, под легендой спецназа «Медведь», и встрял в это дело. Моя задача – Предмет. Остальное все – сопутствующее.

Особисты уже составляли списки «переменного состава», как обычно именовались заключенные. А также тщательно и добросовестно искали мою Нить. А именно – французского профессора Алана Ларивьера.

Если его здесь нет – Нить порвана. И я нервничал.

Закончив мерить землю шагами, я пристроился на табурете рядом с длинным столом, заваленным картами местности. Поставил перед собой небольшую, со смартфон величиной, радиостанцию с хитрым и практически не взламываемым блоком засекреченной связи. Сзади меня расположилась командно-штабная машина, а за ней в отдалении отдыхали три бронетранспортера.

Рация моя зашуршала:

– Барс, ответь Линчу.

– Барс на связи, – выдал я свой позывной.

– Объект обнаружен.

– Как он? – встрепенулся я.

– Живой, – успокоили меня. – Вроде, контактный.

– Где вы?

– Ведем его во второй медицинский блок, – сообщил Линч. – Там работают врачи.

– Сейчас буду, – сказал я и добавил: – Благодарю за службу…