Текст книги ""Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Илья Рясной

Боль меня терзала почти физическая. В моей странной карьере это был первый Предмет, который я не нашел. Точнее, почти нашел, но он уничтожен.

Ни одного пробоя за почти двадцать лет. И тут…

Поиск завершился провалом. И какой Поиск! Наверное, самый важный из всех, что был у меня и, может, во всей нашей организации. Судьбоносный для всего этого исколотого иглами жары и неопределенности мира.

Последствия утраты Предмета, являющегося камнем Фундамента? Их я даже представить не мог. Но, думаю, они будут просто чудовищные.

И кто виноват во всем? Старьевщик. Не досмотрел. Не дожал. Не докрутил.

Если со стороны посмотреть, так оставался другой Предмет – Лист Лета, на который нужно направить все силы. Но это не совсем так. Предмет один, а листа два. И если половина уничтожена, считай, уничтожено все.

Я сидел за столом в номере отеля и тупо смотрел перед собой. Мне было худо. Как будто в моей голове гудел трансформатор. Притом все сильнее и сильнее. И по телу растекалось онемение. И мысли становились все более отстраненные. И в глубине сознания металось недоумение – что же, черт возьми, со мной творится?

Это странное состояние – результат подавленности от неудачи? Нет. Я не красна девица, чтобы заламывать руки от нервного шока. Да, я получил сокрушительный удар. Но никто не гарантирует вечного успеха. Так что проиграл один бой. Встряхнул головой. И пошел дальше. Так поступают бойцы. И работа не закончена. Моя работа не кончается никогда и ни при каких обстоятельствах.

Что-то со мной происходило другое. Мир будто отдалялся. Как бы опять передо мной зияла пропасть, в которую так легко рухнуть. Мне было тесно в номере отеля.

Я вышел в коридор. Постучался в расположенный на этом же этаже номер Писателя. Тот сидел перед ноутбуком, что-то набивая в нем. Пишет. Творит. И ему хорошо. Почему-то это меня задело. Но я сдержал готовый выплеснуться на ни в чем не повинного союзника негатив и произнес негромко:

– Пойду, прогуляюсь. Мне надо проветриться.

– Что с тобой? – внимательно взглянув на меня, забеспокоился Писатель. – На тебе лица нет.

– Потеря лица – худшее наказание судьбы, – горько усмехнулся я, не втягиваясь в дискуссию, на которые он всегда был готов, как настоящий пионер.

– Не забудь, через час мы идем на конкурс масок, – сказал Писатель.

Он с нетерпением ждал этого удивительного мероприятия и прямо заявил, что без него из Венеции уедет только под дулом пистолета.

– Сходишь один, – сказал я.

Писатель озадаченно пожал плечами. И нахмурился:

– Как скажешь. Толя, если что надо…

– Не надо ничего!

Улица ходила ходуном подо мной, как палуба попавшего в шторм корабля. Онемевшие ноги держали с трудом. Куда идти – я не знал. И просто шел вперед.

В результате с размаху влетел в закрутивший, завороживший карнавал, где перемешаны эпохи, лица, маски, чувства, все вертится быстрее и быстрее, завлекая разум в магический водоворот.

Я бесцельно шатался по городу, так и не в состоянии собраться ни с чувствами, ни с мыслями. И ноги сами принесли меня к открытию конкурса масок на Сан Марко.

Толкотня там была, как в московском метро в час пик. Буйство костюмов и масок. Участвовавшие в конкурсе чопорные дамы и господа из прошлых веков, слепки с картинок давно ушедших времен, с достоинством двигались внутри коридора, своими металлическими ограждениями отделявшего их от беспокойной толпы. Графы, графини, капиталисты в цилиндрах и фраках, древнеримские легионеры. Всех можно увидеть здесь.

Какое-то странное ощущение у меня было – привлекательной яркости всего этого действа и вместе с тем жуткой поверхностности. На дворе двадцать первый век – это странное время обесценивания изначальных смыслов. Превращения их в красивую картинку.

Вот важно вышагивает аристократ со шпагой. Красивая картинка. Но шпага тупая, и никого не проткнёт никогда. Также как и чумной доктор в маске с длинным клювом не склонится трагично и обреченно над бездвижными телами в полностью вымершем от чёрной смерти квартале. Не пошлёт купец свой корабль на далёкие острова за ходовым товаром. И маска Казановы уже не скрывает пламенного сердцееда, упорно карабкающегося на балкон и старающегося не быть узнанным соотечественниками во избежание конфликтов, дуэлей и гибели. Смертельный смысл кипения крови и чувств, былых страхов и побед сокрыт в веках. Остались одни картинки.

Современные люди, опутанные обязательствами, долгами, паспортами и кредитными историями, никогда не смогут нутром ощутить этих реалий прошлых великих и ужасных веков. Они наслаждаются картинкой. И сами создают эти картинки.

Но все равно, проваливаясь в этот калейдоскоп, нет-нет, да ощутишь веяния прошлого – холодные, величественные и мощные.

Этот ветерок прошлого прошелестел и исчез. И опять – веселье, балаган. Притом густо напичканный чужими картинками – тут и принцесса Лея с Дарт Вейдером, и Чужой – это как бы конвергенция с «Великой культуры всея США и окрестностей». Забавные, но совершенно чуждые элементы Карнавала. Однако молодежи нравится – они выросли на Железных человеках и Капитанах Америка.

Толпа взорвалась восторженными криками. Ровно в восемнадцать часов по тросу над площадью Сан Марко с колокольни порхнула белая фигурка Ангела – это была победительница конкурса красоты прошлого карнавала. Она двигалась к величественному собору, украшенному квадригой бронзовых коней, украденных из поверженного крестоносцами Константинополя.

Меня обтекали люди. Толкали. Извинялись. Я что-то отвечал. И пребывал в каком-то деятельном трансе. Маски. Лица. Круговерть.

Я выбрался с площади Сан Марко и углубился в переулки Венеции. Там тоже кружились костюмы и маски.

Я остановился на площади Святого Иоанна и Павла, известной старинной базиликой с тем же названием. Застыл около знаменитой бронзовой конной статуи кондотьеру Коллеони, где всегда фотографируются толпы туристов. Поднял голову и посмотрел вверх.

Над городом тревожно кружили огромные стаи птиц – тучами, приобретая какие-то странные геометрические фигуры, в которых, возможно был смысл. Во всем есть смысл. Просто наш разум, закованный в кандалы материальной реальности, не способен его уловить. Или способен?

Все плыло перед глазами, и казалось, вот-вот мне откроются законы этой круговерти. Но они ускользали.

В полуобморочном, полубредовом состоянии я проваливался все глубже. Свет в моих глазах начал меркнуть. Сознание наполнял до боли родной и мучительно чуждый серебристый туман. Мой старый спутник. Но только где именно мы сталкивались с ним? Где-то. Сейчас эту мысль не удержать. Сознание уплывало.

Я сжал кулаки и закусил губу до боли. Не помогло. Ноги подкосились, и я рухнул на колено.

Последним усилием воли я попытался вынырнуть из этого состояния.

И не успел.

На меня обрушилась тьма…

Часть пятая
Эпидемия

Возвращение было резким и болезненным.

Моя рука утонула в луже на брусчатке. Моросил мелкий дождь. Откуда, черт возьми, дождь в прокаленном солнцем и давно не знавшем осадков городе?!

– Вам плохо? – чьи-то сильные руки помогли мне подняться.

– Спасибо, – поблагодарил я доброго самаритянина, пришедшего мне на помощь.

Это был высокий мужчина в старинном камзоле и карнавальной маске. Он настолько органично смотрелся, что меня рубанула идиотская идея – а не провалился ли я на три сотни лет в прошлое?

– Вам вызвать «скорую»? – озабоченно спросил человек. И я понял, что никуда не улетал. Время мое, родное.

– Не стоит, – покачал я головой.

– И наденьте биофильтр. Если не хотите пострадать на пятьсот евродолларов, – добрый самаритянин дружески хлопнул меня по плечу и исчез.

А я огляделся.

Я был на том же месте. В той же Венеции. На той же площади перед собором. На том же карнавале. Только вот откуда взялся дождь?

И было еще нечто, что сразу и покоробило, и встревожило меня.

Черт, голова как в тумане. Я сжал, что было силы, кулаки и закусил до крови губу. Помогло немножко. И я понял, что привлекло внимание. Маски. Нет, не карнавальные маски, которые стали обыденностью, как солнцезащитные очки в Египте. А легкие матерчатые противовирусные маски на лицах тех, кто не носил маски венецианские. Это что, такая странная новая мода Карнавала?

И еще резко бросалось в глаза, что на улице вдруг стало гораздо малолюднее.

Меня продолжало штормить, хотя уже возвращался контроль и над телом, и над разумом, и над эмоциями. Мне срочно требовалось где-то примоститься. И перевести дух. Попытаться разобраться в случившемся.

Я двинулся с площади Святого Иоанна. Вышел на какой-то канал. Передо мной замаячила вывеска бара «Люцерна». И я устремился туда.

– Без биофильтров вход запрещен, – объявила мне стройная темноволосая барменша.

Я автоматически, даже не осознавая, что делаю, полез в карман брюк и выудил откуда-то оказавшуюся там матерчатую маску. Нацепил на лицо заученным движением – моторика не нуждалась в помощи сознания.

В баре была всего парочка человек. Я приземлился на барном высоком стуле. Справа от меня работал телевизор, шли новости Джи-Ви-Эн.

– Обострение боевых действий на Донбассе. Правительственные войска Республики Украина нанесли артиллеристский удар по позициям сепаратистов. Наблюдатели ООН предпринимают все меры для разведения воюющих сторон.

Что за ересь? Донбасс же уже пять лет как Россия? Какие наблюдатели и сепаратисты?

Я обвел глазами небольшой и уютненький зал бара с обычными рядами фигурных бутылок на полках, ажурными железными столиками, черно-белыми фотографиями старой Венеции. И наткнулся глазами на пришпиленное к стене объявление: «В связи с угрозой КОВИД-32 законом расширены карантинные меры. Лица без биофильтров в заведении не обслуживаются. Спасибо за понимание и дисциплину».

Большое окно бара выходило прямо на канал. Там по мутной воде тяжело проплыл полицейский катер – массивный, темно-серый, с крупнокалиберным пулеметом на турели. И вдруг мне показалось, что вот сейчас этот пулемет развернется и даст по Карнавалу очередь.

Голова шла ходуном. Но она была уже не ватная и тупая, а вполне способная оценивать и думать. Что произошло? А произошло следующее. Я переместился! И это непреложный факт!

По опыту я уже знал, что самый болезненный момент при переходе – совмещение реальностей. В прошлый раз я прошел его на больничной койке, в окружении врачей, под сильными препаратами. Сейчас меня дико штормило, будто я тонул, не в силах схватить спасательный круг. Память уже трех миров, ощущения краха, погибели и какой-то первобытный ужас – все наслаивалось и пребывало в круговерти.

Я потребовал у барменши в маске коньяка. Самого лучшего.

Она поставила передо мной фигурный бокал для коньяка, донышко которого смочила несколькими каплями действительно отлично пахнущей волшебной влаги. И нарвалась на старую русскую армейскую питейную крылатую фразу, кое-как переведенную на итальянский язык:

– Лей смелее, красавица! Ты что, краев не видишь?

Она и налила до края, как просили. С изумлением смотрела, как я проглотил содержимое одним махом. Еще больше изумилась, когда я потребовал повторить.

С двух бокалов у меня возник оттенок опьянения. Правда, не слишком и сильный. Алкоголь меня сейчас практически не брал. Но мельтешение мира как-то утихло. М-да, коньяк все же лекарство от всех болезней, в том числе вызванных перепрыгиванием из одного мира в другой…

Где-то час понадобился, чтобы картина этой реальности хотя бы тенью прописалась в моем сознании. Все это время я дринькал рюмку за рюмкой. Коньяк по своему алкогольному прямому назначению действовал все так же слабо, но постепенно просветлял голову.

Интересно, что со мной произошло в той реальности? В той Венеции? Погиб я там, стрелой пронзенный? Убит молнией или схвачен дедом Кондратом? Или все же жив?

Хватит ломать голову. Теперь, здесь, это неважно. Важно, что перемещен фокус внимания. Откуда поднялись в моем сознании это понятие? А, мне это сказал в горном монастыре на Памире Настоятель. Он вообще знал гораздо больше, чем положено ему по статусу. И то, что он говорил, всегда било в точку и многое проясняло. Или еще больше запутывало…

Задергался в сумке на поясе телефон.

– Господин Берницкий, – раздался в трубке мелодичный женский голос.

Так, Анатолий Берницкий, гражданин РФ, по нынешним моим документам это я. И голос знаком – он принадлежал Иве.

– Я звоню вам в развитие нашего разговора о поиске и приобретении интересующего вас раритета, – продолжила она ровным равнодушным тоном.

– Что-то изменилось? – спросил я, ощущая, как все путается в голове, наслаиваются реальности, и с огромным трудом возникает целостная картина происходящего.

– Мы проработали вопрос. Думаю, мы имеем некоторое предложение, – продолжила Ива.

– Ну да, – рассеянно произнес я.

– Вы что, забыли? – в голосе Ивы появилась насмешка.

– Не забыл, – усмехнулся я, беря огромным усилием воли себя в руки.

– Возможно, завтра нам придется встретиться, чтобы обсудить детали. Они несколько выбиваются за пределы наших первоначальных договоренностей. Вы не против? – как мне показалось, с некоторым напряжением спросила Ива.

Еще бы я был против. Хотя неприятно кольнуло заявление по поводу деталей. Дьявол, как говорят, в них и кроется. Ну да ладно. Это все мелочи по сравнению с главным.

– Конечно, – стараясь, чтобы мои слова звучали уверенно, произнес я. – Мы будем…

Я махнул рукой Писателю, который развалился на мягком диванчике в углу бара в холле нашего гостеприимного отеля. Подошел. Приземлился рядом и спросил:

– Скучаешь?

– Тебя жду, – буркнул Писатель. – Ты куда-то сорвался, как ошпаренный. Я даже по доброте душевной начал беспокоиться за тебя.

– Трогательно, – я махнул рукой официанту и потребовал кофе.

Перед Писателем стояла огромная чашка с капучино – и где только такие берут в итальянских барах, где в ходу обычно наперстки. Мой спутник признает только большие чашки, и только кофе с молоком или сливками. Я этого совершенно не понимаю. Кофе должно быть именно кофе – черным и крепким. Вон, как мне принесли – на донышке крошечной чашечки пара капель, но горькие и концентрированные, так что дрожь пробирает.

Я начинал приходить в себя. Весьма приличное количество выпитого в баре спиртного, которое давно сбило бы с ног любого, куда-то выветрилось – наверное, в параллельный мир, откуда я прибыл. Опьянения не было вообще.

На стенах холла висели старые картины маслом с видами Венеции, гондол и с венецианцами в масках. Среди обычной современной мебели возвышался огромный старинный буфет, вросший в пол.

Отель в этой реальности был другой, назывался «Гранд Венеция», в нескольких кварталах от нашего прошлого «Кинг Люкса» – интересно, тот существует здесь? Это пристанище было чуть попросторнее, посовременнее и подороже.

Впрочем, в Венеции дешевых отелей не бывает. Да и вообще здесь все очень дорого – недвижимость, еда, транспорт. Практичные и скаредные венецианцы специально держат цены заоблачными, чтобы обдирать туристов и прочий заезжий люд, при этом, не особо радуя его вершинами сервиса и доброжелательным отношением. Мол, никуда не денетесь, все равно приедете к нам, потому что Венеция такая одна.

Дороговизна, влажность, болезненная среда и запущенная городская инфраструктура. Местные тоже страдают от этого комплекса проблем и в последние годы толпой валят отсюда в более комфортные и не такие обременительные для семейного бюджета места. В итоге за последние десятилетия население сократилось раза в два. Оставшиеся упрямцы страшно горды тем, что живут в этих хлябях. Правда, даже если все население снимется, и тогда найдется, кому топтать эти улочки и вгонять их глубже в воду. Миллионы туристов. Потому что город, стоящий на деревянных сваях из деревьев с Архангельска, и, правда, уникальный и какой-то потусторонний. Он будто завис между мирами. А, может, так и есть, и это одно из немногих мест, где возможен переход из одной реальности в другую? Который я и совершил.

– И чем ты тут развлекаешься? – спросил я.

– Да смотрю, как нашу Россию матушку в хвост и в гриву все чихвостят, – Писатель показал пальцем на телевизор.

Такая тут традиция – в отелях, кафе работают эти самые телевизоры и обязательно терзают людей новостями. Вот и сейчас можно было узнать, что на заседании кабинета министров Японии его глава объявил: «В настоящее время наши силы самообороны настолько могучи, что могут провести операцию по освобождению не только спорных островов, но и Южного Сахалина». С его слов, сокращение российской армии привело к тому, что на Дальнем Востоке у русских недостаточно сил сдерживания.

Как я ощутил, в этой реальности у России поменьше возможностей. Она не восстанавливала так бодро контроль над отторгнутыми в начале девяностых годов территориями. И не тратила столько средств на оборону.

– В российском правительстве данное заявление комментировать отказались, заявив, что не могут откликаться на все слухи. Вместе с тем вчера начались учения РВСН, с поражением целей на Камчатском полуострове, – мило сообщила дикторша.

– И правильно, – хлопнул ладонью по столу Писатель. – Пусть не забывают о русских ядерных ракетах. А то распетушились. Пусть помнят, что это они для самих себя центр мира. А для нас всего лишь цель. Япошки с их генетической памятью о Хиросиме должны понимать, что на них хватит пары термоядерных ракет, и противопоставить им нечего, кроме сомнительной защиты своего главного партнера и рабовладельца – США.

– Которые в настоящей мясорубке за них не подпишутся, – кивнул я, с наслаждением отпивая ядреный кофе.

– Побоятся прилива имени Сталина между Аляской и Мексикой, – Писатель отхлебнул капучино и продолжил воодушевленно: – Поэтому я всей душой люблю созданные товарищем Сталиным наши родные РВСН. Третий и пока последний наш союзник после армии и флота.

– Ты фанатичный патриот, – отметил я. – Весь мир в труху, да?

– Квасной, забыл добавить. А сам-то ты, Анатолий? Как ты относишься к средствам доставки света и добра заклятым врагам?

– Отношусь, – хмыкнул я.

Конечно, отношусь. Потому что я бывший офицер. Сколько лет отдано РВСН. Обычно, когда у нас начинались учения, это означало, что на политической арене страна решила поиграть мускулами. В одно из таких усилений и произошло все. Я старший тревожной группы. Вызов на место чрезвычайной и совершенно непонятной ситуации. Потом потеря памяти у меня и моих бойцов. И время от времени возвращающиеся картинки. Серебристый туман. Гладкая поверхность под ладонью – металлическая, но на ощупь как замшевая, теплая и совершено чужая. А потом комиссация. И «Фрактал». Переломный момент судьбы, елки-палки.

Я прикрыл глаза. Два мира наслаивались друг на друга в моей голове. Нужно было напрягаться, чтобы сконцентрироваться на каждом из них.

Радовало главное – новая реальность, хотя и сильно отличается в глобальных моментах от старой, но нашу ситуацию повторяет практически зеркально. Ищу я здесь те же самые листы Золотой библиотеки. И переговоры в Венеции по их поводу веду с Ивой. Вот только Золотой лист, на мое счастье, если верить ей, здесь в целости и сохранности.

– Тебе не звонила Ива? – спросил Писатель. – Куда-то запропастилась. Обычно она предельно педантична.

– Звонила, – сообщил я.

– И как? – заерзал Писатель. – Где наш боевой листок? Она уже везет его с запечатанном конверте за какие-то три десятка миллионов долларов?

– Пока нет, – пояснил я. – Но обещает.

– А тебе не кажется, что слишком много событий нанизано на эти Золотые листы? – Писатель отодвинул от себя опустевшую чашку и жестом потребовал повторить капучино. – Ну, так же не должно быть по теории вероятностей.

– Там, где наши Предметы, теория вероятности не работает, – объявил я.

– Просвети меня, дремучего, как может не работать теория вероятности, – усмехнулся Писатель. – И вообще, неплохо бы мне хоть в общих чертах понять, на какие дела я с тобой подписался.

– Не поверишь, но я сам почти ничего не знаю. А что знаю, то сейчас сказать не могу. Но обещаю, что ближе к финишу порадую тебя хоть и немногим, но тебе хватит, чтобы изменить отношение к Вселенной, – я улыбнулся многообещающе.

– Ну, спасибо… Пошли, что ли, взглянем на парад масок, – Писатель посмотрел на часы. – Через полчаса начинается.

– А, пошли, – с готовностью согласился я.

– Только поднимусь в номер и принесу нам карнавальные маски. Купил их вон в том ларьке напротив, – кивнул Писатель в окно, в котором виднелся через площадь пафосный магазин венецианских масок.

Он поднялся к себе в номер и спустился с целлофановым пакетом. Вынул оттуда и преподнес мне маску. Это был демон, и две части его лица были разными – красная и синяя. Ну, прям, в масть. Символ раздвоения миров и сознаний.

Опять площадь Сан Марко. Здесь тоже разыгрывался конкурс масок и костюмов. Был он гораздо менее многолюдным. Карантин все же. И гораздо менее таинственным. Просто конкурс на Карнавале. С летящим ангелом. Забавный. Искрящийся. Но не пугающий…